CC BY
57
Л.С. Наградова
ОСОБЕННОСТИ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ПОНЯТИЯ «РУССКАЯ ДУША» ПОСРЕДСТВОМ ФЕ С КОМПОНЕНТОМ «ДУША»
В ПЬЕСАХ А. Н. ОСТРОВСКОГО
Сочетание русская душа появляется не раньше середины XIX в. и представляет языковое клише и идеологический стереотип, по-разному интерпретируемый литераторами и публицистами, как Европы, так и России. Ф.М. Достоевский, М. Горький, А.И. Куприн, А. Платонов, А. Синявский, Н. Бердяев, В. Гроссман и другие писатели вкладывают в этот стереотип разное содержание. А.К. Бирих дает следующее толкование этого выражения: «Русская душа - представление о русских со всеми их противоречивыми свойствами (особенно - духовными ценностями). Разгадка «загадочной русской души», с точки зрения литературоведов -«не в поисках и определении ее коллективного начала как некоей реальной сущности, а в том, в чем и само понятие, и именующее его выражение постоянно отражены, - в текстах. Именно в текстах за 150 лет, отражены противоречия интерпретации этого европейского понятия: апори-ческое напряжение между инертностью и лихорадочной деятельностью, святостью и греховностью, коллективизмом и индивидуализмом деспотией и анархией...» [1]. Ср. также значения терминов, способствующих толкованию понятия «русская душа» в словаре С.И. Ожегова: «коллективизм» - ‘принцип общности, коллективное начало в общественной жизни, в труде, в какой-либо деятельности (Напр. Дух коллективизма)’; «индивидуализм» - ‘1. нравственный принцип, ставящий интересы отдельной личности выше интересов общества; 2. стремление к выражению своей личности, своей индивидуальности'.
В пьесах А.Н. Островского достаточно широко представлена фразеология с лексическим компонентом «душа» в речи персонажей разных сословий (ср. количество употреблений ФЕ с компонентом «душа» в различных пьесах А.Н. Островского: Свои люди сочтемся - 14; Бедность не порок - 19; Воспитанница - 6; Гроза - 13; Грех да беда на кого не живет - 16). Выступая средством характеристики сложного внутреннего мира человека - его психики, сферы рождения его мыслей и эмоций, ФЕ с компонентом «душа» раскрывают типизированные и индивидуализирован-
ные свойства личности, черты национального характера и те морально-нравственные ценности, которые составляют основу русской духовности (см. в толковом словаре С.И. Ожегова духовность - ‘свойство души, состоящее в преобладании духовных, нравственных и интеллектуальных интересов над материальными'). Анализ многообразия контекстуальных употреблений фразеологизмов с компонентом «душа» позволяет выделить ряд взаимосвязанных фразеосемантичес-ких групп, обозначающих представления русского человека о своем духовном мире и репрезентирующих один из важнейших концептов, разрабатываемых исследователями когнитивного направления лингвистики - концепта «душа». Следует отметить, что в пьесах А.Н. Островского фразеологизмы с данным компонентом обнаруживают единство в плане коннотативного содержания: все эти ФЕ имеют яркую национальнокультурную маркированность. В связи с этим при рассмотрении особенностей концептуализации понятия «душа» в пьесах А.Н. Островского уместным будет соотносить концепт «душа» с существующим в отечественной и зарубежной культуре понятием «русская душа».
В пьесах П.Н. Островского концепт «душа» представлен следующими составляющими:
1. Эмоции и чувства (психологический комфорт, состояние спокойствия, удовлетворения, счастья; тоска, страдания; тревога, беспокойство, раздражение, досада, гнев; чувство глубокого расположения, любви: а) искренность чувства, б) степень интенсивности, глубина чувства, в) внешнее проявления интенсивности чувства - самоотверженность, самопожертвование, забота); 2. Морально-нравственные качества (отзывчивость, внимательное, участливое отношение; надежность; чувство нравственной ответственности; чувство собственного достоинства; доброта); 3. Сознание (мысли, намерения; желание, воля; религиозное сознание (ответственность перед богом, стремление избежать греха, искупить грех)); 4. Речевое поведение (характеристики речевого поведения: прямота, откровенность; обращение к человеку; обобщеннные наименования человека). Рассмот-
рим подробнее смысловые компоненты составляющей Эмоции и чувства - компонент «психологический комфорт, состояние спокойствия, удовлетворения, счастья» и компонент «тоска, страдания».
