CC BY
22
2. Jarnatovskaja V. Das Substantiv. Moskau: Vyssaja skola, 1981.
3. Vinogradov V.V. Russkijyazyk. Moskva: Vysshaya shkola, 1972.
4. Admoni W.G. Der deutsche Sprachbau. Moskau: Proswestschenie, 1966.
5. Schmidt W. Grundfragen der deutschen Grammatik. Berlin: Volk und Wissen Volkseigener Verlag, 1965.
6. Spiegel online . Available at: http://www.spiegel.de
Статья поступила в редакцию 30.05.16
УДК 811. 112.2 '42
Kalashnikova Ye.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Altai State Pedagogical University (Barnaul, Russia),
E-mail: kea@uni-altai.ru
FEATURES OF TEXTUAL COMPOSITION OF THE LITERARY PROTOCOL. The paper examines the speech structure of literary protocol texts that can be defined as reproduction of oral and written messages produced by informants with comments made by the author of the text. The literary protocol is a secondary speech genre. It is created on the basis of primary documentary literature genres and it has a form of a questionnaire, interview or diary. Using sequential analytical and metaphorical montage techniques the authors of such works of literature process the data of the source documentary text and on its basis they create texts of a special genre that combines characteristic features of documentary prose, aiming at authenticity and conceptuality, and individual spicific features of the genre, in particular, in the composition structure of the text.
Key words: documentary literature, literary protocol, secondary speech genre, composition, sequential analytical montage, metaphorical (idea associative) montage.
Е.А. Калашникова, канд. филол. наук, доц., Алтайский государственный педагогический университет, г. Барнаул,
Е-mail: kea@uni-altai.ru
ОСОБЕННОСТИ КОМПОЗИЦИОННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ТЕКСТОВ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОТОКОЛА
Статья выполнена по материалам анализа речевой структуры текстов литературного протокола, представляющих собой дословно воспроизведенные устные и письменные высказывания информантов, реально существующих людей, обрамлённые комментарием автора, составителя текста. Литературный протокол является вторичным жанром. Он создается на основе первичных документальных жанров в виде анкет, интервью, дневников. Используя технику событийно-логического и метафорического монтажа, авторы подобных произведений производят обработку исходного документального материала и создают на его базе произведения особого жанра, сочетающего основополагающие характеристики документальной прозы, установку на подлинность и концептуальность, и индивидуальные особенности жанра, проявляющиеся, в частности, в композиционной организации текста.
Ключевые слова: документальная литература, литературный протокол, вторичный жанр, композиция, событийно-логический монтаж, метафорический монтаж.
Документальная литература не относится к новым явлениям литературной жизни. Это её постоянная составляющая. Собственно литература и начинается с документальных жанров: исторических сочинений, хроник, воспоминаний, описаний пережитого. Вместе с тем, процесс развития литературы показывает, что в ней и в искусстве в целом периодически возникает повышенный интерес к документу как источнику достоверной, аутентичной информации. Так, в конце 60-х годов в литературу ФРГ вошли автобиографические записи, сделанные непрофессионалами, интервью, высказывания «человека с улицы» перед микрофоном, результаты массовых социологических опросов, обусловливая появление новых документальных жанров. Одним из таких жанров является литературный протокол, представляющий собой дословно воспроизведенные устные высказывания и письменные сообщения информантов, реально существующих людей, обрамленные комментарием автора, составителя текста.
Нельзя утверждать, что данный жанр является порождением немецкой литературы. Подобные жанры существуют в литературах разных стран. Весьма очевидна связь этого жанра с устной историей. В качестве предшественников этого жанра могут служить и литературно обрамленные интервью Дж. Рида. Выполненные в этом жанре произведения иногда называют литературой свидетельств. Они обращены к актуальной социальной или исторической тематике. Таковы «Работа» С. Теркела, «Блокадная книга» А. Адамовича и Д. Гранина, «Архипелаг Гулаг» А. Солженицына, «У войны не женское лицо» и другие книги С. Алексиевич. В немецкоязычной литературе с произведениями подобного рода ассоциируются прежде всего имена Э. Рунге, Г. Вальрафа, М. Вандер, С. Кирш и др. В определённой степени с этим жанром связаны и многие из появившихся позднее произведений так называемой иммигрантской литературы (Migratiosliteratur), феномена современной немецкоязычной литературы, становление которого обусловлено мультикультурной реальностью Германии.
