CC BY
20
В.А. ГОРОХОВ
ОТ «СОВЕТСКОГО» К «ЕВРОПЕЙСКОМУ» ИЛИ ОТ «НЕЭФФЕКТИВНОГО» К «ЭФФЕКТИВНОМУ»?
ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ТРАНЗИТ И МЕСТНОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ В СТРАНАХ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ (Обзор)
Дилемма одновременности, заключавшаяся в необходимости синхронного строительства демократического и национального государства в бывших странах коммунистического блока после падения авторитарных режимов, получила достойное освещение в современной политической науке. Куда как меньшее внимание политологов было уделено демократическому транзиту стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), проходившему на уровне местной власти, где также возникла аналогичная дилемма. Она заключалась в необходимости одновременного учета и политических требований, предъявляемых к демократизации власти на местах, и экономической целесообразности децентрализации властных полномочий. Приоритеты в разрешении данной дилеммы во многом предопределили институциональную и функциональную структуры организации местной власти. Несмотря на географические, социально-экономические и демографические различия между странами ЦВЕ, местное самоуправление (МСУ) имело схожие тенденции в развитии и сталкивалось с одними и теми же проблемами.
В 2006 г. журнал «Local government studies» - ведущее британское периодическое научное издание по вопросам МСУ - посвятил специальный номер проблематике развития местной власти в странах ЦВЕ в посткоммунистический период. В нем представлены статьи, анализирующие наиболее проблемные вопросы мест-
ной власти в Польше, Венгрии, Болгарии, Румынии, Чехии и Словакии, а также в России и ряде бывших советских республик. Среди авторов публикаций такие известные ученые, как Эдриан Кэмп-белл - автор монографии «Местное самоуправление в Восточной Европе», Павел Свяневич - ведущий польский специалист в области МСУ и Камерон Росс - авторитетный британский исследователь проблем МСУ на посткоммунистическом пространстве и другие представители профессорско-преподавательского состава университетов и исследовательских институтов Венгрии, Шотландии, Латвии, Англии и США.
Ниже приводится обзор данного номера журнала. Во вступительной статье (1) британские исследователи Эдриан Кэмпбелл и Эндрю Коулсон отмечают, что автономное от государства местное самоуправление в странах ЦВЕ стало одной из первых реакций на падение коммунистических режимов. Переход к демократии дал новое рождение местной власти, которая стала своеобразным «мостиком» между государством и гражданским обществом (1, с. 539). Контекстуальные условия в отправной точке развития МСУ были во многом схожи, и они в первую очередь были связаны с трансформацией политических режимов. Схожесть условий, по мнению авторов, позволяет выявить сравнительную перспективу и основные проблемы МСУ, присущие большинству стран ЦВЕ.
Одно из центральных противоречий развития местной власти - конфликт между расширением политических прав и экономической целесообразностью делегирования финансовых полномочий органам МСУ. С одной стороны, демократизация органов местной власти свидетельствует об ориентации государств на ценности либеральной демократии, с другой стороны, децентрализация экономических функций не позволяет воспользоваться преимуществами эффекта масштаба в национальной экономике.
Эту идею те же авторы развивают в статье «Быть как все: Демократия на местном уровне в Центральной и Восточной Европе» (2), где обосновывают тезис о том, что в начале демократического транзита возвышение местной власти во многом определялось стремлением государств дистанцироваться от своего коммунистического наследия, предполагавшего административный контроль государственного аппарата над политикой на местном уровне. В качестве ориентира выступали страны Западной Европы с неза-
висимыми от государства органами МСУ. Авторы подчеркивают, что первичная цель стран ЦВЕ в вопросах МСУ заключалась не в ликвидации разрыва в развитии между ними и западными соседями, а в доведении стандартов институционального дизайна местной власти до демократических образцов стран Западной Европы. Большое значение придавалось Европейской хартии местного самоуправления, провозглашавшей политическую автономию местной власти от власти государства и закрепившей выборный характер органов МСУ.
