CC BY
82
Философия
ФИЛОСОФИЯ
УДК 003+ 130
ББК Ч11+ЮЗ-66
М.С. Киселева
г. Москва
От древнерусской книжности к барочному энциклопедизму
В статье рассматривается проблема появления и особенностей энциклопедий в истории русской культуры. Указывается, что в древнерусской книжности подобие энциклопедической формы можно отыскать в переводной литературе и компиляциях, расширяющих православный догматико-богословский круг текстов. Отмечая, что начальный этап энциклопедического творчества связан с удержанием, систематизацией и целостным представлением знаний о мире, автор пишет, что христианская книжная культура включала в этот мир Творца, Его Создателя. Уверенность в идентичности Книги природы и Книги, созданной Богом, явилась основанием создания всех энциклопедических по своей форме христианских текстов и развития книжного знания и будущей учености.
Ключевые слова: русская культура, энциклопедия, христианские тексты, книжность.
M.S. Kiselyova
Moscow
From old russian book-learning to baroque encyclopaedic learning
The article deals with the problem concerning the first encyclopedias in the history of Russian culture as well as their peculiarities. The author states that in the old Russian book-learning, the form that comes close to the encyclopedic form can be found in translations and compilations which expand the number of Orthodox theological texts. Having noted that the initial stage of encyclopedic creative work was connected with keeping, systematization and holistic approach to the knowledge about the world, the author goes on to say that Christian book culture viewed the Creator as a part of the world.
Key words: Russian culture, encyclopedia, Christian texts, book-learning.
Закономерен вопрос о времени появления энциклопедий в истории русской культуры. Хорошо известно, что естественным образом воспроизвести римскую модель энциклопедизма, коренящуюся в софистической культуре древних греков, о чем прекрасно написал С.С. Аверинцев, развивая идею о «двух рождениях европейского рационализма», в русской культуре было невозможно. Указывая на итоги дискуссии среди классических филологов о значении прилагательного Еухо$,ц(прочитав вместе со словом naiSeia и несколько исказив произношение, мы получаем «привычную» энциклопедию), Аверинцев выделял два дополняющих друг друга смысловых момента: 1)«полноты и завершенности "цикла” дисциплин»; 2) «широкой доступности, экзотеричности» [1, с. 3]. Очевидно, что обе эти характеристики не могли прилагаться к древнерусским книжным текстам, так как дисциплинарная структура образования и учености не сложилась в средневековой Руси, эк-зотеричность же обращения к аудитории ограничивалась, впрочем, как и на Западе Европы, кругом грамотных, читающих лиц. Иными словами, Древняя Русь не усвоила традиции европейского энциклопедизма, однако отдаленные его влияния испытывала.
В древнерусской книжности подобие энциклопедической формы можно отыскать в переводной литературе и компиляциях, расширяющих православный догматико-богословский круг текстов. К этому кругу принадлежат Шестодневы [4, с. 478 — 483], Физиологи [2, с. 461 — 462], древнерусский трактат «Луцидарус» как переработка трактата «Imago Mundi» схоласта XII в. Гонория Отенского с добавлениями других текстов, в том числе апокрифа «Elucidarium». Если в первых двух типах текстов очевидно греческое и византийское влияние античной и восточно-христианской образованности с одной стороны и богословской догматики — с другой, то «Луцидарус» — «типичная схоластическая «Summa», цель которой — обозрение устройства сотворенного Богом мира во всех мельчайших подробностях» [9, с. 89] Однако сумма лишь подобна энциклопедии, хотя логическим строем и правилами построения опирается на античную риторическую традицию.
Благодаря Ф. Бэкону в век европейского рационализма уму, как одной из главных человеческих способностей, было найдено достойное место в деле «великого восстановления наук». В его «Энциклопедии», объединявшей все знания
на основе аристотелевской логики, главным инструментом полагался опыт, как самый достоверный способ в добывании истинного знания. Ответ на вопрос о правилах «руководства умом» необходим был Р. Декарту, чтобы сформулировать идеал рациональной познавательной деятельности. Философ в подробностях перечислил, исследовал и применял эти правила, но оказалось, что их применимость ограничена дедуктивно-действующим разумом. Ум же человека обладает еще одной действующей способностью — ясностью и непосредственностью данных ему созерцаний, качеством внутреннего «света», которую Декарт назвал интеллектуальной интуицией. Cogito ergo sum — эта формула рациональности и предопределила дальнейшее развитие европейского рационализма. Западноевропейские энциклопедисты XVIII в., по существу, синтезировали и эмпирический и рациональный путь добывания знания, соединив под обложкой многотомной энциклопедии и индуктивную экспозицию самых различных опытных знаний (искусств и ремесел), и метафизические рассуждения об устройстве мира, человека и общества. Этот проект и был, как показал Аверинцев, вторым рождением европейского рационализма, который нес в себе все приметы старого, греческого рационализма, построенного по правилам аристотелевской риторики, но и выходил за их пределы. «Специфика энциклопедистов как действующих лиц второй интеллектуальной революции — в том, что они стоят как раз на границе двух качественно различных состояний рационализма..., что одни и те же черты выступают у них как двузначные — одновременно входя и в новый, и в старый контекст» [1, с. 12].
