CC BY
25
УДК 347.632 ББК 67.404.5
© 2017 г. И. Г. Войнилова,
соискатель кафедры истории государства и права Саратовской государственной юридической академии.
E-mail: [email protected]
ОСОБЕННОСТИ РЕАЛИЗАЦИИ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫХ ЛИЦАХ В РОССИИ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА
В статье анализируются основные составляющие и особенности государственной политики, проводившейся в отношении незаконнорожденных лиц в России XIX- начала XXвека. Рассматривается закрепление политических идей и принципов в законодательстве исследуемого периода. Дается оценка эффективности практической реализации законодательства о незаконнорожденных лицах, формулируется вывод о несовпадении ограничительных целей законодательства с существовавшими общественными отношениями и устоями.
Ключевые слова: государственная политика, правовое положение незаконнорожденных лиц, ограниченная правоспособность, законодательство, нормативный правовой акт, юридическая гарантия.
I. G. Voynilova - Aspirant, Department of the History of State and Law, the Saratov State Law Academy.
PECULIARITIES OFTHE REALIZATION OFTHE LEGISLATION ON ILLEGITIMATE PERSONS
IN RUSSIA XIX - EARLY XX CENTURY
The article analyzes the main components and features of the state policy pursued in relation to illegitimate persons in Russia XIX- early XXcentury. Examines the consolidation of political ideas and principles in the legislation of the study period. Assesses the effectiveness of the practical implementation of the legislation on illegitimate persons, formulated the conclusion about the discrepancy between the restrictive goals of the legislation with the existing social relations and practices.
Key words: public policy, the legal position of illegitimate persons, limited legal capacity, legislation, normative legal act, legal guarantee.
При исследовании проблемы практической реализации законодательства о незаконнорожденных лицах, прежде всего, необходимо рассмотреть вопрос об особенностях государственной политики XIX - начала XX века в данной области.
Следует отметить, что государственная политика этого периода при осуществлении правового регулирования статуса незаконнорожденных и связанных с ним правоотношений носила выраженный охранительный характер. Основной целью законодательства было вытеснение из жизни российского общества отношений, противоречивших господствовавшим представлениям о сословном устройстве феодального государства, в которых сословная принадлежность (социальная идентичность) и правоспособность субъекта определялись исключительно статусом родителей и только при условии, что последние состояли в официально зарегистрированном браке.
Анализ законодательства показывает, что наиболее ярко особенности российской государственной политики в сфере регулирования
правового статуса незаконнорожденных проявились еще в XVIII веке в екатерининском указе от 21 декабря 1772 года «О воспитании оставленных родителями младенцев до пяти лет, о приносе оных в Воспитательный дом и о платеже за воспитание» [23, с. 693-696].
В указанном законодательном акте содержался ряд положений, которые определяли морально-нравственные приоритеты государственной политики по отношению к незаконнорожденным лицам на протяжении XIX - начала XX века. В частности, в числе побудительных мотивов государственной деятельности в этой сфере назывались, во-первых, ее обусловленность необходимостью изменения социального мировоззрения российского населения, чтобы «отвратить народ от пагубного греха... и привесть к милосердию и соболезнованию о невинных тех младенцах»; во-вторых, стремление к общественной пользе посредством снижения смертности и принятия мер по содержанию и воспитанию незаконнорожденных, поскольку «таковых гибели подверженных младенцев великое число остается без всякого
призрения, а хотя и несколько из них и возрастают, но и те шатаются по улицам и бесстыдно нищенствуют к великой тягости Обществу» [23, с. 693-696].
Впоследствии приверженность идее общественного блага как основного направления государственной политики в отношении незаконнорожденных была подтверждена Александром I в указе от 5 июня 1820 года об определении рода деятельности незаконнорожденных по достижении определенного возраста [10, с. 343-346]. Главной целью государственной политики в этом направлении также называлась польза как для общества, так и для самих незаконнорожденных в связи с тем, что последние, «не быв ни к чему не приготовлены, шатаясь из места в место, умножают лишь число праздных, а иногда и вредных обществу людей» [10, с. 343-346].
