CC BY
73
УДК 94(4)"1945":94(47).084.8(093) ББК 63.3(2+4)1945 П 61
Павел Полян
ОТ ВЕНЫ ДО ВАДУЦА: ДНЕВНИК ИНТЕРНИРОВАННОГО КОЛЛАБОРАНТА Г. ТОМИНА (СИМОНА) (З АПРЕЛЯ — 2 ОКТЯБРЯ 1945 г.)
АННОТАЦИЯ
Представлен дневник Г. Томина (Симона), русского эмигранта в Болгарии перед Второй мировой войной, коллаборанта-пропагандиста в Третьем рейхе во время войны и интернированного в Лихтенштейне после ее окончания. Несмотря на то что дневник содержит немало личного, они благодаря своей детальности и информационной плотности (охватывает полгода — с 3 апреля по 2 октября 1945 г.) представляет значительный исторический интерес. Брошенная в нем фраза о коллаборантах-репатриантах — «добровольцы смерти» — стала крылатой. Первая публикация дневника практически недоступна исследователям; републикатор, П.М. Полян, заново подготовил текст, снабдил его вступительной статьей и примечаниями.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Вторая мировая война; коллаборационизм; Русский охранный корпус; Русская освободительная армия (РОА); Г. Томин (Симон); Е.Э. Месснер; Б.А. Смысловский; А.В. Тур-кул; Лихтенштейн.
ГЕОРГИЙ ТОМИН (он же Симон, что, по-видимому, является псевдонимом) родился 21 февраля 1895 г. где-то в России. После Гражданской войны эмигрировал и, судя по всему, в Болгарию: апатрид, то есть лицо без определенного гражданства. В мирной жизни — железнодорожный техник, строитель-бетонщик, а судя по реплике в дневнике — актер, а также журналист. Во время войны вынужден был перепрофилироваться: как в русской Белой, так, видимо, и в немецкой армии служил по разведывательной и пропагандистской части.
Редакция русскоязычной газеты «Борьба», сотрудником которой он был, изначально дислоцировалась в Вене и обслуживала, как можно довольно уверенно предполагать, Русский охранный корпус, а возможно, и пропагандистские нужды штаба формирующегося корпуса генерала А.В. Турку-ла. Вероятней всего, часто упоминаемый в дневнике Евгений Месснер и являлся ее редактором.
Евгений Эдуардович Месснер (1881-1974) — Генерального штаба полковник1, участник Первой мировой и Гражданской войн. После 1920 г. эмигрировал в Королевство сербов и хорватов (с 1929 г. — Югославия). В Белграде работал журналистом и преподавателем военно-научных курсов. Профессор военных наук (1942). В 1941-1944 гг. служил в Русском Корпусе, редактировал «Ведомости Русской Охранной Группы». Редактор военного отдела «Русского дела» — еженедельной воскресной русской газеты, выходившей в Белграде, начиная с 6 июня и вплоть до, самое раннее, 7 ноября 1943 г. (ее главный редактор-издатель — К.К. Миллер). С апреля 1945 г. — в формировании Б.А. Смысловского, с которым был интернирован в Лихтенштейне. Вместе с группой Смысловского переехал из Европы в Аргентину. Автор многочисленных трудов и воспоминаний.
Коллаборационализм был явлением крайне сложным. Между «красноармейцами» и «белогвардейцами» из их числа, как и между разновидностями «белогвардейцев», не говоря уже о различных национальных течениях, существовало не только взаимное недоверие, но часто и открытая вражда. Этот внутренний раскол перед лицом надвигающегося общего краха был отчасти ослаблен к началу 1945 г., когда РОА генерала Власова стала забирать себе примирительные и объединяющие функции.
3 апреля 1945 г., отправив часть вещей по почте в Фихт на севере бывшей Австрии, редакционная группа Месснера-Томина из 10 человек покинула Вену и двинулась по северо-запад на направлению к Зальцбургу и Мюнхену. Маршрут пролегал сначала через Верхнюю Австрию — города Тульн, Будвайс, Линц, Вельс, Ламбах, Гмунден, Миттендорф, Оберн-дорф, Шванненштадт и собственно Зальцбург. Эта часть пути потребовала 10 дней!
С удовольствием съездил Томин в «самоволку» в небольшую деревушку Фихт, что около Шваненштадта. Там в это время работала «Зайчик» — его жена, Лида, по которой он все время и очень остро тосковал (как гражданку СССР американцы передали ее в советскую оккупационную зону, о чем он не знал). Следов каких-либо сильных политических страстей в дневнике не наблюдается.
Несколько дней относительного покоя в Зальцбурге, и маршрут был продолжен — на сей шли или ехали по Нижней Баварии: Ландсхут, Ландсберг, Моозбург, Бухлоэ, Мемминген, Штауфен, Кемптен, а далее через Оберштау-фен и Брегенцский лес — в Фельдкирх в Северном Тироле, близ границы с Лихтенштейном.
Мемминген, большой транспортный перекресток и узел, был, видимо, назначен сборным пунктом для различных «власовских» соединений. Входила ли изначально в их число и армия Смысловского, продвигавшаяся из Генерал-Губернаторства и Бреслау, или встретился с ними Томин совершенно случайно, мы не знаем. Но мы знаем, что после Меммингена судьба Томина крепчайшим образом связалась с судьбой Смысловского.
Борис Алексеевич Смысловский родился в 1897 г. в Финляндии, в 1917 г. — офицер царской гвардии, а затем Белой армии. После Гражданской войны поселился в Польше, стал польским гражданином и предпринимателем. Слушатель немецкой секретной военной академии, капитан Смысловский с первых дней войны против СССР был на передовой, занимаясь организацией русских разведывательных и агентурных батальонов. Работал под псевдонимами «фон Регенау», а затем «Артур Хольмстон», который сохранил и в послевоенное время.
В июле 1941 г. на северном участке фронта русский эмигрант, бывший императорский гвардеец и капитан (впоследствии дослужился до генерал-майора) Борис Смысловский сформировал из русских эмигрантов и военнопленных первый учебно-разведывательный батальон2. В конце 1942 г. он был назначен начальником так называемого «Зондерштаба Р» («Особый штаб Россия») — секретной организации под прикрытием «Восточной строительной фирмы Гильген» в Варшаве, с филиалами в Пскове, Минске, Киеве и Симферополе и штатом примерно в 1000 человек, созданной для наблюдения за партизанским движением. Зондерфюрер-К абвера Смысловский («фон Регенау») подчинялся 1-му отделу штаба «Валли», подразделению абвера, занимавшемуся разведывательно-диверсионной деятельностью против СССР. «Зондерштабу Р» подчинялись 12 учебно-разведывательных батальонов, номинально составлявших «Особую дивизию Р» численностью до 10 тыс. человек.
В декабре 1943 г. из-за обвинений Смысловского в связях с Украинской повстанческой армией и с Армией Крайовой и «Зондерштаб, и «Особая дивизия» были распущены, а сам Смысловский попал под домашний арест. После шестимесячного расследования он был оправдан и возглавил антипартизанскую и разведывательную службу Восточного фронта, а на основе указанных батальонов приступил к формированию Первой русской национальной дивизии со штабом в Бреслау. 23 января 1945 г. его штаб (по некоторым сведениям, после тяжелых потерь в боях3) эвакуировался в Бад-Эльстер под Дрезденом, где дивизия была переименована в Зеленую армию особого назначения с личным составом примерно в 6 тыс. человек, набранных как из бывших белоэмигрантов, так и из советских военнопленных.
Приказом Главного командования сухопутных войск от 4 апреля 1945 г. — по-видимому, в связи с общей тенденцией обособления восточных частей в национальные армии — армия была переименована в Первую Русскую национальную армию (1 РНА) с номинальным статусом со— 133 —
юзной армии (сам Смысловский получил звание генерал-майора вермахта и взял очередной псевдоним: Артур Хольмстон). Начальником штаба армии был назначен полковник С.Н. Ряснянский, командиром 1-го полка — подполковник Тарасов-Соболев, а 2-го — подполковник Бобриков. Кроме того, в ее состав предполагалось влить Русский корпус Б.А. Штей-фона — А.И. Рогожина и формировавшуюся 3-ю дивизию РОА генерала М.М. Шаповалова, в свое время бывшего заместителем Смысловского по «Зондерштабу Р».
18 апреля, ввиду безнадежности военного положения Германии, Хольмстон-Смысловский отдал приказ отступать на Запад, а 2 мая, во главе небольшой части своей армии (приблизительно в батальон — 462 или 464 военнослужащих), пересек границу Третьего рейха и княжества Лихтенштейн в районе австрийского Фельдкирха и сдался княжеским властям.
Сделал он это по совету швейцарского журналиста Х. Блумера, полагавшего, что именно в Лихтенштейне у них больше всего шансов не быть выданным союзникам и далее в СССР. Опасаясь такой выдачи, он поначалу весьма нервничал в Лихтенштейне. Но, как подчеркивал Н. Толстой, «...крошечный Лихтенштейн, где не было армии и полиция составляла 11 человек, сделал то, на что не решались другие европейские страны»»4.
Впрочем, ощущение безопасности было, видимо, недостаточно прочным, коль скоро еще до конца июля 1945 г. 224 человек сочли за благо бежать из страны и перебраться в Австрию, во «французский» Форальберг, еще около 10 человек сделали это в августе или сентябре. Все они были благополучно интернированы французами и переданы в СССР5. Возможно, «непрочность» этого ощущения опиралась на просочившиеся слухи о переговорах правительства со швейцарцами и французами о передаче им или через их территорию интернированных русских, бывших для крошечного княжества несомненной обузой6.
Для работы с оставшимися 16 августа 1945 г. из Берна прибыла советская репатриационная миссия, которую весьма приветливо встретили в Вадуце. Ей удалось добиться согласия вернуться в СССР еще от 104 человек. Всех их Георгий Томин обозначил в своем дневнике емким термином — «добровольцами смерти»7.
