CC BY
9традиционной, кампусной технологии образования и дистанционных технологий, электронного образования, образование в современных вузах приобретает поликультурный характер, что создает перспективы расширения образовательного пространства, улучшения качества образования.
Учитывая перспективы трансформации образовательного пространства, можно предположить, что при грамотной, социально ориентированной организации образовательного процесса возможен учет образовательных предпочтений малочисленных коренных народов, что будет способствовать сохранению и возрождению их социокультурной идентичности.
Список литературы
1. Фокина А. Б. Глобализация и регионализация: влияние на изменение профессионального потенциала // Социально-экономическое, социально-политическое и социокультурное развитие регионов: материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 20-летию Конституции РФ. - Тюмень: ТюмГНГУ, 2013. - С. 345-349.
2. Абрамовский А. Л. Роль дистанционного обучения на современном этапе глобализации российского высшего образования // Теория и практика общественного развития. - 2013. - № 10. - С. 133-135.
3. «Гарант» Информационно-правовой портал. - Режим доступа: http://www.garant.ru/.
4. Хайруллина Н. Г. Этническая идентификация коренных малочисленных народов Тюменского Севера (результаты социологического исследования) // Нефть и газ. - 2000. -№» 3. - С. 117-121.
5. Харамзин Т. Г. Хайруллина Н. Г. Традиционный уклад и образ жизни обских угров (по материалам социологических исследований). - М.: «Издательство ИКАР», 2002.
6. Хайруллина Н. Г. Коренные народы Тюменской области: взгляд социолога. - Тюмень: ТюмГНГУ, 2012.
7. Харамзин Т. Г. Хайруллина Н. Г. Мониторинг социального самочувствия обских угров. - СПб.: ООО «Миралл», 2006.
8. Харамзин Т. Г. Хайруллина Н. Г. Обские угры: социально-экономическая ситуация на пороге третьего тысячелетия (По материалам социологических исследований). - Ханты-Мансийск: ГУИПП «Полиграфист», 2000.
9. Хайруллина Н. Г., Воробьев Е. М. Межэтнические отношения в Тюменской области: динамика и тенденции. - Тюмень, 2014.
10. Ткачева Н. А. Конфликты в социальной работе: Учебное пособие. - Тюмень: ТюмГНГУ, 2007.
Сведения об авторе
Фокина Анна Борисовна, ассистент кафедры «Экономика, организация и управление производством», Тюменский государственный нефтегазовый университет, г. Тюмень, тел. 89199254052, e-mail: afokina@tsogu.ru
Fokina A. B., postgraduate student of the chair of economics, organization and management, Tyumen State Oil and Gas University, phone: 89199254052, e-mail: afokina@tsogu.ru
УДК 316.7
ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ НОМАДИЧЕСКИХ ПРАКТИК В ТЮМЕНСКОМ РЕГИОНЕ
THE PECULIARITIES OF NOMADIC PRACTICES IN THE TYUMEN REGION
А. В. Шляков
А. V. Shlyakov
Ключевые слова: номадизм, номад, оседлый, кочевой, культура Key words: nomadism, nomad, sedentary, nomadic culture
Рассматриваются особенности формирования номадических практик, проявляющихся в отстутствии потребности к бытовой оседлости. Исследованы влияния территориально-ландшафтных, климатических, социокультурных причин. Проанализированы исторические особенности межкультурного взаимодействия различных этносов (кочевых-оседлых), повлиявшие на возникновение номадического мировоззрения в регионе.
The article considers the peculiarities of nomadic practices, manifested in the in the absence of the need to household residence. Investigated the influence of territorial landscape, climate and socio-cultural reasons. Analyzed the historical features of intercultural interaction between different ethnic groups (nomadic-sedentary), influenced the emergence of nomadic outlook in the region.
