CC BY
67
При всей поспешности, с которой Путятин приступил к своим обязанностям главы российского посольства ко двору императора династии Цин, его дипломатическая миссия в Китай тщательно готовилась. Как по линии Министерства иностранных дел, так и Морского (Военно-морского) ведомства она находилась под неусыпным контролем глав этих влиятельных государственных учреждений Российской империи -А.М. Горчакова и великого князя К.Н. Романова, брата царя. И даже самого российского императора Александра II, о чём свидетельствуют инструкции, полученные Путятиным для успешного выполнения его предприятия. Причём он не был стеснён в своих действиях этими инструкциями, ему предоставлялось право самостоятельного принятия решений при возможных нестандартных ситуациях. «Копия с инструкции Генералу-Адмиралу, Графу Путятину. 20 февраля 1857 года. Возникшее в 1852 году в Китае восстание (тайпинов. - Авт.) обратило тогда же внимание нашего Правительства... Вопрос об участи, ожидающей Китайскую империю, с тех пор сделался ещё сложнее действиями англичан в Кантоне (Гуанчжоу. - Авт.) и дальнейшими их замыслами в отношении этой империи. Обстоятельства сии, изменив до некоторой степени прежние предположения наши, убеждают в необходимости принять скорейшие меры к объяснению и решению спорных дел между нами и китайцами.»1.
А обстоятельства, о которых говорится в данном документе, вызывали серьёзную озабоченность российского правительства. Действия вождей крестьянского восстания тайпинов, охватившего весь Китай, ставили под сомнение будущее существование не только маньчжурской династии Цин, как правящей в Китае, но и самого института
монархии в этом государстве. Это не могло не беспокоить правящие круги монархической России, тем более, что ситуация усугублялась позицией англичан и французов, державших благожелательный нейтралитет по отношению к тайпинам и воспользовавшихся затруднительным положением цин-ских властей, чтобы предпринять против них акции в Гуанчжоу.
«.В этих видах Государю Императору благоугодно отправить Ваше Сиятельство в Пекин в качестве Чрезвычайного Посланника и Полномочного Министра, дабы переговорами на месте с главнейшими Правительственными лицами привести означенные дела к желаемому окончанию. По сему случаю считаю изложить здесь главные основания, которые должные руководить Вас при исполнении возлагаемого на Вас поручения. Из личных моих с Вами объяснений Вам уже известна воля Государя Императора, чтобы Вы, для отправления своего в Пекин, избрали по преимуществу тот путь, которым следовали наши прежние посольства и который определён нашими с Китаем трактатами, т.е. через Монголию, и чтобы Вы предприняли это путешествие из Кяхты немедленно по получении ответа на посланный из Правительствующего Сената Лист в Китайский Трибунал внешних сношений о желании нашем отправить в Пекин посланника. Надо надеяться, что Китайское правительство, ввиду особых обстоятельств тамошнего края, оставит прежние формы недоверия, которыми постоянно отличались его действия в отношении ко всем иностранным Государствам, не исключая нашего, и что оно согласится на Ваш проезд; а т.к. Ваше поручение должно преимущественно носить отпечаток дружелюбия, то на всём пути до Пекина Вы озаботитесь ласковым обращением с туземными местными властями и с лица-
ми, кои, вероятно, будут назначены от Китайского Правительства для сопровождения Вашего, убедить китайцев в совершенно дружеских отношениях наших, так чтобы молва о том успела дойти до Пекина и расположила тамошние власти к доверию...»2.
Обращает на себя внимание, как важно было для российской стороны убедить цин-ские власти в своих миролюбивых намерениях на фоне агрессивных действий Великобритании и Франции. Россия отдавала предпочтение дипломатии в достижении своих целей, а не военным средствам, в отличие от западных держав. Причём это не было проявлением слабости, эскадра российских боевых кораблей у берегов Китая, командиром которой по совместительству с должностью главы российской дипломатической миссии к цинскому двору был назначен Путятин, наглядное тому подтверждение.
«...По прибытии в Пекин Вы не станете домогаться, чтобы вручить лично Китайскому Императору прилагаемые у сего: Грамоту от Августейшего имени Государя Императора Китайскому Императору и полномочие на ведение переговоров, если бы соблюдение церемониала для аудиенции заключало обряды, несогласные с достоинством Русского Правительства, что весьма легко предположить по предшествовавшим примерам; но Вам предоставляется под благовидным предлогом отказаться от аудиенции, а Высочайшую грамоту и полномочия передать, для поднесения Императору, Первым министрам...» .
