CC BY
67
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 811.161 Т.В. Кузьмина
ОСОБЕННОСТИ ТЕМПОРАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПОЭЗИИ Б.А. АХМАДУЛИНОЙ (НА ПРИМЕРЕ АНАЛИЗА ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ)
Рассматриваются особенности употребления видовременных форм глаголов в поэзии Б.А. Ахмадулиной на примере анализа стихотворения «Павлу Антокольскому».
Ключевые слова: поэзия, настоящее время, прошедшее время, будущее время, значение, ядерные элементы, периферийные элементы.
Как отметил Р.О. Якобсон, «вопросы соотношения между грамматикой и поэзией настоятельно требуют систематического освещения» [11. С. 215]. С этим трудно не согласиться. На категорию времени стоит обратить пристальное внимание при изучении поэтической системы того или иного автора потому, что «времени принадлежит важная роль в организации художественного текста, в установлении связей между частями целого» [10. С. 92].
Проблема описания грамматической семантики времени в поэтическом тексте, на наш взгляд, очень интересна: несмотря на то, что изучение языка поэзии имеет многолетнюю традицию, внимание исследователей преимущественно было направлено на рассмотрение лексической семантики, фонетики и синтаксиса [1].
Изучение грамматики поэтического текста основывается на трудах Р.О. Якобсона, который в своей ставшей филологической классикой работе «Поэзия грамматики и грамматика поэзии» писал о том, что отношения контраста, близости и смежности между грамматическими временами и числами, глагольными видами и залогами играют непосредственную главенствующую роль в композиции того или иного стихотворения [11. С. 215].
Немаловажное значение в исследовании категории времени имеет и работа В.В. Виноградова о языке поэзии Анны Ахматовой, в которой речь идет об игре времен в лирике поэта: «у Ахматовой нередки временные “прыжки”, которые делают неосуществимой проекцию ее стихов в одну темпоральную плоскость» [4. С. 427]. Вследствие указанных временных «прыжков» образуются острые перебои интонаций и тембра. Создается впечатление, что героиня как бы меняет обстановку и план рассказа в процессе течения речи. Но, с другой стороны, символы-предложения, поставленные рядом, но проектируемые в разные временные плоскости, не двигают «действия» в собственном смысле, а лишь рисуют клочки разнородных движений, пересекшихся в одном фиксированном и, так сказать, остановленном миге (Там же).
«Игра времен», по мнению Н.А. Николиной, происходит по причине того, что в поэтическом тексте могут быть представлены одновременно разные точки отсчета, что приводит к синтаксическим аномалиям, соположению в одном ряду разных граммем времени [7. С. 113]. При этом, по ее мнению, «игра времен» - это характерная черта поэзии XX в.
Е.В. Падучева по-своему определяет разницу между эпическим и лирическим произведением с точки зрения текстовых темпоральных характеристик. Для нее традиционный эпический текст характеризуется нарративным режимом интерпретации, а лирический - речевым. Для эпоса базовое время
- прошедшее нарративное, для лирики - настоящее речевое. Момент речи не принимает участия в интерпретации временных форм в нарративном режиме, это точка отсчета для речевого режима. Речевой режим свойственен произведениям, написанным в форме дневника. Для усиления эксплуатации речевого режима используется прием автокоррекции: текст в этом случае представлен как создающийся автором в момент восприятия читателем (в нарративе автокоррекция невозможна). В одном и том же тексте возможна смена режимов интерпретации - с точки зрения рассказчика к точке зрения лирического героя [8]. Такого рода переходы режимов от нарративного к речевому свойственны и ранней поэзии Б.Ахмадулиной. Можно отметить такую особенность организации её поэтических текстов, как частотность употребления форм императива в речевом режиме коммуникации.
