CC BY
29
Важными представляются договоренности, касающиеся туркменских трубопроводов. Во-первых, запланировано продолжить сотрудничество в строительстве Прикаспийского газопровода, призванного расширить поставки туркменского газа через Россию в Европу. Во-вторых, активизировать участие РФ в прокладке внутреннего газопровода Восток-Запад, долгое время бывшего камнем преткновения в отношениях двух стран. При этом один из пунктов соглашения предусматривает согласование с РФ новых направлений поставок туркменского газа на рынки Европы. Также было принято решение об усилении участия российских компаний в техническом переоснащении ведущих отраслей экономики РТ, которое нашло отражение в соглашении о расширении стратегического сотрудничества в области энергетики и машиностроения. Кроме того, намечено привлечь российские компании к участию в проектах в нефтяной и нефтеперерабатывающей отраслях, включая освоение углеводородных ресурсов туркменского сектора Каспийского моря, а также к созданию инфраструктуры для транспортировки нефти и продуктов ее переработки. Большая роль в техническом переоснащении туркменской экономики отводится российской государственной корпорации «Ростехнологии». В том случае, если достигнутые соглашения получат практическую реализацию, можно ожидать, что российско-туркменские отношения выйдут на новый уровень.
«Россия и новые государства Евразии», М., 2010 г., № 1, с. 84-89.
Е. Кузьмина,
кандидат политических наук ОСОБЕННОСТИ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ СИТУАЦИИ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Центральная Азия, прошедшая 18-летний период становления новых независимых государств, является одним из геополитических регионов мира, оказывающих влияние на мировые процессы. Она представляет значительный интерес для мировых и региональных политических игроков. В данной статье мы проведем анализ внутриполитических особенностей региона, способствующих или препятствующих его единству. Поскольку Центрально-
Азиатский регион находится в стадии становления, считаем необходимым проанализировать интересы и возможности крупных внешнеполитических игроков, влияющих на формирование регионального единства. Входящие в Центрально-Азиатский регион страны различаются по политическому и социальному устройству, организации экономической жизни, стратегическим приоритетам во внешнеполитической сфере. Однако в политическом развитии государств региона существует и ряд общих черт.
Государства Центральной Азии после распада Советского Союза прошли значительный путь к становлению своей государственности. Территориально эти государственные образования оформились лишь в 1924-1936 гг. в качестве союзных республик СССР. До второй половины XIX в. на территории Центральной Азии существовали три многонациональных государства - Бухарский эмират, Кокандское и Хивинское ханства, никак не затрагивавшие ареалы национального проживания. Затем значительная часть этих территорий вошла в состав Российской империи. На этой территории в советский период не существовало национальных государств, хотя уже в это время шел процесс укрепления политических возможностей тех наций, которые являлись в республиках титульными. Костяк политической, экономической и культурной элиты в регионе был сформирован еще в советский период. При советской власти традиционные структуры центрально-азиатских социумов (регионализм, клановость) формально игнорировались, шли перманентные чистки партийно-номенклатурной элиты, но параллельно шел и процесс укрепления кланового самосознания народов Центральной Азии. В результате в регионе еще в период существования СССР произошел синтез авторитарно-иерархической власти Советов с традиционной схемой общественных отношений. Это привело к тому, что с обретением независимости в 90-е годы XX в. центральноазиатские элиты не претерпели кардинальных изменений, как в России, где элитарное сообщество обновилось более чем наполовину. Исключение в какой-то мере составляет лишь Таджикистан, прошедший через жестокую гражданскую войну, в котором политическая элита пополнилась религиозными деятелями.
Ни одна из стран не имеет мононациональной структуры, хотя титульные нации составляют от 60 до 90% населения. При этом в каждом государстве имеется широкий диапазон национальных меньшинств. Такая полиэтничность оказывает значительное давле-
ние на решение внутриполитических проблем. Все центрально-азиатские государства во главу угла своей внутренней политики ставят вопрос укрепления национальной составляющей для формирования мононациональной государственной идентичности. М.А. Хрусталёв правомерно выделил две основные задачи, стоящие перед правящей элитой центральноазиатских государств в связи с полиэтничностью региона и этнократическим характером власти в Центральной Азии: консолидацию титульных этносов и легитимацию этнократии.
