Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
А.В. Переверзев
Отношение Ветхого Завета к браку и девству
Опубликовано:
Христианское чтение. 1903. № 11. С. 587-598.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Отношеніе Ветхаго Завѣта къ браку и дѣвству.
„Есть-ли какой великій народъ, у котораго были-бы такія справедливыя постановленія и законы, какъ весь законъ сей, который я предлагаю вамъ“ (Втор. IV, 7).
— (Я),—говоритъ Господь Богъ,—попустилъ имъ учрежденія недобрыя и постановленія, отъ которыхъ они не могли быть живы (Іез. XX, 25).
ТѴ*ОГДА къ Спасителю приступили фарисеи съ вопросомъ Т|Т о разводѣ, Онъ сказалъ имъ въ отвѣтъ: «не читали-ли вы, что Сотворившій въ началѣ мужчину и женщину I сотворилъ ихъ'?..» и потомъ о разводѣ: «а сначала не I было такъ» (Mo. XIX, 48). Подобно этому и современный вопросъ о бракѣ и дѣвствѣ съ необходимостью отсылаетъ за рѣшеніемъ его въ Библіи Ветхаго Завѣта, къ тому, что было «въ началѣ». Обращаясь за «принципіальнымъ» рѣшеніемъ этого вопроса прямо къ Новому Завѣту, забываютъ, что вт. немъ «нѣтъ уже... раба, ни свободнаго; нѣтъ мужескаго пола, ни женскаго (Гал. III. 28)»; забываютъ, что христіанское ученіе стоитъ выше всякихъ временныхъ состояній и положеній, отъ всякаго требуя лишь свободнаго приспособленія къ болѣе лучшему и удобному пути для его спасенія и для спасенія другихъ. Словомъ, вт. Новомъ Завѣтѣ вопросъ объ индивидуальномъ созиданіи спасенія, а вмѣстѣ съ тѣмъ и о всякой цѣнности этой временной жизни принимаетъ совершенно субъективный характеръ: «не всѣ вмѣщаютъ... но кому дано» (Mo. XIX. 11); «только почитающему что-либо печи-
стымъ. тому нечисто» (Рим. XIV. 14). Все зиждется здѣсь неспѣло па принципѣ христіанской снободы. Отсюда, безбрачіе можетъ быть удобнѣе для спасенія (1 Кор. VII. 1. 8, 28 ), и «пдоложортвенное» иногда можно ѣсть «безъ всякаго изслѣдованія, для спокойствія совѣсти» (1 Кор. X. 27). Между тѣмъ въ современныхъ спорахъ па нашу тому замѣтно стремленіе кт. принципіальному, объективному, такъ сказать, рѣшенію вопроса: бракъ пли дѣвство? и, если то и другое, то какъ и съ какихъ лоръ :>тп «самостоятельные» и «противоположные» идеалы ф жизни человѣческой сходятся и примиряются на пѵтн человѣка ко спасенію? Отсюда, установить первоначальную норму человѣческой жизни въ атомъ отношеніи, разсмотрѣть бракъ и дѣвство на почвѣ нормативнаго развитія жпзпн человѣческой—conditio sine qua non желательнаго рѣшенія вопроса. Израп.ть-же «между всѣми пародами былъ избранъ для того, чтобы быть носителемъ великихъ началъ нормативнаго всемірно-историческаго развитія», и «ветхо-вавѣтпое законодательство, при своей мѣстной, временной п національной формѣ, въ сущности своей было нормою истинно-человѣческаго развитія» -). Итакъ, каковы-же первоначально данные нормативные законы человѣческой жизни, и, прежде всего, что-же было вт. «въ началѣ?»
