CC BY
11ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 346(075.8); 347; 34.01
ОСОБЕННОСТИ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ОБОРОТА ЦИФРОВЫХ АКТИВОВ
Рашева Н.Ю., Чиркова О.И.
Мурманский арктический государственный университет, Мурманская академия экономики и управления, г. Мурманск
FEATURES OF LEGAL REGULATION OF DIGITAL ASSETS TURNOVER
N. Y. Rasheva, O.I. Chirkova
Murmansk Arctic State University, Murmansk Academy of Economics and Management, Murmansk
В работе на основании системного, логического и юридического анализа отечественного нормативного материала, а также на основе исследования передового зарубежного опыта правового регулирования оборота цифровых активов предпринята попытка проанализировать текущую реформу отечественного гражданского и инвестиционного права, проходящую на основе принятых федеральных законов от 18 марта 2019 г. № 34-Ф3 и от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ, которыми введено в оборот новое понятие «цифровое право». Проведенный научный анализ позволил выявить пробелы и коллизии в российском праве, а также определить перспективные направления развития правового регулирования оборота цифровых активов. Реформа отечественного гражданского права, заключающаяся в введении в юридический оборот нового института «цифровые права», в целом не достигла объявленных целей и научных ожиданий.
The purpose of the study is to analyze the current reform of domestic civil and investment law on the basis of the adopted federal laws № 34-FZ of March 18, 2019 and № 259 of August 2, 2019 on the basis of a systematic, logical and legal analysis of domestic regulatory material, as well as on the basis of a study of advanced foreign experience in the legal regulation of the turnover of digital assets-The Federal Law, which introduced a new concept of «digital law». The conducted scientific analysis made it possible to identify gaps and conflicts in Russian law, as well as to identify promising areas for the development of legal regulation of the turnover of digital assets. The reform of domestic civil law, which consists in the introduction of a new institute of «digital rights» into Ключевые слова: цифровые права; цифровизация гражданского законодательства; цифровая валюта; криптовалюта.
Keywords: digital rights; digitalization of civil legislation; digital currency; cryptocurrency.
legal circulation, as a whole did not achieve the announced goals and scientific expectations.
Цифровые услуги в настоящий момент только начинают формироваться и как тип сделки, и как объект правового регулирования. Однако во многом данный процесс находится лишь на стадии формирования. Анализ правового регулирования отношений, связанных с цифровыми финансовыми активами, правовые основы электронной валюты (на примере Bitcoin) и особенности правового регулирования цифровых прав на современном этапе уже анализировались в работах автора ранее [21; 22; 25]. Сегодня речь пойдет об особенностях правового регулирования оборота цифровых активов.
В первую очередь речь на настоящем этапе может идти об «облачных» технологиях, а точнее праве на использование таких технологий «Облачными» называются сервисы, которые представляют технологию (технологическую модель) удаленного доступа к общему фонду конфигурируемых вычислительных компьютерных ресурсов серверам, устройствам хранения данных, сетям передачи данных, приложениям и др.), которая обеспечивается соответствующим провайдером. В какой-то степени можно говорить
о договоре хранения, но в сфере цифровых технологий.
Огромное количество технологических услуг по мониторингу и сбору информации, например, при использовании технологий «умного» дома, оплата обязательных платежей и т.д. Но все эти разрозненные, уже реально существующие правоотношения, пока еще не сформировали полноценный гражданско-правовой институт цифровых услуг. Однако в скором времени это объективно произойдет.
Правовая база оказалась не готова к изменениям в экономической среде. Это связано с тем, что ряд механизмов цифровых право отношений абсолютно не рассматривается в пределах ни финансового, ни гражданского законодательства. Более того, даже нет однозначной позиции, нормами какой правовой отрасли это должно регулироваться. Установленное в ст. 141.1 Гражданского кодекса РФ [13] правило не претендует на завершенность. Не следует забывать, что понятие имущества является сложным и включает вещи как предметы
материального мира, имущественные права и обязанности.