Следует заметить, что при всей осторожности и деликатности поведения во взаимоотношениях с цинской стороной, предписанной Путятину высочайшими инструкциями, российское правительство очень щепетильно относилось к поддержанию авторитета Российской державы, отвергая те официальные церемонии цинского придворного протокола, которые затрагивали её достоинство. «. Вообще необходимо избегать всякой излишней проволочки времени, могущей произойти от соблюдения формальностей, столь любимых китайцами, и, сколь возможно поспешнее, начать переговоры.
Приступая за сим к существу дела, я должен ограничить общим указанием желаний нашего Правительства; определить же самый образ действий Ваших для достижения желаемой цели невозможно: отдалённость края, случайность самих происшествий, устарелые понятия китайцев относительно сношений с другими Правительствами - поставляют в совершенную невозможность предвидеть заранее те обстоятельства, которыми можно воспользоваться; с другой стороны, услуги, оказанные уже Вашим Сиятельством на служебном поприще, успех, увенчавший сношения Ваши с Японским Правительством, известная опытность Ваша - побуждают предоставить собственному благоусмотрению Вашему употребление в настоящем деле тех средств, какие признаете самыми действительными. 1. Из всех вопросов первый и самый главный должен состоять в определении прав наших на Амур... Ещё в 1756 г. Правительство наше признавало важность владения сею рекою и землями, по оной лежащими, которые на основании трактатов наших с Китаем остаются досель не разграниченными. В настоящее время предмет сей становится ещё важнее; нам известно, что в число прав, которые англичане намерены требовать от Китайского Правительства, заключается право на плавание по всем рекам Империи. Если они успеют в этом до окончания возникших у нас с китайцами недоразумений о восточной границе нашей, то это обстоятельство может повлечь за собою самые неблагоприятные столкновения, включая в число рек, открытых для плавания Западным державам, и реку Амур. А потому, приняв в основание переговоров законность владения нашего устьем Амура, Вы употребите всевозможное старание, дабы склонить китайцев на проведение границ обоих государств по течению самой реки, так, чтобы, начиная от Амурской дельты, все земли, лежащие на левом берегу и ещё не разграниченные, были признаны принадлежащими России, а правый берег оной считался владением китайским; но как для укрепления устьев Амура необходимо владеть некоторой частью земель,
лежащих по правой стороне оного, то весьма желательно было бы оговорить за нами пространство до залива де-Кастри, у которого учреждены уже нами временные посты. Генерал-губернатор Сибири имел уже по сему делу переговоры с присланными для того доверенными от Китайского Правительства, но переговоры сии не повели к желаемому окончанию, и дело осталось нерешённым. мы. китайцам следующие уступки. а) Не требовать вознаграждения за убытки по сожжению и разграблению в 1855 г. фактории нашей в Чугучаке. Потери наши оценены до 300 тысяч рублей серебром. Ь) Хотя по трактату 1851 г. западная граница Китая определена существовавшею в то время чертою китайских караулов, однако некоторые земли и вне. В видах вознаграждения китайцев и исправления границы мы полагали бы повести оную начиная от одной из речек, впадающих в юго-западную часть озера Нор-Зайсана, чрез урочище Саз-Тар-багатайского хребта, по одной из речек, впадающих с севера в озеро Ала-Куль, и по восточному берегу оного до речки Аргай-ты, впадающей в озеро с южной оконечности, так чтобы сия речка осталась во владении Китая. с) Кочевые племена, известные в Китае под именем урянхайцев, а у нас под названием калмыков-двоеданцев (ныне тувинцы. - Авт.), прилегающие к южной части Томской и Енисейской губерний и к китайской провинции Урянхая, по Бурин-скому трактату обязаны платить подать обеим империям, но в настоящее время они почти никогда не исполняют своих обязанностей. По дошедшим в 1851 г. сведениям китайцы будто бы перенесли на земли двоеданцев свои караулы, в противность означенного трактата. Вы можете возбудить об этом вопрос и в виде вознаграждения отступить от прав нашего владения или, лучше сказать, покровительства помянутых урянхайцев в пользу китайского Правительства .»4.
Как очевидно из вышеизложенного, российская сторона готова была компенсировать цинскому двору его уступку Приамурья и Уссурийского края за счёт спорных
территорий на российско-китайской границе в Центральной Азии. «.ф По Палладию (Кафаров Палладий, переводчик китайского языка, видный учёный и представитель Русской православной духовной миссии в Пекине. - Авт.), в разговорах с некоторыми влиятельными лицами в Китае они неоднократно объясняли желание иметь некоторое число военных орудий и людей, могущих приучить китайское войско к употреблению оных. Вашему Сиятельству предоставляется право предложить Китайскому Правительству, по Вашему усмотрению, сформировать одну батарею и обещать до 10 тысяч ружей; для обучения же войска можете употребить теперь же находящихся с Вами офицеров, которые направлены нашим Правительством, чтобы доказать дружеское желание содействовать китайцам во всём, что может быть им полезно.»5.
