CC BY
43
ными средствами Севастопольскому оборонительному району и Крымскому фронту. Также войска округа выполняли задачу по противодесантной обороне Черноморского побережья и прикрытию государственной границы СССР от Черного до Каспийского морей. 44-я и 47-я армии ЗакВО 25 августа - 17 сентября 1941 г. участвовали в совместной англо-советской операции Второй мировой войны по вводу войск на территорию
Ирана под кодовым наименованием «Операция "Сочувствие"». Ее целью являлась защита иранских нефтяных месторождений от возможного захвата их войсками Германии, а также защита транспортного коридора, по которому шли поставки вооружений по ленд-лизу для Советского Союза.
Статья поступила 3103.2015 г.
Библиографический список
1. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 4. О. 18. Д. 55. Л. 199-206 (материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г.).
2. РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1479. Л. 6-8; Ф. 25873. О. 1. Д. 1933. Л. 6-15.
3. 1941 год: сб. в 2 кн. / сост. Л.Е. Решин [и др.]. М.: МФ «Демократия», 1998. 832 с.
4. Великая Отечественная война 1941-1945 гг. Стратегические операции. Статистический анализ. В 2 т. М.: Изд-во Института военной истории, 2004. Т. 1. 344 с.
5. Венков Б.С., Дудинов П.П. Гвардейская доблесть. М.: Во-ениздат, 1979.
6. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1-4 июня 1937 г.: документы и материалы. М.: РОССПЭН, 2008.
7. Золотарев В.А. Военная безопасность Отечества. М.: Канон-пресс; Кучково поле, 1998. 462 с.
8. Казаков М.И. Над картой былых сражений. М.: Воениздат, 1985. 288 с.
9. Ковтунов Г.Н. Всей мощью огня. М.: Воениздат, 1982. 223 с.
10. Краснознаменный Закавказский: очерки истории Краснознаменного Закавказского военного округа. М.: Воениздат,
1969. 448 с.
11. Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941. М.: Вече, 2000.
12. Невежин В.А. Синдром наступательной войны: советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939-1941 гг. М.: Изд-во Аиро-ХХ, 1997. 288 с.
13. Радиоконтроль - Тачанка // Советская военная энциклопедия. В 8 т. Москва: Воениздат, 1979. Т. 7. 693 с.
14. Рослый И.П. Последний привал в Берлине. М.: Воениздат, 1983. 303 с.
15. Сиполс В.Я. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны. М.: Международные отношения, 1979. 320 с.
16. Сухопутные силы РККА в предвоенные годы: справочник. СПб.: Б&К, 2000. 193 с.
17. «Ташкент» - Ячейка стрелковая // Советская военная энциклопедия. В 8 т. Москва: Воениздат, 1980. Т. 8. 690 с.
18. Хорьков А.Г. Грозовой июнь. М.: Воениздат, 1991. 240 с.
19. Челышев И.А. СССР - Франция: трудные годы 19381941. М.: Изд-во ИРИ РАН,1999. 367 с.
20. Чугунов А.И. Граница накануне войны: из истории пограничных войск 1939-22 июня 1941. М.: Воениздат, 1985. 258 с.
УДК 16
СУБЪЕКТНЫЕ МЕТАМОРФОЗЫ В РАЗЛИЧНЫХ ТИПАХ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И КАРТИНАХ МИРА
© К.М. Магомедов1
Дагестанский государственный институт народного хозяйства, 367008, Республика Дагестан, г. Махачкала, ул. Д. Атаева, 5.
Исследуется особенное место субъекта в различных типах мировоззрения и картинах мира. Показывается, что смена форм мировоззрения в истории культуры осуществляется в направлении усиления роли субъекта в их структуре. Аналогично смена классической, неклассической и постнеклассической картин мира есть, в том числе, существенное изменение в них роли субъективного начала.
Ключевые слова: субъект; мировоззрение; научная картина мира; теория относительности; квантовая физика; постмодернизм.
SUBJECT METAMORPHOSES IN VARIOUS TYPES OF WORLDVIEW AND PICTURES OF THE WORLD K. M. Magomedov
Dagestan State Institute of National Economy, 5 Atayev St., Makhachkala, Republic of Dagestan, 367008.