Децентрализация власти и делегирование властных полномочий на местный уровень, как правило, не приводили к благоприятным экономическим последствиям в масштабах страны. Не желая терять свое влияние на местном уровне, центральные правительства декларативно делегировали полномочия органам МСУ, не подкрепляя их реальными ресурсами, что вызывало недовольство органов местной власти и не позволяло успешно выполнять возложенные на них функции. Практически все страны ЦВЕ столкнулись с проблемой распределения налоговых сборов между уровнями власти, деления зон ответственности в политическом управлении городами (особенно стратегически важными) и обеспечения населения медицинскими и образовательными услугами. Появление экономических проблем и, как следствие, рост недовольства населения заставили страны ЦВЕ сдвинуть приоритеты от демократической привлекательности в сторону экономической эффективности. Мировое сообщество уже воспринимало большинство стран региона как демократические государства, что позволило сконцентрироваться на решении экономических проблем в ущерб демократизации органов местной власти. При описании процесса демократизации местной власти исследователи прибегают к метафоре параболы, достигающей своего максимума вскоре после революционных изменений. С течением времени уровень политических прав, делегируемых МСУ, снижается и в отдельных случаях приводит к ограничению демократических свобод местной власти (2, с. 558). К настоящему времени лишь три страны ЦВЕ - Польша, Венгрия и отчасти Болгария - пошли по так называемому скандинавскому пути, который предполагает активное участие местной власти в построении государства всеобщего благоденствия. Большинство остальных стран, в том
числе и Россия, выбрали французский путь, который отводит ключевую роль в этом строительстве органам государственной власти.
Ряд исследователей рассматривают проблему выбора между демократизацией и экономической эффективностью как универсальную дилемму, с которой сталкиваются все страны при трансформации недемократического политического режима вне зависимости от их континентальной принадлежности. Возможные пути преодоления данной дилеммы находятся в фокусе внимания британских ученых Ника Диваса и Саймона Дилэя. В статье «Демократия на местном уровне и проблема децентрализации государственной власти: Международная перспектива» (9) авторы анализируют потенциальные опасности, к которым может привести непродуманная политика делегирования государственных полномочий органам МСУ. Под децентрализацией они понимают одновременную передачу отдельных властных полномочий на местный уровень и осуществление административных изменений в структурах власти на местах (9, с. 677).
Основываясь на собственном исследовании опыта организации местной власти в странах Азии, Африки и Латинской Америки, авторы описывают шесть причин, которые могут негативно сказаться на эффективности осуществления власти на местах в странах ЦВЕ. Первая - размер муниципалитета и количество уровней в структуре местной власти. Исследователи выделяют ряд критериев, способствующих эффективности работы муниципалитета: население должно четко идентифицировать себя с муниципальным образованием, интересы людей должны быть в необходимой степени представлены в органах МСУ, а сами жители должны иметь возможность свободно выбирать своих представителей в местную власть.
Вторая и третья - наличие демократического контроля, участие граждан и структур гражданского общества в работе органов МСУ - непосредственно связаны с институтом выборов местных должностных лиц. Выборный характер основных должностей в системе органов МСУ способствует повышению эффективности ее работы. Авторы анализируют преимущества как мажоритарной системы, главное из которых - тесная связь «избиратель - власть», так и пропорциональной, где преимуществом является учет большего количества интересов. Одним словом, демократический контроль должен соответствовать степени заинтересованности граж-
дан в местных делах и не препятствовать осуществлению власти за счет искусственно возбуждаемых плебисцитов (референдумов). При этом авторы отмечают необходимость участия некоммерческих организаций и иных институтов гражданского общества при формировании политической повестки дня на местном уровне.