В последнее время в мировой философской литературе часто встречается понятие «номадизм», которое может выступать в качестве определенной методологической основы понимания и объяснения мировоззрения современного человека, человека эпохи постмодерна. Изначально термин «номадизм» означал кочевой способ ведения хозяйства. Философия постмодерна видит в номадизме социокультурную стратегию, являющуюся противоположной стратегии оседлости, выжидания, стабильности и подразумевающую постоянное движение, скитание, «мельтешение», позволяющее, изменяясь, сохраняться. На наш взгляд, через номадизм можно понять не только социальное поведение, но и мировоззрение человека с неустойчивыми принципами, меняющимися ценностями, подвижными смыслами.
Признаки номадического образа жизни можно обнаружить при анализе повседневных практик жителей Тюменского региона, которые образуют, по словам М. Ганапольского, «региональный этос» [1].
Номадическое поведение, предусматривающее пребывание в постоянном движении (социальном, территориальном, духовном) в Тюменском регионе имело свой особенный генезис.
История Тюменского края напрямую связана с миграциями, так как заселение его происходило путем колонизации и «самозахвата» земель. Еще в эпоху «раннего железа» (скифскую эпоху — серед. I тыс. до Р. Х.) возросшая из-за перехода к кочевому скотоводству подвижность степняков, захваты пастбищ, вынужденное переселение выталкивали к сибирской тайге осколки разных этносов. Мощные миграционные потоки прокладывали дорогу к таежной зоне [4].
Основная масса коренного населения Сибири вела кочевой, номадный, образ жизни, характеризующийся тем, что основным источником существования было скотоводство по подножному корму, причем владельцы скота переходили с одного места на другое и для этой цели устраивали себе подвижные жилища.
Первыми поселенцами сибирского края были казаки-землеискатели; привлеченные слухами о меховых сокровищах Сибири зверопромышленники, пришедшие вслед за землеискателями; вольные и невольные переселенцы: помещичьи крестьяне, староверы, целые деревни, отправленные правительством для занятия земледелием с целью кормить армию, уголовные, непослушные, непокорные люди не желающие жить в крепостной России, «легкие на подъем» люди.
Подобные переселения А. А. Кауфман называл «бегством от культуры» [3]. Это связано с тем, что переселенцы из России представляют собой «общество по преимуществу индивидуалистическое: таким его воспитала бродячая жизнь и утрата прежних социальных связей» [9].
После того как в 1817 году была введена подушная подать, ужесточился контроль передвижения в Сибирь, и всякий, появившийся в Сибири без отпускного документа, считался бродягой и подлежал возвращению к месту приписки. В 1822 г. вышел новый указ о переселении в Сибирь, согласно которому переселение разрешалось всякому, на ком не было недоимок, и кто не подлежал рекрутскому набору [4].
Переселенец был главной фигурой в сибирской деревне ХУП-ХУШ в. Как субъект колонизации, он был ориентирован на достижение экономического успеха. Именно это желание заставляло его сниматься с насиженного места и использовать шанс улучшить судьбу [9].
Объективные и субъективные трудности, с которыми пришлось столкнуться первым поселенцами сибирского региона, — суровый климат, инородцы разных вер и обычаев — оказывали прямое воздействие на приобретение ими особенностей характера. Суровость климата выработала предприимчивость и находчивость, отсутствие крепостного права — самостоятельность и стремление к равенству, соседство с иноверцами — толерантность, уединенный образ жизни — огрубелость и диковатость, богатство края — страсть к наживе. В Сибири образовался особый тип переселенца — номада, который не думает о прочной оседлости и в любую минуту готов переселиться еще куда-нибудь. Отмечено, что у переселенцев-сибиряков не было ни общинных, ни общественных, ни религиозных, ни метафизических идеалов.
Крестьянин-переселенец приносил в новые условия свой опыт, традиции, стереотипы поведения, что приводило к противоречиям, определяющимся не только факторами экономического порядка, но и психическими антиномиями между коренным населением и переселенцами. Массовые миграции в результате правительственной колонизации, вольного и невольного переселения являлись, по сути, «трансмиссией культуры на иную почву, в иные условия жизни» [9].
