CC BY
32
4. Мендешева В.М. Конь в традиционной культуре алтайцев. Народы и религии Евразии. Барнаул, 2008; № 2 (2): 250 - 252.
5. Чанчибаева Л.О. О современных пережитках у алтайцев. Этнография народов Алтая и Западной Сибири: сборник статей АН СССР Новосибирск: Наука, 1978.
6. Маадай-Кара. Алтайский героический эпос. Москва, 1973.
7. Бедюров Б.М. Твердыни Алтая: Стихи. Москва, 1983.
8. Ередеев А. Звуки солнечной земли: стихотворения и поэмы. Москва: Советская Россия, 1988. References
1. Karasik V.I. Kul'turnye dominanty v yazyke. Yazykovaya lichnosf: kul'turnye koncepty. Volgograd; Arhangel'sk, 1996: 3 - 16.
2. Radlov V.V. Iz Sibiri. Stranicy dnevnika. Moskva, 1989.
3. Bahtushkin I.T., Kaveshnikov V.S., Osincev N.S., Sakurov L.V. Tabunnoe konevodstvo v Gornom Altae. Gorno-Altajsk, 1974.
4. Mendesheva V.M. Kon' v tradicionnoj kul'ture altajcev. Narody ireligiiEvrazii. Barnaul, 2008; № 2 (2): 250 - 252.
5. Chanchibaeva L.O. O sovremennyh perezhitkah u altajcev. 'Etnografiya narodov Altaya i Zapadnoj Sibiri: sbornik statej AN SSSR. Novosibirsk: Nauka, 1978.
6. Maadaj-Kara. Altajskij geroicheskij 'epos. Moskva, 1973.
7. Bedyurov B.M. TverdyniAltaya: Stihi. Moskva, 1983.
8. Eredeev A. Zvukisolnechnojzemli: stihotvoreniya i po'emy. Moskva: Sovetskaya Rossiya, 1988.
Статья поступила в редакцию 01.06.22
УДК 811
Feshchenko D.S., postgraduate, Far Eastern Federal University (Vladivostok, Russia), E-mail: dm_bbk@bk.ru
FEATURES OF NARRATIVE IN VARLAM SHALAMOV'S STORIES (BASED ON THE STORIES "THE LEFT BANK OF THE RIVER"). The article analyzes a narrative structure in Varlam Shalamov's collection of stories "The Left Bank of the River". The researchers look at narration features from the prism of syntax conceptions, whose foundations lay in crucial works by Viktor Vinogradov and Evgeniya Ivanchikova. Varlam Shalamov's narrative has been researched by a number of Russian and foreign literary scholars, yet this work is the first attempt to analyze the author's narrative in terms of syntax. In the analysis, syntactically similar components of fiction texts are identified and organized into groups of homogeneous compositional-syntactic forms. These forms are proved to have an important role in organizing the narrative; in the depiction and representation of the characters' psychological conditions; in emphasizing certain content points; and in organizing the united compositional structure of each text as well as the whole cycle of stories. The relationship between semantic aspects and syntax is also covered. A particularly interesting correlation between certain themes (such as war, repressions, murder, etc) and the sentence and paragraph syntactic structure came to light over the course of the investigation.
Key words: Varlam Shalamov, "Stories from Kolyma", "The Left Bank of the River", narrative, Shalamov's syntax.
Д.С. Фещенко, аспирант, Дальневосточный федеральный университет, г. Владивосток, E-mail: dm_bbk@bk.ru
ОСОБЕННОСТИ СТРУКТУРЫ ПОВЕСТВОВАНИЯ В РАССКАЗАХ ВАРЛАМА ШАЛАМОВА (НА МАТЕРИАЛЕ ЦИКЛА «ЛЕВЫЙ БЕРЕГ»)
Статья посвящена анализу повествовательной структуры цикла рассказов Варлама Шаламова «Левый берег». Опираясь на методику синтаксического анализа Е.А. Иванчиковой и концепцию синтаксической изобразительности В.В. Виноградова, автор исследует особенности организации нарратива в текстах Шаламова с позиций синтаксиса. Рассмотрение синтаксического аспекта повествования в произведениях Варлама Шаламова составляет научную новизну данного исследования. В ходе анализа выявляются сходные по синтаксическим признакам компоненты художественных текстов и выделяются группы однородных композиционно-синтаксических форм. Раскрывается роль синтаксических средств в организации повествования, изображении психологического состояния персонажей, оформлении смысловых акцентов, обеспечении композиционного единства цикла «Левый берег». Отмечены особенности соотношения синтаксической структуры произведений и их тематического наполнения.