Четвертая причина - распределение финансовых ресурсов. Эффективная децентрализация власти возможна лишь в случае, когда делегируемые функции подкрепляются соответствующими финансами. Стремление к номинальному увеличению полномочий местной власти для придания политической системе большей демократичности на самом деле осложняет политический диалог между государством и муниципалитетами.
Взаимоотношение между государственной властью и МСУ -пятая причина. Децентрализация должна осуществляться только до той степени, при которой органы местной власти будут эффективно исполнять свои обязанности. В противном случае государство вынуждено будет усилить собственное влияние на местные политические процессы. При самом неблагоприятном раскладе власть на местах будет одновременно и зависимой от государства, и неэффективной.
Шестая причина - влияние процессов децентрализации на качество предоставляемых на местном уровне услуг. Задачи местной власти сводятся, в первую очередь, к удовлетворению жизненных потребностей местного населения, а не приданию политической системе демократического характера. В большинстве стран Восточной Европы децентрализация изначальна была обусловлена политическим контекстом и преследовала идеологические цели. В связи с этим некоторые страны «увлеклись» процессом ради самого процесса (9, с. 690-691).
Статья Диваса и Дилэя представляет собой набор общих рекомендаций, направленных на нивелирование негативных последствий необдуманной децентрализации власти. Исследователи считают, что процесс передачи государственных функций на местный уровень призван прежде всего улучшить качество жизни людей. В связи с этим действия легитимной власти, как государственной, так и местной, направленные на разделение полномочий, должны определяться реальными потребностями, а не служить инструментом идеологической борьбы.
Проблема децентрализации власти и демократического характера осуществления деятельности муниципалитетов является центральной и в статье «Прозрачность деятельности органов МСУ в Восточной и Центральной Европе» (3) американской исследовательницы Кэтлин Доули. Она считает, что существует прямая зависимость между степенью демократичности местной власти и ее эффективности в вопросе обеспечения населения товарами и услугами. Автор сравнивает степень гражданского контроля над административными должностями в системе органов местной власти в Румынии, Венгрии, Польше, Словакии, Болгарии, Эстонии и Латвии.
Попытки измерить уровень транспарентности органов местной власти неизменно приводили к сильной кросснациональной вариации, несмотря на сходные политические условия и схожесть решаемых задач. Автор выводит собственный индекс прозрачности органов местной власти, варьирующийся в диапазоне от 0 до 7, где 7 - максимально высокий балл. В основе индекса лежит учет возможностей граждан и институтов гражданского общества получать информацию о деятельности органов МСУ. В качестве критериев Доули выделяет обсуждение бюджетов муниципалитетов с различными местными организациями и журналистами, публикации вариантов бюджета в местных СМИ, а также проведение открытых слушаний и заседаний органов МСУ. Наибольший балл исследовательница присвоила Польше (3,644), наименьший - Болгарии (1,635). Остальные страны уместились в диапазоне от 2,140 (Словакия) до 2,739 (Латвия).
С помощью статистических методов исследователь тестировала наиболее важные, с ее точки зрения, теории изучения демократичности органов МСУ - социально-экономическую, институциональную и социального капитала. Автор попыталась проследить зависимость степени демократичности местной власти от:
- уровня урбанизации и населенности территории МСУ (социально-экономические показатели);
- количества общественных организаций и медийного освещения деятельности органов МСУ (социальный капитал);
- необходимости получения легитимности для должностных лиц через институт всеобщих выборов и степени участия политических партий в политической жизни на местном уровне (институциональные показатели).
Исследование выявило прямую зависимость между характером работы местной власти, количеством общественных организаций, участвующих в работе органов МСУ, и степенью освещения деятельности МСУ в местных СМИ. Чем больше участие институтов гражданского контроля в решении вопросов на местном уровне, тем более демократичны органы власти на местах. Большое значение также имеет институт прямых выборов. В случае, когда должностные лица избираются населением, транспарентность местной власти возрастает. Политическая конкуренция, в том числе и на партийном уровне, в целом способствует увеличению прозрачности работы местных органов власти. Влияние остальных показателей неоднозначно, что не позволило автору определить четкую статистическую зависимость.
