CC BY
60
УДК 008 ИВУШКИНА Е.Б.
ОТНОШЕНИЯ НАУКИ И МИФА В ЭПОХУ ПОСТМОДЕРНА
Ивушкина Елена Бориславовна - доцент КГУ
Аннотация: в статье рассматривается взаимосвязь и зависимость мира науки и мифа в эпоху постмодерна. Наука - это рационально организованное знание, источником которого является не богооткровение, а показания органов чувств, телесность которых напрямую связана с телесностью самого мира. Источник живучести всякой мифологии - опора на врожденные механизмы предсознания, действие которых «не отменяется» современной культурой, которые всегда готовы актуализироваться, которые не могут быть устранены, а могут быть лишь подвергнуты осмыслению и критике со стороны Разума. В отличие от архетипов «коллективного бессознательного», наука -очень молодое новообразование человеческого духа, а механизмы, которые приобретаются путем опыта и упражнения, разрушаются и деформируются гораздо легче, чем наследуемые.
Ключевые слова: миф, наука, разум, картина мира.
Отношения мифа с наукой в XX и уже в XXI в. строятся в направлении либо их «согласования» и «гармонизации», либо, наоборот, в направлении резкого противопоставления и отчуждения друг от друга.
В XX и нынешнем веке спор мифа и науки выступает главным образом как спор религии и науки. Наука - это рационально организованное знание, источником которого является не богооткровение, а показания органов чувств, телесность которых напрямую связана с телесностью самого мира. Но вот способна ли наука из простой суммы знаний превращаться в доминироующий элемент культуры - это зависит от наличия благоприятных (или неблагоприятных) социальноисторических условий.
Важно, в какой картине мира люди живут фактически. А эта картина мира определена наукой и овладевает людьми через школу, прессу, радио, кино и вообще через технику.
Отношения мифа с наукой в ХХ в. и уже в XXI в. строятся в направлении либо их «согласования» и «гармонизации», либо, наоборот, в направлении резкого противопоставления и отчуждения друг от друга. В ХХ и нынешнем веке спор мифа и науки выступает главным образом как спор религии и науки.
Само богообщение - утверждаемое в любой религии - есть мифическая ситуация. Миф предполагает некоторое трансцендирование: выход человека из себя в область Божественного. Наука как автономная область человеческого духа также предполагает трансцендирование, которое прямо противоположно трансцендированию в религиозном мифе. Наука - не просто знание о вненаходимой реальности, существующей вне и независимо от нашего сознания. Наука -это рационально организованное знание, источником которого является не богооткровение, а показания органов чувств, телесность которых напрямую связана с телесностью самого мира. Но вот способна ли наука из простойсуммы знаний превращаться в доминирующий элемент культуры
- это зависит от наличия благоприятных (или неблагоприятных) социально-исторических условий.
Источник живучести всякой мифологии - опора на врожденные механизмы предсознания, действие которых «не отменяется» современной культурой, которые всегда готовы актуализироваться, которые не могут быть устранены, а могут быть лишь подвергнуты осмыслению и критике со стороны Разума. В отличие от архетипов «коллективного бессознательного», наука -очень молодое новообразование человеческого духа, а механизмы, которые приобретаются путем опыта и упражнения, разрушаются и деформируются гораздо легче, чем наследуемые.
Солидарность с конфессиональной группой может быть присуща не только простым людям, но и ученым. Показательным примером в этом отношении может служить позиция одного из крупнейших физиков ХХ в. Макса Планка, который в докладе «Религия и естествознание» (май, 1937) утверждал, что именно наивная, ни в чем непоколебимая вера, которую религия дарит своим приверженцам, дает наиболее мощные стимулы к творчеству. Естествознание, - писал М. Планк, -нужно человеку для познания, религия - для того, чтобы действовать. «Божество, к которому
религиозный человек пытается приблизиться при помощи религиозных символов, равноценно, по существу, той проявляющейся в законах природы силе, о которой исследователь в определенной мере получает представление с помощью своих органов чувств» [1, с.35].
Этот пример показывает, что стремление отдать себя под защиту Высшего Авторитета может быть присуще и высокообразованным людям. Очевидно, такая тяга к тому, чтобы иметь в Ком-то (в вожде, харизматическом лидере, Высшем Существе) заступника, связана с личностными характеристиками человека: то ли с личным неумением в одиночку противостоять жизненным невзгодам и социальным неурядицам и потрясениям, то ли с неумением критично отнестись к внушенному с детства мировосприятию.
