CC BY
28
В.А. Данилова
ОСОБЕННОСТИ РЕАЛИЗАЦИИ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ В КОМПОЗИЦИОННО-РЕЧЕВОЙ СТРУКТУРЕ НЕМЕЦКИХ ШВАНКОВ ХУ1-ХУ111 вв.
Проблема интертекстуальности как категории межтекстового взаимодействия входит в круг интересов лингвистики текста с середины 80-х годов XX в. и исследуется на материале текстов научного дискурса, прессы, художественной литературы. Именно художественный текст характеризуется широким диапазоном способов реализации меж-текстовых связей, призванных в зависимости от коммуникативной стратегии автора решить частные художественные задачи или же пронизывающих всю композиционноречевую структуру текста, образуя его содержательную и формальную основу.
Многообразные интертекстуальные связи свойственны современным вариантам известных сказочных текстов, текстам поэтических и прозаических пародий, сатирическим фельетонам и др. Интертекстуальные включения в текстах подобных жанров осуществляют оценочную и характерологическую функции по отношению к предмету комментирования, усиливают комический эффект, являются значимым средством воздействия на адресанта за счет актуализации имеющихся у него определенных исторических фоновых знаний. Представляется целесообразным исследование способов реализации интертекстуальности не только на материале современных текстов, но и на материале более ранних художественных текстов, оказавших значительное влияние на становление жанрового корпуса национальной литературы и всего строя национального языка, отразивших специфическую картину мира своей эпохи.
В немецкоязычном ареале ярким примером такого типа текста является прозаический шванк - краткий комический рассказ, структурно схожий с итальянской фацети-ей и средневековой французской городской повестью фаблио, пользовавшийся исключительной популярностью в городской среде Германии с раннего Средневековья до начала XIX в. Сборники шванков XVI в. представляют собой по форме, тематике и функциям основной фонд структурных элементов и мотивов - своеобразный эталон для всех последующих столетий. Тематика и отдельные сюжеты оставались прежними на протяжении десятилетий, количество сборников XVII и XVIII вв. также было велико, при этом некоторые из них представляли собой почти дословную передачу ранее известных текстов или их вариаций.
Шванк нельзя назвать исторически исконным немецким жанром: схожая литературная форма встречается в древнеегипетской, древнегреческой и древнеиндийской литературе, а также в более поздней народной литературе многих народов Европы и Азии (см., например, цикл шванков о Ходже Насреддине)1.
Шванк представляет собой яркий пример текста, в котором нашел воплощение художественный принцип гротескного реализма, под которым М.М. Бахтин понимал
© В.А. Данилова, 2006
восприятие мира в его конкретно-чувственной изменчивости, материально-телесной целостности (ср. с терминами «контрастивный реализм»/ «карикатуральная оптика»2). В центре повествования преимущественно стоят стороны человеческой жизни, базирующиеся на биологических инстинктах (еда и половое влечение), частично относящиеся к зоне табу (скатологические шванки и шванки с сексуальной тематикой). Прославляется «прежде всего все естественное, материально-телесное, начало и конец физического существования, рождение и умирание, выход из лона природы и возвращение в него»3.
Тематическая специфика шванков, их принадлежность к так называемой тривиальной литературе обусловили незаслуженную непопулярность данного жанра и пренебрежительное отношение к нему как к объекту исследования в литературоведении и лингвистике в противоположность сказке и легенде, литературе немецкого романтизм4. Подобная исследовательская установка характеризует уже труды XIX в., например сборник Ф. Бобертага «400 Schwänke des 16. Jahrhunderts» (1887), труд К. Гёдеке «Grundriss zur Geschichte der deutschen Dichtung» (1886). Такое предвзятое отношение свойственно также исследователям первой трети XX в., среди которых можно упомянуть монографию Э. Вольф «Die Komposition der Versnovelle des ausgehenden Mittelalters» (1932), работу Г. Вейссера «Die deutsche Novelle im Mittelalter. Auf dem Untergründe der geistigen Strömungen»(1936) и др.
Однако вторая половина XX в. характеризуется возрастающим интересом к жанровой специфике шванка, особенностям его архитектоники, его влиянию на формирование жанров анекдота и шутки в немецкой литературе. Наряду с литературоведческими исследованиями с точки зрения воплощения того или иного конкретного мотива -национально-специфического или, наоборот, заимствованного из новеллистики других стран, предметом анализа стал языковой уровень шванка, его функциональная направленность, а также характеризующие его текстообразующие категории, например, категория адресованное™5.