С обретением независимости в странах Центральной Азии стал еще более укрепляться регионализм. В Киргизии это - деление на Север-Юг, в Таджикистане, Туркменистане и Узбекистане - на региональные кланы, в Казахстане - на старший, средний и младший жузы. Выстроенная в странах Центральной Азии жесткая вертикаль верховной власти плавно перетекает в многочисленные властные клановые пирамиды. Разрушить клановые связи не удалось ни одному президенту. Они лишь уравновешивают эти связи частыми кадровыми перестановками без скидок ближайшему окружению. Само явление клановости отражает традиционно-патриархальные и социокультурные устои населения. Суть их заключается в том, что основная масса населения относится к институту государственной власти как к системе справедливого распределения социальных и материальных благ. Такая этносоциальная структура общества позволила сформировать элиту «по принципу клиентелы, в основу которой была положена протекция вышестоящих руководителей родственникам и землякам в обмен на их лояльность». При общности принципа формирования региональных элит в каждой из стран Центральной Азии клиентарная модель формирования и функционирования элиты имеет свои особые черты.
Важной специфической чертой политического сознания народов Центральной Азии является тот факт, что лидер государства ассоциируется с отцом нации, наделенным этой же общиной неограниченной властью. Это позволило всем президентам вне зависимости от срока нахождения у власти постепенно и поступательно укреплять институт президентства как инструмент личной власти. Главы двух крупнейших государств региона - Казахстана и Узбекистана - Н. Назарбаев и И. Каримов - находятся у власти с 1991 г. Они, как и президент Таджикистана Э. Рахмон, использовали лимит демократического пребывания на своих выборных постах. Раз-
громив своих потенциальных соперников и ослабив оппозицию, эти лидеры имеют достаточно прочные позиции и конституционно укрепили статус президентских республик. В Туркменистане еще первым президентом страны была создана система неограниченной власти монархического типа. Новый президент Г. Бердымухаммедов, приступивший к управлению страной после смерти Туркменбаши («отца всех туркмен») С. Ниязова в конце 2006 г., произвел ряд изменений во внутренней политике государства, не затрагивая основ сверхсильной президентской власти. Таким образом, повсеместно наблюдается тенденция укрепления личной власти президента.
Другой специфической чертой политических систем центральноазиатских государств, связанной с особенностями этносоциального обустройства регионального общества, является делегирование президенту функций разных ветвей власти. Разница в страновом разрезе заключается лишь в объеме делегируемой власти. Если в Киргизстане и Казахстане создается впечатление меньшего влияния главы государства на законодательную и судебную ветви власти, то в Туркменистане, Узбекистане и Таджикистане президентская власть не ограничивается никакими условностями.
Юридически государства Центральной Азии являются демократическими республиками - регулярно проводятся выборы президентов и членов парламентов, существует разделение функций властей и т.п. Но фактически демократия в регионе имеет определенные ограничения в сравнении с классическими западными образцами. Таким образом, в государствах Центральной Азии действуют так называемые делегированные демократии, которые более адаптированы к существующей традиционной структуре региональных сообществ.
Такое положение поддерживается большинством населения центральноазиатских стран, исключение составляют лишь небольшие группы оппозиции. Особенностью оппозиции в странах Центральной Азии является то, что она формировалась не на основе создания партий, имеющих в своих программах различные взгляды на управление страной или являющихся выразителями разных социальных слоев общества, а в результате удаления ряда политиков от власти по различным политическим и экономическим причинам. Это явно видно на примере наиболее приближенного к абсолютной монархии Туркменистана, где все лидеры оппозиции (и живущие за границей, и пребывающие в заключении) находи-
лись в разное время на высших государственных должностях. Такое же положение и в наиболее «демократичных» Казахстане и Киргизии, где любой лидер оппозиции был в свое время чиновником высокого ранга. Официальные оппозиционные силы действуют в рамках, дозволенных властью, и под ее тотальным контролем (Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан). В Туркменистане и Узбекистане есть и оппозиция, выдворенная за пределы страны. В первом случае оппозиция значительно ограничена в своих действиях по реформированию политической системы страны, во втором - она не в состоянии активно влиять на политическую жизнь своей родины.