Очевидно, что гуманистические приоритеты российской законодательной политики первой половины XIX века, касающейся незаконнорожденных, формировались под влиянием буржуазных просветительских идей Франции XVIII столетия. Согласно этим идеям, как отмечал И. Е. Фарбер, экономические и социальные отношения представлялись не как созданные Богом и церковью, критика которых считалась смертным грехом, а как основанные на праве, творцом которого выступало государство, издающее законы [26, с. 16]. Соответственно, задачей государства в этом аспекте было выявление «плохих порядков», то есть отношений, противоречивших актуальным на тот момент государственно-политическим приоритетам, их исправление при помощи законов, созданных на основе буржуазно-либеральных идей вечного разума, истины и справедливости.
Вместе с тем феодально-крепостнические устои государства первой половины XIX века позволяют расценивать «гуманистические» положения государственной политики в отношении незаконнорожденных исключительно как разновидность правовых иллюзий. На наш взгляд, содержание правовых иллюзий эпохи феодализма наиболее точно определил Б. Ф. Поршнев, который, раскрывая сущность феодального права в сравнении с капиталистическим, отмечал, что при феодализме экономические отношения людей тоже не выступают в обнаженном виде, а выглядят отношениями политическими, государственными, «публично-правовыми» (юридический тер-
мин, противоположный понятию «частноправовые отношения») [21, с. 39].
Из вышеприведенных положений следует, что феодальное право использовалось как инструмент государственной политики, позволявший скрыть неравенство субъектов феодальных производственных отношений. Одним из приемов использования законодательства в целях создания правовых иллюзий выступало, как показано выше, включение в нормативные положения сентенций о стремлении к общественной пользе и искоренении социальных пороков.
Государственная политика первой половины XIX века в отношении незаконнорожденных являлась, на наш взгляд, наиболее ярким примером маскирования феодально-крепостнических устоев нормами, апеллирующими к началам всеобщей пользы, истины и добродетели. На противоречивость данной политики указывает тот факт, что корпус законов о незаконнорожденных не только имел «человеколюбивое» содержание, но и включал в себя целый ряд актов, которые отражали реальные приоритеты государственной политики, проводимой в интересах класса феодалов.
Последняя группа актов представлена многочисленными указами об определении незаконнорожденных в рекруты и кантонисты [1, с. 90; 22, с. 242-243]; пожизненном приписывании к горным заводам [2, с. 1116]; переводе в крепостное состояние [5, с. 437]. Также действовали нормы, направленные на ограничение прав незаконнорожденных. Ограничения имущественных прав выражались в установлении законодательного запрета на наследование поместий и иного имущества незаконнорожденными детьми лиц дворянского сословия [9, с. 69]. В 1828 году было введено ограничение административных прав незаконнорожденных - причисление внебрачных детей дворян к лицам крепостного состояния, приобретавших право поступления на службу только после выкупа из крепостной зависимости и при условии окончания соответствующего учебного заведения [3, с. 1041-1042].
Кроме того, в обеспечение вышеуказанных и других законодательных актов в 1835 году были установлены правила, согласно которым родители лишались права регистрировать незаконнорожденных в качестве своих детей, а также подавать прошения «о соприч-тении к законным детей, рожденных до брака с настоящей женой» [4, § 41, п. 2, с. 49-50].
Как показывает анализ, законодательные акты первой половины XIX века, которые регулировали правовой статус незаконнорожденных, в том числе нормы об ограничении правоспособности незаконнорожденных и нормы, препятствовавшие устранению этих ограничений, относились к группе юридических гарантий феодально-крепостнического устройства Российского государства.
Данные юридические гарантии были направлены, во-первых, на сохранение сослов-но-крепостнической структуры общества и поддержание замкнутости сословных групп за счет запрета перехода дворянского звания от родителей к незаконнорожденным детям; во-вторых, на защиту материальных интересов дворянства посредством установления запрета наследования незаконнорожденными детьми поместий и иного имущества; в-третьих, на усиление вассальной зависимости феодалов от монарха, к исключительной компетенции которого относились вопросы об узаконении незаконнорожденных детей дворян.