России, как нам представляется, было отведено очень небольшое историческое время для знакомства и включения в европейскую рациональную традицию. Это произошло тогда, когда в Европе завершался ее первый сценарий и начинал разворачиваться второй, т.е. в XVIII в. Однако процесс не пошел бы столь успешно, если бы не было «подготовительного» этапа. Речь должна идти о так называемом третьем южнославянском влиянии второй половины XVII в., когда малороссийские книжники познакомили книжников Московского царства с европейским рационализмом, разумеется, в его традиционных формах «старого» рационализма. При царе Алексее Михайловиче в великоросские земли Московского Царства, в монастыри, скрипто-рии, в дома знатных бояр в качестве учителей и знатоков языков (латыни и польского) был открыт доступ выпускникам Киево-Могилянской коллегии и простым монахам-малороссам. Ев-
ропейская схоластическая ученость, тот самый «старый рационализм», основанный на крепкой риторической образовательной дисциплинарной культуре, проникал в мир древнерусской книжности и учености в виде переноса книг и переводной литературы. Для нашей темы интересно упомянуть, например, известный в российских землях XVII в. в украинском переводе текст «Зерцало духовное», статьи которого на религиозно-моральные темы располагались «по алфавиту славенску». Происходил очередной процесс заимствования и осмысления плодов на этот раз киевской, а через нее и европейской образованности (многие выпускники учились в польских, итальянских, немецких и даже английских университетах). Новые знания несли с собой и новые формы, прививая на российской почве элементы культуры барокко, распространенной в то время в Европе. Ее влияние, шедшее через носителей малороссийской образованности, затрагивало и древнерусскую книжность, и придворный этикет, и архитектурные формы, и, что особенно важно для нашей темы, мировоззренческие устои традиционного московского православия.
Исследователями истории литературы давно отмечена связь литературных произведений эпохи барокко с научным жанром энциклопедий. Знаток и замечательный исследователь немецкого барокко А.В. Михайлов, отмечая основные черты этой эпохи, писал о тяготении барочных произведений к «энциклопедической обширности». «Энциклопедии как жанру научному соответствует барочный энциклопедический роман, стремящийся вобрать в себя как можно больше из области знаний и своими сюжетными ходами демонстрирующий (как бы «символически») хаос и порядок мира» [3, с. 121]. В своей статье ученый приводит пример того, как утверждалась алфавитная форма, столь привычная теперь в энциклопедиях. В 1565 г. в Базеле издается энциклопедия врача Теодора Цвингера «Театр человеческой жизни». В основание систематизации этого труда было положено «логическое древо», занимавшее четыре страницы текста и позволявшее «разложить» «человеческие дела» по психологическим и предметным основаниям, которые представляли все области человеческих знаний. Объем этого издания превышал пять тысяч страниц, ориентироваться в которых на основе ключа — логического древа — было крайне трудно. В 1631 г. книга была переиздана и весь материал ее был расположен в алфавитном порядке [3, с. 126]. Порядок мира и есть порядок букв. Как мы помним, еще древние греки пользовались словом «стихия» для
Философия
определения «начала» мира и его «порядка». Сами же согласные в этом слове являли собой последовательность (порядок) букв греческого алфавита; то же самое можно усмотреть и в латинском слове «элемент». Энциклопедическая форма нашла «золотой ключ» алфавитного построения. Алфавитный принцип построения словаря, приводящий в порядок знания о словах, стал принципом построения энциклопедических книг, написанных для упорядочивания знания о мире.
