CC BY
94
УДК 81'11
отечественная лингвистикА хх века и ее корифеи. б.а. серебренников: жизнь и творчество
Статья посвящена характеристике жизненного пути, выдающего ученого и организатора науки Б.А. Серебренникова (1915-1989), раскрытию его творческого лика и участия в становлении отечественной науки о языке. Рассматриваются основные черты стиля мышления Б.А. Серебренникова - историзм, онтологизм, реализм, диалектизм и материализм, интерпретируемый им как адекватность лингвистического описания действительной природе языка. Анализируются принципы его научного подхода к постижению лингвистической реальности - неукоснительное стремление к истине, борьба против односторонних позиций в истолковании природы языка, системность мышления, соединение анализа конкретных эмпирических данных с их глубоким теоретическим осмыслением, принципиальность и демократизм в дискуссиях. Описывается борьба Серебренникова против «нового учения» Н.Я. Марра и неомарризма, а также последствий сталинизма. Дается характеристика научного дискурса эпохи идеологического тоталитаризма. Рассматриваются идеи Серебренникова о создании лингвистики антимарровской направленности на основе традиционного сравнительно-исторического учения о языке.
Ключевые слова: языкознание, лингвистическая историография, научный дискурс, лингвистическая палеонтология, неомарризм, сталинизм, идеологический тоталитаризм, историзм, онтологизм, диалектизм, материалистический подход.
Человек есть живое духовное единство... Только исходя из центра его существа, можно понять смысл его судьбы, историю его жизни и ценность его
творчества.
К. В. Мочульский. Владимир Соловьев. Жизнь и учение
1. творческий лик, жизненные ценности и приоритеты. 6 марта 2015 г. исполнилось сто лет со дня рождения академика Бориса Александровича Серебренникова, выдающегося ученого и общественного деятеля нашего времени. Б.А. Серебренников был родом из Холмогор, из Архангельской области, из мест, откуда вышел Михаил Васильевич Ломоносов, величайший русский ученый-энциклопедист, ставший символом русской науки. И Борис Александрович с его немосковским северным говором всегда представал таким же гигантом и символом настоящей науки. Символом подлинной науки о языке.
Б.А. Серебренников был лингвистом, из той редкой и драгоценной породы, каких называют лингвистами «милостию Божией». По складу своей личности он был историк, которого волновала жизнь языка в его генезисе и становлении. И он
постовалова валентина ильинична
главный научный сотрудник, ИЯз РАН Москва, 125 009, Большой Кисловский переулок, д. 1, стр. 1
был лингвист-полиглот1, которого интересовал не только Язык как таковой, но и языки в реальных формах их существования. Это позволяло Борису Александровичу в своих исследованиях объединять две специализации - общее языкознание и изучение конкретных языков и их семей2, а в области общего языкознания методологию сравнительно-исторического языкознания и философию языка, что было для него неразделимо3.
Предметом его изучения стал Язык как таковой, рассматриваемый в различных его аспектах и в единстве его проявлений в ликах конкретных языков4.
Серебренников был лингвистом-теоретиком онтологического склада ума в исконно-греческом понимании теории как созерцания, или умозрения реальности. Для такого видения теория (^ 9eюpía) и есть в первоначальном смысле этого слова «зрелище», «смотрение на зрелище», «рассмотрение», или «созерцание». Для Бориса Александровича это было умосозерцание лингвистической реальности. В годы, когда научное познание вступало на путь неклассического периода своего развития с его акцентированием высокой значимости принципа плюрализма и презумпции неединственности теоретико-эмпирического представления реальности, Б.А. Серебренников всегда поражал глубинным реализмом своего научного мировоззрения. Своей непоколебимой убежденностью в способность науки о языке адекватно познавать лингвистическую реальность. В этой своей убежденности он оставался ученым, разделявшим позицию самосознания классической науки с ее верой в возможность видения реальности «как она есть», или, на языке философии науки, видения реальности с позиции «божественного наблюдателя».
Не будем забывать о греческих истоках лингвистических воззрений Б. А. Серебренникова. В 1939 г. Борис Александрович закончил классическое отделение МИФЛИ (Московского института философии, литературы и истории), став «одним из первых филологов-классиков нового поколения» [Красухин 2003: 149]5. А в 1949 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Общие вопросы теории артикля и проблема семантики употребления артикля в древнегреческом языке». Центром его внимания в диссертации было функционирование артикля у Геродота.
1 По свидетельству К. Г Красухина, Б.А. Серебренников, «обладая уникальными способностями полиглота... овладел примерно 30 языками» [Красухин 2003: 148]. Особенно глубоко он знал немецкий, английский, французский, финский и венгерский языки, а также язык коми - родной язык своего отца (коми по национальности). Читал по-грузински, китайски, японски, арабски [Там же].
2 В 1956 г. Б.А. Серебренников защитил докторскую диссертацию «Система времен в волжско-финских и пермско-финских языках». Позже по этой теме им были опубликована монография, посвященная пермским языкам [Серебренников 1960]. В последующем темой его исследования становится система времен татарского глагола [Серебренников 1963 б], а также историческая морфология мордовских языков [Серебренников 1967] и сравнительно-историческая грамматика тюркских языков [Серебренников, Гаджиева 2010].
3 Выделяя в работах Серебренникова в области языкознания две линии - методологию компаративистики и философские вопросы языка, К.Г. Красухин отмечал условность такого разделения. Ведь любое языковое явление Серебренников рассматривал «на огромном количестве языков», стараясь показать его в историческом развитии [Красухин 2003: 153].
4 О творческом пути Б.А. Серебренникова см.: [Арутюнова, Кубрякова, Степанов 1985; Красухин 2000 и 2003; Широков 1989].
5 Кафедра классической филологии была вновь открыта в 1934 г. после длительного перерыва (19171934 гг.).
Б.А. Серебренников обладал редким даром интуитивного видения языка в его жизненной конкретности. Характерно, что в своих работах он часто предпочитал сложному концептуальному обоснованию и рассуждению эмпирическое обоснование с помощью конкретных примеров. Так, в работе «Вероятностные обоснования в компаративистике» 1974 г., он раскрывает сущность нематематического (типологического) метода вероятностных обоснований, используемого при сравнительно-историческом изучении языков, на примере рассмотрения множества конкретных лингвистических гипотез. И в частности, гипотезы о существовании в индоевропейском праязыке одного гласного. Серебренников усматривает «главный порок» этой гипотезы в том, что она «не принимает во внимание некоторых типологических корреляций», того, что «в мире нет ни одного языка, который имел бы только один гласный» [Серебренников 1974: 341].