Шванк направлен в первую очередь на развлечение и в меньшей степени, в зависимости от времени возникновения и коммуникативного намерения конкретного автора, на воспитание слушателей путем сатирической критики существующих порядков. Шванк привязан к конкретному социальному слою и конкретной эпохе, обычаям и нравам общества. Повествование всегда ситуировано в сфере повседневной жизни, классическими являются рассказы о веселых студенческих проказах, неслыханной глупости, о ловком воровстве, о рискованных любовных приключениях. Следует отметить, что шванк гораздо более чем сказка, тяготеет к изображению реальной картины мира, хотя при этом зачастую допускается некоторое искажение действительности ради усиления комического эффекта.
Созвучие шванка своему времени позволило таким известным немецким проповедникам, как Гейлер фон Кайзерсберг (XV - начало XVI в.), Бернхард Фабри (середина XV в.), Бертольд Регенсбургский (XIII в.), Абрахам Санкта Клара (XVII в.), а также их многочисленным последователям успешно использовать его в качестве яркого и наглядного примера, так называемого экземпля, понятного прихожанам из низших социальных слоев6. Духовные лица нередко встречались среди авторов-состави-телей сборников, часто скрывая свое истинное имя под псевдонимом, как, например, некий Петер де Мемель, предположительно пастор с севера Германии, выпустивший пользовавшийся чрезвычайной популярностью сборник шванков «Lustige Gesellschaft» (1656). ‘ U
Вопрос о степени достоверности, зафиксированной в шванках социальной действительности, немаловажен. Историки литературы упоминают в этой связи понятие «реализм позднего Средневековья», имея в виду отход от традиций стилизованной куртуазной литературы обращение к «более приземленному материалу»7. Действительно, отраженные в шванках эпизоды, ситуации, характеры соответствуют той эпохе, но не являются зеркальным отражением действительности. Л. Петцольд предостерегает исследователей, изначально предполагающих большую достоверность в изображении жизни крестьян по сравнению с рыцарской жизнью, рассматривая шванк как своеобразный негативный антипод по отношению к идеализированному куртуазному роману. В то время как оба жанра опираются на действительность, роман характеризуется «стилизацией вверх», а шванк - «стилизацией вниз». Данный ход мысли позволил В. Реке разработать концепцию «эстетизации зла» в шванке, изображавшем те сферы жизни, которые ранее было не принято изображать.
Эпоха наложила на постреформационный прозаический шванк глубокий отпечаток: четкие интертекстуальные связи прослеживаются не только при сопоставлении текстов данного жанра с другими произведениями европейской и восточной новеллистики, но, в первую очередь, с таким хорошо известным всем без исключения представителям немецкого этноса периода позднего Средневековья - Нового времени прецедентным текстом, как текст Библии. По нашему наблюдению, многообразные интертекстуальные связи шванков с наиболее популярными в проповедческой практике фрагментами библейских текстов наиболее наглядно эксплицируются в композиционно-речевой объективации сферы брачно- семейных отношений.
Далее в нашей статье в качестве иллюстративного материала будут использованы шванки из следующих сборников:
Jasander. Historien-Schreiber. Frankfurt; Leipzig, 1780.
' Lindener M. Katzipori. Strassburg, 1558.
Lundorf M.C. Wißbadisch Wisenbrünlein. Frankfurt, 1610/1611.
MemelP. de. Lustige Gesellschaft. Zippelzerbst, 1656.
Montanus M. Das Ander theyl der Gartengesellschaft. Strassburg, 1560.
Schreger 0. Zeit-Vertreiben Regensburg, 1754.
Schumann V. Nachtbuechlein, der Erste theyl. Leipzig, 1559.
Vademecum für lustige Leute. Berlin, 1765-1792.
Wickram J. Rollwagenbuechlein. Strassburg, 1555.