Ключевые слова: В.Т. Шаламов, «Колымские рассказы», «Левый берег», повествование, нарратив, синтаксис Шаламова.
В исследовательской литературе, посвященной Шаламову, можно встретить ряд серьёзных работ, в которых отражены некоторые композиционные особенности его художественных текстов. Например, довольно подробно рассматриваются сквозные персонажи, сюжетные повторы, повторяемость тропов, символов, мотивов, перетекание сюжетов из текста одного рассказа в другой рассказ (или несколько рассказов), что нередко сопровождается деформацией сюжетных ситуаций [1-4]. Однако в то время как нарратив Шаламова детально проанализирован с позиций литературоведения в работах таких крупных исследователей его творчества, как Елена Васильевна Волкова, Елена Михайлик, Францишек Апанович и др., синтаксический аспект повествования в «Колымских рассказах» на данном этапе представляется неисследованным. В связи с этим, научная новизна данной работы заключается в том, что в ней впервые выявлены синтаксические особенности организации повествования в прозе Варлама Шаламова.
Объектом нашего исследования стали повествовательные контексты, рассматриваемые в соответствии с концепцией Е.А. Иванчиковой [5], а предметом -функционирование композиционно-синтаксических форм, выделенных в ходе анализа повествовательных контекстов.
Соответственно, целью исследования является выделение индивидуальных авторских особенностей организации нарратива на синтаксическом уровне, что достигается решением следующих задач.
1. Выявление компонентов художественных текстов, для которых характерно сходство синтаксических признаков.
2. Выделение однородных композиционно-синтаксических форм.
3. Выявление функций, выполняемых синтаксическими средствами.
4. Обобщение результатов наблюдений над синтаксическим аспектом повествования.
Актуальность работы обусловлена важностью анализа синтаксического уровня при изучении как индивидуального стиля писателя, так и отдельного худо-
жественного произведения (как писала Е.В. Падучева, «...литературоведческий анализ не полон, если ему не предшествует более "примитивный", но в то же время и более основательный лингвистический анализ» [6]).
Теоретическая значимость исследования состоит в дальнейшем изучении творческого наследия Варлама Шаламова, в выявлении смыслов его произведений, заложенных на синтаксическом уровне и реализуемых синтаксическими структурами. Практическая значимость заключается в возможности использования результатов исследования в преподавании вузовских курсов «Стилистика русского языка», «Язык писателя», а также в научных студенческих работах.
В литературе о Шаламове отмечается уникальный характер, узнаваемость его повествовательной манеры. Общая интонация его рассказов характеризуется как «медлительное, строго объективированное повествование, чуть-чуть сдвигаемое то едва уловимой чёрной иронией, то кратким эмоциональным всплеском» [2, с. 22]. «Автор документально точно знает лагерный быт и густо использует в тексте нейтральные, строго объективированные подробности» [2, с. 22].
В создании эффекта неторопливого объективированного повествования и установки на документальность писатель широко использует средства синтаксиса. Так, введение обстоятельственного детерминанта в первом предложении текста сразу же придаёт рассказу черты мемуарной строгости, документальной точности. Этот приём мы встречаем в открывающем цикл рассказе «Прокуратор Иудеи»: «Пятого декабря тысяча сорок седьмого года е бухту Нагаеео вошёл пароход "КИМ" с человеческим грузом» [7, с. 186]. Далее, в следующем за ним рассказе «Прокажённые»: «Сразу после войны на моих глазах е больнице была сыграна ещё одна драма - вернее, развязка драмы» [7, с. 188] - здесь обстоятельственный комплекс, помимо указания на время и место, включает в себя отсылку на свидетельство очевидца - «на моих глазах». Также данный вид неприсловной связи находим в первых строках «Спецзаказа», рассказа «Алмазная карта» и в начале рассказа «Комбеды».
Медитативный, объективированный характер придают повествованию параллельные синтаксические построения.
«Мёртвых бросали на берегу и возили на кладбище, складывали в братские могилы, не привязывая бирок, а составив только акт о необходимости эксгумации в будущем.
Наиболее тяжёлых, но ещё живых - развозили по больницам для заключённых в Магадане, Оле, Армани, Дукче.
Больным в состоянии средней тяжести везли в центральную больницу для заключённых - на левый берег Колымы» [7, с. 186] - в приведённом фрагменте рассказа «Прокуратор Иудеи» синтаксическая схема «прямое дополнение -предикат - обстоятельство места» (где предикат в форме прошедшего времени несовершенного вида акцентирует протяжённость действия), повторяясь, создаёт эффект монотонности, цикличности изображаемой автором мрачной картины.
