CC BY
45
Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 5 (387). Философские науки. Вып. 40. С. 63-68.
УДК 141 ББК 87
ОТНОШЕНИЕ КАК ОСНОВАНИЕ АНТРОПНОСТИ НАУЧНОГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА КУЛЬТУРЫ
Е. Б. Бабошина
Курганский государственный университет, Курган, Россия
Раскрываются культурологический и антропологический подходы к содержанию научного мировоззрения личности. Определяется, что отношение есть основание научного мировоззрения. Выводится понятие «объективная гуманитарность». Устанавливается, что познание, включая ценностные единицы измерения мира, в процессе и результатах реализует антропологический принцип, проявляющийся в культурных смыслах как субъективно-ценностный компонент знания. Его обнаружение есть важная задача методологии науки и образования, как естественного, так и гуманитарного. В обоснование отношения как антропности научного мировоззрения анализируются позиции М. Бубера, М. Вебера, Х.-Г. Гадамера, Н. Карлова, Т. Куна, М. Хайдеггера и других философов.
Ключевые слова: человек культуры, научное мировоззрение, научная парадигма, принцип антропности, отношение, культурный смысл, гуманитарное знание, естественнонаучный подход.
Научное мировоззрение выступает связующим скрепом между внутренним и внешним мирами человека, «полем» субъективных значений действительности, стремящихся к объективному отражению частного и целого как пониманию. Определение значений можно рассмотреть как психоинтеллектуальный процесс и результат называния осваиваемого мира и придания ему соответствующего смысла. Виды восприятия опре -деляют формы культурного взгляда на мир — рациональную и эмоционально-чувственную, а также принципы познания — научный и вненауч-ный. Вненаучное познание как сфера свободного творчества, занимая достойное место в культурном процессе, вызывает сложную критику в вопросе о специфике гуманитарного знания как области духовного и нормативного (понимание Г. Риккерта) и его роли в целостном научном мышлении. Современность вопроса, полагаем, связана и с пониманием ограниченности технократической парадигмы в науке, и потому с переосмыслением роли в ней гуманитарного знания.
Сложившиеся подходы к определению различия гуманитарного и естественнонаучного знания имеют выраженный исторический характер, но содержат неизменным «корнем» понимание разной меры точности как объективности в получении знания о мире. Социальная историчность взглядов связана с мировоззренческим содержанием эпохи (например, мифологическое, религиозное, светское, эзотерическое начала в общем мировоззрении). Долгий период в истории человечества представлялось, что хотя гума-
нитарная сфера и обладает большими возможностями влияния на мировоззрение, но его изменение может происходить непрогнозируемым образом. Так, Аристотель противопоставлял «"этос" и "физис" в силу если не беззакония первого», «то всё же из-за отсутствия природной законосообразности», «царства переменчивости и ограниченной закономерности человеческих установлений» [3. С. 370].
Однако с течением времени уместным становится понимание, что установление отношений между людьми, обладая, на первый взгляд, большой свободой, имеет и вполне осязаемые границы, вытекающие из постулируемого этического идеала, его силы и актуальности. Тогда на передний план выходит проблема самой возможности его обоснования, а затем — достижения. Не случайно Х.-Г. Гадамер изучал, какую роль в установлении нравственного бытия играет знание во -обще. При этом раскрывал «благо» как «область идеализируемого» через конкретность, относительно чего всеобщее знание «остаётся бессмысленным» [Там же]. И потому начальное противоречие в знании «этоса» и знании «физиса» определяется конкретностью первого и всеобщностью последнего.
При общем согласии с позицией можно увидеть, что мера всеобщности законов может быть разной и в физисе, а конкретное гуманитарное знание может становиться сущностным пониманием целого как всеобщим смыслом. Поэтому важен подход к содержанию научности как миропониманию, позволяющий уточнить
сущность субъективного движения в научной парадигме для выявления её возможности. Иначе невнимание к гуманитарной почве в установках и формах знания о мире считаем показателем негативности и «ненормальности» науки.
