CC BY
47
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви.
2012. Вып. 2 (45). С. 85-99
Открытые письма священника Феодора Василевского Всероссийскому Церковному Поместному Собору 1917 г.: о таинстве крещения и судьбах православной веры*
Ниже публикуются открытые письма смоленского священника Феодора Василевского, адресованные Всероссийскому Церковному Поместному Собору, выявленные в фонде рукописей Синода (Ф. 834 Российского государственного исторического архива). Письма иллюстрируют влияние революционной атмосферы на православное общество.
Революционное время болезненно отозвалось в жизни Православной Российской Церкви, хотя многим тогда казалось, что именно февральская революция открыла дорогу преобразованиям, давно чаянным православным обществом. Основной декрет в религиозной сфере — «О свободе совести» от 14 июля 1917 г. — развивал положения принятого 20 марта постановления «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений». Декрет предполагал свободу исповеданий: допускал переход из одного исповедания в другое и разрешал вне-вероисповедное состояние.
В этой крайне напряженной, конфликтной и вместе с тем питающей надежды на обновление и исправление уклада общественной и внутрицерковной жизни и даже нравов обстановке и появились публикуемые ныне письма смоленского священника Феодора Василевского.
К сожалению, в силу практически полной недоступности для исследования документов смоленского консисторского архива и отсутствия таких важных источников по истории духовенства Смоленской епархии, как клировые и церковные ведомости, церковно-исторические описания приходов1, мы совсем немного знаем об авторе этих писем. Скудость биографических сведений не позволяет в полной мере проследить историю формирования его взглядов, отраженных в письмах.
* Публикация подготовлена при поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009—2013 гг., мероприятие 1.3.2, проект № 14.740.11. 1298. Автор благодарит за содействие в работе с документами заведующую читального зала РГИА Н. В. Колосенкову.
Однако даже отрывочные документальные данные о нем дают возможность сделать некоторые важные предположения о его судьбе. Этот городской священник, очевидно, никогда не входил в состав органов епархиальной администрации (консистории, училищных советов). Лишь в 1909 г. отец Феодор был кандидатом в члены Государственного Совета от духовенства Смоленской епархии, получив большинство избирательных голосов2. Примыкая к числу сторонников идеи реформирования церковной жизни, он отнюдь не «выдвинулся» и на революционной волне — не баллотировался в состав церковно-епархиального совета и других образованных в 1917 г. церковно-общественных органов3.
Родился Федор Иванович в 1850 г. и в пору революций 1917 г. был уже в довольно преклонных годах. Происходил он из духовенства — отец его был священником и служил в одном из приходов Смоленского уезда. Сам Федор Иванович окончил Смоленскую духовную семинарию, а в 1875 г. — Петровско-Разумовскую академию в Москве4. Получение сельскохозяйственного образования вслед за духовным свидетельствовало об исканиях молодого человека.
Отец Феодор, как показывают его письма, живо интересовался богословием (при этом нельзя не отметить в его взглядах и ноток протестантизма), что отличало его от большинства провинциальных российских пастырей, тонувших в безотрадном сельском быту5. Не секрет, что начиная с эпохи Великих реформ провинциальное священство нередко подвергалось критике за слабое знание основ исповедуемого и проповедуемого им вероучения. С этих позиций вели дебаты с православными и инославные, в особенности представители протестантских течений.
Автор писем, не обладая серьезным богословским образованием, лишь по внутреннему побуждению на протяжении по меньшей мере десятилетия осмыслял историю становления и развития одного из ключевых таинств Церкви — Крещения. В нем он видел основу основ «становления человека в его вере». Автор пришел к весьма рационалистичным (а значит, и не вполне совпадающим с канонами Церкви и ее вероучением) по звучанию и форме выражения выводам о необходимости пересмотра сложившейся в Православной Церкви практики осуществления Таинства Крещения.
История Таинства хорошо известна6. Слово «крещение» — это славянский эквивалент греческого Р&лтюца («погружение»). В Священном Писании оно впервые встречается в связи с именем Иоанна Крестителя, который приходивших к нему погружал в воды реки Иордан в знак того, что они отказываются от совершения зла и смывают с себя грехи, чтобы с чистой душой встретить Спасителя, чей приход проповедовал Иоанн. В крещении, с точки зрения Церкви, человек умирает для жизни плотской, греховной и возрождается от Святого Духа в жизнь духовную.
Автор же писем в своей претензии к современной ему практике крещения обращается к опыту Церкви апостольских времен, когда общину верующих через крещение пополняли взрослые люди, проходящие особый подготовительный этап — оглашение (или катехизацию), который мог длиться до трех лет. В древности оглашение, крещение и миропомазание разделялись во времени в зависимости от духовной подготовленности человека. Перед крещением пола-
гался 40-дневный пост, причем вместе с готовящимися ко крещению постилась вся христианская община. Крещение принимали тогда зачастую в позднем возрасте. Григорий Богослов был крещен собственным отцом в 30-летнем возрасте, зрелыми людьми крестились Василий Великий и Иоанн Златоуст. В ГУ—V вв. большое значение придавалось сознательному принятию Таинства Крещения. Однако уже в 124-м правиле Карфагенского Собора 419 г. содержится анафема в адрес отвергающих необходимость крещения младенцев и новорожденных детей. Решение этого Собора положило начало современной практике крещения младенцев7.