Выражение «психологический комфорт», подразумевающее, как правило, индивидуальное самочувствие, традиционно связывается с состоянием физических и душевных сил человека, чувством спокойствия, удовлетворения, счастья, создаваемых условиями жизни, особенностями темперамента и характера, восприятия действительности, а также всего того, что в целом способно обеспечить человеку уют, удобство. Персонажи пьес А.Н. Островского, представляющие в большинстве своем два противопоставленных сословия - привилегированная среда и простой люд, различаются по своим убеждениям, особенностям мировосприятия, жизненным позициям. Для персонажей непривилегированного сословия одним из привычных и необходимых средств достижения состояния психологического комфорта является разговор по душам. Так, употребляя ФЕ потолковать по душам в различных контекстах, герои А.Н. Островского выражают свою потребность в общении, стремление поделиться волнующими новостями, тем, что накипело на душе, и, высказав свои волнения, опасения, тревоги, обрести состояние удовлетворения, душевного баланса: 1) [Аграфена Кондратьевна:] Ну, уж ты начнешь! Не дашь по душе потолковать. [Большов:] По душе!.. Ха, ха, ха... А ты спроси-ко, как у него из суда дело пропало; вот эту историю-то он тебе лучше расскажет [3, «Свои люди - сочтемся»]. 2) [Любовь Гордеевна:] Что наша любовь? Как былинка в поле: не расцветет путем, да и поблекнет. [Анна Ивановна:] Постой-ка, девушка, никак кто-то идет. Не он ли? Я пойду, а ты подожди, может, это и он... Потолкуете по душе. (Уходит.) [3, «Бедность не порок»].
В приведенных контекстах устойчивый оборот потолковать по душе может быть рассмотрен как фразеологизм, образованный от ФЕ поговорить по душам путем структурно-семантических трансформаций: а) замена компонента «поговорить» лексемой «потолковать»; б) контаминация ФЕ поговорить по душам (‘поговорить откровенно') и по душе - (‘нравится'). Лексема-заместитель «потолковать» наполняет данный оборот стилистической окраской разговорности и привносит семантический оттенок ‘разъяснять,
вникать в смысл, говорить’. По душе как составная лексическая часть фразеологизма потолковать по душе актуализирует семантический оттенок ‘чувство радости от приятных переживаний, мыслей’. В результате данных преобразований оборот в целом приобретает значение ‘побеседовать с удовольствием, обсуждая что-либо или рассуждая о чем-либо откровенно, искренне, чистосердечно’.
Позитивные эмоции, как показывает анализ языка пьес А.Н. Островского, являются наиболее характерными для людей из простого народа, осчастливленных неожиданным поворотом жизненных событий в лучшую сторону. Стремление к воссозданию мирной, дружной атмосферы в семье оказывается основной и необходимой составляющей их душевного счастья. Эта идея, объединяющая простой русский народ, находит яркое выражение в речи представителей небогатого сословия посредством фразеологии, например, в финале пьесы «Бедность не порок»: [Пелагея Егоровна:] Ах, да вот и все тут! (К девушкам.) Ну-ка, девушки, веселенькую... да, веселенькую. .. Уж мы теперь свадьбу-то по душе отпируем, по душе... В данном контекстуальном употреблении ФЕ по душе семантически сближена с такими русскими ФЕ с компонентом «душа», как от души - ‘искренне, чистосердечно’, от полноты души - ‘от избытка чувств’, что является следствием расширения сочетаемости ФЕ по душе в грамматическом плане, а также ФЕ на душе праздник - ‘радостно’. Оборот отпировать по душе, таким образом, объединяя семы значений различных ФЕ (по душе, от души, от полноты души, на душе), передает состояние человека в приподнятом настроении, преисполненного чувством радости и искренним желанием поделиться своим счастьем. Передаче смыслового содержания (искренность чувств и открытость души) кроме того способствует грамматическая и семантическая структура глагольного компонента отпируем: форма первого лица множественного числа выражает здесь чувство единения, форма будущего времени - ожидание, надежду, а вещественная семантика данной лексемы передает ощущение торжественного момента, когда «русская душа» жаждит праздника (См. у С. И. Ожегова пир - 1. Богатое и торжественное угощение с приглашением многих гостей. Княжеский п. Задать п. П. горой (разг.). П. на весь мир (погов.). 2. Об обильном угощении, вкусной
еде). Понятие «душа», раскрываемое посредством ФЕ отпировать по душе, употребляемой героями пьес А.Н. Островского в речи в сочетании с другими фразеологическими оборотами, обладает культурно-национальной коннотацией, способствуя в значительной степени реализации концепта «душа».