Противоречивость государственной политики первой половины XIX века, выражавшаяся в целенаправленном применении к незаконнорожденным феодально-крепостнических ограничений в сочетании с морали-заторскими юридическими сентенциями о необходимости облегчения их участи, обусловила особенности участия общества и частных лиц в реализации государственной политики в данной сфере. Одна из особенностей заключалась в том, что представители общества и частные лица допускались к реализации только морально-нравственных норм законодательства о незаконнорожденных, участвуя в благотворительной деятельности в отношении незаконнорожденных.
Еще в XVIII столетии одной из форм участия отдельных лиц в благотворительности являлось создание учебных заведений для незаконнорожденных. В качестве примера можно привести деятельность московского купца П. Д. Ларина, который в конце XVIII века на собственные средства основал «призри-тельное училище для незаконнорожденных сирот» с обучением ремеслу [20, с. 249]. Эта благотворительная деятельность была высоко оценена Екатериной II, которая рекомендовала и в дальнейшем развивать «похвальное намерение» в отношении незаконнорожденных [8, с. 600].
Другой формой привлечения частных лиц к реализации государственной политики в рассматриваемой сфере стали меры по передаче незаконнорожденных на содержание в приемные семьи, предпринятые по инициативе Екатерины II. В соответствии с указом от 21 декабря 1772 года приемным семьям, которые брали на воспитание незаконнорожденных из воспитательных домов, назначалось государственное вознаграждение в размере от 1 0 до 30 рублей в год в зависимости от срока их содержания в семье [23, с. 693].
Наряду с частными лицами в благотворительной деятельности для незаконнорожденных принимали участие и сословные группы. Например, в 1 796 году московским купечеством были собраны средства на обучение ремеслу счетоводов незаконнорожденных детей из воспитательного дома [7, с. 4]. В том же году дворяне Московского благородного собрания пожертвовали две тысячи рублей на содержание тех «несчастно рожденных» детей воспитательного дома, один из родителей которых относился к дворянскому сословию [6, с. 6].
В первой половине XIX века в связи с общей тенденцией государственного администрирования всех видов деятельности, отличавшей внутреннюю политику Николая I, традиция благотворительности в отношении незаконнорожденных приняла несколько иные формы [18, с. 6]. Губернаторам были даны полномочия создавать попечительские советы, в состав которых входили люди, «известные своей благотворительностью», для осуществления надзора за расходованием средств, направляемых на попечительство незаконнорожденных сирот [19, с. 114].
Отмена крепостного права и последующая либерализация законодательства в части создания благотворительных союзов по инициативе представителей общественности привели к развитию коллективных негосударственных форм участия в осуществлении попечительских функций по отношению к незаконнорожденным. Например, в 1908 году общегубернский съезд нижегородских врачей по просьбе земства сформулировал требования, которым должны были соответствовать приемные семьи, если последние претендовали на участие в содержании и воспитании незаконнорожденных подкидышей. Тем самым были созданы условия для снижения смертности незаконнорожденных в приемных семьях [28, с. 1028-129].
Еще одна особенность участия населения в реализации законодательства о незаконнорожденных заключалась в том, что далеко не всегда оно обусловливалось собственной инициативой частных лиц. Так, еще распоряжением Екатерины II от 29 апреля 1765 года на слободских ремесленных учителей была возложена обязанность выявлять не имевших попечения незаконнорожденных детей и «отдавать их в семью тому, кто взять пожелает» [11, с. 181].
В 1889 году к практике екатерининских времен обратился Святейший синод, возложив на священнослужителей местных приходов обязанность регулярно проверять положение незаконнорожденных детей, отданных в приемные семьи, и каждые полгода письменно докладывать о результатах проверки в соответствующие консистории [25, с. 15-16].
Таким образом, участие общества и частных лиц в реализации законодательства о незаконнорожденных являлось возможным лишь в части оказания помощи им в содержании либо обустройстве. Главной особенностью такого участия был характер инициативы, которая могла исходить как от самого общества и частных лиц, так и от государства, вовлекавшего отдельные категории общественных представителей, например учителей и священников, в деятельность по оказанию помощи незаконнорожденным.
