CC BY
73
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 6. ЭКОНОМИКА. 2008. № 1
В.Н. Черковец
ОСНОВЫ ВОСТРЕБОВАННОСТИ ТРУДОВОЙ
ТЕОРИИ СТОИМОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ
РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКЕ*
1. Социально-философские основания и исторические границы трудовой теории стоимости в политической экономии
В современной философии науки получил признание подход, применяемый в проверке прежде разработанных теорий на предмет сохранения их объясняющей и прогностической функций в условиях нынешней реальности, их востребованности в данное время. Такой подход позволяет отстоять или, напротив, подтвердить утрату этими теориями научной актуальности сегодня. Он предполагает три компонента: а) обоснование так называемого «твердого ядра» данной теории — ее методологических принципов и парадиг-мальных, исходных категорий; б) разбор критических выступлений в научной литературе по адресу данной теории, используемый как «защитительная мера» (антикритика); в) приведение доказательств дальнейшего развития защищаемой теории в форме наращивания нового знания в ее рамках и на ее базе как способ опровержения обвинений ее в «деградации», понимаемой как «застой», неспособность ответить на требования современных реалий.
Естественно, и трудовая теория стоимости, возникшая более двухсот лет тому назад, не исключается из числа апробируемых таким образом концепций на предмет ее адекватности современной экономической эволюции общества, региона, страны, в том числе и в особенности России.
В статье «К вопросу о различиях и синтезе трудовой теории стоимости и теории предельной полезности» (Вестн. Моск. ун-та. Сер. 6. Экономика. 2006. № 2) в последнем, третьем, разделе я сформулировал три вопроса, ответами на которые предполагалось завершить статью. Вопросы следующие: «а) каким способом (путем, методом) производится мейнстримовский отбор теорий, каков критерий такой "селекционной" работы; б) означает ли признание мейнстримом какой-либо теории (в данном случае теории предельной полезности) полноту ее соответствия реальной востребованности со стороны как глобальной, так и национальных социально-экономических структур, в том числе российской структуры; в) утрачивает ли научное и практическое значение теория (в данном случае трудовая теория стоимости), отвергаемая то ли открыто, то ли "по умолчанию" мейн-стримовским сообществом?» (с. 29). Размеры статьи позволили мне представить свою точку зрения только по первым двум вопросам. Суждения по третьему вопросу предлагаются в настоящей статье, являющейся, таким образом, продолжением первой.
В предыдущей статье был предложен разбор истоков критики трудовой теории стоимости. Позитивно рассмотрена роль потребностей и потребления в формировании общественной стоимости, в которой, согласно этой теории, погашены все субъективные нюансы в оценках товара потребителем, в его поведении в целом. У каждой теории — трудовой теории стоимости и теории предельной полезности — свой резон.
Никакая сколько-нибудь значимая экономическая теория не возникает без определенного социально-философского обеспечения. Экономические концепции появляются, конечно, по «вызову» социально-экономической ситуации в обществе. Это первая причина. Но ответ на «стук» истории в значительной мере предопределяется влиянием идеолого-мировоззренческих, социально-философских доктрин.
Общефилософские принципы, на основе которых еще только создавалась трудовая теория стоимости, предопределяют и сегодня ее востребованность как научного знания и элемента учебной дисциплины. На заре ее формирования, при иных, конечно, чем современные, социально-экономических условиях она вполне отвечала прогрессивным идеям некоторой части европейского просветительства XVII—XVIII вв., боровшегося с феодально-крепостнической идеологией, одним из центральных пунктов которой являлась проблема собственности на землю и создаваемый на ней продукт. Земля должна при надлежать тем, кто ее освоил и обрабатывает, — таков антифеодальный принцип справедливости, который адекватно отражается не только в идее трудовой частной собственности на землю, но и в трудовой оценке производимой на ней продукции. Этот принцип получил развитие в теории стоимости Смита и Рикардо, в учениях социалистов-рикардианцев и в мелкобуржуазной политической экономии Прудона, Дюринга, русских народников и эсеров. Марксистская политическая экономия восприняла трудовую теорию стоимости классиков как свою парадиг-мальную основу в анализе рыночно-капиталистического хозяйства по более широким и глубоким социально-философским основаниям на базе материалистического понимания истории (исторический материализм). В соответствии с ней творческая причина происхождения человека и развития человеческого общества связывается с трудом, создающим и использующим орудия труда в материальном производстве благ. Этот всеобще-трудовой принцип на разных ступенях истории, в разных социальных системах реализуется сквозь призму прежде всего определенных производственных (экономических) отношений. В условиях товарно-денежных, рыночных отношений он проявляется в трудовой теории стоимости. И до тех пор, пока существуют эти отношения, трудовая теория стоимости не утра-
2 ВМУ, экономика, № 1 17
чивает своего объекта-предмета. Разумеется, могут появиться и новые, альтернативные теории рыночного ценообразования, но пока человеческий труд остается главным фактором непосредственного процесса производства и всего экономического и социального развития, трудовая теория стоимости не теряет своего познавательного значения для понимания «анатомии и физиологии» рыночной экономики и ориентации государственной политики.