Включая в состав объектов цифровые права, законодатель, как видим, ориентировался на порядок исполнения сделок в цифровой среде. Название нового объекта «цифровые права», на наш взгляд, вводит в заблуждение, на самом деле речь идет об исполнении обязательства с помощью информационных систем. Законодатель предпринял не совсем успешную попытку легализовать понятие цифровых прав для правового обеспечения цифровой экономики. Понятие цифрового права не раскрыто, эффективные меры контроля в цифровой среде не установлены.
Все вышесказанное подтверждает
необходимость проведения комплексных исследований, недопустимости принятия поспешных решений, уважительного отношения к институтам гражданского права.
Таким образом, на основании изложенного можно сформулировать ряд выводов.
Во-первых, сегодня урегулированы номами права не все виды цифровых активов, а лишь, подтверждающих определенные права требования - токенов.
Во-вторых, правовой регламентации финансовых инструментов пока не предусмотрено (это приравняло бы их к финансовым активам, в первую очередь, деньгам и акциям), что не в полной мере согласуется с нормами финансового права и потребовало бы пересмотра значительного числа правил осуществления расчетов.
В-третьих, практика применения
гражданского законодательства в части правового регулирования цифровых активов, не в полной мере учитывает все функции, выполняемые цифровыми финансовыми активами с учетом развития и внедрения технологии блокчейн.
Смарт-контракты нельзя назвать
полноценными гражданско-правовыми
договорами; они являются инструментом, упрощающим заключение обычного договора в цифровой среде или через использование информационных технологий, в частности, «блокчейна». Контракт - это последовательность закодированных действий при принятии условий типового договора, например, при совершении электронных платежей или купли-продажи при заключении сделки на онлайн-бирже, а также страховые договоры.
Технология блокчейн - связанная между собой цепь блоков информации; это программный контейнер, где объединяются данные, относящиеся к конкретной сделке (смарт-контракту). При передаче входных и выходных данных применяется шифрование открытого ключа как метода криптографии, использующего два типа ключей. Первый - открытый ключ доступный всем участникам, второй - закрытый, он известен лишь получателю. При реализации смарт-контракта (смарт-транзакции) в системе ЫокЫ отправляющий получатель шифрует сообщение в зашифрованном
виде через алгоритмы или математические формулы, с целью защиты данных и обеспечения устойчивости к сбоям или хакерским атакам.
Блокчейн-технология - децентрализованный распределительный реестр, где осуществляется запись транзакций и по онлайн-сделкам с целью их регистрации и проверки соблюдения условий договора. Смарт-контракт позволяет определить способ достижения согласия участниками договора. Исполнение обязательств по договору (его совершение), нередко предусматривает автоматический характер. Например, при даче согласия на приобретение по договору купли-продажи товара или услуги онлайн, например, покупка билета в кинотеатр, автоматически происходит списание средств с банковского счета покупателя и выдается цифровой аналог билета.
Протоколы блокчейна обеспечивают прямое взаимодействие продавца и покупателя без привлечения посредника, например, в лице оператора связи (за счет типовой формы контракта, содержание которого просто принимается покупателем в онлайн режиме). Блокчейн-технологии гарантируют невозможность «вклинивания» или перехват информации о сделке посторонними субъектами. Это повторяющиеся операции, они фиксируются с помощью блокчейн-записи. У данных контрактов действует презумпция добросовестности сторон при заключении и при совершении сделки.
Обращаясь к пониманию того, что из себя представляет смарт-контракт по своей сути и, отталкиваясь от положения о добросовестности сторон, необходимо провести разграничивающую черту между смарт-контрактом и традиционным договором, заключенным в форме электронного документа, но сохраняющего текстовый формат и все необходимые для признания его правомерности обязательные условия (например, лицензионный договор на использование программ электронно-вычислительных машин и приложений для смарт-устройств через технологии Интернет или онлайн-регистрация и оборот ценных бумаг). Если вести речь о смарт-контракте, то это цифровой код, а не суррогат текста простого письменного договора, переведенного в электронный формат [19. С. 100].
