CC BY-NC-ND
32
Социальная философия
Е.Н. Ивахненко
ОТ РАЦИОНАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ К КОММУНИКАТИВНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ*
Статья посвящена проблеме эпистемологического постижения контингентное™1 социальной коммуникации. Непредсказуемость порождает контингентный характер коммуникативных процессов, сближает их с непредсказуемостью биологической эволюции.
Ключевые слова: коммуникация, контингентность, непредсказуемость, аутопоэзис, эволюция.
Наиболее распространенное представление о коммуникации сводится к процессу обмена информацией между людьми. Причем подразумевается, что вступившие в коммуникацию субъекты используют язык, чтобы принимать и транслировать акты самосознания. Люди либо говорят то, что думают, проговаривая свои мысли, либо за разговором их скрывают. В том и другом случае языку приписывается функция инструмента мысли, тогда как сама мысль (сознание) субъекта при таком подходе наделяется самостоятельным свойством репрезентации объектов мира (Декарт).
Кант, хоть и возражал против репрезентативности индивидуального сознания, тем не менее всеми своими тремя «Критиками» вдохнул новую жизнь в субъект-центрированную философию разума. В последующей, после Канта, истории философии мы находим целую россыпь подходов, предложенных европейскими интеллектуалами Х1Х-ХХ вв., которые с различной степенью успешности укрепляют / преодолевают парадигму субъект-центричности: от Гегеля и Маркса до Фуко и Деррида.
Обратимся к коммуникативным аспектам межличностного взаимодействия, языка и общества в целом, предложенным немецким
© Ивахненко Е.Н., 2014
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 13-33-01009 а1.
социологом Никласом Луманом, его системной теории коммуникации. Выделим наиболее значимые для раскрытия темы контин-гентности социальной коммуникации смысловые единицы.
Системная теория Лумана сконцентрирована на вопросе: как возможна коммуникация? Ответ на такое вопрошание предполагает соблюдение важного условия - это отказ от того, что сознание располагает трансцендентальными по происхождению и включенными в него привилегированными качествами. Чем тогда на самом деле обусловлена позиция наблюдателя? Н. Луман высказался на этот счет вполне определенно: как представить себе наблюдение, если не рассматривать самого наблюдателя как систему? как наука может наблюдать, сама не будучи системой... системой с социальной зависимостью?2
При такой постановке вопроса, когда мы рассуждаем о системах, мы наталкиваемся на сходство объекта нашего рассмотрения (включая нас самих и акт нашего наблюдения) с русской матрешкой, но с такой, в которой не удается обнаружить последнюю, неразборную фигурку. Бесперспективным в данной ситуации становится поиск начала или первоэлемента коммуникативного действия.
Отправным пунктом в осмыслении системной теории может служить тезис, предложенный Н. Луманом. Он прост, оригинален и даже тавтологичен - коммуникация осуществляется только через коммуникацию и ничто другое. Иначе говоря, понять, как развивается коммуникация, можно только из механизма ее самой, а не из нашей - казалось бы, очевидной - способности узреть в продуктах коммуникации ее суть, финальную схему. Выдвигая этот тезис, Н. Луман прямо указывает на его связь с тезисом, предложенным в 70-е гг. прошлого столетия У. Матураной и Ф. Варелой. Эволюция, как писали чилийские нейробиологи, является продуктом не тщательно продуманного плана, а естественного дрейфа; она творит по аналогии с блуждающим по миру скульптором, а именно - так, как позволяет структура находок. В нашем случае важно подчеркнуть, что коммуникация, как и сама биологическая жизнь, не оставляет следов своих начал и не воплощает в своих конкретных проявлениях (акт коммуникации, клетка, организм и т. д.) самого способа, которым они порождены3. Если бросить взгляд за горизонт нейро-биологии, то данное положение становится весьма значимым при рассмотрении таких процессов, как развитие обществ, человеческой истории, образовательных систем, психики, человеческих судеб, Интернета и информационной сферы в целом.
Вернемся к коммуникации. Из выдвинутого Н. Луманом тезиса следует, что коммуникация строится вовсе не на какой-то рацио-
нальности, предустановленной «самой ее природой». Дело не в том, что не существует рациональной коммуникации, а в том, что ею не определяется природа коммуникативных процессов в целом. Привнесение предзаданных рациональных схем в коммуникацию используется в прикладных теориях коммуникации, является, например, фактором успешности той или иной РИ-структуры. В нашем случае речь идет о коммуникации как системной теории общества, когда вопрос «как возможна коммуникация?» сближается по смыслу с вопросом «как возможно общество?». В этом отношении не следует полагаться на то, что где-то в глубине коммуникации спрятан закон «правильного» ее построения и предугадывания последствий, ожидающий своего открытия, как Америка ожидала своего Колумба. Коммуникация, согласно подходу Н. Лумана, строится вовсе не на предустановленных нашим сознанием принципах, усматривающих то, «какой она должна быть». Осознание коммуникативного акта всегда осуществляется после того, как механизм различений уже сработал, коммуникация состоялась. Мы каждый раз исходим из того, что объяснить коммуникативную ситуацию можем лишь позже. Но если нет рациональной коммуникации, то что тогда есть? Есть то, что можно назвать коммуникативной рациональностью, т. е. то, что организуется до того, как осознается, рационально схватывается. В основе коммуникативного процесса лежит не какой-то неразложимый элемент / начало, добравшись до которого «мы все поймем», а операция, которая примыкает к другой операции.