Следует подчеркнуть, что прошли те времена, когда Церковь преследовала ученых за непочтение к узаконенным толкованиям Библии и, по существу, ставила ученого на одну доску с христианиномеретиком. Как мы помним, в XIX в. материалистическую науку Церковь трактовала как «чудовищное воплощение разрушительных сил по отношению к религии» [2]. Неприятием науки длительный период отличалась позиция Русской Православной Церкви (РПЦ). Еще в 1959 г. в «Журнале московской патриархии» можно было прочитать: «Чем глубже проникает разум человека с помощью научных методов в окружающий мир явлений природы, тем яснее становится бессилие науки в толковании сущности явлений и процессов, которые происходят в окружающем мире» [3, с. 37].
Однако со второй половины ХХ в. Христианская Церковь пытается дистанцироваться от вчерашнего обскурантизма и отсталости. Религиозные идеологи вынуждены признать, что наука стала своеобразным эпицентром современной культуры Запада, что благодаря развитию средств массовой коммуникации и информации научные знания оказывают огромное воздействие на мировоззрение широких масс населения. Христианская Церковь вынуждена считаться с тем обстоятельством, что система «наука - техника - производство» резко увеличила познавательный и производственный потенциал человека и общества. Многие ценности и блага, которых человек когда-то ожидал от высших сил, ныне он приобретает своей собственной инициативой и своими силами. В этой ситуации напрашивается вопрос: почему человек, создающий все материальные и духовные блага, должен признать, что всем этим он обязан не себе самому, а богу?
Эти настроения наиболее отчетливо выразил ведущий представитель диалектической теологии Рудольф Бультман. Как указывает протестантский теолог, нельзя пользоваться электрическим светом и радио, прибегать в случае болезни к современным лекарственным и клиническим средствам и в то же время верить в новозаветный мир духов и чудес. Тот, кто полагает это возможным для себя лично, должен уяснить: объявляя это позицией христианской веры, он делает христианское провозвестие в современном мире непонятным и невозможным. Важно не то, какие причуды и спекуляции будоражат неустойчивые умы и не то, насколько широко распространены идеологически оформленные антинаучные теории. Важно, в какой картине мира люди живут фактически. А это картина мира определена наукой и овладевает людьми через школу, прессу, радио, кино и вообще через технику.
Во второй половине ХХ в. явный поворот в оценке достижений науки отличает католическую Церковь. В полной мере он проявился на II Ватиканском соборе (1962-1965). Папа Павел VI мог позволить себе следующее заявление: «Если под словами «автономность земных ценностей» мы подразумеваем, что все тварное, а в том числе и общество, имеет свои законы и свои ценности, который человек должен применять, познавать и направлять, то требовать такой автономности совершенно законно: это не только требуется людьми нашего века, но и соответствует воле творца». На консервативных позициях продолжает оставаться лишь русская православная церковь (РПЦ).
Вместе с тем кризисное состояние сознания в эпоху научно-технических переворотов позволяет высветить негативные стороны своекорыстно направленного и своекорыстно организованного научно-технического прогресса. Эта «разоблачительная» сторона с особой силой представлена в экзистенциальной философии Ортеги-и-Гассета. Человек, который создает научную картину мира, одновременно «растерян и очарован». Растерян в силу безопорности своего бытия, очарован открывающими возможностями пересоздания мира по своему разумению и волению. Начало «человека Нового времени» - ХХ в., эпоха Возрождения, когда, - пишет Ортега-и-Гассет, - «человек разуверился в церкви, оторвался от Бога и остался наедине с вещами. Но он верит в себя, он весь в предчувствии, что внутри себя отыщет новое оружие победы над внешним миром, новый разум, новую науку...» [4, с. 29].
Но сциентистские иллюзии и упования на науку, которая должна обеспечить счастье всем людям, не оправдались. Крах сциентистских и1080 иллюзий - характерная черта второй половины ХХ в. Научно-технический прогресс, подчиненный целям безудержной погони за прибылью, обернулся своей негативной стороной. Соответственно научно-технический прогресс стал оцениваться как сила, противостоящая и враждебная человеку, чуждая ему и от него не зависящая, разрушающая в человеке все человеческое. В условиях общесоциального исторического кризиса на науку стала возлагаться ответственность за то, что она привела к торжеству духа позитивизма, который рассматривает все человеческое в терминах обособления и расчета, технического использования, вызывает отчуждение человека от природы и утрату в нем всего подлинно человеческого.
Именно на такой исторической основе стала возможна реанимация религии как альтернативы односторонности сциентизма и антисциентизма. Вера в то, что сами по себе наука и техника ведут к миру, свободе и гуманности, утратила кредит доверия. Рост недоверия к научнотехническому прогрессу породил убеждение, что наука не способна дать человеку подлинно духовные ценности и толкает его на путь ложных поисков. В этих условиях обращение к Богу изображается как единственное и универсальное средство решения всех проблем. Вновь утверждение христианских ценностей строится на принижении познавательных возможностей науки и извращении ее социальной роли.
