13. Homskij N. Logicheskie osnovy lingvisticheskoj teorii. Novoe v lingvistike. 1965; T. 4: 465 - 575.
14. Homskij N. Yazyk i myshlenie. Moskva: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 1972.
15. Chomsky N. Rules and representations. New York: Columbia University Press, 1980.
16. Homskij N. Yazyk i problemy znaniya. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 9: Filologiya. 1995; № 4: 131 - 157.
17. Chomsky N. The Generative Enterprise Revisited: Discussions with Riny Huybregts, Henk van Riemsdijk Naoki Fukui and Mihoko Zushi. Berlin and New York: De Gruyter Mouton, 2004.
18. Johnson-Laird Ph. N. Mental models: Towards a cognitive science of language, inference, and consciousness. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1983.
19. Syaobin Ch. K voprosu o poryadke slov v russkom i kitajskom yazykah: transformacii pri perevode. Gumanitarnyj vektor. 2016; T. 11, № 3: 120 - 126.
20. Saito M. Some asymmetries in Japanese and their theoretical implications. Doctoral dissertation. NA Cambridge: Massachusetts Institute of Technology, 1985.
21. Hoji H. Logical form constraints and configurational structures in Japanese. Doctoral dissertation. Washington, 1986.
22. Webelhuth G. Syntactic saturation phenomena and the Modern Germanic languages. Doctoral dissertation. Amherst: University of Massachusetts, 1990.
23. Mahajan A.K. The A/A-bar distinction and movement theory. Doctoral dissertation. NA Cambridge: Massachusetts Institute of Technology, 1990.
24. Danes F. The relation of centre and periphery as a language universal. Travaux linguistiques de Prague. 1966; № 2: 9 - 21.
25. Weil H. De l'ordre des mots dans les langues anciennes comparees aux langues modernes: questions de grammaire generale. Paris: Vieweg, 1879.
26. Firbas J. On the interplay of means of functional sentence perspective. Actes du X Congres International des Linguistes. Bucares, 1970: 741 - 745.
27. Nikolaeva T.M. Lingvistika teksta. Sovremennoe sostoyanie i perspektivy. Novoe v zarubezhnoj lingvistike. 1970; T. 8: 5 - 42.
28. Bailyn J. Underlying Phrase Structure and «Short» Verb Movement in Russian. Journal of Slavic Linguistics. 1995; Vol. 3, № 1: 13 - 58.
Статья поступила в редакцию 17.05.21
УДК 811
Feshchenko D.S., postgraduate, Far Eastern Federal University (Vladivostok, Russia), E-mail: [email protected]
SYNTACTIC COMPLICATION CONSTRUCTIONS IN VARLAM SHALAMOV'S PROSE (BASED ON 'THE LEFT BANK OF THE RIVER' STORIES). The article discusses syntactic structures in Varlam Shalamov's cycle of stories 'The left bank of the river', as in the syntactic complication constructions. These constructions have been thoroughly researched by A. F. Priyatkina, yet its functioning in Varlam Shalamov's fiction has not been the subject of research so far. The aim of the article is to analyse features of the syntactic complication structures and their role in the author's prose. This analysis will cover the relationship between a semantic aspect and syntax, highlighting these functions of the syntactic complication constructions which are specific to fiction. Extra focus will be laid upon the expressive function of these syntactic constructions in their correlation with each story as an individual concept, as well as the role of these structures as a cohesive mechanism that combines all the stories from 'The left bank of the river' into a complete work. Additionally, the syntactic structures are proved to be the fundamental syntactic instrument that drives the implementation of Varlam Shalamov's unique style of prose.
Key words: Varlam Shalamov, 'Stories from Kolyma', 'The left bank of the river', syntactic structures, Shalamov's syntax.