А военная помощь, как никогда, была необходима Китаю, хотя это не вполне осознавалось цинским правительством, несмотря на очевидную слабость китайцев и маньчжур перед угрозой войны со стороны Великобритании и Франции. К середине XIX в. Китай на столетия отстал от западных держав в технологическом и военном отношениях. Армия страны, подарившей человечеству порох, была вооружена средневековыми мечами и пиками. Лишь небольшая часть цинских войск имела на вооружении ружья с фитильным замком. У Китая не было военно-морского флота с современной артиллерией. Всё это не могли не заметить иностранные военные разведки. Но если западные страны стремились использовать своё военное превосходство в ущерб Китаю, то позиция России была абсолютно иной и направлена на повышение обороноспособности Цинской империи. «.е) О ясаке (страх китайцев лишиться дани этой с кочевых племён, "на их землях обитающих" - напрасен). Русское правительство обеспечивает платёж сего ясака или стоимость оного, но необходимо предварительно собрать положительные сведения о том, до чего простирается таковая стоимость. 2) Возобновление караванной беспрепятственной торговли, хотя бы до Кашгара и Урги,
и чтобы в таком случае учреждены были в сих местах наши фактории. желательно было бы заключить условие об учреждении почтовых сообщений чрез Монголию, не на наш исключительный счёт, по крайней мере на общей обоих правительств, если. Кях-тинское купечество изъявило готовность вспомоществовать своими денежными средствами устройству этого предмета. 3) Учреждение в Пекине дипломатической миссии составляло давний предмет желаний наших. Вашему Сиятельству обратить на этот предмет особое внимание и приложить всевозможные старания для достижения сего. 4) В 1843 г. было поручено. Вашему Сиятельству. склонить китайцев на желание наше завести торговые сношения в пяти портах, открытых в то время для других европейских держав. Тогда. предложение это не было приведено в исполнение, но ныне весьма желательно было бы достигнуть благоприятного окончания этого дела. 5) Правительство наше издавна стремилось к достижению того, чтобы китайцы открыли для факторий наших некоторые пункты в Западном Китае и Кашгаре. Достигнув цели устройства факторий в Западном Китае переговорами в 1851 г., оно отложило вопрос о Кашгаре до более благоприятного времени. Если Вы сочтёте обстоятельства удобными, то было бы весьма полезно возобновить этот вопрос при переговорах в Пекине. 6) .Я упомянул о намерениях англичан оговорить себе право плавать по рекам Китайской империи. Правительство Франции имеет намерение присоединиться к Англии для получения того же права. Мы, со своей стороны, должны получить одинаковые права. 7) .относительно последнего средства. для склонения китайцев к уступке нам левого берега Амура и земель, владение которых признаётся для нас столь важным. Восстание (тайпинов. - Авт.), имеющее по-видимому целью низвержение ныне царствующей Маньчжурской династии. Но как доселе Богдыханские (мань-чжуро-китайские. - Авт.) войска почти всегда претерпевали поражения, то очень может статься, что Правительство будет просить пособия России.»6.
Как видно, весьма обширный спектр решения непростых задач стоял перед Путятиным накануне его прибытия в Китай. Его деятельность в этих условиях была направлена на поддержку правящей династии Цин в качестве законного правительства, и только в ней он видел партнёра по переговорам. Позиция западных держав в этом отношении была более чем двусмысленна. «. Вообще же интересы наши и западных держав с Китаем так различны, что трудно рассчитывать, что совокупное действие наше с ними могло споспешествовать к достижению желаемой цели.»7.
Тяжёлое бремя, возложенное на миссию Путятина, вполне осознавалось его руководством на самом высшем уровне. «.Вам известно, что Государь Император принимает самое живое участие в сём деле, трудность которого вполне оценена его Императорским Величеством. Совершенного успеха ожидать едва ли возможно: многое зависит от обстоятельств, более или менее для нас благоприятных, и которых предвидеть заранее мы можем только гадательно»8. Как видно из документа, деятельность миссии Путятина находилась под постоянным и пристальным вниманием со стороны первого лица Государства Российского - императора Александра II.