Фактически можно вести речь о цифровой адаптации содержания гражданско-правового договора к цифровым технологиям. При этом, «умный» договор должен содержать в себе существенные элементы классического договора, заключаемого в письменной форме. В частности, должен отразить условия о оферте и акцепте, о возмездности/безвозмездности договора, должна быть произведена идентификация сторон договора. Важно принять во внимание условие о способе выполнения обязательств и моменте заключения договора, а также моменте перехода прав на объект или выполнения обязательств. Основные элементы договора в смарт-контракте будут присутствовать в цифровом формате при достижении сторонами соглашения
Исходя из сферы применения, выделяют виды смарт-контрактов [19. С. 104]:
- контракт о разрешении предоставления конфиденциальных персональных цифровых данных в виртуальном пространстве;
- пролонгация заключенных договоров с целью сохранения условий их действия;
- управление ценными бумагами в целях выплаты обязательств по дивидендам и совершения иных операций по обслуживанию ценных бумаг;
- осуществление электронных платежей;
- смарт-контракты о выдачи кредитных обязательств и платежи по текущим кредитам, также договорам, сопряженным с использованием залогового имущества;
- регистрация объектов недвижимости, сделок и перехода прав на эти объекты.
Вступившие в силу с 1 октября 2019 г. [2] поправки в статьи 160 и 434 ГК РФ обозначают смарт-контракт как письменную форму сделки, которая совершается в цифровой форме с условием возможности воспроизведения содержащихся в нем положений и условий в письменном формате при условии неизменности смысла и содержания сделки.
Изменения, внесенные в Федеральный закон от 27 июня 2011 г. № 161-ФЗ «О национальной платежной системе» [4], не позволяют отнести цифровые права к средствам платежа, что ставит под вопрос существование инвестиционных отношений с привлечением/оборотом цифровых прав. На основании подп. 2 ч. 1 ст. 2 Федерального закона № 259-ФЗ цифровые права - не средство расчета (платежа), а объект приобретения за наличные или безналичные денежные средства (т.е. выступают в качестве обычного товара; являются не средством расчета за товар, а товаром, который сам нуждается в оплате). Основная функция криптовалют - быть средством платежа, а если в этом им отказано, то бессмысленно правовое регулирование их оборота.
Они переместятся в неправовую сферу, государству при этом, остается оформить запрет на оборот криптовалюты на своей территории (но обращаются-то они в виртуальном пространстве без жесткой привязки к национальной территории) и организовать борьбу с этим объективно существующим неправовым явлением. Эта функция криптовалюты в теневом секторе экономики превращается в функцию фальшивомонетничества.
В соответствии с Федеральным законом от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ [3] в юридический оборот введено понятие, отличное от употребляемого в Гражданском кодексе (цифрового права), -«утилитарное цифровое право». Тождественно ли это понятие просто «цифровому праву», однозначно ответить сложно. И если в ст. 128 ГК РФ законодатель использует понятия «ценная бумага» и «цифровое право» как равнопорядковые - разновидности имущественных прав, то рассматриваемый Закон рассматривает соотношение этих понятий иначе: ценная бумага
(безноминальное цифровое свидетельство - ст. 8) удостоверяет утилитарное цифровое право (т.е. они соотносятся друг по отношению к другу как документарная форма и юридическое содержание одного явления).
Часть 2 ст. 1 Закона № 259-ФЗ содержит оговорку, согласно которой действие данного нормативного правового акта не распространяется «на отношения, возникающие в связи с инвестированием способами, не
предусмотренными настоящим Федеральным законом», т.е. предполагается возможность функционирования иных инвестиционных схем, не исключающих оборот цифровых прав. Часть 1 ст. 8 Федерального закона № 259-ФЗ содержит перечень утилитарных цифровых прав; он исчерпывающий.
Таким образом, все содержание унитарных цифровых прав (в контексте Федерального закона № 259-ФЗ) сводится только к праву требования и исключительно в рамках обязательственного права. А ст. 141.1 ГК РФ устанавливает правило, согласно которому, цифровые права могут быть не только обязательственными, но и иными. Что именно можно отнести к иным «необязательственным» цифровым правам - пока не ясно.
