CC BY
37
ББК 83.3 (2Рос) УДК 002
О.И. ТИМАНОВА
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ДЕТСКАЯ И «СКАЗОЧНАЯ» КНИГА XVIII ВЕКА: АСПЕКТЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
O.I. TIMANOVA
A NATIVE CHILDREN'S AND A «FAIRY» BOOK OF THE XVIII CENTURY: ASPECTS OF INTERACTION
На материале отечественной книжной культуры намечены сферы перекрещивания репертуара детской и «сказочной» книги. Представлены важные составляющие типологической модели книги, предназначенной для широкой читательской аудитории, - необычное в обыденном смысле содержание и «изящество» слога.
In this article the points of the repertoire crossing of a children's and a «fairy» book are marked. The important components of a typical model of the book intended for the wide reading audience are introduced: the unusual content and «elegance» of style.
Ключевые слова: ипологическая модель книги, сказка, «сказочная» книга, детское издание, книжная культура, книжный репертуар, потенциал коммуникативности, процесс чтения.
Key words: a typical book model, a fairy-tale, a «fairy» book, a children's edition, book culture, book repertoire, a potential of communicativeness, reading process.
Динамика развития как зарубежной, так и отечественной детской книги, ее типология напрямую связаны с эволюцией литературы и книжной культуры. Литературно-художественное издание — сегодня наиболее развитый и исследованный тип детской книги, поскольку большую часть публикаций для читателей дошкольного, младшего, среднего и старшего школьного возраста составляют произведения «изящной» словесности.
Между тем, в истории детской книги устойчивые приоритеты сложились не сразу. Небезынтересна судьба литературно-художественной детской книги во времени. Внедрение формирующейся личности в систему общественного сознания протекает посредством книги, в том числе «сказочной». В книге материализованы знания человечества, она фактор-посредник культуры, аккумулирующий исторический и индивидуальный опыт развития. Книга влияет на отражаемые и осуществляемые через нее реальности, и воспринимающему ее читателю, в особенности маленькому, транслирует знание, равно заклю-
ченное в «информации» и в «образах». Эволюцию детской и «сказочной» книги следует рассматривать в аспекте историко-литературном, философ-ско-культурном и книговедческом.
Из всех видов художественной литературы, общее жанровое разнообразие которой наукой изучено ныне достаточно, наиболее универсальным средством формирования мировоззрения является сказка. Мифологическая по природе, претворяющая аналитические представления древних в персонифицированных образах-иконах, в кругу жанров устной словесности она выделяется установкой, объединяющей «понятийность» и «образность». Ориентированная на практически полезные результаты воздействия, сказка с древних времен — эффективное средство «художественной народной педагогики» (К.Д. Ушинский). Обширным потенциалом коммуникативности обладает и «сказочная» книга, типологическая модель которой может быть выделена на основе характера содержания. Содержательно «сказочная» книга базируется на одном или более литературно-художественных произведениях сказочного характера: волшебно-фантастических, сказочно-анималистических, сказочно-бытовых и сказочно-приключенческих. Главное назначение сказки - выражать содержание, необычное с точки зрения здравого смысла, но оправданное эстетически. Основываясь на специфических читательско-слушательских предпочтениях, на особенном интересе, вызванном «нарочитой поэтической фикцией» (В.Я. Пропп), «сказочная» книга служит способом «умного» отдохновения, средством художественного развлечения. Заинтересованность читателя в «сказочной» книге детерминируется жанровой природой сказки, ее установкой на вымысел. В соответствии с этой установкой между читателем (слушателем) и сказителем (автором) учреждается своеобразный договор, по которому в достоверность вымысла ни тот, ни другой не верят, но искомое качество - занимательность - достигается. На уровне родовых книговедческих категорий, в системно-типологическом аспекте, трактующем книгу как «динамическую коммуникационную систему» (А.А. Беловицкая), устную сказку можно толковать как «устную» книгу: она есть общение на основе естественного языка в противовес опосредованному информационному общению с помощью письменности и печати.