Наконец, что особенно значимо для понимания творческого лика и стиля мышления Б.А. Серебренникова, так это то, что по складу своего мирочувствия он был природный диалектик. И опять же в исконно-греческом античном понимании этого слова. Ведь греческая диалектика (др.-греч. 51а1ект1к^ - 'искусство спорить', 'вести рассуждение') родилась из искусства ведения споров и обнаружения истины путем столкновения двух противоположных мнений.
Как подлинный диалектик Серебренников в своем стремлении познавать лингвистическую реальность пребывал в постоянном противостоянии крайним мнениям. Его тексты - это настоящая критическая ретроспектива лингвистических воззрений ХХ в. по самым разным вопросам лингвистического знания в их противостоянии и противоборстве. При этом сам Борис Александрович в научной полемике был очень демократичен как в выборе своих оппонентов, так и сторонников. Он шел к научной истине, отбрасывая ложные ходы мысли и часто вообще мало обращая внимание на то, кем высказывалось то или иное суждение - всемирно известным ученым и философом или же исследователем, только начинающим свой путь в науке.
В работе «Об относительной самостоятельности развития системы языка» Б.А. Серебренников, выступая против чрезмерных претензий структурализма, утверждал, что «путь к наиболее объективному и верному познанию сущности языковых явлений предполагает не крайности, а всесторонний учет различных причин в их сложном переплетении» [Серебренников 1968: 8]. В этой работе он задался целью «показать на конкретных примерах роль внешних и внутренних факторов в истории различных языков» [Там же: 7].
Будучи убежденным противником всякого рода крайностей, Серебренников в своих практических описаниях и теоретических рассуждениях избегал односторонних позиций в истолковании природы языка. Так, по его мысли, в современном языкознании значительно преувеличена роль системных изменений. В языке многое изменяется «помимо системы и независимо от системы» [Там же: 125]. В частности, вне зависимости от системы в языке происходят фонетические изменения, направленные на облегчение произношения. По этой причине, утверждает Серебренников, «историческая фонология никогда не сможет вытеснить историческую фонетику», поскольку она «не в состоянии объяснить многие звуковые изменения, происходящие в языке» [Там же: 126]. По его словам, «изменения в
языке, отражающие изменение языковой системы, составляют лишь не особенно значительную часть всех изменений, происходящих в языке» [Там же: 125].
Крайне ошибочным Б.А. Серебренников считал устранение крайними структуралистами проблемы причинности. Ведь такое устранение, по его словам, лишает науку о языке возможности осознавать «внутренний смысл сложного переплетения различных тенденций, действующих во внутренней сфере языка, которое только на первый взгляд кажется совершенно хаотичным и ничем не регулируемым» [Там же: 126].
Диалектический склад мышления Серебренникова проявлялся в его чутком внимании к наличествующим в языке противоречиям и поискам путей их преодоления. «Как разрешить это явное противоречие: язык ничего не отражает и в то же время он должен отражать?» - задается вопросом Серебренников [Серебренников 1988 б: 75]. И утверждает: «Было бы совершенно неправильно предполагать, что создание языкового знака абсолютно оторвано от процессов отражения. Весь секрет здесь заключается в том, что это частное отражение подчинено всецело техническому приему создания знака» [Там же: 76-77].
2. трагические баталии в науки о языке хх в.: «новое учение о языке» и борьба против последствий сталинизма. «Историк никогда не должен забывать, что изучает он и описывает творческую трагедию человеческой жизни. Не должен, ибо и не может», - писал в «Путях русского богословия» прот. Г. Флоровский [Фло-ровский 1991: XI]. Творческая и жизненная судьба отечественных лингвистов в эпоху, когда начинал свой путь в науке Б.А. Серебренников, была полна подлинного трагизма. Это было время претерпевания и последующего развенчания двух культов в языкознании - марризма и сталинизма, противостояние которым требовало высокой гражданской позиции и мужества. Такое гражданское мужество и проявил Б.А. Серебренников в развернувшейся в пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века критике «нового учения о языке» Н.Я. Марра, а также в последующем признании и преодолении последствий сталинизма в языкознании.
«Новое учение о языке» Марра известно под названиями «яфетидология» (по имени Иафета, или Яфета - сына библейского Ноя), «яфетическое языкознание», «яфетическая теория», «теория стадиальности», или «теория происхождения, истории и классовой сущности языка». Но более часто в лингвистической историографии учение Марра именуется просто «новым учением о языке», противопоставляемым традиционному сравнительно-историческому языкознанию. Э.П. Свадост-Истомин предлагает называть концепцию Н.Я. Марра «теорией пирами-дальности всемирной языковой эволюции», считая, что «это - самое точное ее название, подсказанное им же самим» [Свадост-Истомин 1968: 187]. Автор ссылается здесь на статью Марра «Основные достижения яфетической теории» (1924), где говорится: «По яфетическому языкознанию, зарождение, рост и дальнейшее или конечное достижение человеческой речи можно изобразить в виде пирамиды, стоящей на основании. От широкого основания, именно - праязычного состояния в виде многочисленных моллюскообразных зародышей-языков, человеческая речь стремится, проходя через ряд типологических трансформаций, к вершине, т.е. к единству языков всего мира» (цит. по: [Свадост-Истомин 1968: 187]).
Вот как описывает В.М. Алпатов события, связанные с участием Б.А. Серебренникова в развернувшейся борьбе против марризма:
- «Были и отдельные выступления, направленные непосредственно против Марра. В конце 1949 г. на заседании кафедры классической филологии филологического факультета МГУ молодой и мало кому тогда известный преподаватель Б. А. Серебренников вместо предписанного ему дежурного выступления, прославляющего Марра, остро и убедительно раскритиковал его метод и многие его положения. Выступление произвело эффект разорвавшейся бомбы, немедленно Серебренников попал в число прорабатываемых» [Алпатов 2004: 165].