К вышеизложенному стоит добавить, что подготовкой дипломатической миссии в Китай занимался и аппарат генерал-губернатора Восточной Сибири, о чём сообщает русский путешественник М.И. Венюков, тогда поручик и старший адъютант штаба сухопутных войск Восточной Сибири. Он прибыл в Иркутск в конце апреля 1857 г., после окончания Академии Российского Генерального штаба. «23 апреля 1857 г., после тягостной дороги в 5100 вёрст то в санях, то в перекладной телеге, то даже пешком, во избежание разрушительных толчков от удара колёс по мёрзлому, ледяному черепу, я, наконец, добрался до Иркутска. День был табельный - именины императрицы Александры Фёдоровны, и потому я думал было сначала не являться властям; но, чтобы не скучать, надел мундир и в то же утро пред-
ставился ближайшим своим начальникам по штабу. Нимало не откладывая, то есть в тот же табельный день, мне поручили поспешить составлением карты Маньчжурии и Восточной Монголии в масштабе 50 вёрст в дюйме и при этом потребовали, чтобы карта была готова в двух экземплярах не далее, как через три недели, к предполагавшемуся отъезду генерал-губернатора Н.Н. Муравьёва на Амур и посланника графа Е.В. Путятина в Китай. Работа была нелёгкая, требовавшая занятий от 12 до 14 часов в сутки и совершенно неисполнимая, если бы в Иркутске не было партии отличных топографов. Мы, в числе девяти человек, присели и дело сделали. Я составил сеть, расставил астрономические пункты, начертил главные контуры; топографы перечёркивали их набело, вносили мелочи, отмывали кисточкой горы с данных оригиналов и делали подписи, придерживаясь сделанной мною транскрипции французских подписей Данвиля и Кла-прота (западноевропейские географы и топографы. - Авт.). в Иркутске в это время не было ни одного синолога, которому бы можно было поручить исправление орфографии этих подписей, несколько испорченных на французском языке. Что было можно, мы поправили сами, на основании сочинений Иоакинфа (Иоакинф, он же Н.Я. Би-чурин - основатель российского китаеведения. - Авт.), хотя знали, что его транскрипция оспаривалась некоторыми европейскими ориенталистами.»9. Вместе с тем, при всей значимости содействия миссии Путятина со стороны местных властей Восточной Сибири, определяющим в её деятельности были указания из Санкт-Петербурга.
Позиция министра иностранных дел России Горчакова, изложенная в его инструкциях Путятину, нашла твёрдую поддержку морского министра великого князя Константина, который был исполнен решимости пойти на любые меры по включению Приамурья и Уссурийского края в состав России. «Его Сиятельству Князю А.М. Горчакову 23 февраля -5 марта 1857 г. .Мне кажется, что на упрямство китайцев мы должны отвечать равною настойчивостью и предъявлять наши требо-
вания, не пугаясь их отказов, которые грозны только на бумаге»10.
Искушение воспользоваться слабостью Цинов и прибегнуть к более решительным мерам для достижения своих целей присутствовало у российских властей, с трудом сдерживавших себя, когда внешне казалось, что путь силового давления быстрее приведёт к решению проблемы. «Его Сиятельству Князю Горчакову. 24 февраля - 8 марта 1857 г., Ницца (где, вероятно, отдыхал великий князь. - Авт.) .При нынешних обстоятельствах, когда мы уже твёрдо заняли устье Амура, когда имеем там поселения и морские заведения, которые со дня на день развиваются, владение всем левым берегом этой реки сделалось для нас совершенной необходимостью, и потому вопрос о владении левым берегом отнюдь не должен зависеть от успеха посольства графа Путятина, цель коего состоит только в том, чтобы посредством миролюбивых соглашений облечь в форму дружеской уступки. со сто-11
роны китайцев» , - пишет великий князь Константин. Но, тем не менее, ещё раньше на своём заседании 7 февраля 1855 г. Комитет по Амурскому делу принял решение о приостановлении массового переселения русских казаков, военных поселенцев с семьями на левом берегу Амура, приобретённого позднее по Айгунскому трактату, «ввиду направляющегося в настоящее время в Китай посольства Е.В. Путятина, которое должно носить характер совершенно миро-любивый»12.
В свою очередь в письме генерал-губернатору Восточной Сибири от 4 июня 1855 г. «Государь Император соизволил. утвердить за Россиею весь левый берег Амура и получить право свободной торговли в северных областях Китайской империи.»13 .
В русле вышеизложенных мероприятий по укреплению позиций России на Дальнем Востоке были предложения Путятина, изложенные им в письме-докладной великому князю о строительстве для российской военной эскадры в Тихом океане на французских верфях в Шербуре канонерских лодок, где также говорилось о необходимости скорей-
шего заключения договора с Китаем и о разграничении на Амуре российско-китайских владений в обмен на поставки Китаю нового оружия для сдерживания Великобритании, Франции и Соединенных Штатов14. Этой же цели служил рапорт Горчакова российскому императору о направлении в Китай двух российских офицеров, «сведущих в артиллерии и инженерном деле»15.
Вместе с тем, в российских правящих кругах были и настроения не в пользу закрепления позиций империи в Сибири и на Дальнем Востоке. «Противники всяких начинаний на Востоке утверждают, что Сибирь со временем отделится от России, почему и не следует ей давать средства к развитию промышленности её сил.»33. Однако Путятин считал: «Такое мнение находит опровержение в характере и народном духе жителей этого края России. При том Сибирь заселяется постоянно выселенцами и выходцами из западной части России.»16.