The article studies the specific place of a subject in different types of worldview and pictures of the world. It is shown that the forms of worldview in the history of culture change in the direction of strengthening the subject's role in their structu re. Similarly, the change of classical and neoclassical and post-neoclassical pictures of the world involves a significant change of the role of subject in them.
Keywords: subject; worldview; scientific picture of the world; theory of relativity; quantum physics; postmodernism.
1Магомедов Камиль Магомедович, кандидат философских наук, доцент кафедры гуманитарных дисциплин, тел.: 89285611395, e-mail: magomedov49@mail.ru
Magomedov Kamil, Candidate of Philosophy, Associate Professor of the Humanities Department, tel.: 89285611395, e-mail: magomedov49@mail.ru
Различные картины мира и типы мировоззрения отличаются множеством своеобразных черт. О специфике действия механизмов детерминации в некоторых из них мы говорили в одной из публикаций [5]. Цель данной статьи - показать специфику понимания места и роли субъекта в различных формообразованиях сознания. В современных условиях, когда происходит интенсивная «философизация» науки, связанная с ростом значимости ее методологической проблематики, задача выяснения субъектных и субъективных составляющих в различных картинах мира и типах мировоззрения представляется актуальной и полезной.
О том, что в различных типах мировоззрения субъект осознается в разной степени и занимает различное место, говорить не приходится. Например, по большому счету, мифология, религия и философия, как три взаимосвязанные мировоззренческие исторические парадигмы, дифференцируются, прежде всего, степенью осознания человеком своего места в структуре мироздания.
В мифологии субъект собственного самосознания еще не сформирован, он крайне расплывчат, надындивидуален и выступает как продукт коллективного творчества. Это хорошо можно проследить в процессе вхождения в культурную и языковую среду различных местоимений. Например, известно, что появление личных местоимений в структурах человеческого сознания приходится на значительно более поздние периоды развития, чем иных местоимений. В частности, местоимение Я, составляющее ядро личностного сознания и самосознания, возникает намного позже, чем местоимение Мы, являющееся формой артикуляции коллективной идентичности человека. В этом плане древние мифологические литературные памятники, если выражаться категорически, не должны содержать местоимения Я, поскольку они представляют собой результат коллективного творчества и Мы-сознания. Это местоимение присутствует в мифологемах скорее по недоразумениям перевода или по причине модернизации, без которой современному человеку невозможно объяснить суть событий и процессов того времени и того уровня понимания. (Нечто подобное происходит и в процессе онтогенетического развития, когда ребенок обращается к себе вначале в третьем лице и только позднее, с развитием самосознания, приобретает навыки обращения к себе в первом лице).
Дальнейшим шагом на пути субъективации и индивидуализации сознания выступает религиозное мировоззрение. Оно, сохраняя прежние мифологические основы, уже включает в себя существенные стороны личностной самоидентификации. Это проявляется, например, в том, что любая молитва из Корана или Библии, каким бы заученным ни был ее текст, являет собой всегда личное, интимное обращение к Богу, просьбу укрепить свою веру, волю, дать силу, защитить, сохранить, помочь в чем-то.
Пожалуй, полноценное превращение личности в
ядро сознания происходит в философии. Поэтому именно в ней осуществляется окончательное освобождение сознания от пут коллективности и становление субъектного Я. Коллективной философии нет и быть не может. Есть философия Платона, Аристотеля, Гегеля, Моя философия. Поэтому любой учебник, написанный коллективом авторов, всегда эклектичен по содержанию, поскольку представляет конгломерат различных взглядов, не поддающихся до конца унификации. Не случайно знаменитая работа М.К. Ма-мардашвили называется «Как я понимаю философию», и одна из основных ее идей заключается в том, чтобы запретить преподавание философии, представляющей обобщенный и безличностный взгляд на мир и человека в нем. Такая философия, загнанная в клетку общезначимости, может стать только средством тотального единодушия и стандартизации личности [6]. Действительно, от такой философии вреда больше, чем пользы.
