CC BY
63
УДК 947
ОСТРОЕ ПЕРО НАРОДНИКА. ПУБЛИЦИСТИКА А.В. ПЕШЕХОНОВА В МЕЖРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД (1907-1916 гг.)
© Ольга Львовна Протасова
Тамбовский государственный технический университет, кандидат исторических наук, доцент кафедры связей с общественностью, e-mail: [email protected]
Рассматриваются малоизученные страницы истории русской общественно-политической мысли и публицистики. Исследуется творчество А.В. Пешехонова в межреволюционный период (1907-1916), когда его интеллектуальная и творческая активность достигли наибольшей широты и разносторонности.
Ключевые слова: публицистика; революции; «Русское богатство»; общественно-политическая мысль.
В последней четверти XIX - начале XX в. одним из наиболее заметных журнальных изданий России был толстый ежемесячник «Русское богатство», детище писателей-пуб-лицистов народнического направления. В отечественной (а тем более - зарубежной) историографии отсутствуют труды, посвященные этому значительному явлению русской общественной и культурной жизни. Уже поэтому анализ некоторых сюжетов и страниц его истории представляется актуальным. В советские времена творчество пи-сателей-народников, конечно, изучалось, но крайне односторонне, с точки зрения полезности их как «певцов народного горя» и в то же время недостаточной революционности, т. к. писали они обычно не о пролетариях, а о крестьянах. В постсоветское время народничество как научная проблема и вовсе уступает место другим - появилась возможность изучать ранее запретные темы или пересматривать отношение к изученным тенденциозно. В данной статье мы рассмотрим публицистическую деятельность одного из самых ярких представителей народнического направления, многолетнего сотрудника журнала «Русское богатство» - Алексея Васильевича Пешехонова.
В истории журнала, основанного в 1876 г., были три важнейших периода. Первый связан с редакторством Н.Н. Златовратского; в это время в «Русском богатстве» сотрудничали такие известные публицисты, как С.Н. Кривенко, П.В. Засодимский, НИ. Наумов и др. В 1883-1891 гг. «Русское богатство» издавалось А.В. Оболенским. В тот период в журнале стали пропагандироваться религиозно-нравственные взгляды Л.Н. Тол-
стого. Наконец, третий период его истории начался, когда руководство им принял на себя корифей нового поколения народничества -Н.К. Михайловский. Именно тогда в журнал пришли Н.Ф. Даниельсон, С.Н. Южаков,
Н.Ф. Анненский, а в 1899 г. - А.В. Пешехонов.
Алексей Васильевич Пешехонов (18671933) - одна из ярчайших фигур «неонародничества». Выходец из многодетной семьи сельского тверского священника, в трехлетнем возрасте лишившийся отца и вскоре принявший на себя заботы о многочисленном семействе, этот «разночинец» исключительно своим талантом, энергией, умом, страстным желанием быть полезным стране и народу добился многого в жизни. Даже его идейные оппоненты признавали незаурядность его натуры, а главное - кристальную честность и порядочность. Не получив в юности систематического образования, Пешехонов тем не менее овладел многими профессиями и знаниями, особенно в области экономики. Познав природу и нравы деревни и крестьянства «изнутри», он был одним из наиболее авторитетных теоретиков-аграр-ников. Пешехонов был чрезвычайно активен и как общественный и политический деятель, он стоял у истоков народно-социалистической партии, а в 1917 г. три месяца был министром Временного правительства. Позже, в эмиграции, он фактически стал зачинателем движения за возвращение в Россию, которое всколыхнуло русскоязычное население Европы, как цунами. Впрочем, эта тема заслуживает отдельного рассмотрения. Мы же проанализируем публицистическую деятельность Пешехонова в самый, пожалуй, плодотворный для него период - между дву-
мя революциями, когда рупором общественных и политических взглядов для многих стала журналистика. Революционные партии ушли в подполье; общественная мысль переключилась на изучение уроков недавнего катаклизма.