На не поддавшихся на уговоры комиссии никакого дальнейшего давления, в сущности, не оказывалось (в том числе и осенью, когда советские офицеры по репатриации по инерции все еще настаивали на их принудительной репатриации), но вот само число оставшихся — все же существенно ниже, чем об этом было принято думать и писать: всего 134 человека, включая 20 женщин (трое за время интернирования умерли). Оставшиеся же действительно попали под сильную защиту — в этом вопросе были единодушны и князь, и епископ Курский8, и два сменивших друг друга лихтенштейнских правительства — Хоопа-Фогта-Фроммельта и Фрикка-Нигга, а также Красный Крест.
В 1946 г. Лихтенштейн покинуло еще 22 человека из армии Смыслов-ского, в том числе и сам Томин, а в 1947 г. — еще около 100 чел., причем подавляющее большинство (включая самого Смысловского) направились в Аргентину. Последние из русских интернированных покинули страну в феврале 1948 г.
Первооткрывателем истории интернирования русских коллаборантов в княжестве Лихтенштейн стал в 1980-е гг. журналист из Вадуца Х. фон Фо-гельзанг9. В 1990-е гг. фундированные научные публикации представили К. Гримм10, а также Питер Гайгер и Манфред Шлапп11. Русскоязычным популяризатором и интерпретатором этой темы, как и вообще невозвращенчества, стал граф Н. Толстой-Милославский12.
11 января 1946 г. Г. Томин выехал из Вадуца в Инсбрук, подарив перед отъездом свой дневник вадуцкому полицейскому Герману Майеру. Тот, в свою очередь, в 1994 г. передал его писателю и кинодокументалисту Ман-фреду Шлаппу.
Спустя два года дневник Георгия Томина (Симона) впервые был опубликован в малотиражном и труднодоступном издании: Geiger P., Schlapp M. Russen in Lichtenstein.Flucht und Internierung der Wehrmacht-Armee Holmstons 1945-1948. Vaduz: Schalun Verlag / Zürich: Schalun Verlag / Chronos Verlag, 1996. 370 S. Факсимильно и на немецком языке (в переводе Елены Гоод и Татьяны Вебер) — на с. 262-328, на русском языке — на с. 329-361, везде без комментариев.
При подготовке настоящей републикации текст заново пересмотрен по увеличенной ксерокопии оригинала, что позволило внести в него ряд немаловажных уточнений. Отсутствующее в оригинале название, вступительная статья и комментарии принадлежат републикатору.
[ДНЕВНИК]
Первые вещи из редакции «Борьба»13 отправлены из Вены на адрес:
Druckerei Faber in Krems
Lidia Simon
Viecht № 13 Post Desselbrunn bei Schwanenstadt
Список команды солд[атской] газеты «Борьба»
1. Фельдфебель Месснер14
2. Унтер-офицер Иванов ... [неразборчиво]
3. -»- Симон
4. Обер-ефрейтор Мартынцев
5. -»- Ребров
6. Ефрейтор Губарь
7. -»- Гривюк
8. Рядовой Виноградов
9. Рядовой Осипов
10. Ун[тер]-оф[ицер] Попов
Трамвай № 36 до Нуосдорфа — начало шоссе на Тулльн.
Маршрут:
Вена
Тульн
Гмюнд ... [неразборчиво]
Будвайс
Линц
Вельс
Ламбах
Гмунден
Миттендорф
Оберндорф
Зальцбург
Ландсхут
Моозбург (штаб) Гмунден
SS. und Polizeigericht (Wien VII)
Где находится эта часть и жена Эгсмонта (переводчица Людмила)15. В 7 ч. утра 3-го апреля 1945 г. выступаю в поход. Господи благослови. Св[ятая] Петка16, не оставь меня и на этот раз твоими молитвами.
Зайчик17, молись!
Верю и знаю, что все будет благополучно! Ж.18
3.IV.45
Приключения в Вене в связи с выездом. Авантюры во фронтлейбштелле19 с документами.
Я и Гордовский20 часами в ожидании чего-то. Водят нас, как арестованных, и, наконец, приводят в Редаунц-казармы21.
Бесконечные коридоры проходим в поисках опять-таки «чего-то». Наконец, не мы, а нас нашли, все идет как будто бы вперед, но только очень-очень медленно.
Документы делаются, а нас кормят отличным ужином и дают давно не виданный марш-ферпфлегунг22.
Если бы знал Месснер, на какие мучения он нас бросил здесь! Выберемся ли мы отсюда и когда? Уже вечер. Раньше утра и думать нечего. Хочу получить обмундирование, но это вряд ли удастся. От 7 ч. утра и до 9 ч. вечера пока еще «ничего». Золот[ухин]23 и бефели24 лежат в канцелярии, а мы — часть в коридоре, часть во дворе, у повозки при вещах.
4.1У.45
«Утро вечера мудренее». Так и есть. Все встали бодрые. Всякий про себя молится, готовясь к испытаниям сегодняшнего дня.
Итак, начинаем хлопоты и беготню, продолжая вчерашнее. Дай Бог удачи!
До обеда ничего хорошего не вышло. Из фронтляйтштелле послали в фербин-дунгсштелле25. Там нам предложено идти пешком в Линц.
В «А1»26 нам сказали, что Месснер не уехал. Обедаем в типографской столовой и будем искать Месснера.
Лейтенант «А2» обещает нам помочь уйти из Вены. По всему видно, что приходится расставаться с любимыми вещами, чтобы облегчить свой багаж и приготовиться уйти из Вены пешком. Оставлю в рюкзаке и сумке только самое необходимое. Жаль, но делать нечего!
Мои личные страдания сводятся только к тому, что теряю связь с моим Зайцем. Я знаю, что ей эта неизвестность будет стоить больших моральных страданий. А все остальное мне трын-трава.
С начальством никакого толка быть не может.
В 5 ч. дня разгружаем наши рюкзаки до минимума и трогаемся трамваем на окраину города.
Счастье! Воен[ный] автомобиль подбирает нас на дороге и везет 30 км от Вены в сторону Тульна.
Маршируем пешком еще 8-10 км и заночевываем в подорожном селе, в амбаре одного крестьянина.
5.1У.45
В 6 ч. утра подъем.
Хозяйка поит нас молоком, и мы трогаемся дальше. В10 ч. приходим в Тульн. Здесь будем до 5 ч. ждать поезда на Линц и, Бог даст, — поедем.
Благодаря умеренному маршу никто не «подбился». Получили урлауб-карточ-ки227 на два дня.
Св. Петка и Господь Бог хранят нас.
В 1 ч. 45 мин. сели в транспорт, идущий в сторону Линца. Мы сидим — поезд стоит, обещают, что повезут, но не обещают довезти.
3 ч. дня, а мы все еще стоим на месте.
Чудная погода, сидеть на открытой площадке — одно удовольствие, но все же лучше бы ехать. За это время уже пережили наземную тревогу, но все обошлось без последствий.
6.40. Все еще не тронулись. Очевидно, только ночью тронемся. Будет прохладно на платформе.
Действительно, двинулись с наступлением темноты. Кошмарная дождливая, холодная ночь на открытой платформе. За ночь проехали не больше 40 км.
6.14.45
Днем поезд мчится как сумасшедший. От холода и дождя фактически погибаем. Наконец поезд останавливается, не дойдя 15 км до Гмюнда. Идем пешком по полотну. На первой станции удается сесть в пасс[ажирский] поезд.
В Гмюнде ужинаем в ресторане вокзала и идем искать, где бы переспать ночь. Ночуем в здании, где помещается русский кадетский корпус. Приказано сдать винтовки, так как необходимо вооружение. Нас там кормят колбасой и хлебом.
7.1У.45
В 4 ч. подъем. Идем на станцию и грузимся в поезд на Будвайс, направление на Линц.
В 12 ч. дня прибыли благополучно в Будвайс.
Наконец под крышей в теплом ресторане обедаем и пьем кофе.
Кажется, около 5 ч. дня будет поезд на Линц. Господь благословит и этот кусок нашего тяжелого пути.
В 7 ч. вечера выезжаем из Будвайса и стоим на ногах в битком набитом товарном вагоне. Эта мука хуже марша. В11 ч. ночи благополучно прибываем в Линц. Всю ночь мерзнем на станции, валяясь на каменном полу.
8.1У.45
На утренний «урлаубер»»28 попасть и думать нечего. Кое-как на площадку вагона влазит только Гордовский. На мое заявление, что никто больше поместиться не может, он заявляет, что едет в Зальцбург.
Гордовский увозит с собой документ на свою команду, и я остаюсь с пятью людьми, так как остальные отстали в Будвайсе. Фамилии их не отвечают документу, но я думаю, что этот остаток команды я все же как-нибудь довезу до цели.
Узнаю, что Гонтарев29 и семейные пособия совсем не в Гмундене, а в Миттен-дорфе.
Скорым поездом двинулись в сторону Вельса, но на первом же километре на нас нападает американский истребитель. На моих глазах его ловко сбивает зенитка — он падает и взрывается.
Громят Зальцбург. Как-то прошел беглец Гордовский?
Поезд останавливается после каждых 100 метров. Едем целый день и вечером, в 6 ч., прибываем в Шванненштадт.
Каково мне быть от жены в нескольких километрах и не иметь возможности хотя бы на пять минут забежать к ней!
В Шванненштадте простояли целую ночь и только в 7 ч. утра тронулись в дальнейший путь. В 3 ч. дня наконец прибыли в Оберндорф, где расположились наши семейные пособия и связь.
Здесь будем ждать Месснера и отставших, а потом — что Бог даст.
На этом заканчиваю мои дорожные записки.
Пока приедет Месснер и подтянется отставшая команда, я «драпану» к жене в У1есЫ30.
В У1есЫ приехал без всяких приключений и пробыл у жены вечер десятого и целый день одиннадцатого.
В У1есШ настроение паническое, что-то надо предпринять. Но что я лично могу сделать? Однако подумать об этом надо.