В «Сентенции» подобный эффект достигается анафорическим повтором личного местоимения с последовательным нанизыванием отрицательных конструкций:
«Я не знаю людей, которые спали рядом со мной. Я никогда не задавал им вопросов.. », «Я не расспрашивал и не выслушивал сказок» [7, с. 334].
Схожие конструкции с анафорическими повторами встречаем в рассказе «Начальник больницы»:
«Я- старый тачечник Колымы <...> Я знаю, как нажимать на ручки, чтоб упор был в плечо, знаю, как катить пустую тачку назад <...> Я знаю, как перевернуть тачку одним движением, как вывернуть и поставить на трап.
Я - профессор тачечного дела. Я охотно катал тачки, показывал класс. Охотно развернул и выровнял камушком трап.» [7, с. 315].
В другом примере из рассказа «Лучшая похвала» при описании порядков и реалий Бутырской тюрьмы повторяются конструкции «местоимение + предикат», «местоимённое слово + предикат»:
«Никто здесь мест не покупает, не нанимает за себя дежурить по уборке камеры. Это запрещено строжайше. Здесь нет богатых и бедных, нет генералов и солдат.
Никто не может самовольно занять место, которое освободилось. Этим распоряжается выборный староста <...>.
Всегда можно отличить тех, кто переступает порог тюремной камеры впервые. Такие - спокойней, взгляд их живее, твёрже. Такие разглядывают своих новых соседей с явным интересом, зная, что общая камера ничем особенным не грозит. Такие сразу, с первых часов, различают лица и людей» [7, с. 235] - лексические повторы создают анафорический эффект, что в сочетании с лексическим значением отрицательного местоимения «никто» и указательного местоимённого слова «такие», имеющих оттенок неопределённости, придаёт фрагменту объективированный характер.
Однако конструкции, задающие размеренную, нейтральную интонацию, могут тесно соседствовать с элементами экспрессивного синтаксиса. И в приведённом выше отрезке мы видим такие приёмы экспрессивной выразительности, как инверсия («запрещено строжайше», «взгляд их»), использование открытых и закрытых рядов («богатых и бедных», «генералов и солдат», «живее, твёрже») -также обозначаемые в исследовательской литературе как явления изобразительного синтаксиса (в терминологии В.В. Виноградова [8]).
Обратимся далее к выделяемым на уровне синтаксиса текста экспрессивно-выразительным синтаксическим формам.
1. Одной из частотных форм экспрессивного синтаксиса в прозе Шаламо-ва является парцелляция - стилистический приём, состоящий в вычленении части высказывания, построенного по формуле предложения, в самостоятельное высказывание. В исследованиях, посвящённых данному виду экспрессивных синтаксических конструкций, выделяются изобразительная, характерологическая, эмоционально-выделительная и экспрессивно-грамматическая функции парцелляции [9].
В художественной прозе Варлама Шаламова фрагменты текста, охваченные парцелляцией, могут передавать интонацию, структуру, характерную для внутренней речи, когда разбивка речевого фрагмента на фразы определяется субъективной установкой говорящего, спонтанностью процесса рече- или мысле-порождения. Такие случаи встречаются в рассказах с диегетическим повествованием (от первого лица), где автор предстаёт свидетелем описываемых событий, или в повествовательных фрагментах свободного косвенного дискурса (термин Падучевой [6]).
«Да, Голубев принёс эту кровавую жертву. Кусок мяса вырезан из его тела и брошен к ногам всемогущего бога лагерей. Чтобы умилостивить бога. Умилостивить или обмануть?» [7, с. 277]; «А если рана загноится? <...> Голубев бережно прощупал наклейку <...> Прощупал сквозь бинт. Да. Это - запасной выход, резерв, ещё несколько дней, а то и месяцев. Если понадобится» [7, с. 280] - в приведённом фрагменте парцелляция оформляет ход мыслей героя.
В том же рассказе («Кусок мяса») с помощью парцелляции маркируется переход от авторской речи к внутреннему монологу героя:
«Но Голубев, отогнув одеяло бессильными своими пальцами, поглядел на человека. Этот человек знал Голубева, и Голубев знал его. Бесспорно. Но не торопиться, не торопиться узнавать. Нужно хорошо вспомнить, вспомнить всё. И Голубев вспомнил» [7, с. 280] - интонационное членение сопровождает замедление мыслительного процесса, концентрацию на важном воспоминании.
«.прокажённые, предоставленные сами себе, бежали на волю. Одни -догонять отступавших, другие - встречать гитлеровцев. Так, как и в жизни, Федоренко ждал отправки спокойно, но бушевала больница. Вся больница» [7, с. 190] - в отрывке из рассказа «Прокажённые» парцеллят, в первом случае связанный с базовой частью сравнительными отношениями («Так, как и в жизни») и во втором - пояснительными («Вся больница»), выполняет экспрессивно-грамматическую функцию - создаёт смысловой акцент, в обоих случаях как бы увеличивая масштаб описываемых событий.