Вместе с тем следует учитывать, что законодательный институт ограниченной правоспособности незаконнорожденных в полной мере соответствовал интересам класса феодалов, так как представлял собой один из источников пополнения феодально-зависимых категорий населения. Именно поэтому в первой половине XIX века инициатива частных лиц по усыновлению или узаконению незаконнорожденных в корне пресекалась, поскольку это вело к сокращению источников пополнения податных сословий. Особенности реализации законодательства о незаконнорожденных, кроме того, были обусловлены его основными началами, идеями, принципами и их эволюцией.
Так, в первой половине XIX столетия в законодательстве России господствовал принцип сословной исключительности и идея гражданского равенства (формально-юридического). Права и обязанности предоставлялись субъектам гражданских правоотношений в зависимости от их сословной при-
надлежности и финансового положения [14, с. 61]. В условиях преимущественного обеспечения прав и интересов привилегированного сословия равенство всех перед законом отсутствовало.
Незаконнорожденные лица вне зависимости от оснований и условий их рождения причислялись к податным состояниям и обладали равными правами. Они не имели правомочий привилегированных масс, но могли получить их путем «сопричтения» к таковым на основании актов верховной власти.
С середины XIX века и вплоть до октября 1917 года в гражданском законодательстве России происходило постепенное вытеснение принципа сословной исключительности и уравнивание по правовому статусу лиц, принадлежащих к различным сословиям и состояниям [14, с. 61]. Лица всех сословий, кроме тех, кто по сану был обречен на безбрачие, на законодательном уровне получили возможность усыновлять внебрачных детей, а незаконнорожденные - быть узаконенными и усыновленными собственными родителями.
Однако указанные правовые возможности «сопричтения» к законнорожденным мало использовались, поскольку большинство населения страны вплоть до начала XX века оставалось малограмотным, не знающим гражданских законов. Грамотность среди мужского населения старше 9 лет составляла в конце XVIII столетия 6 %, в 1850 году - 19 %, в 1913 году - 54 %, среди женского - соответственно 4, 10 и 26 %. К началу XX века только дворянство и духовенство (2 % от всего населения России) достигли уровня почти полной грамотности [17, с. 264]. Поэтому законодательство о незаконнорожденных лицах реали-зовывалось не в полной мере, не решало поставленных задач, что также было обусловлено регулированием отношений внебрачного родства нормами обычного права.
Уничтожение крепостного права ликвидировало заинтересованность феодалов в ограничении правоспособности незаконнорожденных. Реформы, направленные на улучшение положения лиц, рожденных вне брака, которые были проведены на рубеже XIX и XX веков, открыли новые возможности для участия общества и частных лиц в оказании помощи незаконнорожденным детям. Но, несмотря на всю свою значимость, эти реформы являлись архаичными и не соответство-
вали новым буржуазно-либеральным отношениям, основанным на равенстве всех субъектов товарного производства и обмена.
Следует отметить, что ограниченная правоспособность незаконнорожденных в условиях феодально-крепостнических отношений служила гарантией соблюдения интересов не только привилегированных сословий. Анализ статистических сведений первой половины XIX века свидетельствует о том, что в 1835 году наименьшее число детей, родившихся вне брака, приходилось на губернии, основу экономики которых составляло сельское хозяйство, - Саратовскую (0,87 внебрачных детей на 100 родившихся), Оренбургскую (1,44), Самарскую (2,64) и другие [15, с. 44].
При этом в губерниях, население которых занималось преимущественно отходничеством, внебрачных детей было гораздо больше. Так, в том же 1835 году в Олонецкой губернии на 100 родившихся приходилось 4,11 внебрачных детей, в Костромской - 5,96, в Ковенской - 6,12 [15, с. 45]. Наиболее высокие показатели в 1835 году имели место в Москве (11,45) и Санкт-Петербурге (12,09) [15, с. 45-46].
Таким образом, в губерниях, где преобладала традиционная крестьянская община с патриархальным укладом, зависимым положением женщины и ограниченными земельными ресурсами, число внебрачных детей было минимальным. На наш взгляд, причина отрицательного отношения крестьянской общины к внебрачному рождению заключалась, прежде всего, в ограниченности земельных ресурсов, что требовало принятия мер, препятствовавших переходу наделов лицам, не входившим в ее состав, в частности тому из родителей внебрачного ребенка, который не принадлежал к общине. Полагаем, что именно в этих губерниях эффективность законодательства о статусе незаконнорожденных была самой высокой, так как имело место совпадение целей государственной политики и устоев патриархального мировоззрения основной массы населения губернии.