Произведения данного жанра служат собой достаточно оперативной формой реагирования на актуальные события из
жизни одного человека и историю жизни целого поколения. Но сам жанр остаётся малоизученным. Основываясь на анализе 46 немецкоязычных текстов литературных протоколов, попробуем выявить некоторые из наиболее характерных признаков текстов этого типа.
Документальную прозу, классическими жанрами которой являются мемуары, дневник, автобиография, по определению Л.Я. Гинзбург, отличают установка на подлинность, концептуальность и эстетическая организация материала [1]. Вместе с тем каждый из жанров документалистики имеет свои отличительные особенности, проявляющиеся как на уровне формы, так и на уровне содержания. Чем интересен в этом плане жанр литературного протокола? Попробуем ответить на этот вопрос хотя бы частично, рассмотрев особенности техники создания и композиционной организации подобных текстов на материале литературы ФРГ.
Начнём с констатации факта о вторичности жанра «литературный протокол». Отношения первичности и вторичности текстов, как известно, рассматриваются в рамках действия категории интертекстуальности, определяемой в общем виде как взаимодействие отдельных текстов в плане их содержания и выражения. Текст рассматривается в этом случае в виде «пучка реляций», обращённых не только вовнутрь, но и вовне [2, S. 13]. Интертекстуальность интерпретируется в некоторых случаях очень широко, о чём свидетельствует, в частности, термин «всеобщая интертекстуальность» [3]. При таком подходе в качестве видов интертекстуального взаимодействия рассматриваются корреляции текстов в пределах жанра, периода, творчества одного автора, разных авторов, литературы вообще. Наряду с широким пониманием интертекстуальности существует и её более узкое и, на наш взгляд, более приемлемое осмысление интертекстуальности, что выражается в терминах «специальная», или «синтагматическая» интертекстуальность [3], под которой понимается «одновременное присутствие двух текстов в одном» («simultane Präsenz zweier Texte in einem einzigen») [4, S. 141]. Это дейктическая интертекстуальность
[3], основанная на отсылке к «чужому» тексту посредством прецедентного текста.
Другой вид межтекстовых отношений, включаемых также в систему синтагматической интертекстуальности, трансформирующая интертекстуальность, в результате действия которой появляются производные (abgeleitete) тексты [3]. Трансформирующая интертекстуальность представляет собой особый тип взаимоотношений текстов, предполагающий обработку или переработку исходного текста и ведущий к возникновению нового, достаточно отличного от исходного материала произведения. Производный текст может быть того же жанра, что и исходный, или совсем другого. Следуя данной точке зрения, мы именно так понимаем производность применительно к тексту и с этих позиций рассматриваем исследуемый жанр литературного протокола.
Исходным материалом для текстов данного типа служат интервью, фрагменты анкет, бесед, отрывки из дневников. В условиях этих первичных жанров осуществляется первый уровень коммуникации «автор - информант» в случае с интервью, анкетой, беседой, или происходит аутокоммуникация в случае с дневником. Второй уровень коммуникации «автор - читатель» осуществляется в рамках качественно нового образования жанра «литературный протокол». Первый уровень может быть охарактеризован как живое непосредственное общение, реальная коммуникация. Второй уровень возникает в условиях более сложно организованного опосредованного общения. Это опосредованная и смоделированная коммуникация, в процессе которой осуществляется интеллектуально-эмоциональная творческая связь автора и читателя.
Трансформация исходной коммуникативной ситуации сопровождается спецификацией и осложнением ролей коммуникантов. Информант вносит в текст основную фактуальную информацию, повествуя о событиях, участником и очевидцем которых он был. Автор же, имея в своём распоряжении готовый фактуальный материал, руководствуясь определённым замыслом, производит отбор и компоновку фактов, снабжает их своим комментарием. Таким образом, он трансформирует исходный материал, придавая ему новое качество для достижения определённого перлокутивного эффекта. Преломление в тексте протокола двух коммуникативных ситуаций определяет своеобразие его речевой структуры, которое может быть обозначено как маркированная неоднородность повествовательных пластов, представляющих план как минимум двух субъектов речи: план автора и план информанта.
Анализ показал, что по способу выраженности в речевой структуре произведения и организации фрагментов, репрезентирующих план автора и план информанта, которые мы в дальнейшем будем называть партией автора и партией информанта соответственно, могут быть выделены несколько композиционных типов текстов протоколов. Композиция рассматривается нами в этом случае в общем плане как принятый в рамках жанра способ организации текста, определённая последовательность и взаимосвязь его структурных звеньев.