В ряде других примеров можно заметить, как авторская разбивка предложения на короткие синтагмы смещает фразовое ударение и выделяет слова, несущие особую смысловую нагрузку, фокусирует внимание на деталях общей картины, конкретизирует изображаемое.
«Прага, видя, что его не хватают за руки, превратил в тряпки всю свою вольную одежду на моих глазах. И на глазах следователя» [7, с. 297].
«Справляясь с картой, они не теряли заветного пути к свободе, шагая прямиком. Через удивительный здешний бурелом» [7, с. 305]
Отметим также, что парцелляция может соединяться с позиционно-лекси-ческим повтором, что усиливает её выделительную функцию.
«Дуся Зыскинд, его лагерная жена, осталась в Магадане по приказу начальницы Рыдасовой. Лагерная жена. Это была настоящая любовь, настоящее чувство <...>
В Ягодном его окружили местные врачи - вольные и заключённые.
В Ягодном. Два года назад он проезжал из Ягодного в спецзону.» [7, с. 214].
2. Разного рода повторы и ритмизированные построения играют большую роль в организации отрезков текста, в которых содержится проявление эмоций повествователя, героя или выделяется какая-либо деталь из общей воссоздаваемой автором картины. Шаламов большое внимание уделял роли ритма, интонации, музыкальности не только при написании стихов, но и в работе над прозой. По этому поводу сохранились его высказывания: «Все рассказы имеют единый музыкальный строй, известный автору» [10, с. 95]; «."Колымские рассказы" - рассказы на звуковой основе.» [10, с. 135].
Прежде всего, повторы (часто в сочетании с восклицательной интонацией) могут выделять фразы, служащие внешним проявлением эмоциональности. Такие фразы могут отсылать как к эмоциям самого повествователя, так и к одному из персонажей либо коллективному герою (коллективный образ заключённых, тюремное начальство).
Формально повторы могут быть контактные и дистантные. Повторяемое слово при повторе может заменяться однокоренным словом.
«Но сжечь, выжечь одну из палат огромного двухэтажного дома, дома-гиганта! На это никто не решался» [7, с. 191] - в первом примере экспрессия возникает за счёт градационных отношений между повторяемыми лексемами (выжечь - сжечь полностью, дотла). А во втором - добавлением приложения, выражающего усиление признака.
«Мой срок кончился в январе сорок второго года, но я освобождён не был, а "оставлен в лагерях до окончания войны/', как тысячи, десятки тысяч других. До конца войны! День было прожить трудно, не то что год.» [7, с. 284] - обстоятельственная часть предыдущего предложения повторяется в виде отдельной синтагмы с восклицательной интонацией.
«Это - лепра! Это - львиная маска. Человеческое лицо, похожее на морду льва <.> Лепра!.Наряд, нужен был наряд» [7, с.189] - в этом отрезке из рассказа «Прокажённые» повторы в сочетании с интонационными подъёмами передают взволнованно-эмоциональное состояние персонажа - доктора Красин-ского, обнаружившего при осмотре заключённого признаки проказы.
Одна из творческих задач, к которым стремился Шаламов, работая над «Колымскими рассказами», - поместить читателя (в пределах, возможных для литературы) в эмоциональную атмосферу лагерного мира. («Новая проза - само событие, бой, а не его описание» [10, с. 109]; «Я ставил себе задачей создать документальное свидетельство времени, обладающее всей убедительностью эмоциональности» [10, с. 122]). Отсюда отмечаемая исследователями основная интонация рассказов Шаламова - строгое, нейтрально-объективированное изложение, которое соответствует монотонному ходу жизни (существования) заключённого, основное содержание которой - голод, холод и монотонный, изнурительный труд. Когда же происходит что-либо выходящее за рамки однообразной повседневной жизни (гибель лошади, приезд комиссии, поставки продукции по ленд-лизу и т. д.), тогда изменение эмоционального фона, общая взволнованность находят отражение в ритме повествования, что проявляется, в частности, введением в текст повторов, меняющих общий интонационный рисунок.
«В лагере пала лошадь. Это было не очень большой потерей - на Дальнем Севере лошади работают плохо. Но мясо! Мясо! Шкуру надо было снять <.> Вызвался Скоросеев <.> О Скоросееве говорил весь барак, весь посёлок. Мясо, мясо!Труп лошади затащили в баню.» [7, с. 295].