Даже сейчас в обыденном сознании, когда человек судит о себе в терминологии коллективного сознания, это больше говорит о его неразвитости, чем о развитости (мы, россияне, дагестанцы, горцы и т.д.). Значительно труднее, да и честнее сказать, кем ты являешься как представитель этих общностей. Прятаться в тени коллектива, идентифицировать себя только с ним значительно легче.
Получается, что коллективная идентификация человека исторически и логически, филогенетически и онтологически первична, индивидуальная же идентификация вторична, но только не в шкале значимости.
Удивительные личностные метаморфозы происходят не только при смене типов мировоззрения, но и при динамике различных картин мира. Попытаемся проследить, как меняется место субъекта в познавательных стратегиях при переходе от классической к неклассической, а затем к постнеклассической картинам мира.
В классической картине мира субъект познания присутствует лишь в форме абстракции как внутренний участник всего познавательного процесса, поскольку любое познание есть форма субъектно-объектного взаимодействия. А в реальном же акте познания его как бы нет. Происходит элиминация субъекта из познавательного процесса. Мало того, всякое включение субъективного начала в классическую познавательную парадигму снижает ценность знания. Поэтому идеалом научного знания считается полная свобода от присутствия человеческого в познании и независимость от субъекта, от наблюдателя, от точки отсчета.
Существенные изменения в понимании положения субъекта в совокупном познавательном процессе происходят в неклассической науке, связанной, прежде всего, с теорией относительности и квантовой физикой. Мировоззренческое значение теории относительности заключается именно в том, что она доказала неразделимость познавательного процесса от субъективных сторон познания. Теория относительности по-
тому так и называется, что вводится в познавательный процесс наблюдатель, точка отсчета, в зависимости от которого в существенной степени изменяется картина действительности. В одной точке отсчета одни параметры, в другой - совершенно другие. Таким образом, обнаруживается, что субъект составляет внутренний момент любого познания. А под объективностью знания подразумевается не его независимость от субъекта, а несколько иные характеристики знания, связанные с его содержанием.
Еще более значимые изменения для субъектно-объектной парадигмы познания происходят в квантовой теории, которая показала, насколько субъект, наблюдатель вообще неустраним из познавательного процесса. Если в классической физике присутствием самого исследователя, а также взаимодействием между прибором (устанавливаемым им) и объектом можно пренебречь, то в квантовой теории подобное оказалось невозможным в принципе. Эта особенность приводит к тому, что повторение одного и того же опыта дает несколько разные результаты, которые, соответстсвенно, могут выражаться только в форме вероятностно-статистической закономерности. Следовательно, квантовый объект не может быть рассмотрен сам по себе, а только в единстве с субъективными составляющими познания.
Итак, теория относительности и квантовая физика показали уязвимость «натуралистического объективизма» классической науки, где субъект устранялся из познавательного процесса. По большому счету, можно сказать, что Эйнштейн увязывает объекты физического познания с конструктивно-теоретической деятельностью субъекта, а Бор - с экспериментальной деятельностью субъекта познания, с контекстом измерительных приборов и установок. Следовательно, граница между субъектом и объектом в познании становится условной, относительной, а сами эти категории образуют уже не бинарные оппозиционные отношения, а взаимообусловленные части целостной системы. Происходит своеобразный процесс гуманитаризации естественнонаучного знания, стирается былая полярность гуманитарных наук и естествознания, первых, как наук о человеческом духе, а вторых - о природе. Оказывается, что человеческий «дух» имманентно присутствует в той или иной степени и в естественнонаучном процессе познания.
Таким образом, подтверждаются пророческие слова К. Маркса из «Экономическо-философских рукописей 1844 года», которые мы в студенческие годы не осознавали в полной мере: «Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание; это будет одна наука» [7, с. 124]. В плане сказанного очень важной представляется работа англо-венгерского ученого Майкла Полани (имеющего кстати, российские корни как по материнской, так и по отцовской линии) «Личностное знание. На пути к посткритической философии». Ученый полагает, что существуют два типа знания, которые всегда совместно входят в процесс познания всеобъемлющей реаль-
ности:
1. Познание объекта путем концентрации внимания на нем как целостности.
2. Познание объекта исходя из наших представлений о том, какой цели он служит в составе той целостности, частью которой он является. Это неявное знание, которое не допускает полной экспликации и транслируется через непосредственное («из рук в руки») обучение мастерству научного поиска и личные контакты ученых.