«Нехорошо быть человѣку одному, сотворимъ ему помощника, соотвѣтственнаго ему» (Быт. II. 18j,—такъ предначертанъ былъ вт. Божественномъ Совѣтѣ институтъ брака. 'Въ томъ божественномъ опредѣленіи въ связи съ послѣдующей замѣткой Библіи: «для человѣка не нашлось помощника, подобнаго ему» (20 ст.),—вт. этихъ словахъ —главная причина и цѣль первоначальнаго установленія брака. ; Потребность супружества глубоко пѣдрнтея въ самой природѣ человѣка, которой не дано самодовлѣющей полноты жизни; по ее, эту полноту жизни, человѣкъ можетъ искать п созидать лишь къ тѣснѣйшемъ союзѣ ст. подобнымъ себѣ,—ему нуженъ помощникъ. Когда, поэтому, первозданный человѣкъ вполнѣ почувствовалъ неполноту своего одиночнаго существованія (20 ст.), «создалъ Господь Богъ изъ ребра, взятаго у человѣка, жену и привелъ ее кт. человѣку» (22 ст.). II вотъ насталъ великій вт. исторіи
человѣчества моментъ, когда восхищенному влору первозданнаго мужа предстала богодарованпая жена. «И сказалъ человѣкъ: вотъ ото кость отъ костей моихъ и плоть отъ плоти моея; она будетъ называться женою, ибо взята отъ мѵжа (своего). Потому оставитъ человѣкъ отца своего и матерь свою, п прилѣпится къ женѣ своей; и будутъ (два) одна плоть» (Быт. II, 29—24). Небесное предначертаніе сошло на землю п тутъ воплотилось въ таинственномъ физическомъ (23 ст.) п нравственномъ (24 ст.) тяготѣніи другъ къ другу первыхъ супруговъ. II вотъ вмѣстѣ съ первымъ фактическимъ соединеніемъ двухъ жизней въ одно гармоническое цѣлое брачная жизнь стала основнымъ закономъ человѣческихъ отношеній. предъ которымъ блѣднѣютъ самыя сильныя родственныя чувства іі интересы (24 ст.), ибо ото—богодарованпая «доля» человѣка «въ жизни» его и «въ трудахъ» его (Зкклез. IX, 9). Неизбѣжная пустота самозаключеннаго одиночества устраняется полнотою жизни іі взаимной любви двухъ созданныхъ другъ для друга существъ; окруженная свѣтлымъ ореоломъ животворной любви жизнь супруговъ течетъ могучимъ потокомъ, готовая все обнять п все претворить въ полнотѣ этой любви. II затѣмъ ужо какъ бы отъ избытка этой полноты жизни и любви является созиданіе повой жизни—тайна зачатія и рожденія дѣтей. «И. благословилъ ихъ Богъ, п сказалъ имъ Богъ: плодитесь п размножайтесь, п наполняйте землю...» (Быт. I, 28). Такъ божественное мірозданіе завершилось чудной (гармоніей брака, этого свѣтлаго и глубокаго родника жизни, облеченнаго отъ Бога могуществомъ творческой, созидающей силы. «II были оба наги, Адамъ и жена его, и не стыдились» (II. 25). Итакъ, священное величіе тѣснѣйшаго союза взаимной любви, чудное гармоническое соединеніе, полнота жизни въ себѣ и избытокъ ея въ творческомъ, какъ бы. актѣ дѣторожденія, и все это въ ореолѣ святой чистоты и невинности.— такъ было сначала.
Затѣмъ—палъ человѣкъ, и сразу-же потускнѣть свѣтлый ореолъ брака.
«И узнали они, что наги» (Быт. III, 7), и затѣмъ сказалъ Богъ женѣ: «умножая умножу скорбь твою въ беременности твоей, въ болѣзни будешь рождать дѣтей; и къ мужу твоему влеченіе твое, и онъ будетъ господствовать надъ тобою» (III,
16). Чистота невинныхъ отношеній омрачилась похотливымъ взоромъ, въ райскую гармонію брака вторглось преобладаніе
плотской страсти, и къ сферѣ брачныхъ отношеній повѣяло .мертвящимъ дыханіемъ эгоистической чувственности. Однако п теперь свѣтлый обликъ райскаго учрежденія не исчезаетъ совершенно съ грѣшной земли. Идея райскаго брака во все патріархальное время окружена ореоломъ священной важности и идеальной высоты. Памятникомъ такого высокаго отношенія къ браку служить библейское повѣствованіе о бракѣ Исаака и Ревекки (Быт. XXIV). .