«Отбирали вольную одежду, вольную одежду - у многих вольная одежда была, - ведь в этой разведке работали и вольнонаёмные, и была разведка бесконвойной. Предупреждение побегов? Выполнение приказа? Перемена режима?» [7, с. 296].
«Но и техника шла по лендлизу <.> неудобные топорики-томогавки, удобнейшие лопаты <.>.
Глицерин в бочках! Глицерин!» [7, с. 329].
«Ах, солидол, солидол. Бочка, в которой был привезён солидол, была атакована сразу же толпой доходяг.» [7, с. 330].
Содержание понятия, акцентируемого повтором, может конкретизироваться. Выполняющая эту функцию конструкция, частотная в текстах Шаламова, -контактный повтор, при котором повторяемое слово распространяется согласованным или несогласованным определением, что обогащает создаваемый им образ, делая его более осязаемым, наглядным.
«Все пятьдесят моих соседей по палатке, по брезентовой рваной палатке, чувствовали так же - в нашем бараке не появилось ни одной газеты, ни одной книги»; «Язык мой, приисковый грубый язык, был беден, как бедны были чувства, ещё живущие около костей» [7, с. 337].
Интересно сопоставить два эпизода: первый - из рассказа «Лучшая похвала» и второй, похожий, повтор из рассказа «Иван Фёдорович»:
«Мы всегда стирали вместе в бане, в знаменитой Бутырской бане.» [7, с. 236]; «Вот Андреев, с которым когда-то они вместе ехали из Нексикана в колымскую спецзону. Они встретились в бане, в зимней бане.» [7, с.215] - в обоих случаях конструкция выделяет переходящего персонажа, Андреева, сближая, связывая эти два рассказа цикла.
Прослеживается организующая роль повторов на уровне композиции.
Так, в «Сентенции» повтор противительной конструкции «не + противительный союз» выделяет тему возвращения героя к жизни.
«Не равнодушие, а злость была последним человеческим чувством - тем, которое ближе к костям»; «Не жизнью была смерть замещена, а полусознанием, существованием, которому нет формул и которое не может называться жизнью» [7, с. 334].
Комбинации из разных по форме повторов в рассказе «Лида» создают особый ритмический рисунок. Вариации одной и той же мысли - возможного близкого освобождения, - подчёркнутые повторами, отражают мучительные, тягучие размышления героя.
«Лагерный срок, последний лагерный срок Криста таял»; «Крист гнал от себя мысли о возможной свободе, о том, что называется в мире Криста свободой»; «Это очень трудно - освобождаться. Крист знал это по собственному опыту. Знал, как приходится переучиваться жизни, как трудно входить в мир других масштабов, других нравственных мерок, как трудно воскрешать те понятия, которые жили в душе человека до ареста» [7, с. 266].
В рассказе «Прокажённые» встречаем выделение темы репрессий с помощью повтора.
«.но бушевала больница. Вся больница. И те, которых избивали на допросах и чья душа была превращена в прах тысячами допросов, а тело изломано, измучено непосильной работой - со сроками двадцать пять и пять - сроками, которые нельзя было прожить, выжить, остаться в живых.» [7, с. 189]; «Найден был фронтовик, сидевший за измену родине, имевший двадцать пять и пять и наивно полагавший, что своим геройством уменьшит срок, приблизит день возвращения на свободу» [7, с. 192].
3. Приведённый выше пример демонстрирует специфический характер связи синтаксической структуры текста с тематической (и мотивной) структурой. Примечательно, что в обоих случаях тема репрессий возникает как бы побочно по мере развития основной сюжетной линии рассказа (выявление проказы в лагере - бегство прокажённых - их обнаружение и последующее исчезновение) и проявляется в конструкциях синтаксического осложнения. В первом случае она помещена в придаточное предложение, «спрятана» в пояснительной конструкции (конкретизация); во втором - находится внутри конструкции дополнительной глагольной предикативности. Так подчёркивается скрытость этой темы, которая словно вырывается наружу из «синтаксической глубины» осложнённого предложения. Кроме того, возникает смысловая связь между темой репрессий и основными мотивами рассказа, которые можно обозначить как выявление правды, обнаружение скрытого: «Война подняла со дна жизни и вынесла на свет такие пласты, такие куски жизни, которые всегда и везде скрывались от яркого солнечного света. Это - не уголовщина и не подпольные кружки. Это - совсем другое» [7, с. 188].
Подобный приём - помещение определённой темы (репрессий, смерти, войны) в подчинённые синтаксические структуры сложного предложения (придаточные предложения, осложнения) или в позицию иерархически подчинённого высказывания внутри текстовой единицы - сложного синтаксического целого, свободного высказывания второго типа (ССЦ, СВ-2 в терминологии М.Я. Дымар-ского [11]) неоднократно встречается в текстах Шаламова.