Таким образом, коммуникация выстраивает саму себя через себя же, осуществляя тем самым аутопоэзис (самостроительство). Над ней не стоит никакая предустановка сознания. Поэтому коммуникация, в широком смысле слова, непредсказуема. Из сказанного вовсе не следует призыв к отказу от осознанного поведения личности и ее ответственности за свои поступки. Более того, установка на отсутствие предустановленного порядка (схемы, закона и т. д.) развития коммуникативного процесса, в широком смысле слова, предполагает куда большую ответственность, чем тогда, когда кто-то искренне считает, что он располагает неоспоримыми доказательствами «единственно верного знания» об обществе. Опыт истории показывает, что наиболее трагические социальные последствия чаще всего порождают метафизические «историцистские» (К. Поппер) интеллектуальные установки. Насилие - социально-политическое, интеллектуальное, физическое - наиболее вероятное следствие стремления кого бы то ни было привести всех других к знаемому им «истинному» предназначению общества и истории.
Обозначенный подход к проблеме коммуникации следует считать неклассическим. В ХХ в. к нему протаптывались тропинки с разных сторон: как условие образования смысла в словоупотреблении (в семиотике - Ч. Пирс, в семиологии - Ф. Соссюр)4; законов форм в логике («Законы формы» Дж. Спенсера Брауна)5, эволюции живых организмов в биологии (У. Матурана и Ф. Варела)6. На коммуникации различений, как уже было отмечено, строил свою теорию социальных систем Н. Луман - один из самых влиятельных социологов конца XX в. Интересными в этой связи представляются современные отечественные исследования, в которых рассматривается пересечение логических и коммуникативных интерпретаций в рамках обозначенного направления7.
Рамки статьи не позволяют представить хотя бы в общих чертах логику различений и следующую из нее эпистемологию неклассической системной теории коммуникаций. Чтобы прояснить этот вопрос для себя, читатель может обратиться к источникам и исследовательской литературе, в том числе на русском языке. Выбор -разбираться или оставить за пределами своего интеллектуального мира - за самим читателем. Очевидно, что системная теория коммуникации, построенная на логике различений, по меньшей мере, заслуживает того, чтобы ее изучали студенты социально-гуманитарных и педагогических факультетов.
В данной статье только обозначается то, как работают некоторые звенья коммуникативных различений и примыкания смыслов. На этой основе подкрепляется тезис о непредустановленности / непредсказуемости разрастания поля «язык-коммуникация».
Прежде всего отметим, что в обозначенном направлении коммуникативной эпистемологии используется иной, отличный от субъ-ект-центрированного, тезаурус. Читатель, как правило, испытывает замешательство, впервые столкнувшись с терминами системной теории: «различение», «граница формы», «повторное вхождение формы» («reentry»), «примыкание», «конденсация», «оперативно замкнутая система», «структурное сопряжение», «самореферен-ция-инореференция», «индикация-дистинкция», «наблюдатель первого порядка», «наблюдатель второго порядка», «двойная кон-тингенция», «аутопоэзная коммуникация» и т. д.
Ограничимся также несколькими утверждениями, которые служат, на наш взгляд, своеобразными маркерами системной теории коммуникации.
Так, согласно Луману, мы имеем дело с миром, в котором все, что может быть наблюдаемо, неожиданно становится контингентным (непредсказуемым и случайным) в зависимости от выбранных
различений. В данном случае предлагается отказаться от привычного ценностного маркирования дихотомии неопределенность-предопределенность, когда за первой ее частью закрепляется то, что должно быть исправлено, за второй - то, к чему необходимо прийти в ходе мыслительного / деятельного акта познания. По инерции мышления, заполученной от начального (классического) представления о системах и их постижении, мы склонны полагать, что первое (неопределенность) вытекает не из самого существа объекта, а является результатом своего рода неполноценного познания. Потому непредсказуемость есть нечто такое, от чего следует избавиться посредством научного анализа, усилия мысли и действия. Достичь ясности того, какой механизм (схема, закон) положен в существо тех или иных процессов природы, общества и мышления -это то, чем должны заниматься ученые-естествоиспытатели, социологи, психологи... Поиск единого управляющего уровня (закона, принципа или схемы внутреннего устройства и т. д.) остается по сей день своего рода остаточной манией генезиса, неизменно ориентирующей на просвещенческие образцы - на то, «каким должен быть» конечный результат познания сложных аутопоэзных объектов, подобных языковой коммуникации или эволюции живых организмов.