Сфера семьи и межличностных отношений членов этого наиболее естественного из всех человеческих сообществ, насыщенного разносторонними зависимостями и сильными эмоциями, традиционно является центральной тематической областью в шванке. Шванк, предпочитающий моментальный срез человеческой жизни, никогда не ставит перед собой цель последовательно рассказать о семейной жизни, преимущественно ограничивается описанием отношений между мужем и женой, так как проповедников, составителей сборников и комических листовок прежде всего интересовали трудности семейной жизни, «супружеская война» - кризисы, ревность, добрачное прошлое, измена. Картину брака в шванке можно охарактеризовать популярной в ту эпоху пословицей «Ehestand - Wehestand», соотносящий супружескую жизнь с постоянным страданием. Вероятно, именно в шванках, посвященных супружеской жизни, наиболее ярко проявляется дидактическая функция этого текстотипа, позволившая рассматривать шванк также как некоторую психологическую помощь в преодолении семейных трудностей.
Функционально-художественная нагруженность интертекстуальных включений из евангельских текстов варьирует в зависимости, от их места в структуре шванков, в форме введения в текст. Прежде всего интертекстуальность реализуется в авторском морализующем отступлении - важном компоненте композиционной структуры шванка преимущественно XVI в. По статистическим подсчетам, предпринятым Г. Фишером на материале сборников шванков XVI в., моралью снабжены от 20 до 96% шванков. При этом моралистическая сентенция находится либо в начале, либо в конце текста шванка 8. Наряду с распространенными пословицами авторы - составители охотно аргументировали свои рассуждения модифицированными цитатами из библейских текстов и аллюзиями на них, заключая тем самым движение фабулы и давая читателю возможность более глубоко осмыслить написанное в соответствии с авторитетной мудростью Священного Писания. Так, Валентин Шуманн (1559), рассматривая богобоязненность как важнейший залог супружеского счастья, завершает свой шванк «Ein hystori von einem becken, der sein weib mit der geygen lebendig machet, und einem kauffmann» обширной моральной сентенцией, обращенной к юношеству и призывающей к благочестивой общесемейной молитве, а также к соблюдению пропогандируемого христианским вероучением распределения ролей между мужем и женой: «Au? dieser fabel lerne ein junger mann, wanns ihm schon im ehestand zum ersten ubel gehet, das erdarumb nit von gott abweich, sonder gott tag und nacht sampt seinem weib und kind bitte, er wöll im auß aller noth helffen... Auch ein weib soll lernen, das sie ihrem mann sey willig inn allen dingen, was nicht wider ir ehre ist, sonder irem mann helffe trewlich zur narung inn allen dingen...» (c. 22). Здесь имеет место перефразированная цитата из Первой Книги Моисея «Dein Wille soll deinem Mann unterworfen sein und er soll dein Herr sein» (канонический перевод: «И к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобой» - 1. Моис. 3, 16).
Тот же автор приводит немодифицированные цитаты из Книги Исход и посланий апостола Павла, касающиеся любви мужа к жене, словно к собственной плоти своей: «Dann gott spricht selber Genesis am ändern:« Darumb wirt ein mann sein vatter und mutter verlassen unnd an seinem weib hangen». Auch sanct Paulus spricht: «Ir männer, liebet ewre weyber als ewre eygne leib!» (Шуманн, № 4, Eine hystory, darauß ein junger und alter wol mag etwas klauben, c. 17). Вышеприведенная цитата из Первой Книги Моисея неоднократно встречается в шванках, посвященных злым и непокорным женам. Так, в шванке «Die Trauung» из анонимного сборника «Vademecum» (часть 2, 1766) некий молодой человек, женясь на вдове со строптивым характером, просит священника дважды, громко и четко, повторить во время свадебного богослужения фразу: «Dein Wille soll deinem Manne unterworfen seyn, und er soll dein Herr seyn» ([Vademecum, II,], c. 57), не питая при этом особых надежд на исправление женской природы.