«.в открытое окно Крист услыхал сухой щелчок револьверного выстрела. Перс был убит надзирателем, тем самым, которого он только что брил. Скрюченное тело лежало у крыльца. Дежурный врач пощупал пульс, подписал акт. Пришёл другой парикмахер, Ашот - армянский террорист.» [7, с. 198] - в данном отрывке из рассказа «Геологи» два события, убийство одного парикмахера и назначение другого, выраженные предикатами в форме совершенного вида, следуют одно за другим, разделённые лишь одним предикатом в форме изобразительного имперфекта («Скрюченное тело лежало у крыльца»). Далее следует ряд сказуемых в форме совершенного вида, сухо, протокольно перечисляющих стандартные действия врача. Затем мы узнаём краткую предысторию Ашота, о том, что его вскоре сняли с должности, был назначен другой парикмахер, и т. д. - и всё это в составе одного ССЦ. Высказывание, говорящее об убийстве,
структурно подчинено главной теме этого ССЦ, которую можно обозначить как «механическая повторяемость, сменяемость событий», что находит выражение в обилии глаголов в аористивной функции, называющих следующие друг за другом действия, и лексическом наполнении фрагмента: «прошла ещё одна баня», «пришёл другой парикмахер», «и брить геологов ему больше не пришлось», «Нашли кого-то из блатарей, да и сам принцип был изменён <.> В Бутырской тюрьме так меняют часовых - скользящей системой постов» [7, с. 198]. Как видно, внутри данного фрагмента убийство человека не является главным событием - оно лишь мимолётный фрагмент в ленте обыденных событий колымского конвейера.
«На Колыме Крист и Миролюбов не встречались. Колыма велика. Но из рассказов, из расспросов Крист узнал, что счастья доктора Миролюбова хватило на все пять лет его лагерного срока. Миролюбов был освобождён в войну, работал врачом на прииске, состарился и умер в 1965 году» [7, с. 207] - в последнем абзаце рассказа «Ожерелье княгини Гагариной» наблюдается стилевой сдвиг повествования. Вехи жизненного пути персонажа, следующие за его освобождением, кратко перечислены в одном предложении, которое представляет собой отрывок биографии, а смерть персонажа становится лишь фактом этой биографии.
4. В повествовательных контекстах прозы Шаламова встречаются элементы гипотетического диалога, вопросно-ответные построения рассуждающего характера, исходящие от обобщённого персонажа-лагерника. Такие фрагменты часто насыщены восклицаниями, вопросами, дейктическими средствами. Они могут выполнять квалификативную функцию - характеризовать то или иное явление лагерного мира. В других случаях вопросно-ответные единства выступают двигателем сюжета или направляют внимание на конкретную деталь, тем самым подчёркивая, усиливая значение этой детали.
«Бесспорно, любой арестант мог отказаться от отчислений. Не хочу - и баста! Деньги мои, и никто не имеет права посягать и т. д. При таком заявлении никаких вычетов не производилось.» - внутренняя цитата, реплика гипотетического арестанта.
«Однако кто рискнёт на такое заявление? Кто рискнёт противопоставить себя тюремному коллективу <.>? В тюрьме невольно каждый ищет душевную поддержку в соседе, и ставить себя под бойкот - слишком страшно» [7, с. 261].
«Отбирали вольную одежду, вольную одежду - у многих вольная одежда была, - ведь в этой разведке работали и вольнонаёмные, и была разведка бесконвойной. Предупреждение побегов? Выполнение приказа? Перемена режима?
Всё отбиралось без всяких протоколов, без записей. Отбиралось - и всё! Возмущению не было конца. [7, с. 297].
«.всё внимание приезжих и встречающих было отдано маленькой группе грязных людей в истрёпанных каких-то лохмотьях - но не казённых, нет - ещё своих, гражданских, следственных, выношенных на подстилках на полях тюремной тюрьмы» [7, с. 196].
«Теперь на помощь нам (намли?) пришёл отвальный нож заморского бульдозера» [7, с. 330].
Как видно из наших наблюдений, в повествовательных контекстах Вар-лама Шаламова обращает на себя внимание противопоставление фрагментов объективированного повествования и контекстов, отмеченных проникновением элементов экспрессивно-изобразительного синтаксиса. Для объективированного повествования характерна несколько отстранённая, сухая интонация, создаваемая, в том числе, определёнными синтаксическими средствами. Среди них -обстоятельственный детерминант в начале рассказа, передающий фактическую информацию о времени и месте разворачиваемых событий, что с первых строк привносит в повествование черты хроники, документа, придаёт ему отчуждённую, беспристрастную тональность. Другой приём - использование параллельных синтаксических построений в сочетании с анафорическим, лексико-синтак-сическим повтором.