В марксистской политической экономии на основе трудового принципа разработана известная модель «простого товарного хозяйства», в которой отражены двоякого рода черты товарной организации общественного производства. С одной стороны, это модель реального товарного хозяйства мелких частных самостоятельных производителей, основанного на их собственном труде, в какой бы исторической экономической системе оно ни существовало как ее элемент. С другой стороны, «простое товарное хозяйство» есть абстрактная модель капиталистической системы как высшей формы развития товарного производства, в которой отсутствуют такие специфические признаки капитализма, отличающие его от мелкого товарного производства, основанного на личном труде товаровладельца, как отношения капитала и наемного труда. Следовательно, в модели «простого товарного хозяйства» совмещены (совпадают) два неидентичных образа товарного производства: она воплощает в себе общие черты этих образов и не отражает непосредственно их специфические особенности. Но именно такая модель дает первоначальное («очищенное») поле для выводов трудовой теории стоимости, указывающей на основу свободного ценообразования в товарно-рыночной экономике (без фактора монополии).
Непонимание и неприятие такого подхода часто основываются на том, что-де «простое товарное производство» — дремучая древность или только незначительный элемент экономики современных развитых стран, в которых давно господствует капиталистический способ производства. Но, во-первых, сохранился до сих пор большой массив «развивающихся» стран, в которых превалирует мелкое товарное и даже полупатриархальное производство, во-вторых, — и это самое главное с методологической точки зрения, — какой бы высоты ни достигла в своем развитии капиталистическая экономика, включая и ее современный вид и даже «постиндустриальные тенденции» в производительных силах, она остается рыночной системой с категориями товара, денег, цены, спроса и предложения. Если это так (что вряд ли может отвергаться как очевидный факт), то сохраняется и реальное основание для анализа этой структуры как абстрактно-простейшей с целью выявления природы названных феноменов (категорий). Этот круг явлений и
составляет адекватный предмет, предоставляет среду, питающую трудовую теорию стоимости как теорию, имеющую дело не с чистыми продуктами природы (их ничтожно мало), а с продуктами трудовой деятельности человека, т.е. с созданными его трудом, а не дарованными природой. Разве этот факт может быть подвергнут сомнению? В исходном пункте логических построений общей экономической теории должен не сразу обсуждаться вопрос о том, какова роль трех факторов процесса производства в создании потребительной стоимости и стоимости. Ему предшествует решение задачи ограничения анализа сферой производства и обмена продуктами без учета чисто природных благ, ибо в противном случае мы закрываем себе путь к выяснению общественных по происхождению законов функционирования и развития экономики.
В аргументацию современных критиков трудовой теории стоимости часто включается тезис о ее «устарелости», и отсюда ее невостребованность сегодняшней наукой и практикой. При этом характерна их апелляция к двум положениям, связанным с проблемой «простого и сложного труда». Довольно широкая распространенность этих положений требует, конечно, их разбора.
Во-первых, указывается на то, что трудовая теория стоимости, возникшая задолго до Маркса, отражала условия, «когда именно неквалифицированный и нетворческий "простой" человеческий труд был основным фактором производства». Сейчас же «значение такого труда, как показывают оценки производственных функций, очень невелико»1. Иными словами, трудовая теория стоимости адекватна-де неквалифицированному труду и тому периоду, когда на его «долю» (по оценкам производственных функций) приходилась подавляющая часть прироста товарной продукции. Теперь же этот вид труда утратил роль «основного фактора» в производстве продукта2. И поэтому трудовая теория стоимости перестала отвечать на запросы новых условий, «устарела»...
Таким образом, эта критическая позиция, с одной стороны, вроде бы фактически признает научность, адекватность или во всяком случае правомерность применения трудовой теории стоимости в анализе ранних ступеней рыночного хозяйства и тем самым как бы («по умолчанию») дистанцируется от того направления ее критики, которое утверждало и продолжает утверждать идею об изначальной ее несостоятельности, неаргументированности, несогласованности с реальными фактами хозяйственной жизни. С другой стороны, данная точка зрения отрицает возмож-
1 К вопросу о так называемом «кризисе» экономической науки: Мат-лы теоретического семинара ИМЭМО РАН. Заключение. М., 2002.
2 Там же. С. 71.
ность применения трудовой теории стоимости к нынешней ступени развития рыночной экономики. Здесь этот подход вливается в общий фронт неприятия современным мейнстримом этой теории вообще, помещая в центр своего внимания оценку роли «простого труда». Насколько убедительно и ново обоснование такого подхода?