В противопоставление душевному комфорту, состоянию счастья, глубокое переживание негативных эмоций вызывает ощущение отсутствия жизненного стимула, чувство тоски и ассоциируется героями А.Н. Островского с резкими кинетическими или же продолжительными, значительно растянутыми во временном отношении мучительными действиями, которым, по выражению самих персонажей, подвергается их душа (ср. значения глагольных компонентов приводимых далее ФЕ: истерзал, перевернулась, истомил, не надрывай). Пребывая в тяжелом душевном состоянии, персонажи часто определяют характер его источника, который, как правило, представляется им внешним (находящимся вне личности, воздействующим на нее снаружи) или внутренним (сознание влияния собственных эмоций и чувств, рефлексия). При этом меткими выразителями данных состояний часто выступают фразеологические обороты с негативной оценочно-стью и яркой образностью. Рассмотрим для примера несколько контекстуальных употреблений ФЕ, репрезентирующих составляющую «тоска, страдания» концепта «душа»:
1. [Митя:] (один). Как же, пойдет тут работа на ум! Все бы я думал об ней!.. Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньи-це!.. (Закрывает лицо руками и сидит молча.) [3, «Бедность не порок»].
2. [Большов:] Ну, а дочь любишь? [Подхалюзин:] Изныл весь-с! Вся душа-то у меня перевернулась давно-с! [Большов:] Ну, а коли душа перевернулась, так мы тебя поправим. Владей, Фаддей, нашей Маланьей [3, «Свои люди - сочтемся»].
3. [Гордей Карпыч:] Жена! [Пелагея Егоровна:] Батюшка, Гордей Карпыч, не шути над материнским сердцем!.. Перестань!.. Истомил всю душу. [Гордей Карпыч] Жена, ты меня знаешь!.. Ты, Африкан Савич, не беспокойся: у меня сказано - сделано [3, «Бедность не порок»].
4. [Любовь Гордеевна:] (подходит к Мите). Нет, Митя, не бывать этому! Не томи себя понапрасну, перестань! (Поднимает его.) Не надрывай мою душу! И так мое сердце все изныло во мне.
Поезжай с Богом. Прощай! [Митя:] За что ж ты меня обманывала, надо мной издевалася? [Любовь Гордеевна:] Полно ты, Митя. Что мне тебя обманывать, зачем? Я тебя полюбила, так сама же тебе сказала. А теперь из воли родительской мне выходить не должно. На то есть воля батюшкина, чтоб я шла замуж. Должна я ему покориться, такая наша доля девичья. Так, знать, тому и быть должно, так уж оно заведено исстари. Не хочу я супротив отца идти, чтоб про меня люди не говорили да в пример не ставили. Хоть я, может быть, сердце свое надорвала через это, да по крайности я знаю, что я по закону живу, никто мне в глаза насмеяться не смеет. Прощай! (Целуются.) [3, «Бедность не порок»].
5. [Митя:] Может быть, Гордей Карпыч хотят в Москве выдать Любовь Гордеевну. [Пелагея Егоровна:] Кто его знает, что у него на уме. Смотрит зверем, ни словечка не скажет, точно я и не мать... да, право... ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего [3, «Бедность не порок»].
Семантический анализ приведенных контекстуальных употреблений ФЕ с компонентом «душа» позволяет отметить в качестве характерных особенностей «русской души» ее хрупкость, чувствительность, ранимость. Передаче значения длительности и интенсивности душевных переживаний способствуют структурно-семантические преобразования, в частности расширение компонентного состава ФЕ с помощью местоименной лексемы «весь» - один из видов трансформаций, наиболее характерных для фразеологизмов, выражающих глубокие чувства и эмоции в пьесах А.Н. Островского (см., например, трансформации ФЕ с компонентом «сердце», выражающие чувства и эмоции).