Современная детская литература подразделяется на художественную, научно-популярную, справочную, «деловую» (практическую), учебную, политико-воспитательную. Каждая новая эпоха накладывает отпечаток на соотношение соответствующих типов издания в структуре книжного дела. Уникальной особенностью детской книги является «двуадресность», способность обладать «запасом на вырост» (К.И. Чуковский). На разных уровнях произведения как художественной системы - на уровне сюжета, в системе персонажей, в архитектонике, композиции, на уровне языка, - зашифровано множество смыслов, в процессе длительного общения с книгой открывающихся читателям самого различного возраста и подготовленности.
Истоки этого феномена обнаруживаются в XVIII столетии. Точного представления о российском детском книжном репертуаре XVIII-XIX вв. пока
не сложилось. Известно, что в России XVIII столетия для детей было издано 310 книг. Литературно-издательская и общественная деятельность русских просветителей, развитие отечественного образования и педагогики, укрепление материально-технической базы книгопечатания способствовали тому, что на рубеже седьмого десятилетия XVIII в. наметился отчетливый сдвиг в количественной и качественной динамике детских изданий. Если до начала 1770-х гг. в России было издано 35 детских книг, то в течение целого последу-
ющего десятилетия - 41 книга, т.е. практически столько же, сколько за весь предшествующий промежуток времени. В последующие годы тенденция к приумножению книгоизданий для детей сохранилась: в 1780-е гг. в России выпущено 108 детских книг, в 1790-е - 126. При этом большинство отечественных детских изданий продолжали оставаться изданиями переводными, с французского и немецкого языков (247). Публикации, подготовленные российскими сочинителями, порой также представляли собой скрытые переводы, перелицовки и переделки, русифицированные пересказы и адаптации произведений зарубежных писателей. Освоение европейских образцов в русской литературе, в том числе
в сфере формирующейся субкультуры детства, протекало в русле диалога «галантной» письменной повести и «олитературенной» устной сказки.
В этой связи показателен русский перевод «Сказочки о померанцевом дереве и о пчеле» француженки Мари Катрин д' Онуа, изданный в Санкт-Петербурге в 1779 г. Первоначальные его строки выполняют функцию сказочного зачина, аналогичную назначению соответствующего структурного компонента волшебной фольклорной сказки: «Некоторый король и некоторая королева жили счастливо, к их благополучию недоставало только детей» [2, с. 4]. Вместе с тем, перед нами оборот речи именно книжный, стилистически более изысканный, «отягощенный» памятью таких «изящных» жанров европейской словесности, как куртуазная лирика, «волшебно-рыцарский» роман, любовная сказочно-авантюрная повесть. Тем не менее, очевидно, что дух галантности доступен восприятию читателя любого возраста и положения, и ребенку, и взрослому. Самое изящество слога исподволь готовит читателя к восприятию последующих событий как «чудесных». Как следствие, явление на свет долгожданной королевской наследницы Аматы и надпись «Амата, дочь счастливого королевского острова» на ее «выделанном наподобие сердца» камне-талисмане, выполняющем функции оберега, представляются необычными [2, с. 5].
Конструирование фабулы литературно-сказочных произведений, структурно наполняющих отечественные сказочные издания этого времени, основывается не на реализации функций, охарактеризованных в исследованиях В.Я. Проппа, посвященных волшебной фольклорной сказке, а на новеллистическом vorfall (поворотном пункте новеллы). В «галантной» «сказочной» книге XVIII в. невероятные события зарождаются как бы «на голом месте»: для развертывания приключенческого сюжета безразлично по большому счету, каким именно способом наступит сказочное «вдруг»: посредством «нечаянно восставшей бури» или с помощью какой-либо иной «технологии». Скажем, для завязки сказочных событий достаточно того, что для «развлечения» королевского отпрыска кормилица отправляется с девочкой «прогуляться на море», и тут «нечаянно восстает столь жестокая буря, что понесло оное судно толь далеко в море, где тот час на мелкие части оное и разбилось» [2, с. 5]. Закон сюжетосложения, в фольклорной сказке зиждущийся на «случае», в русском переводном издании «галантной» европейской повести идентифицируется не устной, а письменной формулой. В семантике «сказочной» книги упоминание о «нечаянно восставшей буре» становится указанием хотя и знаковым, но и шаблонным. Потому и в оригинальных русских сказочных изданиях, например, в «Повести о Мавронском Королевиче Абаксае» из цикла «Русских сказок» В.А. Левшина, мы встречаем аналогичные формулировки: «Восстала ужасная буря, которою, невзирая на искусство и все старания корабельщиков, принесло нас к берегам сего острова» [1, с. 101].