Д.С. Фещенко, аспирант, Дальневосточный федеральный университет, г. Владивосток, E-mail: [email protected]
КОНСТРУКЦИИ С СИНТАКСИЧЕСКИМИ РЯДАМИ
В ПРОЗЕ ВАРЛАМА ШАЛАМОВА
(НА МАТЕРИАЛЕ ЦИКЛА «ЛЕВЫЙ БЕРЕГ»)
В статье рассматривается функционирование синтаксических рядов - конструкций с параллельными членами - в цикле рассказов Варлама Шаламова «Левый берег». Конструкции синтаксического осложнения были всесторонне исследованы А. Ф. Прияткиной. Научная новизна данной работы заключается в изучении функционирования этих конструкций в художественных текстах Шаламова. Целью работы является выявление особенностей употребления синтаксических рядов в прозе писателя. Выявляются семантические аспекты и художественные функции применения данных конструкций синтаксического осложнения. Особое внимание уделено взаимосвязи употребления синтаксических рядов и выражения определённых отношений между содержательными, смысловыми компонентами как внутри одного художественного текста, так и в пределах цикла рассказов «Левый берег». Отмечены особенности применения рядов с параллельными членами в качестве ведущего синтаксического средства реализации жанровой специфики текстов Варлама Шаламова.
Ключевые слова: В.Т. Шаламов, «Колымские рассказы», «Левый берег», синтаксическое осложнение, синтаксические ряды, синтаксис Шаламова.
Конструкции с рядами традиционно относят к одному из видов синтаксического осложнения предложения, получившего название конструкций с параллельными членами [1]. Данные синтаксические конструкции, объект внимания этой работы, всесторонне описаны и изучены в грамматическом, семантическом и коммуникативном аспектах А.Ф. Прияткиной. Предметом настоящего исследования является употребление конструкций с рядами (открытыми и закрытыми, бессоюзными и союзными) в прозе В. Шаламова на материале цикла рассказов «Левый берег». В связи с этим цель работы - выявление особенностей употребления синтаксических рядов в прозе В. Шаламова. Новизна работы заключается в том, что в ней впервые выявлены особенности функционирования конструкций с параллельными членами в художественном тексте конкретного автора - В. Ша-ламова.
Причиной, побудившей обратиться к исследованию употребления синтаксических рядов, послужило обилие данных конструкций в прозе Шаламова, что, в свою очередь, позволило выдвинуть предположение об их особенной семантической и художественной значимости в текстах автора. Для анализа встречаемых в текстах «Колымских рассказов» фактов синтаксического осложнения был выбран цикл «Левый берег». Всего в цикле, состоящем из 25 рассказов, насчитывается более 300 случаев употребления синтаксических конструкций с рядами. В большинстве своём это открытые бессоюзные ряды, состоящие из двух, трёх и более членов. Иногда наблюдается использование нескольких рядов (сочетание открытого и закрытого или сочетание нескольких открытых) в одном абзаце или даже в одном предложении, что позволяет предположить их особую роль в создании смысловой плотности на таких участках текста. При рассмотрении каждого случая употребления синтаксического ряда устанавливалась его связь с содержанием текста. Были выявлены некоторые семантические аспекты, художественные функции применения рядов, а также связь употребления синтаксических рядов
и выражения определённых отношений между содержательными, смысловыми компонентами как внутри одного художественного текста, так и в пределах цикла рассказов «Левый берег». Все факты употребления в зависимости от их семантической и художественной роли можно разделить на несколько групп.
Наиболее универсальным представляется применение ряда при простом перечислении предметов, признаков, свойств, реалий изображаемого писателем мира, окружения действующих лиц. Такой ряд может состоять из существительных в именительном или косвенном падеже: «Лавочная колбаса, масло, сахар, сыр, свежие булки - были лакомством» [2, с. 256]; «Началась ослепительная колымская весна, без единого дождя, без ледохода, без пения птиц» [2, с. 303]. Из полных, кратких, субстантивированных прилагательных, наречий, приписывающих миру произведения определённые свойства, качества: «День был ясный, горячий, сухой» [2, с. 338]; «Ручная подтаска к штабелям - это и называется весёлым словом "трелёвка" - на Колыме непосильна, невыносима» [2, с. 329]. Встречаются ряды из словосочетаний «существительное + прилагательное»: «Как-никак у человека семья, жена, сын-школьник. Офицерский полярный паёк, высокая ставка, длинный рубль» [2, с. 187].