Первый композиционный тип текстов литературных протоколов - монологический текст, представленный в сборниках Э. Рун-ге «Bottroper Protokolle» [7] и «Frauen. Versuche zur Emanzipation» [8]. Отобранный писательницей для этих целей материал, интервью с представителями различных возрастных групп, различных профессий, конфессий и т. д., был, по словам самой Э. Рунге, перегруппирован и скомпонован в текст протокола посредством широко используемого в документальном искусстве приёма монтажа.
В узкотехническом смысле монтаж есть сборка сложной конструкции из уже готовых элементов и частей. Но, как известно, сфера применения термина «монтаж» не ограничивается только техникой. Этот термин имеет широкое хождение в искусствоведении и в частности в теории композиции. Монтажный принцип выдвигается исследователями в разряд основных категорий культуры. Считается, что всюду, где речь идёт о дискретности частей внутри целого, селекции и комбинации элементов, возникает категория монтажности. При таком подходе монтаж определяется как особый принцип построения любых сообщений культуры, основанный на «соположении в предельно близком пространстве-времени (хронотопе, по Бахтину) хотя бы двух (или сколь угодно большого числа) отличающихся друг от друга по денотатам или структуре изображений, самих предметов (или их названий, описаний и любых других словесных и знаковых соответствий) или же целых сцен» [5, с. 119].
Монтаж в произведении может быть в разной степени выражен внешне: он может подчёркиваться или стираться. На этом основано известное противопоставление событийно-логического и метафорического монтажа [6, c. 274 - 275]. Событийно-логический монтаж выполняет функцию логически последовательного изложения событий. Это так называемый прозаический монтажный стиль, неявная монтажная форма. Метафорический монтаж, напротив, рассматривается как поэтический монтажный стиль, основанный на открыто ассоциативном сочетании элементов, активном монтажном подтексте и характерен для произведений с явно выраженной монтажной формой. Внимание исследователей привлекают такие подчёркнуто монтажные структуры: сочетание несоединимых точек зрения, стыковка элементов чужеродных культур, цитат, разнородных подтекстов, контаминация несочетаемых мотивов или жанров.
Монтируя тексты-протоколы из интервью с жителями небольшого немецкого города Боттропа, Э. Рунге отдавала предпочтение событийно-логическому монтажу. Используя лишь реплики информантов, она трансформировала интервью в логически последовательный рассказ, монолог информанта о своей жизни. Трансформированные в монологи, интервью представляют собой очень эмоциональные, откровенные повествования, неповторимую индивидуальную историю жизни конкретных людей. Вот, например, фрагмент устной истории из "Боттропских протоколов":
«... Meine Kinder solln alle 3 die Schule besuchen, dat sie was wern. Nämlich ich konnte dat nicht, meine Eltern, die konnten dat einfach nicht aufbringen, es ist keiner von uns auf e höhere Schule gegangen, aber meine Kinder solln das machen. Da soll keiner aufn Putt. Die Zeche wird et dann sowieso nich mehr geben. Aber so, die solln irgendwie wat anderes wern [...]. Die sollns mal n bißchen besser haben wie wir» [7, S. 54].
Монологичные протоколы Э.Рунге, как свидетельствует цитируемый фрагмент, имеет неявную монтажную форму и представляют собой сплошной, недискретный текст партии информанта. Эксплицитно в них доминирует план информанта. План автора в протоколах Э. Рунге имплицитен. Вербально он выражен лишь в заголовках протоколов, имеющих следующую форму: «имя собственное + обозначение профессии», например, «Erna E., Hausfrau», «Johannes L., Pfarrer», «Rolf S., BeatSänger». Заголовки такой структуры подобны режиссирующим ремаркам автора драматического текста, с помощью которых представляются действующие лица. Отсутствие автора на поверхностном уровне текста в монологичных протоколах Э. Рун-ге компенсируется его активностью на глубинном уровне. Автор формирует тематическую основу произведения через характер задаваемых информанту вопросов, осуществляет отбор и организацию фактуального материала, реализуя таким образом свои концептуальные и эстетические намерения.
Второй композиционный тип текстов литературного протокола - текст-диалог. Данный композиционный тип характерен для текстов из сборника К. Челиснига «Lehrlingsprotokolle» [9]. Исходным материалом для протоколов К. Челиснига служат ответы молодых рабочих на вопросы специальной анкеты, предполагавшей освещение тем, связанных с обучением рабочей специальности, отношениями между обучающимися и мастерами, качеством профессиональной подготовки, отношениями в семье и т. п. Фрагменты анкет, повествующие о жизни информанта в родительском доме, учёбе, работе на предприятии, монтируются автором сборника протоколов по принципу событийно-логического монтажа и образуют партию информанта.