Особенностью утилитарного цифрового права выступает то, что его приобретение и дальнейший оборот осуществляются на инвестиционной платформе в системе «Интернет». Согласно ч. 2 ст. 8 рассматриваемого Закона № 259-ФЗ сфера оборота утилитарных цифровых прав ограничена запретом: к ним не могут относиться права, переход которых подлежит государственной регистрации или нотариальному удостоверению.
Одним из ключевых участников отношений в сфере оборота утилитарных цифровых прав является оператор инвестиционной платформы, который определяет правила функционирования инвестиционной платформы (своеобразный локальный «правотворец»), ведет реестр перехода цифровых прав, оформляет цифровые свидетельства на такое право. Участие клиента в такой инвестиционной деятельности
осуществляется на основании договора присоединения, т.е. имеет место «привязка» клиента к оператору инвестиционной платформы.
Изложенное позволяет полагать, что вся масштабная реформа цивилистики в части ввода в оборот понятия утилитарного цифрового права соответствует разделу обязательственного права «Перемена лиц в обязательстве», а именно -уступке права требования. Даже закрепленное в ч. 6 ст. 8 Закона № 259-ФЗ требование неизменности цифрового права - это старое доброе положение цивилистики о том, что при цессии право уступается в неизмененном виде. Оцифровка же документооборота и размещение ведения реестра перехода прав в глобальной системе «Интернет» несколько не соответствуют статусу задекларированной масштабной реформы гражданского и финансового права, а также не соответствуют современному состоянию вызовов в цифровом мире [17. С. 137].
Понятие «цифровое право»,
регламентированное ст. 128 и 141.1 ГК РФ, является общим по отношению к частному случаю - «утилитарному цифровому праву» (описанному в Федеральном законе № 259-ФЗ от 2 августа 2019 г.) и рассчитано на перспективу - на развитие правовой реформы: помимо утилитарных могут быть иные цифровые права, которые пока нормативно не прописаны.
Ученые выражали надежду, что введенные в гражданско-правовой оборот цифровые права (как объект гражданских прав) хоть как-то будут корреспондировать родовому объекту преступного посягательства, определенному главой 28 Уголовного кодекса РФ [12] «Преступления в сфере компьютерной информации», однако этого не произошло [17. С. 138]. В рамках развивающихся отраслей «Информационное право» и «Инвестиционное право» на сегодня принят достаточный объем нормативных актов, с которыми связана обновленная редакция ст. 128 и принятая ст. 14.1 ГК РФ, в частности: Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» [5]; Федеральный закон от 25 февраля 1999 г. № 39-Ф3 «Об инвестиционной деятельности в РФ, осуществляемой в форме капитальных вложений» [9]; Федеральный закон от 9 июля 1999 г. № 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в РФ» [11]; Федеральный закон от 29 ноября 2001 г. № 156-ФЗ «Об инвестиционных фондах» [8]; Федеральный закон от 5 марта 1999 г. № 46-ФЗ «О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг» [10]; Указ Президента РФ от 5 декабря 2016 г. № 646 «Об утверждении Доктрины информационной безопасности РФ» [14]; Указ Президента РФ от 17 марта 2008 г. № 351 «О мерах по обеспечению информационной безопасности РФ при использовании информационно-
телекоммуникационных сетей международного информационного обмена» [15] и др.
Что касается объекта цифрового права, то и здесь имеется ряд дискуссионных вопросов. Обращаясь к нормативным документам, читаем: «...имущество в электронной форме, созданное с использованием шифровальных
(криптографических) средств. Права
собственности на данное имущество удостоверяются путем внесения цифровых записей в реестр цифровых транзакций [20. С. 133]. К цифровым финансовым активам относятся криптовалюта, токен и др.