Анализируя вышеприведенные контекстуальные употребления фразеологических оборотов с компонентом «душа», можно выделить ряд факторов, детерминирующих душевные страдания персонажей пьес А.Н. Островского, выражаемые посредством данных ФЕ. Так, истерзанная или надорванная от разлуки с любимым душа -это психологическое состояние, возникающее в результате осознания невозможности быть вместе с возлюбленной или возлюбленным. Ощущение переворачивающейся души связано с испытываемым глубоким и искренним чувством сострадания, как это старается передать посредством
ФЕ вся душа перевернулась приказчик Подхалю-зин. Истомить душу, по представлению Пелагеи Егоровны, измученной прихотями и повелениями своего мужа купца Торцова, способен гнет самодурства.
Целый ряд факторов, оказывающих влияние на переживание тоски, страдания и раскрывается в контексте (см. выше контекст 4) в речи героини пьесы «Бедность не порок» Любови Гордеевны. Контекстуальное сочетание фразеологических оборотов не надрывай мою душу, мое сердце все изныло во мне, сердце свое надорвала передает высокую степень интенсивности ее эмоциональных переживаний, глубину ее страданий, захватывающих и сердце и душу, словом, все ее существо. Смысловое содержание, передаваемое многообразием употребленных в данном контексте словосочетаний и ФЕ, не только являет собой яркую характеристику крайне подавленного, угнетенного состояния Любови Гордеевны, но и служит объяснением непосредственных причин, обусловливающих это душевное состояние. Эти причины складываются из интеллектуальной оценки положения вещей, осознания героиней обстоятельств, создающих непреодолимую преграду, полностью лишающую ее возможности быть рядом с возлюбленным. Фразеологические обороты из воли родительской выходить, супротив отца идти, на то есть воля батюшкина, с одной стороны, выражают глубоко уважительное, почтительное отношение к родителям, с другой стороны - покорность, полное подчинение родительской прихоти, принятие родительской воли, сознательное обречение себя на страдания, тоску и отчаяние, подпитываемые суровостью родительского гнета (см. в том же контексте ФЕ наша доля девичья, тому и быть должно, так оно заведено, поезжай с Богом). В целом, фразеологические обороты в данных контекстах интенсифицируют значение смирения, покорного принятия жизненных обстоятельств, но в то же время они характеризуют русскую девушку, изображаемую в пьесе А.Н. Островским, как сильную, стойкую личность, готовую сознательно принять необходимость. Так, фразеологические сочетания чтоб в пример не ставили, по закону живу, в глаза насмеяться выражают чувство нравственной ответственности за своё поведение перед окружающими людьми, обществом. Таким образом, фразеология в речи Любови Гордеевны отражает сложную внутреннюю борьбу героини.
Интересной представляется семантическая структура ФЕ душу отвести, употребленной в речи Пелагеей Егоровной, душевно измученной своеволием и тиранией своего мужа-самодура. В традиционном толковании данная ФЕ рассматривается как синонимичная фразеологизмам излить душу, облегчить душу, восходящим к священному писанию, и имеет значение ‘с полной откровенностью, обнажено рассказывать о своих сокровенных чувствах, мыслях, переживаниях, тревогах'. Тем временем в контексте пьес А.Н. Островского ФЕ душу отвести способствует реализации концептуального смысла лексемы «душа». В приведенном контекстуальном употреблении (см. выше контекст 5) фразеологизм душу отведешь воспринимается как оборот, в основе которого лежит образ души как трудно восстановимой ценности, предполагающей бережное отношение к ней человека, который стремится отвести ее - защитить, оградив от негативного воздействия (Ср., например, контекстуальное значение данного оборота со значениями ФЕ отвести удар, отвести беду или с семантикой, актуализируемой в пьесах нижерассматриваемыми оборотами Для себя надо добро делать, для своей души; Не надрывай мою душу! а также ФЕ, репрезентирующими составляющую «моральнонравственные качества» концепта «душа», как то и в нас душа, а не пар. Контекстуальный анализ всех этих оборотов дает возможность заключить, что для персонажей пьес А.Н. Островского характерно определенное представление о своем личностном духовном пространстве, анализ своего внутреннего «я», внимательное отношение к своему внутреннему миру, активность самосознания (см. в сл. С.И. Ожегова самосознание - ‘полное понимание самого себя, своего значения, роли в жизни, обществе'). Этим объясняется отведение значительного места собственному духовному развитию, стремление сохранить в себе духовность, соответствующую понятию «русская душа».