Синтаксический ряд может содержать описание внешности, характера персонажа, его чувств, изображение речемыслительной деятельности: «Миролюбов заглянул в глаза Кристу своими выпуклыми, добрыми, близорукими глазами»; «В мозгу Криста бегло, привычно пробегали вопросы, предположения, догадки...» [2, с. 201]; «Ни страха, ни испуга, ни боли душевной» [2, с. 235]. Встречаются контрастные описания двух персонажей, выполненные с использованием синтаксических рядов: «Копали весело. Иван Фёдорович скоро утомился - он был человек сырой, грузный, но не хотел отстать от вице-президента Америки. Уоллес был лёгкий, как мальчик, подвижной, хотя по годам и постарше Ивана Фёдоровича» [2, с. 208].
Использование рядов в качестве приема контраста - одно из самых характерных употреблений в цикле рассказов «Левый берег»: «Хирург понимал, что это лёгкие, транспортабельные, те, что полегче, а самых тяжёлых оставляют на месте» [2, с. 186] - открытый бессоюзный ряд в сочетании с закрытым, с противительным союзом «а»; «У них там всё инструкции, схемы, приказы, а вот вам живая жизнь, Колыма!» [2, с. 187] - сочетание открытого бессоюзного, закрытого сочинительного ряда с противительным союзом «а» и пояснительного ряда (уточнение). Контраст подчёркивается противопоставлением «там» и «здесь»: сочетание личного местоимения 3 лица «у них» и местоимённого наречия «там», с одной стороны, - и сочетание указательной частицы «вот» с личным местоимением «вам», с другой стороны; «Катюшку освободили с ребёнком <...> Это уж не по сроку, не по амнистии, не по зелёному прокурору, а собственным способом, самым надёжным» [2, с. 230] - здесь противопоставление оформляется бессоюзным рядом с повторяющейся отрицательной частицей и закрытым рядом с отрицательно-противительным союзом «не - а». При сравнении двух персонажей, явлений, реалий предметного мира может применяться одна конструкция с рядом - по отношению к одной из сравниваемых, сопоставляемых сторон; другая сторона, парная ей, как бы принимает на себя признаки, перечисленные первым рядом, но с противоположной оценкой: «Надзиратель в лагере покорных, трусливых, бесправных людей - начальник большой» [2, с. 198].
Отмечается широкое применение синтаксических рядов в выделении содержательно-смысловых компонентов текста: тем, мотивов.
Так, тема репрессий, центральная в творчестве Варлама Шаламова [3], присутствует в большинстве «Колымских рассказов» либо явно, либо будучи спрятанной в подтексте, среди других тем. Данная тема во всех её вариациях, как и другие постоянные темы цикла «Левый берег», в большом количестве случаев подчеркиваются синтаксическими конструкциями - союзными и бессоюзными рядами. Ниже - ряд примеров из рассказов цикла.
«Спецзаказ»: «Пеллагра и блатные, конвой и алиментарная дистрофия старались как могли» [2, с. 300].
Рассказ «Лида»: «"Спецуказания" были приказом убить, не выпустить живым, и Крист это понимал <...> листок папиросной бумаги обязывает всякое будущее начальство <...> следить, доносить, принимать меры...» [2, с. 268].
В рассказе «Прокажённые»: «.сроками двадцать пять и пять - сроками, которые нельзя было прожить, выжить, остаться в живых...» [2, с. 190], тема уничтожения человека вынесена в отступление от основной сюжетной линии в виде сентенции. Далее в конце того же рассказа: «Найден был фронтовик <...> наивно полагавший, что своим геройством уменьшит срок, приблизит день возвращения на свободу» [2, с. 192], повторяется тема репрессий, к которой присоединяется также мотив обмана. Прокажённые разоблачены, сбежавшие найдены, но это лишь частный случай разоблачённого обмана со стороны заключённых, которому противостоит гораздо более масштабный и жестокий обман со стороны государства, и в финале рассказа этот обман остаётся, утверждаясь как неотъемлемое свойство лагерного мира. Заканчивается рассказ строчкой: «Больше я никогда не слыхал ни о Королькове, ни о Федоренко, ни о Лещинской» [2, с. 192].