на восприятие остроты практики крещения отцом Феодором, очевидно, оказала свое влияние общественная обстановка. Мимо взора священника не могли пройти незамеченными многочисленные явления «оскудения в вере», наблюдавшиеся и активно обсуждаемые с начала ХХ в. Одной из главных причин отдаления от православия широкого круга пасомых он считал формальное отношение к Таинству Крещения, производимого над подавляющим большинством новорожденных во многом как дань традиции, а во многом из-за страха за жизнь младенца, лишенного, по общим представлениям, защиты духовных сил до принятия Крещения. В таком положении дел смоленский священник увидел корень непонимания большинством представителей православного народа сути православной жизни, жизни во Христе, неразрывно связанной с принятием на себя ряда ограничивающих волю человека обязательств. А это добровольное ограничение своей воли возможно только в сознательном возрасте.
Ставя в такой плоскости вопрос о подлинном понимании Таинства Крещения и его искажении в современной ему пастырской практике, священник рисковал серьезно разойтись во мнении с официальными церковными органами, да и самим опытом Церкви. Вероятно, и о. Феодор понимал приходившие к нему сигналы о неуместности (и ошибочности) постановки вопроса в радикальном ключе. Направленное им в адрес Святейшего Синода сочинение, подробно излагающее канонические основания его претензий к практике свершения Таинства Крещения, пропутешествовав два года в коридорах «церковного правительства», вернулось без ответа. А потому особые надежды отец Феодор возлагал на Собор, столь ожидаемый и собравшийся, наконец, в 1917 г.
Взгляды смоленского священника, со временем облеченные в форму настойчивого предложения реформы самой пастырской практики Церкви, не находили понимания в родной епархии — не случайно глубокое и живое по языку его сочинение никогда не было опубликовано в епархиальных ведомостях и не получило церковного обсуждения. Поддержки он искал у сведущих в богословии членов Святейшего Синода, а затем у представителей всего православного мира — Поместного Собора. Но не нашел*. И сочинение его, равно как и три письма, написанные в разные периоды революционного 1917 г. — два после февральской революции и последнее спустя буквально несколько дней после октябрьских событий, — остались почти на столетие в архивах.
* В отчете Собора за первую сессию было указано, что «г)16-го декабря Соборным Советом заслушана была записка священника Воскресенской церкви г. Смоленска о. Василевского о необходимости совершать крещение не над младенцами, а над взрослыми; было поста-
Почему же письма смоленского священника не получили обсуждения на Соборе? Документов, свидетельствующих о судьбе писем, не выявлено (лишь резолюции на письмах о передаче на усмотрение соборных отделов). Письма не были вынесены на обсуждение. Причину этого помогает понять изучение обстановки работы Поместного Собора — масса нерешенных проблем, накопившихся за долгий синодальный период в истории Православной Церкви, и огромный груз ответственности за их справедливое и полное разрешение легли на членов Собора. Вскоре стало понятно, что усилия большинства делегатов направлены на сохранение церковного корабля в целости. В этих условиях широкое обсуждение поставленного смоленским священником вопроса из области вероучения и практики исповедания православной веры многим могло показаться и неуместным, и даже опасным. Нельзя не заметить и вполне осознаваемую дерзость автора писем: по сути, свои взгляды он противопоставлял вековому, в том числе и святоотеческому, опыту Церкви, явив тем самым вполне протестантскую модель поведения, ставшую в революционную эпоху весьма распространенной. Волна революционной стихийной свободы — «демократизации» — рождала иллюзию
о том, что и в церковной жизни уместны радикальные перемены, а вершить их могут отдельные, осознающие себя верными сынами Церкви люди (такие как В. Н. Львов и многочисленные провинциальные «реформаторы»).
Публикуемые документы представляют очевидный интерес как источник по изучению духовного мира православных пастырей с учетом казуального, возможно единичного, проявления критики практики осуществления таинств Церкви, социальной истории духовенства и всего российского общества в революционную эпоху.
Документы публикуются в соответствии с современными правилами орфографии, с сохранением стилистических особенностей, без сокращений в целях аутентичной передачи источника. Утраченные фрагменты обозначены многоточием в квадратных скобках [...], восстановленные — раскрыты в квадратных скобках. Документы озаглавлены автором публикации. Первое и второе письма представляют собой авторскую копию ранее отправленных в адрес Святейшего Синода писем, выполненную на одном листе, упакованную в один конверт и поэтому публикуются как один документ.
Вступительная статья, публикация и примечания М. В. Каиля
новлено передать ее в Отдел о богослужении, проповедничестве и храме» (Обзор деятельности Священного Собора Православной Российской Церкви за время со дня его открытия 15 августа 1917 г. до 9 декабря 1917 г. // РГИА. Ф. 833. Оп. 1. Д. 34. С. 27 об.). К сожалению, не все вопросы, рассмотренные в Отделах, были вынесены на пленарные заседания, но в архивных материалах Собора (ГА РФ. Ф. Р-3431) они должны сохраниться. — Примеч. ред.
№ 1
Первое и второе открытые письма священника Воскресенской церкви г. Смоленска Всероссийскому Церковному Поместному Собору8
30 июля 1917 г.