Кроме того, успеху миссии Путятина не способствовало его «разномыслие» с губернатором Восточной Сибири и его окружением. Как отмечает М.И. Венюков: «В Иркутске. тамошнее общество, всё почти составленное из лиц, так или иначе принимавших участие в деле фактического присоединения Амура, не скрывало, что поручение, полученное графом Путятиным, заключить с Китаем формальный договор, который бы увенчал великое предприятие. было как бы обидою для местных деятелей, вложивших в него всю душу, понёсших множество трудов и лишений и выдержавших борьбу в Петербурге едва ли не более тяжёлую, чем сама борьба с дикою природою амурской страны.» Поэтому, по словам Венюкова, очевидца этих настроений, «в Иркутске, как это ни покажется странным, неуспехом (т.е. проволочками, чинимыми цинскими властями, не пускавшими Путятина через Монголию. - Авт.) путятинского посольства были довольны. Известие о расстройстве путешествия посла через Монголию вернуло всем хорошее расположение духа. в Иркутске успеху последней миссии (Путятина. - Авт.) не верили. Графу Путятину было
трудно добиться переезда через Монголию на таких условиях, которые бы соответствовали его сану и обеспечивали ему блестящий приём и успех самого дела в Пекине. А нужно отметить, что мы, со своей стороны, делали всё, чтобы показать китайцам особую исключительную важность посла. Для этой цели, например, в Троицкосавске, по приказу генерал-губернатора, музыка местного линейного батальона ежедневно, в известные часы, играла перед окнами "высокой особы из Петербурга", что, конечно, приводило в истерическое раздражение г[осподина] посла, но зато внушало майма-ченским китайцам понятие о нём как о самом высоком сановнике, достойном богдыхана. При возвращении Н.Н. Муравьёва в Иркутск мы узнали, что посол вовсе должен был отказаться от сухопутной поездки в столицу Срединного царства, потому что китайское правительство хотело относиться к нему почти так же, как в 1805 г. к графу Головкину. Последний же, доехав до Урги, был так утомлён назойливой подозрительностью и надменностью китайцев, что счёл необходимым вернуться в Россию.»17.
Как очевидно из сказанного, Путятину пришлось столкнуться с препятствиями его миссии не только со стороны китайских властей, но и с неоднозначным отношением российских властей Восточной Сибири, что выражалось в скрытом соперничестве и порой плохо скрываемом недоброжелательстве. Как свидетельствует Венюков, по приезде в Читу генерал-губернатор Н.Н. Муравьёв, «узнав, что посланник со всею свитою тоже в Чите. попросил меня сходить к нему и пригласить на обед. Я исполнил эту миссию и получил согласие графа, хотя у него самого стол был накрыт и он сначала отвечал мне убедительнейшим контр-при-глашением. Вероятно, отправляя меня к графу Путятину, Николай Николаевич не знал, что в доме М.С. Корсакова (где Н.Н. Муравьёв остановился в Чите. - Авт.) обеда для нас не готовили, и потому вышла презабавная история. Нашему походному повару пришлось впопыхах готовить походный
обед из консервов и подавать его на походном жестяном сервизе. Посол с аккуратностью дипломата пришёл в назначенный час, мы сели за стол и - о, ужас! - с первого же раза увидели, что походные блюда далеки от идеала кулинарного искусства. Суп с перцем, не довольно разведённый водою, до такой степени жёг внутренность рта, что я лишь из приличия съел его три ложки. Адмирал-посланник оказался выносливее, быть может потому, что моряки привыкают к разным крепким приправам, необходимым им от цинги.»18.
Из этого рассказа можно вынести представление о личности Е.В. Путятина как человека воспитанного, скромного и неприхотливого, лишённого высокомерия и барских замашек. Однако «были люди, которые воспользовались им (этим случаем. - Авт.) для целей. вероятно, высшей политики. Перечный обед, с добавлением к нему, впоследствии, гнилых будто бы страсбургских пирогов, стал легендой и комментарием отношений между двумя "дворами" - генерал-губернаторским и посланническим. Я знал потом лично большую часть посланнической свиты; это всё были приличные люди: архимандрит Аввакум, барон О.Р. Остен-Са-кен, А.М. Пещуров и пр.; но в то время мы были в дипломатической войне. были господа, говорившие ещё в 1857 г. на Амуре, что "генерал-губернатор кормит посланника и его свиту дрянью". И музыку, которая играла в Кяхте под окнами посла, для отдания ему почёта перед глазами китайцев, считали сибирским манёвром, чтобы досадить графу Путятину и выжить его из Сибири. Я начинал понимать тогда, что значит воевать за присоединение Амура не против китайцев, а против своих. Но оставлю эту печальную сторону великого дела. Errare humanum est (Людям свойственно ошибаться), и притом перечные отношения между отдельными лицами не помешали успеху общего им патриотического дела. на другой день после нашего приезда в Читу граф Путятин отправился с утра вниз по Ингоде (река Амурского бассейна, приток Шилки) на лодках.»19.