Обращаясь к актуальной проблеме неравного брака, В. Шуман выражает свою критическую авторскую позицию в отношении брака партнеров разного возраста: лишком ранний брак не готовых к ответственности молодых людей так же вреден, как брак старика и девушки. Данный тезис В. Шуманн подкрепляет обращением к авторитету греческого философа Диогена, маркируя формой прямой речи приписываемые ему слова: «... als auff ein zeyt Diogenes der grosse philosophus wurde gefragt, wann ein mann mocht am besten heyraten, gab er zu antwort: “Derjunge mann sol verziehen und sich nit zu jung in den ehestand begeben”. Wie jetzt zu unsern zeiten wir sehen unnd sehen müssen, das kinder wider kinder machen... Auch so antwort weyter der griß philosophus: «Der alte mann sol sich von dem weib enthalten». Dann er wu?t wol, da? dem alten die natur erkaltet...» (Шуманн, № 20, Ein geschieht vonn einem jungen munch und eines alten bawren weib. C. 66-67). Далее ав-
тор вступает в дискуссию с воображаемым читателем, занимающим противоположную позицию и якобы приводящим в качестве доказательства своей правоты широко известный библейский сюжет о любви старого царя Давида и юной девушки Авйсаги Сунаг митянки. По мнению В. Шуманна, данный случай не показателен: Ависага должна была только согреть зябкое тело старого царя и разделить душевное одиночество его последних лет. Таким образом, данный текст являет собой пример последовательного соотнесения концептуально-речевого уровня с античным и христианским источниками интертекстовых включений. | п я
Современник В. Шуманна, Мартин Монтанус также охотно использует цитаты из прецедентных текстов. В сборнике «Das Ander theyl der Gartengesellschaft» (1560) M. Монтанус продолжает тему доходящего до абсурда женского упрямства, оццсьщая жестокую семейную войну («ein stetiger krieg unnd zanck») крестьянина со своей строптивой молодой женой («schoen, jung und gerad von leib, aber ein schäum von einem boeseri stuck fleisch»): «es was alles des boesen baefftzen und nit des mans schuldt; dann das boess weib wolt immerdar recht haben; gott geb wie es der mann mit ihr anfieng, so wolt sie allwegen das letst wort haben....In summa sie was ihm steths zü wider» [C. 352-353]. В заключении автор косвенно обращается к популярному мотиву связи женщины с нечистой силоД,
обосновывая бесполезность воспитательных побоев, способных лишь ухудшить женс-
п: л <яшюш
ких характер - вместо одного изгнанного черта вогнать в строптивую женщину трех: «Also findt man noch vil halsstarriger weiber, an denen crisam unnd tauff verloren, die allweg das letst wort haben wollen, an denen weder schlagen noch stossen hilfft; wann man einen teufel heraus schlecht, so schlecht man dargegen drey hienein.» (Там же. C. 354). По его мнению, порок заложен в самой женской природе со времен Адама и Евы и тем самым направило проклятье на весь род человеческий. Краткое описание событий Ветхого Завета, связанных с изгнанием Адама и Евы из рая, М. Монтанус завершает указанием iia евангельские тексты, а именно на спасение от первородного греха, принесегйЬе лю]дям Иисусом Христом - Божиим Сыном Единородным: «Ich kann gedencken,f'däs>es!'eiH angeerbt boese, gifftige natur ist. Dann Eva, als ihr gott verbot den apffel züessen, gierig Йё hin und ass in. Was aber das nicht ein grosse sünd? Noch was es nicht gnug, softd£Hs:Mpgäb auch Adam darvon zü essen, dardurch er auch zu fahl bracht warde. Dieser gros fahl h'ät uns all in ewige verdamnus bracht, wann nicht got seinen eingebornen sün Jhesum Christum in diese weit geschickt het, der uns wider vom todt erloesst und huld beim vatter erworben het, damit wir nicht immer unnd ewiglich verloren weren» (Монтанус, № 7, «Ein edelmann verbot seiner frawen, sie solt nicht auff denn grossen englischen hundt sitzen». C. 269-270). - -'¡b из Io;:
Мизогинная тенденция, просматривающаяся в данном фрагменте, характерна ДЛЯ шванка на протяжении всего времени его существования. Вследствие этого среди шван-ков, сюжетно построенных на описании семейных конфликтов и способов их решения, значительно преобладают тексты, посвященные сварливым женам, а отнюдь не жестоким и несправедливым мужьям. Женщина характеризуется в шванках как лживое, люб^ веобильное, сварливое, неуживчивое существо с дурным характером. Данное обобщающее предубеждение соответствует андроцентризму античной и христианской традиций, подчеркивающим превосходство мужчины над женщиной, изначально закрепившими ней стереотип низшего существа. Г УГЯ'ЖУГ.С