Во всех странах Центральной Азии в 2000-е годы проводились парламентские реформы. Главной причиной проведения этих реформ было предотвращение раскола элиты и дестабилизации общества. По мнению аналитиков, перманентные конституционные реформы могут оказаться достаточно эффективным инструментом в вопросе стабилизации политического процесса, поскольку они позволяют менять правила политической «игры» в широком диапазоне, не выходя за рамки конституционно-правового поля. Кроме того, парламентские реформы позволяют деполитизировать крупные бизнес-группы, если не нейтрализовать, то ослабить их политическое давление на власть. Это наиболее очевидно на примере Казахстана. Хотя некоторые казахстанские компании еще представлены в системе законодательной власти, но наиболее влиятельные банковский и нефтяной секторы оказались за пределами парламента. На сегодняшний день достигнут альянс верховной власти с крупным бизнесом, ориентированный на стратегические цели государства, включая вхождение в 50 наиболее конкурентоспособных стран мира. Крупный бизнес получил власть не через выборы и политические партии, а благодаря административному ресурсу. Создание госхолдинга «Самрук», фонда «Казына», социально-предпринимательских корпораций, союза «Атамекен», программа «30 корпоративных лидеров», акции по легализации собственности, наличие своих ставленников в администрации президента, правительстве, Нацбанке, акиматах и т.п., - все это фактически привело к тому, что интересы крупного бизнеса, как частного, так и государственного, попросту стали государственной политикой. По мнению Д. Ашимбаева, в стране возникли две мало связанные между собой реальности. В одной есть парламент, правительство, «Нур Отан», политическая и административная рефор-
ма, СМИ, электорат и пр. В другой - крупный бизнес (банковский, строительный, металлургический, нефтяной) и госкорпорации. Объединяет их только фигура главы государства, признаваемого в качестве гаранта стабильности в «обоих мирах».
Примерно на тех же принципах осуществляется взаимодействие власти и бизнеса и в других странах региона. Естественно, в каждом государстве есть свои нюансы этого взаимодействия, но роль президента как арбитра межэлитных противоречий и гаранта стабильности связей бизнеса и власти четко прослеживается во всем регионе.
Фактически элиты государств Центральной Азии имеют чрезвычайно узкие политические возможности, вызванные особенностями модернизационных процессов, которые характерны для стран исламского Востока. В таких государствах успешно реализуются лишь две модели политического развития. Это - авторитарный светский режим со всеми присущими ему недостатками (кла-новость, деспотизм, коррупция) и исламская теократия. Несмотря на повсеместное возрождение религиозного самосознания, все государства региона избрали светский путь развития. Можно согласиться с мнением О. Руа, что авторитарная модель государства семейного типа, выбранная лидерами Центральной Азии, опирается на частичную социально-экономическую модернизацию (внедрение рыночных институтов, создание условий для развития социальных групп капиталистического общества) и на секулярное развитие. При этой модели роль религии в политике и экономике страны минимизируется. По этому пути наиболее успешно продвигались Египет, Иордания, Индонезия (до своей «цветной революции» в 1998 г.). Пиком политического развития этой модели является своеобразный вариант демократии, при котором сохраняется сильная роль личной власти лидера страны, армии и спецслужб. Наиболее ярким примером здесь служит Турция.
В некоторых странах Центрально-Азиатского региона (Узбекистан, Таджикистан и Туркменистан) в перспективе возможно усиление исламского фактора во внутригосударственной политике. Это связано как с социокультурным и религиозным сознанием населения этих стран, так и с низким социально-экономическим уровнем развития этих стран, который еще более снизится в связи с расширяющимся мировым экономическим кризисом.