Не случайно именно в земледельческих губерниях крестьянская семья использовала любые возможности для сокрытия факта внебрачного рождения. Так, по свидетельству И. И. Янжула, в Ржевской губернии нередко совершался подлог документов, когда приходской священник, уступая корыстным мотивам, записывал в метрическую книгу в
качестве родителей незаконнорожденного его деда и бабку, а фактического отца - крестным этого незаконнорожденного [27, с. 203].
В Саратовской губернии, которая также относилась к категории земледельческих с патриархальным укладом, по воспоминаниям И. М. Кабештова, распространенным способом скрыть внебрачное происхождение являлась подделка метрических записей. При этом в процесс исправления документов были вовлечены не только приходские служители, но и консисторские, так как в консисториях хранились дубликаты метрических книг, позволявшие восстанавливать в случае необходимости записи приходских документов о рождении. По замечанию И. М. Кабештова, подделка метрических записей незаконнорожденных служила неиссякаемым источником взяток как для приходского, так и для консисторского духовенства [12, с. 354-355].
В губерниях, где преобладало отходничество, напротив, земельные ресурсы не играли значимой роли по причине их отсутствия либо минимального наличия. В этих губерниях традиционно значимой была роль женщины, которая управляла домашним хозяйством в период длительного нахождения отца, братьев или мужа «на промыслах» [16, с. 89]. Поэтому население данных губерний к факту внебрачного рождения относилось более индифферентно. К примеру, как отмечал известный дореволюционный историк В. И. Сергеевич, во второй половине XIX - начале XX века в Архангельской губернии внебрачные дети крестьян имели равные с законными права в наследовании [24, с. 511].
Наконец, в Москве и Санкт-Петербурге показатели внебрачных рождений являлись наиболее высокими, что в первую очередь было связано с промышленным характером этих городов. Значительная концентрация пролетариата, прибывшего из разных районов страны, наряду с отсутствием собственности на средства производства и, следовательно, необходимости решения вопросов о наследовании «размывали» патриархальные представления о браке и семье и способствовали росту внебрачных рождений [13, с. 36]. Полагаем, что в этих городах эффективность государственной политики в отношении незаконнорожденных была крайне низкой, так как ее цели не совпадали с объективными условиями жизни населения.
В заключение необходимо отметить, что социальная структура российского общества рассматриваемого периода не была однородной, характеризовалась наличием устойчивых общественных отношений и связей, не всегда соответствовавших ограничительным целям законодательства о незаконнорожденных. Именно в имущественной и культурной
Литература
1. О власти воспитателей увольнять в рекруты воспитанных ими приемышей и подкидышей: высочайше утвержденное мнение Государственного Совета от 9 апр. 1843 г. // ПСЗ II. 1830-1884. № 16724.
2. Об оставлении всех детей незаконнорожденных солдатскими женами и дочерьми, при горных заводах находящихся, навсегда при сих заводах: высочайше утвержденное мнение Государственного Совета от 29 дек. 1827 г. // ПСЗ II. 1827. Т. II. № 1660.
3. О порядке определения в гражданскую службу воспитанников как действительных, так и личных дворян: высочайше утвержденное мнение Государственного Совета от 29 нояб. 1828 г. // ПСЗ II. 1828. Т. III. № 2467.
4. Высочайше утвержденное Положение о комиссии Прошений от 18 января 1835 года // ПСЗ II. 1835. Т. X. Отд. 1. № 7771.
5. О причислении незаконнорожденных в городское или сельское состояние и о времени обложения их податями: высочайше утвержденное мнение Государственного Совета от 1 июня 1845 г. // ПСЗ II. 1845. Т. XX. Отд. 1. № 19067.
6. Из общественной жизни // Моск. вед. 1796. № 17.
7. Из общественной жизни // Моск. вед. 1796. № 19.