Тема памяти, обозначенная в эпиграфе-посвящении Ирине Павловне Сиротинской («Ире - моё бесконечное воспоминание, заторможенное в книжке "Левый берег"» [2, с. 186]) и проходящая через весь цикл [4], также неоднократно выделяется синтаксически. «Запахи мы запоминаем, как стихи, как человеческие лица» [2, с. 187] - сложный вид синтаксического осложнения (ряд из двух трёхчленных сравнительных конструкций) выделяет тему в отступлении-сентенции из первого рассказа сборника. «Я хочу всё запомнить, запомнить и описать» [2, с. 323], - произносит повествователь в рассказе «Букинист». Чаще всего тема памяти обнаруживается в тесном смысловом соседстве с другими содержательными компонентами цикла - темами знания, борьбы за жизнь, воскресения, возвращения к жизни.
«Заведующий хирургическим отделением Кубанцев, только что из армии, с фронта, был потрясён зрелищем этих людей, этих страшных ран, которые Кубанцеву в жизни не были ведомы и не снились никогда» [2, с. 186], - говорится в рассказе «Прокуратор Иудеи» об одном из переходящих персонажей цикла. Повтор указательного местоимения подчеркивает потрясение хирурга как свидетеля описываемых в рассказе событий. В конце же рассказа сообщается, что хирург заставил себя забыть всё, что было связано с этим эпизодом его жизни, и приводится ссылка на одноимённый рассказ Анатоля Франса, в котором Понтий Пилат забывает Христа [2]. Последний рассказ сборника - «Сентенция» - в этом отношении представляет собой антитезу, да и в целом на протяжении цикла прослеживается определённая смысловая динамика: от забывания, беспамятства, умирания - к восстановлению памяти, правды, воскресению. В том же рассказе: «Я еле таскал ноги <...> Я и сейчас помню все выбоины, все ямы, все рытвины на этой смертной тропе; ручей, перед которым я ложился на живот и лакал холодную, вкусную, целебную воду» [2, с. 334] - одно предложение символически разъединяет и в то же время соединяет два мира (живых и мёртвых), при этом важную роль в этом со- и противопоставлении играет пунктуация и синтаксис.
Помимо отмеченных выше смысловых компонентов, в текстах цикла можно выделить повторяющиеся мотивы, звучащие в монологах, рассуждениях, сентенциях, содержащие размышления о знании, роли опыта, о взаимоотношении разума и интуиции (инстинкта), души и тела и др., также в сопровождении синтаксических конструкций с рядами.
«Потомок декабриста»: «Но в поисках случая нельзя пренебрегать ни малейшим шансом - это мне говорило тело, измученные мускулы, а не опыт, не разум» [2, с. 244] - сочетание бессоюзного открытого ряда и ряда с синтаксически дифференцированными членами (отрицательно-противительное значение) выделяет мотив противопоставления разума (опыта) и инстинкта.
Ср. в рассказе «Последний бой.»: «.месяцы на Крайнем Севере считаются годами, так велик опыт, человеческий опыт, приобретённый там» [2, с. 302] - пояснительный ряд акцентирует внимание на содержательной стороне, детализирует понятие «опыт», отражает процесс авторской рефлексии над ним.
«Кусок мяса»: «Капитаны и майоры бегали по двору с какими-то списками, и в этих списках наверняка была фамилия Голубева. Голубев это чувствовал, знал. Но ещё ничего не объявляли, никого не вызывали. Ещё никого в зоне не списывали» [2, с. 277] - бессоюзные открытые ряды выделяют мотив взаимоотношения разума (знания) и интуиции.
Несколько рассказов сборника связаны между собой мотивом игры.
В рассказе «Комбеды»: «Ленька - толстый, белолицый, с нездоровой кожей, давно не видевший свежего воздуха (ряд в портретном описании), чувствовал себя в тюрьме великолепно <...> Следственное дело своё он считал какой-то игрой, наваждением - дело его ничуть не беспокоило» [2, с. 256] - здесь, кроме того, присутствует связь, перекличка с эпизодом из рассказа «Ожерелье.», в котором тоже есть Лёнька, «чеховский злоумышленник»; далее в рассказе мотив развивается - говорится об игре в спички, в шахматы.