В категорической форме утверждается, что наука неспособна быть источником нравственности. Соответственно в современном мире разрастается сеть религиозных институтов, замешанных на христианской идеологии и отрицающих за наукой способность решать фундаментальные проблемы человеческого бытия. Теологи разных конфессий утверждают, что человеческое в этом мире не может уже исходить от самого человека. Оно должно быть признано божественным чудом, оно возможно только в том случае, если над человеком есть Бог, к которому ведут совсем не те пути, по каким идет в поисках истины человек, ориентирующийся на науку.
Речь идет о том, чтобы развести пути науки и религии, для того чтобы доказать их взаимодополнительность и незаменимость как той, так и другой ипостасей человеческого духа. Ведется скрупулезный счет отрицательным последствиям научно-технического прогресса, чтобы предъявить его в качестве обвинения человеку, возомнившему себя творцом. В соответствии с теологической концептуализацией выдвигается требование, чтобы человек видел во всех вещах некие символы, указания на духовную и экзистенциальную действительность - всем руководящий Дух, без которого действительность понята быть не может. Если человек руководствуется объективирующей парадигмой естествознания, он становится слеп в отношении подлинной человечности, неспособным к пониманию символического вообще и прежде всего - смысла и безусловной необходимости религии.
В условиях всеобщего кризиса будущее покрылось мраком. Поэтому настоящее растеряно и обескуражено, многие люди страдают болезнью потери цели существования. Неудовлетворительность сциентистской парадигмы для разрешения экзистенциальных противоречий современного человека позволила Л.А. Марковой сделать такой экстравагантный вывод: «Религия может лежать в основе мировосприятия ученого в периоды спокойного (?) развития науки, обеспечивая ему уверенность в упорядоченности мира природы, в возможности ее познания». Именно религия «позволяет ученому верить в незыблемость начал» [5, с.6].
Очень отчетливо та же мысль прозвучала у президента РАН Ю.М. Осипова. Предостерегая от иллюзий сциентизма, Ю.М. Осипов заявляет, что нужно «... видеть не только великую значимость науки в познании и переделывании мира, но и великую ограниченность науки, ее исходную самоущербность», нужно «не забывать, что наука без философии и религии ... вообще пуста» [6, с. 233].
Сразу же отметим, что христианские теологи самых различных конфессий стремятся подвести теоретическое (скорее, идеологическое) основание под концепцию «взаимосогласования» науки и религии. Один из главных аргументов в пользу «согласованности» науки и религии был сформулирован еще в эпоху Возрождения. Союз науки и религии рассматривался как закономерное следствие галилеевского тезиса о «двух божественных книгах»
- Библии, написанной языком откровений, и Природы, написанной языком математики.
Одна из причин совмещения науки ХХ в. с современным мифотворчеством в культуре связана с тем, что с развитием индустриально-городской культуры и техногенных цивилизаций, с «широким распространением научных знаний, научной картины мира комплекс «народных знаний» не исчезает полностью, а трансформируется, приспосабливаясь к новым условиям» [7, с.
51]. Рядом с наукой постоянно кристаллизуется пласт околонаучных, псевдонаучных знаний и верований, фобий и надежд. Для такого «фольклорного» сознания характерны бессмысленные, расплывчатые и многословные языковые выражения. Особенно хорошо это заметно на учащающихся попытках псевдонаучными аргументами доказать бытие Бога. Таково, к примеру, мифотворчество директора Научного центра физического вакуума при Международном институте теоретической и прикладной физики Российской академии естественных наук Геннадия Шипова. Подменяя физическую интерпретацию вакуума фольклорными представлениями, наш физик утверждает, что материю действительно рождает пустота и действительно с помощью Слова: точнее - информации.
Мифогенная ситуация разворачивается вокруг псевдооткрытия так называемых «торсионных», «спинарных», «микролептонных» полей таким деятелем от науки, как А.Е. Акимов. Но вот академик В. Гинзбург утверждает: «Никто эти поля так и не смог обнаружить» [7, с. 31]. Современному мифотворчеству присуще стремление либо сгладить несоответствие креационистских выводов данным и положениям науки, подделаться под них, либо полностью разорвать с наукой.