- «Б.А. Серебренников (в первые месяцы 1950 г. - В.П.) был вообще уволен с факультета (правда, ему разрешили дочитать до конца учебного года свой курс)» [Там же: 167]. В газете «Правда» была объявлена публичная дискуссия по проблемам языкознания. «Часть статей заказывалась, но появлялось и то, что в редакциях называют "самотеком". Так, Б.А. Серебренников, узнав о дискуссии в "Правде", написал туда письмо (по его собственному свидетельству, от отчаяния), во многом повторявшее его доклад на кафедре. Тем не менее не прошло и двух недель, как письмо было напечатано в "Правде"» [Там же: 169].
Критическое выступление против учения Марра сыграло судьбоносную роль в становлении жизненного и творческого Б.А. Серебренникова. В 1952 г. он был избран член-корреспондентом Академии наук СССР. Был назначен заместителем директора Института языкознания, а затем и директором Института (1960-1964), где организовал два сектора: Сектор общего языкознания и Сектор финно-угорского языкознания, которыми заведовал до конца своих дней.
Для самого Серебренникова такое выступление было защитой подлинной науки и истины в науке, которая была высшей ценностью для самого Бориса Александровича. Как он утверждал в своей программной антимарровской статье 1952 г.: «Подлинная наука. дорожит всем тем, что хотя бы в какой-то мере проливает свет на истину» [Серебренников 1952: 264]. Сам Серебренников свято верил в причастность подлинно научного знания истине. Как он полагает: «Для историка древних периодов оказывается ценным нередко совершенно незначительный документ, который при критическом отношении к нему, как к историческому источнику, помогает отыскать какую-то часть истины. Поэтому любой, даже. приблизительно сконструированный архетип, но сконструированный по всем правилам лингвистической науки, все же проливает известный свет на истину, отражает какую-то часть истины» [Там же]6. И подлинная наука, утверждает Серебренников, «ничего общего не имеет с той теоретической путаницей и бестолковщиной, которую создали Н.Я. Марр и его последователи» [Там же].
Согласно концепции моногенеза Марра слова всех языков в результате «звуковой революции» в ходе трудовой деятельности человека произошли от четырёх элементов - изначальных «трудовых выкриков» САЛ, БЕР, ЙОН, РОШ, использовавшихся в магических целях. В бакинском «Общем курсе учения о языке» Марр так писал об этом: «Четыре элемента, возникшие вместе с другими искусствами в
6 Критическое рассмотрение сравнительно-исторического метода в языкознании см. в ранней работе Б.А. Серебренникова: [Серебренников 1950].
эволюции трудового процесса, представляющего собой магию, не имели первоначально и долго не могли иметь никакого словарного значения, ибо звуковых слов еще не было, как не было звуковой речи...» (цит. по: [Концевич 1991: 567]). А в работе «Язык» (1927) он так пояснял смысл и мотивацию именований этих элементов: «Первичное диффузное произношение каждого из четырех элементов, как единого цельного диффузного звука, пока не выяснено. Нам эти четыре элемента доступны в многочисленных закономерных разновидностях, из которых для четырех элементов выбраны как условное наименование четыре их формы, по одной для каждого элемента: сал, бер, ион, рош, что указывается латинскими буквами в порядке их перечисления А = сал, В = бер, С = ион, D = рош. Выбор сделан по созвучию с известными племенными названиями, в состав которых они входят без изменения или с позднейшими частичным перерождением, именно: "сар-мат" - сал (А), "и-бер" - бер (В), "ион-яне" - ион (С), "эт-руск" - рош (Б)» [Там же].
Анализ по четырем элементам явился основой «семантической палеонтологии речи» Н.Я. Марра. Его лингвистическая палеонтология бралась возводить любое слово к одному (или нескольким) из четырёх элементов путем достаточно произвольной замены и перестановки звуков. Эта часть «нового учения» Марра, по словам Л.Р. Концевича, «ввиду его абсурдного и фантастического характера не была принята даже его ближайшими последователями» [Концевич 1991: 567]. Такую позицию разделял и Б.А. Серебренников. По его словам, гипотеза Марра о «существовании первоначальных четырех элементов, общих для всех языков, полна противоречий и не выдерживает никакой критики» [Там же: 280].
Суть нового учения о языке Н.Я. Марра, а также сам исторический путь мар-ризма, его возвышения и разгрома как антинаучного направления детально описаны и проанализированы в современной лингвистической историографии7.
Полагая, что «марризм реабилитации не подлежит» и что «учение о четырех элементах давно никого не привлекает», В.М. Алпатов в своих поздних дополнениях 2003 г. к своему историко-научному исследованию «История одного мифа: Марр и марризм» допускает, однако, возможность того, что в будущем у Марра «могут оказаться востребованными какие-то гениальные прозрения и озарения» [Алпатов 2004: 220, 262]. Так, полагает Алпатов, «гипотеза академика Т.В. Гамкрелидзе о том, что марровские четыре элемента - предсказание еще неизвестной в 20 - 30-е гг. структуры генетического кода (элементов там тоже четыре), вполне правдоподобна, хотя ее и нельзя доказать» [Там же]8.
Об этой гипотезе Т.В. Гамкрелидзе упоминает и В.П. Руднев в своем «Словаре русской культуры ХХ века». По словам Руднева, «по неуловимой логике судьбы самое скандальное и примитивное в теории Марра — сведение всех слов к четырем элементам — в какой-то степени предварило открытие четырех элементов генетического кода» [Руднев 1997]. В.П. Руднев ссылается на следующее
7 Детальная библиография по данному вопросу приводится в исследовании В.М. Алпатова [Алпатов 2004: 222-231, 278-279]. Реконструкцию лингвофилософских воззрений Н.Я. Марра см. в исследовании Я.М. Шилкова [Шилков 2013], где автор выделяет в философии языка Марра три основных топика: 1) палеонтология языка, 2) формирование речевой способности человека, 3) язык и сознание.
8 В.М. Алпатов ссылается здесь на работу Т.В. Гамкрелидзе: [Гамкрелидзе 1988].
высказывание Гамкрелидзе: «... теория Марра не имеет под собой никаких рациональных оснований, она противоречит и логике современной теоретической лингвистики, и языковой эмпирии... Но теория эта, представляющая своеобразную модель языка, весьма близкую к генетическому коду... может послужить иллюстрацией проявления в ученом интуитивных и неосознанных представлений».