Тем не менее на протяжении всего XX в. европейские интеллектуалы с разных углов атаковали смысловые обобщения, порожденные философией модерна с ее поисками глобальных ментальных синтезов, принципов организации всякого сознания, исторического макросознания, глобальной историографией и т. д. Критиками философии модерна - Ницше, Хайдеггером, Хоркхаймером, Адорно, Батаем, Фуко, Деррида - были предложены различные концептуальные модели ее преодоления. Такому образцу (input / output, информация / управление) в 50-60-е гг. прошлого столетия следовало и первое поколение создателей кибернетики, науки об управлении - К. Шеннон, Дж. фон Нейман и Н. Винер. В 70-е гг. в синергетических моделях (второе поколение кибернетиков - Г. Ха-кен, И. Пригожин и др.)8 неопределенности и контингентности стали признаваться внутренним свойством самоорганизующихся объектов. И только с обращением к оперативно замкнутым рекурсивным системам в гуманитарном знании контингентность стала рассматриваться в качестве креативного момента совместного конструирования социального мира языковыми и когнитивно-инструментальными средствами.
Чтобы в общих чертах прояснить то, как работает логика коммуникативных различений, остановимся только лишь на связке трех
элементов коммуникативного действия. Это: сообщение - информация - понимание. Коммуникация представляется как отношение этих трех элементов, которые не совпадают, но эти несовпадения делают ее как таковую возможной (как возможна коммуникация?). Нетрудно предположить, что утверждение Н. Лумана, - «информация в сообщении сама по себе не содержится», - встроенное в различения вышеприведенных трех элементов, вызовет недоумение со стороны тех, кто по инерции осмысляет коммуникацию в ее прикладных или субъект-центрированных интерпретациях.
Самое распространенное заблуждение, что информацию как неразложимый элемент сообщения можно «передать» (перенести на другой носитель) от одного субъекта к другому. От внешнего мира система претерпевает сообщение как импульс, возбуждение, ирритацию (от лат. irritare - раздражать). Этот импульс может стать конкретной информацией только в самой системе, будучи положенным на основание ее внутренних различений, или не стать ею вовсе. Словом, только внутренние механизмы, конфигурации внутренних различений системы превращают сообщение в информацию. В этом отношении коммуникация всегда есть «определенный тип наблюдения». Напомним, что речь идет не о наблюдении как усмотрении какой-то части внешнего мира мыслящей субстанцией сознания с последующей репрезентацией усмотренного в языке. В данном случае наблюдение системы есть то, что система (субъект, социум) своими различениями только реагирует на воздействия, исходящие из внешнего мира. Причем какие-то «объективные» изменения внешнего мира не проникают (не переходят) в систему.
Поясним сказанное на примерах выстраивания речевой коммуникации. Так, один человек (адресант) передает сообщение другому (адресату): «Ты слышал, что на Фукусиме-1 снова произошла утечка радиации?» То есть речь идет о каком-то событии. Другой может реферировать поступившее сообщение различными способами: 1) атомные станции - большой риск для населения любой страны; 2) он хочет узнать, был ли я дома вечером; 3) он со мной заговорил о Фукусиме, чтобы я не успел напомнить ему, что сегодня он должен вернуть долг. В соответствии с тем, в какую информацию превратилось сообщение, ответы могли различаться: 1) «Катастрофа, но японцы справятся и с этой бедой»; 2) «Да, смотрели и переживали всей семьей»; 3) с упреком: «Ты мне зубы не заговаривай. Когда деньги вернешь?» и т. д. Таких «информаций» из одного сообщения может быть воспроизведено неопределенно много. Все дело в том, что никакое высказывание не несет в себе
четко очерченного или установленного (прописанного) набора ин-терпретаций9. В этой связи уместно привести широко распространенное высказывание британского математика, логика и философа А. Уайтхеда, который утверждал, что не бывает предложений, которые в точности соответствовали бы своему смыслу.
Вернемся к приведенному нами примеру речевой коммуникации. В первых двух случаях коммуникация имеет больше шансов быть направленной по пути тематизации «трагедии Фукусимы» и «безопасности атомной энергетики». Хотя не исключено, что в коммуникации будет выбрана какая-то иная опция, а все остальное отброшено. Вполне вероятно (и так часто с нами происходит), что собеседник отбросит все предусматриваемые нами варианты, в том числе то, что мы искренне хотели сообщить. Предельно кратко ситуация передается в известном анекдоте: «Рабинович, как здоровье? - Не дождетесь». Или вот - две строки из стихотворения А.П. Цветкова:
Окликнешь кореша из сумерек - Семен! -и ждешь уверенный, а он Григорий вовсе.