М.И. Венюков обращает внимание на такую характерную черту личности Е.В. Путятина, как религиозность, что внешне проявилось на его глазах во время путешествия по Амуру. «.могилы (русских солдат. -Авт.) мы начали встречать по берегам Амура. Местами пережившие их товарищи поставили над ними кресты. Завидев такой крест, набожный граф Путятин иногда останавливался и приглашал своего спутника, архимандрита Аввакума, прочесть молитву»20.
Из-за отказа китайских властей пропустить посольство Путятина в Пекин через Монголию российское правительство не исключало даже военного давления на империю Цин, причём инициатива подобных мер воздействия на её правительство исходила от Путятина. «24 июня 1857 г. Его Императорскому Высочеству, Государю Великому Князю, Генерал-Адмиралу, весьма секретно. От Генерал-Адъютанта Графа Путятина рапорт. Решительный отказ принять меня в Пекине, заключающийся в сообщённой мне резолюции Китайского Богдыхана (императора цинского Китая. - Авт.), не оставляет никакой надежды достигнуть путём переговоров до указанной мне волею Его Императорского Величества цели, и потому я счёл долгом предложить принятие мер, которые показали бы Китайскому Правительству, что Россия имеет силу и твёрдость настаивать на изменении внешней политики Китайской империи. Примеры наших прежних сношений с Китаем, к сожалению, подали повод этому гордому народу заключить, что мы из желания сохранить с ним выгодную для нас торговлю не решимся употребить против него побудительных военных мер. Теперь, кажется, настало время вывести китайцев из этого заблуждения, и я смею надеяться, что мнение моё не признается противным выгодам России»21. Здесь видно, на каком пределе напряжения и страстей приходилось выполнять Путятину его нелёгкую миссию, когда даже у него, опытного и искушённого дипломата, порой начинали сдавать нервы и возникали сомнения в успехе возглавляемого им предприятия.
В другой своей депеше на имя Горчакова от 19 мая 1857 г. Путятин писал из Верх-неудинска (ныне Улан-Удэ. - Авт.): «Относительно изменения границ наших с Китаем мы можем основываться на том, что значительная часть восточных наших пределов доселе оставалась неопределённою, и что морское прибрежье никогда не было занято китайцами и должно поступить во владение той державы, которая его первая заселила. Западная же наша граница с Китаем никогда ещё не была определена и требует разграничения вновь. Прошу, Ваше Сиятельство, снисходительно отнести это к горячему стремлению не допустить, чтобы Россия извлекла меньше выгоды, чем другие нации, из настоящего кризиса, в котором находился Китай, а не какими-либо другими побуждениями. Избирая же второй путь и объявив Китаю, что мы применим меры занять Маньчжурию, покуда не дадутся нам права равные с всеми прочими государствами, мы можем установить торговлю на гораздо лучшем основании. Пробыв ныне больше месяца на Кяхте, я удостоверился из собственного взгляда, с каким высокомерием китайские купцы поступают с нашими, тем более что я прежде был свидетелем торговых сделок англичан и американцев в Кантоне и Шанхае и могу сравнить поступки китайцев в том и другом случае. Наша Кяхтинская торговля производится купцами одной Шанхайской области и есть чистая монополия, вроде введённой в Кантоне до 1-й английской войны компаниею купцов Гонг (Кун. -Авт.) и совершенно прекращённой Нанкин-ским трактатом. Уничтожение этой привилегии, равно как и недопущение Дзаргучея Маймаченского (главный чиновник пограничного с Кяхтой китайского города Май-мачена. - Авт.) самовольно прекращать торговые сношения, вследствие частных неудовольствий китайцев против русских, чему были неоднократные примеры; а также возобновление права наших купцов торговать в Пекине должно быть поставлено в новом трактате. Закрытие торговли на Кяхте, последует ли оно вследствие распоряжения нашего Правительства или Китайского, не мо-
жет повести к дурным последствиям в видах торговли, но даст нам потом поводы требовать изменений, необходимых для большого её развития. Остаётся рассмотреть. справедливость и возможность военных действий с Китаем»22.