8. О дозволении московскому купцу Ларину завести призрительное училище в дворцовом селе Любуче уезда Переславля-Рязан-ского: именной, данный Обер-Гофмейстеру Елагину указ от 12 марта 1778 г. // ПСЗ I. Т. XX. № 14719.
9. О ненаследовании незаконнорожденным детям, коим не будет даровано полного фамильного права, в родовых имениях после родственников с отцовской стороны: именной указ от 6 марта 1800 г. // ПСЗ I. Т. XXVI. № 19310.
10. О распределении незаконнорожденных воспитанников Приказов общественного при-
неоднородности российского общества и заключалась социально-политическая предпосылка для возникновения различий в эффективности реализации данных целей. Дуализм правовой системы также не способствовал реализации гражданского законодательства о незаконнорожденных лицах среди всего населения дореволюционной России.
Bibliography
1. On the power of educators to dismiss recruits brought up by them adoptive and foundlings: the highest approved opinion of the State Council of April
9, 1843 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The second meeting. 1830-1884. № 16724.
2. On the abandonment of all children of illegitimate soldiers' wives and daughters, in mountain plants located forever for these plants: the highest approved opinion of the State Council of December 29, 1827 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The second meeting. 1827. Vol. II. № 1660.
3. On the procedure for determining in civil service pupils both real and personal nobles: the highest approved opinion of the State Council of November 29, 1828 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The second meeting. 1828. Vol. III. № 2467.
4. The highest approved Regulations on the Commission of the Requests of January 18, 1835 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The second meeting. 1835. Vol. X. Branch first. № 7771.
5. On the attribution of illegitimate children to the urban or rural state and on the time of their taxation: the highest approved opinion of the State Council of June 1, 1845 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The second meeting. 1845. Vol. XX. Branch first. № 19067.
6. From public life // Moskovskie vedomosti. 1796. № 17.
7. From public life // Moskovskie vedomosti. 1796. № 19.
8. On the admission of the Moscow merchant Larin to the vocational school in the palace village of Lyubuch in the county of Pereslavl-Ryazan, was given to Ober-Hofmeister Elagin: the nominal decree dated 12 March 1778 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The first meeting. Vol. XX. № 14719.
9. On non-inheritance of illegitimate children, who will not be granted full family right, in patrimo-
зрения: именной, объявленный Управляющим Министерства внутренних дел гражданским губернаторам указ от 5 июня 1820 г. // ПСЗ I. 1820-1821. Т. XXXVII. № 2830.
11. Инструкция Слободской губернии Губернатору с Губернской и Провинциальной Канцеляриями от 6 июля 1765 года // ПСЗ I. Т. XVII. № 12430.
12. Кабештов И. М. Моя жизнь и воспоминания бывшего до шести лет дворянином, потом двадцать лет крепостным // Воспоминания русских крестьян XVIII - первой половины XIX в. М., 2006.
1 3. Куприянов А. И. Русский город в первой половине XIX века. М., 1995.
14. Лядащева-Ильичева М. Н. Гражданское законодательство в России в 1649 - октябре 1917 года: формирование и развитие: моногр. / под науч. ред. С. В. Кодана. М., 2016.
15. Материалы для статистики Российской империи, издаваемые с Высочайшего соизволения при Статистическом отделении Совета Министерства внутренних дел. СПб., 1839. Т. I.
16. Миненко Н. А. Русская крестьянская община в Западной Сибири. XVIII - первая половина XIX в. / отв. ред. А. П. Деревянко. Новосибирск, 1991.
17. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): в 2 т. СПб., 2000. Т. 2.
18. Николай I: личность и эпоха. Новые материалы / отв. ред. А. Н. Цамутали. СПб., 2007.
19. Общее губернское учреждение от 1 января 1831 года // Свод законов Российской империи: в 15 т. СПб., 1857. Т. II.
20. Петр Данилович Ларин. Биографический очерк // Древняя и новая Россия. 1876. № 3.
21. Поршнев Б. Ф. Феодализм и народные массы. М., 1964.
22. О незаконнорожденных в Финляндии детях от солдатских жен, вдов и девок: сенатский указ от 2 нояб. 1851 г. // ПСЗ II. 1851. Т. XXVI. Отд. 2. № 25710.