Основным содержанием работы Пешехо-нова в указанный период стало сотрудничество в «Русском богатстве», где он не первый уже год вел хронику внутренней жизни России, откликаясь на важнейшие события. Проблематика его статей расширилась по сравнению с прошлым, «политико-хозяйственным», периодом. Теперь его интересы захватили и область морали, эстетики, художественной литературы, не оставляя в тени и экономику вкупе с политическими событиями.
Писательскую школу Алексей Васильевич проходил у знаменитого В.Г. Короленко, прозванного «совестью русской интеллигенции». В течение многих лет их связывала тесная и преданная дружба. Все, что делал Учитель, для Пешехонова являлось заповедями. Вот несколько уроков писательского мастерства по Пешехонову-Короленко.
Писатель не должен быть абстрактен, исходить из общих схем, дедуцировать. Нужно накапливать материал, записывая и систематизируя его, а затем стремиться к синтезу. Статья должна быть всегда как можно более сконцентрированной - хуже всего, когда в статье материал на три четверти листа, а она занимает целых три. «У меня, - говорил
А.В. Пешехонов, - уже выработался нюх, и, прочтя статью, я понимаю, в чем дело: был ли у автора материал, но его не использовал, либо и материала было мало - и легко могу указать, каков должен быть размер статьи» [1].
Пешехонов сознавался, что к беллетристике он подходил с точки зрения занимательности: «возьму рукопись на ночь - и если не засну, значит, автор даровит» [1, с. 59]. Помимо дарования от автора требовалось бережное и точное обращение с фактами. Сам Алексей Васильевич мог целыми днями сидеть за письменным столом, изучая материалы. Чтобы начать статью, ему требовался импульс. Обычно перед статьей он долго «раскачивался»: ходил хмурый, в дурном настроении... словом, лиха беда - начало. Зато стоило ему простудиться, недоспать, почувствовать себя несколько нездоровым, статья, как по мановению волшебной палоч-
ки, начинала писаться. Он признавал, что трудно сочинить первые полстраницы - куда труднее, чем статью в 2-3 листа, раз она уже начата. Писал он чаще всего набело, на по-лулистках, с полями, четким, даже изящным почерком, почти без помарок. Работал аккуратно, но порывами, «запоем». Во время таких «запоев» публицист не спал до поздней ночи, неслышно расхаживая по своему кабинету в мягких тапочках и нещадно губя организм никотином, иногда выкуривал до ста папирос в день.
Как и его бесценный учитель В.Г. Короленко, Пешехонов отдыхал от работы за пасьянсом, который, по его признанию, «помогает мысли перестраивать». Правда, по словам А.Ф. Пешехоновой (супруги Алексея Васильевича), Владимир Галактионович
«знал пять пасьянсов, а А.В. всегда только один раскладывает» [1, с. 80]. Вслед за Короленко Пешехонов увлекся сапожным ремеслом: сам шил и чинил сапоги.
По воспоминаниям литератора Д.А. Лу-тохина, хорошо знавшего писательский бомонд, можно судить о том, сколь авторитетен был Пешехонов в писательской среде, несмотря на неоконченное образование. Помимо яркого и узнаваемого стиля, у него была смелость, точнее, бесстрашие - и ни преследование цензуры, ни критика оппонентов его не обескураживали. «Запустить парфянскую стрелу в стан врагов и потом наблюдать смятение, вызванное в этом стане, - большое наслаждение», - говаривал он. И в России, и позже, в изгнании, когда он оказался под обстрелом критики с самых разных сторон, он не без любопытства читал отклики писательских «собратьев», собирал эти статейки и составил изрядный тюк вырезок о себе. Д.А. Лутохин замечал: «Тогда как часто и большие люди плохо переваривают суд над собой, даже суд глупца, - нервничают, омрачаются - А.В. не без удовольствия знакомился с резкими выпадами против себя, ибо всегда бы уверен, что сумеет противнику воздать сторицей» [1, с. 80].