Страны Центрально-Азиатского региона характеризуются большими различиями по уровню социально-экономического раз-
вития при довольно низком общем уровне. Четко выделяются два полюса. Один из них представляет Казахстан, другой - все остальные страны. На Казахстан приходится 69% общерегионального ВВП, на Узбекистан - 23%. Доли Киргизии и Таджикистана существенно меньше - около 4%. Туркменистан почти не участвует в региональных экономических процессах, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан имеют высокую долю аграрного сектора в экономике, в Казахстане самый высокий уровень промышленного производства. Он также заметно опережает соседей по доходам и сбережениям населения. В этой стране значительно ниже уровень безработицы и бедности.
Ведущую роль в структуре промышленности играют отрасли ТЭК, черная и цветная металлургии и пищевая промышленность. Различие в том, что у Казахстана эти отрасли широко включены в международную экономику, а в остальных странах они работают преимущественно либо на внутренний, либо на региональный рынок. Туркменистан пытается за счет сотрудничества с Китаем выйти на мировые рынки сырья. В Киргизии и Таджикистане в металлургии производятся в основном концентраты руд или черновой металл - начальные стадии металлургического производства.
Узбекистан является главным поставщиком природного газа для Киргизии и Таджикистана. Определенную роль он играет и в поставках легковых автомобилей и сельскохозяйственной техники. Экономическое значение горных Киргизии и Таджикистана определяется тем, что они занимают верховья основных рек Центральной Азии - Амударьи и Сырдарьи - и благодаря расположенным на этих реках и их притоках гидроузлам могут регулировать сток и обеспечивать полив сельскохозяйственных земель в Узбекистане и Казахстане в период вегетации хлопчатника и других культур. Казахстан играет важную роль в обеспечении стран региона хлебопродуктами, жидким горючим и черными металлами. Кроме того, исключительно важна его роль как страны-транзитера, через которую другие центральноазиатские страны выходят на европейский, российский и китайский рынки.
Страны ЦА сильно различаются по характеру и глубине проводимых экономических реформ. Казахстан и Киргизия дальше продвинулись в их осуществлении. В Узбекистане происходит постепенная рыночная трансформация, которая характеризуется наиболее высокой централизацией власти в экономической сфере. В Туркменистане еще более жесткая централизация управления
экономикой страны, и рыночные трансформации идут самыми медленными темпами. Таким образом, за годы суверенного существования сильно возросли различия между странами региона. Они связаны с разной динамикой экономики после пика экономического спада, наблюдавшегося в середине 1990-х годов. Наиболее высокие темпы экономического развития наблюдались в Казахстане и были связаны с быстрым ростом добычи нефти и благоприятной ценовой конъюнктурой на мировом рынке углеводородов, черных и цветных металлов.
Рост экономического веса Казахстана в начале XXI в. пробудил в нем региональные лидерские амбиции. Но эти амбиции вступают в противоречие с установившейся негласной этнокультурной иерархией центральноазаитских народов. Земледельцы-узбеки ментально ощущают некое культурное превосходство над недавними кочевниками - казахами и киргизами, к тому же они являются численно крупнейшей нацией региона. Поэтому экономически подкрепленные амбиции на доминирование в регионе у Казахстана наталкиваются на противодействие Узбекистана, который, в представлении его граждан, имеет на это естественное историческое право. Эта сложная ткань исторических взаимоотношений и современной экономической динамики в регионе ЦА делает реализацию каких-либо проектов регионального сотрудничества весьма проблематичной. Хотя официальные лица Киргизии и Таджикистана поддерживают идеи казахского лидера, однако в республиках зреет недовольство скупкой Казахстаном многих экономических объектов в этих странах. Это еще больше осложняет ситуацию в вопросах интеграции Центрально-Азиатского региона.