Цифровые финансовые активы не являются законным средством платежа на территории РФ» (Федеральный закон от 31 июля 2020 г. № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» [1]). Изучая законодательные эти и другие акты, касающиеся цифровых прав и отношений, исследователи высказывают различные мнения о значении понятия цифрового объекта. Например, в качестве
основного аргумента авторы приводят тот факт, что электронный объект не может быть признанным в качестве физического объекта и предлагают определять данный вид собственности как интеллектуальную, говоря о правах на нее.
Имеется еще одно звено дискуссионной цепочки в цифровом праве. Предметом противоречий является именно информация как объект права. Изначально спорным является само определение объекта права. С одной стороны, объектами гражданского права считаются услуги, вещи и другие виды благ. С другой, объектом права могут выступать только действия или вещи. Информация как объект права не является элементом или видом благ.
В нормах права об информации и права обладания ею имеются противоречия. Согласно Федеральному закону «О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса РФ» от 18 декабря 2006 года № 231-ФЗ [6] информация не является объектом гражданских прав (ст. 128 ГК РФ). Однако в другом законе (ч. 1 ст. 5 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» информация уже считается объектом гражданского права, а также иных правоотношений.
Получается, что имеет место несогласованность норм ГК РФ в определении информационных объектов права, что разночтение в определении ключевых понятий и категорий традиционного и классического права в науке и юриспруденции приводит к рассогласованию в нормативных и правовых актах в законотворчестве. Усугубляется эта проблема в связи с переходом к цифровой экономике, которая вызывает к жизни новые терминологические противоречия. Это выражается не только в спорах по поводу цифровых объектов и субъектов, но и по поиску смыла понятия цифровых прав, так как они также становятся объектом цифрового права [23; 25].
Дискуссии связаны с неопределенностью границ и видов цифровых прав. Их понятие в нормах Гражданского кодекса РФ сформулировано широко и может интерпретироваться достаточно свободно. Таким образом, необходимо уточнение смыслов тех дефиниций, которые используются при разработке законов. Цифровые права - это новый способ фиксации права собственности, требующий нового подхода в понимании и определении [16. С. 95].
Цифровые права могут существовать в форме финансовых активов и утилитарных цифровых прав. Понятие цифровых финансовых активов содержится в Закона о цифровых правах под ними признаются цифровые права, «включающие денежные требования, возможность
осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам, права участия в капитале непубличного акционерного общества, право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг, которые предусмотрены решением о выпуске цифровых финансовых активов...».
В соответствии с Федеральным законом от 31.07.2020 № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» - под утилитарными правами понимают цифровые права, которые могут приобретаться, отчуждаться и осуществляться в инвестиционной платформе. Утилитарные права -сертификаты, на основании которых лицо приобретает право на получение товара или услуги. В гражданском законодательстве под цифровыми правами понимаются имущественные права. Утилитарные права - новая форма существования права.
Еще одним дискуссионным моментом правового регулирования электронных денежных средств в российской практике является вопрос определения характера их происхождения, поскольку нормы Федерального закона от 27.06.2011 № 161-ФЗ «О национальной платежной системе» устанавливают производный их характер, который препятствует признанию возможности их независимого существования. Так, в частности, ст. 30.1 и 30.6 ФЗ указанного Закона не включают такие понятия, как «эмиссия электронных денежных средств», употребляя его лишь в контексте выпуска пластиковых дебетовых или кредитных карт, данная норма также не отражена в нормах Федерального закона от 02.08.2019 № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ», в котором определены права, полномочия и ответственность участников национальной платежной системы, осуществляющих производство цифровых денег и цифровых прав.
Препятствуют признанию законного платежного статуса электронных денег также и нормы, которые содержатся в ст. 140 ГК РФ, ст. 27 Федерального закона от 10.07.2002 № 86-ФЗ «О Центральном банке РФ (Банке России)» [7], определяющие, что законным платежным средством на территории РФ является рубль, а выпуск денежных суррогатов запрещен. При этом норма ст. 29 ФЗ указанного выше Закона указывает на то, что Банк России эмитирует исключительно наличные денежные средства, исключая в данном случае возможность производства и выпуска электронных денежных средств и денежных суррогатов за счет государства. Наличие данных правовых норм порождает проблемы, обусловленные исполнением налоговых обязательств, которые не могут быть исполнены при помощи электронных денег ли денежных суррогатов, что подтверждает сохраняющуюся в настоящее время ограниченную способность их обращения [18. С. 40].