1. Согласно трудовой теории стоимости, стоимость товара создается не только неквалифицированной и нетворческой частью живого труда, а всем живым трудом, в том числе сложным, т.е. квалифицированным, творческим, занятым в материальном производстве (при условии, разумеется, наличия потребности в данном виде товаров). Сведение вопроса о создании новой стоимости только к простому труду уместно лишь в случае приведения (редукции) сложного труда к простому, когда вся масса живого труда предстает как приведенная (пересчитанная путем умножения) масса однокачественного простого труда3. В этом состоянии разница между простым и сложным трудом исчезает, и вопрос о роли простого труда превращается в вопрос о роли живого труда как одного из факторов процесса создания потребительной стоимости (продукта) и единственного фактора создания стоимости. Исходя из этого можно заключить, что судьба трудовой теории стоимости связана не с тем, как изменяется значение неквалифицированного труда в общественном производстве, а с тем, что происходит с местом и ролью вообще живого труда в непосредственном процессе производства материальных благ по мере роста производительных сил на базе технических, технологических и организационных инноваций и неуклонного роста его производительности.
2. Логика анализа источника стоимости как основы цен товаров предполагает первоначальное выяснение вопроса не о приведении разнокачественного труда к однородному виду — к абстрактному труду, а об отношении основных факторов процесса производства — труда, средств производства (капитала) и земли — к созданию стоимости: какова ее «субстанция». «Простой труд» — одна из дополнительных граней характеристики создающего стоимость абстрактного труда, в котором погашены не только полез-ностная специализация конкретного труда, но и различия между квалифицированным и неквалифицированным трудом.
3. Параметры «простого труда» не одинаковы в различных странах, находящихся на разных ступенях экономического и культурного развития, и меняются во времени по мере этого развития,
3 «Сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень или, скорее, помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 53).
т.е. носят исторический характер4. Не только отдельные индикаторы, но и сами критерии простого (неквалифицированного) труда, например, в Англии на рубеже XVIII—XIX вв. и сегодня, наверное, глубоко отличны, но и в современной Англии, как и во всех других развитых странах, а тем более в России, этот феномен не исчез. «Постиндустриальные тенденции», так называемые «новая экономика», «информационная экономика», «экономика знаний» и другие элементы современного развития производительных сил, гипертрофированно озвучиваемые в научной и публицистической печати, предъявляют требования к росту квалификации работников и не только не устраняют простой (по нынешним, разумеется, критериям) труд, но, вероятно, усиливают разницу между ним и «элитным» сложным трудом. Во всяком случае тот мотив, что ранний капитализм характеризовался преобладанием простого труда, а нынешний, наоборот, сложным, вызывает большие сомнения как аргумент «устарелости» трудовой теории стоимости5.
4. «Простой труд» играет также роль условной единицы измерения сложного, квалифицированного труда. Он является неким аналогом таких измерительных единиц, как, например, в физике ампер (сила тока), вольт (напряжение), ом (сопротивление), градус по Цельсию, по Фаренгейту (температура), как в экономике минимальная заработная плата, первый разряд в тарифной системе оплаты труда, максимальный рабочий день, один рубль и пр. Понятно, что рассматриваемый с этой стороны простой труд никак не может выступать как основание и особый фактор, влияющий на «судьбу» трудовой теории стоимости.
Во-вторых. Не сходит с критической сцены тезис о том, что «Марксу, как известно, не удалось решить задачу его (сложного труда. — В. Ч.) редукции к труду простому, на котором основана
4 В «Капитале» К. Маркса дано такое определение простого труда: «Он есть расходование простой рабочей силы, которой в среднем располагает телесный организм каждого обыкновенного человека, не обладающего никакой специальной подготовкой. Простой средний труд, хотя и носит различный характер в различных странах и в различные культурные эпохи, тем не менее для каждого определенного общества есть нечто данное» (Маркс К. Капитал. Т. 1. VI.. 1949. С. 51). Как видим, Маркс полагает, что имеется в виду не самый крайний (предельный) уровень неквалифицированного труда, а «средний».
3 Кстати, еще в «К критике политической экономии» (1859) Маркс отметил тот факт, на который теперь ссылаются критики трудовой теории стоимости как на собственную аргументацию: «Простой труд составляет подавляющую часть общей
массы труда в буржуазном обществе, как в этом можно убедиться из любой статистики» (Маркс К. К критике политической экономии. М., 1949. С. 16). Для Маркса это был аргумент в пользу трудовой теории стоимости, развиваемой им в тех условиях.
Но не единственный и не главный. В «Капитале» (1867) ссылки на этот факт уже нет.