Сдвиг от экзегетического, всезнающего, повествователя, приближение повествования к субъектной сфере персонажей на синтаксическом уровне сопровождается появлением форм экспрессивного, изобразительного синтаксиса, среди которых нами выделены: парцелляция, синтаксический повтор и вопросно-ответные построения. Помимо характерологической, эмоционально-выделительной функции, имитации речевой манеры субъекта повествования, данные конструкции также работают на выделение, конкретизацию изображаемого, создают смысловые акценты, оформляют грамматико-семантические отношения. Кроме того, выделен распространённый у Шаламова случай корреляции синтаксической и тематической структур текста - помещение определённой темы в подчинённые синтаксические структуры сложного предложения или в позицию иерархически подчинённого высказывания внутри текстовой единицы.
Выделенные нами синтаксические особенности организации повествовательной структуры в рассказах Варлама Шаламова демонстрируют уникальность его художественного стиля. Изобразительные средства синтаксиса в его произведениях закладывают синтаксический фундамент для композиционного единства и содержательной многомерности «Колымских рассказов», увеличивают их смысловую плотность как единого текста. Изучение синтаксического уровня организации прозы Шаламова в целом и отдельных циклов, входящих в корпус «Колымских рассказов» в частности является перспективным направлением для дальнейших исследований.
Библиографический список
1. Волкова Е.В. Повторы в прозаических текстах В. Шаламова как порождение новых смыслов. Шаламовский сборник. 2002; Выпуск 3: 115 - 128.
2. Михайлик Е.Ю. Незаконная комета. Варлам Шаламое: опыт медленного чтения. Москва: Новое литературное обозрение, 2018.
3. Апанович Фр. Система рассказчиков в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова. Варлам Шаламов в контексте мировой литературы и советской истории. Москва, 2013: 228 - 236.
4. Михеев М.Ю. Загадка «сквозных» персонажей и перетекания сюжетов в текстах Варлама Шаламова. Варлам Шаламов в контексте мировой литературы и советской истории. Москва, 2013: 237 - 250.
5. Иванчикова Е.А. Синтаксис художественной прозы Достоевского. Москва: Наука, 1979.
6. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). Москва: Школа «Языки русской культуры», 1996.
7. Шаламов В.Т. Колымские рассказы. Москва: Издательство «Э», 2018.
8. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. Москва: Наука, 1980.
9. Сковородников А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции современного русского литературного языка. Томск: Издательство Томского университета, 1981.
10. Шаламов В.Т. Всё или ничего: Эссе о поэзии и прозе. Санкт-Петербург: Лимбус Пресс, 2016.
11. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст: На материале русской прозы XIX- XX вв. Москва: ЛЕНАНД, 2020. References
1. Volkova E.V. Povtory v prozaicheskih tekstah V. Shalamova kak porozhdenie novyh smyslov. Shalamovskij sbornik. 2002; Vypusk 3: 115 - 128.
2. Mihajlik E.Yu. Nezakonnaya kometa. Varlam Shalamov: opyt medlennogo chteniya. Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie, 2018.
3. Apanovich Fr. Sistema rasskazchikov v «Kolymskih rasskazah» Varlama Shalamova. Varlam Shalamov v kontekste mirovoj literatury i sovetskoj istorii. Moskva, 2013: 228 - 236.
4. Miheev M.Yu. Zagadka «skvoznyh» personazhej i peretekaniya syuzhetov v tekstah Varlama Shalamova. Varlam Shalamov v kontekste mirovoj literatury i sovetskoj istorii. Moskva, 2013: 237 - 250.
5. Ivanchikova E.A. Sintaksis hudozhestvennojprozy Dostoevskogo. Moskva: Nauka, 1979.
6. Paducheva E.V. Semanticheskie issledovaniya (Semantika vremeni i vida v russkom yazyke; Semantika narrativa). Moskva: Shkola «Yazyki russkoj kul'tury», 1996.
7. Shalamov V.T. Kolymskie rasskazy. Moskva: Izdatel'stvo «'E», 2018.
8. Vinogradov V.V. O yazyke hudozhestvennoj prozy. Moskva: Nauka, 1980.
9. Skovorodnikov A.P. 'Ekspressivnye sintaksicheskie konstrukcii sovremennogo russkogo literaturnogo yazyka. Tomsk: Izdatel'stvo Tomskogo universiteta, 1981.
10. Shalamov V.T Vse ili nichego: 'Esse o po'ezii iproze. Sankt-Peterburg: Limbus Press, 2016.
11. Dymarskij M.Ya. Problemy tekstoobrazovaniya i hudozhestvennyj tekst: Na materiale russkoj prozy XIX- XX vv. Moskva: LENAND, 2020.