Коренное население, в подавляющей массе ведущее кочевой образ жизни, соревнуясь с природой, выработало набор приемов, методов, способов выживания в экстремальных условиях. Это культура клише, жестко привязывающая индивида к способу производства средств жизнеобеспечения. Данный тип культуры не допускает никаких новаций. Переселенцы являлись группой с иным стереотипом поведения. Тип их культуры — вариативный, то есть предполагающий выбор жизненного пути из широкого спектра вариантов. Сам по себе отрыв от насиженных мест, поиск более удобного места обитания стал подтверждением отношения к вариативному типу культуры. Культура в данном случае, выступает как способ, которым человек обеспечивает возможности для выживания самого себя и своих потомков [5, 10].
Сложность адаптации в новых местах была связана с тем, что мировоззрение прибывших людей складывалось под воздействием культурной среды, в которой происходило их формирование, а существовать приходилось на территории, освоенной людьми иного образа жизни, иного мировоззрения, аборигенами края. В результате возникали противоречия в процессе усвоения коренными жителями элементов русской культуры и обратного воздействия местных обычаев на быт переселенцев, отторжения культур [9].
Все это не могло не повлиять на мобильный потенциал населения, на формирование маргинального типа личности, неспособной обосноваться на одном месте, на трудности адаптационных процессов, и как следствие на возникновение номадического мировоззрения, ориентирующего на постоянный поиск иных, более благоприятных условий.
С 1964 года началась новая страница истории Тюменской области: если раньше ее характеризовали как регион относительного миграционного спокойствия, то с этого года процесс миграции приобрел взрывной характер. Об этом свидетельствует тот факт, что количество мигрантов в 90-х годах достигло 1,8 миллиона человек [1].
Открытие нефтегазовых месторождений создало основу для формирования топливно-энергетического комплекса, для освоения которого создавались мощные производственные управления. Складывались крупные
производственные коллективы, основу которых составляли рабочие и специалисты, прибывшие из нефтяных районов страны: Татарии, Поволжья, Башкирии, Кавказа.
В это время можно выделить три потока номадов (помимо номадов-аборигенов, которые ведут традиционно кочевой образ жизни), из которых складывалось население области. Первый — практики, приехавшие за «северными заработками». Второй — «романтики», ехавшие самостоятельно и по комсомольским путевкам «за туманом и за запахом тайги». Третий — бывшие заключенные, которым некуда или незачем возвращаться. Уже к середине семидесятых годов прошлого века «практики» составляли большинство, у них сложилась так называемая «северная мечта»: заработать и купить в центральных или южных районах России (СССР) квартиру, дачу, машину и доживать безбедно. Владимир Серкин называет это «северным мифом» [7]. Жители других регионов России вряд ли считают, что в старости нужно уехать из тех мест, где прошла вся активная жизнь, а в северных регионах такое мнение повсеместно распространено. Однако миф этот небезопасен. Он приводит к построению сценария отложенной жизни (молодость, посвященная старости). Сценарий отложенной жизни северян вреднее других подобных сценариев, потому что длится 20-40 лет, не давая результатов. Ощущение временности пребывания на Севере привело к появлению армии номадов. Привыкнув к временности обустройства на месте работы, они продолжают реализовывать свои привычки в своем доме, в семье. Сценарии отложенной жизни передаются от родителей детям. Даже когда исчезают объективные условия предпосылки северных жизненных планов, ориентированность на будущее передается на уровне бессознательного.
Изменение традиционно существующего в регионе промысла на новый повлияло и на миграцию населения внутри региона. Поток сельского населения двинулся в города. Среди мотивов приезда мигрантов прежде всего выделялся материальный фактор, хотя немало прибывших людей руководствовались чувством долга, стремлением проявить себя. Главные мотивы отъезжающих из региона — неудовлетворенность жилищно-бытовыми условиями, системой торговли и культурного обслуживания. Эти факторы приезда и отъезда остались доминирующими и сегодня.