В традиционной культуре мифологический образ корабля сопровождается специфическими сакральными смыслами: на корабле совершается путь в иной мир. В соответствии с этим пассажиры корабля (лодки) выделяются среди иных смертных принадлежностью к сфере потустороннего. Мотив «нечаянно восставшей бури» в сказочно-приключенческой книге XVIII в., таким образом, получает разворот на грани «профанного» и «священного», в рамках сферы образности, сопредельной для устной и письменной культуры. Способ движения «сказочного» произведения в культуре Нового времени оказывается универсальным с точки зрения воспринимающего его субъекта. «Сказочная» книга XVIII столетия предназначена для широкой читательской аудитории: дворянам и грамотному «третьему» сословию, русским и иноязычным читателям, детям и взрослым. Читатель такой книги способен допустить, что «увеселительный» остров, к которому оказывается прибитой колыбель принцессы Аматы, - зона обитания людоедов. Но возможность существования подобного невероятного местожительства наяву мотивирована художественной условностью сказки, ее установкой на вымысел. Это и придает обаяние повествованию, что проявляется и в заглавиях детских сборников, включающих сказочные произведения. Они называются «Магазин чтения для всякого возраста и пола людей, собранный из различных повестей, сказок, басен, анекдотов, стихотворческих, исторических и других кратких сочинений» (М., 1789), «Детский магнит, привлекающий детей к чтению, содержащий в себе сто и одну, одну одной лучше сказочку с нравоучением на каждую» Михаила Прохорова (М., 1800) и пр.
Категории пространства и времени, отражающие специфику сознания человека Нового времени, в «сказочных» книгах XVIII в., в том числе «сказочных», лишены сугубо фольклорного наполнения. Чудесные времена невероятных увлекательных морских путешествий, «корабельная» эпоха, в национальной отечественной культуре ассоциирующаяся с деятельностью Петра I, в переводных отечественных изданиях обозначаются деталями «вровень с веком». Например, судно, на котором вместе со своей кормилицей совершает прогулку принцесса Амата, сделано «только для езды при самом бреге» [2, с. 5].
В переводных и оригинальных сказочных изданиях XVIII столетия «взрослых» и «детских» широко представлены общие места куртуазно-приключенческой повести, волшебно-рыцарского романа и литературной сказки: падения «к ногам», обмороки, обмирания «от страху» или «от печали». В «Русских сказках» Левшина читаем: «Тоска рвала пораженное его сердце». В «Крестьянских сказках» встречаем формулировку: «Как скоро король прочитал письмо, то упал в обморок и сделался без чувств». И пр. В поисках приемов непринужденного разговора с читателем, осваивающим книгу в семейном кругу, авторы «сказочных» книг последних десятилетий XVIII в., подчас сами того не ведая, приближаются к освоению художественного опыта народной сказки и национальной книжной традиции. Выражения «мы теперь желаем рассказать Вам», «я думаю, читатель», «между тем посмотрим» — дань повествовательной моде эпохи. Но в них ощутимо также притязание на роль, в фольклорном сказочном архетипе выполняемую повествовательной формулой «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Назначение подобных формул - организовать повествовательную интригу, которая удерживала бы внимание читателя на нужном «градусе занимательности». Не случайно в круг чтения русских детей последних десятилетий XVIII века на вполне законном основании входят «взрослые» переводные «сказочные» книги. Так, десятилетний герой повести Алеша долгие зимние вечера проводит
за чтением европейских авантюрно-рыцарских романов, в культурном обиходе и эстетике времени получивших название «волшебных».