На примере А.Е. Акимова мы видим, как адепты паранауки используют несостоятельную методику исследования и несостоятельную методику эксперимента. Для паранауки вообще характерна апелляция к практически невоспроизводимым экспериментам. Пример же Г. Шипова свидетельствует,
что, поддавшись экспансии иррационализма, ученый допускает неточности фактические и логические. И в случае паранауки и в случае лженауки теоретические построения, претендующие на мировоззренческую новизну, не выдерживают соприкосновения с системой опыта, не стыкуются с действительностью, паразитируют на реальных достижениях науки.
Однако увлечение псевдонаучным мифотворчеством отнюдь небезобидно. Как подчеркнул председатель комиссии при Президиуме РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований, академик Э.П. Кругляков, лженаука становится опасной как для науки, так и для общества. А вот приложение «Известия: наука» (25.01.02) параллельно публикует интервью П. Гайденко «Наука и религия должны избегать друг друга» и статью А.Силина «Наука должна признать религию». Вот так - в ультимативной форме предъявляется директива всему научному сообществу! Тем самым науке предписывается идеологическая ангажированность, мифологизация ее достижений и выводов.
О методологии серьезного научного исследования очень хорошо сказали академики Е.Б. Александров и В.Л. Гинзбург: «Тут надо сказать без обиняков: в точных науках неограниченной свободы мнений нет, потому что законы природы объективны и не зависят от вкусов служителей науки. Мнения могут существовать только на стадии обсуждения гипотезы. Подтвержденная гипотеза становится истиной и существенного различия мнений не допускает» [9, с. 20].
Почему же тогда представители точных наук, не говоря уже о гуманитариях, уступают натиску ненаучных и антинаучных представлений? Развернутый ответ на этот вопрос предлагает И.М. Крылов в статье «Почему и как следует бороться с лженаукой» [10]. Автор отмечает, что именно те ученые, которые не освоили основных принципов научной методологии, выступают в качестве идейных вдохновителей всевозможных лженаук. Для ученых, не твердых в решении мировоззренческих вопросов, недоступной оказывается та грань, которая отделяет науку от лженауки. Такие ученые видят лишь слабость научного аппарата, его недостаточность для решения встающих перед ними задач, неспособность средств, разработанных для решения задач вчерашнего дня, дать адекватное объяснение вновь открывающимся фактам. И.М. Крылов считает, что питательной почвой для продуцирования различных лженаучных концепций является слабость философской науки, философской формы познания мира. Недоверие к принципам научного материализма, его развенчание как философского учения создало такую ситуацию, когда решением философских проблем заняты все кто угодно, кроме самих философов. Автор статьи выражает сожаление, что к советам вдумчивых и серьезных философов на деле не прислушивается почти никто. Между тем для каждого объекта научного и в том числе философского познания существуют свои инструменты, методы и язык. Поскольку глубокие философские вопросы остаются без вразумительного и доступного всем ответа, возникает антагонизм между малообразованными инициативниками и профессионалами от науки. Непрофессионалы стремятся ответить на всеобщие вопросы в нарушение логики и общепринятых объяснительных процедур. В свете неприемлемости авторитарных методов в деле освоения Большой науки должна быть осмыслена назойливость авторов различных теорий «всего и вся».
Литература
1. Планк Макс. Религия и естествознание // Вопросы философии. 1990. № 8.
2. См.: Протоиерей Иоанн Петропавловский. В защиту христианской веры против неверия. М., 1897.
3. Журнал московской патриархии. 1959. № 6.
4. Ортега-и-Гассет Х. Человек в XV веке // Человек. 1992. №3.
5. Маркова Л.А. Наука и религия. Проблемы границы. СПб., 2000.
6. Осипов Ю.М. Экономическая цивилизация: триумф и эсхатологический кризис // Очерки философии хозяйства. М., 2000.
7. Найдыш В.М. Мифотворчество и фольклорное сознание // Вопросы философии. 1994. № 2.
8. См.: Кругляков Э. Почему опасна антинаука? // Здравый смысл. 2001/2002. № 1 (22); Он же. «Ученые» с большой дороги. М., 2001; Александров Е.Б., Гинзбург В.Л. О лженауке и ее пропагандистах // Вестник РАН. 1999. № 3; Гинзбург В. Религия и наука, разум и вера // Наука и жизнь. 2000. № 7; Шевелев Г. Физики из Шейпинг-центра // Здравый смысл. 2001. № 20; Капица С. Наука в общественном сознании и антинаука // Здравый смысл. 2001. № 21; Абелев Г. Об истоках псевдонауки // Здравый смысл. 2001/2002. № 22; Файнберг Е. В защиту науки // Здравый смысл. 2002. № 23.
9. Александров Е.Б., Гинзбург В.Л. О лженауке и ее пропагандистах // Вестник РАН. 1999. Т. 69. № 3.
10. file: ///AVatin.htm.