В.М. Алпатов подчеркивает, что отмечаемые исследователями озарения и прозрения у Н.Я. Марра не были результатом «нормальной деятельности ученого», которая вообще не была свойственна Марру [Алпатов 2004: 262]. Люди такого типа, по словам Алпатова, «могут быть пророками, создателями религиозных учений, выдающимися революционерами, полководцами, харизматическими политиками, поэтами, но никак не учеными» [Там же: 263]. И в науке, утверждает Алпатов, Марр «мог быть пророком, но не исследователем» [Там же]. По складу своего характера Марру, как полагает Алпатов, было вообще «противопоказано заниматься наукой» [Там же]. А его административная деятельность в области гуманитарной науки оказалось глубоко трагичной. Амбивалентный образ Марра как ученого и организатора науки так рисует И.М. Дьяконов: «Николай Яковлевич Марр -страстный (а потому и пристрастный) человек, страстный в своих убеждениях ученый, страстный, великий организатор науки - сыграл, во благо и во зло, такую громадную роль в нашей гуманитарной наук, какую, пожалуй, не сыграл никто иной» [Дьяконов 1988: 179].
Такое полное несоответствие ментальности Марра научному стилю мышления глубоко ощущал и Б.А. Серебренников. В своей антимарровской статье 1952 г. он резко выступает против абсолютного гиперисторизма позиции Марра. По мысли Серебренникова, хотя любое явление в истории языка действительно может быть «увязано с историей народа», однако «не каждый импульс, вызывающий то или иное явление в языке, вызывается историческими причинами» [Серебренников 1952: 277]. Произвольным построениям лингвистической палеонтологии Н.Я. Марра Б.А. Серебренников противопоставляет традиционный сравнительно-исторический метод в языкознании, обращаясь в этой статье к данным более пятидесяти языков и наречий, что свидетельствует о высокой лингвистической эрудиции и компетенции автора9.
В свое время А.А. Реформатский, оценивая свое отношение к новому учению Н.Я. Марра, говорил о себе: «Я не марровец и не антимарровец, я амарровец» [Алпатов 2004: 138]. Борис Александрович мог твердо сказать о себе: «Я - анти-марровец». Он выступал как яростный противник этого учения, которое перечерки-
9 Назовем эти языки, упоминаемые в антимарровской статье Б.А. Серебренникова 1952 г., перечислив их для иллюстративной простоты в алфавитном порядке. Это - албанский, английский, англо-саксонский и армянский. Болгарский, бретонский и венгерский. Готский, греческий, грузинский и зырянский. Идиш (еврейский), исландский и древнеисландский, испанский и итальянский. Казахский, камско-булгарский, караимский и коми-зырянский. Латышский и литовский. Марийский и мордовский. Немецкий, ненецко-самоедский, новогреческий, норвежский и древненорвежский. Персидский, позднелатинский, польский, португальский, провансальский и прусский. Румынский, русский и древнерусский. Санскрит и старославянский. Таджикский, татарский, турецкий и туркменский. Удмурдский и узбекский. Финский и древнефинский, французский и старофранцузский. Цыганский, чешский, чувашский и древне-чувашский. Шведский и эстонский.
вало все его представления о языке и его бытии в культуре и общественной жизни. Можно без преувеличения сказать, что это творческое «анти» составило содержание практически всей последующей научной жизни и научных интересов Б.А. Серебренникова, будучи было направлено на созидание лингвистики антимаррров-ской направленности. Расценивая новое учение о языке Марра как антинаучное и глубоко ошибочное и последовательно опровергая в своих работах разных лет ошибочные тезисы данного учения, Серебренников развивает идеи традиционного сравнительно-исторического учения о языке. Он воссоздает эскиз понимания лингвистики как науки, базирующейся на диалектике универсального и этнолингвистического, и диалектике внутренних и внешних факторов в развитии языка. Среди последних он выделяет, помимо социальных факторов, факторы биологические (удобство произношения) и психологические (ассоциации разного рода).
В русле антимарровского противостояния Б.А. Серебренниковым были теоретически и эмпирически осмыслены многие стержневые проблемы лингвистики. К ним сам Серебренников относит такие вопросы, как: социальная природа языка, проблема языкового знака и значения, проблема типов мышления, проблема идио-этнического и универсального в языках мира, проблема стадий в развитии языков мира, связь явлений языка с историей общества, особенности развития человеческого мышления и языковой структуры, праязык, типические явления в языках мира [Серебренников 1983: 3].
И даже когда отгремели антимарровские баталии, Серебренников продолжал чутко реагировать на различные рода проявления марровских представлений и говорил об опасностях неомарризма. Заключая свою книгу «О материалистическом подходе к явлениям языка», он утверждает, что «марризм в деятельности неомар-ристов принимает более утонченные и завуалированные формы», и полагает, что «неомарризм явно тянет советское языкознание к идеализму времен Н.Я. Марра» [Там же: 317]. В книге «Роль человеческого фактора в языке: Язык и мышление» Б.А. Серебренников поставил перед собой двойную задачу: «освободить советское языкознание от пережитков марризма, которые, к сожалению, в отдельных случаях еще имеют место», и - попытаться «представить некоторые процессы и явления языка в новом свете» [Серебренников 1988а: 4].
К пережиткам марризма Серебренников относит неадекватное разрешение вопроса о существовании так называемых имманентных (внутренних) законов существования языка. По его словам, «термин "имманентные законы языка" считается в нашем языкознании одиозным», и «многие советские языковеды и философы считают, что никаких имманентных законов в языке нет» [Там же: 148]. Но, как утверждает Серебренников, «критика имманентных законов и их огульное отрицание отражает глубокое непонимание сущности человеческого языка» [Там же: 160].
Говоря о языке как общественном явлении, Б.А. Серебренников упоминает о «методологических извращениях, допущенных в свое время Н.Я. Марром и его последователями» [Серебренников 1970: 429]. К таковым он относит теорию Марра о классовости языка и его надстроечном характере. Утверждению Марра о том, что «нет языка, который не был бы классовым, и, следовательно, нет мышления, которое не было бы классовым» [Марр 1934: 91] Серебренников противопоставляет свой тезис: «Язык по своей природе не является классовым и не может быть классо-
вым» [Серебренников 1970: 429]. Сторонники теории классовости языка, утверждает Серебренников, не учитывают того положения, что язык есть не «идеологический продукт», а «способ выражения любого содержания». Категории, лежащие в основе средств выражения связей между словами, «абсолютно нейтральны по отношению к какой бы то ни было классовости» [Там же]. И значение «абсолютно преобладающего числа слов, входящих в словарный состав любого языка, идеологически нейтрально» [Там же]. По этой причине язык «оказывается пригодным как для выражения суждений сугубо идеологического характера, так и выражения суждений, лишенных идеологического характера» [Там же].