Анализ ситуации показывает неоднозначность оценок дальнейшего развития Центрально-Азиатского региона и каждой страны в отдельности. Перспективы интеграции в Центральной Азии не внушают оптимизма. Не был запущен ни один совместный региональный проект (так и не создано реального единого экономического пространства, тормозятся совместные решения экологических проблем). Страны заинтересованы в экономической интеграции с внерегиональными странами, в первую очередь с соседними Россией и Китаем. Имеется сильная зависимость стран региона от этих стран в решении социальных вопросов, в частности безработицы.
Центральная Азия все еще находится в стадии развития и становления. Она обеспечена системой международных институтов
и организаций, но крайне противоречива в вопросах сотрудничества с ними. Народы, населяющие эту территорию, обладают неустойчивой собственной идентичностью. Это отражается в неопределенности внешнеполитических ориентиров центральноазиатских государств, в конкуренции за интеграционные проекты, в противоречиях между региональными институтами и отсутствии действенного сотрудничества в рамках международных организаций. В самих странах это называется многовекторным сотрудничеством.
Начавшийся мировой экономический кризис значительно ослабил экономические позиции государств Центральной Азии. Резкое снижение цен на углеводороды и ряд других природных ресурсов привели к ослаблению производственной и финансовой систем этих государств, что подтолкнет их правительства к укреплению экономического взаимодействия с более богатыми по сравнению с центральноазиатскими соседями странами - с Россией, Китаем, странами ЕС и США, поскольку только эти государства, имеющие значительные финансовые и производственные возможности, могут помочь в преодолении кризиса национальных экономик. Влияние и экономические возможности других государств в регионе различны. Между ними - в силу внешних по отношению к региону причин - еще не достигнут консенсус по распределению сфер влияния в Центральной Азии. Центральная Азия сегодня является ареной борьбы не только за природные богатства, но и за политическое и идеологическое влияние. Наибольший интерес к региону проявляют США, ЕС, Россия и Китай. Эти страны объединяют стремление диверсифицировать источники снабжения углеводородами и маршруты их доставки на свои рынки и укрепить в регионе свои экономические и политические позиции. Эта задача рассматривается в контексте борьбы полюсов мировой политики и экономики за глобальное влияние. Следует подчеркнуть, что страны Центральной Азии выигрывают от соперничества мировых и региональных лидеров. Высокие темпы их роста - во многом результат этого соперничества. Это отдаляет формирование экономического и политического единства региона и создание региональной экономической структуры, а тем более политического союза. Такой вывод можно сделать уже из сегодняшнего положения, когда временные рамки мирового кризиса все еще неопределенны.
Последние восемь лет наблюдается активизация политической и особенно экономической деятельности в регионе соседей -России и Китая. Россия пытается восстановить свои былые пози-
ции, используя существующие преимущества: единство общей государственности на протяжении почти полутора веков и экономическую завязанность ряда отраслей национальных экономик на экономическое единство с Россией, единые транспортные, трубопроводные и даже электрические сети.
Экономические интересы России в Центральной Азии довольно широки. Некоторые из них имеют чисто экономический характер, например импорт и экспорт традиционных товаров, а некоторые тесно смыкаются с внешнеполитическими и геополитическими интересами (нефтегазовый сектор, транспорт, атомная промышленность). Вместе с тем в РФ не выработана единая стратегия политических и экономических отношений со странами Центральной Азии. Все проводимые ныне в регионе совместные экономические проекты осуществляются лишь на двусторонней основе. Ни один из задекларированных многосторонних проектов не работает. Это объясняется как описанной ситуацией в отношениях между центральноазиатскими государствами, так и несбалансированной российской политикой в отношении единого региона. Одной из главных причин российского участия в ШОС является возможность расширения своего влияния на регион и укрепления интеграционных тенденций в сотрудничестве с ним. Россия считает основой усиления своего влияния в регионе развитие сотрудничества со странами в военной сфере и по вопросам безопасности. Это соответствует ее современному внешнеполитическому курсу на укрепление российских глобальных позиций. Именно в вопросах сотрудничества в сфере безопасности прослеживается все более четкий акцент России на развитии многостороннего взаимодействия и интеграции. Москва пытается координировать процессы формирования региональной системы безопасности. Наиболее активно она стала действовать с 2007 г.: по инициативе России подписаны документы, регламентирующие создание в рамках ОДКБ механизма миротворческой деятельности и расширение военно-технического сотрудничества.