К концу XVIII столетия репертуар российской жанровой детской книги в целом преображается. В его структуре представлены энциклопедии, научно-популярные, учебные, практические и беллетристические (художественные) издания. Одновременно, вследствие характерного для литературы периода преобладания нравоучительных рассуждений, в эти годы в значительной степени нивелируется специфика книг национальная и возрастная. Детские издания XVIII в. многофункциональны; в семантике и прагматике они приближены к семейному чтению. Сообразно тому точное определение типа значительного числа детских книг XVIII в. весьма затруднительно. В их содержании сталкиваются интенции поучительные и развлекательные, происходит жанровая интерференция, доказательством чему служит, например, «Доброе дитя, драматическая сказочка» М.Н. Муравьева, изданная в Санкт-Петербурге в 1789 г.
В Европе XVII-XVIII вв. детская книга уже существует как особый тип книги, призванный решать воспитательные задачи. Отсюда самый крупный раздел детского репертуара времени — произведения, созданные в русле нравоучительных рассуждений. Форма подачи материала при этом оказывается различной. Это может быть простой свод правил или прямые поучения, разговоры взрослого и ребенка, исторические анекдоты, беллетристическое (с элементами занимательности) повествование. Объединяющим началом структурирования, смещающим жанровые различия, в эту эпоху неизменно выступает идея «должного» поведения. Риторический тип мышления, характеризующий равно автора и читателя, предопределяет константную композицию, образы и язык деткой книги. Сообразно тому и европейские, и отечественные авторы в культурном процессе оказываются как будто на равных: их объединяет тождественность замысла, раскрывающего общечеловеческие ценности, сближает манера конструировать целое, возводя его по законам ораторского искусства. Российскому издателю с позиций читательского спроса актуальной видится публикация сочинений авторов русских или зарубежных, но непременно нравоучительных произведений. Потому во второй половине
XVIII столетия в России популярна книга французской писательницы и педагога княгини Иоанны-Мари Лепренс де Бомон «Детское училище, или Нравоучительные разговоры между разумною учительницею и знатными разных лет ученицами». На русском языке она впервые была издана в 1761 г. в переводе Петра Свистунова и многократно переиздавалась в XVIII - первой половине
XIX вв. параллельно на русском и французском языках. Это также книга маркизы Стефании Фелиситэ Жанлис «Вечера в замке, или Курс морали для употребления детей». Жанлис - последовательница Жан-Жака Руссо, воспитательница детей герцога Шартрского, будущего короля Луи Филиппа; в отечественной книжной культуре ее произведения в 1787-1789 гг. переводились Н. М. Карамзиным для журнала «Детское чтение для сердца и разума». Многократно переиздавались в России XVIII в. «Дружеские советы молодому человеку, начинающему жить в свете» с параллельными текстами на французском, русском и немецком языках (1762, 1765, 1770, 1774, 1781, 1788 гг.), «Дворянское училище, или Нравоучительные разговоры между кавалером Б. *** с графом его племянником, с французского на российский язык в пользу благородного российского юношества переведенные Евстигнеем Харламовым» (СПб., 1762), «Наставления сыну, соч. г. Теплова» (СПб., 1760; 2-е изд. 1768), а также книга «О Должностях человека и гражданина, книга к чтению определенная в народных городских училищах Российской Империи, издан-
ная по высочайшему повелению царствующей императрицы Екатерины Вто-рый» (СПб., тип. Акад. наук, 1783), подготовленная Федором (Теодором) Ивановичем Янковичем де Мериво, сербом по национальности, последователем Я.А. Коменского, участником школьной реформы в Австрии, видным государственным деятелем эпохи Екатерины II, членом Российской академии наук.