В таком контексте по-новому увидим позицию Т. Куна, определявшего «нормальную науку» как основывающуюся на допущении, что «научное сообщество знает», каков «мир» [9. С. 29], до -казательства же в пользу знания могут подавлять фундаментальные новшества, провоцируя борьбу за установки. Для нас важность позиции Т. Куна состоит как раз в обращённости к субъективному характеру научной парадигмы, закрепляющейся в качестве универсальной через общепринятость, что со временем усиливает субъективизм научного мировоззрения. В то же время развитие науки вне всякой парадигмы невозможно, это не соответствует логике и органике рационального познания. Понимание диалектики субъективного и объективного подходов в научной эволюции определяет иное видение сходства и различия видов наук, актуализирует гуманитарное знание как общую «почву» в их методологии, что порой выливается в запрос на её единство.
Вопрос о единой методологии науки как проблема целостного понимания мира касается прежде специфики содержания научного мировоззрения, особенности которого в конкретной ситуации проявляют его доступные значения. Соотношение научной картины о мире и мира раскрывается в бесконечности познания как «сличении», где на первое место выходит «означение» как называние, объективность которого измеряется близостью субъекта к истине и формой субъективации её переживания как понимания. В поле такого научного иллюстрирования мира неизбежны «метафорические нюансы», которые при выходе субъекта за область понимаемого могут становиться определяющими «эффектами» восприятия, «эфиром» значений определяемой «картины мира», отражая позиции субъекта как отношение или ценностные основания, которые в ряде случаев становятся фокусами нового, задавая меру научности. Таким образом, субъективные позиции-отношения, как мы назвали, могут превосходить в объективности рационализированные формы знания «нормальной» науки как ограничивающие. И считаем, что технократический характер научного мировоззрения как сугубо рациональный не может не быть источником эволюционного кризиса.
Превалирование «рацио» в культуре позволяет определить её в большей мере как формально-знаковую, где знаковое как символическое восприятие мира в силу формализации знаний о мире теряет свою начальную природу формы чувственности образа. Так, в силу технизации жизни возникает закоснелость форм бытия в нивелировании субъективности знаков-кодов, что ведёт не просто к скрытости ценностных установок знания, но к выхолащиванию его живой основы как поля субъективных «означений». У субъекта такой культуры, особенно в её массовости, притупляется восприятие реальности, чем нарушаются непосредственные связи с ней. Итогом выступает склонность к недооценке своей деятельности в мире и ответственности за неё.
Решение проблемы в образовании мы связываем с обращением к культуре как целостному феномену, что предполагает культурологический подход к знанию о мире и его изучению условием становления целостного мировоззрения личности как субъекта культуры. В подходе важен гуманитарный компонент знания, его ценностно-смысловая роль, дополняющая естественнонаучный взгляд. При этом мы учитываем понимание Т. Куна о том, что «никакую естественную историю нельзя интерпретировать, если отсутствует хотя бы в неявном виде переплетение теоретических и методических предпосылок... которые допускают отбор, оценку и критику фактов» [9. С. 42]. Их наличие и есть некоторые основания и естественнонаучной парадигмы, также содержащей пласт субъективности и допущений.
Тенденция же к выстраиванию методологии без учёта специфики познания как гуманитарного процесса может порождать мотив «подтягивания» результатов изучения в «модуль» парадигмы, что может привести к расхождению с реальностью или весьма ограничить возможное понимание. Не в помощь выступает сегодня популистская установка в науке о возможности в ней любого допущения, что, однако, не снимает проблемы доказательства в парадигме, хотя формирует «вкус» к свободе позиций и служит «запасным выходом» из ограничений научной практики. Очевидна не только этически-субъективная, но объективная ограниченность такого популизма, поскольку в научном мировоззрении нельзя обойти проблему гуманитарной культуры учёного как формы его целостного мышления. Её становление может и должно происходить
при культурологическом подходе как реализации идеи целостного образования, строящегося в логике познания, а не только учения как ознакомления, что сближает с методом становления личности в науке, усиливая культуросообраз-ность её научного мировоззрения в раскрытии преемственности и диалогичности идей культурного бытия.