Несостоятельным, по мысли Серебренникова, является и утверждение Мар-ра и его последователей о надстроечном характере языка. Такое утверждение, по выражению Серебренникова, «знаменует собой полное непонимание особенностей исторического развития языков», в частности, «незнание того, что возникновение грамматических форм или различие их языкового оформления причинно не связаны с особенностями экономической структуры общества» [Там же].
Высокая гражданская позиция Б.А. Серебренникова проявилась и в преодолении последствий сталинизма в языкознании. В статье «О ликвидации последствий культа личности Сталина в языкознании» Серебренников говорит о необходимости освободиться от «некоторых методов и привычек, унаследованных от сталинской эпохи» [Серебренников 1964: 113]. Призывая к необходимости ликвидации последствий культа личности Сталина в языкознании, Борис Александрович фактически приносил покаяние от имени всего Отделения литературы и языка АН СССР, разделявшего догматическую ментальность и идеологические искажения в науке эпохи сталинизма. И - покаяние от себя лично за свои ошибки, испытав на себе и своем творчестве весь гнет «тлетворного влияния сталинского режима» [Там же: 109].
К последствиям, подлежащим преодолению в научном менталитете лингвистов, он относит априоризм суждений и выводов, догматизм и робость, леность мысли и всевозможные страхи. Как утверждает Б.А. Серебренников со своей обычной прямотой: «Можно без преувеличения сказать, что сталинский период оказал влияние в большей или меньшей степени на всех советских языковедов. Этому влиянию, несомненно, подвергались и мы, руководители Отделения литературы и языка АН СССР. Нам также в свое время были свойственны догматизм и робость. Мы знали о недостатках сталинского учения о языке, но часто боялись о них говорить и их замалчивали» [Там же: 109].
По словам Серебренникова, лейтмотивом исследований некоторых языковедов был «суеверный страх впасть в идеализм» [Там же: 110]. Так, многие лингвисты, по его наблюдению, опасались принимать знаковую теорию языка из-за страха получить обвинение в том, что данная теория является разновидностью так называемой «теории иероглифов» - гносеологической концепции физиологического идеализма, упоминаемой В.И. Лениным в работе «Материализм и эмпириокритицизм» (гл. 4, § 6). Согласно данной теории, «ощущения являются условными знаками (символами, иероглифами) вещей», а отнюдь не отражением их объективных свойств [Ярошевский 1962: 239]. «Теория иероглифов» была разработана Г.В. Плехановым и изложена в примечаниях к его переводу книги Ф. Энгельса «Людвиг
Фейербах и конец классической немецкой философии», где Плеханов утверждает: «Наши ощущения - это своего рода иероглифы, доводящие до нашего сведения то, что происходит в действительности. Иероглифы не похожи на те события, которые ими передаются. Но они могут совершенно верно передавать как самые события, так - и это главное - и те отношения, которые между ними существуют» [Плеханов 1956: 486-487]10.
В работе «Об относительной самостоятельности развития системы языка» Б.А. Серебренников упоминает еще об одном страхе - «боязни» отступления от принципа историзма в его марровском понимании. Это проявляется, по мысли Серебренникова, в ошибочном истолковании термина «относительная самостоятельность развития» языка. По его наблюдению, в языкознании в данный термин «вкладывается примерно такое же понятие, какое в него вкладывалось в начале пятидесятых годов» [Серебренников 1968: 124]. Другими словами, полагается, что «в общем, все зависит от истории общества, но в каких-то отдельных случаях наблюдается меньшая степень этой зависимости, некоторая самостоятельность, которая получила название относительной самостоятельности» [Там же: 124-125].
Подобное истолкование, по утверждению Б.А. Серебренникова, «зародилось еще в период нового учения о языке и является отражением боязни отрыва языковых явлений от истории народа» [Там же: 125]. Считая такое истолкование неадекватным, Серебренников избирает другой путь рассуждения. «Под относительной самостоятельностью изменения следует понимать нечто другое, - утверждает он. - Действие внутреннего импульса может встретиться с действием внешнего импульса, что может отразиться на характере языкового изменения» [Там же: 125]. И резюмирует: «Отсутствие гарантии абсолютной самостоятельности и составляет в данном случае содержание относительной самостоятельности развития» [Там же]11.
Всякая наука и в особенности наука гуманитарная, вольно или невольно запечатлевает в своих парадигмах и конструктивных построениях дух и мыслительные привычки своего времени. Эпоха тоталитаризма привносила в языкознание идеологизированные клише-ярлыки и разрушительные штампы демагогической логики. Лингвистике и лингвистам предстояло избавиться от этих привнесений, от которых в особенности пострадали философия языка и лингвистическая историография. Современному читателю трудно даже представить себе, каким был научный дискурс того времени, когда в соответствии с гласным и негласным научным этикетом эпохи культа личности все научные публикации включали как свой необходимый компонент обязательный риторический энкомий - славословие «кумира» и соответственно - поношение «врагов», именуемых «горе-марксистами» и подобными именами-кличками. Так, пишет В.М. Алпатов, «славословия Марру были обязательными, особенно в статьях итогового и юбилейного характера» [Алпатов 2004: 116].
10 О теории иероглифов см.: [Грэхем 1991], а также [Зеньковский 1991: 40].
11 Что же касается истолкования самого понятия развития, то оно, по свидетельству Б.А. Серебренникова, «во многих лингвистических работах остается неопределенным» [Серебренников 1968: 124].