I Открытое письмо Всероссийскому Церковному Поместному Собору
Предметы, подготовлявшиеся всеми почти отделениями Предсоборного Совета, за исключением Отдела VI, таковы, что вопросы об них могут решаться без участия епископов*, — и уж, во всяком случае, не нуждаются в Соборном определении. Только вопросы веры и Богослужения не могут быть авторитетно решаемы без собора. А между тем есть и другие вопросы — насущной необходимости, о которых, однако, Предсоборные совещания и советы даже и намека не дали.
Какие же это вопросы?
Вопросы об устранении причин религиозной разрухи! Вопросы эти заданы в ясной формулировке, но остаются до сих пор без нашего ответа. А эта безответность принимается за доказательство лжи в учении христианском и вызывает раздражение против учащей части Церкви.
Раздражение это выразилось не раз с 1904-го — 6-го года да и теперь временами проявляется: в неуважении к храмам, в презрении к духовенству и богослужению, в поругании икон, в уходе в другие секты.
Граф Л. Толстой в своих сочинениях 1904 и дальнейших годов поставил духовенству (всех вероисповеданий христианских) несколько обвинений. В этих обвинениях он уже не против Христа ратует, а За Христа, но против духовенства! Много тягостной правды в этих обвинениях! Следов[ательно], надобно осмотреться и исправить то, что, по выражению I Вселенского Собора, не по правилам церковным вошло в практику Церкви (2-е прав[ило])9.
Сочинения Л. Толстого не только «сами расходятся», но и насильно распространяются, неудержимо, и долго еще будут распространяться по рукам, читальням, библиотекам! Поэтому теперь всякий может проверить то, что говорится в укор духовенству. И вот одни смущаются (верующие), другие возмущаются нами (собственно говоря, Л. Толстой только определенно выразил то, что раньше было у всех на глазах, но молча терпелось, а он это сказал вслух всего мира).
А ответа на обвинения между тем никакого! Да некоторые и невозможно иначе ответить, как исправлением неправильностей!
Исправить же может только Собор!
И в этом должна, состоять его первая и главная задача! Здесь ключ к оздоровлению Церкви и ко всем дальнейшим реформам. Кроме этого, дело это докажет всем, что Самый Собор верен Евангелию и Апостольскому учению. Тогда и мы можем сказать всякому твердо: «Мы веруем и веру выражаем так, как и Апостолы! Если же кто с нами не согласен, тот и не Христианин!».
Теперь же мы этого не можем сказать не краснея!
* Здесь и далее подчеркнуто в документе.
Центральный пункт обвинений, притом для всех очевидный и действительно неоправдимый, — это Крещение младенцев!.. не как исключительный факт, но как закон, не допускающий исключения! Об сем мы готовы предложить Собору особое исследование, заготовленное еще в 1913-м году!
Здесь же мы укажем только на то, что теперь эта реформа не только легче всего осуществима, но эта реформа уже вынуждается силою вещей!.. Новый вероисповедный закон дозволяет детям с 15-летнего возраста избирать религию самостоятельно! След[ующим] законом уже признано, что крещенные в младенчестве еще не избрали религии! Но ведь это то же самое, что и сказать, что они не крещенные еще!.. Уже в этом одном нам обвинение, ибо мы не могли, п[отому] ч[то] не имели права крестить человека, который не только еще не уверовал во Христа, но даже еще и не решил: стоит ли она предпочтения?
В самом деле: кто уполномочил нас так крестить? Никто! Кто уполномочить может? Никто!
И мы заслуживаем тот упрек, который Богом чрез пророка Малахию сказал: (2: 4-8) Уста, священника, должны хранить |...| и законы ищут от уст его, п[отому] ч[то] он вестник Господа Саваофа. — Но вы уклонились от пути и для многих послужили соблазном.
Вот решение этого вопроса будет 1) достойно Собора, 2) будет ответом Л. Толстому и в 3) даст основание новому порядку жизни церковной — и устроению прихода в православной жизни.
Если же Собор все свое внимание отдаст предметам, которые ему преподнесут Отделы Предсоборного Совета: I—V и УП—Х, то Собор не будет Церковным Собором, а просто Съездом Всероссийским — для решения гражданских вопросов, съездом даже, пожалуй, и излишним!
И разруха будет беспрепятственно расширяться — далее и глубже!
Сохрани Боже от этого!
II Открытое письмо Всероссийскому Церковному Поместному Собору
Недоверие к духовенству недавнего происхождения: лет 50—60 назад это было редким явлением у нас, но до Л. Толстого оно больше находилось «под спудом».
С 1901-го уже появляются в печати такие сочинения Л. Толстого, как «Ответ на определение Св. Синода от 20-22-го февраля об отлучении его от церкви.», затем, в 1902-м году, Л. Толстой пишет «Обращение к духовенству» (всех вероисповеданий). И здесь-то он определенно высказал все обвинения против духовенства. Вот самые яркие из них:
I. (в форме вопроса, на который, однако, ожидается ответ — «нет»): «Верите ли вы в то, что проповедуете? Есть среди вас такие, которые хотя и видят несостоятельность положений церковной веры» . (но) «все силы своего ума и образования употребляют на то, чтобы хитроумными иносказаниями, ложными и запутанными рассуждениями оправдать все несообразности и противоречия исповедуемого ими (имеются в виду епископы-догматисты) учения» (обращ[ение] к духовенству IX).