Исходя из данного обстоятельства, можно отметить, что электронные денежные средства имеют низкий уровень универсальности, как средства платежа, в сравнении с классическими наличными или безналичными денежными средствами, что находит свое отражение на субъектном составе расчетных правоотношений.
Например, ч. 9. ст. 117 Федерального закона от 27.06.2011 № 161-ФЗ «О национальной платежной системе» содержит прямой запрет на осуществление расчетов при помощи альтернативных денежных средств между хозяйствующими субъектами, а также запрещает транзакции электронных денег в деньги наличные, что характеризует определенную «неразвитость» действующего законодательства.
Национальное право не закрепляет юридического понятия «криптовалюта», «виртуальная валюта» или «цифровая валюта», несмотря на то, что генерирование виртуальных денег в нашей стране уже достаточно распространено. К решению данной проблемы отечественный законодатель через введение в нормы Федерального закона от 31.07.2020 № 259-ФЗ [1] категории «цифровые деньги», «цифровые права», введя, тем самым, определенность установления права собственности на криптовалюту, что приведет к прояснению ее правового статуса. Однако значение данной правовой нормы, несмотря на ее инновационность, незначительно в разрешении проблемы правового регулирования альтернативных форм денежного обращения.
На основании изложенного можно сделать вывод, что в настоящее время, проблема правового регулирования альтернативных денежных средств и электронных денег, несмотря на имеющийся зарубежный опыт, в отечественной юридической практике встречает значительное сопротивление со стороны законодателя, предпринимаемого попытки сохранения монополии на эмиссию и регулирование обращения классических форм денежных средств. Появление и распространение новых форм платежных средств (электронных денег, криптовалют и т.п.) - важный элемент денежной системы, которые в будущем вытеснят из обращения ставшие классическими наличные деньги и потеснят в своем объеме процент расчетов, осуществляемых в безналичной форме.
Согласимся с мнением, что признание законного статуса электронных денег как средства платежа и исполнения денежных обязательств являются вопросом времени, что впоследствии приведет к необходимости пересмотра и переработки нормативной базы, которая должна будет предусмотреть возможности включения данных видов денежных средств в систему платежно-расчетных инструментов и предложить действенный механизм их правового регулирования [18. С. 40].
Таким образом, проведенный научный анализ позволил выявить пробелы и коллизии в российском праве, а также определить перспективные направления развития правового регулирования оборота цифровых активов. Реформа отечественного гражданского права, заключающаяся в введении в юридический оборот нового института «цифровые права», в целом не достигла объявленных целей и научных ожиданий. Выбор конкретного способа правового
регулирования обращения цифровых прав - это вопрос цифровой государственной правовой политики.
Библиографический список:
1. О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федеральный закон от 31.07.2020 № 259-ФЗ // Российская газета, № 173, 06.08.2020.
2. О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации: Федеральный закон от 18.03.2019 № 34-ФЗ // Российская газета, № 60, 20.03.2019.
3. О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федеральный закон от 02.08.2019 № 259-ФЗ (ред. от 31.07.2020) // Российская газета, № 172, 07.08.2019.
4. О национальной платежной системе: Федеральный закон от 27.06.2011 № 161-ФЗ (ред. от 02.07.2021) // Российская газета, № 139, 30.06.2011.
5. Об информации, информационных технологиях и о защите информации: Федеральный закон от 27.07.2006 № 149-ФЗ (ред. от 29.06.2022) // Российская газета, № 165, 29.07.2006.
6. О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации: Федеральный закон от 18.12.2006 № 231-ФЗ (ред. от 30.12.2015) // Российская газета, № 289, 22.12.2006.