Здѣсь мы видимъ почти повтореніе райскаго дарованія жены-помощницы первозданному мужу: обсужденіе вопроса въ семейномъ совѣтѣ, выборъ достойной невѣсты, и... къ Исааку приводится избранная съ молитвеннымъ призываніемъ благословенія Божія, подруга его жизни, соотвѣтственный помощникъ ему. Замѣчательно при этомъ, что всѣмъ ходомъ и характеромъ библейскаго разсказа сильно колеблется утвержденіе, будто «главная цѣль брака въ Ветхомъ Завѣтѣ состоитъ въ продолженіи рода человѣческаго» *), потому что на первый планъ въ этомъ разсказѣ выдвигается выборъ достойной подруги Исааку, съ которою оігь, по замѣчанію разсказа, и «утѣшился въ печали по матери своей» (XXIV, 67). Правда, съ обѣтованіемъ о сѣмени жены произведеніе потомства получило новую санкцію благословеннаго, такъ сказать, участія въ исполненіи божественнаго обѣтованія и сдѣлалось поэтому могущественнымъ факторомъ въ исторіи ветхозавѣтнаго брака; но тѣмъ не менѣе это былъ временный, производный моментъ въ библейскомъ воззрѣніи на бракъ, выдвинувшійся такъ сильно лишь со времени грѣхопаденія прародителей. Л сначала не было такъ. Первоначально рожденіе дѣтей было производнымъ результатомъ сліянія двухъ жизней, дававшихъ отъ избытка полноты своей начало повой жизни; цѣль же брака была прежде всего въ гармоническомъ сліяніи двухъ существъ и ихъ жизни въ одну полную жизнь. Именно эта цѣль такъ оттѣняется въ библейскомъ разсказѣ о патріархальномъ бракѣ. Нронзведеніе-же потомства не только не было съ библейской точки зрѣнія главной цѣлью брака, но будучи сильнымъ побочнымъ факторомъ въ брачной жизни, шло иногда въ разрѣзъ съ нормальнымъ теченіемъ и устроеніемъ послѣдней; и именно тогда это было, когда желаніе имѣть потомство дѣйствительно заглушало и подавляло въ ео-
‘) Стеллецкій. Бракъ у древнихъ евреевъ. Тр. К. Д. А.; т. 9—12, стр. 42. *
знаніи ветхозавѣтныха, людей главную райскую цѣль брака, какъ ото и было съ Авраамомъ, взявшимъ себѣ въ наложницу Агарь (Быт. XVI, 2—1), и тѣмъ, по приговору пророка, поступившимъ «вѣроломно» «съ женою юности» своей (Малах.
II. 11—16). Но прежде всего для ветхозавѣтнаго сознанія бракъ является желаннымъ идеаломъ жизни, какъ «доля» отъ отъ Бога, «которую далъ (человѣку) Богъ подъ солнцемъ па всѣ... дни» жизни его (Эккл. IX, 9).
/Что касается, далѣе, ветхозавѣтнаго законодательства, то уже та громадная доля вниманія, которая удѣляется нмъ брачной жизни въ тѣхъ или иныхъ видахъ и формахъ ея, ясно свидѣтельствуетъ о важности итого вопроса для законодательства; а особенная строгость охраненія имъ чистоты брачныхъ отношеній н вѣрности супружеской любви сама собою говоритъ за тѣмч» большую святость идеи, лежащей на основаніи этихъ постановленій. Правда, наряду со всѣмъ этимъ мы видимъ въ законѣ какъ бы санкціонированіе такихъ явленій, какъ полигамія (см. нанр. Лев. XVIII, 18—20), наложничество (Числ. XXXI. 14), разводъ (Втор. XXIV, 1—I), которыя уже никоимъ образомъ не мирятся съ идеальной высотой священнаго союза любви и какъ будто низводятъ этотъ послѣдній на степень простой уступки плотской похоти, болѣе правильнаго регулированія послѣдней. Но обо всѣхъ послѣднихъ явленіяхъ Господь уже сказала, устами нр. Іезекіиля, что тута. Онъ «попустилъ имъ (евреямъ) учрежденія недобрыя, и постановленія, отъ которыхъ они не могли быть живы (Іез. XX, 25)». Мало того, на этихъ же самыхъ «недобрыхъ учреждепіяха.» можно видѣть слѣды высокаго воззрѣнія на бракъ вообще. Полигамія, нанр., пріобрѣтаетъ здѣсь несвойственную ей по существу гуманность отношеній, а наложничество така, и совершенію преобразуется въ чистой атмосферѣ идейнаго отношенія законодательства къ браку. «Еврейская наложница—жена законная, пользующаяся правами супруги... часто опа и называется прямо женою» ‘). Вообще всѣ дозволенныя степени указанныхъ «недобрыхъ» явленій насколько возможно облагорожены и возвышены, ва, чема, нельзя не видѣть особой тенденціи законодательства, очень близкой ка, преклоненію предъ священной идеей брака, гдѣ бы она така, или иначе нн проявлялась. И высокая п священная въ себѣ идея брака, нисколько не омрачаясь отъ
') Стеллецкгіі. Бракъ у др. евреевъ. Тр. К. Д. Л. 1892, т. II, стр. 622.