12.1V.45
Тронулись из Viecht'а маленьким поездом на Гмунден. Приключений никаких. Надо поднять вопрос о большей заботе о наших семьях, заброшенных на маленькие хуторки. Надо действовать через генерала Гонтарева и Месснера, это вопрос первой важности в настоящее время. Прибыл в Оберндорф в 2 ч. дня. Тотчас же получил категорическое приказание выехать вместе с командой в Зальцбург. Завтра выезжаю.
Отстали в дороге:
В Будвайсе — Д. Алексюк, Гривюк.
В Линце — Гордовский, Ребров.
В Вельсе — Губарь.
13.1V.45
В 8.30 вышел с командой из Оберндорфа и пешим порядком в 9.30 прибыл в Миттендорф.
В 10 ч. должен быть поезд на Аттнанг-Пуххайм... но будет ли и когда?!
Все бодрые и отдохнувшие. Что-то ждет нас в Зальцбурге?! По слухам, Месснер там, тогда все в порядке.
Если газета окончательно лопнула, придется ориентироваться на Туркула31.
В 10.40 выехали из Миттендорфа в Аттнанг-Пуххайм.
Присоединился к нам отставший Губарь.
В 7 ч. вечера в Зальцбурге. В штабе Р.О.А.32 церберы, толку, кажется, немного. О Месснере не слышно. Что предпринять — и сам не знаю. Даже ночевать негде. Буду искать Гордовского.
Решил ночевать на станции. Евген[ий] Эдуардович33 и не предполагает, в каких муках мы живем эти десять дней.
Письмо от него генералу Гонтареву, которое вез лейтенант Сокол, Гонта-рев не получил. Что значат все эти мистерии — не знаю.
Утром буду искать Донецкую.
14.1V.45
Ничего нового. Вошел в связь со штабами, полковником Ставровичем34 и полковником Золотухиным. Даст Бог, удастся легализовать мое пребывание в Зальцбурге в ожидании приезда Месснера.
Догнал нас Мартынцев. Нет Реброва, Алексюка и Гривюка. Где болтаются — понятия не имею.
Вопрос продовольствия мне тоже не ясен, но, если начнется «голодовка», придется ехать со всей командой в лагерь.
Никто как Госп[одь] Бог научит меня, как мне надо будет поступать в будущем.
Донецкой тоже нет в Зальцбурге, да и вряд ли она что-либо знает о Месснере.
Вот спрятался человек, словно в воду упал.
Кажется, нашел Месснера.
Moosburg или Lansgut35.
Einheit z. b. v.
F. P. 08583.
15.IV.45
Сегодня воскресенье. Документы можно будет сделать только завтра. Выедем, если Бог даст, завтра же или во вторник.
Узнал, что наших все же эвакуируют из опасных зон. Дошло ли это уже до моего Зайца? Эвакуирует учр[еждение] N. S. V.36 Кроме того, в районы расселения наших послан офицер для связи и информации. Все же нашим будет легче.
Нас усиленно подлавливают фельдфебель Кнут из «Борцы» и унтер-офицер — хотят увезти с собой в Загреб. А «ху не хо»37? Где они были в Вене, когда мы искали чьей бы то ни было помощи и содействия? Они из Вены первые драпанули, и не подумав о нас.
16.IV.45
С утра новостей никаких. Губарь не может переболеть карточек, что пропали из-за бегства из Линца Гордовского, но тот и в ус не дует. Из-за того что делается незаконно, всегда недоразумения, а тут два беззаконных факта: и бегство Гордовского, и незаконно полученные карточки.
Ну да разберутся как-нибудь, не это сейчас главное.
Документы получил и завтра в 4 ч. 06 мин. уедем наконец из Зальцбурга. Здесь все было бы ничего, но жизнь стоит очень дорого, ибо весь день проходит в кафе.
17.IV.45
Утро как всякое утро. Собираемся в новый путь в Моозбург. Поезд идет в 4 ч. 06 мин. Снова призываю себе в помощь Бога и Св. Петку и — смело вперед.
Инстинкт подсказывает, что уход из Вены положил начало пути к Новой Жизни.
5 ч. — сидим в вагоне и ждем отхода поезда на Lansgut38.
18.IV.45
В 10 ч. утра благополучно прибыли в Lansgut, а оттуда перли пешком 19 км до Линцсберга39.
Месснера нет. Только вчера он выехал в штаб, куда-то еще за 200 км на юг, куда и мы должны следовать. Нашим мытарствам нет конца, но будет же он когда-нибудь.
Маршрут:40
Мюнхен
Моозбах (на главный вокзал)
Пасинг (можно пройти пешком)
Бухлое
пройти на Мемминген41. Информация: Оберст Соболев42 Майор Мусатов
Сегодня уехать не удастся из-за документов. Выедем только завтра с 4-часовым поездом в Мемминген.
В штабе очень любезны и предупредительны, накормили меня и Гордовского обедом. Спать вся команда будет на штабном этаже. Вечером всю команду поят кофе.
Это только русское гостеприимство, продуктов же здесь нет, как бы завтра не голоднуть. В городе на этот счет тоже слабо. Посмотрим!!!
На грузовом поезде Фрайзинг
перейти на поезд — Мюнхен
Пересадка грузовым
Фюрстенфельдбрук
Бухлое
Мемминген (искать связного) Исни
Не доезжая Меммингена (одна станция), пересадка на Оттоберен. Штаб находится в Энгветриде в 7 килом[етрах] от Оттоберена. В Меммингене в Орш.43 ком[андования] и на станции у коменданта оставить письмо полковн[ику] Рейнину, начальнику штаба 2. Ь. V.44
19-20.IV.45
Получаю пока что советы и маршруты.
Штаб сматывается и уезжает, а с нами как-то потом разыгрывается «Венская» история.
Наконец, обещают сегодня автомобиль в 1 ч. дня, но этому ни я, ни другие не верят.
А вот как уедет начальник штаба, то пропадет и последняя надежда на чью-либо помощь, и тогда опять надо будет действовать только по собственной инициативе.
Зайке писать уже бесполезно, почты нет.
Бедняга, помоги ей Бог и Св. Петка, только одна надежда на Них! 5 ч. вечера. Штаб уезжает маленьким грузовиком. О нас не думают, спасая свою шкуру. Теперь ясно, что о нашей шкуре нам надо самим заботиться. Исни
Мемминген
Бухлое
Мюнхен
Фрайзинг
Моозбург
21.IV.45
Мы окончательно брошены. Перекрестились и сели в поезд, который идет только до Фрайзинга, а там будем пробираться путями, указанными нам Богом.
На 15-м километре на наш поезд нападают американцы. Паровоз разбит, идем дальше пешком. Во время тревоги сидим в центре Фрайзинга, все равно деваться некуда. Возможно, что вечером будет поезд на Мюнхен, если только сегодняшняя бомбежка не повредила и последний путь. И на этот раз Господь Бог был милостив к нам, жертв нет. Во время тревоги куда-то забежал Лукич — и до сих пор его нет.
2 ч. 40 мин. Под гудящими моторами отвозим вещи на станцию, а сами возвращаемся в город, но обеда нигде нет, голоднем, значит, основательно.
Лукича нет как нет. Неужели он не сообразит прийти на станцию? За свои дальнейшие мытарства он будет обязан только лишь своей трусости и невнимательности. С такими людьми, как он, трудно попадать в такие сумасшедшие обстоятельства. Документ держу у себя, на случай бегства (вторичного) Гордов-ского. Он изменился и больше мне не помощник, а только обуза, не говоря уже о его глупой жене!
Неожиданно быстро и без особенных приключений добираемся до Моозбаха (одна из станций Мюнхена) и с массой пересадок на трамваях, под страшным ливнем, переезжаем на другую станцию — Пасинг. Прибываем туда в 10 ч. вечера. Поезд на Бухлое идет только завтра вечером, в 19 ч. Целую ночь и день придется провести здесь, в маленькой, душной ожидальне.
Кроме кофе ничего нет, и в желудке уже изрядно ворчит. Что будет дальше? Гордовская задает всем нам невероятные муки, удивительно назойливая дама. Все время так громко говорит, что мы все скоро оглохнем. Скандалит из-за мест в ожидальне, и я не удивлюсь, если немцы просто выкинут ее вон на дождь. Мало забот, так еще и «это».
Что с моим Зайчиком? Видимо, наша письменная связь уже прервана.
22.IV.45
Переспали на станции Пасинг в невероятно душной и набитой людьми ожидальне. Утром в солдатской обжорке наконец наелись до отвалу супа и напились кофе.
«Егеря»»45 уже несколько раз налетали на станцию. Узнал, где бункер, чтобы там укрыться от более серьезного налета бомбардировочных самолетов.
Попов (Лукич) нашелся. Как я и предполагал, он от страха мотнулся куда-то, а потом не мог нас сразу найти. В другой раз будет внимательней.
Ждать поезда надо до 19 ч. Поезд трогается в 20.10. Жду на площадке. Стекла выбиты. На дворе дождь со снегом. Душа стынет. Быстрая пересадка в Бухлое, и в 3 ч. ночи мы прибываем в Мемминген.
Греемся в теплом помещении «Ы. Б. V.» холодным чаем. Связного на станции не было. Утром буду искать связь со штабом и Месснером.
23.IV.45
Случайно встречаю полковника Соболева46 и получаю приказ немедленно включиться в его колонну, идущую на юг.
Нагоним колонну в лесу, в километрах 4-5 от Пасинга47.
В 12 ч. дня выступаем.
Гордовский, Виноградов и жена Гордовского сдрейфили похода и остаются. Гор-довский, очевидно, уже никуда больше не тронется и останется у англичан.
Идем 40 км на юг и останавливаемся на ночь в Кемптене. Такой тяжелый поход отнял последние силы. Спим вместе с двумя батальонами на огромном сеновале.
24.IV.45
С утра бомбят станцию, которая совсем близко от нас. Трещат тяжелые и сверхтяжелые аэропланные пулеметы, от взрывов бомб и «зенитки» трясется земля. Когда прекращается шум моторов и бомбежки, слышна глухая канонада артиллерии с близкого фронта. Выступим дальше, очевидно, не раньше вечера из-за обстрела.