его теория»6. Что же имеется в виду: 1) то, что такая редукция вообще в действительности не наблюдается, не происходит и просто сконструирована авторами этой теории, или же 2) то, что она происходит в реальности, хотя, мол, только на ранних ступенях рыночно-капиталистических отношений, но Маркс так и не смог раскрыть и описать его механизм? Поскольку упомянутый аспект критики трудовой теории стоимости происходит из того же источника, что и вышерассмотренный, можно заключить, что упрек в данном случае сделан в адрес Маркса не по первому (с ограниченным признанием периода, дающего некоторый материал для признания трудовой теории стоимости), а по второму пункту. В рамках первого пункта критика на счет редукции просто лишена смысла. Следовательно, высказанная претензия может быть обращена исключительно к Марксу. Но она также лишена оснований. Во-первых, Маркс прямо апеллирует к практическому опыту рыночной экономики, указывая прежде всего на совершающийся постоянно объективный процесс сведения сложного труда к простому путем фактического приравнивания на рынке продуктов сложного и простого труда7. Во-вторых, нет особого, специального механизма приведения сложного труда к простому в отличие от механизма сведения разнокачественного конкретного труда к однокачествен-ному абстрактному труду, того же механизма формирования его общественно необходимой величины (ОНЗТ), определяющей самую глубокую объективную основу высоты цены производства (в более развитой капиталистической экономике) и уровня рыночной цены. Это механизм внутриотраслевой и межотраслевой конкуренции, спроса и предложения, свободного ценообразования. В первом томе «Капитала» Маркс постоянно на него ссылается, а специально его рассматривает в третьем томе8. Редукция сложного, квалифицированного труда к простому совершается при посредстве этого механизма и его агрегатов, представляя определенный аспект собственно сведения конкретного труда к абстрактному, превращения индивидуальных стоимостей товаров в их общественную стоимость.
Необходимо иметь в виду, что в поле зрения трудовой теории стоимости находится только объективное содержание процесса ценообразования, а не теория поведения экономического агента, управления им самим своими действиями. Вопрос же о «рациональности» или «нерациональности» решений и действий индиви-
6 К вопросу о так называемом «кризисе» экономической науки. С. 71.
7 См.: Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 51.
8 Об этом речь шла в указанной статье «К вопросу о различиях и синтезе трудовой теории стоимости и теории предельной полезности».
да как потребителя и предпринимателя оказывается безразличным для понимания того, как формируется объективная основа цен. Ссылаясь на этот момент, некоторые бывшие преподаватели марксистской политической экономии, принявшие теперь неоклассику, чтобы оправдать «смену вех», пытаются говорить, пренебрегая принципом объективности, о нравственном превосходстве, «гуманизме» теории предельной полезности и «негуманности» трудовой теории стоимости. Негуманность последней связывается с тем, что она исповедует принцип примата производства, а не потребления, причем личного характера в первую очередь, когда полезность (цена) средств производства ставится в зависимость от степени полезности (цены) потребительских благ.
В таком обвинении, претендующем якобы на новизну критики трудовой теории стоимости, содержится подмена понятий. Ведь потребление и потребность (как необходимость потребления) являются общеисторической, естественной целью производства, сохраняющейся при любой экономической системе, и поэтому непременно являются общей предпосылкой любой экономической теории независимо от того, сознает она это или нет и какое придает значение этому непреложному факту. С ним, конечно, считается и трудовая теория стоимости. Но на таком логическом уровне вопрос о «гуманности» и «негуманности» вообще не возникает. Он может возникнуть при переходе на иную логическую плоскость — при анализе специфических черт (закономерностей) определенной экономической системы. А с этой точки зрения трудовая теория стоимости и теория предельной полезности, хотя и отражают феномены одного и того же объекта — рыночной экономической системы, являются альтернативными теориями и поэтому по-разному объясняют мотивацию поведения ее агентов — продавцов и покупателей. Но и та и другая исходят из того, что целью каждой стороны в обмене изначально является потребительная стоимость, обладающая определенной полезностью. Усложняют картину деньги: Т—Д—'Т, но и в этом случае деньги — лишь посредник обмена одной потребительной стоимости на другую. Правда, появление денег породило, как известно, и потребность их накопления вначале для нужд самого оборота, а затем и как самоцель, прорвавшую границы простого товарного хозяйства. Но это уже другой вопрос, как и возникающий еще до него вопрос о том, как обе теории объясняют основополагающий принцип менового отношения? Теория предельной полезности замыкает саму постановку проблемы и ответ на нее на уровне самих взаимодействий спроса и предложения и не занимается выяснением того, что лежит в основе цены равновесия, когда спрос и предложение равны. Трудовая же теория стоимости, признавая и отдавая должное механизму
спроса и предложения, ищет и находит основу колебания цен — общественно необходимые затраты прошлого и живого труда, общественную стоимость. Таким образом, учение о трудовой стоимости, не пренебрегая потребностями людей, при непременном условии баланса производства и потребления, представленного в соотношении предложения и спроса (эту предпосылку следует особо подчеркнуть, ибо при ее игнорировании проблема не выходит за рамки взаимодействия спроса и предложения и становится неопределенной), указывает на расходы живого труда, материаль-но-производственныхресурсов (прошлого труда), использованных при изготовлении товара. Следовательно, вопрос о стоимости продукта, если это товар, востребованный потребителями, является проблемой потерь, понесенных обществом при его создании. Потребление, потребности, спрос могут повлиять на условия создания стоимости, на цену, но создать новую стоимость они не могут. Что же «антигуманного» в таком понимании?