В 90-х годах прошлого века начинается отток населения, усилившийся с развалом СССР. Наряду с этим шло интенсивное строительство городов, что привело к урбанизации населения Тюменской области. С самого начала формирования нефтегазового комплекса национальный состав области изменялся за счет приезда специалистов из других республик. Вместе с национальным своеобразием региона особенностью населения Тюменской области стал возрастной состав. Население Севера Западной Сибири является более молодым, чем население России в целом, и потому более мобильным. С одной стороны, это способствует высокой адаптивности этой группы населения, с другой, таит в себе конфликт поколений на рынке труда. Молодежь не имеет достаточного опыта работы и налаженных социальных связей. Необходимость установления новых микросоциальных связей имеет огромное значение при развитии алкоголизма [4]. Этому способствовала социально-бытовая специфика Тюменского Севера, в частности, уровень бытового пьянства, который здесь значительно выше, чем в других регионах. Большая часть приезжих, адаптируясь в этой среде, наряду с акклиматизацией, отягощенной нарушением витаминного баланса, начинают употреблять алкоголь в больших количествах.
Население Сибири в конце прошлого века ощущало сильный дискомфорт, который был обусловлен: 1) массовым обнищанием, пауперизацией населения; 2) разрушением традиционных жизненных ценностей и стереотипов поведения; 3) устрашающим образом реформ; 4) субъективной неготовностью групп к большим изменениям; 5) социальной незащищенностью населения перед лицом общественных изменений.
В современных условиях часть населения не смогла воспринять новую цель — материальный успех, другая — средства для достижения этой цели, третья, одобрив цель и средства, не смогла включиться в реформы из-за субъективных качеств. Овладение новыми стереотипами поведения для некоторых групп населения Сибири — непосильная задача. Их поведение уже не вписывается в рамки прежней системы социального регулирования, но еще не встроено в рамки новой структуры, что приводит к деформациям в системе ценностей, сохранению миграционной мобильности и создает благоприятную почву для возникновения номадного поведения, в том числе антинормативного, в частности, бродяжничества.
Особенностью Тюменского региона можно считать то, что его коренное население не вело оседлого образа жизни. Это были либо кочевые (березовские и обские ханты, пелымские манси), либо бродячие (обдорские ненцы) племена [8]. Попытки перевести коренной этнос на оседлость предпринимались неоднократно, но особую активность они получили в 50-60-е годы XX века. При этом мнение и желание людей не учитывалось. Это явление привело к маргинализации коренных народов. Концентрация населения в поселках и городах в отрыве от угодий, необходимых для традиционного промысла, привела к изменению образа жизни. Утратив навыки в традиционных отраслях и не приобретя новых, уже перестав быть кочевниками, но еще не став оседлыми людьми, люди оказывались вне социальной жизни, за ее пределами. Сам процесс заселения сибирских земель в XVIII веке тоже создавал предпосылки для возникновения бродяжничества. На новые, благодатные земли селились как по разрешению властей, так и самовольно. Переселенец был главной фигурой в Сибири XVIII века. Часть переселенцев составляли беглые крестьяне, среди которых было много ревнителей «древнего благочестия», раскольников, гонимых духовными и светскими властями. Под угрозой обращения в православие ишим-
ские, тюменские, ялуторовские поселенцы снимались с обжитых недавно мест и уходили в окрестные леса, по которым бродили, изредка наведываясь в деревню, чтобы узнать «обращают ли их или свое оставлено» [4].
Свою роль в миграционных процессах в Сибири сыграла и реформа 1861 года. Часть переселенцев теряли в долгой дороге имущество, деньги, и были вынуждены пополнять бедняцкие слои, которые втягивались в процесс пролетаризации, создающий экономическую, духовно-нравственную основу для бродяжничества.
Другая особенность региона связана с тем, что Сибирь традиционно была местом ссылки. Своеобразным фактором общественной жизни региона была политическая ссылка. Первый контингент «государственных преступников» дала эпоха «дворцовых переворотов», когда среди ссыльных было много титулованной знати. Крестьяне-старожилы не хотели делиться землей, к тому же многие ссыльные просто не имели навыков земледелия. В 90-е годы XIX в. каждый четвертый ссыльный был фактически нищим [3]. Свою роль в миграционных процессах в Сибири сыграли коллективизация, иные крестьянские реформы. Ссылки, принудительные выселения произвели миграционный взрыв. Указом от 26 марта 1948 года спецпереселенцы утверждались в своем статусе пожизненно, становясь пожизненными изгоями [4].
Учитывая вышеизложенное, к историческим особенностям региона, создающим предпосылки для культурной номадности, можно отнести следующие:
• кочевой образ жизни коренных народов и их насильственное переведение на оседлость;
• самовольное переселение в Сибирь с «захватом земель»;
• использование Сибири как места ссылки для политических и уголовных преступников;
• освоение нефтегазовых месторождений: приезжий контингент, образ жизни, связанный с перемещением, тяжелый физический труд, обусловливающий примитивность, духовно-эстетическую бедность досуга, травматизм и раннее старение, тяжелые климатические условия, провоцирующие алкоголизацию;
• характерная для Тюменского Севера искаженная форма семейных отношений, приводящая к разрыву связи между поколениями, с одной стороны, и порождающая иждивенческие настроения, с другой.
Эти обстоятельства жизни региона формируют у человека особую мировоззренческую установку «номада», ориентированную на день сегодняшний. Она лишает человека возможности «быть», а заставляет «пребывать», видя в окружающей действительности преходящую, временную, чужую, не заслуживающую ценностного отношения реальность, используемую лишь как средство наживы. Подобная номадическая ориентация разрывает профессиональные, родственные, кровные связи, устанавливая как ценность «здесь и сейчас» — бытие, отвергая ценности прошлого и перспективы будущего.
Список литературы
1. Ганопольский М. Г. От организации к общности // Тюмень в процессе формирования новой региональной политики. - Тюмень, 1994.-С. 12-15.
2. Головачев П. Сибирь: Природа. Люди. Жизнь. - М.: Типография И. Д. Сытина, 1905 г. - 402 с.
3. Кауфман А. А. Переселенцы на новых местах // Русская мысль. - 1914. -№ 4. - С. 57-74.
4. Очерки истории Тюменской области. Под. ред. Кружинова В. М. - Тюмень, 1994. - 272 с.
5. Петров Л. В. Два типа культуры // Проблемы изучения регионально-этнических культур России и образовательные системы: Тезисы докладов на Международной конференции. - СПб.: Познани. - 1995. - 110 с.
6. Малков Ю. Ш. Влияние периода адаптации к условиям Крайнего Севера и течение хронического алкоголизма // Патогенез и клиника алкогольных заболеваний. - М., 1970. - С. 64-67.
7. Серкин В. П. Семантическое описание «северного невроза» / Психология субъективной семантики в фундаментальных и прикладных исследованиях: Материалы научной конференции, посвященной 60-ти летию со дня рождения Е. Ю. Артемьевой / Отв. ред. Д. А. Леонтьев. - М.: Смысл. 2000. - С. 131-133.
8. Столица (Тюмень). - Тюмень, 1991. № 7. - 98 с.
9. Чуркин М. К. Специфика взаимоотношений переселенцев и старожилов в Сибири в конце XIX — нач. XX вв. // Гуманитарное знание. Ежегодник. - Омск: ОмГПУ, - 1999. -№ 3 - С. 374-379.
10. Хайруллина Н. Г. Коренные народы Тюменской области: взгляд социолога. - Тюмень: ТюмГНГУ, 2012.
Сведения об авторе
Шляков Алексей Владимирович, к. с. н., доцент кафедры «Философия», Тюменский государственный нефтегазовый университет, г. Тюмень, тел. 8(3452)463959, e-mail: schafferhund@rambler.ru
ShlyakovА. V., Candidate of Science in Sociology, associate professor of the chair of Philosophy, Tyumen State Oil and Gas University phone: 8(3452)463959, e-mail: schafferhund@rambler.ru