Но своего апогея эта тенденция достигает в эпоху сталинизма, когда каждая научная публикация строилась по принципу идеологической рамочной конструкции - начинать с восхваления роли вождя и его идей в развитии науки и завершать таким же восхвалением. Так, коллективная монография «Вопросы языкознания в свете трудов И.В. Сталина» 1952 г., вышедшая в издательстве Московского университета под редакцией академика В.В. Виноградова, где и была напечатана программная статья Б.А. Серебренникова о критике четырехэлементного анализа Н.Я. Марра, начинается характерным для этого времени пассажем: «Возрожденная гениальными трудами И.В. Сталина по вопросам языкознания советская лингвистика находится на подъеме и движется к славному будущему» [ВЯ 1952: 3].
Для истории науки особый интерес данной книги заключается в том, что в ней научная и идеологическая критика одного культа (марризм) проводится на научном и идеологическом языке другого культа (сталинизм). Такой идеологизированный штамп характерен и для антимарровской статьи Серебренникова, где автор, отметив установку академика Н.Я. Марра и его последователей на «искоренение сравнительного метода из практики изучения истории различных языков» под предлогом невозможности использования сравнительно-исторического метода в советском языкознании как идеалистического по своей сущности, пишет: «Теперь, когда великий Сталин нанес сокрушительный удар учению Н.Я. Марра, освободив науку о языке от идеализма и мистики, настало время для объективной и трезвой оценки того и другого метода исследования» [Серебренников 1952: 245].
В соответствии с идеологическим каноном эпохи тоталитаризма языкознание разделялось на «советское» и «буржуазное». Такое разделение принимается и у Б.А. Серебренникова, который говорит, в частности, о «советском языкознании» и «буржуазном сравнительном языкознании» [Там же: 273, 274]. Подобное разделение распространяется у него и на область методологии научного исследования. По словам Серебренникова, «советский сравнительно-исторический метод должен быть более точным по сравнению с сравнительно-историческим методом, практикуемым в зарубежном сравнительном языкознании» [Там же: 275]. И если «зарубежные компаративисты недифференцированно подходили к изучению различных областей языка, в результате чего лексика, морфология и синтаксис одинаково возводились к праязыковой плоскости», утверждает он, то «советский компаративист должен учитывать наличие в языке сфер более проницаемых и менее проницаемых» [Там же: 274].
После 1950 г. термин «буржуазное языкознание» постепенно перестает употребляться в науке языке. С этого времени термин «буржуазная лингвистика», по выражению К.Г. Красухина, «не то, чтобы вышел из употребления (его применяли к некоторым направлениям структурализма), но утратил свое зловещее звучание» [Красухин 2003: 151].
Современная историография, не принимая разделения науки на идеологические варианты, поднимает вопрос о возможности существования национальных вариантов науки и философии и их отдельных направлений. Так, Ю.С. Степанов говорит о специфике национальных школ в истолковании так называемого Нового реализма. И, в частности, Нового российского реализма, а также американского Нового реализма [Степанов 1998: 718, 693-694]. Свое рассмотрение он предваряет
размышлениями П. Серио о национальных вариантах структурализма и, прежде всего, его «российского варианта» [Серио 1995: 323]. Как утверждает Серио: «... структурализм русских пражан, полностью вписываясь в атмосферу эпохи, в то же время небезразличен и к атмосфере места, к интеллектуальной атмосфере России (Курсив П. Серио - В.П.). Весьма расплывчатое понятие атмосферы места, места, которое находится одновременно в Европе и вне ее, позволяет верно поставить вопрос о соотношении частей и целого в европейской науке. Ведь пражский структурализм вовсе не находится на периферии европейской науки, наоборот, он находится в самом ее центре» [Там же: 338].
В своей книге «История одного мифа: Марр и марризм» В.М. Алпатов писал: ««История идей» и «история людей» - разные дисциплины, которые нередко смешивают, особенно у нас. Однако нередко объекты этих дисциплин перекрещиваются. Судьба ученого может влиять на его идеи и методы, что мы особенно хорошо видим на примере многих советских ученых» [Алпатов 2004: 264]. Эта максима касается и творческого пути Бориса Александровича Серебренникова - выдающегося ученого и общественного деятеля отечественной науки ХХ века.
литература
Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. 2 изд. М.: Едиториал УРСС, 2004. 288 с.
Арутюнова Н.Д., Кубрякова Е.С., Степанов Ю.С. Академик Б.А. Серебренников (к 70-летию со дня рождения) // Известия АН СССР СЛЯ. М., 1985. № 4. С. 246-247.
Вопросы языкознания в свете трудов И. В. Сталина / Под ред. акад. В.В. Виноградова. МГУ, 1952. 412 с. (ВЯ).
Гамкрелидзе Т.В. Р.О. Якобсон и проблема изоморфизма между генетическим кодом и семиотическими системами // Вопросы языкознания, 1988. № 3. С. 5-8.
Грэхэм Л.Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. Пер. с англ. М.: Политиздат, 1991. 480 с.
Дьяконов И.М. По поводу воспоминаний О.М. Фрейденберг о Н.Я. Марре // Восток - Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1988. С. 178-181.
Зеньковский В.В. История русской философии. Т. II. Ч. 2. Ленинград: Прометей, 1991. 259 с.
Концевич Л.Р. Примечания // Поливанов Е.Д. Труды по восточному языкознанию. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. С. 565-586.
Красухин К.Г. Серебренников как компаративист // Вопросы филологии. -М., 2000. № 3 (6). С. 5-13.
Красухин К.Г. Борис Александрович Серебренников // Отечественные лингвисты ХХ века: Сб. ст. // РАН. ИНИОН. Центр гуманит. научн.-информ. исслед. Отд. языкознания. М., 2003. Ч. 2: (М - С). С. 148-162. (Сер. Теория и история языкознания).
МаррН.Я. Избранные работы. В 5-тт. Т. 3: Язык и общество. М. - Л.: ГСЭИ, 1934. 423 с.
* * *
Мочульский К.В. Владимир Соловьев. Жизнь и учение. - Париж: УМСА-Press, 1936. 264 с.
Плеханов Г.В. [Предисловие к первому изданию («От переводчика») и примечания к книге Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»] // Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. В 5-тт. М.: Гос. изд-во политической литературы, 1956. 845 с.
Руднев В.П. Словарь русской культуры ХХ века. М.: Аграф, 1997. 384 с.
Свадост-Истомин Э. П. Как возникнет всеобщий язык? М.: Наука, 1968. 288
с.
Серебренников Б.А. К вопросу о недостатках сравнительно-исторического метода в языкознании. ИЛЯ, 1950, № 3.