Статья поступила в редакцию 21.05.22
УДК 81
Ji Rui, master, Heilongjiang University (Haerbin, China); translator, Lunsin Ltd (Kyzyl, Russia), E-mail: jirui952@gmail.com
OVERVIEW THE WAYS OF PASSIVE SENTENCES TRANSLATION FROM RUSSIAN INTO CHINESE. The article discusses the main ways of expressing the passive structure in sentences between Russian and Chinese, studies features and options for translating passive constructions from Russian into Chinese. The most representative examples of sentences with passive constructions are given, taking into account the semantics of the judgment, the peculiarities of the grammar and syntax of the Chinese language. The relevance of this paper lies in the analysis the method of translating passive sentences from Russian into Chinese with the development of demand for partnership between China and Russia. In connection with the need to improve translation practice, the increased demand for which is due to the intensification of partnerships between China and Russia. The purpose of this paper is to compile a brief overview of the ways of translating passive sentences from Chinese into Russian, the choice of the most optimal options, taking into account the semantic and syntactic component of the two languages. For this, the following tasks are completed: 1) to analyze the meaning, characteristics, specifics of the use of the passive structure in Chinese and Russian; 2) to make a selection of the most common ways of translating sentences with passive constructions from Russian to Chinese, identify the advantages of these approaches for translation. The scientific novelty lies in the comparative study of the passive structure of the Chinese and Russian languages, the aspect features of the two languages that affect the quality of translation. The theoretical significance of this study lies in the fact that the results and conclusions of this study can be further used in the development of topical issues in the framework of translation studies and the teaching of the Russian language in China. The practical significance lies in the analysis of specific examples, compiled brief recommendations that when translating it is necessary to take into account the specifics of both languages, avoid direct duplication of the structures of the original sentences, refer to different translation options, choosing the most optimal one for a particular syntactic construction. In conclusion, when translating it is necessary to take into account the specifics of both languages, to avoid direct duplication of the constructions of the original sentences, to refer to different translated versions, to select the most optimal for a particular syntactic structure.
Key words: Russian language, Chinese language, passive sentences, passive sentences, translation from Russian into Chinese.
Цзи Жуй, магистр, Хэйлунцзянский университет, г. Харбин, E-mail: jirui952@gmail.com
КРАТКИЙ ОБЗОР СПОСОБОВ ПЕРЕВОДА ПРЕДЛОЖЕНИЙ ПАССИВНОГО СТРОЯ С РУССКОГО ЯЗЫКА НА КИТАЙСКИЙ
В данной статье рассматриваются способы выражения пассивного строя в предложениях на русском и китайском языках, изучаются особенности и варианты перевода пассивных конструкций с русского на китайский язык. Приводятся наиболее показательные примеры перевода предложений с пассивными конструкциями с учетом семантики суждения, особенностей грамматики и синтаксиса китайского языка. В заключение автор приходит к выводу о том, что для выполнения адекватного перевода необходимо учитывать специфику структуры и употребления предложений пассивного строя в русском и китайском языках, а также особенности (грамматические, синтаксические) самих языков, а не просто формально использовать пассивную структуру в одном языке для выражения пассивной формы в другом.
Ключевые слова: русский язык, китайский язык, предложения пассивного строя, страдательный залог, перевод с русского языка на китайский.
Актуальность данной работы состоит в анализе способов перевода предложений пассивного строя с русского языка на китайский в связи с необходимостью совершенствования переводческой практики, обусловленной активизацией партнерских отношений между Китаем и Россией.
Целью данного исследования является составление краткого обзора способов перевода предложений пассивного строя с китайского на русский язык, выбор наиболее оптимальных вариантов, учитывающих семантическую и синтаксическую составляющую двух языков.
Для этого необходимо выполнить следующие задачи: 1) проанализировать значение, характерные черты, специфику употребления страдательного залога в китайском и русском языках;
2) сделать выборку наиболее распространённых способов перевода русских предложений с пассивными конструкциями на китайский, выявить преимущество данных подходов для перевода.
Научная новизна состоит в сравнительном изучении пассивного строя китайского и русского языков, их аспектных особенностях, влияющих на качество перевода. Теоретическая значимость данного исследования заключается в том, что его результаты и выводы могут быть в дальнейшем углублены и использованы при разработке проблематики перевода пассивных конструкций в рамках переводоведения и преподавания русского языка в Китае. Практическая значимость состоит в анализе конкретных примеров, составленных кратких рекомендациях о том, что при переводе необходимо учитывать специфику обоих языков,