В шванках вина за домашние ссоры вменялась в вину властным, строптивым, болг тливым, помешанным на чистоте женам. Эти стереотипы прослеживаются в трудах видных отцов церкви и некоторых известных проповедников, снискавших себе авторитет в области семейных наставлений. Так, Абрахам Санкта Клара предпочел бы обществу злой
жены проживание в пустыни, среди кровожадных тигров, опасных крокодилов и прочих хищников: «Lieber in der Wüste sich aufhalten bey gifftigen Drachen, bey schädlichen Crocodilen, bey wilden Salamandren, bey blutgirigen Tigern, bey zornigen Löwen, Bären und Wölffenals bey einem bösen Weib»9. В сборниках шванков XVI-XVIII вв. часто всплывает вопрос, является ли женщина вообще человеком. Инквизиторский трактат «Malleus maleficarum» (Молот ведьм, 1487) определяет женщину как несовершенное животное, как «ворота в ад», «факел сатаны», «заразную чуму», «ловушку дьявола», «сладкий яд». В 1595 г. в Виттенберге состоялся богословский диспут, участники которого пришли к соглашению, что большинство женщин «одетые гордыней и накормленные фальшью животные»10. Таким образом, шванк отразил весьма распространенную точку зрения, характерную не только для необразованных социальных слоев, но и - в первую очередь - бытовавшую среди немецкого духовенства.
Гораздо реже шванков о различных семейных конфликтах встречаются рассказы, посвященные отношению родителей и детей в семье, однако такие тексты также характеризуются цитацией прецедентных библейских текстов в немодифицированной/незна-чительно модифицированной форме встречается также в авторских отступлениях. М. Монтанус единственным из авторов подчеркивает обязанности родителей по отношению к детям, опираясь на основные христианские заповеди: «obschon furgeworffen wirt: «Gott hat gebotten: Ir kinder, siet ewem eitern gehorsam; das hat mein son nicht than; dann er mir je und allwegen ungehorsam gewesen; darumb will ich sein nicht mehr haben»,-ist war, gott hats befolhen; er hat aber auch gesprochen: «Ir eitern, reitzend ewere kinder nit zu zom\» Dises gebotts vergessen meine väterlin, schlagens in windt; vorab wann sie zü vil most geladen, kommen heim, muß also über den frommen son außgehn, unangesehen, als gott gebotten hat» (Там же. C. 40). Канонический перевод данных отчасти редуцированных цитат, приведенных Мартином Лютером в «Кратком катехизисе», гласит: «Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сие требует справедливость» (Еф. 6, 1-3), а также «И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» (Еф. 6, 4).
Автор также настаивает на умеренности при наказании, ссылаясь на христианские заповеди: «Ist dann das billich, goettlich unnd recht, ein inn voller, doller, trunckner weiß unverschulter sachen schlagen, reüffen unnd tretten? Kan ich bey mir nicht finden, sonder dasselbige tyrannisch, türckisch, unmenschlich, ja auch teuflisch schetze. Ich versihe mich, es solte ein yegklicher vatter wol wissen, wie er seine kinder straffen soll, nemlich mit ruten unnd dasselbig mit lachendem mund; darff er nicht sorgen, das er ihnen ripp oder anders entzwey schlage...Das hab ich aber hieher gesetzt, das sich die vaetter ein wenig gottes befelch erinnern...» (Там же. C. 41). В данном фрагменте М. Монтанус приводит аллюзию на широко известный библейский текст о необходимости наказания сына любящим отцом ради успешности воспитания.
Интертекстуальные связи корпуса шванков с прецедентными текстами реализуются не только в качестве цитат и аллюзий в морализирующем авторском отступлении как в обладающем большой значимостью в смысловом отношении композиционном элементе текста. Для значительного числа шванков интертекстуальные включения библейских текстов выполняют текстообразующую функцию, являются основным средством развития фабулы и единственным приемом создания комического эффекта. Подобные шванки, как правило, характеризуются небольшим объемом и относятся к сборникам XVII-XVIII вв., когда немецкий прозаический шванк стал постепенно отходить от сво-
ей классической формы, то есть от относительно подробного повествования, к более лаконичной обрисовке ситуации и сблизился по своим структурным характеристикам с шуткой. В пользу подобного сближения свидетельствует в первую очередь доминирование игры слов как комического приема в отличие от классического шванка, ведущими комическими приемами которого являются ситуативный комизм и комизм характеров.