подобнаго опаснаго сосѣдства, сѣетъ но мракѣ свѣтъ и любовь среди грубости нравовъ. А нео ото возможно было только по-томѵ. что библейская идея брака окружена для ветхозавѣтнаго сознанія свѣтлымъ нимбомъ священныхъ райскихъ лучей, распространяющихъ сіяніе вокругъ, которыхъ ничто не можетъ затмить. Исторически подтверждается ото во всю подзаконную опохѵ. Какъ вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, сильно было всеобщее, почти, развращеніе, какимъ искаженіемъ высокой идеи угрожала очень скользкая почва компромиссовъ съ «жестокосердіемъ» народа Божія (наложничество, разводъ) и примѣняемое™ къ временнымъ условіямъ (плодовитость, какъ ветхозавѣтный семейный идеалъ). — какъ все это дѣйствительно могло быть опаснымъ и гибельнымъ для идеи брака, если бы, какъ съ точки зрѣнія законодательства, такъ н съ отвѣтной стороны ветхозавѣтнаго сознанія вообще, бракъ не былъ окруженъ свѣтлымъ нимбомъ райскаго сіянія, если бы онъ въ своей чистой идеѣ не имѣлъ за собою высочайшаго священнаго авторитета бого-учрежденности. не допускающаго н мысли объ ея униженіи и низведеніи въ низменную сферу чувственности.—По омрачаетъ свѣтлой идеи брака и то обстоятельство, что въ библейскомъ отношеніи къ браку съ физической его стороны довольно видное .мѣсто удѣлено тушенію, такъ сказать, половой нечистотой. ІЗт. Моисеевомъ законодательствѣ мы видимъ цѣлый рядъ предписаній п разъясненій относительно нечистоты этого рода (см., папр.. Левит. XII, .1—7; XV; Втор. XXIII, 10—1J). Все это на первый взглядъ набрасываетъ, такъ будто бы, нѣкоторую тѣнь грѣховности па брачное ложе, требуя отъ осквернившихся «жертвы за грѣхъ» и «всесожженія» (Лев. XV, 15). Но истинный источникъ такого рода предписаній очень далекъ отъ всякаго внушенія самымъ половымъ актомъ, какъ чѣмъ-то грѣховнымъ п въ себѣ, самомъ нечистымъ; все это просто лишь выраженіе присущаго библейскому воззрѣнію чувства опрятности, создавшаго особую очистительную обрядность (Лев. V, 5—10; Чпол. XIX. 11 —22). п вся строгость подобныхъ предписаній направлена не кт, чему-либо другому, какъ къ тому только, чтобы женщина, папр., была «чиста отъ теченія кровей ея» (Лев. XII. 7). А относительное множество и сложность предписаній объ очищеніи отъ половой нечистоты говоритъ лишь объ особенной внимательности законодательства ко всемѵ соприкосновенному съ бракомъ, заботливости его объ охраненіи брака вт. чистотѣ, п съ физической стороны, такъ что скорѣе и тутъ
Г) 93
бракъ вт, своей дѣльной сущности (включая п физическую сторону его) тщательно оберегаются и охраняются отъ всякаго загрязненія и оскверненія, чѣмъ лишь сильнѣе подчеркивается «цѣ,лыіая»-же чистота п святость брака.