Серебренников Б.А. Сравнительно-исторический метод и критика так называемого четырехэлементного анализа Н.Я. Марра // Вопросы языкознания в свете трудов И. В. Сталина. МГУ 1952. С. 245-288.
Серебренников Б.А. Категории вида и времени в финно-угорских языках пермской и волжской группы. М.: Изд-во АН СССР, 1960. 300 с.
Серебренников Б.А. Историческая морфология пермских языков. М.: Изд-во АН СССР, 1963а. 391 с.
Серебренников Б.А. Система времен татарского глагола: к изучению дисциплины. Казань: КГУ 1963б. 76 с.
Серебренников Б.А. О ликвидации последствий культа личности Сталина в языкознании // Теоретические проблемы современного советского языкознания. М.: Наука, 1964. С. 109 - 113.
Серебренников Б.А. Историческая морфология мордовских языков. - М.: Наука, 1967. 262 с.
Серебренников Б.А. Об относительной самостоятельности развития системы языка. М.: Наука, 1968. 128 с.
Серебренников Б.А. Вероятностные обоснования в компаративистике. М.: Наука, 1974. 352 с.
Серебренников Б.А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М.: Наука, 1983. 320 с.
Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке: Язык и мышление. М.: Наука, 1988а. 242 с.
Серебренников Б.А. Язык отражает действительность или выражает ее знаковым способом? // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: Наука, 1988б. С. 70-86.
Серебренников Б.А., Гаджиева Н.З. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. 3 изд. М.: Либроком, 2010. 304 с.
Серио П. Лингвистика и биология. У истоков структурализма: биологическая дискуссия в России // Язык и наука конца 20 века: Сб. статей. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1995. С. 321-341.
Степанов Ю.С. Язык и Метод: К современной философии языка. М.: Языки русской культуры, 1998. 784 с.
Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. 601 с.
Шилков Ю.М. Философия языка Н.Я. Марра // Шилков Ю.М. Язык и позна-
ние: Когнитивные аспекты. СПб. Владимир Даль, 2013. С. 131-146.
Широков О.С. Борис Александрович Серебренников (6 марта 1915 - 28 февраля 1989) // Вестник Московского университета, сер. 9 «Филология». М., 1989. № 4. С. 73-75.
Ярошевский М. [Г.] Иероглифов теория // Философская энциклопедия. В 5 тт. Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1962. С. 239- 240.
Russian linguistics of the XXth century and its prominent figures. b.a. serebrennikov: his life and scientific
work
The present paper is devoted to B.A. Serebrennikov who was an outstanding scholar and at the same time a top-rank organizer of science. Particularly, it highlights some aspects of his life and characterizes his role in the development of Russian linguistics. Special attention is paid to the main features of his mode of thinking - historism, on-tologism, realism, dialecticism, and materialism, which B.A. Serebrennikov interpreted as a complete correspondence between a linguistic description and the real nature of language. The paper focuses on the principles of the scholar's approach to the analysis of linguistic reality - his vigorous pursuit of truth, his struggle against one-sided standpoints in the study of language, his systemic way of thinking, his methods of synthesizing the concrete empiric data with the in-depth theoretical analysis, his adherence to principle and democratic ways of moderating scientific discussions. B.A. Serebrennikov's struggle against N.Ya. Marr's "new theory" and Neomarrism as well as consequences of Stalinism are outlined. Moreover, the scientific discourse of the epoch of the ideological totalitarianism is also described. The present paper dwells on B.A. Serebrennikov's ideas about the creation of "anti-marr" linguistics on the basis of the traditional comparative-historical study of language.
Keywords: linguistics, linguistic historiography, scientific discourse, linguistic paleontology, Neomarrism, Stalinism, ideological totalitarianism, historism, ontologism, dialecticism, materialistic approach.
References
Alpatov V.M. Istorija odnogo mifa: Marr i marrizm [The history of one myth: Marr and Marrism]. 2 izd. Moscow: Editorial URSS, 2004. 288 p.
Arutjunova N.D., Kubrjakova E.S., Stepanov Ju.S. Akademik B.A. Serebrennikov (k 70-letiju so dnja rozhdenija) [Academician B.A. Serebrennikov (to the 70th anniversary celebration)]. Izvestija AN SSSR SLJa, 1985, no 4, pp. 246-247.
Voprosy jazykoznanija v svete trudov I. V. Stalina [The issues of linguistics in the light of I. V. Stalin's works]. V.V. Vinogradov (ed.). Moscow, MGU, 1952. 412 p.
Valentina I. Postovalova
Principal Research Fellow, Institute of Linguistics of RAS 1 bld. 1 Bolshoi Kislovsky lane, 125009 Moscow, Russian Federation
Gamkrelidze T. V. R.O. Jakobson i problema izomorfizma mezhdu geneticheskim kodom i semioticheskimi sistemami [R.O. Jakobson and the problem of isomorphism between the genetic code and semiotic systems]. Voprosy jazykoznanija, 1988, no 3, pp. 5-8.
Grjehjem L.R. Estestvoznanie, filosofija i nauki o chelovecheskom povedenii v Sovetskom Sojuze. [Natural science, philosophy and sciences about human behavior in the Soviet Union]. Moscow: Politizdat, 1991. 480 p.
D'jakonov I.M. Po povodu vospominanij O.M. Frejdenberg o N.Ja. Marre [D'jakonov I.M. On O.M. Frejdenberg's reminiscences about N.Ja. Marr]. Vostok - Zapad. Issledovanija. Perevody. Publikacii, 1988, pp. 178-181.
Zen'kovskij V.V. Istorija russkoj filosofii [The history of Russian philosophy]. Т. II. Ch. 2. Leningrad: Prometej, 1991. 259 p.
Koncevich L.R. Primechanija [Comments]. Polivanov E.D. Trudy po vostoch-nomu jazykoznaniju [Polivanov E.D. Works on Eastern Linguistics]. Moscow: Nauka. Glavnaja redakcija vostochnoj literatury, 1991, pp. 565-586.
Krasuhin K.G. Serebrennikov kak komparativist [Serebrennikov as a specialist in comparative linguistics]. Voprosy filologii, 2000, no 3 (6), pp. 5-13.