Писать Зайчику отсюда, конечно, бесполезно. Что-то с ней, бедненькой? Бог поможет нам!
Днем, в 5 ч., выходим пешим порядком дальше на юг. Не отошли и одного километра от Кемптена48, налетают на колонну самолеты и жестоко обстреливают. Несколько автомобилей горят. У нас в колонне двое убитых и больше десятка раненых.
Через полчаса идем дальше. Всюду по дороге горящие автомобили, раненые и убитые.
Идем всю ночь и к утру останавливаемся у городка Штауфен. Спим в сарае.
Я отлично устроился на сене в телеге. Утром, несмотря на беспрестанные налеты, все же умылся, побрился и почистился, это впервые за три дня. Теперь идти вообще легче — втянулись, а вещи катим на найденной тележке. Говорят, Месснер вчера проследовал в этом же направлении. Алексюка и Губаря и след простыл.
Тяжело, что не знаю о судьбе моего Зайца, а все остальное переношу сравнительно легко.
25-26-27.IV.45
Колонна три дня сидит в этом местечке. Моя команда размещена в горах, в сарае. Спим на соломе. Здесь хорошее укрытие от аэропланов. Питаемся американскими продуктами Красного Креста, которыми наделили нас ребята из
разбитых вагонов. За воровство вчера двое расстреляно. Когда двинется дальше колонна, еще неизвестно. С кем-то и о чем-то ведутся переговоры. Путь будет идти, вероятно, через знаменитый «Чертов мост»49.
Авантюра очень интересная, но и жуткая!
Командующий Первой Русской армией полковник Смысловский (фон Регенау)р0.
Начальник штаба полковник Ряснянский51.
28-29-30.IV.45
Дни проходят или в походе, или на стоянках в живописных горах Баварии.
Питаемся пайком (сухим) и продуктами из американских вагонов Красного Креста. От них и душа стала сладкой. Никогда не ел столько сладостей.
Нашел-таки Месснера.
Сегодня, 30-го, я произведен в обер-лейтенанты. Петровская и мадам Месснер нашили мне погоны и прочее. Все радуются за меня и поздравляют.
Ночью идем в Тироль. Слышна близкая канонада. Утром останавливаемся, пройдя всего 13 км, и ждем дальнейших распоряжений.
1-2У.45
Маршируем на юг под проливным дождем. В горах метель, в апреле — настоящая сибирская зима. Тяжело: колонна идет в гору. Мы едва вытягиваем на подъемах нашу тележку с вещами.
Проходим знаменитый «Чертов мост»52.
В 2 ч. ночи колонна останавливается в маленьком селении.
Я с командой добиваюсь ночлега в одном из домов. Нас едва пускают, принимая за шпионов. Причина этому — мое потрепанное обмундирование и новенькие обер-лейтенантские погоны. Однако удается убедить усомнившихся. Нас поят чаем.
Утром под обстрелом «егерей» идем дальше на юг.
После 30-километрового марша с двумя привалами приходим в городок, расположенный всего в 6 км от швейцарской границы.
Колонна размещается в школе. Я и Мартынцев — на частной квартире. Пьем какао, угощаем хозяев сладостями, оставшимися от «бомбежки», а они нас «мостом». Укладывают удобно спать.
Утром поят отличным кофе и оставшимся какао.
В 3 ч. дня выгляжу начальником [неразборчиво] заставы, всего за 2. S ки-лом[етра] от расположения.
Все пока что спокойно, но... что нас все же ждет, один только Господь Бог знает. Но, уповая на него, я не падаю духом и стараюсь подбодрить всех, кто около меня.
Зайчик мой, Зайчик бедный, где ты? Только Бог сохранит тебя мне. Св. Петка не даст в обиду верных Ей и Всемогущему людей. Если в мелочах была всегда видна Их помощь, то почему же можно было бы сомневаться в ней в самую трудную минуту нашей жизни?
3У.45
Это историческая дата! После небольшого, невероятно трудного ночного марша через горный хребет Альп мы перешли швейцарскую границу и очутились в княжестве Лихтенштейн. Сдача оружия.
Расквартированы в школе ближайшего к границе селения. Пока что отношение властей отличное, заботливое.
Наконец неплохо выспался и почистился. Однако ноги и все тело болят от невероятного физического напряжения последних огромных тяжелых переходов.
Что будет дальше?
Не скоро теперь возможно будет установить связь с моим Зайцем. Где-то она теперь? Хватит ли у нас сил и мужества? Хватит! Святая Петка и Господь Бог помогут нам. Я верю и не сомневаюсь!
4У.45
Вчера был страстной четверг — действительно! Страдал Христос в этот день за все человечество — страдали мы. Конечно, ничтожны наши страдания, но они тоже принесены во благо человечества. Страдал Христос, умер и воскрес. Разве мы не были на краю смерти? Разве сотни раз не заглядывала нам смерть в глаза? Но рука Всевышнего сохранила наши жизни, очевидно для того, чтобы мы страданиями своими пробили себе путь к Новой жизни, протоптали к ней дорогу, по которой за нами пойдут братья наши и воспримут эту новую жизнь. Страстной четверг был вчера. В страстную неделю недаром Бог определил нам невероятные физические и моральные страдания — не знак ли это Господень к тому, что скоро наступит Воскресение, радость жизни.
Сегодня Стр[астная] Пятница — мысленно прикладываюсь к Плащанице с верой, что воскреснет Бог, а с ним на этот раз и народ Его, заблудший и погрязший в тине современной жизни и ошалевший от дьявольского наваждения.
Население Лихтенштейна отлично относится к нам. Поят молоком, приносят хлеб и папиросы, всем интересуются.
Живем в театре. Рядовые — в зале на соломе, офицеры — на сцене и на галерее. Я предпочел галерею: сцена надоела мне за 35 лет53.
Теперь просто отдыхаю на офицерском положении. Три с половиной года унтер-офицерщины утомили меня. Итак — отдых, заслуженный по всем статьям.
Стараюсь и не думать о Зайце, но разве это возможно? Но думай не думай... Надо иметь только терпение. Я верю в лучшее, и Бог не обидит меня на старости лет.
5У.45
Ничего нового!
Рядом с театром, где мы живем, строится огромный барак для наших солдат. Странно: мы в двух километрах от границы, вдоль которой идут бои, а здесь жизнь течет по своему мирному руслу. Нет аэропланов, ночью свет горит всюду, и нет никакого затемнения.
Вчера через Красный Крест послал письмо моему Зайчику в Фихт, а также написал ее хозяину, прося сообщить, где она, если он знает. Она, если ушла, должна была дать направление.
Страстная суббота!
Завтра «Христос воскресе!».
В эти великие дни наступит перелом и в моей жизни, и я не сомневаюсь, что он будет благополучным. Все, что связано со Всевышним, создает только радость и благополучие. Я не сомневаюсь и в том, что Зайка также благополучно выйдет из положения и скоро мы начнем новую жизнь.
6У.45
Христос Воскресе!!!
Разве, подобно Христу, не прошло все человечество Голгофу страданий? Разве не распято человечество, подобно Христу? И, быть может, этот день сегодняшний есть воскресение человечества?
Христос Воскресе!!!
Быть может, массовыми смертями и невероятными страданиями искупили люди грехи свои и окончание смертоносной войны, совпадающее с этими великими днями, есть Перст Божий?
Я верю, что это именно так, и поэтому мне хочется сказать, крикнуть на весь мир:
Христос Воскресе!!!
Пусть этот крик дойдет до людских сердец, пусть всякий, как я, поймет и почувствует особенный смысл и значение этих двух слов великой радости и пусть уверует, что Христос воскрес, а в этот год воскресло и все человечество, страданиями своими и миллионами смертей искупившее грехи свои.
Зайчик мой, Христос воскресе!!! Пусть и твои страдания кончатся в этот великий день и пусть в сердце твоем будет полная уверенность в том, что близок час начала нашей Новой Жизни. Святая Петка и Господь Бог хранили нас и будут хранить, ибо Они в мыслях и сердцах наших.
Христос Воскресе!!!
В 3 ч. дня приезжал командующий, поздравил всех и офицеров угостил водкой. Обнадежил, что все будет благополучно.
Пишу Зайцу на У1есЫ в надежде, что она, на счастье, не успела уйти или вернулась туда.
Вечером, подогретый водкой, всяк веселился по-своему, а я завалился рано спать. Горное солнце размаривает меня, и мне все время хочется спать, да и нервная реакция дает себя знать. Пережитое не шутка!
6-7-8-9 и 10.У.45
Эти дни проходят в организации лагеря. Строятся бараки для солдат, а офицеры, кажется, останутся жить в театре.
Массу забот проявляют швейцарцы и лихтенштейнцы. Продовольствие налажено отлично.
Со вчерашнего дня довольствие, т.е. изготовление пищи, перешло в наши руки, стало значительно лучше.
За это время написал три письма моему Зайцу через Международный Красный Крест. Молю Бога и Святую Петку, чтобы хоть одно из них дошло до нее.
Организую концерт. Что из него выйдет — не знаю: туго с инструментами и талантами.
11У.45
С организацией спектаклей и концертов пока дело обстоит слабо — нет разрешения на рояль и помещение. Начальство, как всегда, требовать умеет много, а само не хочет палец о палец ударить, чтобы помочь в том, в чем сам я бессилен. Если так будет продолжаться, уйду в строй или, при возможности, вообще уйду из армии.
Зайчику пишу почти каждый день. Дойдут ли до нее мои письма?!
После невероятного холода в походе теперь изнываем от несносной жары (говорят, будет еще хуже).
Через две недели кончится карантин. Что-то будет после?
12-13У.45
Ничего нового. Лагерь до сих пор находится в состоянии организации. Заканчиваются бараки. Все офицеры вселились в театр. Я остался с молодыми офицерами на галерке: здесь свободнее и подальше от глаз церберов.
Продукты дают приличные. Много молока, но 200 г хлеба — это очень мало, особенно для солдат.