Что вт, самомъ дѣлѣ, за всею массою столь разнообразныхъ по духу и характеру своему предписаній законодательства, касающихся брака, скрывается глубокое уваженіе къ священной идеѣ его. что эта идея, согласно завѣтамъ законодательства, жива была во все послѣ,дующее время вт, библейскомъ міровоззрѣніи. что. наконецъ, живо было ея священное обаяніе на сознаніе ветхозавѣтное.—все ото какъ нельзя лучше и сильнѣе доказываетъ отношеніе кт, браку позднѣйшей учительной ветхозавѣтной литературы. Свидѣтельство послѣдней, ктому-же, особенно важно потому, что современное ей состояніе нравовъ характеризуется крайнею степенью распущенности п почти всеобщею развращенностью, блужепіемъ подъ каждымъ деревомъ, — словомъ, жизненная атмосфера была самая гибельная н вредная для всего сколько-нибудь чистаго п святого. Но идея брака, какъ истинно божественная но своему происхожденію, явилась райскимъ даромъ неомрачнмаго свѣта и недосягаемой для порока высоты: изъ всей бездны тогдашней испорченности нравственной возстаетъ опа торжественно радостнымъ гимномъ идеальному супружеству (Пеал. ХІЛѴ: СХХѴІІ. ѢіІІрптч. V, 18: XXXI. 10—31; Оккл. IX. !) п др.). Вдохновенныя изреченія ветхозавѣтныхъ поэтовъ, нхъ чудные поэтическіе образы прелестнымъ вѣнкомъ сплетаются вокругъ священной ветхозавѣтной идеи брака. II среди всего этого какъ райскій цвѣтокъ чудной красоты— брачный союзъ Товіи и Сарры, соединенныхъ посланникомъ Небесъ (Тов. VI, 12: All, !)—10). Неземнымъ величіемъ и священною важностью вѣетъ отъ библейскаго разсказа объ этомъ бракѣ (АН, 12—VIII гл,); какъ будто тѣ образы, что вдохновляли поэтовъ ветхозавѣтныхъ, изъ области благочестивой мечты спустилнсыіа землю н здѣсь воплотилпсьвъ чудномъ союзѣ любви.—Вѣнцомъ благоговѣйно-восторженнаго отношенія ветхозавѣтной поэзіи къ этому дару Божію (Эккл. IX. 9) является глубокій таинственный образъ самаго Навѣта Бога съ Израилемъ— топ, же чудный образъ брака (Ис. L, 1; LIV, 5: Іер. HI, 1: Іез. XXIII, 4 п др.). Здѣсь-то именно и сказалась вся сила священнаго обаянія идеи брака въ Ветхомъ Завѣтѣ, и тутъ во всей полнотѣ и чистотѣ, отразился ветхозавѣтный идеалъ брака, какъ свободнаго крѣпкаго союза любви, живительнаго
родника счастія сунругонъ и источника поной жизни. Здѣсь, наконецъ, мы съ большею смѣлостью, чѣмъ гдѣ-либо раньше, можемъ подойти къ пресловутому вопросу о физической сторонѣ брака. Въ атомъ отношеніи самъ за себя говорить пророческій образъ брака Іеговы съ «дщерыо Іерусалима»: «іі проходилъ Я мимо тебя, и увидѣлъ тебя, и вотъ, ото было время твое, время любви; и простеръ Я воскрилія ризъ Моихъ на тебя, и покрылъ наготу твою; и поклялся тебѣ, и вступилъ въ союзъ съ тобою, говоритъ Господь Богъ: и ты стала Моею. Омылъ Я тебя водою, и смылъ съ тебя кровь твою... (Іез. XVI.
8—!)) *). Да и вообще чрезъ всю учительную ветхозавѣтную литературу, начиная съ нѣжной поэзіи Пѣсни Пѣсней и кончая суровою мудростью Экклезіаста и Сына Сирахова, проходитъ безбоязненное, такъ сказать, приподниманіе покрововъ съ физической стороны брака: отъ «упоенія грудями» «жены юности» (Прнтч. V, 18) до момента зачатія, благоговѣйно относимаго къ дѣйствію божественнаго могущества (Іов. X, 10—11) все здѣсь облагорожено и ограждено отъ какихъ бы то нн было нарекапій и тушенія священной простотой библейскаго реализма 2).
Въ окончательномъ, такъ сказать, итогѣ отношенія Ветхаго Завѣта къ браку: счастливою семейною жизнію «благословится человѣкъ, боящійся Господа» (Нс. CXXYII, 3—4), а такое или иное лишеніе брачной жизни является синонимомъ великаго бѣдствія, наказанія отъ ГоснодаДПе. LXXYII, 63; ср. Ис. IV', 1).