В целом концепция личностного или неявного знания М. Полани сводится к следующим положениям:
- Науку делают люди, обладающие призванием, опытом, навыками и мастерством.
- Научно-познавательную деятельность нельзя освоить по учебнику (поскольку неявное знание не допускает полной экспликации и изложения в учебной литературе). Поэтому познание предполагает общение и личные контакты исследователей для передачи этого внерационального опыта.
- Люди, делающие науку, не могут быть заменены другими и отделены от производимого ими знания.
- В научно-познавательной деятельности очень важны мотивы личного опыта, переживаний, внутренней веры в науку, в ее созидательную ценность, а также заинтересованность ученого, его личная ответственность.
- Это область невыразимого, неартикулируемого знания, передаваемого через невербальные механизмы. Оно часто не осознается субъектом, а имплицитно содержится в его познавательной деятельности [8].
Сказанное выше еще раз подтверждает факт неустранимости субъекта из всех возможных реконструкций познавательных действий. Поэтому кантов-ская идея трансцендентального субъекта, этого мыслящего существа вне пространственно-временного хронотопа - это всего лишь умозрительная конструкция, иллюзорное проявление всего европейского ло-гоцентризма. Мы здесь отвлекаемся от живого субъекта познания: от его мировоззрения, пола, возраста, образования, цвета кожи, национальности, места в социальной стратификации, степени вовлеченности в структуры власти и т.д.
Отмеченная тенденция непрерывного усиления субъективного начала в познании получила отражение и в герменевтике, где субъект познания уже выступает не как пассивная сторона познания, а как задающая предметные смыслы, расшифровывающая и интерпретирующая различные «тексты» культуры. Здесь активность субъекта, его значимость в познании неизмеримо возрастает; в отличие от субъекта классической науки, как бы «зеркально» и адекватно отражающего мир, он вносит значимое творческое начало в познание, осуществляя процедуры смыслополагания и смыслоопределения на основе внутреннего, личностного ценностного опыта. Познающий субъект должен быть также в непрерывном диалоге с другими в коммуникационном пространстве, согласовывая с ними различные схемы понимания, что также усиливает роль субъективного начала в познании.
Еще более значительные изменения происходят в постнеклассической культуре и науке, которые по внешним проявлениям вроде бы разрушают субъ-ектоцентризм классического познания, его субъектно-объектную архитектуру, а на самом же деле представляют собой дальнейшие шаги по пути субъекти-вации познания.
Во-первых, это проявляется в том, что бинарная, двоичная субъектно-объектная парадигма познания сменяется троичной (субъект - исследовательский коллектив - объект), где уже не одно звено, а два представляют субъективные моменты в познании. Как отмечается в литературе, именно это новое, второе звено детерминирует и индивидуальную мыслительную деятельность человека, и характер познаваемого объекта. И «те, кто считает эту обусловленность лишь неизбежным злом, так сказать, человеческой слабостью достойной сожаления, не могут понять, что никакое мышление вне этой обусловленности просто невозможно. Само понятие "мышление" приобретает смысл только при указании на "мыслительный коллектив", в рамках которого происходит это мышление» (цит. по [11]). Т. Кун этот мыслительный коллектив называет «научным сообществом» [3].
Во-вторых, своеобразной реакцией на европейский объективизм и логоцентризм и проявлением процесса дальнейшей субъективации познания являются метафоры «смерти субъекта» и «смерти автора» в современном постмодернизме. Согласно последней, трансцендентальное знание, не замутненное ничем внешним и субъективным, - это иллюзия. Никакому мыслителю, какой бы проницательный он ни был, не дано обладать смыслом и истиной как таковыми. Всякая такая претензия - это отказ от многозначности, амбивалентности любого научного дискурса, хотя бы потому, что могут быть обнаружены такие смыслы и значения, о существовании которых не догадывался, не подразумевал даже сам автор.
В этом плане происходит неизбежная смерть субъекта и автора - этих иллюзий, составляющих прямое наследие субъектно-объектной парадигмы классической культуры и науки, характерной для большинства философских систем, в том числе феноменологии, экзистенциализма, герменевтики, гуманистического марксизма и т.д.