Но всё же в российской политике по отношению к Китаю возобладала линия на дипломатическое и мирное решение сложных аспектов российско-китайских отношений. Чего это стоило главе российской дипломатической миссии, можно только догадываться. Граф Путятин сделал попытку добраться к цинскому двору через Маньчжурию. «Его Императорскому Высочеству. Государю Великому Князю. Генерал-Адмиралу. Рапорт Генерал-Адъютанта, Графа Путятина. 23 мая я отправился из г. Читы водою и 30-го того же месяца прибыл в Усть-Стрелоч-ный караул, спустился по Амуру, достиг 5 июня Сахалинь-Ула-Хотонь. Этот путь мы совершили вместе от Генерала-Губернатора Восточной Сибири, следующим с отрядом войск и поселенцами для занятия, согласно высочайшему повелению, разных пунктов на левом берегу Амура. Кроме сих пунктов генерал Муравьёв имеет в виду ныне же занять удобное место ниже устья реки Уссури на правом берегу; это покажет Китайскому Правительству наше намерение занять оба берега Амура, начиная с устья реки Уссури, и даст нам возможность устроить прямое сухопутное сообщение с Императорской гаванью, на удержание которой за нами я употреблю все старания при переговорах с Китайцами. Т.к., вследствие сделанного с моей стороны запроса, губернатор Саха-линь-Ула-Хотонь объявил, что разрешения на проезд мой в Пекин чрез Маньчжурию не получено, то я сего же числа отправляюсь далее к устью Амура, откуда на пароходе буду следовать, не теряя времени, в залив Печели (Бохайский. - Авт.). 7 июня 1857 г. Г. Сахалинь»23.
Позицию цинской стороны относительно освоения русскими Приамурья, Уссурийского края, острова Сахалин и направления российского посольства своеобразно определил в своём письме Путятину генерал-гу-
бернатор Восточной Сибири Муравьёв от 4 июня 1857 г. из Усть-Вейского поста на Амуре: «Очевидно и положительно, что Китайское Правительство молчанием своим признало за нами право владения и обязанность защиты устьев реки Амур и острова Сахалин, в систему коей входят залив де-Кастри и Императорская гавань, которые заняты и укреплялись нами с того же времени. Что же касается заключения нового с Китаем пограничного трактата, то весьма естественно, что Китайское Правительство, не препятствуя нам занимать левый берег Амура и все приморские места, не желает заключать по этому нового трактата, опасаясь гласности перед собственными поддан-ными»24.
Письмо Муравьёва лишний раз подтверждает, что намерения цинского правительства уступить Приамурье и Уссурийский край России были весьма непопулярны в китайском обществе, и данное обстоятельство заметно усложняло деятельность миссии Путятина.
Между пограничными российскими и китайскими властями возникало порой непонимание и на местном уровне. Интересно в этой связи восприятие китайскими пограничниками некоторых действий российской стороны, запечатлённое в переведённом на русский язык цинском документе в материалах РГА ВМФ, их реакция на письмо генерал-губернатора Муравьёва о содействии Путятину: «Перевод. Дайцинского государства от охраняющего область Чёрной речки исполняющего должность помощника дивизионного командира Фулхунги. Русского государства Великому Главнокомандующему Муравьёву. Отношение о движении дела. Присланные мне Вами, Великий Главнокомандующий Муравьёв, подарки, равно как и брошенные здесь Путятиным 50 штук серебряных монет, я поручил есаулу Сухотину отвезти назад. По получении их я прошу Вас, Великий Главнокомандующий Муравьёв, переслать их по принадлежности Путятину. От других ни от кого мы ничего не брали, следовательно, взять только от одного Путятина было бы не с чем не сообраз-
но. Тотчас по получении сего письма, я, исполняющий должность помощника дивизионного командира, имел личное свидание с заслуженным Вашего Государства, разных орденов кавалером Путятиным и его сопут-никами, причём они выразили следующую просьбу: "Мы отправлены нашим Главнокомандующим вверх по реке в наше Отечество; т.к. запасная наша дорожная провизия, вся изошла, то просим снабдить нас на дальнейший путь, чем только можно." Я приказал. выдать им рису, пшена (проса), пшеничной муки, кунжутного масла, говядины, соли, красного сахару (сырец), водки, свинью, дров и пр. Рассердившись на то, что в уплату за всё это мы ничего не взяли, они бросили нам в лицо 50 штук серебряных монет и, севши в лодку, отправились вверх по реке.»25.