Так, на слова Ветхого Завета ссылается некий портной, объясняющий свое жесткое поведение желанием усмирить собственную плоть, перефразируя вышеназванную цитату из послания апостола Павла: «Ich gebe ihr zuweilen Stösse, allein ich will dadurch mein Fleisch nur bändigen, denn Mann und Frau sind ja einst» (Vademecum, II, № 49, [Würtlich genommen: Ehemänner schlagen ihre Frauen], C. 24).
Комизм следующего мотива также построен на вольном толковании цитаты из Ветхого Завета: в день похорон шестой жены вдовец, уже присмотревший себе седьмую жену, по-своему интерпретирует слова священника из поминальной проповеди, стремясь найти убедительное оправдание своему намерению: «Aus sechs Trübsaalen wird dich der Herr erretten, und in der siebenden wird dich kein Uebel treffen» (Vademecum указывает точный источник цитаты - Книга Иова 5, 19). Канонический перевод данного выражения гласит: «В шести бедах спасет тебя [Господь], и в седьмой не коснется тебя зло». В данном шванке четко прослеживается связь с настойчиво транслируемой шванками, на протяжении веков неизменной социально-культурной установкой «Женщина - воплощение зла», что позволило Э. Мозер - Рат выделить очень значительную по своему объему тематическую группу шванков «Die böse Ehefrau».
В следующем шванке, зафиксированном в сборниках Петера де Мемеля и в первой части Vademecum, интертекстуальность также выполняет текстообразующую функцию. Данный текст входит в довольно значительную группу шванков, повествующих о непреодолимом стремлении к замужеству, руководящем поведением каждой девушки. Некая лукавая девица призналась на исповеди, что молится и ниспослании ей жениха. На вопрос удивленного священника, что за молитву она произносит, она привела строчку из молитвы «Отче наш», касающуюся хлеба насущного: «Unser täglich Brot giebt uns heute» (Vademecum. C. 2). При этом она пояснила священнику, что заставило ее подразумевать жениха под хлебом насущным: «Was heisste täglich Brod? Alles, was zur Leibes Nahrung und Nothdurft gehöret» («Die verschmitzte Jungfer»), Таким образом, в основе возникающей метафоры положена сема необходимости, неотъемлемости, в равной степени характеризующая в глазах девушки как получение пропитания, так и наличие физической близости с мужчиной.
Следует отметить, что лексема «notdurft» в значении «нужда, насущная надобность, также в значении физиологической стороны брака, рассматривается Мартином Лютером в «Кратком Катехизисе» в комментарии к молитве «Отче наш», а именно в пояснении к тому, что подразумевает выражение «taeglich Brod» («хлеб насущный»)11. Авторы шванков часто предостерегают мужей от невнимания, от пренебрежения физиологической стороной брака, что является нарушением христианских заповедей, вводит в грех обоих супругов. Следует привести в качестве примера отрывок пространного морального заключения В. Шуманна к шванку о начале семейной жизни «Eine hystory, darauß ein junger und alter wol mag etwas klauben», включающего немодифицированную цитату из Книги Ноя, выполняющую в данном контексте важную аргументирующую функцию: «Hiebey sollen lernen die, die weyber nehmen wollen, das sie zum ersten besinnen und betrachten, ob sie ein weib können mit leibs notturfft versehen, als kleyder, essen und
trincken, unnd alsdann auch mit nächtlicher notturfft... dann gott sprach zu Noa Genesis am 8: «Seyt fruchtbar и und mehret euch!» Darum handelt der wider gottes gebot, der ein solches von im weißt und doch darüber heyrat; er erzürnet gott und macht schand unnd lester, verfürt leib und seel, sich mit gedancken und sein weib mit den wercken» (C. 18). Таким образом, концепт-[«Хлеб Насущный» в концептуальной картине мира немецкого народа XVI-XVIII вв. помимо ассоциаций с пищей, одеждой и прочими повседневными нуждами включал в себя ассоциативную связь с физиологическими отношениями между мужем И женой как необходимым аспектом брачного поведения.