Уже изъ всего сказаннаго о бракѣ съ необходимостью слѣдуетъ, что дѣвство капъ особое состояніе, какъ самостоятельный идеалъ, самостоятельное начало особаго рода жизни, не имѣло для себя никакой почвы въ библейскомъ міровоззрѣніи. Въ самомъ дѣлѣ, если уже Сотворившій въ началѣ мужчину и женщину сотворилъ ихъ, если бракъ отъ начала данъ какъ богодаровашшй законъ жизни, какъ богоучрежденное начало человѣческихъ отношеній, то дѣвство, само собою понятно, не
Э Ср. ст. 7: Ты выросла и стала большая, и достигла превосходной красоты: поднялись груди и волоса у тебя выросли...
-) Ничего не говоритъ противъ этого и классическое мѣсто 50 псалма: „вотъ я вт. беззаконіи зачатъ, и во грѣхѣ родила меня мать моя“ (7 ст.), такъ какъ оно собственно указываетъ на общую грѣховную атмосферу жизни въ моментъ зачатія и рожденія пророка, атмосферу, зараженную грѣхомъ и заражающую имъ (Ср. Іов. XIV, 4: кто родится чистымъ отъ нечистаго. Ср. также Пс. СУТИ, 14: „беззаконіе отцовъ“ и „грѣхъ матери“).
могло для ветхозавѣтнаго сознанія имѣть значеніе самостоятельнаго идеала, потому что это было бы уже помимо закона и, поэтому, внѣ рамокъ ветхозавѣтнаго сознанія. Тамъ же, гдѣ идеалы отцовъ были идеалами дѣтей, гдѣ ищущій истины, пытливый взоръ постоянно былъ устремленъ «назадъ», къ тому, что было «въ началѣ».—тамъ дѣвство не могло явиться и какъ идеалъ производный, путемъ практическаго наученія отъ самой жизни, путемъ жизненнаго опыта. И дѣйствительно, обращаясь къ показаніямъ самой ветхозавѣтной литературы мы видимъ, что дѣвство нигдѣ не упоминается, какъ свободно избираемый родъ жизни. Моисеево законодательство, такъ подробно и всесторонне разсмотрѣвшее все. касающееся брака, и такъ обстоятельно трактующее объ обѣтѣ назарейства (Числ. VI, 1-—8) и вообще о всякаго рода обѣщаніяхъ и обѣтахъ (см., наир.. Числ. III, 4 —17), ни словомъ не обмолвилось о дѣвствѣ. Но кромѣ того, что оно не было извѣстно какъ фактъ, оно нс предносилось сознанію Законодателя и какъ возможный идеалъ, и тамъ, гдѣ законодательство имѣетъ дѣло съ явленіями высшаго порядка, гдѣ оно входя въ область близкаго соприкосновенія съ святыней, постепенно возвышается надъ всякими компромиссами въ сферу чистой нравственности,—тамъ тоже нѣтъ и намека на дѣвство. Такъ, ветхозавѣтное священство отмѣчено было въ законѣ, какъ служеніе совершенно высшаго порядка, какъ опредѣленный Богомъ удѣлъ, возвышающійся даже надъ привязанностями самаго близкаго родства (Втор. XXXIII, 8—9); однако законодательство, рѣзко восходя отъ обычной нормы къ идеальному состоянію, вершиной послѣдняго провозгласило моногамическій бракъ, потребовавъ въ этомъ отношеніи отъ первосвященника лишь возвращенія къ райскому идеалу. «Великій-жс священникъ изъ братьевъ своихъ... въ жену долженъ брать дѣвицу изъ народа своего» (Лев. XXI, 10—11),—такъ разъ навсегда для ветхозавѣтнаго сознанія былъ произнесенъ приговоръ надъ дѣвствомъ, о которомъ и въ послѣдующія времена нельзя было носителю этого сознанія произнести священной формулы: «вотъ, по закону Моисееву... (Тов. VII, 12)». Есть, правда, нѣсколько мѣстъ Ветхаго Завѣта, которыя отзываются какъ бі.