Важной основой гуманитарной культуры в познании выступает вера. Так, по Т. Куну, «споры вокруг парадигм в действительности не касаются способности к решению проблем», то есть во многом связаны с верой в допустимость чего-либо. Более того, по его мнению, принятие ре -шения о новой парадигме может быть основано только на ней, что связано и с научным предвидением, для которого, правда, «должна быть основа (хотя она может не быть ни рациональной, ни до конца правильной)...» [9. С. 204]. В соотношении веры и знания мы видим некий парадокс: понимание истинности знания в парадигме, наряду с другими установками, может возникать при абсолютной вере(!), что, однако, не умаляет значение веры культурного компонента научного мировоззрения.
Истоками веры как базового отношения к познаваемому выступает желание человека в чём-либо как выражение специфики природы ума, ко -торую Н. В. Карлов определяет как «видовые особенности», играющие роль наряду с нравственным чувством. Это «и неудержимая тяга к новому, любознательность, любопытство» [7. С. 4]. В вере можно усмотреть не только момент желательности, но и доверительности, на что, к сожалению, рационализированное мышление почти не обращено, хотя данное допущение веры принципиально в научном мировоззрении.
Для понимания этого считаем полезным обращение к М. Буберу, подчёркивавшему, что «невозможность обоснования указывает не на недостаток моих интеллектуальных способностей, а на существенную особенность моего отношения к человеку, которому я доверяю, или к содер -жанию, которое я признаю истинным» [1. С. 234]. И это отношение по сути своей не строится на «основаниях» и не следует из них, при этом ссылка на позиции, по его мнению, никогда не объяснит веры до конца.
Значение подхода философа состоит для нас в том, что в нём обосновывается ценностный компонент знания. Философ также увидел, что вера в отличие от рациональности «запрашива-
ет» всё бытие человека, неделима и всеохватна. В сути отношений «я» и «ты» он объективирует доверие как проявление истока соприкосновения. «Отношение признания основано на акте принятия: моя личностная целостность принимает то, что я признаю истинным» [Там же]. Так в вере проявляется не только её целостный, но и куль-туротворящий характер в отношении человека к бытию. Вера усиливает целостность мировосприятия, выступая субъективным началом его научности.
Вместе с тем субъективность научного взгляда, основанная на вере в её интуитивном прозрении и оперируемая фактами внерациональ-ности, становится формой не только научной интуиции, но прогноза, а её объективирующая роль подтверждается коллективностью пребывания в ней. Сошлёмся на пример Т. Куна об опыте группы физиков-ядерщиков, сумевших распознать траекторию альфа-частиц и электронов с помощью интуитивного коллективного начала. По его мнению, подобное происходит благодаря целостности восприятия, характер которого условен, связан с неявным знанием или тем воплощённым «в преобразовании стимула в ощущение» [9. С. 251-252, 254].
Следовательно, неявность отношения в знании естественна. В то же время неявность культурного контекста прослеживается в языке как знаковой системе и может быть обнаружена благодаря её анализу. В этом очевидна значимость гуманитарного познания, где каждый его новый уровень связан с новой мерой осмысленности неявного как являющегося, что нельзя достичь без анализа субъективного компонента знания как культурного элемента или — что часто в контексте одно и то же — ценностного отношения.
Гуманитарное познание отличается не просто чувственным, но ценностно-установочным содержанием, в совокупности определяющим метафорический язык, благодаря которому познаваемое выступает субъективно окрашенным явлением. В естествознании данный язык смещён к рационально-символьной форме, но аксиоматично присутствует в формулировании изучаемого предмета в том числе, поэтому исток различий между двумя формами познания нам видится относительным, содержащим различия, в частности, в уровне «свободы» субъективного языкового выражения как проявления специфики предмета изучения, его цели. Понятие свободы определяется во многом возможностями языка,
зависящего и от внутренней готовности субъекта к его применению.
