Научная статья на тему 'Отражение исторической памяти в национально-поэтическом сознании лезгин 1960-1980-х годов'

Отражение исторической памяти в национально-поэтическом сознании лезгин 1960-1980-х годов Текст научной статьи по специальности «Прочие социальные науки»

CC BY
173
30
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ / КОЛЛЕКТИВНОЕ СОЗНАНИЕ / ЛЕЗГИНСКИЙ НАРОД / НАЦИОНАЛЬНОЕ ПОЭТИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ / СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ

Аннотация научной статьи по прочим социальным наукам, автор научной работы — Бедирханов Сейфеддин Анвер Оглы

Прослеживается социокультурный процесс 1960-1980-х годов, определивший ценностно-смысловую иерархию лезгинского национального поэтического бытия. Одним из структурных доминант этой иерархии становится смысл исторического прошлого, актуальность которого удерживала достоверность субъективности творческого сознания.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по прочим социальным наукам , автор научной работы — Бедирханов Сейфеддин Анвер Оглы

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Отражение исторической памяти в национально-поэтическом сознании лезгин 1960-1980-х годов»

Terra Humana

УДК 894.612.8-1 ББК 83.3

Сейфеддин Анвер оглы Бедирханов

отражение исторической памяти в НАЦИОНАЛЬНОПОЭТИЧЕСКОМ СОЗНАНии ЛЕЗГиН 1960-1980-Х ГОДОВ

Прослеживается социокультурный процесс 1960-1980-х годов, определивший ценностносмысловую иерархию лезгинского национального поэтического бытия. Одним из структурных доминант этой иерархии становится смысл исторического прошлого, актуальность которого удерживала достоверность субъективности творческого сознания.

Ключевые слова:

историческая память, коллективное сознание, лезгинский народ, национальное поэтическое сознание, социокультурный аспект.

Историческая память является отражением многовекового культурно-исторического опыта народа, удерживающего актуальность его этнической идентичности. Активность его ритмических установок определяет пограничные состояния творческого сознания, переживающего трансформацию собственных структурных смыслов, что и обеспечивает тотальное присутствие доминантных смыслов исторической памяти в творческом процессе. Исходя из этого, целью нашей статьи является определение условий обращения поэтического сознания лезгин 1960-1980-х годов к историческому прош лому народа.

Революция 1917 года, а затем и Гражданская война, показали внутреннюю мобильность большевистской партии. Эффективность ее политики требовала установления диктатуры коммунистической идеологии, в результате должна была решаться гигантская задача, связанная с реконструкцией всего народного хозяйства страны. А это требовало огромной энергии, которую и обеспечила в 1920-х годах революционная эйфория. Эта эйфория сняла проблему социального расслоения поколения революции, потому революционная эйфория и оптимизм смогли мобилизовать мощь общественного сознания, существенность которого открывала перспективу становления индивида как родового человека (Л.А. Булавка). В этом становлении реализовалась его творчески-преобразующая деятельность, которая и определялась взрывообразным характером «развертывания творческой энергии общественного субъекта, обусловленным его мощными преобразовательными интенциями» [1, с. 38].

Преобразующая деятельность активизировала в общественном субъекте чувство сопричастности к созиданию нового мира, которое обнаружило его равнодушие к бытийным смыслам соб-

ственной данности. Однако следует отметить, что именно в этом равнодушии генерировалась сила, которая и осуществила большевистский сценарий после революционного развития. Дело в том, что освободившись от тяжести собственной индивидуально-бытийной определенности, сознание творческого субъекта загружается чувством включенности в общественный ритм созидания нового мира и вследствие этого вырабатывает энергию, которая активизирует его природу, выдающую суть коллективного сознания. Только коллективное сознание могло воспроизводить силу, способную осуществить реконструкцию базисных устоев государства, что и высветило потребность в структурировании методологической базы, основанной на принципе коллективной солидарности не только в социально-экономической политике, но и в сфере искусства.