Научные компендиумы, подобные «Театру человеческой жизни», неизвестны древнерусской книжности. И тем не менее во второй половине XVII в. на Московском дворе появляется труд, прокладывающий путь к энциклопедизму в его барочной литературной форме и прямо адресованный православному читателю. Речь идет о «Вертограде многоцветном» Симеона Полоцкого, окончательный рукописный вариант которого по воле автора был переписан в алфавитном порядке1 [см.: 11]. «Верт» — сад, один из излюбленных и разработанных образов барочной культуры, имеющий богатую традицию в западно-европейской литературе [7, с. 165 — 191; см.: 8]. «Вертоград...» Симеона — поэтическое произведение, «стихотворная энциклопедия» [5, с. 369], включающая в автографе 2 763 стихотворения [см.: 11], посвященные Богу, миру и человеку как творению Бога.
В «Предисловии ко благочестивому читателю» автор определяет свою задачу: как «твари светом разума во плоти от Бога украшенной» [11, с. 3] перенести «цветы» из иных, «богатых» вертоградов разных стран и земель в свой «домашний. язык славенский, яко во оплот или ограждение Церкве Российския». Автор осознает, что «пересаждение корней и перенесение семен богодухновенноцветородных» требует большого тщания и труда и обустройства нового «верта» «художественно и по благочинию», устраивая все «по алфавитному славен-скаго диалекта сочинению» [11, с. 4 — 5]. Собранные Симеоном «цветы духовные», как он сам определяет, различных родов: и образы, и присловья, и толкования, и эпитафии, и повести, и летописания, и молитвы, и увещания, и
1 Исследователям в настоящее время известны три
рукописи текста: авторская и две писцовых (промежуточная и окончательная). Анализ автографа 1678 г., хранящегося в ГИМе, содержится в статье Л.И. Сазоновой [см.: 6], которая показывает, что это произведение, первоначально содержало совсем иной замысел, чем тот, который был реализован автором. Циклы стихов были выстроены Симеоном не по алфавиту, а в соответствии с внутренним мировиде-нием автора, тематически. Впервые научное издание «Вертограда многоцветного» в трех томах было осуществлено А. Хипписли и Л.И. Сазоновой. В основу публикации положен окончательный писцовый текст [см.: 11].
обличения. Его труд — целостная система мира, в которой человек, выполняя свои земные дела и обязанности, занимает главное место. Поэтому так пристально внимателен Симеон в своем труде к социальным ролям человека, его поведению, морали. В человеке автора «Вертограда.» интересует и душа, и тело, и добродетели, и грехи. Книжная культура эпохи барокко насыщена поэтическими, философскими и эмблематическими определениями человека в многообразных состояниях, и верующего, и разумного, и чувствующего, и деятельного. Земная жизнь человека, его социальные роли (царь, священник, инок, мудрец, философ, поэт, врач, купец, воин, начальник, богатый, нищий, муж, жена, юноша, друг, враг и др.), его нравственные ценности (добронравие, злонравие, достоинство, зависть, милость, злость, любовь, ненависть, разум, безумие, гордость, смирение, совесть, скупость и др.), его социальные состояния (братство, гражданство, вдовство, «бедство», власть, слава и др.), наконец, свойства души и тела (вера, воздержание, пища и питие, воля, нрав, болезнь, смерть, скорбь, печаль, сердце, слепота/видение, око, блуд, похоть, вина, гнев, горе, терпение, и др.) — все это многократно в стихотворных формах находит многообразные поэтические описания в обширном труде. Приведенные и далеко не полные перечисления взяты нами из «Оглавления вещей.», своего рода индекса «поэтической энциклопедии», составленного самим автором [11, с. 9 — 24]. Само название индекса не может не напомнить широко известные в Европе XVII в. сочинения уже упоминавшегося здесь Яна Амоса Комен-ского: «Преддверие вещей и слов», «Vestibulum Rerum et Linguarum» — энциклопедический учебник латинского языка 1631 г., переведен на 16 языков мира; «Мир чувственных вещей в картинках» («Orbis Sensualium Pictus»), 1658 г., Нюрнберг — двуязычный, латинско-чешский учебник для детей.
«Вертоград.» Симеона выполнял и назидательные, и проповеднические задачи. Автор в Предисловии осознает себя «душеврачевате-лем» и «выращивает» свои «цветы» для излечения самых разных человеческих недугов: уга-шения «пламеней ярости и похоти», смирения гордости и т.п. Книга им написана во славу Господа (Бог прославляется им в 17 виршах, кроме того, в стихах о Благодати, Благости, Благотворении, Бедах, Веселии, Гневе, Грехе и прочих; отдельно многочисленные стихи посвящены Христу), вообще весь текст пронизан морализующей и проповеднической идеей представления Мира как Творения Божьего. Это и есть центральная, скрепляющая текст идеология, со-
знательно, как содержательно, так и формально примененная автором, вооруженным всеми правилами риторического барочного литературного искусства. Однако и о своих нуждах автор не забыл, «поелику нуждно к доволному препитанию мене грешного.» [11, с. 7].