Британский и венгерский исследователи Кен Дэйви и Габор Пе-тери в статье «Налоги, трансферты и развитие - адаптация финансовой системы на местном уровне к новым структурам и институтам. Опыт Чехии, Венгрии и Словакии» (4) анализируют процесс трансформации органов местной власти в контексте перехода государств от недемократической политической системы к демократической. В отличие от К. Доули, авторы не столько уделяют внимание уровню демократичности органов местной власти, сколько обращают внимание на юридические и финансовые основы ее функционирования.
Дэйви и Петери проводят сравнительный анализ трех стран по четырем основным направлениям. Во-первых, изучение структуры местной власти и возложенных на нее функций. Исследователи отмечают, что вследствие продолжительной подготовки реформы местной власти в Венгрии в стране уже к 1990 г. сформировалась стабильная многоуровневая система на местном уровне, которая и была взята за основу в посткоммунистический период. Ключевыми достижениями реформы стали четкий набор возложенных на местную власть функций и внятно прописанная ответственность соответствующих институтов муниципальной власти. В Чехии и Словакии система органов МСУ стала результатом стремительных революционных изменений, в результате которых муниципалитеты получили широкие полномочия, не всегда подкрепленные соответствующими ресурсами.
Второе направление исследования логично вытекает из первого. Речь идет о налогах как основе экономической самостоятельности местной власти. Исследователи отмечают, что в Венгрии источ-
ники налоговых поступлений оставались достаточно стабильными, в то время как в Чехии и Словакии они значительно варьировались. Основой налоговых сборов в Венгрии начиная с 1980-х годов был личный подоходный налог, размер которого позволял муниципалитетам вести самостоятельную бюджетную политику. В Чехии и Словакии после отмены отчислений в местный бюджет от акцизов на алкоголь и табак местные бюджеты значительно ослабли. Поступления от налогов на собственность и части НДС лишь отчасти компенсируют затраты местной власти.
Следующие два направления исследования - изучение государственных трансфертов, получаемых муниципалитетами для выполнения возложенных на них функций, и анализ политики государственных инвестиций, осуществляемых в рамках правительственных программ. Четкие границы полномочий местной власти в Венгрии и устоявшееся распределение налоговых средств создают более транс-парентный институциональный дизайн для инвестирования финансов на местный уровень. В венгерском законодательстве более семисот правил и положений, регулирующих финансовую деятельность муниципалитетов, которые позволяют осуществлять дифференцированный подход в распределении денежных средств, исходя из реальных нужд населения. В Чехии и Словакии механизмы финансовой поддержки местной власти работают менее четко (4, с. 596).
В целом финансовое регулирование деятельности местной власти в Венгрии выглядит более перспективным с точки зрения демократичности и автономии муниципалитетов от государственной власти. Позитивная динамика наблюдается и в странах бывшей Чехословакии. Однако, отмечая позитивные демократические изменения в функционировании власти на местах во всех трех странах после вступления в Европейский союз, исследователи тем не менее считают, что их финансовая структура и система правления на местах значительно уступают организации местной власти в «старых» странах - членах Европейского союза.
Несколько иной подход в объяснении различий в организации местной власти предлагает польский ученый Павел Свяневич. В статье «Противопоставляя исторические пути развития: Процессы децентрализации власти и территориальные реформы в Польше и на Украине» (5) на примере двух стран он демонстрирует значение исторических условий возникновения и становления местной
власти в посткоммунистический период. Польша, по мнению исследователя, в целом воспроизводит логику организации МСУ, присущую странам Северной Европы, где органы местной власти оказывают большее влияние на политический процесс по сравнению с региональной государственной властью. На Украине сложилась обратная ситуация: сильный контроль политики на местном уровне со стороны государства, транслируемый через региональную власть, препятствует эффективному развитию МСУ, что негативно сказывается на эффективности предоставления основных услуг населению.