Итак, сообщение не совпадает с информацией (сообщение не есть информация). Что же тогда понимание? Понимание - это «осознание» различия между тем, что несло сообщение и что из него отобрано в виде информации. Понимание определяется так же, как наблюдение второго порядка. Можно сказать, что вышеприведенные комментарии к примерам несовпадения сообщения и информации могут служить демонстрацией понимания. Эти комментарии обозначают границы, различения инореференции (сообщения) и самореференции (информации).
Итак, понять в коммуникации - значит «осознать» различие сообщения и почерпнутой в нем информации. Здесь закавычить слово «осознать» просто необходимо, так как сознание, как это уже отмечалось, обращается к коммуникации, когда та уже осуществилась. Языковая коммуникация протекает только через сознание, посредством сознания, но на уровне операций никогда не является сознанием. Мы можем говорить об интервенции смысла в сознание из коммуникации, а не наоборот.
Сознание Другого (Alter) не может «переливаться» в мое сознание. Каждый участник диалога «обслуживает» коммуникацию, вступает в нее, но - только на правах оперативно замкнутой системы с собственным набором дифференциаций и различений. Сознание Другого всегда закрыто и принципиально недоступно для
меня. Поэтому с Другим можно только вступать в коммуникацию, но не обмениваться актами сознания.
В этом отношении коммуникация субъектов, располагающих сознанием, отличается от взаимодействия (эволюции) клеток и организмов в животном мире только одним приобретенным в эволюции свойством - а именно тем, что субъекты могут располагать позицией наблюдателя второго порядка. Напомним еще раз, что речь идет о наблюдателе в коммуникативной его интерпретации, тогда как сама коммуникация в обществе, так же как и эволюция живых организмов, в широком (нелокальном) смысле слова, вовсе не строится по какой-то предустановленной финальной схеме (модели, замыслу, цели). Коммуникация, по определению того же Н. Лумана, есть «устойчивое и чрезвычайно эластичное изобретение эволюции»10. Поэтому эволюция живых организмов и социальная коммуникация в своих исторических перспективах непредсказуемы.
Примечания
1 Русское слово «случайность» не совпадает по своему смыслу с английским
«контингентность» (contingency). Контингентность точнее передает смысл антифундаменталистских установок, например, в современном неопрагматизме (Р. Рорти). Под контингентностью следует понимать ситуативность, констелляцию, привязанность любого феномена к определенному месту и времени, а также непредзаданность существования человека в исторически изменчивом мире.
2 Луман Н. Введение в системную теорию / Пер. с нем. К. Тимофеева. М., 2007.
С. 63-64.
3 Матурана Ф, Варела У. Древо познания / Пер. с англ. Ю.А. Данилова. М.: Про-
гресс-Традиция, 2001. 224 с.
4 Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977.
5 Spencer-Brown G. Laws of Form. L.: Georg Allen and Unwin Ltd., 1969.
6 Maturana H.R., Varela F.J. Autopoiesis and Cognition. The Realization of the Living.
Dordrecht, 1980.
7 Боброва А.С. Идеи Дж. Спенсера Брауна в интерпретации Н. Лумана // Вестник
РГГУ. 2013. № 11. Серия «Философские науки. Религиоведение». С. 102-110.
8 Здесь следует обратить внимание на пограничные (естественнонаучные / гумани-
тарные), с нашей точки зрения, аспекты синергетики, разрабатываемые С.С. Хо-ружим и Д.С. Чернавским (См.: Чернавский Д.С. Синергетика и информация: Динамическая теория информации. М.: Наука, 2001).
9 Ивахненко Е.Н. Социальные эстафеты в оптиках коммуникативных стратегий // Социальные трансформации: сборник научных статей / Отв. ред. А.Г. Егоров; СмолГУ. Смоленск: Изд-во СмолГУ, 2011. Вып. 21. С. 110-118. Это положение согласуется с основным тезисом теории социальных эстафет М.А. Розова: «Образцы не задают четкого множества их реализаций, а приобретают относительную определенность только в контексте других образцов» (См.: Розов М.А. Теория социальных эстафет и проблемы эпистемологии. Смоленск, 2006. 440 с.). Попытка сопоставления контекстуальных аспектов теории социальных эстафет М.А. Розова с подходами теоретиков социальной коммуникации (Н. Луман) предпринимается в моей статье.
10 Луман Н. Указ. соч. С. 288.