Итак, развитие любой науки в сторону расширения поля интерпретации фактов в наращивании знания приводит к расширению и углублению видения и расхождению с имеющейся парадигмой. По этой причине возникает необходимость объективации новых мировоззренческих актов для их обнаружения и восприятия как особого смысла, пусть неявного, то есть возникает необходимость «объективной гуманитар-ности (-стики)» [авторский термин и понятие.— Примеч. авт.]. В нашем понимании её смысл заключён в утверждении неявного понимания как важного субъективного образа понимания нового знания в допустимом приближении к открытию и интерпретации сути явлений. Объективация неявности связана с образом как информативным кодом, одновременно интуитивно и рационально проникающим в познаваемое, что при удачной попытке становится и понимаемым. Возникает согласие не только с увиденным как познанным, но с его субъективным представлением, что означает и согласие с интерпретацией. Факты доказывают справедливость сказанного (понимающие друг друга физики, по Т. Куну). Понимание между субъектами познания может происходить и на уровне отвержения, непризнания позиций, что может свидетельствовать всё же о заложенном в неявном знании сущностном понимании предмета и характера его изучения. Такая объективная гуманитарность в контекстном понимании честна и правдива, в чём заключено её важное и этическое значение.
Понимание такого гуманитарного движения в науке позволяет увидеть особые возможности человека как субъекта в ней, что важно для современной культуры. Сближение естественнонаучной и гуманитарной парадигмы науки происходит под влиянием ряда объективных событий в культуре прежде всего в силу глобализации и роста цивилизационных возможностей, обостряющих вопрос о человеке. Согласимся с М. Хайдеггером в подходе к данному вопросу, что особое положение человека в мире связано с событийностью как главной чертой, где он «сбывается только в со-бытии истины как требующейся для него» [11. С. 236]. Это запрашивает мироотношение (антропологический принцип), являющееся истоком всякого начала — донаучного и вненаучного, значимо определяет человеческую деятельность. В том числе наука в рас-
крытии сущего помогает человеку прежде стать собой. «Эти три — мироотношение, установка, вторжение — в своём исходном единстве вносят зажигательную простоту и остроту присутствия в научную экзистенцию», и ни одна из областей познания не имеет превосходства над другой, «ни природа над историей, ни наоборот» [Там же. С. 16-17], как и метод.
Таким образом, М. Хайдеггер, анализируя различия естественных и гуманитарных наук, доказывает изначальную значимость позиции человека, его отношения к сущему, где решающим выступает становление самого субъекта, благодаря чему человек утверждает собственный статус в мире. Именно мироотношение, по М. Хайдеггеру, пронизывает «все науки как таковые, заставляет их искать само по себе сущее», гуманитарные же науки «именно для того, чтобы остаться строгими, должны непременно быть неточными» [Там же. С. 44, 45]. Положения философии о роли взгляда человека в познании помогают расширить значение субъективного начала знания, связать его с отношением прежде, чем с миропониманием. Итак, развитие научного знания связано и с изменением отношения человека к себе и миру, определяющим иное видение и интерпретацию, где и насколько это возможно в соотношении с истиной как мерой понимания, постоянный рост которого ведёт и к росту влияния человека в мире. Это указывает и на усиление субъектности, которая, в отличие от простой субъективности, как сущее в человеке, отличается стремлением к объективному отношению к себе и миру. Одновременно с этим усиливается ответственность и за мироотношение как основу научности. Понятно, что важным становится изучение не только влияния, но и его последствий. Введение в современную науку и в первую очередь в естествознание антропного принципа — доказательство понимания осмысленной роли человеческого присутствия в мире, особенностей познания для формулирования выявляемых смыслов. Неслучайность свойств Вселенной подчёркивает английский астрофизик П. Девис. В его понимании «антропный принцип сродни религиозному объяснению мира: бог сотворил мир, чтобы люди населяли его» [4].