Еще одним отличием лирики от эпоса является внимание к одномоментности, а не процессуаль-ности человеческой жизни. «Если в повести и романе время, прежде всего, событийно, то в лирическом стихотворении - концептуально. Причём концептуальной значимостью обладает не только противопоставление прошлого (прошедшего) - настоящего - будущего, но и такие аспекты категории времени,
как повторяемость (цикличность) - постоянство - уникальность и моментальность - продолжительность» [9. С. 312]. Характеризуя лирику, Ю.И. Левин отмечает, что последняя обладает сильной моделирующей способностью, подавая личное, частное, особенное как общее, общезначимое и общеинтересное. «Лирическое стихотворение самим фактом своего написания имплицитно предполагает, что зафиксированный момент имеет всеобщее значение, что в этом моменте заключён, как в монаде, весь мир. Лирика парадоксально сочетает интимно личное с предельно обобщенным» [6. С. 468].
Лирика характеризуется множественностью референций, отклонением от нормы, речевым режимом интерпретации сообщения, одномоментностью существования, уникальностью, обладает сильной способностью показывать частное как общее. В поэтических текстах используются определенные формы глаголов. Изучение функционирования видовременных форм глаголов в поэзии тесно связано с особенностями композиции стихотворения: «В стихотворном <...> произведении, для которого характерна «теснота словесного ряда», «динамичное напряжение», художественная значимость отдельных грамматических форм слова возрастает, поскольку они связаны с построением всего текста в целом» [12. С. 169].
Во многих исследованиях поэтической речи указывается на предпочтительное использование глаголов настоящего времени. Однако, как отмечает Н.А. Николина, выбор временных форм, организующих художественный текст, определяется интенциями автора [7. С. 73]. Анализируя стихотворение Б. Ахмадулиной «Павлу Антокольскому», мы попытаемся рассмотреть соотношение разных временных пластов и выявить особенности его темпоральной организации.
Павлу Антокольскому
I
Официант в поношенном крахмале Опасливо глядит издалека, а за столом - цветут цветы в
кармане и молодость снедает старика.
Все - чепуха. Сидит старик
усталый. Движение есть расточенье сил.
Он скорбный взгляд в далекое
уставил.
Он старости, он отдыха просил.
Он - не старик. Он - семь чертей
пригожих. Он, палкою по воздуху стуча, летит мимо испуганных прохожих, едва им доставая до плеча.
Он - десять дровосеков с
топорами,
дай помахать и хлебом не корми!
Г асконский, что ли, это
темперамент и эти загорания в крови?
Да что считать! Не поддается
счету
тот, кто - один. На белом свете он
- один всего лишь. Но заглянем в
щелку.
Он - девять дэвов, мой Симон?
Я пью вино, и пьет старик бедовый, потрескивая на манер огня.
Он - не старик. Он - перезвон
бидонный. Он - мускулы под кожею коня.
А жизнь - тревога за себя, за
младших, неисполненье давешних надежд.
А где же - Сын? Где этот строгий
мальчик, который вырос и шинель надел?
Вот молодые говорят степенно: как вы бодры.. .вам сорока не
дашь.
Молчали бы, летая по ступеням! Легко ль.. .на пятый... возойти...
этаж.
Но что-то - есть: настойчивей!
крылатей!
То ль всплеск воды, то ль проблеск
карасей! Оно гудит под пологом кровати, Закруживает, словно карусель.
Ах, этот стол запляшет косоного, ах, все, что есть, оставит позади. Не иссякай, бессмертный
Казанова! Девчонку на колени посади!
Бесчинствуй и пофыркивай
моторно. В чужом дому плачь домовым в
трубе.
Пусть женщина, капризница,
мотовка,
тебя целует и грозит тебе.
Запри ее! Пускай она стучится! Нет, отпусти! На тройке прокати! Все впереди, чему должно
случиться! Оно еще случится. Погоди.
II
Двадцать два, значит, года тому дню и мне восемнадцатилетней,
или сколько мне - в этой, уму ныне чуждой поре, предпоследней перед жизнью, последним, что
есть .