ГГ. Послушайте, что говорят архиереи-академисты в своих собраниях, почитайте их журналы — и вы подумаете, что русское духовенство проповедует хотя и отсталую, но все-таки Христианскую веру, <...> посмотрите на деятельность духовенства в народе — и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство (там же, IX).
ГГГ. Вы, говорит Толстой духовенству, не верите в это учение, которое проповедуете; прежние люди, установившие их, должно могли верить в них, но вы уже не можете (там же, IX).
IV. «Исповедующие (Церковное учение), живя без всяких сдерживающих их нравственных требований (следовало бы сказать «обязательств»), совершенно уверены в том, что они живут настоящей христианской жизнью» (там же, IX).
V. «Я (Сам Л. Толстой) отвергаю все таинства. — Все таинства считаю несоответствующими понятию о Боге и христианскому учению, колдовством и, кроме того, нарушением самых прямых указаний Евангелия! (ЫБ). В Крещении младенцев вижу явное извращение того смысла, который могло иметь крещение для взрослых» (Ответ на определение] Св[ятейшего] Синода).
Вот главнейшие пункты. Всем нам известны факты, когда «сознательные» доходили до такого бешенства, как поругание икон, креста, кражи в храмах, взрывы и под[...]. Объяснить это бешенство психологически возможно не иначе, как тем раздражением, которое неотразимо возбуждается у каждого, ввиду, с одной стороны, очевидных противоречий, выставляемых Л. Толстым, а с другой — ввиду упорного молчания обвиняемых и их инертности в деле исправления того, в чем их обвиняют.
Необходимо не только дать ответы на обвинения, но и приступить к исправлению действительных неправильностей. До Собора нашу инертность можно было еще оправдать хоть бы тем, что каждый в отдельности отвечать может лишь за себя самого. Но Собору миновать эти обвинения — значит не только сознаться в своей неавторитетности, но и уронить учение Христианское [...]
Что же можно ответить на обвинения?
Обвинение духовенства в неверии своей же проповеди гиперболично: нельзя под одну категорию подводить всех. Есть, во 1-х, священники, более верующие в Св. Писание, чем в науку с ее гипотезами и теориями, совершенно не нуждающиеся в рационалистическом объяснении догматов. Есть, во 2-х, и такие пастыри, которые хотя и не согласили еще догмата с наукой, но тем не менее веруют в христианские догматы, зная, что наука не только еще не сказала своего последнего слова, но и никогда не скажет. Есть, в 3-х, и такие, у которых найден переход между догматом и наукой и которые посему в догматах видят тот последний вызов, последнее слово, к которому должна придти наука. — Есть и 4-й рода — пастыри, которые и перед наукой рабски преклоняются, но и с догматом не расстаются — так что в этом случае обвинение Л. Толстого может быть справедливым!
Но утверждать, что теперь мы не можем веровать, как веровали прежние люди, можно, лишь не зная действительности: и для сомнений всегда были и будут основания, и для веры всегда возможна борьба с сомнениями.
На обвинения в противоречии учения с практикой церкви и в культивировании идолопоклонства ответ будет — заодно с ответом на обвинения (п. У-й)
в извращении смысла крещения! Там же будет ответ и на обвинение в том, что люди считают свою распущенную жизнь за чисто христианскую: жизнь зависит от обетов крещения.
Обвинение У-е в извращении всех таинств — преувеличенное: причащение, священство, елеосвящение не искажены. Неправильности в таинстве покаяния и миропомазания зависят от крещения. А что «крещение извращено до полного даже его исключения», об этом нельзя спорить: это — факт, и здесь-то корень того, что люди, живя хуже язычников, уверены, что живут христианской жизнью.
У[-е обвин[ение]. Не принимали они на себя обязательства ни до крещения, ни во время крещения, п[отому] ч[то] дать и не могли! Не требовали от них этого и после! Кумовья также не могли ручаться за будущие убеждения своих крестников, да от них этого никогда серьезно и не требовалось: чему доказательством служит то, что никогда, никто не привлекал кумовей к ответственности за распущенность и неверие их крестников. Знает это и каждый священник крестящий. И все-таки и он, и кумовья, и все уверяют, будто тут все условия крещения соблюдены! Даже достает смелости уверять в этом всех других! И крещенные, явно не отрекшиеся от Христа, тоже уверяют, что они крещены. Уверяют и в то же время убивают, крадут, грабят, обманывают, прелюбодействуют и под. Здесь Л. Толстой прав!
Какой же ответ дать можно здесь?.. Единственный способ оправдаться — немедленно приступить к восстановлению практики крещения — Апостольской.
Нас, теперешних пастырей извиняет отчасти то, что ввели это не мы. Но мы за то поддерживаем это, зная не только о том, что такое крещение? И кого должно удостоивать крещения?
Но мы еще стараемся догматически обосновать искажение! Между тем это есть и насилие над младенцами — противное воле Божией: Бог мог бы и создать всех людей христианами, однако же предоставил волю каждого быть или не быть христианином. Пока это не давало таких ужасных последствий, его оправдывать можно было снисходительностью к родительским «опасениям» за жизнь ребенка; но теперь, когда результаты эти не только стали явны, но и получили права гражданства, о снисходительности не должно быть и речи. Легче оправдать крещение умершего, который б[ыл] верующим, но не успел креститься (1 Кор. 15:29), чем без нужды [сменить] крещением здорового младенца.