Для объяснения различий Свяневич обращается к историческому пути развития власти на местах, выделяя два основных аспекта. Первый - политическое наследие: на становление местной власти в обеих странах повлияли исторические традиции, связанные с коммунистическим просоветским режимом. Однако в Польше отсутствовало тотальное вмешательство органов государственной власти в различные сферы деятельности, что помогло преодолеть советское наследие за более короткий период. На Украине, являвшейся неотъемлемой частью СССР, вертикальная субординация была гораздо жестче, и она в определенной степени предопределила развитие МСУ на территории постсоветского государства. Ряд положений, касающихся организации украинской местной власти, в том числе вопрос изменения границ муниципальных образований, до сих пор регулируется советским законодательством (5, с. 604).
Второй - способ принятия решения о децентрализации власти. В Польше консенсус был достигнут за счет многосторонних переговоров с участием представителей относительно широких масс населения. За «круглый стол» сели не только представители политической и промышленной элит, но и профсоюзные лидеры, представители интеллигенции. На Украине транзит может быть охарактеризован как пакт элит, не предполагавший участия масс в принятии решения. Если польский вариант давал возможность транслировать и защищать интересы населения на местах, то на Украине такой возможности практически не было. Результаты различий проявились в формировании финансовых основ МСУ, которые можно описать в «противоположных терминах» (5, с. 609): если польские муниципалитеты финансово независимы и законодательно ограждены от экономических манипуляций со стороны государственной власти, то благосостояние муниципальных образований на
Украине во многом определяется политической конъюнктурой и лояльностью местной власти государственным институтам.
Прогнозируя возможные изменения, Свяневич отмечает амбициозные стремления украинских властей усилить влияние местной власти в политической системе страны. Задуманная в начале 2000-х годов реформа, нацеленная на перераспределение бюджетов в пользу муниципалитетов, пока носит преимущественно декларативный характер, но потенциал для ее реализации оценивается автором достаточно высоко. В Польше вопросы местного самоуправления все реже и реже входят в повестку дня, и исследователь не прогнозирует существенных изменений в этом направлении.
Идея Свяневича о значении условий возникновения местной власти при трансформации режима нашла отклик в статье «Местное самоуправление в странах Балтии: Похожее, но разное» (6) латвийских исследователей Эдвинса Ванагса и Инги Вилки. Отмечая сходство систем МСУ, латвийские ученые выделяют ряд особенностей в регулировании вопросов местной власти, присущих всем трем странам Балтии. К ним исследователи относят стремление к синхронному увеличению эффективности и демократизации власти на местах, организацию горизонтальной кооперации между муниципалитетами и отказ от вертикальной субординации. Особенно авторы подчеркивают желание властей трех стран объединять мелкие муниципальные образования в более крупные. Стратегия объединения муниципальных образований диктуется исключительно экономическими причинами. В странах Балтии в силу объективных обстоятельств существует серьезный разрыв в социально-экономическом развитии регионов, и укрупнение муниципалитетов призвано снизить негативное влияние неравномерного развития на экономику стран в целом.
Схожесть задач местного самоуправления не означает идентичность организации власти на местах. Ключевым фактором, объясняющим различия в системе МСУ, выступает характер реформы местной власти в постсоветское время. В Литве реформа местной власти носила стремительный характер с активным использованием командно-административных методов (6, с. 635). В результате муниципалитеты Литвы были организованы «сверху», они являются, кстати, одними из самых крупных в Европе. Статус муниципального образования может получить территория, на которой проживают не менее 60 тыс. человек.
В Латвии существует двухуровневая система местной власти, причем муниципалитеты низшего уровня отличаются весьма малыми размерами. Реформа местной власти в Латвии проходила не так быстро, как в Литве, и на территории страны появилось относительно большое количество муниципальных образований. Идея укрупнения муниципалитетов ныне активно реализуется властями страны.