В канонизации смысловых установок коллективизма осуществлялась еще одна задача: коллективное сознание, отвернувшееся от бытийных проблем индивида, могло рефлексировать идеологические смыслы руководящей партии, вследствие, чего оно допустило над собой - в качестве абсолюта - диктат коммунистической идеологии. Однако логика коллективного мышления, легшая в основу советской государственности, имела достоверность своего исторического существования только в становлении, потому коллективное сознание могло аккумулировать созидательную энергию до тех пор, пока социалистическая государственная идеология переживала напряженность становления собственной внутренней целостности.

Вступление страны в период так называемого развитого социализма обнаруживает постепенное угасание коллективной энергии, которое было связано со

все расширяющейся трещиной в системе социального распределения и растущим давлением государственно-бюрократического аппарата. И не только.

Как известно, мировой культурный процесс был сопряжен с чередованием нескольких глобальных метафизических систем, наиболее значимыми из которых были космоцентрическая, те-оцентрическая и антропоцентрическая конструкции духовно-творческой мысли. «Ясно, - пишет Я.А. Слинин в своей вступительной статье “От космоцентризма и теоцентризма - к антропоцентризму”, предваряющей монографический труд К.А. Сергеева “Ренессансные основания антропоцентризма” - что Природа, Бог и Человек представляют собой основные реалии средиземноморской культуры во все времена ее существования. Ясно также, что упомянутые реалии являются основными и для китайской, и для индусской культуры, равно как и для культур всех остальных народов планеты» [5, с. 5]. А коммунизм как альтернативный глобальный проект, основанный на идее всеобщего равенства, был запущен в России в качестве эксперимента, потому необходимость его не была подтверждена логикой исторического развития. В агрессивности навязывания своих смысловых установок коммунизм опирался на внутреннюю потенцию коллективного духа, активность которого выдавала суть переходных моментов истории. Окончательное же установление диктатуры коммунизма в качестве идеологической доминанты сняло напряженность коллективного сознания, в результате начинают высвечиваться системные сбои государственного устройства.

Об этом свидетельствует и сопряженность поэтического процесса 19601980-х гг. с действенностью мотивационных программ, обеспечивающих условия ухода сознания от системных проблем социокультурной реальности. Открытость этих условий была обусловлена целесообразностью производства универсальных (идеальных) смысловых конструктов, удерживающих интенциональные структуры сознания в пределах ритмических циклов настоящего, но уже ставшего равнодушным к системным сбоям государственного устройства.

В неопределенности внесистемных парадигм реализации собственной субъективности творческая мысль, уходя от бытийных ценностей, обращается к историческому прошлому, к его героическим

страницам. Тем самым удостоверяется необходимость в рефлексии исторического прошлого, осуществление которой и удерживает субъективность творческого сознания в пределах господствующей идеологии.

Таким образом, реконструкция содержательных характеристик исторической памяти в 70-80-х годах обеспечивается возросшим уровнем творческой рефлексии, в действенности которой редуцируются структурные ритмы исторического времени, вследствие чего происходит унификация ритмических механизмов исторического и настоящего. В отражении этого процесса конструируется поэтическая реальность, пространственно-временная организация которой была обусловлена высвечивающем условия «укрытия» от действительности единым ритмом, в значимости которого определялась художественная тенденция, получившая в советской литературе название «тихой лирики».

Возникшая на литературной сцене во второй половине 1960-х гг. как результат кризиса «оттепели», который становится очевидным после 1964 г., «тихая лирика» характеризовалась ориентацией на определенную систему нравственных и эстетических координат.

«Публицистичности “шестидесятников” они («тихие лирики» - С.Б.), - пишут авторы “Современный русской литературы”, - противопоставили элегичность, мечтам о социальном обновлении - идею возвращения к истокам народной культуры, нравственно-религиозного, а не социально-политического обновления, традиции Маяковского они предпочли традицию Есенина; образам прогресса, научно-технической революции, новизны и западничества “тихие лирики” противопоставили традиционную эмблематику Руси, легендарные и былинные образы, церковные христианские атрибуты и т.п.; экспериментам в области поэтики, эффектным риторическим жестам они предпочли подчеркнуто “простой” и традиционный стих. Такой поворот сам по себе свидетельствовал о глубоком разочаровании в надеждах, пробужденных “оттепелью”. Вместе с тем, идеалы и эмоциональный строй “тихой лирики” были гораздо более комфортны по отношению к надвигающемуся “застою”, чем “революционный романтизм” “шестидесятников”. Во-первых, в “тихой лирике” социальные конфликты как бы интровертировались, лишаясь политической остроты и публицистической запальчивости. Во-вторых, общий пафос

Общество

Terra Humana

консерватизма, т.е. сохранения и возрождения, более соответствовал “застою”, чем шестидесятнические мечты об обновлении, о революции духа» [3].