По М. Веберу, важное противоречие науки о человеке состоит в несовпадении установки и способа получения знания, «между необходимостью понять и специфическим аспектом рационального толкования», но всё же «общее на-
правление исторического развития определяется... большими идеями, которые и определяют тип миросозерцания.» [2. С. 750]. Мир человека — это мир смыслов. Но вместе со свободой выбирать цель существования человек выбирает и логику, заключённую в идее, картине мира, потому свобода человека весьма относительна. Более того, он нуждается в постулировании сверхмирного принципа, в чём состоит главная значимость гуманитарных наук, в которых исследуется мир человеческих идей и устремлений.
Об особом статусе гуманитарных наук писал Х.-Г. Гадамер, подчёркивая, что в опыте искусства мы имеем дело с истинами, решительно возвышающимися над сферой методического познания, а индуктивный метод позволяет высвободиться от метафизических допущений, сохраняя полную независимость «от того, каким именно мыслится становление наблюдаемого явления» [3. С. 45]. Сближение методологии гуманитарных наук с естественными философ не считал положительным фактом, так как гуманитарное понимание происходит в улавливании однократности и «исторической конкретности». Основным определял метод восхождения от абстрактного к конкретному — индивидуальному и субъективному опыту и считал, что «не существует никако-
го собственно метода гуманитарных наук» [Там же. С. 49]. Образование как сфера гуманитарного мыслилась им ведущим способом преобразования природных задатков и возможностей.
Из общего анализа, приведённого в статье, можно заключить, что, несмотря на разные цели и предметы познания естественных и гуманитарных наук, естественнонаучное и гуманитарное образование имеет или может иметь в качестве общего мироотношение, влияющее как на его содержание, так и на методику преподавания, формирующих менталитетные характеристики процесса и его результат. Поэтому столь важно в образовании в целом и в отдельном его виде опреде -ление этической основы как идеологии культурного развития или субъективного компонента, закладываемого в научную картину мира и общее мировоззрение личности. Отношение к усваиваемому в этом случае выступает не «сухим остатком» или побочным эффектом образовательного продукта, но единицей приобщения к культурному коду как мотиво- и смыслообразующему содержанию научности мировоззрения личности — неотъемлемому, но во многом сознаваемому и регулируемому явлению в становлении человека культуры.
Список литературы
1. Бубер, М. Два образа веры : пер с нем. / М. Бубер ; под ред. П. С. Гуревича, С. Я. Левит, С. В. Лезо-ва. - М. : Республика, 1995. - 464 с.
2. Вебер, М. Наука как призвание и как профессия / М. Вебер // Самосознание европейской культуры ХХ века: мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. - М. : Политиздат, 1991.
3. Гадамер, Х.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики / Х.-Г. Гадамер. - М. : Прогресс, 1988. - 704 с.
4. Дэвис, П. Случайная Вселенная / П. Дэвис. - М., 1985. - 144 с.
5. Деруэ, Ж.-Л. Социология образования: в поисках общества / Ж.-Л. Деруэ // Журн. социологии и социал. антропологии. - 1999. - № 2. - С. 179-191.
6. Дильтей, В. Описательная психология / В. Дильтей. - М. ; СПб., 1996. - 154 с.
7. Карлов, Н. В. Преобразование образования / Н. В. Карлов // Вопр. философии. - 1998. -№ 11. - С. 3-20.
8. Карлов, Н. В. Путь познания, или Дорогу осилит идущий / Н. В. Карлов // Вопр. философии. -1996. - № 5. - С. 3-21.
9. Кун, Т. Структура научных революций / Т. Кун ; сост. В. Ю. Кузнецов. - М. : АСТ, 2001. - 608 с.