Кахетинского яства нарядность,
о, глядеть бы! Но сказано: ешь.
Я беспечна и ем ненаглядность. Это все происходит в Москве. Виноград - подношенье Симона.
Я настолько моложе, чем все остальные, настолько свободна, что впервые сидим мы втроем, и никто не отторгнут могилой, и еще я зову стариком Вас, ровесник мой младший и
милый [2].
В тексте жирным шрифтом выделены только глагольные формы времени, то есть формы, представляющие время грамматически. Синтаксические и другие формы выражения времени специально никак не обозначены. Как видим, здесь преобладают формы настоящего времени (19 форм). Их доминирование подкрепляется обилием именных конструкций (20 наименований). Из периферийных элементов отличаются большим количеством конструкции, имплицитно выражающие отнесенность к будущему времени (повелительное наклонение и инфинитив - 20 конструкций).
Проанализируем первую часть стихотворения. В первых двух строфах выделяются четыре формы времени, и все они выражают идею настоящего (глядит, цветут, снедает, летит). Все четыре глагола имеют форму изъявительного наклонения НСВ настоящего времени, поэтому являются ядерными, центральными средствами, выражающими идею времени. Но эти четыре предиката различаются частными значениями настоящего: глядит и цветут выражают настоящее НСВ актуальное конкретно-процессное; снедает и летит - настоящее НСВ неактуальное расширенное, постояннонепрерывное. Такого рода разграничение значений времени в первых двух строфах не случайно: предикаты глядит и цветут описывают конкретную ситуацию, а глаголы снедает и летит характеризуют главного персонажа стихотворения - Павла Антокольского. Дополнительные характеристики героя выражаются деепричастиями стуча и доставая. Настоящее время представлено и синтаксическим уровнем в предложениях с составным именным сказуемым: он - не старик; он - семь чертей пригожих. Таким образом, можно заключить, что начало стихотворения выдержано в едином темпоральном ключе настоящего времени.
Единым время остается и в третьей строфе, где также просматриваются конструкции с составным именным сказуемым: он - десять дровосеков с топорами; Гасконский, что ли, это темперамент? Эти предложения не что иное, как продолжение характеристики П. Антокольского в форме утверждения и вопроса. В описание персонажа включаются также формы инфинитива и повелительного наклонения: дай помахать и не корми. Форма повелительного наклонения употреблена в переносном значении; такое - транспозитивное - употребление повелительного наклонения, как и употребление инфинитива, экспрессивно подчёркивает неактуальное значение настоящего, усиливая семантику качественной характеристики.
Плавное предшествующее описание в четвертой строфе заканчивается эмоционально сильной императивной конструкцией Да что считать! И тут же дается объяснение - почему не стоит считать: не поддается счету - форма настоящего неактуального постоянно-непрерывного. И далее настоящее время выражается именными конструкциями: кто - один, на белом свете он - один всего лишь. После характеристик используется приглашение к действию в виде совместной формы повелительного наклонения заглянем. И снова мы находим в конце четвертой строфы омонимичную именную конструкцию с вопросом-уточнением он - девять дэвов, правда, мой Симон?
Пятая строфа возвращает нас в реальность, на мгновение отрывая от описания личности героя. Здесь появляется единственная во всем стихотворении форма первого лица (пью), которая сочетается с формой третьего лица этого же глагола пьет. Совершаются два одновременных действия в настоящем времени (настоящее актуальное конкретно-процессное). Отметим также, что старик не просто пьет вино, он еще при этом и потрескивает (потрескивая на манер огня). С помощью деепричастия, выражающего сопутствующее действия, происходит «соскальзывание» в метафорическое употребление. Как и в предыдущих строфах план настоящего времени, актуального или близкого к такому пониманию настоящего, дополняется именными конструкциями характеризующего плана: он - не старик, он - перезвон бидонный, он - мускулы под кожею коня.