В ответ на подобные обвинения приходится прибегнуть к контраргументам, показывающим далеко не «гуманное» лицо теории предельной полезности и всей неоклассики.
1. Жизненный опыт состоит в том, что товаровладелец, производя продукт для потребления, действует далеко не с высоконравственной целью «во благо ближнего». Ему нужен другой товар, не тот, что он продуцирует для продажи, а для своего потребления (личного или производительного), т.е. им как производителем управляет не альтруизм, а эгоизм «экономического человека». И этот факт, ставя беспристрастный «диагноз», отражает трудовая теория стоимости. Теория же полезности (предельной полезности), противореча своему же исходному принципу «методологического индивидуализма», переиначивает этот факт, создавая иллюзию того, что все участники обмена — филантропы, они не ведут борьбу, а работают в прямом смысле друг на друга. Надуманность такого «гуманизма» слишком очевидна, чтобы приводить какие-то специальные доказательства. А. Смит уже тогда хорошо понял суть этих действий, не найдя в данной среде места для сентиментальных отношений, выходящих за пределы конкурентной рыночной экономики. Напротив, в ней царствует жесткий и жестокий принцип подавления конкурента, узаконен «недружественный» захват предприятий, процветают лживая реклама и обман потребителей, контрафакт. Смиту не удалось соединить нравственность и эгоизм в экономической деятельности в единой теории, и он «развел» их по разным «квартирам» — по разным сферам отношений между людьми и по разным наукам — политической экономии и «теории нравственных чувств». Из рыночных действий должна быть в целях роста ее эффективности, прибыльности исключена
категория нравственности. Филантропия, благотворительность, социальная сострадательность находятся по другую сторону товарно-денежной экономики. Такое разграничение областей жизни и науки является выражением объективной необходимости, диктуемой самой природой этой экономики. Более того, ее природа (а Смит любил этот термин) предъявляет свои требования к этике предпринимательства, определяющей нравственные ценности всего буржуазного общества. Наиболее полная адекватность этому обществу достигается в так называемой «протестантской этике», где богатство отдельных лиц трактуется как Божья благодать.
2. Можно ли далее признать гуманным то принижение роли производительного труда в создании стоимости товара, которое характерно для теории полезности? Ведь за «трудом» стоят работники материального производства — целый социальный слой непосредственных производителей материального богатства общества, его главная производительная сила, классы трудящихся. Напротив, в числе «потребителей» находятся не только эти классы, но и класс собственников капитала, который живет и умножает свое богатство, главным образом не за счет своего физического или умственного менеджерского (в кооперации с первым) труда, функционирующего в процессе производства, а целиком или преимущественно за счет нетрудовых доходов от капитала, собственности, наследства. Перенося акцент с труда на потребление, теория полезности превращает свои гуманистические претензии в блеф, в прикрытие углубляющейся социальной дифференциации в обществе, а в конечном счете — в маскировочную дымовую завесу, застилающую эксплуатацию производительного труда капиталом и эксплуатацию международным капиталом, богатыми странами в условиях всеохватывающей глобализации — подавляющей части населения земного шара...
Приведенные соображения вовсе не призывают к «закрытию» и «запрету» теории предельной полезности и всей неоклассики, которая сама постепенно де-факто отходит от своей первородной парадигмальной основы. Свидетельством этого является история эволюции данной теории от кардиналистской версии до «теории потребительского выбора». Тем более что все сказанное в отношении «гуманизма» в рыночной экономике относится не только к теории предельной полезности, но и к трудовой теории стоимости, которая, как и первая, не в состоянии не только внедрить, но и помыслить в ее основании какие-либо даже намеки на гуманистические начала.
Теорию, как и Америку, и любую религию, закрыть невозможно. Речь должна идти о признании плюрализма «равноправных» альтернативных концепций как в современной экономической тео-
рии, так и в ее мейнстриме, где фактически, хотя и с разной долей влияния и признания в науке и образовании, находятся востребованные места и для теории предельной полезности и для трудовой теории стоимости. Между ними продолжается полемика, начатая, по сути, более двухсот лет назад. Возможно, она приведет в будущем к их диалектическому «снятию» в единой синтетической теории вследствие коренных и всеобщих перемен на базе «постиндустриальных» производительных сил. В сегодняшнем же мире (несмотря на иллюзорные представления забегающих вперед теоретиков) этот процесс находится еще в самом начале и, конечно, далек от завершения даже в самых развитых в техно-экономическом отношении стран. Переходность (в этом смысле) техно-технологического и организационно-управленческого состояния экономики отражается и в литературе, описывающей симптомы «деструкции» стоимости и полезности, изменения в механизмах приведения («редукции») современного «сложного» труда к современному «простому» труду, взаимосвязи конкретного и абстрактного труда, денежных и безденежных измерений экономических отношений и процессов и т.п.