На этом фоне совершенно естественно читателем-ребенком воспринимаются «сказочные» книги, универсальная структура которых позволяет, с одной стороны, использовать книгу как учебник; с другой - по образу и подобию риторического рассуждения строить текстовые модели, претендующие на художественность. Таковы книги Катарины (Катерины) Елены Девриен «Времяпрепровождение веселое и нравоучительное, или Сказки нововымышленные в пользу малых детей» (в переводе И.К. СПб., 1770), «Нового роду игрушка, или Забавные и нравоучительные сказки, для употребления самых малых детей сочиненные» (в переводе П.К. СПб., 1776); издания Иохима Генриха Кампе («Бесценный подарок для благовоспитанных детей, или Новая детская библиотека, заключающая в себе краткие трогательные повести, нравоучительные сказочки, замысловатые басенки, занимательные разговоры и небольшие комедии, которых герои большею частью дети и их родители, воспитатели и наставники» (М., 1797) и др.). Типичные заглавия «сказочных» сборников этого времени - «Забавные вечера, или Собрание нравственно-увеселительных детских сказок, говоренных наизусть по вечерам» в переводе Козьмы Голубянского (СПб., 1789, 1795), «Веселая старушка, забавница детей, рассказывающая старинные были и небылицы» (М., 1790, 1800), «Небольшие сказочки для малолетних детей от четырех до семи лет возраста, переведенные, собранные и сочиненные» (М., 1792), «Нравоучительные разговоры, драмы и сказочки, служащие к просвещению благородного юношества обоего пола, с приобщением некоторой части натуральной истории» (М., 1794) и пр.
Влиятельные, сановные, наделенные богатством и властью взрослые литераторы к концу XVIII столетия все больше стремятся взять под контроль развитие литературной субкультуры детства. В частности, Екатерина Великая, находясь под влиянием идей французских просветителей, старается создать стройную систему образования, основу которого фиксирует «Уставом народным училищам в Российской империи», выработанным и в 1786 г. принятым специальной «Комиссией об учреждении училищ». Согласно предписанию правительницы, в губернских и уездных городах создаются светские народные (малые и главные) училища — бесплатные, смешанные для мальчиков и девочек, вне контроля церкви; вместо индивидуального обучения вводится классно-урочная система и преподавание на русском языке. Активизация выпуска детских книг, начиная с 1787 г., приходится также на царствование Екатерины II: если в первые годы ее правления выходит в среднем от 2 до 6 книг в год,
то в последнее десятилетие — около 15. Развитие детского книгоиздания идет параллельно с формированием эстетических принципов детской книги, поиском и обоснованием их специфики. Воспитательные идеалы русского Просвещения, представления о содержании и структуре образования, требования к детской книге, взгляд на состав детского репертуара отражены не только в педагогических сочинениях Н.И. Новикова, содержащих первую фундаментальную отечественную концепцию детской литературы и детской книги, но и в таких произведениях «официальной» художественной детской словесности, как сказки самой Екатерины, в которых тенденция к морализаторству
обостряется («Сказка о царевиче Хлоре». СПб., 1781, «Сказка о царевиче Фе-вее». СПб., 1783).
Таким образом, феномен «сказочной» книги в отечественной культуре XVIII в. предстает более многообразным, нежели только в контексте оппозиции «взрослого» / «детского». Вот почему, несмотря на то, что еще в 1929 г. в работе о Матвее Комарове, «жителе города Москвы», В.Б. Шкловский писал: «Что же существовало под очень неопределенным названием «сказка» в России до XVIII века - мы просто не знаем» [3, с. 260], - и по настоящее время проблема взаимопроникновения «сказочной» и «детской» книги остается не исчерпанной, а, значит, продуктивной в науке.
Литература
1. Левшин В.А. Руския сказки, содержащия древнейшия повествования о славных богатырях, сказки народныя, и прочия оставшиеся чрез пересказывание в памяти приключения: в 10 ч. Ч. 2. [Текст] / В.А. Левшин. - М.: Унив. тип., у Н. Новикова, 1780.
2. Онуа М.К. д'. Сказочка о померанцевом дереве и о пчеле [Текст]. / М.К. д'Онуа. -СПб.: при Артиллерийском инженерном шляхетном кадетском корпусе у содержателя тип. Х.Ф. Клеэна, 1779. - 112 с.
3. Шкловский В.Б. Матвей Комаров, житель города Москвы [Текст] / В.Б. Шкловский. — Л.: Прибой, 1929. - 295 с.