Немаловажным фактом выхода России на лидирующие позиции в вопросах формирования региональной системы безопасности является ситуация вокруг американской базы в Киргизии и присутствия войск НАТО в этой республике. Такая непланомерная, часто постфакторальная политика России в Центральной Азии дает и разнонаправленные результаты. С одной стороны, страны региона медленно, но верно расширяют свое сотрудничество с Россией.
С другой стороны, из-за отсутствия российской общерегиональной стратегии сотрудничества регулярно возникают межгосударственные казусы в виде демарша Таджикистана по гидроэнергетическим проблемам после заявлений Д.А. Медведева в ходе официального визита в Ташкент или приостановления Узбекистаном своего участия в ЕврАзЭС из-за нечеткой позиции России в отношении направлений транспортировки туркменского газа по новым договоренностям по Прикаспийскому трубопроводу и САЦ-3.
Китай прошел период своего существования в качестве стороннего наблюдателя в Центральной Азии и разработал стратегию, направленную на то, чтобы, опираясь на ШОС, активно участвовать в решении проблем региона, развивать отношения с его странами, способствовать стабильности и процветанию, а также осуществлять свои стратегические интересы, которые прежде всего сосредоточены в сфере освоения ресурсов Центральной Азии. Хотя никаких официальных доктрин в отношении региона не представлено, но, исходя из конкретных действий Пекина и выступлений в прессе китайских политиков и ученых, можно утверждать, что КНР имеет тщательно продуманную программу взаимодействия с государствами Центрально-Азиатского региона (ЦАР). Китай каждой стране Центральной Азии выделяет собственное место. В целом можно выделить две сферы китайских интересов в ЦАР: сфера безопасности и экономическое взаимодействие. Китайские аналитики выделяют следующие угрозы национальной безопасности для КНР: уйгурский сепаратизм внутри страны, религиозный экстремизм и терроризм на сопредельных территориях, наркотрафик, американское военное присутствие в регионе. Китай старается сохранять стабильное положение в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР), населенном в основном уйгурами-мусульманами, которые не раз высказывали свое намерение создать независимое уйгурское государство. По мнению китайской стороны, сепаратистский «Восточный Туркестан» имеет опорные пункты в регионе и тесные связи с центральноазиатскими религиозными и экстремистскими организациями, которые являются проводниками между «Восточным Туркестаном» и международными террористическим организациями, в первую очередь с «Аль-Каидой». Пекин настаивает, что это является прямой угрозой национальной безопасности КНР. Китай учитывает и тот факт, что на территории сопредельных центральноазиатских стран проживают уйгуры. Он подталкивает правительства этих государств к ужесточению политики в отноше-
нии местных уйгуров. Так, существует китайско-казахское соглашение, в котором содержится обязательство не вести агитации среди китайских мусульман. Значительные опасения у Китая вызывает ситуация в самих центральноазиатских государствах и Афганистане. В первую очередь, это - вопросы религиозного экстремизма и наркотрафик. В наркотрафике страны региона выступают в основном как страны - транзитеры афганских наркотиков в сопредельные страны и государства Европы. В Китай наркотики поступают из Казахстана и Таджикистана.