7. О Центральном банке Российской Федерации (Банке России): Федеральный закон от 10.07.2002 № 86-ФЗ (ред. от 30.12.2021) // Российская газета, № 127, 13.07.2002.
8. Об инвестиционных фондах: Федеральный закон от 29.11.2001 № 156-ФЗ (ред. от 02.07.2021) // Российская газета, № 237-238, 04.12.2001.
9. Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений: Федеральный закон от 25.02.1999 № 39-ФЗ (ред. от 14.03.2022) // Российская газета, № 41-42, 04.03.1999.
10. О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг: Федеральный закон от 05.03.1999 № 46-ФЗ (ред. от 30.12.2021) // Российская газета, № 46, 11.03.1999.
11. Об иностранных инвестициях в Российской Федерации: Федеральный закон от 09.07.1999 № 160-ФЗ (ред. от 02.07.2021) // Российская газета, № 134, 14.07.1999.
12. Уголовный кодекс РФ от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 25.03.2022) // Собрание законодательства РФ. 1996. № 25. Ст. 2954.
13. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 25.02.2022) // Российская газета, № 238-239, 08.12.1994.
14. Об утверждении Доктрины информационной безопасности Российской
Федерации: Указ Президента РФ от 05.12.2016 № 646 // Собрание законодательства РФ. 2016. № 50. Ст. 7074.
15. О мерах по обеспечению информационной безопасности Российской Федерации при использовании информационно-телекоммуникационных сетей международного информационного обмена: Указ Президента РФ от 17.03.2008 № 351 (ред. от 22.05.2015) // Собрание законодательства РФ. 2008. № 12. Ст. 1110.
16. Агибалова Е. Н. Цифровые права в системе объектов гражданских прав // Юридический вестник Дагестанского государственного университета. 2020. Т. 33. № 1. С. 90-99.
17. Арямов А. А. Цифровые права - новые горизонты или юридический тупик // Правосудие.
2020. Т. 2. № 1. С. 131-149.
18. Кирсанова О. Особенности правового регулирования цифровых денег и цифровых прав // Deutsche Internationale Zeitschrift für zeitgenössische Wissenschaft. 2021. № 8-2. С. 38-41.
19. Рашева Н. Ю. Анализ правового регулирования отношений, связанных с цифровыми финансовыми активами / Н. Ю. Рашева, О. И. Чиркова, Ю. С. Смирнова // Теоретические и практические проблемы современного правопонимания : Материалы II Всероссийской научно-практической конференции, Мурманск, 16-19 ноября 2021 года / Отв. редактор Н.Ю. Рашева. Мурманск: Мурманский арктический государственный университет, 2022. С. 127-136.
20. Рашева, Н. Ю. Правовые основы электронной валюты (на примере Bitcoin) / Н. Ю. Рашева, О. И. Чиркова // Управление в современных системах. 2017. № 1(12). С. 60-68.
21. Решетняк, С.Р. Классификация цифровых прав / С.Р. Решетняк // Вестник экспертного совета.
2021. № 1(24). С. 96-105.
22. Треушников, И.А. Цифровое право: проблемы формирования категориального аппарата / И.А. Треушников // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2021. № 2(54). С. 131-135.
23. Хван, А. А. Цифровые права как новый объект гражданских прав / А.А. Хван // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2020. № 6-3 (45). С. 198-200.
24. Чиркова, О.И., Рашева, Н.Ю. Особенности правового регулирования цифровых прав на современном этапе / О. И. Чиркова, Н. Ю. Рашева // Теоретические и практические проблемы современного правопонимания : Материалы II Всероссийской научно-практической конференции, Мурманск, 16-19 ноября 2021 года / Отв. редактор Н.Ю. Рашева. Мурманск: Мурманский арктический государственный университет, 2022. С. 179-187.
25. Lipchanskaya, M. A. Digital rights of man and Citizen: constitutional dimension / М.А. Lipchanskaya // Государственная служба. 2020. Т. 22. № 4 (126). С. 37-41