Завершим портрет Пешехонова-публи-циста словами о нем того же Лутохина. «Громадный ум, честный ум, ум, всегда доделывающий до конца логическую работу, побуждает А.В. не размениваться на мелочи, а брать большие вопросы и подходить к ним с какой-нибудь новой стороны. По природе
ума своего А.В. теоретик - и притом типа математического, если воспользоваться его собственным делением умственных работников на две основные группы - математиков и филологов. Вероятно, из Пешехонова вышел бы первоклассный ученый, если бы не отврат к теории и не жгучая потребность разрешения практических вопросов русской действительности. Но умение отвлечься от мелочей и способность объективно анализировать и ставить точные диагнозы пригодились ему и как публицисту» [1, с. 181].
Будучи долгое время обозревателем внутренней жизни страны, Пешехонов определенно, без полутонов, высказывал свое отношение к власти, к обстановке в России. Цензура, конечно, существовала, но своим существованием лишь оттеняла его оценки, хотя он и жаловался, что приходилось «обходить острые углы, закругляя трудные периоды и ставить в опасных местах знаки препинания» [2].
Это время в целом рисовалось ему в мрачных красках. Чего стоят, например, такие слова, повторенные неоднократно: «Как в темную ночь живем мы». Страх внушали не репрессии, а разложение в глубине народной жизни, которое могло начаться вследствие правительственной реакции.
Оставаясь в непримиримой оппозиции к царскому режиму, Пешехонов давал оперативную, часто детальную характеристику его действий. Легко проследить некую закономерность: каждое последующее правительство он считал хуже предыдущих, и с течением времени заслуги оппозиционных сил в его глазах соответственно росли, даже если поначалу Пешехонов видел в них мало ценности.
Российское правительство разных составов во все века и времена, по его мнению, было занято тем, что обращало русский народ в «людскую пыль», в «бессвязные толпы», осуществляя принцип «разделяй и властвуй». Ни одного из современных ему государственных деятелей он не удостоил добрым словом. Так, С.Ю. Витте был для сурового критика не более чем честолюбивым чиновником, много лет мечтавшим о премьерстве, дождавшимся нужных событий, которому до революции и конституции «нет никакого дела», потому что «карьера... всецело заслонила от него политику» [3]. Народник обвинял Витте, что «в качестве ми-
нистра финансов он разорил Россию; в качестве премьера он зальет ее кровью... для того только, чтобы спасти и увенчать свою карьеру» [3, с. 140].
Столь же нелицеприятно и предвзято оценивал наш герой и П.А. Столыпина, своей землеустроительной политикой раскидавшего по стране «семена хищничества», всходами которых явились «ненависть и разорение» [4]. Пешехонов отказывал Столыпину даже вправе считаться выдающейся личностью. Он утверждал, что «не ум, воля и талант позволили достичь тому высокого положения и некоторых успехов, а везение, удача на всем протяжении карьеры» [5]. Полярная противоположность взглядов на будущее России и настоящее деревни мешали Пешехонову оценить масштаб деятельности и личности Столыпина. Даже статью на смерть П.А. Столыпина в 1911 г. он назвал, вопреки этическим нормам, «Не добром помянут».
Столь же сурово судил Пешехонов думский парламентаризм. От Думы к Думе нарастало в нем разочарование. В 1910 г. он заявляет, что самодержавие окончательно ожило и оправилось, а конституция может быть легко устранена, и если она существует, то лишь потому, что нужна правительству в качестве декорации перед Европой, у которой придется занимать деньги. «Полезность» Думы с точки зрения внутриполитических интересов правительства Пешехонов видел в том, что она отвлекает основную массу населения от реальных проблем, создавая своим шумом видимость деятельности.
С поражением революции общественнополитическая жизнь России, казалось, замерла, затихла. «Странная неподвижность и вместе с тем удивительная податливость -это сейчас наиболее характерные черты коллективной психологии» [6], - замечал Пешехонов в 1908 г. Упадок в общественном настроении представлялся ему глубоким, но неизбежным: истории всех времен и народов свойственна цикличность, чередование «спусков и подъемов». По его прогнозу, российская общественность находилась в тот момент в состоянии ожидания: кто же первый начнет выходить из спячки и выводить всех? Он считал, что первой должна «начинать» интеллигенция, ведь только под ее водительством можно избежать опасных крайностей движения народных масс - мистиче-
ского анархизма (стремления возложить всю тяжесть проблемы на изолированную личность) и мистического коллективизма, боготворящего безличную массу [6, с. 149].