' 1'' Именно в области эвфемистического описания физиологических отношений широко используются глагольные словосочетания, имеющие отношение к повседневной христианской жизни, церковным обрядам, как, например, Capelle besingen/weihen (освятить часовню), kuttenieren ("производное от монашеского одеяния - сутаны, «Kutte»), examinieren (отпускать грехи),jmdzu einem confessor haben (иметь кого-либо исповедником); Обычно данные эвфемистические выражения употребляются в многочисленных шпанках, Описывающих связь замужней женщины со священнослужителем:
«...besang er diecapel einmal, zwey, drey geschwind uff einander; dann er wäre hungerig Und beging , hette solch fleisch lang nit versucht» (Монтанус, № 100, Ein münch beschlafft eim würt sein fraw, aber der frawen on wissend. C. 135);
j -ü «Wann dann der pfaff den maier in der stat ersähe, verfügt er sich schnell auff den maier hoff, besang der maierin die capellen ...» (Монтанус, № 101, Von einem pfaffen, maier, seinem weib und farenden schüler. C. 136).
«Darnach sie beyde züsammen legten, und der pfaff sie geschwind ein mal oder vier kutteniert...» ( Монтанус, № 98, Ein junger munch beschlafft eins bauren thochter, unnd sein apt warde es innen. C. 127);
«Der münch hört sie beycht und examiniert sie offt nach notturfft» (Фрей, № 87, Von sanctFranciscen brüch, wie die uff einer frawen beth funden worden. C. 176);
: '4 s Sagt der güt alt vatter: «...ich aber müs klagen, erbarm mich auch selber, das ich so gar nichts mehr nütz darzü binn...Darumb wollen sie mich zu keinem confessor mehr haben»(Фрей, № 30, Von einem lantzknecht, der einem alten munch beicht. C. 24).
Мотив христианской братской любви, а также мученичества и страдания широко представлен в шванках, объективирующих концептуальную область брачно-семейных отношений: Так, устойчивая формула «kindlich/brüderliche Liebe und Treue» получила распространение при описании добрых отношений между членами семьи, отвечающих требованиям христианского брака: «[Hans Ypocras] spricht mit lachendem mund: «Du bist mir brüderliche lieb unnd treüw schuldig» (Викрам, № 8, Von brüderlicher treuw. C. 15-16), а также рассуждение на тему причитающейся родителям сыновней любви и верности: «..;das Gesetz der Natur, ja Gott selbsten erforderte den Eltern auch biß in tod Gehorsame Kindliche Lieb und Treuw zu beweisen...» (Лундорф, II, № 99, Von zweyen Brüdern deme ihr Vatter gestorben, wie sie neyde sich im Trawren verhalten. C. 207).
о . Мотив страдания и мученичества тесно связан с объективацией чрезвычайно распространенной в шванке на всем протяжении его существования социально-культурной установки «Злобная жена - самая настоящая пытка, тяжкий крест». Муж сравнивается с томящимся мучеником {der arme eilende Marterer), следовательно в базовом образе метафор данного концептуального сегмента реализуется аллюзия на широко известные в эпоху Средневековья - Нового времени жития христианских мучеников и святых. Так, в шванке № 73 [Verurteilter soll zwei Weiber nehmen] в сборнике Язандера некто предла-
гает наказать пойманного вора двоеженством, вместо того чтобы подвергнуть его пытке: «Man solle dem Dieb nur zwey Weiber geben, er hätte deren auch zwey gehabt, die ihn zu einem volkommenen Märtyrer gemacht hätten. Das würde dem Dieb nicht über bekommen seyn» ([Язандер, № 73, Verurteilter soll zwei Weiber nehmen], C. 137).
С мученическим крестом сравнивается недостойная дочь, причиняющая страдания своим родителям: «...die aufrichtigen Eltern waren viel zu ehrlich, daß sie diesem jungen Menschen ein solches Marter-Holz sollten an die Seiten gegeben haben» (Язандер, № 42, [Böses Eheweib in Wiege eingebunden], C. 93). К метафорическому сравнению покойной жены с «домашним крестом» прибегает также некий пастор, пытающийся отговорить своего недавно овдовевшего прихожанина от поспешного повторного брака. «Der Pfarrer widersetzte: О du Dölpel! Bist kaum deines Haus-Creutz los worden, willst schon wiederum ein anders haben» (Шрегер, № 2, Ein Wittwer verlangt bald wiederum zu heyrathen. C. 463).