Поскольку формировавшая эстетическую основу «тихой лирики» художественная тенденция была обусловлена системными проблемами социокультурного развития 70-х гг., то вовлеченность в траекторию этого развития национального творческого сознания определила присутствие в лезгинской поэзии структурных компонентов ценностной основы «тихой лирики».

Включение исторического события в поэтическую конструкцию как одну из ее структурных доминант делает необходимым унификацию процессных характеристик исторического и настоящего, что возможно в измерениях единого времени. Присутствие в настоящем содержательных характеристик прошлого, исторического делает временные измерения настоящего неустойчивыми. В результате снимается смысл присутствия лирического Я, в определенности пространственно-временной структуры которого удостоверяется устойчивость темпоральных структур настоящего. Однако неустойчивость интенциональ-ных процессов настоящего устраняется обращенностью к исторической судьбе целого народа, который равнодушен к индивидуальной определенности собственного внутреннего бытия. В этом плане интерес представляет поэтическая конструкция произведения известного лезгинского поэта А. Саидова «Три героя».

В основе сюжетного определения стихотворения лежит лезгинская легенда, содержание которой, однако, не локализовано историческим временем. Из событийной основы легенды выпадает безразличный к темпоральному смыслу конкретной эпохи момент, удерживающий актуальность смысловых парадигм всего исторического процесса. В существенности этого момента высвечивается суть народа, удостоверяющего устойчивость (вневременность) таких качеств как мужество, преданность.

Стихотворение начинается с местоимения «мой», которое вносит в его событийную основу эмоциональную окраску, делающую понятие «народ» ценностно-содержательным («мой народ», «мои горы»).

Поскольку местоимение «мои» удерживает актуальность настоящего времени, то образная структура гор обусловлена содержанием «теперь», в смысловые характеристики которого интегрируются импульсивные ритмы исторического вре-

мени легенды: Чтобы покорять вершину гор, / Пришли сегодня герои* [4, с. 16].

Дальнейшее развитие сюжетной основы произведения происходит в бесконечно длящемся настоящем времени, в содержательных пределах которого устанавливается последовательность событийных линий, удерживающих смысл актуальности поступков героев. «Зримость» этих линий построена по хронологическому принципу, отбрасывающему каждое предыдущее событие за пределы настоящего, вследствие чего исчезает видимость этого события. Таким образом, конструированное на основе легенды поэтическое пространство произведения приобретает единую внутренне ритмическую организацию, подчиненную процессным установкам бесконечно для настоящего времени.

Первый герой поднимается на вершину гор, покоряет ее. Сам процесс покорения выпадает из поэтической конструкции. Дальнейшее развитие сюжетной основы стихотворения связано с присутствием в его событийном поле широких народных масс. Смысловым обоснованием этого присутствия является эмоциональная реакция сельчан на поступки героев, каждый из которых олицетворяет суть народа как духовно оформленной общности отдельных индивидов. Вот как реагировали сельчане на покорение первым героем вершины гор: Семь барабанов, семь зурн! - / Какое было веселье? /Лезгинку танцует народ, / Валясь с ног.

Однако народное гуляние продолжается недолго. Его прерывает также поступок героя, но уже имеющий противоположное ценностное основание.

Все три героя покорили вершину горы, но спускаться с нее испугались. Никакие уговоры не смогли заставить героев преодолеть страх. Сельчане собрали деньги, драгоценности, предложили руки самых красивых девушек, но герои не спустились с горы.

Чувство страха в качестве структурного элемента усиливает эмоциональную напряженность поэтической конструкции. Снятие этой напряженности делает целесообразным введение в конструкцию этически обусловленного содержательного момента, невосприимчивого чувству страха. Таким моментом становится чувство преданности Родине. Именно в существенности этого чувства унифицируются энергетические ритмы сознания, уже дошедшего до идеи непрерывности исторического движения, удостоверяющего акту-

* Здесь и далее подстрочные переводы принадлежат автору статьи.