Совершенно очевидно, что «Вертоград многоцветный» — произведение, располагающееся на границе двух культур: древнерусской книжной и европейской барочной. Автор, как мы видели, совершенно осознанно берет на себя роль переносчика «цветов» из одного «сада» в другой. Эта его задача станет еще более понятной, если обратиться к исследованию Антони Хип-писли, который нашел и идентифицировал непосредственные источники около половины из всех стихов автографа Симеона. В статье «Иезуитские источники "Вертограда многоцветного" Симеона Полоцкого» [10, с. 23 — 40], опираясь на исследования И.М. Тарабрина, П.П. Филипповича и А.И. Белецкого, Хипписли исследует эти источники, а в комментариях к трехтомному изданию «Вертограда.» приводит их все. Латинские тексты, с которыми работал Симеон, создавая свою «поэтическую энциклопедию», были написаны как богословские просветительские трактаты: священниками-иезуитами, немцами Матиасом Фабером (Concionum opus tripartitum) и Иоганном Меффертом (Hortulus Riginae), анонимным автором (Magnum speculum exemplorum) и бельгийцем Жаком Маршаном1 (Hortus pastorum). Таким образом, Симеон для
1 Благодарю за уточнение имени, а также факта
непринадлежности Ж. Маршана к «Обществу иезуитов» М.А. Корзо.
реализации своих проповеднических, просветительских и общемировоззренческих задач брал за образцы стихотворных творений темы и идеи, а также поэтические и жанровые формы развитой религиозной барочной литературы XVII вв., в том числе проповеди иезуитов-богословов, пересаживая «цветы» из одного сада, как сам определил свою задачу Симеон, в свой домашний сад. Несмотря на гонения и запреты его трудов на Соборе 1690 г. патриархом Иоакимом, Симеон Полоцкий своим творчеством проложил путь в русской культуре к энциклопедическому знанию и привил вкус своим ученикам к такому роду творчества, подготовив тем самым дальнейшее развитие российского просвещения.
И последнее, что следует отметить. Начальный этап энциклопедического творчества, безусловно, — авторское дело, идеологически жестко ориентированное и тесно связанное с удержанием, систематизацией и целостным представлением знаний о мире. Христианская книжная культура включает в этот мир Творца, Его Создателя. Уверенность в идентичности Книги природы и Книги, созданной Богом, и была достаточным основанием для создания всех энциклопедических по своей форме христианских текстов, она же, полагаю, вела и барочных авторов по пути ко все расширяющемуся книжному знанию, залогу будущей учености.
Библиографический список
1. Аверинцев, С.С. Два рождения европейского рационализма // Вопросы философии. — 1989. - № 3.
2. Белоброва, О.А. Физиолог // Словарь книжников и книжности Древней Руси (XI — первая половина XIV вв.) — Л., 1987.
3. Михайлов, А.В. Поэтика барокко: завершение риторической эпохи // А.В. Михайлов Язык культуры. — М.,1997.
4. Прохоров, Г.М. Шестодневы // Словарь книжников и книжности Древней Руси (XI — первая половина XIV вв.). — Л., 1987. — С. 478 — 483.
5. Русская силлабическая поэзия XVII — XVIII вв. — Л., 1970.
6. Сазонова, Л.И. «Вертоград многоцветный» Симеона Полоцкого (эволюция художественного замысла) // Симеон Полоцкий и его книгоиздательская деятельность. — М., 1982.
7. Сазонова, Л.И. Поэзия русского барокко. — М., 1991.
8. Сазонова, Л.И. Литературная культура России. — М., 2006. — Гл. V.
9. Чумакова, Т.В. Древнерусская энциклопедия: «Луцидарус» // Философский век: альманах. — Вып. 27; Энциклопедия как форма универсального знания: от эпохи просвещения к эпохе Интернета. — СПб., 2004.
10. Hippisley, A.A Jesuit Sourse of Simeon Polotsky's Vertograd mnogotsvetnyi // Oxford Slavonic Papers. N.S.XXVII (1994). - P. 23 - 40.
11. Hippisley, A. and Sazonova, L.I. Foreword D.S. Lichachev. Köln, Weimar, Wien, 1996. Vol. 10,1 (Bausteine zur Slavischen Philologie und Kulturgeschichte. Reihe B: Editionen Neue Folge / Hrsg. von K. Gutschmidt, H-B. Harder und H. Rothe). P. lv.