Перед тем, как ступить на борт парохода «Америка», Путятин, проделав путь «по Забайкалью на Шилкинский завод, с генерал-губернатором поплыл по Амуру. В Айгуни, принимая поздравления амбаня (цинского чиновника. - Авт.) с приездом, граф Путятин спросил его, не получены ли на имя его какие-либо бумаги из Пекина, и, узнав, что нет, продолжал путь далее к устью реки Амура. Генерал-губернатор возвратился в Зейский пост и здесь остался ожидать прихода войск и переселенцев, назначенных на реку Амур. В начале 1857 года императором было утверждено заселение левого берега Амура; поэтому весной переселенцы Амурского конного казачьего полка были двинуты вниз по Амуру и под личным наблюдением генерал-губернатора заняли его левый берег от Усть-Стрелки до щек Малого Хин-гана. Кроме того, в устье Зеи стали лагерем 13-й линейный батальон и дивизион лёгкой батареи. В навигацию 1857 года в Николаевск (-на Амуре. - Авт.) пришло семь иностранных кораблей: "Беринг" и "Messanger Bird" из Бостона, шхуны "Люиз-Перо" и "Камчадал" из Сан-Франциско, барк "Baru-ham" и шхуна "General-purse" из Гонконга и барк "Оскар" из Гамбурга. В эту же навигацию в первый раз из низовьев Амура на пароходах "Амур" и "Лена" в Забайкалье было
доставлено незначительное количество товаров. Между тем, граф Путятин близ селения Михайловского был встречен контр-адмиралом Казакевичем на пароходе "Надежда" и вместе с ним продолжал плавание до Николаевска. Пробыв здесь несколько дней в ожидании парохода "Америка", отводившего транспорт "Байкал" в залив Де-Кастри, а "Иртыш" в Императорскую гавань, граф Путятин на том же пароходе, в сопровождении тендера "Камчадал" направился к берегам Китая. 14 июля он открыл залив Ольги и, отправив оттуда тендер "Камчадал" с лейтенантом Рудановским на Сахалин, проследовал далее в корейский порт Гамильтон.»
Н.В. Рудановский был активным участником Амурской экспедиции Г.И. Невельского и с июля 1851 г. находился в составе Камчатской флотилии. Он добровольно вызвался служить на Сахалине, провёл обстоятельную съёмку южной и средней части острова, составил карты, описание, осуществил здесь первые метеорологические наблюдения.
«.Между тем Е.В. Путятин из порта Гамильтон вошёл в Печилийский (Бохайский) залив и 24 июля достиг реки Пей-хо (Байхэ. - Авт.), вошёл здесь в сношение с китайскими властями, которые после различных отговорок 12 августа приняли от него пакет с обещанием доставить ответ в Печили»26.
Действия Путятина порой вызывали раздражение Муравьёва, которое ему не всегда удавалось скрывать, ревниво реагируя на успехи команды адмирала. «Как у генерал-губернатора накипело сердце против моряков», - сообщает очевидец событий М.И. Венюков, причём, как видно из сказанного, объектом критики «сатрапа» Восточной Сибири был не только адмирал Путятин, которого он считал за человека, «пустившего на Сахалин японцев и дискредитировавшего Амур в Петербурге», но и «припоминал он и Невельского, добивавшегося для флота первенствующего значения в Амурском крае», а также «у него были в свежей памяти. полученная в Усть-Зее статья моряка Римско-го-Корсакова, в которой упоминалось о
и - 5? 27
"счастье вырваться из амурской грязи".» .
Тем не менее, несмотря на все препятствия, как чинимые цинской стороной и подковёрными интригами сибирских властей, так и обусловленные природой и географическими пространствами, миссия Путятина достигла берегов Китая. Однако главные испытания были впереди.
Примечания
1 РГА ВМФ, ф. 410, оп. 2, д. 1016, л. 395412. Канцелярия Морского министерства. Копия с инструкции Генерал-Адмиралу Графу Путятину. 20 февраля 1857 г.
Там же. Там же. Там же. Там же. Там же. Там же. Там же.
Венюков М.И. Путешествия по Приамурью, Китаю и Японии. Хабаровск, 1970, с. 55.
10 РГА ВМФ, ф. 410, оп. 2, д. 1016, л. 414. Путятин - Князю А.М. Горчакову. 23 февраля/7 марта 1857 г.
11
Т ам же.
12
Там же, д. 1016, л. 388-390 об. Журнал заседания Комитета по Амурскому делу.
13
Там же, л. 429. Генерал-губернатору Восточной Сибири. 4 июня 1855 г.
14
Там же, л. 369-371. Письмо-докладная
Путятина великому князю.
17
Венюков М.И. Указ. соч., с. 23-24.
18 _
Там же.
19 _
Т ам же.
20
Там же.
21 РГА ВМФ, ф. 410, оп. 2, д. 1016, л. 369371. Письмо-докладная Путятина Великому
князю.
22
Там же, л. 394. Путятин - Князю Горчакову. 19 мая 1857.
23
Там же, л. 375. Письмо-докладная Путятина великому князю.
24
Там же, л. 29-30.
25
Там же, л. 30-31.
26 Там же, л. 449.
27
Венюков М.И. Указ. соч., с. 58.
2