Безглагольная конструкция обобщающе-оценочного характера открывает и шестую строфу: Все
- чепуха. Но что значит все: все, что было сказано в стихотворении о П. Антокольском или все - чепуха по сравнению с главным персонажем? Следующее предложение подсказывает нам, что все вышеперечисленные описания-характеристики - это и есть чепуха, потому как сидит старик усталый. Предыдущие пять строф дают представление о П. Антокольском не как о старике, а как о человеке, полном сил и энергии. Заметим, что в пяти строфах два раза повторяется предложение с отрицательной частицей перед именным сказуемым он - не старик. Происходит отрицание реальности, восхваление, возможно, былых достоинств персонажа, выделение его из окружающей среды (на белом свете он - один всего лишь). Теперь оказывается, что он - обычный старик, которому требуется покой. Интересно, что вся деятельность персонажа, его качества выражены через именные конструкции (см. предшествующие пять строф), а не через действия. И, наоборот, статичное состояние героя выражается глаголом (сидит старик). Данное наблюдение свидетельствует о том, что характеристика персонажа - это характеристика его образа жизни, которая требует выражения не через конкретные действия, а через более емкие сочетания, каковыми и являются именные конструкции. Предложение сидит старик усталый - это конкретная ситуация, время в которой - настоящее актуальное, значение вида - конкретно-процессное. Последующая фраза данной строфы говорит о том, что активный образ жизни в итоге приводит к усталости: движенье есть расточенье сил. Эта фраза достаточно общая по смыслу, потому и время в ней настоящее неактуальное абстрактное, при этом видовое значение (значение внутреннего времени) является неограниченно-кратным. В этой строфе появляется прошедшее время, одна из форм которого представляет собой прошедшее перфектное СВ (уставил), а другая -прошедшее аористическое НСВ (просил). Постепенно действие из настоящего переходит в прошлое, в котором кроются причины настоящего.
Седьмая строфа начинается с размышлений общего характера, оформленных именными предложениями, имеющими, как мы сказали, достаточно емкий смысл: а жизнь - тревога за себя, за младших... а где же - Сын?; где этот строгий мальчик... В конце строфы используются формы прошедшего СВ перфектного вырос и надел, но связаны они не с настоящим, а с драматическим моментом того прошлого, которое оставило глубокий, неизгладимый след в памяти отца и до сих пор актуально для него: где этот строгий мальчик, который вырос и шинель надел? Это значение времени больше похоже на плюсквамперфектное (предпрошедшее), чем на перфектное.
В восьмой строфе снова используется настоящее время (говорят), оно расширенное постояннонепрерывное. Тем самым подчеркивается неоднократность действия, которое может совершаться в данный момент и может охватывать большой отрезок времени. Далее используется конструкция характеризующего плана - именное предложение как вы бодры. А в следующей конструкции вам сорока не дашь время определяется как настоящее-будущее СВ неактуальное абстрактное потенциальное. Стоит вспомнить, что о конструкции типа не дашь писал А.В. Бондарко: «Форма настоящего-будущего совершенного в сочетании с частицей не обозначает отсутствие хотя бы одного акта действия. Как бы подразумевается потенциальная возможность неоднократного осуществления действия, но эта возможность остается нереализованной» [3. С. 109]. Это типичная разговорная конструкция, употребляемая в отношении возраста, когда человек выглядит моложе своих лет. Очень интересна конструкция молчали бы, которой сопутствует зависимый таксис, деепричастие летая. Форма сослагательного наклонения молчали бы в контексте стихотворения приобретает значение повелительного наклонения и употребляется в переносном значении, так как молчали бы - это желание прекратить действие. Последнее предложение в строфе обозначает ситуацию, которая может случиться с любым
человеком в старости, это типичное состояние: легко ль.на пятый... возойти... этаж... И потому для усиления семантики типичности происходящего в данной конструкции употреблен инфинитив.