Сегодня воскресенье. Зал приготовлен для богослужения. Кроме того, сегодня венчаются два офицера.
Завтра приступаю к постройке открытой сцены на плацу, через неделю надеюсь начать работу театрального кружка. Кажется, все налажено в этом направлении.
Оказывается, в Германию можно писать только на немецком, французском, английском и итальянском языках. Значит, все письма, что я писал моему бедному Зайчику на русском, она не получит. А как и что я ей напишу на немецком? Только завтра смогу отправить ей коротенькое письмо.
Моя работа как журналиста пока что свелась к чтению сводок в офицерском собрании и перед двумя батальонами во время вечерней поверки. В будущем буду принимать участие и в устной газете, но сначала организую свое театральное дело.
Предлагают командовать ротой, но пока что я воздерживаюсь: хочу хорошо отдохнуть.
Сегодня Зайцу отправил письмо на немецком языке. Дойдет ли оно до нее? Скверного предчувствия у меня вообще нет — значит, все и для меня, и для нее будет благополучно.
14-15-16У.45
Жизнь, можно сказать, вошла в свою лагерную колею.
Приятно, что малюсенький Лихтенштейн проявляет к нам столько внимания и заботы. Президент ежедневно приезжает, на днях был старый князь, а сегодня была молодая княжна.
Некоторые солдаты пожелали в Советскую Россию и были тотчас отправлены. Добровольцы смерти.
Сегодня выходит первый номер устной газеты, а в воскресенье, вероятно, будет дан первый спектакль.
Кормежка слабоватая, но сносная и довольно вкусная.
Маленькая ошибка: сегодня была не княжна, как я думал, а сама княгиня — жена князя лихтенштейнского.
Сегодня отбыло в Советскую Россию 50 «добровольцев смерти», а с ними две женщины, и одна из них — моя балерина, о которой и раньше говорилось, что она жидовка.
Через час начало первого выпуска устной газеты. Читаю фельетон Е.Е. Егорова «Блоха».
Газета прошла со слабым успехом. Редактор поручик Федоров оказался не на высоте. «Блоха» оказалась неожиданно гвоздем программы.
С моим спектаклем тоже что-то не особенно ладится: хор не готов, и вообще вся программа не готова. Посмотрим, возможно, опять отложу спектакль.
Что с Зайцем? Эта неизвестность отнимает у меня все мои способности работать и творить.
17-18-19.У.45
Ничего нового. Люди партиями уходят из лагеря, думая пробираться в Советскую Россию. «Добровольцев смерти» все больше и больше.
Сегодня торжественное собрание по случаю годовщины смерти великого полководца Суворова54. По его маршруту мы перешли Альпы и спасли свои жизни.
Месснер уехал к командующему — очевидно, будут новости. Посмотрим!
Со мной что-то случилось странное. Я ничего не могу писать. Столько материала, а я как будто духовно немой. Вероятно, это потому, что все мои мысли вокруг да около, и постоянно о моем родном Зайчике и ее судьбе. Что с ней и где она? Я не надеюсь на почту. Неужели здесь Бог оставит меня? Нет. Я верю, что скоро получу радостную и счастливую весточку.
Ежедневно читаю сводки господам офицерам после ужина и перед строем солдатам после поверки. Это еще единственное, что могу делать, очевидно потому, что тут не надо ни о чем думать.
Очень хорошо прошло торжественное собрание в день годовщины смерти Суворова.
Плохо с кормежкой (мало и скверно), но это лишение пережить можно, надеясь на скорые лучшие времена.
На чем и чем я буду писать, когда кончатся и эти мои скудные письменные принадлежности?
20У.45
Сегодня третья неделя, т.е., вернее, третье воскресенье, как я в лагере. В 6.30 состоится первый «солдатский» спектакль. И сам не знаю, что из этого получится. Я почти не бывал на репетициях, а конферанс составил лишь в уме.
Что за апатия такая ко всему? Без Зайца мне жить трудно, особенно когда ничего не знаю о ее судьбе. Сегодня опять напишу ей письмо на фихтовский адрес.
С огромным успехом прошел спектакль. Ребята не подкачали и старались изо всех сил. Был командующий и благодарил за спектакль.
Вчера снова послал Зайцу письмо на немецком языке. Неужели мои попытки связаться не увенчаются успехом? А Бог? Все будет в порядке. Только терпение.
Писать свои заметки придется короче: нет бумаги, и, кончив эту книжечку, я буду вообще лишен возможности записывать свои мысли.
22.У.45
Ничего нового до тошноты. Подал «Краткую записку о службе» — решил производиться сколько только можно. Подал заявление также о том, что я техник, это на тот случай, если можно будет временно уйти из лагеря на работу или на службу, чтобы улучшить питание, единственную слабую сторону в жизни нашего лагеря.
23.У.45
Г[оспо]да штаб-офицеры морят нас бесконечными скучнейшими лекциями.
Одна отрада мой денщик, который ничего не дает мне делать, даже стелет постель, стирает мое белье, носит еду и отнял у меня мое любимое занятие — чистку сапог. Тоска!
Тоскую по-настоящему, пожалуй, первый раз в жизни. Если бы я знал, что с Зайчиком, мое одиночество не так бы мучило меня. А так... Однако оптимизм не покидает меня, и я знаю, что скоро все изменится и добрый Бог сделает так, что мы снова будем вместе. Прошу только Св. Петку и Господа Бога, чтобы Зайка не страдала чрезмерно и чтобы они сохранили ее для нашей будущей жизни.
24У.45
Сегодня прочел убийственную вещь в немецкой газете: Красный Крест не имеет почтовой связи с Германией. Это значит, что все мои письма где-то лежат, а мой бедный Зайчик мучается в полной неизвестности. Но Бог милостив, и я верю, что все наши страдания скоро кончатся и мы снова найдем друг друга и будем вместе.
25-26У.45
Вот уже вторую неделю льет дождь и усиливает смертельную тоску.
Засыпаю на бесчисленных скучнейших лекциях. К чему еще это лишнее мучение?
Говорят, близко «что-то» новое в нашей жизни. На это вся надежда. Не успокоюсь, пока не будет почтовой связи с Зайцем. Все остальное у меня на втором плане.
Солдаты зарабатывают игрушками. Скоро они начнут работать, а мы, офицеры, должны будем до конца довольствоваться лагерным довольствием и прочими прелестями казенного пайка интернированных. Впрочем, посмотрим!
27.У.45
Сегодня опять воскресенье. Однако службы божьей сегодня нет. А все же, несмотря ни на что, настроение праздничное.
Я счастлив, что из старого пивного ящика и какой-то крышки от сундука соорудил себе нечто вроде письменного стола. Смогу теперь работать и жить уютней.
Нового ничего!
Сегодня вечером чествуем Петра Первого. Читаю «Полтавский бой».
Не могу удержаться, чтобы не записать одну из моих верных примет: сегодня сделал до обеда стол, а после обеда вешалку — словом, устроился. А это у меня всегда сигнал к выезду. Куда?
Петровское заседание затянули ненужно-нудно длинными лекциями, чем, в общем, провалили. Я читал «Полтаву» и получил много аплодисментов и похвал. Читал, действительно, кажется, неплохо.
28.У.45
Понедельник. Опять начнутся скучные лекции, а у солдат осточертевшие строевые занятия. Наступает табачный кризис, но Бог даст все, и это тоже. Скоро кончается карантин. Командирша угостила меня яблоком. Событие.
29.У.45
Скоро солдаты уходят на сельские работы. Наше офицерское положение в этом смысле весьма неясно, и ведутся переговоры по этому поводу с правительством. Я лично считаю себя уже неспособным к тяжелому физическому труду. А как иначе найти хоть маленькие средства? Можно в лагере жить и без них, но... Табак хотя бы?
Подумываем об издании газеты. Чувствую, однако, скоро какие-то капитальные перемены в моей жизни.
30-31.У.45
Чтобы иметь хоть маленький доход в деньгах или кое-какие продукты, я начал фабриковать детские игрушки. Готов уже маленький самолет. Думаю за него получить не меньше двух кило хлеба и немного табаку. Все зависит от того, на какого попадешь покупателя.
Нового в жизни нашей ничего. Тоска только оттого, что из-за почты нет возможности связаться с Зайчиком. Но и это пройдет. Дал бы Бог терпение!
Все молитвы об этом!!!
1.У1.45
Карантин окончен, но это не дало нам свободы: лагерный режим пока что остался тот же. Сегодня вышла первая партия на работы.
Газета будет — это утешительно, но работа в ней не наполнит моего желудка так, как бы я этого хотел. Терпи, казак. Впрочем, жаловаться грех. Я бы хотел только, чтобы моему Зайчику не было хуже, чем мне, в смысле питания.
2.У1.45
Сегодня утром начал делать для сбыта тряпичные куклы. Возможно, если удачно пойдет продажа, это будет улучшение питания, и решится табачный кризис. Спасибо Зайчику, когда-то я, помогая ей, выучился делать куклы. Посмотрим, хватит ли только терпения. Возьму себе компаньонов, если дело пойдет.
А вообще нового ничего нет. Тоска, и больше ничего! От лекций просто схожу с ума, а не присутствовать считаю неудобным. Завтра солдатский спектакль, а я еще ни разу не был на репетиции. Боюсь, как бы ребята не оскандалились!
2-3.VI.45
Маленькое волнение. Приезжали какие-то французские офицеры. Малодушные панику развели — ерунда!
Продал одного подергунчика за два кило хлеба. Итак, этим было положено начало реализации моего скромного производства. Большую часть хлеба раздал голодным соседям, но и сам наелся всласть. Ел его как пирожные! Бог меня не оставляет своей милостью. Если бы знал мой Заяц! Скоро кончатся эти муки неизвестности? Бог! Св. Петка!
Приступаю к подготовке офицерского спектакля. Вероятно, буду ставить: «Женщина и вор», «Чужая квартира» и «Цыганский табор».
4У1.45
Жадность: за два дня съел две буханки хлеба плюс 400 г, что мне полагается. Все равно, зато наелся на ять. А сегодня буду существовать на 200 г. Не беда.