В Эстонии практически повсеместно превалируют муниципалитеты небольших размеров, что отчасти связано и с малым населением страны. Основой организации власти на местах стало желание местных жителей создавать муниципальные образования, но в результате муниципалитеты в Эстонии подвергаются перманентному давлению со стороны государства, так как чрезмерная децентрализация власти снижает значимость положительных изменений в национальной экономике.
Страны Балтии небольшие по территории и населению, что вынуждает центральную власть жертвовать демократичностью в пользу экономической эффективности. На сегодняшний день такая политика не нарушает связи «власть - население» и пока не вызывает большого сопротивления граждан.
Две статьи посвящены становлению МСУ в России. Одна из центральных идей этих статей - принятие решения по вопросам МСУ в постсоветской России; оно определялось характером взаимоотношений федеральной и региональной власти и зависело от электоральных циклов как федерального, так и регионального уровня.
Британский исследователь Камерон Росс в статье «Извилистый путь развития реформы местного самоуправления в Российской Федерации» (7) выделяет три основных этапа развития местной власти в России; все они связаны с принятием соответствующих федеральных законов об общих принципах организации МСУ. Первый этап - признание компетенции и автономии местной власти - начался еще в 1991 г. при советской власти. Закон 1991 г. предполагал демократическую процедуру выборов должностных лиц, хотя особенностью Закона была закрепленная подотчетность местных Советов региональным органам власти. Закон 1991 г. не был реализован на практике из-за моратория на выборы, введенного президентом Борисом Ельциным после трагических событий августа 1991 г. и октября 1993 г. В результате выборы в местные органы власти не проводились, и муниципалитеты нередко оказывались под административным контролем ре-
гиональной исполнительной власти, а в ряде случаев главы муниципалитетов даже назначались указом губернатора.
Второй этап связан с принятием нового Закона в 1995 г., в котором была заложена институциональная основа организации местной власти. Закон соответствовал принятой в 1993 г. Конституции РФ и отделял местное самоуправление от органов государственной власти. Тем не менее региональная власть имела возможность выбирать тип организации МСУ - районный, поселенческий или их комбинацию. По мнению Росса, лишь в шести субъектах Федерации власть на местном уровне была организована в полном соответствии с Конституцией, в остальных регионах региональные власти рассматривали независимую муниципальную власть как «неизбежное зло» (7, с. 648). Практически повсеместно стали возникать конфликты между региональной и местной властью, проявившиеся, в первую очередь, в конфликтах мэров городов и губернаторов. Пользуясь слабостью как федерального центра, так и местной власти, региональная элита выходила победителем в этом противостоянии.
Реформа местной власти, проведенная президентом Владимиром Путиным, результатом которой стал Закон 2003 г., рассматривается как третий этап становления МСУ в России. С одной стороны, исследователь отмечает унификацию и четкость в вопросах структурной организации и разделения полномочий как положительные моменты реформы. С другой стороны, реформа Путина ведет к «огосударствлению» местной власти, когда муниципалитеты подотчетны не населению, а органам государственной власти (7, с. 652). Отмена губернаторских выборов разрушила связь «избиратель - власть» на региональном уровне, что позволило исполнительной власти в субъектах РФ начать наступление на муниципалитеты. Росс отмечает, что попытка перехода к двухуровневой структуре организации местного самоуправления, при которой формирование состава местных легислатур может не предполагать прямого волеизъявления граждан, противоречит ст. 130 Конституции РФ, согласно которой местное самоуправление осуществляется с помощью непосредственного волеизъявления граждан.