Таким образом, рассмотренные ФЕ в данных контекстах в единстве с общим концептуальным содержанием произведения представляют особо значимый элемент смыслового содержания, раскрывая целый спектр факторов, детерминирующих состояние тоски, выступающих причиной душевных страданий и, в конечном счете, обусловливающих внутренний конфликт, душевный кризис персонажей, представляющих в пьесах
типизированный образ русского народа, придерживающихся мировоззренческих установок социокультурной среды, свято следующих законам общественной морали и, в результате, с одной стороны, занимающих пассивную жизненную позицию, отказываясь самостоятельно решать собственную судьбу, а с другой, стоически переносящих жизненные сложности и невзгоды, одерживая победу над собственными страстями.
Библиографический список
1. Бирих А.К. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь: ок. 6000 фразеологизмов. - М.: Астрель, 2007.
2. Большая энциклопедия Кирила и Мифодия. Толковый словарь русского зыка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой. - М., 2006.
3. Островский А.Н. Собрание сочинений в 10 т. Т. 3. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959.
И.В. Овчинникова
ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ ПАРАДОКСЫ «ДЕМИКОТОНОВОЙ КНИГИ» (роман-хроника Н.С. Лескова «Соборяне»)
Замечательная книжечка «остроумнейшего пастора Стерна», о которой на одной из последних страниц «нотаток» упоминает протопоп Туберозов может служить исследователю «Демикотоновой книги» своеобразным ключом для обнаружения «внутренней механики» лесковского текста. Стерновский рассказчик, Тристрам Шенди, постоянно стремится к диалогу со своими читателями и потому время от времени пытается объяснить или же только, о чем именно идет речь, но и то, как она, эта речь, строится. Тристрам признает, что главная стилевая примета его письма - постоянное отступление от главной темы - есть непременный импульс ее движения.
«Есть одна тонкость отступательного искусства, - замечает Тристрам, - <...> состоит она в том, что хотя все мои отступления < .> правильные, честные отступления - и хотя я уклоняюсь от моего предмета не меньше и не реже, чем мой великобританский писатель, - однако я всегда стараюсь устроиться так, чтобы неясная моя тема не стояла без движения в мое отсутствие. <.> Я. с самого начала так перетасовывал основную тему и привходящие части моего произведения, так переплел и перепутал отступательные и поступательные движения, зацепив одно колесо за другое, что машина моя все время работает вся целиком и, что всего важнее, проработает так еще лет сорок, если подателю здоровья угодно будет даровать мне на такой срок жизни и хорошее расположение духа».
На первый взгляд, «Демикотоновая книга», рекомендуемая читателю повествователям как «записки» главного героя «Соборян» Савелия
Туберозове, не нуждается в вышеописанной хитроумной технике письма, являясь нерегламенти-рованным повествованием, обращенным к самому себе, не предназначенным для чужих глаз и обусловленным личной потребностью. Но, будучи художественным текстом, «Нотатки» отца Савелия несут на себе неявные следы авторской креативности, в чем-то перекликающейся со стер-нианской эстетической системой.
Не в последнюю очередь это касается неких «перетасовок», обретающих характер хронологической путаницы, на которую давно обратили внимание текстологи. Так за записями, относящимися к 1837 году (последняя из них - от 29 декабря), следует запись от 1 января, по логике вещей начинающая новый годичный цикл (1838 года). Однако после записи, датированной 8-ым ноября, следует 6-е января 1837 года. Аналогичный анахронизм наблюдается и в очередности туберозовских заметок, принадлежащих 1849 году (первая - от 5 февраля, а последняя от 20 декабря), но вдруг возвращающихся ко 2 января 1849 года, как это следует из датировки дневниковых записей.
Новая загадка подстерегает исследователя еще через несколько страниц: в записях, помеченных 1857 годом, после 20 декабря неожиданно снова возникает дата - 20 октября. Можно было бы объяснить это пропуском годовых обозначений -(1858 года), если бы не помеченная от 9-ым декабря запись 1858 года. Тот же случай - за 2-м февраля 1863 года следует 13 января без определения годичной принадлежности, после чего снова появляется запись, датированная - 11-м мая 1866 года, чуть ниже - 20-м января 1863 года.