Метафора «смерть субъекта» - это лишение субъекта классической культуры его привилегированного статуса с определенной идентичностью, самосознанием и личностной автономией. Это отказ от традиций субъектно-объектного рациоцентризма, согласно которому именно субъект является исходной точкой отсчета, удостоверяющей подлинность мира и возможности человека познать этот мир. Суть этой познавательной парадигмы гениально была сформулирована Декартом в своем «Cogito ergo sum». Антидекартовская сущность культуры постмодерна удачно была схвачена Ж. Лаканом: «Где мыслю, там не существую, и где существую, там не мыслю» [4, с. 64]. Согласно М. Фуко, субъектно-объектная парадигма организации научного знания - мощнейший идеологи-
ческий конструкт современной культуры [10, с. 48]. Иллюзорна сама попытка логоцентризма на раскрытие логики и смысла развития, стремление раскрыть его закономерности. История культуры, как отмечает Фуко, это история единичных событий («сингулярно-стей») случайных в своей основе. Поэтому никакой «истории» нет и быть не может, поскольку последняя всегда ориентирована на поиск логики в развитии. Это - всего лишь «археология» истории, случайного переплетения событий без всякой претензии на поиск смысла и закономерности. Никакой целостной истории нет, а есть конкурирующие между собой речевые практики, дискурсы. А всякий дискурс как форма упорядочения опыта и мира вещей заключает в себе насилие, направленное на подгонку этого мира определенному порядку. На первом месте в этих дискурсивных попытках упорядочения мира стоит наука [9].
Читатель может спросить: позвольте, ведь метафора «смерть субъекта» в корне опровергает отмеченную в статье тенденцию к усилению роли субъекта в познавательном процессе при смене классической, неклассической и постнеклассической научных парадигм? О каком усилении роли субъекта в познавательном процессе может идти речь, если весь постмодернизм дружно провозгласил «смерть субъекта», положив, таким образом, конец такой траектории развития классической и неклассической науки?
Нам представляется, и в этом состоит основной мотив написания данной статьи, что данная метафора постмодернизма вовсе не означает устранения субъекта из познавательного процесса. Скорее наоборот, это дальнейший шаг в этом направлении; можно сказать, что данная метафора - это доведение до максимальных пределов процесса субъективации научного знания, которая происходила в истории науки. Ведь «смерть субъекта» - это не устранение субъекта из познавательного процесса, а доведение этой роли до абсолютных пределов, доходящих до отрицания объективно-истинностных характеристик знания.
Получается, что идея субъектности знания постмодернизмом не отменяется, а наполняется новым содержанием. Субъекта больше нельзя представлять как абстрактную, внеконтекстуальную реальность по типу абсолютного пространства и времени Ньютона. Поэтому декартовский внеконтекстуальный и кантов-ский трансцендентальный субъекты, отделенные и противопоставленные языковому и поведенческому контексту, в современной философии невозможны.
Таким образом, получается, что постмодернизм осуществил не только отказ от декартовской традиции субъектоцентризма, но и от сократовского «познай себя». Субъект не в состоянии познать себя, поскольку он дан себе как Другой; сущность субъекта всегда в другом месте. В этом плане отдельному субъекту и даже автору, действительно, не дано быть носителем однозначного смысла и истины в познании. Последние вообще невозможны в бесконечном потоке субъективных интерпретаций и дискурсов, из которых и складывается процесс познания.
Оказывается, субъект вовсе и не умирал в концеп-
те постмодернизма. А «умерло», по словам Ж. Дерри-ды, одностороннее представление «онто-тео-телео-фалло-фоно-лого-центризма», где имеется привилегированный статус субъекта в бинарной оппозиции [1, с. 119]. Исходя из этого, термины «смерть субъекта» и «смерть автора» представляют метафоры, не претендующие на точность и тотальность. Как справедливо отмечается в литературе, постмодернистская философия вовсе не разрушила концепт субъекта, как это часто принято считать, а только переосмыслила его. Ситуация «умирания субъекта» неоднократно случалась в истории философии, особенно в связи с появлением различных форм скептицизма (начиная от иронии Сократа и завершая принципом фаллибилиз-ма, утверждающего гипотетичность всякого высказывания о мире). И, как показывает история, концепт субъекта постоянно возрождался в новых формах и
вариантах.