23. О воспитании оставленных родителями младенцев до пяти лет, о приносе оных в Воспитательный дом и о платеже за воспитание: сенатский, с приложением объявления Опекунского совета Воспитательного дома, указ от 21 дек. 1772 г. // ПСЗ I. 1770-1774. Т. XIX. № 13930.
24. Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. 4-е изд., испр. и доп. СПб., 1910.
nial estates after relatives from the father's side: the nominal decree of March 6, 1800 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The first meeting. Vol. XXVI. № 19310.
10. On the Distribution of Illegitimate Inmates of Orders of Public Charity: the nominal decree, issued by the Governor of the Ministry of Internal Affairs to civilian governors, of June 5, 1820 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The first meeting. 1820-1821. Vol. XXXVII. № 2830.
11. Instructions of Slobodskaya province to Governor with Provincial and Provincial Chancellery of July 6, 1765 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The first meeting. Vol. XVII. № 12430.
12. Kabeshtov I. M. My life and memories of a former nobleman before the age of six, then twenty years of serfdom // Memoirs of Russian peasants of the XVIII - first half of the XIX century. Moscow, 2006.
13. Kupriyanov A. I. Russian city in the first half of the XIX century. Moscow, 1995.
14. Lyadashcheva-Ilyicheva M. N. Civil legislation in Russia in 1649 - October 1917: formation and development: monograph / under scientific ed. S. V. Kodan. Moscow, 2016.
15. Materials for statistics of the Russian Empire, issued with the highest assent from the Statistical Office of the Council of the Ministry of Internal Affairs. St. Petersburg, 1839. Vol. I.
1 6. Minenko N. A. Russian peasant community in Western Siberia. XVIII - first half of the XIX century / ed. by A. P. Derevyanko. Novosibirsk, 1991.
17. Mironov B. N. Social history of Russia in the period of the empire (XVIII and early XX century): in 2 vol. St. Petersburg, 2000. Vol. 2.
18. Nicholay I: a person and an era. New materials / ed. by A. N. Tsamutali. St. Petersburg, 2007.
19. General Provincial Office of January 1, 1831 // Code of laws of the Russian Empire: in 15 vol. St. Petersburg, 1857. Vol. II.
20. Petr Danilovich Larin. Biographical sketch // Ancient and New Russia. 1876. № 3.
21. Porshnev B. F. Feudalism and the masses. Moscow, 1964.
22. On illegitimate children in Finland from soldiers' wives, widows and girls: senate decree of November 2, 1851 // Complete collection of laws of the Russian Empire. 1851. The second meeting. Vol. XXVI. Branch two. № 25710.
23. On the upbringing of infants left before the age of five, on bringing these to the Upbringing House and on payment for education: senate, with the an-
25. Об обязанностях служителей местных приходов: указ Святейшего Синода от 8 февр. 1889 г. // Тул. епархиальные вед. 1889. № 8.
26. Фарбер И. Е. Правосознание как форма общественного сознания. М., 1963.
27. Янжул И. О незаконнорожденных: ста-тистико-юридический очерк // Моск. универ. изв. 1870. № 4.
28. XLIV очередное нижегородское уездное земское собрание // Нижегород. земская газ. 1908. № 43.
nouncement of the announcement of the Board of Trustees of the Educational House, decree of December 21, 1772 // Complete collection of laws of the Russian Empire. The first meeting. 1770-1774. Vol. XIX. № 13930.
24. Sergeevich V. I. Lectures and studies on the ancient history of Russian law. 4th ed., rev. and additional. St. Petersburg, 1910.
25. On the duties of ministers of local parishes: the decree of the Holy Synod of February 8, 1889 // Tula Diocesan News. 1889. № 8.
26. Farber I. E. Legal awareness as a form of public consciousness. Moscow, 1963.
27. Yangzhul I. About illegitimate children: statis-tico-juridical essay // Moscow university news. 1870. № 4.
28. XLIV next Nizhny Novgorod district zemstvo assembly // Nizhny Novgorod Zemsky newspaper. 1908. № 43.