Вопрос об интеллигенции в связи с революцией обрел в то время широкий философско-этический смысл. Его квинтэссенция выражена в знаменитом сборнике «Вехи» (1909). Пешехонов встретил «Вехи» с крайним негодованием как «поход против интеллигенции», уверяя читателей, что авторы сборника ставили перед собой задачу опорочить русскую интеллигенцию со всех сторон. Пылкий народник обвинил авторов «Вех» в ненависти к «народничеству». Со всей присущей ему искренностью он винил их в «ре-акционизме», в том, что проблемы, поставленные ими, надуманы, что авторы, стараясь очернить интеллигенцию, как бы зачеркивают написанное друг другом: то, что одному видится тяжким грехом, для другого добродетель. Главное же, по мнению строгого критика, заключалось в том, что авторы не предложили, в свою очередь, пути, по которому она должна направить свое развитие. Поэтому истинной целью сборника он счел намерение «произвести скандал» [7]. В данном случае Пешехонова нельзя назвать справедливым: каждый автор высказывал свое понимание российской жизни, свои наблюдения и прогнозы, многие из которых, как ни печально, в дальнейшем подтвердились опытом будущих социальных потрясений в стране и за ее пределами.
То, что Пешехонову, и не ему одному, казалось безвременьем, спустя десятилетия видится вполне нормальной разносторонней общественной жизнью, которая не может пробавляться только политикой. Недостаток острых политических ощущений с лихвой компенсировался невиданным всплеском культурной активности. Это было время философских, художественных исканий, рождения новых путей в различных сферах знания, переоценки ценностей в области морали, этики, чему события начала века дали обильную пищу. Большинство этих новых веяний отрицательно воспринимались мэтрами народнической мысли как проявления аморализма, упадка, обскурантизма. Имена Ремизова, Арцыбашева и других представителей «серебряного века» были для Пешехо-нова и людей его духовного склада одиозны.
Народники были воспитаны на реализме и воспринимали только реализм. Порой, не затрудняя себя тонкостями и различиями литературных течений и групп, Пешехонов в своих критических статьях ставил в один ряд совершенно разных писателей. Так, Леонид Андреев был оскорблен, увидев свое имя рядом с именами К. Чуковского и М. Арцыбашева, о чем он писал Пешехонову.
«Да, надо заново грады строить, - жаловался Пешехонов в 1907 г. своему другу
В.А. Розенбергу, редактору «Русских ведомостей». - А как - никто не знает. А публика зачитывается... Саниными, Кузьминым и приходит в неистовство от Айс. Дункан. Радикальные и толковые публицисты, живущие на гроши, по 15 рублей за билет платят! Это факт! Чепуха какая-то» [8].
Столь острое неприятие современной ему культурной жизни России теперь, наверное, мало у кого вызовет сочувствие. Но у Пешехонова были свои, весьма определенные эстетические вкусы, отражающие его цельную натуру народника. По воспоминаниям его жены, Алексей Васильевич в художественной сфере тяготел ко всему народному, а классическое искусство не жаловал: «в оперу и концерты не ходил, уверяя, что ему доступны только русские народные песни» [9]. В этом, несомненно, проявились особенности культурного формирования Пешехонова как человека из провинциального захолустья. В целом же с ним произошла характерная для профессионального политика метаморфоза - сужение бескрайнего поля жизни до рамок политического измерения. Пешехонов выше всех русских поэтов ставил Некрасова, коего постоянно цитировал, а из прозаиков особенно жаловал Глеба Успенского, в котором ценил не художественность (она для него была второстепенна), а гражданский пафос. Да и сама работа в журнале. исключая литературоведение, стала разновидностью политики, определенной идеологии, что заведомо предполагает односторонний подход к явлениям литературы и жизни.