Девятая строфа начинается с описания неопределенной ситуации: но что-то есть... Форма есть - настоящее актуальное НСВ расширенное. Неопределенность происходящего выражается последующими именными конструкциями: то ль всплеск воды, то ль проблеск карасей, а также местоимением третьего лица оно, которое гудит, закруживает. Поскольку автору важно передать неопределенность, то время обозначить не просто. По приведенным выше предикатам (гудит, закружива-ет) нельзя сказать, что действие происходит один раз и не повторяется. Скорее всего, время здесь можно определить неоднозначно: и как настоящее актуальное расширенное конкретно-процессное, и как неактуальное, связанное с повтором ситуации.
Последние три строфы первой части стихотворения почти полностью представляют собой имплицитную направленность в будущее, что выражается в употреблении повелительного наклонения. Десятая строфа начинается формами простого будущего СВ потенциального запляшет, оставит. Между этими предикатами встречается форма глагола есть, которая отражает настоящий актуальный конкретный момент речи. По отношению к форме есть будущее время формы оставит является относительным и обозначает последовательность действий. Далее следуют формы императива, которые обращены к личности персонажа и обозначают перспективу последующих действий: не иссякай, посади, бесчинствуй, пофыркивай, плачь, запри, отпусти, прокати. Эти действия предлагаются как потенциально возможные, как продолжение былой активности персонажа. Предопределяются и действия женщины, с которой должен познакомиться главный герой: пусть... тебя целует и грозит тебе. Лирическая героиня тем самым подбадривает главного героя. Для активизации плана будущего времени используются и лексические средства передачи действия в будущем, а именно наречие впереди (все впереди). Футуральная перспектива, кроме того, выражается имплицитно и инфинитивом случиться и собственно формой будущего СВ потенциального случится.
Стихотворение заканчивается императивом погоди: старость - это не повод останавливаться и успокаиваться. Нужно показать, что ты способен жить, что все важное еще впереди.
Во второй части поэтического текста абсолютно меняется ритм стиха и размер. Меняется и манера письма автора: сначала речь идет о дате происходящих событий, о возрасте героини, который она так и не может определить, поскольку ей это неважно (двадцать два, значит, года тому дню и мне восемнадцатилетней, или сколько мне - в этой, уму ныне чуждой поре...). Предложение заканчивается глаголом есть (настоящее актуальное конкретного момента речи). Следующая конструкция глядеть бы! представляет собой форму сослагательного наклонения, выражающую желание созерцать кахетинского яства нарядность. Далее следует форма краткого причастия СВ сказано, которая выражает перфектную функцию, то есть имеет связь с настоящим и предопределяет в данном случае последующее действие, выраженное императивом ешь. Героиня в следующих строках дает себе характеристику, причем, как и в первой части стихотворения, описание качеств человека сопровождается употреблением предложений с именными сказуемыми, синтаксически выражающими значение настоящего: я беспечна, я настолько моложе... В ряд именных конструкций включается и предложение Виноград - подношенье Симона. Интересно сочетание ем ненаглядность, где глагол выступает в настоящем времени, но в сочетании с абстрактным существительным употребляется в метафорическом значении. Это яркий пример настоящего актуального образно-поэтического. В предложении это все происходит в Москве форма происходит употребляется в настоящем расширенном конкретно-процессном: указывается место действия при помощи глагола локализующего значения. Постепенно действие доходит до конкретной ситуации, до обозначения положения героев в пространстве: впервые сидим мы втроем (сидим - настоящее актуальное конкретного момента речи). С этим действием связано перфектное по значению краткое причастие прошедшего времени СВ не отторгнут: оно предшествует ситуации «сидения». В последних строках стихотворении вновь появляется форма первого лица зову (настоящее неактуальное постоянно-непрерывное), которая объясняет отношение лирической героини к главному персонажу в первой части стихотворения: и еще я зову стариком Вас, ровесник мой младший и милый.