Итак, мы уже имеем два побуждения к отмене крещения младенцев, не подвергшихся смертной опасности; это Ц)] искажение смысла крещения и отнятие силы его, II) законная свобода с 15-летнего возраста избирать себе религию. Теперь уже и Ш-е выдвигается: изгнание из школ Закона Божия. Если и при этом крестить новорожденных, то значит — наверно, крестить людей, которые отрекутся Христа, когда пройдут школу.
Лета убо неведения презирая Бога, ныне повелевает человеком всем всюду покаятися! (Деян. 17:30)
Священник Ф. Василевский
г. Смоленск, Воскресенская церковь
ЫБ. Прошу все газеты перепечатывать эти мои письма.
Резолюция над заглавием документа: «Отд[ел] богослужения. 19/XII» свидетельствует о передаче письма на рассмотрение конкретного отдела Поместного Собора спустя более чем 4 месяца с момента получения.
РГИА. Ф. 834. Оп. 4. Д. 334. Л. 1—4. Подлинник. Автограф.
№ 2
Третье письмо священника Федора Василевского Поместному Собору
9 декабря 1917 г.
Священному Собору Российской Православной Церкви 1917-го года
Теперь не может быть спора о глубине и качестве религиозности русского народа вообще и, в частности, русского крестьянина: это не только «на глазах» у всех, но и для всех «осязательно». Богоотступничество, сатанинская злоба против Церкви, взаимная беспричинная вражда и зависть к другим сословиям, «буржуям», пропаганда и угрозы «перерезать всех буржуев, передушить, переморить голодом» и осуществление этих угроз, анархия, жадность к чужому имуществу, к деньгам, земле, скоту и пр.; грабежи и уничтожение имущества, чтобы оно никому не досталось, и проч. — вот далеко не полная картина «христианской» жизни русского простонародия!.. Она давно намечена, но, говоря языком фотографии, теперь только «проявилась». но проявилась к ужасу даже той «интеллигенции», которая, тяготясь законностью и тоскуя от безделья, играла словами о безграничной свободе и равенстве всех. И Священный Собор это видит!.. видит и ужасается, значит доказывать факты — дело излишнее. Остается задаться вопросом: как стало возможным то, что это совмещается с христианством? Ведь совершается оно — мало сказать со спокойной совестью, — оно совершается как будто служение правде, Богу!
(В Смоленске в ночь под 31-е октября, когда началась междоусобная стрельба из пулеметов, ружей и пушек, то кухарка в одной семье зажгла пред иконами свечу, стала на колена и вслух хозяев стала благодарить Бога словами: «Слава Тебе, Господи, что пришел конец буржуям! Помоги, Боже, перерезать их!»)
Не потому это, что «пастыри не учили народа», а потому, что пастырских наставлений уже и слушать не хотят!.. Пастырям оставляют только «служить» и не мешать ни в чем никому! Ясное дело, что если христианская вера и сделала что-либо за 900 лет, то теперь все это разлетелось, как пыль от ветра! С названиями: «христианин», «крещеный человек» пока еще не расстаются, но только название и осталось.
В области поступков, предоставляемых воле каждого, спокойствие совести возможно лишь тогда, если человек сознает себя свободным от обязательства к чему-либо, а обязанным считает он себя, если дал обещание и помнит о нем. Вот данные для ответа на вопрос: где причина, что христиане злодействуют со спокойной совестью, забронированною от пастырского влияния?
Они в общество верующих втиснуты без всяких условий и обязательств! Как не готовились они ко вступлению в Церковь, так не обязались ни к чему и по вступлении. Это удивительное явление наблюдается только в Церкви и здесь прочно утвердилось! Никакое другое общество, ни коммерческое, ни ученое, никакой кружок не позволит считаться его членом тому, кто не подчиняется его правилам!
Вступление в Церковь совершается крещением, крещению же должны предшествовать вера и обещание распинать свои похоти, или, что то же, взять крест и следовать за Христом. Но ведь все это, в сущности, давно исключено из крещения по причине самой невозможности для младенцев, удержана лишь форма, и по этой форме оно стало карикатурой, поруганием таинства, и притом еще и обязательным для священника! Мало этого: дача оправдывается составителями догматик — епископами: лживой ссылкой на «поручительство» восприемников!
Но кого же? Когда? И где? Подвергал истязанию в исполнении «поручительства»? И если бы это делалось, то чем можно вознаградить вред от отступничества крестника от поруганной благодати? Чем можно спасти душу крещенного во младенчестве и ставшего врагом Христовым в зрелом возрасте? Поручительство — это одни пустые слова.