Серьезнейшей проблемой геополитического и геостратегического плана стало для Китая появление в Центральной Азии американских и натовских военных баз. Еще более негативно Пекин относится к перспективе длительного военного присутствия США в регионе. Китайская сторона постоянно проводит работу с политическими элитами центральноазиатских государств с целью ограничить масштабы и формы их военного сотрудничества с американцами. Руководство КНР осознает, что имеет недостаточно сил на полномасштабное противостояние США в регионе, и предпочитает создание региональной системы безопасности в рамках ШОС. Китай наращивает свое экономическое присутствие в странах региона, ежегодно увеличивая взаимную торговлю, строя там взаимовыгодные коммуникации. Сотрудничество с Центральной Азией для Китая во многом отождествляется с воссозданием «Шелкового пути». В этом смысле регион выступает для Китая в качестве моста, соединяющего его с Европой и Ближним Востоком. Но Китай воспринимает «Шелковый путь» не только как систему трансъевроазиатских коммуникаций, но и как инструмент своего глобального влияния, распространения технологий, культуры и политических взглядов. Для Китая Центральная Азия важна с точки зрения развития сильно отстающего от восточных провинций Синьцзян-Уйгурского автономного района. Создание благоприятных внешних и внутренних условий для его ускоренного развития - одна из центральных задач китайского руководства.
Фактически в ближайшее десятилетие Россия и Китай будут постепенно превращаться из экономических союзников в экономических соперников в Центральной Азии. Об этом говорят и осуществляемые ныне коммуникационные проекты, и проблемы координации экономического сотрудничества, возникающие внутри ШОС, постепенное вытеснение с центральноазиатских рынков товаров некитайского производства.
На развитие ситуации в Центральной Азии огромное влияние оказывают не только соседние государства - Россия и Китай, - но и находящиеся географически достаточно далеко от ЦАР США и ЕС. Геополитические интересы Америки в регионе весьма весомы. В конце 2005 г. США обнародовали стратегию «Большой Центральной Азии» (БЦА), суть которой заключается в объединении Афганистана со странами Центральной Азии в единый военно-стратегический и экономический регион. Проект предназначен для ограничения влияния в странах региона России и сдерживания экономической экспансии Китая в Центральную Азию. С другой стороны, США посредством создания БЦА предполагают ограничить влияние Пакистана и Ирана на Афганистан. При этом стратегической целью является установление и поддержание доминирующего влияния США в регионе. Экономические интересы Америки связаны с деятельностью работающих в регионе нефтяных компаний. Именно в освоении новых месторождений нефти на США приходится более 1/3 из 40 млрд. долл. прямых иностранных инвестиций, вложенных в Казахстан за годы независимости. Однако практически вся добываемая ими нефть реализуется в Европе. Кроме того, проект БЦА предполагает уделить особое внимание формированию в регионе крупного международного узла транспортировки товаров и сырья, а также модернизации в странах региона сельского хозяйства с целью создания альтернативы выращиванию растительного сырья для производства наркотиков в Афганистане. Основной акцент в разработанной концепции делается на Казахстан. Американские компании уже вложили значительный капитал в нефтяную отрасль страны и намерены продолжать вложения. Они крайне заинтересованы в подключении Казахстана к трубопроводу БТД, расширении Каспийского трубопроводного консорциума (КТК), а также участии Казахстана и Туркменистана в предполагаемом Транскаспийском газопроводе. Здесь интересы США и ЕС совпадают. Ряд американских программ направляется на финансирование экономических проектов для преодоления бедности в Таджикистане и Киргизии. В последнее время США демонстрируют желание наладить энергетический диалог с Душанбе и участвовать в строительстве Джастижумского гидроузла на приграничной с Афганистаном реке Пяндж. Они заинтересованы и в прокладке коммуникаций из Таджикистана через Афганистан к портам Индийского океана и в этом отношении конкурируют с Китаем.