5У1.45
За границей таковы перемены, что, кажется, скоро я оставлю Лихтенштейн и уйду в американскую зону и тогда, если меня не посадят в концлагерь, буду искать своего Зайца.
6-7.VI.45
Как корабль во время штиля, стоит наш лагерь. Солдаты и некоторые офицеры работают. Зарабатываю хлеб игрушками. Напряженное ожидание чего-то и больше ничего.
Продолжаю ежедневно делать простоквашу, она и хлеб от игрушек здорово поддерживают меня.
Бедный мой Зайчик, как-то она там питается?!
Когда наконец будет возможность нам снова соединиться или хотя бы связаться письмами?! Есть утешительные слухи, но пока что только слухи.
8У1.45
Сны снятся какие-то необычные, странные, думаю, что это недаром. Такие сны не могут сниться ни с того и ни с сего. Я хожу под их впечатлением целые дни, ожидая, что вот-вот что-то должно случиться, безусловно, хорошее.
Сейчас фактически засыпаю на лекции по русской истории. Вот некстати-то все эти дурацкие лекции в такое нервное время.
9У1.45
Несмотря ни на что, все же невероятно быстро летит время. Вот опять суббота. Прихожу к заключению, что наши офицеры в большинстве говнюки и паникеры (им бы жить не вблизи границы, а где-нибудь на необитаемом острове): сочиняют разные небылицы, а потом сами же от них впадают в панику.
Судя по газетам, скоро, кажется, опять начнется катавасия, думаю, на этот раз уже окончательная, и только тогда — новая жизнь. Хватит ли времени и сил пережить и это? Крепись, мой дорогой Зайчик. Ведь ты у меня всегда был герой.
10.У1.45
Сегодняшний день ознаменован еще одной свадьбой, но за неимением священника свадьба совершена как на корабле. Обвенчал молодых начальник штаба. Хор пел «Многие лета». В следующее воскресенье священник закрепит этот брак священным таинством. Хозяин, у которого работает этот офицер, устроил отличную пирушку человек на двадцать. Молодчина.
Сейчас идет лекция по истории России — из 39 присутствующих офицеров фактически спят за столами 11 человек. Разве это не показатель, нужны ли и интересны нам эти лекции? Мучается лектор, но еще больше мучаемся мы. Зачем? Разве разных других неизбежных мук у нас недостаточно? Когда перестанут делать глупости господа штаб-офицеры? Это, кажется, повальная болезнь у эмигрантского офицерства, может быть, это потому, что к ним приближается уже детский возраст — только поэтому и можно прощать.
Весьма удачно прошло заседание (литературное) по поводу годовщины рождения А.С.Пушкина. Читал с успехом «Будрис и его сыновья» и другие стихи с большим успехом.
Актеры-солдаты ушли в большинстве на работы, и спектаклей, очевидно, больше не будет. Готовлю с офицерами «Женщина и вор» и дивертисмент. Возможно, что-нибудь и выйдет из этого. Пишу и читаю в устной газете. Читаю сводки — вот моя работа. Надоело все это! Остальное все до тошноты по-старому. Воскресенье, как всегда скучно, но нет лекций, а это уже много.
11.У1.45
Понедельник, как всякий понедельник — начало тоскливой недели. Опять лекции, нелепые слухи и тоска, тоска по моему бедному Зайцу. Утешаю себя, как только могу, надеюсь на ее энергию и благоразумие. Когда думаю о том, что Германия голодает, мне и мой скудный кусок не лезет в горло.
Напала на меня какая-то слабость, боюсь, не заболел ли. Температуры нет. Кто же меня подлечит, когда нет моего Зайца?
12-13.У1.45
Еще большую тоску нагоняет сегодня дождь и внезапный холод. Целый день делаю игрушки, но сбываю их плохо. Самому неудобно, а те, кто берется за это дело,
ни черта не стоят. За две недели я получил всего 4 кг хлеба, сбыв три игрушки: два подергунчика (одетых) и тряпичную куклу.
Сегодня день знаменательный: бросил регулярное курение. Оставил в запасе четверть килограмма табаку (на случай похода или невыдержек). Зарока не курить не даю. Буду курить, когда будет что курить. Что из этого выйдет — не знаю, но не хочу больше зависеть от этого пристрастия. Если я научился обходиться 200 г хлеба в день, то можно и не курить или курить только «случайно» и не гоняться за табаком и папиросами. Неужели мне не по силам это воздержание? Трудновато будет после 35 лет регулярного курения.
Командующий обещает на днях порадовать какой-то особенной новостью! Пора бы нам уже порадоваться!
Сны мои все к переменам и радости. Неужели скоро увижу Зайчика?!
Дал бы Бог уж это счастье и мне и ей. Так хочется отдохнуть от всего!
14.VI.45
Сегодня Вознесение. Мой Зайчик, с праздником тебя поздравляю.
Все мои артисты ушли на работы — и спектаклей больше не будет. Офицеры оказались совсем неспособными. Вместо спектаклей будет по воскресеньям выходить «Устная газета». Вчера с большим успехом читал мой рассказ «Рюкзак».
15.VI.45
Решил усилить наше скудное питание ягодами и грибами. Приготовил сумочку и котелок и пойду сегодня с группой в лес. Будет ли удачно? Вчера наши кое-что принесли из леса. Соблазнил и Месснера пойти в лес. Кто знает, может быть, от этого будет сто процентов пользы. Сейчас он будет читать лекцию об искусстве командования, и я буду его ненавидеть, а пойдем в лес — буду питать к нему самые лучшие чувства.
На лекции надо сгонять офицеров кнутом, понятно!
Однако лекция Месснера оказалась чрезвычайно интересной, и я с удовольствием слушал. А вот уж теперь на топографии буду спать самым бессовестным образом.
Ходил в лес. Чудная прогулка, но грибов нет еще и помина, а ягод набрал очень мало. Случайно набрел на одичавшую черешню и собрал с четверть килограмма горьковатых черешен. Вкусно!
Один из офицеров, случайно заработавший на продаже своего барахла, угостил меня колбасой и хлебом и подарил пачку (20) сигарет. Трогательно!
У меня много сделанных отличных игрушек, но сбыть я их пока что никак не могу.
16.VI.45
Начал писать серьезный труд «Офицер и солдат», как ответ нашим лекторам на тему «Искусство командовать».
Все события как будто застыли, и это еще больше усиливает скуку и тоску.
Курю по две-три папироски в день — и странно мне, что особенного лишения не чувствую, а дальше будет легче. Утром я стриг одного поручика, а потом он меня — вышло неплохо.
17-18.VI.45
Несмотря ни на что, время мчится с невероятной быстротой.
Мне кажется, что мне был дан знак свыше о благополучии моего Зайки.
Привиделось мне, как она спокойно в лесу собирает ягоды. Одета была в светлое платье, которого я у нее не помню. Это был не сон, а видение. Может быть, Св. Петка услыхала мои молитвы, в которых Ее и Бога я прошу дать нам с Зайцем знак о нашем благополучии. Я не сомневаюсь, что это именно так, и если и мой Заяц знак этот воспринял и понял — это лучше всякой земной почты.
Курить мне не дают бросить. Каждый день мне дарят либо папиросы, либо табак.
Все игрушки сдал на продажу. Что-то из этого получится?!
19-20.VI.45
Я не замечаю, чтобы я худел, но чувствую, что ослабел я изрядно: и всякое движение утомляет, и о физической работе и речи быть не может. На лекциях едва высиживаю. Когда уже конец этого мученья?
21-22.VI.45
Получил за продажу игрушки один франк. Тотчас же купил 1 кг хлеба, табаку 40 г и 100 штук сахарина.
Сегодня посетила нас комиссия Красного Креста. Будет ли от этого какая-нибудь польза? Но во всяком случае нами интересуются!
23.VI.45
Мои игрушки неожиданно пошли в продажу, так что у меня не осталось никакого резерва.
У меня появилось много хлеба, которым я поделился с Месснером и теми, у кого его нет. Есть табак, и мыло, и даже сахарин. Начал делать новую партию.
Сейчас засыпаю на лекции по русской истории, и, если я начну громко храпеть, в этом будет виноват лектор, полковник Кондырев.
24.VI.45
Троица! Все помещение убрано березками. На столах букеты цветов — подарок лихтенштейнцев. Все хорошо, но тоска от этого еще большая. И у меня на столике бутоньерка из гвоздик.
Питание у меня эти дни действительно праздничное, есть хлеб и сахар, а мой денщик принес мне даже два яйца. С какой бы радостью все это послал моему Зайцу.
25.VI.45
На лекции из 47человек офицеров присутствуют только 17. И я, дурак, между ними.
2.Ш.5545
Целую неделю не делал я своих обычных заметок, так как и записывать-то нечего было. И вот только вчерашний день вышел из строя однообразия. В субботу приехал из Швейцарии священник. Была возможность говеть. В субботу исповедовался, а в воскресенье, т.е. вчера, причащался.
Усиленно готовлюсь к лекции, которую буду читать господам офицерам в среду.
Тема — «Офицер и солдат». Конспект Месснер одобряет. Посмотрим, как это у меня получится, я никогда господам офицерам не читал лекций. Будет и начальство, и это будет мне мешать.
Газета имеет успех, но посещают ее негусто. Вчера было всего лишь человек тридцать.
Мой денщик сегодня снабдил меня табаком: пока я спал утром, насыпал мне полный портсигар. Ну разве это не трогательно? Вот русская душа! Как бы ему отплатить, когда у меня ничего нет. Будущее покажет. Говорят, в Северной Германии уже ходит почта. Дал бы Бог скорее связаться с Зайцем. Хотя бы одним письмом обменяться — было бы все иначе. Неизвестность прямо съедает меня, и ее, конечно, тоже.