«Извилистый» путь развития МСУ в России - следствие изменения баланса сил между федеральной и региональной властью. При президенте Ельцине сильная региональная власть диктовала свои условия в каждом конкретном регионе. Усиление позиций
центральной власти при президенте Путине и политика укрепления вертикальной субординации позволили прекратить правовой произвол региональных чиновников. Однако переход от диверсификации к унификации не предполагал и не предполагает демократизацию местной власти.
Эдриан Кэмпбелл в статье «Государство против общества? Местное самоуправление и воссоздание российского государства» (8) рассматривает эволюцию работы местной власти с точки зрения эффективности ее осуществления. Он противопоставляет законы об общих принципах организации местной власти 1995 и 2003 гг. Закон 1995 г. стал следствием ориентации страны на ценности западной демократии. Стремление к децентрализации, плюрализму, автономии и независимости при принятии решений на местном уровне в целом укладывалось в общую логику демократизации страны. Закон 2003 г. может быть описан в терминах редецентрализации, унификации и отчасти субординации. Если Закон 1995 г. был ярким примером «романтического локализма» (8, с. 659), то Закон 2003 г. представляет собой усиление тенденций централизации власти без прямого вмешательства государства в местные дела.
Э. Кэмпбелл разделяет тезис К. Росса о том, что практика осуществления власти на местах по Закону 1995 г. подтвердила, что на органы МСУ оказывалось большое давление со стороны региональной власти, связанное, в первую очередь, с отсутствием четко прописанных полномочий и ресурсной базы муниципальных образований. Ни законы, ни действия федерального центра не могли препятствовать этому давлению. В результате эффективность МСУ оказалась крайне низкой, а местная власть не пользовалась большим авторитетом у населения. Практическое применение Закона 2003 г. не анализируется исследователем, тем не менее Кэмпбелл считает, что новый закон может способствовать эффективности организации МСУ, так как, усиливая подотчетность, он не приводит к потере политической автономии местной власти, являясь определенным компромиссом между прогосударственными взглядами на МСУ и традициями гражданского общества (8, с. 674).
В настоящее время, спустя почти два десятилетия со дня начала демократизации стран ЦВЕ, практически все государства региона достигли определенного прогресса в вопросе организации как демократической, так и эффективной системы МСУ. Синхронное
развитие по двум направлением являлось скорее исключением, чем правилом, поэтому в зависимости от ситуативных факторов странам приходилось, так или иначе, жертвовать либо демократией, либо эффективностью. Демократический транзит на местном уровне был осуществлен в целом успешно, однако даже самые благополучные страны не могут похвастать достижениями, сопоставимыми с показателями стабильных западных демократий. Продолжение последовательного движения стран ЦВЕ от коммунистического прошлого к западноевропейским стандартам будет способствовать как повышению экономической эффективности, так и расширению политических прав и свобод местной власти.
Список литературы
Local government studies. - L.: Routledge, Taylor and Francis group. - 2006. - Vol. 32, N 5, November. - Downloaded by: [NEICON Consortium] on 19 October 2007.
Content
1. Coulson A., Campbell A. Local government in central and Eastern Europe: Introduction. - Р. 539-541.
2. Campbell A., Coulson A. Into the mainstream: Local democracy in Central and Eastern Europe. - P. 543-561.
3. Dowley K.M. Local government transparency in East Central Europe. - Р. 563-583.
4. Davey K., Peteri G. Taxes, transfers and transition-adjusting local finances to new structures and institutions: The experience of the Czech Republic, Hungary and Slovakia. - Р. 585-598.
5. Swianiewicz P. Poland and Ukraine: Contrasting paths of decentralisation and territorial reform. - Р. 599-622.
6. Ross С. The tortuous path of local government reform in the Russian federation. -Р. 639-658.
7. Campbell А. State versus society? Local government and the reconstruction of the Russian state. - Р. 659-676.
8. Devas N., Delay S. Local democracy and the challenges of decentralising the state: An international perspective. - P. 677-695.
9. Vanags E., Vilka I. Local Government in the Baltic States: Similar but different. -P. 623-637.