альность времени легенды. Уплотненное содержащим смысл преданности Родине действием это время включается в исторический процесс, тем самым удерживает напряженность его нравственных парадигм. Потому легенду о преданных Родине героях не постигает забвение.

История лезгинского народа отражена и в стихотворении А. Саидова, начинающем со слов «Когда народ считает века». Объективность исторического смысла удостоверяется в рефлексии сознания, потому композиционная конструкция произведения не содержит событийности. Актуальность исторического содержания высвечивает существенность смысла его протяженности, основанного на действенности смены временных пластов. Именно в пределах сущностных характеристик исторической протяженности создается пространство дуальной оппозиции («прошлое-настоящее»), содержательная уплотненность которого проявляет активность рефлексивных интенций сознания.

Историческое прошлое лезгинского народа «опредмечено» в воспоминании, которое держит активность духовной энергии субъектного начала. Поскольку объективность этого начала высвечивает суть народа, то воспоминание содержит знаковые смыслы, расшифровка которых выдает прошлое как сплошной негатив: Горем пронизана, люди, ваша история, / Войны, засухи приводили к голоду. / Виселицы, которые омрачают лик мира, / Пожары, наводнения - сеющие смерть [4, с. 25].

Настоящее («теперь») олицетворяет качественно новую жизнь народа, отражающую системные характеристики власти Советов: Есть у тебя новый аршин, измеряющий века.

«Новый аршин» ограждает настоящее от прошлого, потому настоящее содержит суть сознания, обремененного смыслом идеологической целесообразности «уходить» от всяких сомнений в исторической обусловленности социалистических завоеваний. Однако в тотальности этого смысла уже не содержится характерного для

Список литературы:

творческой мысли 1920-1950-х гг. коллективного настроя. Его актуальность обусловлена возросшим уровнем творческой рефлексии, вернее потребностью «нейтрализации» этой рефлексии, что и объясняет равнодушие сознания к сиюминутно текущему ритму общественной жизни. Поэтому творческая рефлексия растрачивается на эстетизацию ценностно значимых фактов настоящего, которое содержит эмоциональный настрой, удерживающий суть Я в системных параметрах социокультурной целостности.

Анализ произведений лезгинского поэта А. Саидова проявляет обостренное чувство исторического прошлого народа. Историческое прошлое могло стать предметом творческой рефлексии только познавшего идеи всеобщности сознания. Существенность этой идеи открывает для сознания условия ухода от индивидуальной определенности, в результате вырабатываются импульсивные механизмы, доводящие до сознания смысл целесообразности выхода в запредельные сферы бытия. Но идеологическая определенность его структурных доминант ограничивала свободу творческой мысли, в тотальности которой она и может достичь запредельного состояния. Поэтому творческое сознание уходит в историю, в ритмических циклах которой удостоверяется его субъективность.

Таким образом, актуальность смысловых конструктов исторической памяти в лезгинском поэтическом творчестве 19601980-х годов была вызвана системной определенностью (в качестве «служанки» идеологии) сущностных характеристик творческого сознания. В этой определенности были заданы грани его свободы, ограниченность которых исключала возможности полного развертывания его интенциональных структур. Для преодоления этой ограниченности творческое сознание обращается к смыслам исторической памяти, являющейся своеобразным пантеоном национальной идентичности, содержащим знание о судьбоносных событиях [2] исторического прошлого народа.

[1] Булавка Л.А. Ренессанс и Советская культура // Вопросы философии. - 2006, № 12. - С. 35-50.

[2] Иконникова С.Н. Историческая память как духовный ресурс цивилизации. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www.lihachev.ru/chten/

[3] Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература - 1950-1990-е годы. Т. 2. - Интернет ресурс. Режим доступа: http://royallib.ru/book

[4] Саидов А. Двенадцатая книга. Стихи, баллады (на лезгинском яз.). - Махачкала: Дагкнигоиздат, 1975. - 136 с.

[5] Слинин Я.А. От космоцентризма и теоцентризма - к антропоцентризму. // Сергеев К.А. Ренессансные основания антропоцентризма. - М.: Наука, 2007. - 592 с.

Общество

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.