3.У11.45
Приходится, как всегда, терпеть неприятности от глупости начальства. Я дежурю сегодня, должен не спать 24 часа, и никто мне не сумел бы объяснить, для чего и кому это надо. Скверно. Солдат разогнали, разбежались бы и офицеры, да только некуда! Олухи! И так два-три олуха портят всю часть. А пойди убеди их в том, что они дураки, не поверят. Да ну их! Надоело все! Хочу домой, хочу только одного — мирной жизни с моим Зайцем. Скоро ли конец? Скоро!
4-5.VII.45
Ничего нового, что бы хоть сколько-нибудь изменило наше положение, не говорю безнадежное, потому что я верю в промысел божий и знаю, что скоро все изменится.
Поручика Шуберта высылают за любовные авантюры за границу. Допрыгался! Жаль его, но помочь ему невозможно. Впрочем, кто знает, может быть, в последний момент все изменится. Я почти уверен в этом и сам не знаю почему.
Игрушки мои идут. Хлеб есть у меня почти всегда. Я молю Бога и Св. Петку, чтобы Зайцу не было только хуже, чем мне. Молитва эта коротка: накорми, приюти, согрей и дай уверенность в нашей скорой встрече!
6.Ш.45
День за днем, неделя за неделей проходят, но в нашей жизни почти ничего не меняется. Надежды, надежды и надежды на скорое разрешение нашего вопроса. И, конечно, все скоро должно решиться! Скорей бы пошла почта. Связь с Зайкой — для меня сейчас единственная проблема. Воспитываю в себе волю и стараюсь от— 155 —
гонять все мрачные мысли — и это все мне удается, кроме беспокойства за судьбу Зайца. Тут одна вера и надежда на Божью помощь бодрит меня.
2УШ.45
Месяц почти я не писал дневника: нечего было писать. Так нечего писать, что просто тоска берет.
Все тянется к лучшему, но так медленно, что иной раз начинаешь сомневаться, хватит ли сил. Однако ждать развязки, конечно, осталось уже недолго.
Что с моим Зайцем, что? Молю Бога, чтобы ей не было только хуже, чем мне.
Вряд ли опять скоро напишу здесь что-нибудь. Повторяться неинтересно, а нового ничего нет!
10УШ.45
Я редко пишу теперь, но пишу тогда, когда чувствую приближение какой-нибудь перемены. Вот и сейчас во всем моем бытие творится что-то необыкновенное. Что это? Быть может, приближение развязки? Дал бы Бог уже скорее. Чувствует ли то же самое мой родной Заяц?! Вероятно. Только так же, как и я, не может ориентироваться в своих переживаниях. Сегодня с особенным нетерпением жду Месснера, быть может, он сообщит что-нибудь радостное. Оно должно быть скоро! Вот-вот!!! Стискиваю еще сильнее зубы и жду.
Вот и вечер. Все спят. Я дежурю по лагерю. Ничего сегодня не случилось, но думаю, что недаром так возбуждены мои нервы. Что-то должно сегодня было случиться, и оно случилось или случается, но только я не знаю. Многого еще не знает человек и свои ощущения не умеет определять. Запомню сегодняшнее число и когда-нибудь узнаю, что значило мое сегодняшнее странное состояние и необъяснимая нервность. Я не связываю это только с моей личной жизнью, возможно, что «это» «что-то» большее56.
Вот пропустил две чистые страницы — и мне жалко оставить их пустыми. Как дежурный, не имею права лечь спать, пока меня не подменит мой помощник, т.е. через полчаса (в 12 ч. ночи).
Сегодня много занимались с маятником — поразительные результаты! Думаю добиваться больших и больших результатов, как когда-то, занимаясь телепатией. Быть может, это сумею когда-нибудь на что-нибудь применить.
Пока что с помощью маятника я установил, что мой Зайчик находится в Фихте. Это мне показали многократные опыты. Я их достоверность проверю, только когда мы с Зайцем снова будем вместе.
Почта еще не ходит в Германию — и у меня душа болит за Зайца. Чего только она не передумала за это время, и сколько времени еще она, бедная, будет томиться в неизвестности! Верю, что добрый Бог смилуется над нами и мы встретимся снова, чтобы никогда уже больше не разлучаться.
Скоро кончится эта моя книжка. На чем я тогда буду писать свои заметки? Найду, конечно. Когда-нибудь будем их читать с моим Зайчиком и вспоминать это лихое время.
21.VIII.45
Проходят огромные сроки, но, как это ни странно, проходят незаметно. Но в эти сроки так мало и незаметно меняется обстановка, что даже в этот мой маленький дневничок записать нечего.
Все мои мысли и желания по ту сторону границы, и только один Бог и Св. Петка являются моими посредниками. До сих пор не ходит почта отсюда в американскую зону, и неизвестно, когда будет ходить. Хлопочем о наведении справок о наших семьях через Международный Красный Крест, но пока еще никаких результатов.
Игрушки мои идут хорошо, это решает вполне вопрос питания и курения. Выписал даже из Цюриха карманные часы за 3,75 франка.
Сегодня печальный день. Хороним одного нашего товарища. Есаула Шарова. Умер, бедняга, от туберкулеза. Это первая смерть в нашем лагере.
8.1Х.45
Все реже и реже пишу мой дневник: нечего писать.
Наш лагерь сократился численностью почти втрое. Две трети уехали в Россию, а мы ждем у моря погоды.
Связи с Зайкой не могу до сих пор добиться. Хлопочу через Международный Красный Крест, через отца Никона и еще разными способами, но пока результатов никаких. Словно чертополох вырос между нами. Но я верю и знаю, что надо только терпение — и мы будем вместе.
Господи, дай силы и мне и Зайчику.
13.IX.45
Сегодня до нас дошло сообщение, что жены в Германии могут искать нас через Международный Красный Крест. Если это знает Зайка, она сможет навести обо мне справки и узнать, так как я зарегистрирован в Красном Кресте. Дал бы Бог!
16.IX.45
День за днем... Вот уже четыре с лишним месяца интернирования! И до сих пор никаких вестей из-за границы. Только слухи, иногда хорошие, успокаивающие, иногда волнующие. Если бы мой Заяц был здесь — я считал бы пребывание здесь отдыхом от пережитого, а то я не знаю, что страшнее, эта ли неизвестность или эти флигеры57, [неразборчиво] флигеля, засыпавшие меня пулеметными очередями. Однако должен же быть конец? Должен!
19.IX.45
Несмотря на тоску и безделье, время мчится с невероятной быстротой. Дни и недели летят одна за другой.
Дополняем свой скудный стол грибами, собираем их в лесу. Нас теперь совершенно не стесняют, и мы ходим куда угодно и когда угодно. Но когда же, наконец, кончится эта полная неизвестность, в которой мы живем уже четыре с лишним месяца.
Советская комиссия еще здесь58, но дела у них идут слабо: никто почти не хочет ехать на Р[оди]ну, а если едут, то после долгих уговоров и часто почти силой. Нас не трогают, но безосновательно обвиняют в пропаганде среди молодых. Глупцы! Нужна ли наша пропаганда тем, кто недавно из СССР. Им лучше знать, чем нам, и если они не хотят возвращаться, они знают почему. А мы тут ни при чем.
Часто занимаюсь экспериментами с магнетическим маятником. Он предсказывает, что через тридцать дней я войду в связь с Зайчиком, а через сорок пять дней мы встретимся. Сбудется ли? Дал бы Бог. Это же совпадает с датой предсказанного нам отъезда отсюда. Куда?
Скоро кончится эта моя книжка. Где буду записывать свои мысли?
Спокойной ночи, мой родной бедный Зайчик, ложусь спать. Да хранят тебя Св. Петка и добрый наш Бог!!!
24.IX.45
Хлеба увеличили с 200 до 400 г. Это очень хорошо и вовремя вышло, так как из-за советской комиссии в Вадуц не пускают, и поэтому игрушки продавать негде.
Для пробы сделал два маленьких «бикса»: как пойдут? Начинаются дожди, а на горы сегодня лег небольшой снег. Это еще увеличит тоску. Зайку ищу шестью способами, но вот за четыре с половиной месяца еще никаких результатов. Предпринимает ли и она что-нибудь? Вероятно! Достаточно ли у нее силы воли, характера и благоразумия? Безусловно, близится время нашей встречи.
30.IX.45
Живем все время окутанные, как туманом, слухами, и хорошими, и плохими. Напряженно ждем какого-то конца нашей неволи. Он будет когда-то — ведь ничего не бывает без конца. Дал бы только Бог силы и здоровья и мне и Зайцу дождаться его, снова стать господами жизни. Мы пришли сюда — на горах был снег, и теперь на них лежит опять снег. Пять месяцев длится уже наше интернирование, сравнительно легкое, но все же чрезвычайно томительное. Чем ближе его конец, тем тяжелее его ожидание. Мне не жалко себя, я терпелив и вынослив, но я страдаю морально за Лидуху. За что ей такие страшные испытания? И... до сих пор о ней не знаю ничего.
1Х.45
Завтра ровно пять месяцев, как мы впервые за четыре года увидели незатем-ненные огни в городах и перешли, разоружившись, лихтенштейнскую границу.
Пять месяцев! Это срок достаточный, чтобы сойти с ума от тоски, неизвестности и полной отрезанности от всего и вся. Пять месяцев беспрерывного, с минуту на минуту, ожидания чего-то, а чего и сам не знаешь, какого-то разрешения нашего вопроса, а он такой маленький по сравнению с мировыми вопросами, которые сейчас решаются. Миллионы потерявшихся мужей, потоки слез и вулканы страданий. Мы отсюда никому не можем помочь и себе помощи ждем только от Всевышнего. Она придет, конечно, но когда? Тогда, когда утешены будут более страдающие.
Магнетический отвес делает просто чудеса. По его колебаниям мы должны покинуть Лихтенштейн двадцать первого октября. Вот если это сбудется! Тогда будет просто ясно, что это нам Перст Божий.