Если общественной жизни России и был присущ в то время спад, то к Пешехонову это никак не относилось. В то время, когда другие радикалы, разочарованные неудачей революции, убывали в эмиграцию или ссылку, уходили в подполье или вообще от политики, увязали во внутрипартийных разборках, он
переживал самый плодотворный момент своей творческой биографии, опубликовав бесчисленное множество статей, очерков, заметок.
Книги и статьи Пешехонова, носившие в большинстве своем антиправительственный характер, постоянно навлекали на автора судебные санкции и часто конфисковывались. Сам Пешехонов за принадлежность к народным социалистам и свои произведения многократно бывал под судом. До Февральской революции он, по его подсчетам, провел в одном только здании судебных установлений от двух до трех месяцев [10]. Судили его так часто, что и председатель судебной палаты, и ее члены отлично его знали. Адвокатом Пешехонова обычно был О. О. Грузенберг, который обычно вел процессы, связанные с «Русским богатством», бесплатно. В 1912 г. Пешехонов был приговорен к годичному заключению в Двинской крепости, где и отсидел, не переставая посылать свои материалы в журнал. Крепость Пешехонову понравилась: режим был вполне свободный, только все дороговато. «.Нам. здесь лучше, чем товарищам по «РБ» на воле» [8, л. 1], - писал он из своего заключения.
С началом Первой мировой войны А.В. Пешехонов, подобно многим публицистам и политикам, посвящал свое внимание ей. Как правило, новые публикации носили скорее философский, аналитический, чем практический характер. Автор пытался осмыслить соотношение категорий «отечество» и «человечество», предсказать течение и результаты войны, представить масштабы бедствий... В одном отношении ожидания Пе-шехонова сбылись. Мировая война сделала то, чего не могли сделать все революцион-
ные и либеральные партии вместе взятые -народная стихия поднялась и смела освященный многовековой историей самодержавный строй. Этот грандиозный по своей значимости переворот свершился почти бескровно. В России сложилась принципиально новая политическая ситуация, открывшая простор широким демократическим процессам в стране. В наступившем на политическом календаре новом 1917 г. должны были выдержать проверку и другие социальные и политические представления: о творческом потенциале масс и перспективах народовластия, о жизненности программных и тактических установок социалистических партий, включая народных социалистов. Самому Пешехонову судьба подарила шанс попытаться реализовать себя, претворяя в жизнь не в теории, а на практике важнейшие свои идеи. Этим шансом он не преминул воспользоваться.
1. Лутохин Д.А. Зарубежные пастыри // Минувшее. М., 1997. Т. 22. С. 78.
2. Русское богатство. 1905. № 3. С. 164.
3. Там же. 1905. № 10. С. 136-137.
4. Там же. 1911. № 10. С. 135.
5. Там же. 1911. № 9. С. 170.
6. Там же. 1908. № 9. С. 132.
7. Там же. 1909. № 4. С. 126.
8. Отдел рукописей РГБ. Ф. 251. К. 18. Д. 34. Л. 6.
9. Отдел рукописей РГБ. Ф. 225. К. 1. Д. 64. Л. 7.
10. Пешехонов А.В. Первые недели // На чужой стороне. Берлин, 1923. № 1. С. 260.
Поступила в редакцию 18.03.2010 г.
UDC 947
THE SHARP STYLUS OF THE POPULIST. A.V. PESHEHONOV’S ESSAYS DURING THE INTERREVOLUTIONARY PERIOD
Olga Lvovna Protasova, Tambov State Technical University, Candidate of History, Associate Professor of the Public Relations Department, e-mail: [email protected]
The article examines the poorly-studied pages of history of socio-political thinking and essays. The article studies A.V. Peshekhonov’s oeuvre of the inter-revolutionary period (1907-1916) when his multifaceted intellectual and creative activity reached its maximum breadth and versatility.
Key words: essays; revolutions; “Russkoye bogatstvo”; socio-political thinking.