То, что теперь мы видим в России, есть зрелый плод крещения (в других церквах еще не достигший такой зрелости) — плод, которому Богом попущено дозреть и быть вкушаему нами — его насадителями! Имиже кто согрешает, сими и мучится (Прем. Сол. 11:17)
Не лгу ли я? Не преувеличиваю ли? — Пусть мне это докажут. Или хотя укажут иную, столько же действенную причину теперешнего выражения — «христианских» чувств народа! <...> Кто сам не совершал крещения, тот (я уверен!) много наговорит против, но больше того, что уже было говорено, и что, в сущности, есть «хождение кругом да около» вопроса, не скажет ничего! Но те отцы Собора, которые сами совершали крещение, не забывая ни на минуту, что они пред очами Бо-жиими работают Богу, должны знать ту душевную муку от сознания лицемерия, обиды, от насилования своей совести и от стыда — часто даже пред смеющимися восприемниками. Сколько тут лжи! Священник, будто бы, уверен, что «поручительство» кумовей действительно обеспечивает веру крещаемого младенца — будущую! Это 1-я ложь, которая на каждом шагу обнаруживается в жизни. Но и этого «поручители» серьезно не обещают: сию же минуту после крещения они и думать об этом перестанут; но священник опять делает вид, что не сомневается в глубокосердечности их обещания! Это 2-я ложь!.. Наконец, 3-я ложь: священник как будто удовлетворен в своей совести и совершает крещение! Заведомо для всех обманывает и Бога, и восприемников, и себя самого! Хотя за минуту пред этим молил Бога: изгони. духа лжи! После этого крестнику обеспечена на всю его жизнь «свобода совести», он и Христианин, и нехристианин! Может стать отступником и в своей совести не считать себя отступником! Он был страдательным существом, и судить его нельзя, потому что он не только ничего не обещал, но даже ничего не может помнить из того, что над ним делалось при крещении!
Вот, где основания той развязности, с которою «христиане» всех вероисповеданий, а особенно нашего — православного-Русского, — относятся и к вероучению, и к нравоучению. Здесь источник «свободы совести».
Устранить это основание есть задача, достойная Собора! А пока оно будет оставаться, до тех пор никакие другие мероприятия не будут жизненны и целесообразны.
Но «свобода совести» поддерживается и закрепляется следующими факторами: I) разногласием между строгостью нравственных требований Евангелия, с одной стороны, и практической поблажкой распутству и явному неверию: разногласие это естественно истолковывается как отсутствие уважения у самих проповедников к собственной проповеди (явных прелюбодеев, блудников священник волей-неволей из года в год допускает к приобщению Св. Тайн; их же, а равно и заведомых поругателей Самого Христа, приходится погребать с такою же (а чаще и с большею!) честию, как и истинных христиан; II) настойчивыми указаниями со стороны писателей (Л. Толстой и др.) и сектантов на аномалии в Православной Церкви, как действительные, так и мнимые (самое сектанство не есть ли, в сущности, неумелое усилие исправить эти аномалии или исключить их? И посему не должно ли быть принимаемо за указание на то, что должно быть исправлено?!); III) молчанием пастырского чина на все эти упреки и обвинения: ни отрицать их пастыри не могут, ни к исправлению их не приступают. — Но если до Собора каждый мог еще оправдываться тем, что он не полномочен (?), то Собору отмалчиваться далее нельзя: иначе самым молчанием докажется справедливость обвинений, и будет подписан обвинительный приговор.
Церковь, особенно Православная, достаточно уж обесславлена, унижена, обессилена. Посему теперь главной заботой должна быть забота о том, чтобы в составе Церкви были люди, покорившиеся вере во Христа по убеждению и по совести.
Для достижения этого необходимо:
I. Устранить на будущее время основную причину «свободы совести», т. е. восстановить апостольский порядок принятия в Церковь, наблюдавшийся в первые три века Христианства: допускать ко крещению не раньше, как когда человек может сам и свою веру исповедать, и дать обещание Богу чистой совести (1 Петр 3:21), тогда и крещение снова получит смысл, честь и влияние на жизнь.
II. Исправить то, что и теперь остается невыполненным в крещении: от каждого, кто желает быть членом Церкви, отобрать и устное, и письменное исповедание веры и обещание жить по вере. — А тех, которые откажутся от этого, считать исключившими себя из числа Христиан и не допускать уже не только к таинствам Церкви, но и лишать их погребения по Христианскому чину и церковных молитв о них.
Как осуществить эти задачи?
А. Не закрывая глаз на то, что давно уже указывается и людьми, и самой жизнью Церкви, не замалчивать вопроса об истинной причине немощности Церкви, а наоборот: не только подвергнуть вопрос Соборному обсуждению, но и самые прения по нему сделать общеизвестными для всех Христиан, без различия вероисповеданий.
Б. А потому, подражая примеру I Вселенского Собора (правило 2-е), признать, что «многое вышло не по правилу Церковному», и, в частности: 1) признать, что ныне у именующихся христианами нет а) истинной веры во Христа и,
следов[ательно], б) нет и покорности Евангелию, в) нет самоотверженной любви, ни ко Христу, ни к ближним; у многих нет даже веры в Бога, следовательно, теперь Церковь редко может находить таких верующих, обещаниям которых она может доверять, что крещаемых младенцев они воспитают в вере во Христа; 2) признать, что вследствие того, что многие христиане теперь не только не отличаются от язычников, но и по своей жизни, по отсутствию религиозности даже ниже язычников и все-таки родителями детей приглашаются быть восприемниками, то допускать ко крещению даже взрослых лишь после строгого испытания их веры, а младенцев крестить только тех, которых жизнь в опасности; 3) признать, что многие обвинения и укоризны, выставляемые как антихристианством (Л. Толстой), так и сектантами (штундисты, баптисты и др.), справедливы, а потому здесь необходимы исправления, а на несправедливые — дать обоснованный ясно и решительный ответ.
В. Не делая на сий раз решительных постановлений по вопросу о восстановлении истинного крещения, отложить решение до следующего Собора — для того, чтобы всякий, называющийся христианином, задумался над этим вопросом, освоился с необходимостью возврата к порядку крещения во дни апостольские и таким обр[азом] подготовлен был к принятию определения будущего Собора.