Однако различие между трудовой теорией стоимости и теорией предельной полезности, классики и неоклассики (с ее добавлениями) в политической экономии далеко не снято, поскольку сохраняется и развивается (включая в свою орбиту и нерыночные компоненты) рыночная экономика с ее специфическими законами и противоречиями. Не исчезла, стало быть, и почва для их полемики и взаимной критики, для определения и выражения каждым экономистом, выступающим на теоретической арене, своей собственной позиции и своего отношения к альтернативным точкам зрения.
2. Возможности трудовой теории стоимости в научном анализе и определении ориентиров экономической политики в переходной экономике России
Трудовая теория стоимости как парздигмальная теория классической политической экономии не может, конечно, канонизироваться вроде «священного писания». Напротив, она может (и, я думаю, должна) рассматриваться с точки зрения ее научной и практической востребованности в прошлом, настоящем и прогнозируемом будущем. В этом и состоит, полагаю, ее проверка на «верификацию» и «фальсификацию». Но здесь недопустим шаблон. Как абстрактная общая теория трудовая доктрина стоимости не может по аналогии с прикладной дисциплиной непосредственно, прямолинейно, без посредствующих форм соотноситься с эмпирическими фактами реальной хозяйственной практики. Их
связь, как отмечалось, опосредована «промежуточными» звеньями, позволяющими судить (но лишь в конечном счете!) о достоверности или недостоверности теории, о сохранении или утрате ею значимости для анализа современных ситуаций. В этом смысле принципиальную роль играет «третий компонент» в обосновании востребованности прежней теории (см. начало этой статьи) — ее дальнейшее развитие в плане ее поворота в сторону новой обстановки, отражения ею изменений в производительных силах и производственных (экономических) отношениях, т.е. прибавка в содержании самой теории, ее обогащение или корректировка.
Что касается вклада марксизма в трудовую теорию стоимости, то в истории экономической мысли в его оценке возникла поразительная ситуация. Главные критики его экономической части — О. Бём-Баверк, Й. Шумпетер и М. Блауг начисто отрицают какое-либо продвижение Маркса в этой области по сравнению с Д. Рикардо, который-де бездоказательно исходил из того, что стоимость создается исключительно трудом (иногда редкостью). Маркс, по их мнению, ничего не внес нового в эту «ошибочную» версию, лишь более последовательно и выпукло продемонстрировав ее абсурдность, противоречие с очевидными фактами жизни. Такую концепцию нельзя, мол, было закладывать как аксиому в исходный пункт всей системы. Порок парадигмы обусловил несостоятельность всей Марксовой системы в целом. При этом упомянутые критики, на плечах которых стоит вся современная критика, (а) полностью проигнорировали принципиально новые моменты, разработанные Марксом в трудовой теории стоимости как таковой — в рамках простого товарного производства, и (б) объявили ошибочными, классово-политизированными, не соответствующими хозяйственной практике капитализма и логически противоречащими самой исходной позиции те Марксовы дополнения к трудовой теории стоимости, которые были построены на ее основе и характеризуют ее собственное развитие с отражением специфики капиталистического производства как высшей формы товарного производства вообще. Иначе говоря, то, благодаря чему в первую очередь можно говорить о «революционном перевороте» в политической экономии, связанном с именем Маркса, или вовсе «не заметено», или не признано новизной, достижениями по сравнению с его великими предшественниками — классиками. И вряд ли такую позицию можно объяснить невежеством, неосведомленностью, некомпетентностью: в ней видится явная предвзятость, классовое неприятие и чуждое научному спору высокомерие.
Так, из поля зрения всех троих апостолов критики Маркса выпали: открытие двойственного характера труда, воплощенного в товаре; идея о том, что только абстрактный труд формирует суб-
станцию стоимости и что проводится строгое разграничение стоимости и меновой стоимости (цены) товара; не предложенный никем ранее анализ диалектического развития форм стоимости от простейшей до денежной; трактовка денег как всеобщего эквивалента и его функций; раскрытие «тайны» товарного и денежного фетишизма, продолжающего и сегодня не только управлять поведением и помыслами людей в рыночном обществе, но и многократно усилившего свое влияние через систему финансово-кредит-ныхи акционерных отношений, и др. Даже не проанализированы и отброшены напрочь фундаментальнейшая теория капитала как определенного социально-производственного отношения и прибавочной стоимости, строгая иерархическая структура ее превращенных форм, фигуры кругооборота и закономерности оборота индивидуального капитала и его составных частей, теория воспроизводства общественного капитала как значительное продвижение вперед от известной «экономической таблицы» Ф. Кенэ, разработка теории торгового и ссудного капиталов, источников торговой прибыли и ссудного процента, теория земельной ренты — абсолютной и дифференциальной, капиталистической земельной собственности. Обоснование Марксом превращения прибыли в среднюю прибыль, а стоимости в цену производства товара, становящуюся непосредственным объективным регулятором рыночных цен, было истолковано как банкротство трудовой теории стоимости...