Krasuhin K.G. Boris Aleksandrovich Serebrennikov [Boris Aleksandrovich Serebrennikov]. Otechestvennye lingvisty XX veka [The Russian Linguistics of the XXth century]. Moscow: RAN. INION. Centr gumanit. nauchn.-inform. issled. Otd. Jazykoznanija, 2003, ch. 2: (M-S), pp. 148-162. (Ser. Teorija i istorija jazykoznanija).
Marr N.Ja. Izbrannye raboty [The selected works]. V 5-tt. T. 3: Jazyk i obsh-hestvo [Language and society]. Moscow-Leningrad: GSJeI, 1934. 423 p.
Mochul 'skij K.V Vladimir Solov'ev. Zhizn' i uchenie [Vladimir Solov'ev. Life and doctrine]. Paris: YMCA-Press, 1936. 264 p.
Plehanov G.V. [Predislovie k pervomu izdaniju («Ot perevodchika») i primechanija k knige F. Jengel'sa «Ljudvig Fejerbah i konec klassicheskoj nemeckoj filosofii»] [The foreword to the first edition ("The translator's comments") and annotations to F. Engels's book "Ludwig Feuerbach and the end of classical German philosophy"]. Plehanov G.V Izbrannye filosofskie proizvedenija. V 5-tt. Moscow: Gos. izd-vo politicheskoj literatury, 1956. 845 p.
Rudnev V.P. Slovar' russkoj kul'tury XX veka [The dictionary of the Russian culture of the XXth century. Moscow: Agraf, 1997. 384 p.
Svadost-Istomin Je. P. Kak vozniknet vseobshhij jazyk? [How does the universal language emerge?]. Moscow: Nauka, 1968. 288 p.
Serebrennikov B.A. K voprosu o nedostatkah sravnitel'no-istoricheskogo metoda v jazykoznanii [Towards the question of drawbacks of the comparative-historical method in linguistics]. ILJa, 1950, no 3.
Serebrennikov B.A. Sravnitel'no-istoricheskij metod i kritika tak nazyvaemogo chetyrehjelementnogo analiza N.Ja. Marra [The comparative-historical method and the critical view of N.Ja. Marr's so-called four-element analysis]. Voprosy jazykoznanija v svete trudov I. V Stalina, MGU, 1952, pp. 245-288.
Serebrennikov B.A. Kategorii vida i vremeni v finno-ugorskih jazykah permskoj i volzhskoj gruppy [The categories of aspect and tense in the Finno-Ugric languages of the Perm and Volga group. Moscow: Izd-vo AN SSSR, 1960. 300 p.
Serebrennikov B.A. Istoricheskaja morfologija permskih jazykov [The historical morphology of the Permian languages]. Moscow: Izd-vo AN SSSR, 1963 a. 391 p.
Serebrennikov B.A. Sistema vremen tatarskogo glagola: k izucheniju discipliny [The system of tenses of the Tatar verb: on the study of discipline]. Kazan: KGU, 1963 b. 76 p.
Serebrennikov B.A. О likvidacii posledstvij kul'ta lichnosti Stalina v jazykoznanii [On the elimination of consequences of Stalin's cult of personality in linguistics]. Teo-reticheskie problemy sovremennogo sovetskogo jazykoznanija, 1964, pp. 109-113.
Serebrennikov B.A. Istoricheskaja morfologija mordovskih jazykov [The historical morphology of the Mordvinic languages]. Moscow: Nauka, 1967. 262 p.
Serebrennikov B.A. Ob otnositel'noj samostojatel'nosti razvitija sistemy jazyka [on the relative independence of the language system development]. Moscow: Nauka, 1968. 128 p.
Serebrennikov B.A. Verojatnostnye obosnovanija v komparativistike [Probabalis-tic grounds in comparative linguistics]. Moscow: Nauka, 1974. 352 p.
Serebrennikov B.A. О materialisticheskom podhode k javlenijam jazyka [On the materialistic approach to the language phenomena]. Moscow: Nauka, 1983. 320 p.
Serebrennikov B.A. Rol' chelovecheskogo faktora v jazyke: Jazyk i myshlenie [The role of human factor in language: Language and thinking]. Moscow: Nauka, 1988 a. 242 p.
Serebrennikov B.A. Jazyk otrazhaet dejstvitel'nost' ili vyrazhaet ee znakovym sposobom? [Does language reflect the reality or express it by means of signs?]. Rol' chelovecheskogo faktora v jazyke: Jazyk i kartina mira [The role of human factor in language: Language and a picture of the world]. Moscow: Nauka, 1988 b., pp. 70-86.
Serebrennikov B.A., Gadzhieva N.Z. Sravnitel'no-istoricheskaja grammatika tjurkskih jazykov [The comparative-historical grammar of the Turkic languages]. 3 izd. Moscow: Librokom, 2010. 304 p.
Serio P. Lingvistika i biologija. U istokov strukturalizma: biologicheskaja diskus-sija v Rossii [Linguistics and biology. The beginnings of structuralism: the biological discussion in Russia]. Jazyk i nauka konca 20 veka: Sb. statej. Moscow: Ros. gos. gumanit. un-t, 1995, pp. 321-341.
Stepanov Ju.S. Jazyk i Metod: K sovremennoj filosofii jazyka [Language and method: towards the contemporary philosophy of language]. Moscow: Jazyki russkoj kul'tury, 1998. 784 p.
Florovskij G., prot. Puti russkogo bogoslovija [Ways of Russian theology]. Vilnius, 1991. 601 p.
Shilkov Ju.M. Filosofija jazyka N.Ja. Marra [N.Ja. Marr's philosophy of language]. Shilkov Ju.M. Jazyk i poznanie: Kognitivnye aspekty. Saint-Petersburg: Vladimir Dal', 2013, pp. 131-146.
Shirokov O.S. Boris Aleksandrovich Serebrennikov (6 marta 1915 - 28 fevralja 1989) [Boris Aleksandrovich Serebrennikov (6 March 1915 - 28 February 1989)]. Vest-nik Moskovskogo universiteta, ser. 9 «Filologija», 1989, no 4, pp. 73-75.
Jaroshevskij M. [G.] Ieroglifov teorija [The theory of hieroglyphs]. Filosofskaja jenciklopedija. V 5 tt. T. 2. Moscow: Sovetskaja jenciklopedija, 1962, pp. 239-240.