Тот же мотив встречаем в рассказе «Медведи»: «Всё было таким огромным - небо, скалы, что медведь казался игрушечным» [2, с. 200]. (См. «.пока лиственница, которую он сломал, играя, полчаса назад, не задержала тяжёлого тела» [2, с. 200]). Игра медведя оборачивается жертвой - он сам становится жертвой игры человека, интересно, что при этом медведь демонстрирует «человеческие» качества, спасая свою подругу. Мотив игры здесь перекликается с мотивом жертвы, также сквозным в цикле «Левый берег». Можно выделить несколько примеров встречаемости этих мотивов в сочетании с синтаксическим оформлением в виде ряда: кровавая игра судьбами людей в следовательских кабинетах (в нескольких рассказах цикла); своеобразная игра начальника Стукова в рассказе «Магия» - угадывание профессии, рода деятельности заключённого по их внешности; жертва трёх тысяч заключённых на пароходе «КИМ» из рассказа «Понтий Пилат»; параллельный эпизод их воспоминаний Ивана Фёдоровича (в одноимённом рассказе) о гибели трёх тысяч человек в лагере; «жертва» Голубева в рассказе «Кусок мяса»; воспоминания майора в финальном эпизоде текста «Последний бой майора Пугачёва» и др.
Как видно из приведённых выше примеров, рассматриваемые в этой работе конструкции синтаксического осложнения регулярно сопровождают и выделяют схожие содержательные элементы текста, организуя таким образом тематическое и смысловое единство цикла, связывая отдельные рассказы цикла между собой синтаксическими средствами.
Синтаксические ряды в «Левом береге» используются для оформления прямых отсылок к другим рассказам.
В рассказе «Прокажённые»: «Но было выгоднее, моднее, незаметнее раствориться в море отморожений» [2, с. 189] - ряд предикативных наречий в сравнительной степени отсылает к событию предыдущего рассказа цикла - «Прокуратор Иудеи» - бунт на пароходе «КИМ» и приказ начальства залить трюмы водой при сорокаградусном морозе.
Рассказ «Лучшая похвала»: «Человек тюрьмы впечатлителен. Колоссальная нервная энергия тратится в пустяки, в какой-нибудь спор о месте - до истерики, до драки. А мало ли тратится духовных и физических сил, изобретательности, догадки, риска, чтобы приобрести и сохранить какую-нибудь железку, огрызок карандаша, грифелёк - вещи, запрещённые тюремными правилами - и тем более желаемые. Здесь проба личности, в этом пустяке» [2, с. 235] - та же формулировка («проба личности») встречается в рассказе «Ожерелье», где говорится о важных эпизодах из жизни доктора Миролюбова и генерального секретаря общества политкаторжан Андреева.
«Эсперанто»: «Я позавидовал счастью барона - отвлечься, убежать, спрятаться, скрыться в стихи» - мотив эскапизма встречается в «Ожерелье.», в диалоге повествователя с доктором Миролюбовым.
«Последний бой.»: «Браудэ с фельдшерами до вечера извлекал пули, ампутировал, перевязывал» [2, с. 310]. (Ср. с цитатой из рассказа «Прокуратор Иудеи»: «Браудэ командовал, резал, ругался» [2, с. 187]). В обоих текстах встречается переходящий персонаж [5], его действия синтаксически оформлены рядом глаголов в форме несовершенного вида.
В качестве частного случая выделения тематически-смысловых компонентов текста можно отметить оформленные в виде рядов фрагменты, указывающие на какое-либо важное явление, относящиеся к главному событию текста, часто напрямую отсылающие к заголовку.
«Прокажённые»: «Война подняла со дна жизни и вынесла на свет такие пласты, такие куски жизни, которые всегда и везде скрывались от яркого солнечного света» [2, с. 188] - бессоюзный ряд существительных, подчёркнутый повтором местоимённого прилагательного «такие» имеет непосредственное отношение к денотату, обозначенному заголовком рассказа.
«В приёмном покое»: «Этап, грязный, пыльный, сгружался. Это был этап "со значением" - слишком много широкоплечих, слишком много повязок...» [2, с. 192] - синтаксический ряд здесь акцентирует, заостряет внимание на важном факте, имеющем непосредственное отношение к текстовому событию.
«Лучшая похвала»: «Похвала Андреева была самой лучшей, самой значительной, самой ответственной похвалой в моей жизни. Пророческой похвалой» [2, с. 239] - последние строки рассказа, сильная позиция текста, оформлены в виде бессоюзного ряда, отсылающего к заголовку рассказа.