Вся логически стройная система категорий капитализма в эпоху свободной конкуренции, разработанная в «Капитале» на основе трудовой теории стоимости, уже сама по себе является свидетельством выдающегося вклада его автора в эту теорию и в производные от нее теории, показателем ее собственного развития. Ничего подобного мы не найдем в литературе по политической экономии после Д. Рикардо, разве кое-что у Дж.Ст. Милля. Но Милль противоречив и не очень утруждает себя отделкой своих теоретических изысканий и поиском логических связей между категориями (экономическими понятиями).
Как диалектик-материалист Маркс исходил из принципа историчности не только реальных экономических систем, но и теорий, их отражающих. Это относится и к товарно-денежным, «рыночным» отношениям с объективно присущим им товарным и денежным фетешизмом и, как подчеркивалось, к трудовой теории стоимости. Конец их истории Маркс связал уже в «Капитале», в первой главе первого тома, а затем в «Критике Готской программы» (1875) с переходом общества в будущем от частной собственности на средства производства, экономически обособляющей товаропроизводителей в системе общественного разделения труда, к общественной, соединяющей непосредственных производителей в
единое «ассоциациированное», общее производство, ведущееся по единому общественному плану в интересах удовлетворения потребностей общества и его членов9. Эта идея получила конкретизацию и развитие в «Анти-Дюринге» Ф. Энгельса, который в порядке предвидения писал о том, что в будущем планомерно организованном производстве закон стоимости утратит свою силу, хотя общество должно будет согласовывать свой производственный план с затрачиваемыми средствами производства и рабочей силой10. Вместе с тем Маркс уточнил, что в этом будущем обществе на первой его ступени («социализм»), генетически связанной с предшествующей формацией и несущей на себе его «родимые пятна» и прежде всего то, что труд не стал еще первой жизненной потребностью для основной массы людей и остается, главным образом, средством к жизни, а потому нуждается в стимулировании, распределение предметов потребления будет по естественной необходимости осуществляться в соответствии с качеством (квалификацией и интенсивностью) и количеством труда. Следовательно, в обмене деятельностью между людьми трудовой принцип сохраняется, причем с неустраненными различиями между сложным и простым трудом, но реализуется уже не косвенным путем, через обмен товарами на рынке, а непосредственно на основе учета затрат труда. Таким образом, хотя трудовой принцип сохраняется, трудовая теория стоимости утрачивает свой объект-предмет. Политическая экономия, выйдя за исторические границы товарно-капиталистического хозяйства, нуждается в новой парадигмальной теории, закладываемой в ее исходный пункт. Но определение и обоснование условий финишной картины эволюции и отмирания товарно-денежных отношений, а вместе с тем ухода и трудовой теории стоимости с арены действующей науки есть, несомненно, новая страница в трудовой теории стоимости и вместе с тем и новый раздел в экономической теории, расширяющий историчес-
9 «В обществе, организованном на началах коллективизма, основанном на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов (имеется в виду рыночный, товарный обмен. — В. ¥.); столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство» (Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произв.: В 2 т. Т. II. VI.. 1955. С. 13).
0 «Полезные действия различных предметов потребления, сопоставленные друг с другом и с необходимыми для их изготовления количествами труда, определяют окончательно этот план. Люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной "стоимости"» (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. VI.. 1948. С. 293— 294). В примечании на с. 294 Энгельс далее заметил: «...взвешивание полезного эффекта и трудовой затраты при составлении производственного плана представляет все, что остается в коммунистическом обществе от употребляемого в политической экономии понятия стоимости».
кие рамки политической экономии «в узком смысле слова», т.е. как теории капитализма.
Вне поля зрения тех, кто не видит ничего нового у Маркса в области его занятий трудовой теорией стоимости (особенно это касается наших отечественных критиков), оказались и рукописи, опубликованные во втором русском издании его и Энгельса сочинений, в которых высказаны предположения об отмирании товарно-денежных отношений не только в силу утверждения господства общественной собственности на средства производства (как отмечено выше), т.е. по причине революции в производственных отношениях. Речь идет о достижении обществом такого уровня производительных сил и производительности труда, когда живой труд фактически выйдет из процесса непосредственного воздействия на предметы труда в материальном производстве и поэтому стоимость постепенно перестанет играть роль «меры потребительной стоимости», которая будет прямо измеряться в адекватных формах ее полезности и.