В последнее десятилетие многократно возрос интерес к Центральной Азии у Европейского союза. Объем взаимной торговли ЕС с ЦА в 2007 г. был в два раза больше, чем у Китая, и в 1,5 раза больше, чем у России. При этом необходимо учитывать тот факт, что ЕС - это 27 государств, поэтому при расчетах берется совокупность торгового оборота всех стран, хотя крупнейшими торговыми партнерами и инвесторами являются наиболее крупные экономически и политически государства Евросоюза. В перспективе объемы торговли будут постоянно увеличиваться. Для европейцев главный экономический и одновременно политический интерес в Центральной Азии связан с участием в разработке месторождений углеводородов и с получением их по альтернативным, в обход России, трубопроводам. Посредством сотрудничества со странами Центральной Азии в энергетике ЕС хотел бы ограничить свою зависимость от российских энергопоставок. В этом контексте Евросоюз положительно оценил присоединение Казахстана к нефтепроводу Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД). Он заинтересован в участии Казахстана в проекте Одесса-Броды-Плоцк, а также в реализации Транскаспийского газопроводного проекта, позволяющего наполнить проектируемый европейский трубопровод «Набукко». Однако реализация этого весьма желательного для ЕС проекта из-за начавшегося создания Прикаспийского газопровода и трубопровода Туркменистан-Китай откладывается на неопределенное время.
Другой интерес Евросоюза связан с реализацией проекта ТРАСЕКА, который предполагает создание прямого транспортного коридора, связующего Центральную Азию с ЕС через Южный Кавказ, Турцию, Болгарию и Румынию. Фактически ТРАСЕКА представляет собой западную половину «Шелкового пути». Большое внимание уделяется изучению возможности введения визы ТРАСЕКА, что подразумевает упрощение административных процедур, связанных с прохождением транзитных грузов и сопровождающих их лиц на погранично-таможенных переходах в странах-участницах. В 2007 г. были приняты Стратегия ЕС по сотрудничеству с Центрально-Азиатским регионом и программа этого сотрудничества на период 2007-2013 гг. В Стратегии представлены как общерегиональные сферы сотрудничества, так и проекты двустороннего взаимодействия. По объемам намечаемых инвестиций на первом плане стоит Казахстан с крупными запасами углеводородов. Сотрудничество с Центральной Азией осуществляется на основе подходов и целей, сформулированных в Общей региональной
инициативе и Европейской политике соседства ЕС (ЕПС) в Восточной Европе и на Южном Кавказе. В связи с этим предполагается расширить взаимодействие с центральноазиатскими странами, привлекая их в программы ЕПС и приобщая тем самым к нормам и стандартам ЕС.
США и западноевропейские страны сумели добиться двух значимых результатов в Центральной Азии. Во-первых, это внедрение капитала своих стран в наиболее выгодные отрасли хозяйства региона, причем главным образом в тех сегментах рынка, которые позволяли бы без сколько-нибудь существенных затрат получить в относительно короткие сроки наибольшую финансовую выгоду. Во-вторых, путем весьма продуманной, кропотливой и целенаправленной работы были созданы целые страты в элитных группах центральноазиатских государств, которые ориентировались и действовали в соответствии с определенными поведенческими установками. При этом временной фактор играл в пользу именно такой линии.
Естественная смена поколений в политической элите республик Центральной Азии неизбежно должна была привести к появлению в рядах такой элиты молодых акторов, мышление которых сформировалось в иных исторических реалиях, чем у прежних лидеров, родившихся и выросших в период существования СССР. С учетом этого обстоятельства на Западе имеются надежды на уменьшение роли русского языка и вообще культурной близости с Россией в социализации таких новых элитных групп.
Таким образом, с одной стороны, страны Центральной Азии имеют общие черты внутриполитического развития и формирования внешнеполитических ориентиров. С другой стороны, мировые и региональные лидеры имеют идентичные интересы в сотрудничестве с центральноазиатскими государствами. Эти два фактора позволяют руководителям стран Центральной Азии вести многовекторную внешнюю политику и лавировать между центрами силы. Политика многовекторности не ведет к оформлению общерегиональных интересов, а значит, и к центральноазиатскому региональному единству. Она, наоборот, заставляет их соперничать за экономические инвестиции и политические дивиденды внешних для региона игроков. Такое положение дел может привести к разлому Центральной Азии как единого политического и экономического региона, сохраняя лишь географическую доминанту единства.
«Политэкс», СПб., 2009 г., т. 5, № 3, с. 116-132.