Поэтому и данная знаменитая постмодернистская метафора есть новая форма «возрождения и возвращения субъекта». Но возвращения не в онтологическом аспекте (субъект как элемент реальности был все это время), а в гносеологическом (субъект как категория, имеющая значение для философии) [2].
Таким образом, озвученная нами выше линия в динамике форм мировоззрения и смене научных парадигм в направлении усиления «присутствия» субъекта в познавательном дискурсе сохраняется на всем протяжении исторического развития. И постмодернизм со своими метафорами «смерть субъекта» и «смерть автора» не только не устраняет эту тенденцию, но даже усиливает ее.
Статья поступила 11.03.2015 г.
Библиографический список
1. Деррида Ж. О грамматологии / пер. с фр. Н. Автономовой. М.: Ad. Marginem, 2000. 512 с.
2. Долин В.А. Концепт «смерть субъекта» в современной философии // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 4. Ч. 2. С. 56-61.
3. Кун Т. Структура научных революций / пер. с англ. И.З. Налетова. М.: Прогресс, 1977. 300 с.
4. Лакан Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа: семинары. Кн. 11 (1954/55) / пер с фр. А. Черноглазова. М.: Изд-во «Гнозис», «Логос», 2009. 520 с.
5. Магомедов К.М. Случайность - это характеристика объективных процессов или феномен человеческой экзистенции? // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2014. № 1. С. 52-55.
6. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1990. 368 с.
7. Маркс К., Энгельс Ф. Экономическо-философские рукописи 1844 года // ПСС. 2-е изд. Т. 42. С. 41-174.
8. Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии / пер. с англ.; под ред. В.А. Лекторского и В.И. Аршинова. М.: Наука,1985. 343 с.
9. Фуко М. Археология знания / пер. с фр. С. Митина, Д. Стасова. Киев: Ника-центр, 1996. 208 с.
10. Фуко М. Порядок дискурса // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет / пер. с фр. С. Табачниковой. М.: ИД «Касталь», 1996. 448 с.
11. Штанько В.И. Философия и методология науки: учеб. пособие для аспирантов и магистрантов естественнонаучных и технических вузов. Харьков: ХНУРЭ, 2008. 348 с.
УДК 94(57)
НАЛОГООБЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСКОГО ХОЗЯЙСТВА ИРКУТСКОЙ ГУБЕРНИИ В ПЕРВЫЕ ГОДЫ НЭПа (1921-1923)
© М.А. Маленьких1
Братский государственный университет, 665709, Россия, г. Братск, ул. Макаренко, 40.
Рассмотрены причины перехода от продразверстки к продналогу. Дана характеристика различных налогов (продовольственный, общегражданский, трудгужналог, подоходно-поимущественный), которые были установлены для крестьянского хозяйства: конкретные сроки сдачи налогов, размеры налогообложения. Представлен ход выполнения налоговых кампаний и отношение к ним крестьянского населения. Выявлены недостатки налогообложения на раннем этапе НЭПа, и, как следствие, переход к единому сельскохозяйственному налогу. Ключевые слова: НЭП; Иркутская губерния; история крестьянства.
PEASANT ECONOMY TAXATION IN THE IRKUTSK PROVINCE IN THE FIRST YEARS OF NEP (1921-1923) M.A. Malenkikh
Bratsk State University,
40 Makarenko St., Bratsk, 665709, Russia.
The paper discusses the causes of transition from the surplus appropriation system to the tax in kind. It gives characteristic to the different taxes (grocery, general civil, labour and animal transport ("trudguzh" tax), income -property tax) imposed on the peasant economy. It also specifies the deadlines for taxes to be paid and the size of taxation. The progress of tax campaigns and peasant population attitude to them are described. Revealed drawbacks in the taxation at the early
1Маленьких Максим Александрович, аспирант, тел.: 89526121108, e-mail: genrik42@yandex.ru Malenkikh Maksim, Postgraduate, tel.: 89526121108, e-mail: genrik42@yandex.ru