Михаэль Линденер обыгрывает фонетическое созвучие лексем Маеппег («мужья») и Maertter(с XVII в. в форме Märtyrer, «мученики»), уверяя читателя, что чуть было не оговорился: «...vnnd haben die armen Maenner (ich hett baldt Maertter gesagt, ist doch schier ein ding, das zu erbarmmen ist) kein rühe» (Линденер, № 59, Ein gütter rath wie man Meüß fahen soll, von einer haußfraw gegeben. C. 125). В другом шванке он описывает избиение мужа жестокой женой, употребляя при этом выражение Passio spielen (дословно: играть распространенную в католической южной Германии своеобразную пьесу о страданиях Иисуса Христа): «Derhalben sie jn offt bey dem kamp nam vnnd die Passio mitjm spilet, wie die Katz mit der mawß, darumb er billich ein Märtyrer zuachten vnd in ein sprüchwort zubringen ist, wayß aber nit wie er hayßt» (Линденер, № 23, Ein sehr werckliche Historj von ainem alten beschabenen Bockfehl zu Franckfurt geschehen. C. 90).
Таким образом, немецкий прозаический шванк характеризуется многообразием типов реализации интертекстуальных связей, в первую очередь цитацией прецедентных библейских текстов в форме прямых цитат, а также в форме немодифицированных или незначительно модифицированных цитат, ссылок-аллюзий. Эти включения могут быть маркированными графическими и/или вводиться вербальными глаголами речи с указанием точного источника цитаты, однако в текстах шванков значительное число интекстов не обладают эксплицитной маркированностью, что, вероятно, являлось бы избыточным с учетом широкой известности цитируемых текстов. Социально-культурные установки немецкого этноса, объективированные а текстах данной тематической области с помощью интертекстуальных включений, отличаются крайним консерватизмом и характеризуют картину мира шванка на всем протяжении его существования как жанра. В зависимости от авторской интенции и композиционного построения текста они могут выполнять аргументирующую функцию в процессе усиления практической направленности того или иного шванка, текстообразующую функцию и тесно связанную с ней в пределах данного жанра функцию создания/усиления комического текста. Интертекстуальные включения, рассмотренные нами на примере концептуальной области брачно-семейных отношений, фиксируются на различных уровнях композиционно-речевой структуры шванков, особенно четко эксплицируются в составе авторских морализирующих отступлений, а также в специфическом корпусе базовых метафорических образов.
1 Moser-Rath E. Kleine Schriften zur рорЫдгеп Literatur des Barocks / Hrsg. von Ulrich Marzolph und Ingrid Tomkowiak. Guttingen, 1994. S. 340-354.
2 Schräder M. Epische Kurzformen . Theorie und Didaktik. Muenchen, 1980. S. 94.
3Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. М., 1989. С. 79.
4 Hufeland K. Die deutsche Schwankdichtung des Spätmittelaitcrs: Beitr. zur Erschliessung und Wertung der Bauformen mittelhochdeutscher Vcrserzählungen. Diss., Basel, 1966. S. 8-10.
5 Frosch-Freiburg F. Schwankmaren und Fabliaux. Ein Stoffund Motivvergleich. Verlag Alfred Kummerle, 1971. 6Deufert W. Narr. Moral und Gesellschaft. Grundtendenzen im Prosaschwank des 16. Jahrhunderts. Bern, 1975.
I Röcke W. Die Freude am Bösen. Studien zu einer Poetik des deutschen Schwankromans im Spätmittelalter. München, 1987. S. 214.
8 Fischer H. Studien zur deutschen Märendichtung. Tübingen, 1968. S. 89-99.
9Moser-Rath E. Kleine Schriften zur populären Literatur des Barocks / Hrsg. von Ulrich Marzolph und Ingrid Tomkowiak. Göttingen, 1994. S. 215.
"'Там же. C. 101.
II Краткий катехизис д-ра Мартина Лютера и христианское учение / Сост. и ред. Маркку Сяреля. Рус. пер. А. Никитина. Изд. Финляндской Церкви Лютеранского Исповедания. Лахти, 1995. С. 19.
Статья поступила в редакцию 13 июня 2006 г.