Г. Допустить теперь же (для желающих) откладывать крещение детей до 14-летнего возраста или вообще до того сознательного возраста, в котором закон (новый) гражданский дает человеку право избирать религию.
Д. Тем христианам, которые искренно преданы Православию, вменить в обязанность восполнить то, что невозможно было для них при крещении во младенчестве, т. е. они должны произнести исповедание веры во Христа и обещание чистой совести (1 Петр. 3:21). Только такие люди и должны вноситься в списки прихожан. Это будет не только выполнением крещения, но и успокоительным ответом на могущий смущать вопрос: крещены ли они? Форма же (обряд) обещания может быть такая же, как и для присяги: подписание исповедания веры и обещания после того, как оно будет произнесено устами.
Е. Первые шаги в этом должны быть сделаны немедленно в пример прочим — братства Христианские, союзы, кружки и пр. Для всех их должно быть непременным правилом следующее: «У всех, как существующих уже, так и имеющих возникнуть Христианских братств, союзов и под., первым из условий для вступления в них членами должно быть исповедание веры и обещание жизни во Христе». А посему члены уже существующих братств, кружков и др. под., если желают оставаться членами, должны в собрании произнести устами Исповедание веры во Христа и обещание жизни благочестивой.
О крещении я стал возвышать голос с 1908-го года: заставила меня говорить доведенная до безобразия обрядовая практика крещения младенцев — в квартирах их родителей. Об этом была статья моя в газете «Колокол» (Скворцова) в № 796 за 1908-й год. Возмущала меня обстановка этого крещения, и я, опершись на 31-е правило VI Вселенского Собора, прекратил этот обычай. Но этим была достигнута только благообразность внешности крещения; между тем я не мог закрыть своих глаз на то, что в душах и кумовей, и их крестников от крещения не остается на всю жизнь их ничего; родители же беспокоятся за детей только до
крещения; а по крещении совершенно успокаиваются: «Слава Богу!», — говорят они, — «ребенка окрестили, теперь на душе спокойно! Пусть будет, что угодно Богу!» Долгое время для меня оставалось психологической загадкой — основание тому, что люди совсем нехристианской жизни, ни на йоту не изменяя ея к лучшему, ежегодно приходят на исповедь и, приобщившись Св. Тайн, уходят умиротворенные в совести. И только часто повторяющиеся, буквально одни и те же ответы исповедывающихся на такие мои вопросы, которые должны бы их сделать «безответными», открыли мне это основание.
I) Когда им на вид ставишь нарушение ими обетов крещения, то многие с удивлением даже отвечают: «Какие обеты? Я никаких, сколько помню, обетов не давал и не знаю за собою обязанности их исполнять!» Этим ответом обнаружился для меня источник «свободы совести».
II) Когда же говоришь иному: «Если вы не дадите Богу обещания оставить свой порок, то я не могу вас разрешить и допустить до причащения Св. Тайн, потому что у вас нет покаяния!», то он отвечает: «Не могу обещать!.. Боюсь, что, пообещавши, не исполню обещания». Здесь, таким образом, открывается та сила, которая заключается в свободно данном обещании, сила, которою человек связывает сам свою волю. Этому-то обещанию мы и не допускаем образовываться, а равно делаем и совершенно ненужным, чтобы человек прежде, чем связать себя, наперед исследовал и убедился в истинности веры во Христа. Обещания же на исповеди, говоря по правде, вынужденные и требуемые не всеми священниками, истолковываются как строгость придирчивая (отсюда: «И без вас много священников!», часто произносимая фраза!) и притом, как даваемая наедине, при этом «втором» крещении, не может заменить обещаний, обязательных пред «первым» крещением. И нет отсюда выхода: «крестить ребенка» — обязательно, иначе священник под суд пойдет, ибо это — будто бы Апостольское предание!
И вместе с тем оно такое бесполезное дело, что дает основание противникам Церкви (с уважением говорящим о крещении взрослых!) осмеивать его как колдовство какое.
Я пришел в новое недоумение: неужели Апостолы были так недальновидны, что не предусмотрели таких последствий? Если установили обязательность крещения всех без исключения младенцев? Неужели не предусмотрели, что при этом уже предварительно вычеркиваются решительно такие условия для вступления в Церковь, как покаяние, обеты и убежденность в вере?! «Как Евангелия Христова (Мф. ХШ:33) влагается не в муку, способную квасится», а в бесплодный песок или прах!... Я усомнился в том, что крещение каждого младенца новорожденного заповедано и узаконено Святыми апостолами.
Исследовавши вопрос, насколько у меня было возможности, я пришел к тому единственно возможному выводу, что крещение младенцев если и практиковалось в первые три века Христианства, то только над младенцами, близкими к смерти! — вообще же оно не допускалось!
А все доказательства против этого вывода или беззастенчиво лживы, или суть истолкования противна всякой логике. Это исследование я в 1911-м году в октябре месяце препроводил в Святейший Синод для представления Собору (тогда еще желательному только!). Но в 1913-м году исследование мне возвра-
щено (при указе Смоленской Духовной Консистории от 22 января за № 114-м) на мое усмотрение, без всякого ответа: или Св. Синод счел очень низким для себя — заниматься этим вопросом? Или канцелярия Синода не допустила моей рукописи до членов Синода.