10. Риккерт, Г. Науки о природе и культуре / Г. Риккерт. - М., 1998. - 147 с.
11. Хайдеггер, М. Время и бытие: статьи и выступления / М. Хайдеггер. - М. : Республика, 1993. - 447 с.
Сведения об авторе
Бабошина Елена Борисовна — кандидат педагогических наук, доцент кафедры педагогики, Курганский государственный университет. Курган, Россия. [email protected]
68
Е. E. Eaöornma
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2016. No. 5 (387). Philosophy Sciences. Issue 40. Pp. 63-68.
ATTITUDE AS THE BASIS FOR THE ANTROPOLOGIC PRINCIPLE BY SCIENTIFIC WORD-VIEW OF THE MAN OF CULTURE
H. B. Baboshina
Kurgan State University, Kurgan, Russia. [email protected]
The article is devoted to the role of cultural and anthropological approaches to the development to the scientific word-view by a person. The author devotes, that the attitude as the basis by scientific word-view of a person, to put a conception of "objective humanitarian". The author underlines, that the valuable attention to the word is realizing the anthropological principle in the cognition as the cultural senses by knowledge. The important task of methodology by science, both the natural, and the human, is discovering of it. In the content of the article are analyzed the positions of M. Buber, M. Veber, H.-G. Gadamer, N. V. Karlov, T. Kun, M. Heidegger and many other philosophers.
Keywords: a man of culture, the scientific word-view, the scientific basis, the anthropological principle, the attitude, the cultural sense, the humanitarian knowledge, the natural-scientific approach.
References
1. Buber, M. Dva obraza very [Two Images of Faith]. Moscow, Respublika Publ., 1995. 464 p. (In Russ.).
2. Veber M. Nauka kak prizvaniye i kak professiya [Science as a Vocation and a Profession]. Samocoznaniye evropejskoy cul'turi XX veka: mislit'el' i i pisat'eli Zapada o meste cul'turi v sovremennom obshchestve [Self-awareness of European Culture of the Twentieth Century: Thinkers and Writers of the West about the Place of Culture in Modern Society]. Moscow, Politizdat Publ., 1991. (In Russ.).
3. Gadamer, X.-G. Istina i method: osnovi filosofskoy germenevtiki [Truth and Method: Fundamentals of Philosophical Hermeneutics]. Moscow, Progress Publ., 1988. 704 p. (In Russ.).
4. Devis P. Sluchajnaya Vselennaya [The Accidental Universe]. Moscow, 1985. 144 p. (In Russ.).
5. Deruye G.- L. Sotziologiya obrazovaniya: v poiskah obshchestva [Sociology of Education: In Search of the Company]. Zhurnal sotsiologiyi i sotsial 'noy antropologii [Journal of Sociology and Social Anthropology], 1999, vol. 2, pp. 179-191. (In Russ.).
6. Dil'tey V. Opisat'el'naya psihologiya [Descriptive psychology]. Moscow, St. Petersburg, 1996. 154 p. (In Russ.).
7. Karlov N.V. Preobrazovaniye obrazovaniya [Transforming Education]. Voprosyfilosofii [Problems of Philosophy], 1998, no. 11, pp. 3-20. (In Russ.).
8. Karlov N.V. Put' poznaniya, ili Dorogu osilit iduschiy [The Path of Knowledge, or The Road by Walking]. Voprosy filosofii [Problems of Philosophy], 1996, no. 5, pp. 3-21. (In Russ.).
9. Kun T. Struktura nauchnih revol'utstiy [The Structure of Scientific Revolutions]. Moscow, AST Publ., 2001. 608 p. (In Russ.).
10. Rikkert G. Nauki oprirode i cul'ture [Science and Nature Culture]. Moscow, 1998. 147 p. (In Russ.).
11. Haydegger M. Vrem'a i bitiye: Stat'yi i vistupleniya [Time and Being: Articles and Speeches]. Moscow, Respublika Publ., 1993. 447 p. (In Russ.).