2Х45
Вот уже почти две недели идет беспрерывный дождь. Надо ли говорить о том, как это усиливает тоску. Временно прекратил фабрикование игрушек, так как сейчас нет сбыта. В Вадуце сидит комиссия СССР, и туда поэтому никого не пускают. Непонятно, почему не пускают. Что мы с ними имеем общего? Но, кажется, послезавтра они окончательно уезжают — тогда снова примусь за игрушки. Впрочем, Бог добрый и так дает мне вполне достаточно, чтобы жить. Всегда почти есть табак и кусочек хлеба, а казенная «шрапнель» достаточно наполняет желудок, чтобы не голодать, а иной раз ощущать в желудке даже некоторую тяжесть. На чем буду продолжать эти мои записки? Найду что-нибудь — совсем бросать их не хочется.
Мне должен Simon
Гривюк RM10,-Симон ... Офицеры ... Строй ... Штаб ... Хозяйство ... Вуд Ruggell ... Георг Томин ... Симон
[На этом записи в дневнике обрываются.]
1 Е.Э. Месснер в ноябре 1920 г. был произведен в подполковники «с переименованием в полковники»; путаница со званием возникла, видимо, в связи с отменой звания «подполковник» во ВСЮР и его возвратом в Русской армии Врангеля.
2 Дробязко С. Вторая мировая война 1939-1945 гг. Русская освободительная армия. М.: АСТ, 2000. С. 21-22.
3 См. также: Дробязко С.И. Казачья эмиграция во Второй мировой войне // Материалы по истории Русского Освободительного Движения. Статьи, документы, воспоминания. М., 1999. Вып. 4. С. 51-115; Окороков А.В. Учебные структуры РОА, казачьих частей и ВС КОНР // Материалы по истории Русского Освободительного Движения. Статьи, документы, воспоминания. М., 1999. Вып. 4. С. 152-257.
4 Толстой Н. Жертвы Ялты. Париж: YMCA-Press, 1988. Т. 7. C. 437.
5 Geiger P., Schlapp M. Russen in Lichtenstein. Flucht und Internierung der Wehrmacht-Armee Holmstons 1945-1948. Vaduz: Schalun Verlag / Zürich: Chronos Verlag, 1996. 370 S.
6 Спустя некоторое время ФРГ возместила Лихтенштейну все его расходы по интернированию русских коллаборантов в размере 450 тыс. швейцарских франков.
7 Geiger P., Schlapp M. Russen in Lichtenstein. Flucht und Internierung der Wehrmacht-Armee Holmstons 1945-1948. Vaduz: Schalun Verlag / Zürich: Chronos Verlag, 1996. S. 345-346. См. также в фильме д-ра М. Шлаппа «Крепость спасения — Лихтенштейн» («Fluchtburg Lichtenstein»), впервые показанном по австрийскому телевидению 31.05.1995.
8 От Кур'а (нем. Chur) — города на северо-востоке Швейцарии, местонахождение одной из древнейших католических кафедр в этой стране, в чью епархию входит и территория Лихтенштейна.
9 Vogelsang H. von. Nach Lichtenstein — in die Freiheit. Der abenteuerliche Weg der "l.Russischen Nationalarmee der Deutschen Wehrmacht" ins Asyl im Fürstentum Lichtenstein. 1980, 64 S.; Vogelsang H. von. Kriegsende — im Liechtenstein. Das Schicksal der Erstеn Russischen Nationalarmee der Deutschen Wehrmacht / Herderbücherei. Bd. 1193. Freiburg, 1985. 126 S.
10 Grimm C. Internierte Russen in Liechtenstein // Jahrbuch des Historisches Vereins für das Fürstentum Liechtenstein. Band 71. Vaduz. S. 41-100.
11 Geiger P., Schlapp M. Russen in Lichtenstein. Flucht und Internierung der Wehrmacht-Armee Holmstons 1945-1948. Vaduz: Schalun Verlag / Zürich: Chronos Verlag, 1996. 370 S.
12 Толстой Н. Жертвы Ялты / Пер. с англ. Е.С. Гессен // Исследования новейшей русской истории. Париж: YMCA-Press, 1988. Т. 7. 530 c.
13 Газета «Борьба» — Russische Soldatenzeitung "DerKampf" (Borba). Выходила в 1942-1945 гг. В 1945 г. выпускалась два раза в неделю в Вене, с подзаголовком «Соединенные газеты „За Родину" (P.P.K. 693) и „Русское дело"»; адрес изд-ва — полевая почта № 47579; гл. ред. — фельдфебель Е. Месснер. № 11 за 17.1.1945 состоял из четырех полос. В этом номере напечатан рассказ Г. То-мина «Черный занавес» о незрячем поручике, которому сделали операцию на глазах, и его любви к медсестре Калерии, которую он так никогда и не увидел, поскольку в тот день, когда ему сняли повязку, она покинула госпиталь, оставив ему записку о том, что не хочет травмировать его видом своего лица, обезображенным в молодости огнем примуса (с. 4).
14 См. во вступительной статье.
15 Сведениями не располагаем.
16 Святая Параскева-младшая, монахиня и отшельница в Константинополе, спасительница в беде, высоко почитаемая в Болгарии под именем Петка. Частое упоминание Св. Петки в тексте, возможно, указывает на то, что автор дневника был русским эмигрантом в Болгарии.
17 Так в дневнике автор называет свою жену.
18 По-видимому, сокращение от Жоры (Георгия).
19 Возможно, «фронтляйтштелле» — пункт управления фронтом (нем. Frontleitstelle).
20 Сведениями не располагаем.
21 Название казарм неразборчиво.
22 Походный паек (нем.)
23 Полковник (см. ниже). Иными сведениями не располагаем.
24 Приказы (нем.).
25 Пункт фронтовой связи (нем.).
26 Возможно, Auskunftszentrate — Центральный справочный стол.
27 Отпускные удостоверения (нем.).
28 По-видимому, поезд для отпускников.
29 Гонтарев Борис Викторович (1879-1977) — Генерального штаба полковник, участник Первой мировой и Гражданской войн. С 1941 г. — в составе Русского корпуса полковника А.И. Рогожина, командир его 3-го полка.
30 Фихт — небольшой город в Верхней Австрии, около Гмундена.
31 Туркул Антон Васильевич (1892, Тирасполь — 1957, Мюнхен) — генерал-майор, герой Первой мировой и Гражданской войн, командир Дроздовской дивизии, один из руководителей белой эмиграции и сторонник прогерманской ее ориентации (еще до Второй мировой войны поддерживал контакт с Г. Гиммлером). В декабре 1944 г. после встречи с А.А. Власовым был зачислен в Русскую освободительную армию (РОА) и кооптирован в состав Комитета за освобождение народов России. В марте-апреле 1945 г. в Австрии из числа белоэмигрантов формировал 5-тысячный Отдельный корпус (бригаду) вооруженных сил КОНР, фактически так и не сформированный (его штаб дислоцировался под Зальцбургом, а сами части — отдельный полк полковника Кржижановского, отдельный казачий полк генерал-майора С.К. Бородина и полк СС «Варяг» полковника М.А. Семенова — находились в Линце, Филлахе и Любляне). Часть чинов полка избежала выдачи в СССР и спаслась вместе с остатками Русского корпуса полковника А.И. Рогожина. В мае 1945 г. был арестован союзниками и до 1947 г. находился в тюрьме в Мюнхене.
32 По всей видимости, имеется в виду штаб формирующегося корпуса А.В. Туркула (см. выше).
33 Месснер.
34 Сведениями не располагаем.
35 Ландсхут.
36 Сведениями не располагаем.
37 Выражение, смысл которого приблизительно следующий: «Еще чего не хватало!»
38 Надо: Landshut (Ландсхут) — город в Нижней Баварии, близ современной немецко-австрийской границы.
39 По-видимому, город Landsberg-an-Lech (Ландсберг-на-Лехе).
40 Против этого слова в оригинале проставлена цифра 247 — возможно, километраж маршрута.
41 Город и транспортный узел в западной части Нижней Баварии, к югу от Ульма.
42 Полковник Тарасов-Соболь, командир 1-го полка РНА.
43 Неразборчиво. Предположительно, местный оперативный войсковой штаб.
44 Сведениями не располагаем.
45 От нем. Jäger: здесь — самолет-истребитель.
46 Один из высших офицеров Первой Русской армии Смысловского (см. преамбулу).
47 Район Мюнхена (по всей видимости, ошибка).
48 Город в Баварии, к югу от Меммингена.
49 Намек на Швейцарию как на новую цель маршрута. Через знаменитый «Чортов мост» близ Сент-Готтардского перевала в Швейцарии, построенный еще в XIII в., провел свои войска через Альпы в 1879 г. А.В. Суворов.
50 Эта и последующая запись выделены в дневнике обрамляющим квадратом.
51 Ряснянский Сергей Николаевич (1876-1976) — Генерального штаба полковник, участник Первой мировой и Гражданской войн, эмигрировал в Королевство Сербию и Хорватию, откуда в октябре 1944 г. эвакуировался в Германию. В апреле 1945 г. примкнул к соединению Б. Смысловского. После Лихтенштейна проживал в Бельгии и США.
52 Ошибка или зашифрованная запись. Упомянутый выше «Чортов мост» находится не на этом маршруте, а в южной части Швейцарии, на пути к Италии. Если маршрут отряда Смыслов— 161 —
журнал российских и восточноевропейских исторических исследовании
ского отчасти и совпадал с маршрутом Суворова, то скорее с маршрутом его возвращения домой.
Вероятно, намек на довоенную профессию Томина.
А.В. Суворов умер 18.5.1800, не прожив после своего швейцарского похода и года.
Здесь и далее в оригинале — описки: VI и VII вместо VII и VIII. Симон ошибочно обозначил
даты со 2 июля по 2 августа цифрами «VI» и «VII». В публикации — правильные даты.
Далее в оригинале две страницы, непривычно исписанные наискосок. Так автор заполнил
случайно пропущенное место.
Летчики (нем.).
Советская репатриационная миссия, см. во вводной статье.
56
ПОЛЯН ПАВЕЛ МАРКОВИЧ — доктор географических наук, профессор, историк и литературовед, директор Мандельштамовского центра Школы филологии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (ppolyan@hse.ru). Россия.