Как видим, в данном стихотворении, как и в большинстве текстов Б. Ахмадулиной, превалирует настоящее время. Такое доминирующее в количественном отношении положение настоящего подкрепляется наличием множества именных конструкций, выражающих настоящее синтаксически. Но, нельзя не отметить, что в стихотворении есть и другие типы времен. Это и прошедшее, и будущее, в
тексте они выражаются как собственно центральными глагольными формами, так и периферийными элементами (формы инфинитива, повелительного и сослагательного наклонений). Мы не случайно выбрали из большого объема текстов Б. Ахмадулиной именно это стихотворение, потому что именно в нем представлено большое разнообразие центральных и периферийных элементов, выражающих идею времени.
Более того, мы видим, что время в стихотворении в большинстве своем выражается не центральными грамматическими элементами (глагольными формами изъявительного наклонения), а периферийными. Такого рода примеры нередки в поэзии данного автора. Этот факт указывает на то, что в лирике Б. Ахмадулиной вырабатывается своя норма употребления временных форм. Как пишет М.Ю. Сидорова, в поэзии, особенно лирической, очень сильна тенденция к аграмматизму, то есть к нарушению общеязыковых правил оперирования единицами [9. С. 300]. Стремление поэзии отклониться от нормы, выразить себя другими средствами становится ее специфическим свойством, причем характер, тенденция и масштаб этого отклонения очень различны [5. С. 80]. В связи с этим возникает представление о лингвопоэтической норме, которая «может представлять собой как результат следования общей норме, так и ее нарушения» [5. С. 82]. Б. Ахмадулина, как это видно из результатов подробного анализа темпоральной организации представленного стихотворения, активно использует как ядерные - специально предназначенные для этого грамматической системой языка формы времени, так и периферийные, сформированные синтаксической конструкцией и элементами контекста. Можно также отметить, что достаточно активно ведут себя в контексте стихотворения формы повелительного наклонения.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ахапкина Я.Э. Семантика времени в поэтическом тексте (на материале лирики Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама акмеистического периода творчества): дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2003.
2. Ахмадулина Б. Соч. Т. 1. Стихотворения 1954-1979 гг., переводы из грузинской поэзии, рассказы. М.: КОРОНА-ПРИНТ, 1997. 632с.
3. Бондарко А.В. Вид и время русского глагола (значение и употребление). М.: Просвещение, 1971. 238 с.
4. Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. 512 с.
5. Гин Я.И. Проблемы поэтики грамматических категорий // Избр. работы. СПб., 1996. 224 с.
6. Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Языки русской культуры, 1998. 822 с.
7. Николина Н.А. Категория времени глагола // Поэтическая грамматика. Т. 1 / отв. ред. И.И. Ковтунова, Н.А. Николина, Е.В. Красильникова. М.: Изд. центр «Азбуковник», 2005. 429 с.
8. Падучева Е. В. Семантические исследования: семантика времени и вида в русском языке; семантика нарратива. URL: http://superlinguist.com > index.php.
9. Сидорова М.Ю. Грамматика художественного текста. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. 416 с.
10. Тураева З.Я. Лингвистика текста. Текст: структура и семантика. М.: Наука, 2009. 144 с.
11. Якобсон Р.О. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. 460 с.
12. Яцкевич Л.Г. Структура поэтического текста. Вологда, 1999. 240 с.
Поступила в редакцию 19.10.12
T. V. Kuzmina
Features of temporal organization of B.A.Akhmadulina’s poetry (through the analysis of one of the poems)
The article covers the features of using species-time forms of verbs in B.A.Akhmadulina’s poetry through the analysis of the poem “To Pavel Antakolsky”.
Keywords: poetry, present tense, past tense, future tense, meaning, central elements, peripheral elements.
Кузьмина Татьяна Викторовна, аспирантка Kuzmina T.V., postgraduate student
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» Udmurt State University
426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) 462034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1/2
E-mail: takan87@yandex.ru E-mail: takan87@yandex.ru