і нѣкоторымъ униженіемъ брака и тѣмъ, какъ будто, косвенно говорятъ въ пользу дѣвства. Таковы, напр.: повелѣніе Моисея «не прикасаться къ женамъ» предъ заключеніемъ завѣта съ Богомъ при Синаѣ (Исх. XIX, 15); запрещеніе священника прикасаться къ умершей сестрѣ «замужней», па ряду съ нозво-
л опіемъ прикасаться іл. трупу умершей сестры «дѣвицы», «не бывшей замужемъ» (Лев. XXI. Й): предварительный опросъ первосвященника Лвимелеха о «воздержаніи» спутниковъ Давида отъ женщинъ (I Ц. XXI. 4). Но тогда какъ въ нервомъ и послѣднемъ случаѣ имѣетъ мѣсто просто лишь боязнь физической нечистоты, связанной съ брачнымъ сопряженіемъ, оскверняющимъ. поэтому, до вечера, запрещеніе священнику прикасаться къ умершей «замужней» сестрѣ есть лишь послѣдовательное проведеніе первоначальнаго принципа: «оставить человѣкъ отца своего и матерь свою... (Ныт. II, 22)». по которому «замужняя» сестра какъ бы совершенно отрывается отъ прежнихъ семейныхъ привязанностей ради новаго семейнаго очага '). Что суть здѣсь не въ «брачномъ» состояніи самомъ по себѣ, ото уже изъ того ясно, что тому-же священнику позволяется, не оскверняя себя, прикасаться іл. умершей женѣ своей (Лев. XXI, й). Замѣчательно, при этомъ, одно постановленіе Моисеева. Закона, устраняющее всякую принципіальную разность (въ отношеніяхъ къ нимъ) между брачнымъ и не брачнымъ состояніемъ, между замужествомъ и «днями юности».—это то. но которому возвратившаяся къ священнику дочь послѣ ея неудавшагося замужества (вдова или разведенная п «безъ дѣтей») безъ всякой перемѣны отношенія къ пей допускается къ семейному потребленію святыни (Лев. XXII, ІЙ).
Въ результатѣ всего сказаннаго о дѣвствѣ получается отрицательное отношеніе къ нему Ветхаго Завѣта. При общемъ убѣжденіи, что «у кого нѣтъ жены, тотъ будетъ вздыхать, ещі-таясь» (Слрах. XXXVI, 27), дѣвство могло считаться тамъ лишь горестнымъ удѣломъ жизни. Иллюстраціей подобнаго взгляда является библейскій разсказъ о печальной судьбѣ дочери Іефоая, «оплакивавшей» съ подругами дѣвство свое въ горахъ (Сѵд. XI, 34—Ш). Характерно здѣсь то. что заключительнымъ .моментомъ въ повѣствованіи о ея судьбѣ является горестная для ветхозавѣтнаго сознанія замѣтка: «и опа не познала мужа» (Зі) от.); съ потерей ея для брачнаго состоянія судьба ея какъ-бы теряетъ всякій интересъ, сосредоточившійся всецѣло именно на этомъ печальномъ моментѣ ея жизни. ІІапболѣо-же яркой характеристикой ветхозавѣтнаго отношенія къ дѣвству служитъ молитва Сарры, дочери Рагунла, дѣвицы, по отзыву
’) Ср. Лев. XXII, 12: если дочь священника выйдетъ въ замужество за посторонняго, то она не должна ѣсть приносимыхъ святынь.
