CC BY
16
--
DOI 10.54770/20729316-2022-1-77
К.Е. Гильяно (Москва)
ОСОБЕННОСТИ АНАЛИЗА МИРОМОДЕЛИРУЮЩИХ КАТЕГОРИЙ ЛИРИЧЕСКОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ: ПОЗИЦИЯ СУБЪЕКТА
Аннотация. Основная цель данной статьи - выявить проблему определения позиции субъекта в лирике и пути последующего анализа лирического субъекта. Поскольку лирический субъект может быть максимально приближен к авторскому полюсу, встает вопрос различения собственно лирического субъекта и автора произведения. Зачастую существующих инструментов оказывается недостаточно, чтобы провести границу между лирическим субъектом и автором. Выход из этой ситуации невозможен без построения методологии анализа лирического произведения. С опорой на теоретические исследования М.М. Бахтина и С.Н. Бройт-мана в статье определены основные отличия анализа героя в лирике от анализа героя в эпосе и драме, и сформулированы этапы анализа лирического субъекта с помощью анализа четырех миромоделирующих категорий художественного произведения: пространства, времени, субъекта, события. В качестве примера в статье проанализированы миромоделирующие категории стихотворения А.А. Блока «Девушка пела в церковном хоре...». Благодаря полноценному категориальному анализу выявлены особенности лирического субъекта в рамках избранного стихотворения, а также подтверждены на практике принципиальные отличия отношений субъекта и автора в лирике от отношений субъекта (героя) и автора в эпосе или драме: незавершенность субъекта в лирике противостоит завершенности героя эпоса или драмы, а также требует от автора отношения к себе как к субъекту, а не объекту, из-за чего характер отношений между субъектом и автором в лирике становится более интимным и позволяет раскрыть внутренний мир субъекта как постоянно развивающийся.
Ключевые слова: миромоделирующие категории; методология анализа; лирика; лирический субъект.
K.E. Gilyano (Moscow)
Features of the Analysis of the World-modeling Categories of a Lyric Work: The Position of the Subject
Abstract. The main purpose of this article is to identify the problem of determining the position of the subject in lyrics and the way of subsequent analysis of the lyrical subject. Since the lyrical subject can be as close as possible to the author's pole, researchers are faced with the question of distinguishing between the lyrical subject proper and the author of the work. Often, the existing tools are not enough to draw the line between the lyrical subject and the author. A way out of this situation is impossible without attracting other characteristics and building a methodology for analyzing a lyric work. Based on
theoretical research by M.M. Bakhtin and S.N. Broitman, the article defines the main differences between the analysis of the hero in a lyrics and the analysis of the hero in literary works related to epos or drama, and formulates the stages of the analysis of the lyrical subject by analyzing the four world-modeling categories of a work of art: space, time, subject, event. As an example, the article analyzes the world-modeling categories of A.A. Blok's poem "A girl sang in the church choir...". Thanks to a full-fledged categorical analysis, the features of the lyrical subject within the framework of the selected poem are revealed, and the fundamental differences between the relationship between the subject and the author in lyrics and the relationship between the subject (hero) and the author in epos or drama were confirmed in practice: the incompleteness of the subject in lyrics opposes to completeness of the epic or dramatic character, and also requires the author to treat himself as a subject, not an object, because of which the nature of the relationship between the subject and the author in lyrics becomes more intimate and allows you to reveal the inner world of the subject as constantly developing.
Key words: world-modeling categories; methodology of analysis; lyrics; lyric subject.
Проблема неоднозначности позиции субъекта в лирике неоднократно поднималась исследователями. Так, М.М. Бахтин в работе «Автор и герой в эстетической деятельности» уделил особое внимание слиянности, совпадению автора и героя в лирическом произведении, тогда как «эстетическое событие может свершиться лишь при двух участниках, предполагает два несовпадающих сознания» [Бахтин 2003, 102-103]. Из-за подобного синкретичного характера их позиций М.М. Бахтин видел определенные ограничения и в диалогических возможностях лирики. С.Н. Бройтман развил мысль М.М. Бахтина, обратив внимание, что, хотя «я» в лирике не может быть жестко отделено от «другого», граница между ними - «исторически меняющаяся величина» [Бройтман 1997, 21] и глубоко связана с концепцией лирического образа. Опираясь на достижения исторической поэтики, С.Н. Бройтман показал, что лирика предполагает уход от субъект-объектных отношений между автором и героем к межсубъектным, и предложил типологию, основным принципом которой стало определение близости субъектной формы к автору произведения или герою. Частично опираясь на классификацию Б.О. Кормана в работе «О целостности литературного произведения» [Корман 1992], Бройтман выделил автора-повествователя и собственно автора как позиции, тяготеющие к полюсу «автора», и позиции лирического я, лирического героя и героя ролевой лирики как позиции, тяготеющие к полюсу «героя» [Бройтман 1999].
Однако, если с субъектными формами, приближающимися к геройно-му плану, почти всегда можно четко выявить два сознания и две ценностные позиции - героя и автора, - то в субъектных формах, приближающихся к авторскому полюсу, отделить лирического субъекта от автора-творца практически невозможно. И в этом случае встает вопрос об инструментах, с помощью которых было бы возможно провести границу между лирическим субъектом и автором-творцом, не редуцируя при этом позицию
одного из них до выраженной определенным образом пространственной точки зрения и не пытаясь низвести лирического субъекта в момент анализа до статуса объекта, поскольку его сознание так или иначе является изображаемым.
Но если в эпосе и драме изображаемое сознание героя оказывается принципиально завершенным, конечным, как характер (а значит и познаваемым как объект), то в лирике субъект не имеет, пользуясь терминологией М.М. Бахтина, пространственной завершенности. Лирический субъект, как характер, остается принципиально незавершенным, неконечным - лирика не дает нам представления о характере субъекта, не дает возможности ответить на вопрос, «какой он», поскольку лирический субъект постоянно развивается как внутри одного стихотворения, так и в рамках цикла или книги. Завершенным оказывается лишь его переживание какого-то события (или событий): и событие в этом случае изображаемо и познаваемо как объект, лирический же субъект - нет. И здесь проблема познаваемости субъекта важна не только с точки зрения понимания его природы, но и в связи с анализом разных уровней структуры художественного произведения, изучение которых поможет нам выработать тот самый инструмент, необходимый для разграничений позиций автора и лирического субъекта.
В работе «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» [Бахтин 1986] М.М. Бахтин выделил три уровня художественного произведения: гносеологический, этический и эстетический.
Гносеологический уровень - это понятия, которыми оперирует автор, и благодаря которым он выстраивает произведение как модель мира. Все на этом уровне - объект, который можно исследовать, и, если говорить об эпосе и драме, герой на данном уровне произведения тоже является объектом. Все понятия на гносеологическом уровне организуются в четыре ми-ромоделирующие категории, которые могут быть восприняты субъектом и зависят от него: пространство, время, субъект, событие [Гильяно 2020].
Этический уровень - это уровень оценки понятия (по сути, тех самых миромоделирующих категорий), уровень, выражающий систему ценностей субъекта. Этический уровень всегда предполагает наличие как минимум двух субъектов (двух несовпадающих сознаний): автора и героя. В эпосе и драме место героя, как правило, занимает действующий субъект, который выражает себя в художественном мире через поступок (деятельное отношение к миромоделирующим категориям произведения), место автора - созерцающий субъект, выражающий себя через оценку поступка действующего субъекта.
Эстетический же уровень - это всегда событие, рождающееся из разницы, несовпадения оценки миромоделирующих категорий действующим и созерцающим субъектами. Но в лирике (и это напрямую повлияет на характер анализа лирических произведений) сам субъект проявляет себя иначе.
Лирический субъект не проявляется на гносеологическом уровне ли-
Новый филологический вестник. 2022. №1(60). --
рического произведения, только на этическом, поэтому, в отличие от эпоса, лирический субъект как бы находится в равной позиции с автором. Как писал Бройтман, автор и лирический субъект находятся в субъект-субъектных отношениях, и, следовательно, главное отличие лирического субъекта от героя эпоса или драмы в том, что последний - завершен и постижим, тогда как лирический субъект находится в постоянном развитии. Чтобы завершить его, автору потребовалось бы сместить фокус произведения с внутренней жизни героя, с его раскрытого, как книга, сознания на его поступок, потому как именно в момент совершения поступка внутренняя жизнь фактически прекращает свое существование, и вся становится устремлена во вне, она входит в художественный мир произведения в качестве поступка. Таким образом, совершенный поступок становится объектом, который познается и оценивается и через призму которого познается и оценивается тот, кто его совершил, т.е. герой. В лирике же герой не совершает поступка, центральным событием лирики является само восприятие, не действие. «В лирике мир воспринимается с точки зрения субъекта, ценность объективного мира рассматривается лишь как нечто, пропущенное сквозь сознание субъекта, приобретшее субъективную оценку» [Эткинд 1977, 38]. Для лирики не требуется разрешения внутренней жизни во вне - ее цель другая: зафиксировать акт внутренней жизни и эстетически оформить его, не исследовать, не познавать и даже не оценивать, а только оформить, позволив другому обрести свой собственный голос.
Таким образом, если в эпосе и драме всегда можно выделить два типа субъекта: действующего и созерцающего, и проанализировать героя через его поступок и оценку этого поступка, то в лирике вместо действующего субъекта появляется еще один созерцающий субъект, а место поступка или события занимает сам акт созерцания, через который выражается присутствие субъекта в мире. Следовательно, и эстетическое событие в лирике рождается не из отношения автора к герою и его поступку, а из его отношения к присутствию субъекта и характеру этого присутствия. Опираясь на вышесказанное, можно выделить основные этапы анализа лирического произведения.
На первом этапе необходимо обратиться к гносеологическому уровню произведения и проанализировать круг понятий, связанных с миромоде-лирующими категориями художественного произведения, уделив особое внимание событию, через которое выражается присутствие субъекта в художественном мире, и пространственному и временному выражению лирического субъекта, которое позволит очертить границы его «я».
На втором этапе необходимо выявить два типа оценки события: оценку со стороны лирического субъекта (как лирический субъект переживает свое присутствие в мире) и авторское оформление этой оценки (как автор относится к присутствию субъекта в мире). Далее, через анализ этих двух позиций мы выйдем к эстетическому содержанию произведения.
Чтобы показать на примере, как будет выстраиваться полноценный
анализ миромоделирующих категорий на разных уровнях лирического произведения, обратимся к стихотворению А.А. Блока «Девушка пела в церковном хоре...».
В первой строфе стихотворения читателю предлагается образ девушки, поющей в церковном хоре. Лишенный четкой пространственной локализации (на лексическом уровне она как будто бы намеренно размывается - «в чужом краю» [Блок 1997, 63], «ушедших в море» [Блок 1997, 63] -и вытесняет читателя из косвенно обозначенного пространства церкви на более общий уровень), он при этом сочетает в себе сразу два события: одно из них дано как факт, происходящий здесь и сейчас (факт пения девушки), другое только умозрительно - неизвестные корабли ушли в море и отправились в чужой край. В следующей строфе первое событие только уплотняется: уточняется его пространственная локализация (обрисовывается пространство церкви - у нее появляется купол, на плечо девушки падает луч света, мы узнаем цвет ее платья), и, по обнаружившемуся фокусу, появляется возможность определить позицию говорящего - первые две строфы есть не что иное, как взгляд посетителя церкви, его внутреннее переживание, эстетически оформленное автором. Здесь лирический субъект принципиально отличим от автора, хотя на уровне языка он по-прежнему остается невыраженным и мог бы быть принят за ролевого героя лирики.
Но в третьей же строфе ситуация меняется. Если первая строка пространственно еще цепляется за предыдущие («И всем казалось, что радость будет» [Блок 1997, 64], - всем, сидящим в церкви и слушающим пение девушки, как и герой), то последующие вновь вытесняют читателя из пространства церкви в событие с кораблями, в ментальный образ, который неожиданно охватывает всех, кто присутствует при первом событии. И, с точки зрения пространственной локализации, это - определенно фокус автора-повествователя.
В четвертой строфе этот фокус получает закрепление: пространство церкви охватывается не снизу, не с позиции человека внутри, т.е. героя (уже нет голоса, летящего в купол), а с позиции сверху, т.е. автора-повествователя. А далее взгляд автора-повествователя свободно перемещается в этом пространстве и выцепляет новое, нужное ему событие - плач ребенка - сюжетно завершающее первые два.
Итак, обобщим: лирический субъект стихотворения находится внутри первого события (события пения), и, если бы он тяготел к полюсу героя, то его выход во второе событие мог быть только умозрительным. Для него корабли были бы всего лишь образом, о котором можно помыслить, но который нельзя узнать как факт и который нельзя принципиально завершить (а именно это происходит в конце стихотворения). Размытие пространственной локализации, завершение события, находящегося вне пространственного фокуса предполагаемого героя - именно это черты автора-повествователя в лирике.
Однако пока это разделение на лирического субъекта и автора повествователя является чисто техническим, поскольку нами еще не были
выявлены ценностные позиции двух субъектов. Чтобы приблизиться к этому моменту, мы должны оговорить еще одно событие - само событие «присутствия» лирического субъекта, событие «созерцания-понимания» [Гиршман 2007, 466], которое как мост соединяет обоих субъектов стихотворения. Ведь очерчивая границы сознания лирического субъекта, эстетически оформляя и завершая его (в том числе ритмизуя, определяя его композицию и язык), принципиально вненаходимый по отношению к тексту произведения его автор проводит черту между лирическим субъектом и взглядом, обращенным на него, как на другого. И «даже в самой интимной автобиографической лирике автор - не тот, кто говорит, а тот, кто этого говорящего слышит, понимает, оценивает как "другого"» [Тюпа 2009, 26].
Поскольку на гносеологическом уровне субъект оказывается незавершенным, мы не можем говорить о его отношении к самому себе - только о его отношении к пережитому им событию. Таких событий в произведении два: событие пения и событие, связанное с ушедшими в чужой край кораблями. В начале стихотворения эти события дополняют друг друга смыслово (второе событие невозможно без первого) и создают единый эмоциональный фон: если строка «Девушка пела в церковном хоре» [Блок 1997, 63] достаточно нейтральная, то последующие строки первой строфы настраивают на элегический и даже драматический лад («усталых», «в чужом краю», «ушедших», «забывших радость» [Блок 1997, 63]). Однако уже во второй строфе первое событие начинает конфликтовать с настроением второго: через пространственные и цветовые характеристики подчеркивается некоторая торжественность пения девушки, белый цвет, который присутствует во всем, что связано с ее обликом («луч сиял», «на белом плече», «белое платье» [Блок 1997, 64]), наделяет фигуру девушки символическим значением, особенно через ее противопоставление мраку, в котором находятся так и неназванные «все». Далее, в третьей строфе настроение первого события, события пения, полностью перекрывает настроение второго события («радость будет», «светлую жизнь себе обрели» [Блок 1997, 64]), и только в четвертой строфе новое событие - плач ребенка - полностью разрушает настроение, созданное событием пения. Сначала осторожно, переводя фокус с образа девушки и света ее образа в пространстве церкви на окружающий мрак и неизвестность: «голос был сладок» (образ девушки исчезает, и от нее остается только голос), «луч был тонок» (тонкий луч света все же теряется во мраке); а затем достаточно резко уводя в пространство вне церкви («высоко, у царских врат») и впервые вводя в стихотворение новый звук, отличный от пения («плакал ребенок» [Блок 1997, 64]).
Итак, воспринимаемый образ в пространстве церкви имеет в глазах лирического субъекта светлые черты, он вселяет надежду, которая способна затмить мысль о чужих страданиях. Но этот свет относится скорее к миру физическому, материальному, нежели духовному. Лирический субъект обращает внимание в первую очередь на вещный мир (платье, купол, луч, плечо), который относится к категории пространства, и эстетизирует
его, а не тему, которой посвящено пение девушки. Как замечает И.А. Спиридонова, «Блок во второй строфе создает эффект чарующего пения: молитва, где главное слово, обращенное к Богу, превращается в вокал, где главное - красота звучания» [Спиридонова 2013, 284]. Через это мнимое достижение гармонии в рамках физического мира, которое конфликтует с плачем ребенка в последней строфе, обнажается и конфликт материального и духовного мира: именно мир, тяготеющий к утешительной красоте земного, нежели к божественному откровению, оплакивает ребенок.
Подобное же противопоставление прочитывается и в связи с включением мотива «кораблей», в разных стихотворениях А. Блока связанного с «реализацией высокой идеи» [Минц 2000, 174]. В данном контексте этот мотив раскрывает тему недостижимости идеала не только из-за двойной дистанцированности самих кораблей от лирического субъекта (они всего лишь тема пения и они ушли в чужой край), но и потому, что они подаются через образ поющей девушки, наделенной чертами Прекрасной дамы. Ее образ в стихотворении, с одной стороны, выражающий мотив «апелляции к идеалу Вечной Женственности, надежды на преодоление духовной опустошенности» [Магомедова 1997, 142], «романтическую метафору гармонии» [Максимов 1975, 52], а с другой, воспринимаемый лирическим субъектом именно как часть вещного, а не вечного мира, как было оговорено выше, также демонстрирует этот разрыв, конфликт между материальным и духовным.
Как мы видим, данный конфликт подчеркивается не только через категорию субъекта и пространственные характеристики, но и через образность и форму самого стихотворения, в которой оказывается закреплена авторская оценка.
И.А. Спиридонова обращает внимание на то, что церковным источником данного стихотворения является всеобщая хоровая молитва «О плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих», однако эта молитвенная тема раскрывается в стихотворной форме стансов, предполагающей строгую смысловую и композиционную завершенность каждой строфы. Не только образность, но и выверенная поэтическая форма выводят на первый план эстетическое, а не этическое восприятие события лирическим субъектом. Через нее автор оценивает лирического субъекта как сознание, закрытое для разговора с Богом, потому как даже в ситуации, располагающей к нему, субъект выбирает чисто эстетическое созерцание. И для Блока эта неспособности лирического субъекта прийти к божественному откровению трагична: именно поэтому образы, возвышенные во второй строфе, вдруг низводятся, а высоко поднятым, до «царских врат» [Блок 1997, 64] оказывается дисгармоничный образ плачущего ребенка.
Таким образом, через анализ миромоделирующих категорий художественного произведения мы вышли к глубокому анализу лирического субъекта, который, несмотря на свою близость к авторскому полюсу, не совпадает с автором и его позицией. Именно через этот анализ оказалось возможным отделить лирического субъекта от автора, определить
его черты и границы внутреннего мира, а, значит, сделать большой шаг по направлению к анализу эстетического содержания стихотворения. На примере анализа миромоделирующих категорий стихотворения А.А. Блока «Девушка пела в церковном хоре...» мы увидели не только особенности лирического субъекта в данном стихотворении, но и принципиальное отличие отношений субъекта и автора в лирике от отношений субъекта (героя) и автора в эпосе или драме: именно незавершенность субъекта в лирике противостоит завершенности героя эпоса или драмы, а также требует от автора отношения к себе как к субъекту, а не объекту, из-за чего характер отношений между субъектом и автором в лирике становится более интимным и позволяет раскрыть внутренний мир субъекта как постоянно развивающийся.
Анализ миромоделирующих категорий, проведенный на гносеологическом, этическом и эстетическом уровнях, позволил провести полноценный и точный анализ стихотворения, не обращаясь к внетекстовой реальности, выявить чисто эстетический компонент художественного произведения и разделить позиции лирического субъекта и автора в одном из самых сложных для анализа лирики случаев: близости лирического субъекта к авторскому полюсу. Опирающийся на универсальные категории, существующие в любом художественном произведении, и основные теоретические положения эстетики словесного творчества, этот метод может быть использован для анализа любых лирических произведений, в том числе и тех, которые мало или совсем не исследованы на сегодняшний день.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М.М. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 1. М.: Языки славянской культуры, Русские словари, 2003. С. 69-263.
2. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Художественная литература, 1986. С. 26-89.
3. Блок А.А. Полное собрание сочинений и писем: в 20 т. Т. 2. М.: Наука, 1997. С. 63-64.
4. Бройтман С.Н. Лирический субъект // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины / под ред. Л.В. Чернец. М.: Высшая школа; Изд. центр «Академия», 1999. С. 95-103.
5. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX - начала XX века в свете исторической поэтики (субъектно-образная структура). М.: РГГУ, 1997. 307 с.
6. Гильяно К.Е. Анализ миромоделирующих категорий художественного произведения // Филологические науки. 2020. № 3. С. 115-121.
7. Гиршман М.М. М.М. Бахтин о литературном произведении как «едином, но сложном событии» и перспективы изучения художественной целостности // Гиршман М.М. Литературное произведение: Теория художественной целостности. М.: Языки славянской культуры, 2007. С. 463-467.
8. Корман Б.О. О целостности литературного произведения // Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. Ижевск: Издательство Удмуртского университета, 1992. С. 119-128.
9. Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А. Блока. М.: «Мартин», 1997. 224 с.
10. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Советский писатель, 1975. 526 с.
11. Минц З.Г. Блок и русский символизм. Избранные труды в трех книгах: Кн. 2. СПб.: Искусство, 2000. 784 с.
12. Спиридонова И.А. Молитва в лирике А. Блока («Девушка пела в церковном хоре...») // Проблемы исторической поэтики. 2013. Вып. 11. С. 280-296.
13. Тюпа В.И. Анализ художественного текста: учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2009. 336 с.
14. Эткинд Е.Г. О лирическом субъекте поэзии романтизма // Эткинд Е.Г. Форма как содержание: Избранные статьи. Würzburg: jal-Verlag, 1977. С. 38-51.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Gil'yano K.E. Analiz miromodeliruyushchikh kategoriy khudozhestvennogo proizvedeniya [Analysis of the World-Modeling Categories of Works of Art]. Filologicheskiye nauki, 2020. no. 3. pp. 115-121. (In Russian).
2. Spiridonova I.A. Molitva v lirike A. Bloka ("Devushka pela v tserkovnom khore...") [Prayer in A. Blok's lyrics ("A girl sang in the church choir ...")]. Problemy istoricheskoypoetiki, 2013, issue 11, pp. 280-296. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
3. Bakhtin M.M. Avtor i geroy v esteticheskoy deyatel'nosti [Author and Hero in Aesthetic Activity]. Sobranie sochineniy: v 7 t. T. 1: Filosofskaya estetika 1920-kh godov [Complete Works: In 7 vols. Vol. 1: Philosophical Aesthetics of the 1920s]. Moscow, Russkiye slovari Publ.; Yazyki slavyanskoy kul'tury Publ., 2003, pp. 69-263. (In Russian).
4. Bakhtin M.M. Problema soderzhaniya, materiala i formy v slovesnom khudozhestvennom tvorchestve [The Problem of Content, Material, and Form in Verbal Artistic Creation]. Bakhtin M.M. Literaturno-kriticheskiye stat'i [Literary and Critical Articles]. Moscow, Khudozhestvennaya literatura Publ., 1986, pp. 26-89. (In Russian).
5. Broytman S.N. Liricheskiy sub"yekt [Lyrical Subject]. Chernets L.V. (Ed.). Vvedeniye v literaturovedeniye. Literaturnoye proizvedeniye: osnovnyye ponyatiya i terminy [The Introduction to Literary Studies. Literary Work: Basic Concepts and Terms]. Moscow, Vysshaya shkola Publ.; Akademiya Publ., 1999, pp. 95-103. (In Russian).
6. Etkind E.G. O liricheskom sub"yekte poezii romantizma [About the Lyrical Subject of the Poetry of Romanticism]. Etkind E.G. Forma kak soderzhaniye: Izbrannyye stat'i [Form as Content: Selected Articles]. Würzburg: jal-Verlag, 1977,
Новый филологический вестник. 2022. №1(60). ----
pp. 38-51. (In Russian).
7. Girshman M.M. M.M. Bakhtin o literaturnom proizvedenii kak "edinom, no slozhnom sobytii" i perspektivy izucheniya khudozhestvennoy tselostnosti [MM. Bakhtin on a Literary work as a "Single but Complex Event" and the Prospects for Studying Artistic Integrity]. Girshman M.M. Literaturnoyeproizvedeniye: Teoriya khudozhestvennoy tselostnosti [Literary Work: The Theory of Artistic Integrity]. Moscow, Yazyki slavyanskoy kul'tury Publ., 2007, pp. 463-467. (In Russian).
8. Korman B.O. O tselostnosti literaturnogo proizvedeniya [On the Integrity of a Literary Work]. Korman B.O. Izbrannye trudy po teorii i istorii literatury [Selected Works on Theory and History of Literature]. Izhevsk, Udmurtskiy universitet Publ., 1992, pp. 119-128. (In Russian).
(Monographs)
9. Broytman S.N. Russkaya lirika XIX - nachala XX veka v svete istoricheskoy poetiki (sub"yektno-obraznaya struktura) [Russian Lyrics of the 19th - early 20th Centuries in the Light of Historical Poetics (Subject-Figurative Structure)]. Moscow, RSUH Publ., 1997. 307 p. (In Russian).
10. Magomedova D.M. Avtobiograficheskiy mif v tvorchestve A. Bloka [Autobiographical Myth in the Work of A. Blok]. Moscow, Martin Publ., 1997. 224 p. (In Russian).
11. Maksimov D.E. Poeziya i proza Al. Bloka [Al. Blok's Poetry and Prose]. Leningrad, Sovetskiy pisatel' Publ., 1975. 526 p. (In Russian).
12. Mints Z.G. Blok i russkiy simvolizm. Izbrannyye trudy v trekh knigakh: kniga 2 [Blok and Russian Symbolism. Selected Works in Three Books: Book 2]. St. Petersburg, Iskusstvo Publ., 2000. 784 p. (In Russian).
13. Tyupa V.I. Analiz khudozhestvennogo teksta [Analysis of a Literary Text]. Moscow, Akademiya Publ., 2009. 336 p. (In Russian).
Гильяно Карина Евгеньевна, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова.
Аспирант кафедры теории литературы. Научные интересы: теория литературы, эстетика словесного творчества, структурализм. E-mail: k.guiliano@mail.ru ORCID ID: 0000-0003-0826-3107
Karina E. Gilyano, Lomonosov Moscow State University. PhD Student at the Department of Theory of Literature. Research interests: theory of literature, aesthetics of verbal art, structuralism. E-mail: k.guiliano@mail.ru ORCID ID: 0000-0003-0826-3107