Вот причины, по которым я, не будучи членом Собора, решился непосредственно Собору изложить этот вопрос. Самое исследование, по независящим от меня обстоятельствам провезенное мимо Собора в город Каширу, будет через несколько дней представлено Собору10.
Два недостатка держат нас, Православно-Русских пастырей, в бездействии: с одной стороны, самодовольный покой, в уверенности, что у нас неизменно хранится все, преданное Апостолами. Эту беспечность надобно устранять внушением Св[ятого] Ап[остола] Павла (2 Кор. 13:5): себе искушайте, аше есть в вере! Себе искушайте! С другой стороны, нас парализует страшливость (Апок. 21:8), от которой более всего да сохранит нас Господь! Вопрос, мною выдвигаемый, страшит едва ли не всех и вся, заметно, рады были бы обойти его как-нибудь и оставить решение его будущему поколению. Но это вопрос неминуемый, и суд Божий за него должен быть страшен! Будем взирать на [...] мира сего немощных, худородных и униженных Апостолов, которым дана была задача уловить сильных, благородных, мудрецов и царей!
И они уловили мир! Наше дело — дело Божье, и мы не останемся без Бо-жией помощи. Будут, непременно будут пререкания! Но на них ответа нам не придумывать — достаточно повторить слова Св. Апостолов Петра и Павла: аще праведность пред Богом вас послушати паче, нежели Бога? — судите сами!
Священник Федор Василевский
Город Смоленск. Воскресенская церковь
Резолюция у заглавия: «Соб[орный] Сов[ет] 15/КП. № 575».
РГИА. Ф. 834. Оп. 4. Д. 333. Л. 1—5 об. Подлинник. Автограф.
Примечания
1 Характеристику комплекса источников см.: Каиль М. В. Делопроизводство епархиального управления Смоленской губернии 1917—1922 гг.: источниковедческая характеристика // Диалог культур и цивилизаций: Материалы IX Всероссийской научной конференции молодых историков: В 2 ч. Тобольск, 2008. Ч. 2. С. 136—139.
2 Смоленские епархиальные ведомости. 1909. № 17. С. 608—609.
3 РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 136. Л. 39-40.
4 Степченков Л. Л. Смоленская епархия (1776-1917 гг.): Биобиблиографический указатель. Смоленск, 2008. С. 120.
5 См.: Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс: православное сельское духовенство России во второй половине XIX — начале ХХв. М., 2002. Гл. IV; СкутневА. В. Православное духовенство на закате империи. Киров, 2007. С. 149-175.
6 См.: Нефедов Г., прот. Таинства и обряды Православной Церкви: Учеб. пособие по ли-тургике. М., 2002. С. 28-53.
7 Книга правил Св. Апостол, Св. Соборов Вселенских и Поместных и Св. Отец. М., 1874. С. 209.
8 Всероссийский Церковный Священный Собор — высший (коллегиальный) орган управления Православной Российской Церковью. Созван впервые с начала Синодального периода в истории Церкви в 1917 г. Рабочие заседания продолжались с 15 августа 1917 по 20 сентября 1918 г. Работали три сессии: 1) 15 августа — 9 декабря 1917 г.; 2) 20 января — 7(20) апреля 1918 г.; 3) 2 июля — 20 сентября 1918.
9 Текст второго правила «Поелику, по нужде, или по другим побуждениям человеков, многое произошло не по правилу церковному, так что людей, от языческаго жития недавно приступивших к вере, и краткое время оглашенными бывших, вскоре к духовной купели приводят; и тотчас по крещении возводят в епископство, или пресвитерство: посему за благо признано, дабы впредь ничего такового не было. Поелику и оглашенному потребно время, и по крещении дальнейшее испытание. Ибо ясно писание Апостольское глаголющее: не но-вокрещенного, да не разгордившись в суд впадет, и в сеть диаволу. Если же, в продолжении времени, душевный некоторый грех обретен будет в некоем лице, и будет обличен двумя, или тремя свидетелями: таковой да будет исключен из клира. А поступающий вопреки сему, яко дерзающий сопротивляться великому Собору, подвергает себя опасности исключения из клира». См.: Каноны, или Книга правил святых апостол, святых соборов вселенских и поместных и святых отец. Монреаль: Изд. Братства прп. Иова Почаевского, 1974. С. 36-37.
10 Сочинение отца Феодора Василевского хранится в фонде «Рукописи Синода» РГИА (Ф. 834. Оп. 4. Д. 332), и в настоящее время автором публикации ведется его подготовка к изданию.
Ключевые слова: провинциальное православие, революция, Таинство Крещения, священник Федор Василевский.
The Open Letters of Priest Feodor Vasilevsky to the All-Russia Church Local Council of 1917—1918: About the Sacrament of Baptism and the Destiny of the Orthodoxy
The open letters of Smolensk priest Feodor Vasilevsky to the All-Russia Church Local Council werefound out in the Fund № 834 of the Holy Synod’s manuscripts atthe Russian state historical archive (RGIA). The letters not only display of intra-church discussions during the revolutionary time, but also represent the various typicalreflections which werecharacteristic for thefaith of provincial priests. The publication of M. Kail.
Keywords: Provincial Orthodoxy, revolution, the Sacrament of Baptism, priest Feodor Vasilevsky.