Партия информанта в текстах К. Челиснига монтируется с партией автора, складывающейся из текста авторского комментария, цитат из газет, деловых документов и статистических данных. Партия автора в этих текстах композиционно не закреплена. Она может находиться в интерпозиции, т. е. внутри партии информанта, занимать финальную позицию по отношению к ней, состоять из двух частей, одна из которых находится в интерпозиции, а другая в финальной позиции, завершая текст протокола. Включение партии автора в текст осуществляется преимущественно ассоциативно по принципу метафорического монтажа. Например, в одном из протоколов информант заканчивает своё сообщение замечанием, что уроки в профессиональной школе скучны и недостаточно оснащены и что, на его взгляд, есть много ненужных предметов, в результате чего учащиеся оказываются плохо подготовленными. Не зная своих прав, они не могут отстоять свои интересы. За словами информанта следует партия автора. В ней автор сообщает о демонстрации протеста учащих-
ся профессиональных школ Касселя. Связь между текстовыми фрагментами, репрезентирующими план автора и план информанта, чисто ассоциативная. Она осуществляется на глубинном, подтекстовом уровне. Так возникает двухслойное повествование, своеобразный диалог автора и информанта, отличный от диалога исходной коммуникативной ситуации, т.к. новый диалог полностью ориентирован на читателя с целью оказания на него активизирующего в политическом плане воздействия. Неоднородность повествовательных пластов подчёркнута графически: партия автора в текстах К. Челиснига выделена курсивом. Поэтому читатель обращает внимание не только на тот фактологический материал, который заключён в партии информанта. Он слышит не только его, но и автора, определённым образом оценивающего фактологические сведения.
Образцы еще одного композиционного типа литературных протоколов мы обнаружили в книгах Г. Вальра-фа «KasemenprotokoNe. Soldaten berichten» и К. Ламбрехт «Männerbekanntschaften. Freimütige Protokolle». Создавая «Kasernenprotokolle», Г. Вальраф обратился к дневникам солдат бундесвера [10]. Работая с дневниками солдат, собирая их материал в новое произведение, Г. Вальраф отдавал предпочтение метафорическому, ассоциативному монтажу, монтируя дневниковые записи, сообщения нескольких солдат-информантов и свой комментарий к ним. В итоге возник текст-полилог. В нём слышны голоса многих информантов, а также режиссирующие и комментирующие ремарки автора. В партию автора Г. Вальраф, как и К. Челисниг, включает цитаты из различных официальных источников, военных документов.
Полифоничны и протоколы К. Ламбрехт. Работая над сборником «Männerbekanntschaften», К. Ламбрехт, как и Э. Рунге, записывала на магнитофон интервью с мужчинами разных возрастов и разных профессий [11]. Из этих интервью по принципу событийно-логического монтажа ею были смонтированы моноБиблиографический список
логи, рассказы мужчин-информантов. Эти монологи-исповеди собственно и составляют партию информанта. Но протоколы К. Ламбрехт, если сравнить их с текстами Э. Рунге, не ограничиваются только монологом информанта, а разворачиваются в макроструктуру. За пределами текста, смонтированного из реплик информанта, приводятся высказывания людей, близких информанту: друзей, коллег по работе, родственников. Как правило, это один-два небольших относительно самостоятельных текста монологического характера, содержащих дополнительную фак-туальную информацию и информацию оценочного плана. Завершается протокол партией автора, обобщающим лирико-фи-лософским рассуждением о главном персонаже. В результате такой полифонической организации произведения достигается многоракурсность изображения, сочетание субъективного взгляда изнутри и объективного извне, возрастает убедительность фактологических сведений и усиливается эмоциональное воздействие на читателя.
Таким образом, жанровое своеобразие литературного протокола обусловлено его производным, вторичным, характером и связано с преломлением в нём двух типов коммуникативных ситуаций: реальной живой коммуникации реально существующих людей и опосредованной, смоделированной, коммуникации "автор-читатель". Способ представления в речевой структуре литературного протокола планов двух субъектов, речи, информанта и собственно автора, определяет композиционное своеобразие текстов этого типа. Исследуемый материал показал, что благодаря использованию различных видов монтажной техники исходный фактологический материал, интервью, анкеты, дневниковые записи, трансформируются в тексты-монологи, в тексты-диалоги и тексты-полилоги. Остра-нённый, выведенный из исходного контекста, фактологический материал приобретает в итоге новое, художественное качество и новый жанровый статус.
1. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Ленинград: Художественная литература, 1986.
2. Stierle K. Werk und Intertextualität. Dialog der Texte. Hamburger Kolloquium zur Intertextualität. Wiener Slawischer Almanach. Wien, 1983; Sonderband 11: 7 - 21.
3. Wielske L., Krause W. Intertextualität als allgemeine und spezielle Texteigenschaft. Wissenschaftliche Zeitschrift. PH Potsdam, 1987; Heft 5: 890 - 895.
4. Schmidt W. Sinnpotenziale der Allusion. A. Puschkins Posthalternovelle und ihre Paratexte. Dialog der Texte. Hamburger Kolloquium zur Intertextualität. Wiener Slawischer Almanach. Wien, 1983; Sonderband 11: 141 - 187.
5. Иванов В.В. Монтаж как принцип построения в культуре первой половины 20 в. Монтаж. Театр. Искусство. Литература. Кино. М.: Наука, 1988: 119 - 148.
6. Кино: Энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1986: 274 - 275.
7. Runge E. Bottroper Protokolle. Frankfurt/Main: Fischer, 1968.
8. Runge E. Frauen. Versuche zur Emanzipation. Frankfurt/Main: Fischer, 1970.
9. Tschelisnig K. Lehrlingsprotokolle. Frankfurt/Main: Fischer, 1971.
10. Wallraf G. Kasernenprotokolle. Soldaten berichten. Wallraf G. Neue Reportagen, Untersuchungen und Lehrbeispiele. Berlin-Weimar: Aufbau-Verlag, 1974: 38 - 60.
11. Lambrecht Chr. Männerbekanntschaften. Freimütige Protokolle. Halle/Leipzig: Mitteldeutscher Verlag, 1986.
References
1. Ginzburg L.Ya. O psihologicheskojproze. Leningrad: Hudozhestvennaya literatura, 1986.
2. Stierle K. Werk und Intertextualität. Dialog der Texte. Hamburger Kolloquium zur Intertextualität. Wiener Slawischer Almanach. Wien, 1983; Sonderband 11: 7 - 21.
3. Wielske L., Krause W. Intertextualität als allgemeine und spezielle Texteigenschaft. Wissenschaftliche Zeitschrift. PH Potsdam, 1987; Heft 5: 890 - 895.
4. Schmidt W. Sinnpotenziale der Allusion. A. Puschkins Posthalternovelle und ihre Paratexte. Dialog der Texte. Hamburger Kolloquium zur Intertextualität. Wiener Slawischer Almanach. Wien, 1983; Sonderband 11: 141 - 187.
5. Ivanov V.V. Montazh kak princip postroeniya v kul'ture pervoj poloviny 20 v. Montazh. Teatr. Iskusstvo. Literatura. Kino. M.: Nauka, 1988: 119 - 148.
6. Kino: 'Enciklopedicheskijslovar'. M.: Sovetskaya 'enciklopediya, 1986: 274 - 275.
7. Runge E. Bottroper Protokolle. Frankfurt/Main: Fischer, 1968.
8. Runge E. Frauen. Versuche zur Emanzipation. Frankfurt/Main: Fischer, 1970.
9. Tschelisnig K. Lehrlingsprotokolle. Frankfurt/Main: Fischer, 1971.
10. Wallraf G. Kasernenprotokolle. Soldaten berichten. Wallraf G. Neue Reportagen, Untersuchungen und Lehrbeispiele. Berlin-Weimar: Aufbau-Verlag, 1974: 38 - 60.
11. Lambrecht Chr. Männerbekanntschaften. Freimütige Protokolle. Halle/Leipzig: Mitteldeutscher Verlag, 1986.
Статья поступила в редакцию 20.05.16
УДК 81'367
Polikarpova O.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Altai State Pedagogical University (Barnaul, Russia), E-mail: 010319@mail.ru
PARENTHESIS AS COMPLICATION FORM IN THE MODEL OF AN ELEMENTARY SENTENCE. The article is dedicated to parenthesis as one of forms complicating the model of an elementary sentence. The author conducts an analysis of intercalated (in-built) and commentative modus (up-built) parenthesis. From the perspective of polycriterial approach the author pays attention