Ангола, «прекрасной» (Тов. VI, 12): опа молилась: «къ Тебѣ, Господи, обращаю очи мои и лице мое: молю, возьми меня отъ земли сей, и не дай ми): слышать еще укоризны... Ты знаешь, Господи... что я... единородная у отца моего, и пѣтъ у него... ни брала близкаго, ни сына братняго, которому я могла бы сберечь себя въ жену... Для чего-же мнѣ жить? (Тон, III. 12—1 Г»)». Что можетъ быть болѣе итого рѣзкаго отрицанія дѣвства, итого органическаго, такъ сказать, отвращенія отъ него дѣвственной (11 ст.) ветхозавѣтной дѣвушки? / Но, какъ ото пи странно послѣ всего сказаннаго объ от ношеніи Ветхаго Завѣта къ браку и дѣвству, однако онъ, не зная послѣдняго, безсознательно, такъ сказать, подготовлялъ и созидалъ почву для него. Въ самомъ дѣлѣ, замѣчательно вѣдь то, что идея брака, столь важная и святая для ветхозавѣтнаго сознанія, во всей ея высотѣ и чистотѣ жила почти у однихъ только передовыхъ носителей этого сознанія. Въ раю—полнота жизни п счастья, въ законодательствѣ—богоучрежденный законъ человѣческихъ отношеній, свѣтлая мечта ветхозавѣтной поэзіи, высокій и священный идеалъ пророковъ.—идея брака не была однако въ Ветхомъ Завѣтѣ постояннымъ дѣйствующимъ закономъ дѣйствительной жизни. Оскорбленная первымъ-же похотливымъ взглядомъ, она какъ-бы улетѣла въ небесную высь, п ужо оттуда, ст. высоты возвышеннаго сознанія лучшихъ людей, изъ высшей сферы поэтической мечты и пророческихъ видѣній лучи райскаго идеала падали на грѣшную землю, маня кт. себѣ чаянія и мечты вѣрныхъ сыновъ Іеговы. А на землѣ... Ламехъ взялъ себѣ двѣ жены (Выт. IV, 19); произошло нечистое смѣшеніе сыновъ Божіихъ съ дочерями человѣческими (VI, 1—2)... и такъ далѣе въ томъ же направленіи до Соломонова гарема (:і Цар. XI, :)) п до всеобщаго почти блужопія подъ каждымъ деревомъ. II вотъ «нашелъ я,— говоритъ мудрый Экклезіастъ,—что горче смерти женщина, потому что опа—сѣть, н сердце ея—стыки, и руки ея—оковы; добрый предъ Богомъ спасется отъ нея. а грѣшникъ уловленъ будетъ ею (Эккл. VII, 20)»,—страшныя заключительныя слова ветхозавѣтной эпопеи брака.—Такой постоянный н рѣзкій разлада. между идеей п ея осуществленіемъ острою болыо отзывался въ сознаніи лучшихъ представителей ветхозавѣтной эпохи и побудилъ этихъ носителей ветхозавѣтныхъ принциповъ нормативнаго развитія на важныя уступки нт, пользу обстоятельствъ времени. Отсюда, прежде всего, горестное для ветхо-
завѣтнаго человѣка сознаніе: «лучше бездѣтность съ добродѣтелью (ІІрем. Сол. IV, 1)». отсюда-же затѣмъ и грозно-обличительное для поправшаго святую идею брака Израиля предпочтительное призваніе въ Царство Божіе благочестивыхъ евнуховъ, которымъ дается теперь «пріятнѣйшій жребій въ храмѣ Господнемъ» (II, 13; ер. lie. LVI, 3—5), и наконецъ чисто аскетическія требованія воздержанія и цѣломудрія въ бракѣ, по которымъ «сопротивляющійся вожделѣніямъ увѣнчаетъ жизнь свою (Сир. XIX, 5)». И вотъ, когда ветхозавѣтному сознанію явилась мысль о воздержаніи, когда въ Ветхомъ Завѣтѣ ясно послышалось: «не похотствуй на жену» (Сир. XXV. 23), въ этотъ моментъ ветхозавѣтной исторіи чувствуется уже вѣяніе новой эры жизни человѣческой, когда «всякій, кто смотритъ на женщину съ вожделѣніемъ, уже прелюбодѣйствовалъ съ нею въ сердцѣ своемъ- (Mo. V, 28) и когда, кто можетъ вмѣстить (безбрачіе), да вмѣститъ (Mo. XIX,
12). Бъ этотъ моментъ идея брака, наравнѣ съ прочими есте ствешю-нормативными законами жизни человѣческой, готовится уже уступить мѣсто и покориться высшимъ «законамъ благодати».—«И было (къ Іереміи) слово Господне: не бери себѣ жены, и пусть не будетъ у тебя ші сыновей, ни дочерей на мѣстѣ семъ (Іер. XVI, 1—2)»,—вотъ ветхозавѣтное предвозвѣщеніе того времени, когда потребуется уже не временное воздержаніе ради предстоящихъ ужасовъ мѣстнаго бѣдствія, а цѣлый жизненный подвигъ ради вѣчнаго спасенія. Ветхій Завѣтъ. такимъ образомъ, сказалч» свое первое и сильное слово въ пользу дѣвства. Ветхозавѣтный плачъ объ утерянной райской гармоніи брака естественно переходитъ въ новозавѣтную радость о Христѣ христіанскихъ дѣвственниковъ.
Такъ стало теперь.
А. Переверзевъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки