CC BY
142
Т.С. СЕРГЕЕВА
ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ МЕСТОИМЕНИЙ В СУЗДАЛЬСКОЙ ЛЕТОПИСИ ПО ЛАВРЕНТЬЕВСКОМУ СПИСКУ 1377 ГОДА
Лаврентьевская летопись - одна из самых древних и ценных русских летописей - получила свое название по имени монаха Лаврентия, переписавшего ее в 1377 г. по заказу Суздальского и Нижегородского великого князя Дмитрия Константиновича с «ветхого летописца», заканчивавшего свое изложение на 6813 (1305) г.
Со времени своего открытия для науки Лаврентьевская летопись постоянно привлекала внимание исследователей. До конца XIX в. особое внимание уделялось ее начальной части, содержащей «Повесть временных лет» в редакции Сильвестра. Первой работой, посвященной Лаврентьевской летописи в целом, стало исследование И.А. Тихомирова, пытавшегося определить ее отдельные источники.
В дальнейшем история текста внимательно изучалась А.А. Шахматовым, который указал, что летопись не только сама представляла собою свод, но и основывалась на более ранних сводах, а затем - М.Д. Приселковым и В.Л. Комаровичем.
Лаврентьевская летопись включает в себя Повесть временных лет, материалы владимирского, переяславского (Переяславля Русского), ростовского, тверского, смоленского, ярославского и, частично, новгородского и рязанского летописания.
В летописи явно различаются почерки двух разных мастеров. Почерк у первого писца - разновидность устава, а у второго - явный полуустав. Вопрос о личности первого писца до сих пор остается спорным (В.Л. Комарович считает, что это был епископ Дионисий, а А.Н. Насонов - Павел Высокий). Анализ лингвистических особенностей Лаврентьевской летописи, проведенный Н.Д. Руси-новым, показывает, что при возможности выбора между древнерусскими и церковнославянскими фонетико-морфологическими средствами речи первый писец предпочитал церковнославянские, а второй поступал наоборот [7].
Доказано, что Лаврентьевская летопись - памятник нижегородский. Диалектные особенности писцов в летописи проявились слабо, однако статистическое исследование выявило их системный характер. Это позволило Н.Д. Русинову сделать вывод, что первый писец «родился и вырос где-то к юго-западу от Нижегородского Поволжья, но, скорее всего, не за пределами формирования великорусского языка» [7]. Лаврентий же «отличался от своего предшественника...диалектом... Родился и вырос в Нижегородской области или где-то по соседству с нею» [7]. Это дает возможность установить, каким образом протекали общеязыковые процессы (в нашем случае, грамматические) на территории Нижегородского региона.
В целом Лаврентьевская летопись несомненно была выдающимся памятником древнерусской литературы и общественной мысли, оказавшим глубокое влияние на последующее летописание.
Многие ученые считают, что именно в таком жанре, как летопись, складывались нормы «собственно-древнерусского литературного языка». Так, Ф.П. Филин в своей книге «Истоки и судьбы русского литературного языка» писал: «Летописи сыграли огромную роль в развитии древнерусской литературы и древнерусского литературного языка «повествовательного типа». Прежде всего в летописях вырабатывались нормы этого языка, своего рода «средний
стиль» русского средневековья» [12]. Об особом значении жанра летописи в становлении древнерусского литературного языка говорили также Б.А. Ларин [3] и С.П. Обнорский [5]. Тем не менее вопрос о жанрово-стилевой дифференциации употребления различных элементов языка в древнерусской и старорусской письменной речи изучен сравнительно-историческим языкознанием еще не в полной мере. Таким образом, изучение Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку 1377 г. позволяет получить новые факты для того, чтобы проследить формирование речевой стилистической нормы и судить о степени воздействия летописной литературы на формирование русского литературного языка.
Проблема, касающаяся сущности частей речи и принципов их выделения, -одна из наиболее дискуссионных проблем общего языкознания. Заключается она в том, что традиционная система частей речи, восходящая к античной греколатинской грамматической традиции, имеет очевидные недостатки, о которых неоднократно говорили многие исследователи. И в связи с этой проблемой и самостоятельно подвергаются многочисленным исследованиям как знаменательные, так и служебные части речи. Несмотря на это, в течение длительного периода наименее изученными остаются местоимения. «Большей частью местоимения освещаются различными авторами при общей характеристике определенного периода развития языка или эволюции одной из его сторон, при описании системы местного говора или наречия, но предметом самостоятельного изучения местоимения являются весьма редко», - таким образом формулирует эту идею М.В. Федорова в своей работе «Лексико-грамматические очерки по истории русских местоимений» [11]. И это высказывание остается актуальным до настоящего времени.
Местоимения занимают в ряду частей речи особое место из-за своей лексико-семантической специфики. Термином «местоимения» объединяются очень разные по своим лексико-грамматическим особенностям разряды слов. До настоящего времени местоимения и их история остаются наименее изученной группой слов даже на эмпирическом уровне. При этом вопросов и проблем, связанных с изучением местоимения, остается чрезвычайно много (начиная с того, считать ли местоимение самостоятельной частью речи). Летопись датирована 1377 г., т.е. относится к периоду активных трансформаций в морфологии этой части речи (как известно, наиболее активные изменения в области морфологии древнерусских местоимений наблюдаются с Х11-Х1У вв.), поэтому исследование памятника в этом аспекте представляется плодотворным.
Языку объективно присущи количественные признаки и характеристики, его можно рассматривать как структуру, элементы которой и функционируют в речи, и развиваются, подчиняясь тем или иным вероятностностатистическим законам. «. Статистика, опираясь на результаты уже осуществленного лингвистами качественного анализа языковых элементов, показывает закономерности их функционирования и развития и дает основу для качественных оценок уже на новом уровне исследования» [1]. Хотя статистическое исследование морфологической системы Лаврентьевской летописи ведется с 70-х годов XX в. [2], местоимения в этом памятнике еще изучены не были.
Исследование велось по методике, описанной Б.Н. Головиным в работе «Язык и статистика» [1], а именно: были зафиксированы все случаи употребления местоимений (п), среди которых была определена частота проявления того или иного языкового элемента (т); была определена частотная доля (или выборочная вероятность) языкового элемента (р) по формуле
р = тп ; была вычислена предельная ошибка определения истинной веро-
ятности (1р = 2ур(1 - р)у п ) и доверительный интервал (р±Ьр), который
был принят за частотную норму в речи.
Результаты исследования форм местоимений Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку 1377 г. позволяют сделать следующие обобщающие выводы, касающиеся состава и функционирования данной части речи:
1) В летописи обнаружены лексико-семантические группы местоимений, которые традиционно выделяют в древнерусском языке. Вероятностно-статистическая характеристика разрядов местоимений представлена в табл. 1.
Таблица 1
Лексико-семантическая группа Р ± Ьр Выборка
Личные 0,077 ± 0,007 461
Возвратное 0,185 ± 0,010 1105
Указательно-личные 0,224 ± 0,011 1341
Притяжаельные 0,218 ± 0,011 1302
Указательные 0,161 ± 0,009 963
Определ ител ьные 0,086 ± 0,007 522
Вопросительно-относительные 0,014 ± 0,003 82
Отрицательные 0,004 ± 0,002 26
Неопределенные 0,003 ± 0,001 15
Относительные 0,028 ± 0,004 169
Итог 1,000 5986
Наиболее частотными среди местоимений оказались указательно-личные, притяжательные и возвратные местоимения. Можно предположить, что частотность употребления лексико-семантических разрядов местоимений в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку 1377 г. обусловлена грамматическими особенностями самих местоимений, а также жанровой спецификой текста.
Так, указательно-личные местоимения в Лаврентьевской летописи в И.п. обнаружили только новую основу (он-), а в косвенных падежах - основу Ц-]. Следует отметить также, что в тексте местоимения данного разряда последовательно выполняют функцию подлежащего или дополнения, а не являются согласованными определениями.
Например: они же слышавшее; бишася с ними; он же посла к нима. Все это позволяет предположить, что они осознавались как личные 3-его лица.
Притяжательные местоимения могли выступать не только в функции согласованного определения (как большинство неличных), но и как подлежащее или дополнение. «Эта особенность притяжательных местоимений тесно связана с тем, что они, указывая на принадлежность лицу, не «замещали», а, подобно притяжательным прилагательным, непосредственно обозначали признак» [13].
Высокая частотность возвратного местоимения достигается за счет слитного написания архаической формы ся с глаголами и причастиями.
Например: бишася новгородци с ростовци.
Однако утверждать, что возвратное местоимение в летописи уже преобразовалось в возвратную частицу, нельзя, так как данная форма в тексте употребляется и дистантно (и в препозиции, и в постпозиции). Например: моглъ бы ся бити с ними.
С другой стороны, небольшое количество диалогов объясняет очень низ-
кую частотность вопросительных местоимений, которые обычно маркируют прямую речь.
Наименее частотными в исследуемом памятнике оказались неопределенные и отрицательные местоимения, что объясняется самим предметом повествования Лаврентьевской летописи - событиями конкретной окружающей действительности в их конкретной хронологической последовательности.
2) В летописи были выявлены местоимения, принадлежащие ко всем трем родам (мужскому, женскому и среднему). Вероятностно-статистическая характеристика родовых форм неличных местоимений в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку представлена в табл. 2.
Таблица 2
Род Р ± Ьр Выборка
Мужской 0,517 ± 0,020 1314
Женский 0,231 ± 0,017 587
Средний 0,252 ± 0,017 642
Итог 1,000 2543
В Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку местоимения мужского рода значительно превосходили по частоте употребления местоимения женского и среднего рода. Расхождение в употреблении женского и среднего рода оказалось несущественным. Количественное превосходство местоимений мужского рода можно объяснить особенностями содержания исследуемого памятника: в Лаврентьевской летописи подавляющее большинство действующих лиц - социально активные члены древнерусского общества (князья, бояре, священнослужители и т.д.), т.е. мужчины. Это вполне согласуется с точкой зрения профессора А.В. Миртова на происхождение и развитие категории рода в русском языке [4], а также с данными Г.С. Самойловой относительно текстов деловой письменности XIV в. [9, 10].
Активность местоимений среднего рода возрастает за счет указательных местоимений, большинство из которых обозначают время действия в памятнике.
Например: томь же лете; того же лета; в то же лето; в се же лето и
т.д.
Жанр летописи предполагает активное использование подобных речевых формул, откуда и высокая частотность указательных местоимений среднего рода.
Невысокая, близкая к употребительности среднего рода, частотность местоимений женского рода связана, по-видимому, с экстралингвистическими факторами: малой социальной ролью в древнерусском обществе лиц женского пола. Текст Лаврентьевской летописи дает лишь единичные примеры погодных записей, в которых главным действующим лицом оказывается женщина. Более того, даже упоминания о женщинах редки и ограничиваются сведениями о том, что та или иная героиня умерла, ушла в монастырь, вышла замуж и т.п.
Малой активностью (по сравнению с житийными текстами) обладают и существительные женского рода с отвлеченным значением (такие как милость, жалость, доброта).
3) Местоимения Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку обнаруживают троичное числовое противопоставление, характерное для древнерусского языка. Вероятностно-статистическая характеристика числовых форм неличных местоимений в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку представлена в табл. 3.
Число Р ± Ьр Выборка
Единственное 0,694 ± 0,017 2030
Множественное 0,287 ± 0,017 841
Двойственное 0,019 ± 0,005 56
Итог 1,000 2927
Наиболее употребительными в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку оказались формы единственного числа, на втором по активности использования месте - местоимения множественного числа. Формы двойственного числа малочастотны и зачастую заменяются формами множественного числа.
Например: присластася...всеволодъ и володимеръ...рекуще ты...брат наю стареишии - правильное употребление формы дв.ч. Но: молвита (добрынька и радило. - Т.С) с чимь вас князь прислал - форма дв.ч. заменена формой мн.ч.
Этот факт свидетельствует о постепенной трансформации представления человека о конкретной множественности в абстрактную множественность. Таким образом, категория числа местоимений в исследованном памятнике представлена в своей эволюции, на этапе перехода к своему современному состоянию.
Высокую употребительность местоимений единственного числа можно объяснить рядом причин:
а) местоимения единственного числа в тексте Лаврентьевской летописи часто используются при существительных с личным значением, которые, как правило, употребляются в единственном числе (отьць, жена, сынъ, дочь и проч.) Например: посла володимеръ сынъ свои романа в володимеръ; отьца моего уби; рече дщере своеи; виде и етера жена верна; с своимъ воеводою.
б) Категория единственного числа в русском языке может обозначать не только единичность, но и логическую множественность (собирательность, абстрактность, дистрибутивность).
Например: поидемъ дружино моя; братия наша избита; со всею князьею; помысливше высокоумьем своимъ; се же зло створися... грехъ ради нашихъ; и иного добродеянья много в немь бяше; не по беззаконью нашему створи намъ.
Часть слов, имеющих числовое противопоставление, используется в Лаврентьевской летописи только в единственном числе (лето, месяць, время, праздникъ, крьстъ...) Например: в се же лето; того же месяца; на самыи праздникъ възнесенья; крьстъ честныи егоже суть ко мне целовали; в то время.
в) Центральным действующим лицом повествования, с которого обычно начинается каждая погодная запись, чаще всего оказывается один какой-то конкретный князь, священнослужитель и т.п., что и становится толчком для употребления местоимений в ед.ч.
Например: в лето... преставися...князь русскыи володимеръ.онъ всею душею възлюби бога.се же чюдныи князь володимеръ..он же заповедь божью храня.; в лето... преставися мстиславъ.и седе по немь братъ его; иде епископъ нестеръ в русь и лишиша и епископьи.
4) В исследованном памятнике для именного склонения наибольшей употребительностью характеризуются формы винительного и дательного падежей. Частотность именительного, родительного, творительного и местного падежей оказалась низкой.
В кругу местоименного склонения главенствующее положение принадлежит также винительному падежу. Наименее частотны творительный и местный паде-
жи. Именительный, родительный и дательный падежи занимают промежуточное положение. Вероятностно-статистическая характеристика использования падежных форм неличных местоимений (кроме возвратного) представлена в табл. 4.
Таблица 4
Падеж Р ± Ьр Выборка
Именительный 0,175 ± 0,012 671
Родительный 0,171 ± 0,012 657
Дательный 0,167 ± 0,012 639
Винительный 0,341 ± 0,015 1308
Творительный 0,096 ± 0,010 367
Местный 0,050 ± 0,007 191
Итог 1,000 3833
Наиболее употребительными в Лаврентьевской летописи были неличные местоимения в форме винительного падежа. К малочастотным следует отнести формы творительного и местного падежей, а именительный, родительный и дательный занимали промежуточное положение.
Высокая активность в исследованном памятнике неличных местоимений в В.п. обусловлена как семантикой этого падежа (большим количеством внут-рипадежных значений), так и высокой частотностью переходных глаголов, требующих сочетания с данной падежной формой (бити, видети, любити, слышати, имети, събьрати, родити, нести, дати...)
Например: въсласта отрокы свое в городъ; заялъ волость_мою; бьетъ же всякого сына; судъ твои ...дажь; слугы своилюбляше.
Кроме того, формы неличных местоимений В.п. используются в исследованном памятнике для выражения прямого объекта, обозначения времени, места, количества, расстояния.
Например: и самого яша; и победи я; на ту нощь; в то время; послася на ону сторону; иди... въ очину свою; всади в лодью толико самого ли четверта.
Достаточно высокая активность форм И.п., по-видимому, связана с особенностями его функционирования в предложении. И.п. является падежной формой, в которой местоимения употребляются как название лица или предмета, выступая в предложении в качестве подлежащего или в составе именной части сказуемого.
Например: он же бьяшеться с ними; и сами побегоша прочь.
Таким образом, высокая активность И.п., несомненно, связана с особенностями синтаксической организации текста. Так, по данным С.А. Рылова, употребительность двусоставных предложений модели «подлежащее-сказуемое-до-полнение» в повествовательных текстах XIV в. составляет более 66% [8].
Активность Р.п., по всей вероятности, связана с тем, что местоимения в этой форме могут сочетаться как с именами, так и с глаголами (Р.п. принадлежности, отношения, целого, меры, носителя признака, субъекта действия, объекта и др.).
Например: вся дни живота своего; не любиши мене; князя всея руси; за умноженье грехъ нашихъ; обычаи того блаженаго князя; отшест-вие.от света сего.
Высокая употребительность Д.п. поддерживается использованием большого количества глаголов, требующих имени в Д.п. со значением косвенного
объекта (типа дати, речи, глаголати)
Например: а глебъ да сынови своему переяславль; рече дщере своеи; и да еи много именья; давше ему миръ; и нарекоша еи имя мария. Активность таких глаголов обусловлена содержанием исследованного памятника: летописцу необходимо передать слова полководца, обращающегося к своему войску, речь простых людей, зовущих к себе на княжение нового правителя, распоряжения князя, данные боярам и т.д.
Широко используются в тексте обороты «дательный самостоятельный» и «дательный принадлежности».
Например: пришедшю же ему новугороду; и седшимъ имъ на единомъ месте; братъ ти умерлъ.
Таким образом, вероятностно-статистическое изучение функционирования местоимений в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку 1377 г. показывает, что в памятнике представлен весь спектр грамматических форм местоимений конца XIV в. Употребление этих форм в целом соответствует общерусским процессам данного периода в области морфологии местоимений (например, таким, как становление личного местоимения 3-го лица, формирование возвратной частицы, утрата двойственного числа и т.п.). Исследование перспективно в плане изучения данного материала в сравнении с другими памятниками как того же синхронного среза и жанрово-стилистической принадлежности, так и другой временной и жанровой отнесенности.
Литература
1. Головин Б.Н. Язык и статистика / Б.Н. Головин. М., 1971. 191 с.
2. Именное склонение в славянских языках Х1-Х^ вв. Л., 1974. 259 с.
3. Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X-XVШ вв.) / Б.А. Ларин. М., 1975. 327 с.
4. Миртов А.В. Категория грамматического рода в русском языке / А.В. Миртов. Ярославль, 1947. 289 с.
5. Обнорский С.П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода / С.П. Обнорский. М., 1946. 348 с.
6. Полное собрание русских летописей. Т. 1. М., 1846.
7. Русинов Н.Д. К вопросу о происхождении Лаврентьевской летописи / Н.Д. Русинов // Эволюция и предыстория русского языкового строя: межвуз. сб. Горький, 1981. С. 3-27.
8. Рылов С.А. Синтаксическая организация древнерусской речи / С.А. Рылов. Н. Новгород, 1990. С. 40-48.
9. Самойлова Г.С. К вопросу о функционировании категории рода в старорусской деловой письменности XIV-XVMI вв. / Г.С. Самойлова // Эволюция и предыстория русского языкового строя: межвуз.сб. Горький, 1982. С. 74-81.
10. Самойлова Г.С. Наблюдения над употребительностью среднего рода в нижегородских деловых текстах XIV-XX вв. / Г.С. Самойлова // Эволюция и предыстория русского языкового строя: межвуз.сб. Горький, 1983. С. 13-18.
11. Федорова М.В. Лексико-грамматические очерки по истории русских местоимений / М.В. Федорова. Воронеж, 1965. 202 с.
12. Филин Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка / Ф.П. Филин. М., 1981. 328 с.
13. Хабургаев Г.А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена / Г.А. Хабур-гаев. М., 1990. 296 с.
Сергеева Татьяна Сергеевна родилась в 1982 г. Окончила Нижегородский государственный университет. Ассистент кафедры русского языка Нижегородский государственный педагогический университет аспирант. Область научных интересов - история русского языка, этимология. Автор 7 научных статей.