Стоить отметить также вспомогательную роль конструкций синтаксического осложнения в построении композиции художественного текста. Так, интересный случай представляет собой небольшой сценический рассказ «В приёмном покое», в композиционно-смысловой структуре которого можно выделить две сцены - открывающую и закрывающую рассказ, а также помещённый между ними эпизод-рассуждение. Сценические эпизоды различаются между собой временем глагольных форм, сопровождающих авторские ремарки. В первой сцене это формы прошедшего времени - аористивные, имперфективные; во второй - настоящее историческое. Обе сцены содержат синтаксические ряды: «Блатари материли дежурного врача, фельдшера, охрану, санитаров» [2, с. 193]; «Хохочут все! Больные, приезжая охрана, надзиратели» [2, с. 194] - ряд однородных подлежащих, называющих участников действия, открывает вторую сцену, первая сцена тоже заканчивается рядом однородных дополнений, называющих действующих лиц. Таким образом, два ряда, схожие по синтаксическому строению и смысловому содержанию, выделяют однородные композиционно-смысловые блоки текста.
В рассказе «Иван Фёдорович»: «Демидова судили, дали "довеска" восемь лет, сняли с работы, послали на штрафной прииск, на "общие" <...> Иван Фёдорович сделал её [Рыдасову] своей женой, начальницей большого лагерного отделения - хозяйкой жизни и смерти многих тысяч людей <...> Она ссылала, давала дела, сроки, "довески" и стала в центре всяческих интриг по-лагерному подлых» [2, с. 210] - в двух эпизодах ряды из глаголов совершенного вида (в первом эпизоде) и несовершенного вида (во втором), имеющих одно смысловое содержание, создают сцепление эпизодов, сопровождая развитие повествования от описания частного случая к утверждению постоянного порядка вещей.
И, наконец, необходимо отметить связь синтаксических рядов с одним из принципов «новой прозы» В. Шаламова - изображением определённого психологического состояния, «редко наблюдаемого состояния души» [6, с. 128].
«И это внезапное проявление стыда возникает как тончайшее человеческое чувство и вспоминается потом всю жизнь как что-то настоящее, как что-то бесконечно дорогое» [2, с. 190]. В эпизоде из рассказа «Прокажённые» ряд качественных прилагательных в сочетании с повтором неопределённого местоимения «что-то» характеризует изображаемый автором психический феномен, неопределённые местоимения добавляют оттенок рефлексии, поиска нужного слова. И далее: «Это человеческое, смешное, нежное обнаруживается в людях внезапно» [2, с. 190].
В «Геологах»: Всё грустнее становились его глаза, всё краснее нос -Хабибулин запил решительно» [2, с. 198]. Ряд иллюстрирует динамику смены
Библиографический список
психологического состояния тюремного надзирателя Хабибулина, «оскорблённого в своих чувствах» [2, с. 199]. Его обида на начальство, неожиданная, в контексте лагерных реалий, тоже представляет собой необычный психический феномен.
В рассказе «Ожерелье княгини Гагариной»: «Главное же, на что тратятся все душевные, все духовные и нервные силы в тюрьме - борьба со следователем» [2, с. 200] - изображается психологическое состояние человека в момент нахождения под следствием. Истории Андреева, Миролюбова, звучащие в рассказе, раскрывают психологические мотивы их поступков (Андреев бросал бомбу, Миролюбов вернул ожерелье). Рассказ проявляет некоторые аспекты психологического состояния подследственного и создаёт своеобразный контраст с другими рассказами цикла (действие большинства которых происходит в лагере): действующие лица много беседуют, играют в «осмысленные» игры и, в целом, проводят время в камере довольно интеллектуально (более подробно тюремный режим описан в рассказе «Лучшая похвала», тесно связанном с «Ожерельем...» - тематически, местом действия, персонажами, повторами). В финале рассказа мы узнаём о дальнейшей судьбе доктора Миролюбова: «. был освобождён в войну, работал врачом на прииске, состарился и умер в 1965 году» [2, с. 207] - ряд событийных предикатов динамично передаёт основные события его жизни. Вся дальнейшая судьба Миролюбова - в одном абзаце, от освобождения до смерти - в одном предложении; рассказ сфокусирован на определённом психическом состоянии - на «душевной слабости», «опасном часе его жизни»).
Таким образом, в результате рассмотрения функционирования конструкций синтаксического осложнения (бессоюзные и союзные ряды) в цикле рассказов Варлама Шаламова «Левый берег» можно выделить несколько базовых семантических функций рядов. Наименее специфичным представляется использование синтаксических рядов в описании предметного мира художественного текста, в портретном описании и психологической характеристике персонажей. Однако те же реалии изображаемого писателем мира, будучи выделены синтаксическими рядами, могут приобретать более глубинные значения. Они сопровождают повторяющиеся смысловые компоненты цикла (общие темы, мотивы), оформляют отсылки к другим рассказам сборника, сопровождают постоянных (переходящих) персонажей, используются в приёмах сопоставления и противопоставления, выделяют смысловые контрасты, события, факты текста, в некоторых случаях используются для дополнительного акцента в сильных позициях текста, выделяя заголовок и/или последние строки рассказа. Отмечена также роль рядов в построении композиции текста - в организации рассуждения, тематического развития, сцепления мыслей, монтаже сцен, выделении определённых композиционно-смысловых блоков. На материале нескольких рассказов показано применение синтаксических средств в реализации одного из принципов прозы Варлама Шаламова - стремлении выразить, передать особое психологическое состояние человека в экстремальных условиях. В данном случае автор также довольно часто использует синтаксические ряды, что в совокупности с отмеченными выше фактами их употребления позволяет с уверенностью отнести интенсивное использование синтаксического осложнения к синтаксическим особенностям иди-остиля Варлама Тихоновича Шаламова.
1. Прияткина А.Ф. Русский язык: Синтаксис осложненного предложения. Москва: Высшая школа, 1990.
2. Шаламов В.Т. Колымские рассказы. Москва: Издательство «Э», 2018.
3. Михайлик Е.Ю. Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения. Москва: Новое литературное обозрение, 2018.
4. Фещенко Д.С. Образ автора и его синтаксические проявления в «Новой прозе» Варлама Шаламова (на материале цикла «Левый берег»). Мир науки, культуры, образования. 2020; № 3: 537 - 540.
5. Жаравина Л.В. «У времени на дне»: эстетика и поэтика прозы Варлама Шаламова. Москва: ФЛИНТА: Наука, 2017.
6. Шаламов В.Т. Всё или ничего: Эссе о поэзии и прозе. Санкт-Петербург: Лимбус Пресс, 2016.
References
1. Priyatkina A.F. Russkijyazyk: Sintaksis oslozhnennogopredlozheniya. Moskva: Vysshaya shkola, 1990.
2. Shalamov V.T. Kolymskierasskazy. Moskva: Izdatel'stvo «'E», 2018.
3. Mihajlik E.Yu. Nezakonnaya kometa. Varlam Shalamov: opyt medlennogo chteniya. Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie, 2018.
4. Feschenko D.S. Obraz avtora i ego sintaksicheskie proyavleniya v «Novoj proze» Varlama Shalamova (na materiale cikla «Levyj bereg»). Mirnauki, kultury, obrazovaniya. 2020; № 3: 537 - 540.
5. Zharavina L.V. «U vremenina dne»: 'estetika ipo'etika prozy Varlama Shalamova. Moskva: FLINTA: Nauka, 2017.
6. Shalamov V.T. Vse ili nichego: 'Esse o po'ezii iproze. Sankt-Peterburg: Limbus Press, 2016.
Статья поступила в редакцию 09.05.21
УДК 811
Khalilov M.Sh., Doctor of Sciences (Philology), Professor, chief researcher, Institute for Language, Literature and Arts DFSC RAS (Makhachkala, Russia),
E-mail: [email protected]
PRESENT TENSE FORMATION IN THE INHOKWARI DIALECT OF KHWARSHI. The paper examines the formation of present tense verb forms in the Ink-hokwari dialect of Khwarshi in comparison with the Khwarshi Proper dialect. The present tense is formed with the help of the sufîix -se (and -ha/-he/-ho in Khwarshi Proper). In some cases, the present tense is attached to the verbal stem without any phonetic changes. However, various phonetic changes occur in some other verbal stems, which are progressive and regressive assimilation. The paper also illustrates the corresponding formation of present tense in closely related Tsezic languages. The Inkhokwari dialect has the more complex process of present tense formation, which represent more archaic formation pattern. The Khwarshi language