Нельзя оставить за бортом внимания теоретиков истории экономической мысли и ту исследовательскую работу, которая в течение более 70 лет велась в области товарно-денежных отношений и действия закона стоимости (как их основного закона) в советской политической экономии и системе конкретных экономик. В политической экономии капитализма главным объектом анализа являлась проблема монопольной цены в условиях «подрыва товарного производства», «спутывания» монополии и конкуренции (Ленин), «несовершенной конкуренции» (Чемберлин, Робинзон), «организованного капитализма» (Гильфердинг). Вопрос о характере, месте, роли и судьбе товарно-денежных отношений в советской плановой экономике был одним из центральных на дискуссионном поле экономической теории в течение всего периода после Октябрьской революции и до распада СССР. При этом повестку дня определяла проблема совмещения марксистской традиции в трактовке соотношения товарного производства и социализма (о чем сказано выше) с официальной формулой о построении в СССР «социализма в основном» и даже «развитого социализма» при сохранении товарного производства и закона стоимости. Конечно, это была «ревизия» марксизма, но такая конструктивная ревизия,
11 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. С. 213—214. Интересно, как бы оценил Марксовы прогнозы И. Шумпетер с его принципом экономической динамики, для которого модель будущего — не противопоказание научному подходу, но Маркс якобы вообще не дал описания образа социалистической экономики (История экономического анализа. Т. 3. С. 1299.). Понятна, но вряд ли оправдана с точки зрения этики научной дискуссии такая позиция «умолчания» одного из родоначальников концепции «рыночного, конкурентного социализма»...
которая распространяла поле зрения трудовой теории стоимости на социализм (во всяком случае, советского типа), т.е. на экономическую систему с господствующей общественной (государственной) собственностью на средства производства. На практике же не были найдены и задействованы такие формы и методы, которые осуществили бы органическое соединение этих двух начал — плановость (планомерность) и рынок. Практика, таким образом, пока не подтвердила возможность их оптимального и эффективного сочетания. Наоборот, она как бы подтвердила правоту ортодоксальной точки зрения марксизма12. Однако многие теоретические да и практические наработки в этой области не утратили, думаю, своего гносеологически-эвристического и практического значения. Такая оценка относится прежде всего к теории и экономической политике в «переходный период от капитализма к социализму» с его многоукладной экономикой. Свидетельством этого может служить и современный опыт Китая, Вьетнама, Кубы. Вопросы соединения государственного регулирования с «автономным» действием рыночных механизмов являются сегодня первостепенными для всех стран, в том числе и для самых развитых, со «смешанной» экономикой. Поэтому те продвижения, которые были сделаны на базе трудовой теории стоимости в советской экономической науке применительно к анализу проблем планового и рыночного ценообразования, определения критериев и показателей совокупных результатов и эффективности общественного производства и капитальных вложений на макро- и микроуровне, разработки путей, форм и методов распределения предметов потребления и невещественных услуг между членами общества, измерения процессов простого и расширенного воспроизводства, накопления, экономического роста, доходов населения и уровня жизни и др., тоже не могут быть отнесены к признакам «деградации» трудовой теории стоимости, т.е. ее застоя в смысле отсутствия в ней каких-либо приращений в прошедшем времени. Причем эти приращения возникали в острой и непрерывной многолетней полемической схватке как внутри сообщества сторонников трудовой теории стоимости, так и между ними и сторонниками альтернативной концепции теории социалистического хозяйства — разработчиками «теории (или системы) оптимального функционирования экономики» (ТОФЭ, или СОФЭ). Особенность этого
12 Парадоксально то, что и немарксистская, неоклассическая позиция, отрицающая вообще возможность организации социалистической экономики, нашла в факте разрушения советской системы подкрепление своей версии увековечения рыночно-капиталистического хозяйства и, естественно, ошибочности трудовой теории стоимости и ее продолжения — теории прибавочной стоимости.
направления советской экономической науки состояла не только в том, что в его рамках отыскивались способы использования в анализе советской плановой системы экономико-математических методов, разработанных в западной науке применительно к рыночной экономике, и даже не только в том, что оно разрабатывало свои собственные математические методы анализа, отвечающие специфике плановой экономики. Под «крышей» ЦЭМИ и СОФЭ работали представители разных ветвей и субветвей экономической науки — не только собственно экономической теории и общей экономической теории, включая политическую экономию, но и теории прикладных экономических дисциплин. По своим фило-софско-методологическим установкам, теоретическим взглядам и решениям, если судить по их печатным и устным выступлениям, не все они «исповедовали», отстаивали и применяли принципы СОФЭ (ТОФЭ). Последняя полагала себя (и, как я думаю, это ее главная характерная черта как экономической теории) в качестве политической экономии нового типа — «конструктивной политической экономии социализма». Ее авторы исходили из представления об экономике социализма как сознательно оптимизируемой плановой системы по критерию роста благосостояния народа, что является основным экономическим законом социализма, его целью. Такая формула внешне почти не отличалась от имевшихся в политической экономии социализма определений. Однако на деле СОФЭ отстаивала принципиально иную методологическую позицию: а) при социализме в плановой экономике экономические законы утрачивают объективный характер; б) производственные отношения сознательно создаются («конструируются») посредством народно-хозяйственного плана; в) основной экономический закон — это цель, задаваемая экономической политикой, планирующей деятельностью государства; г) закон стоимости не действует, но цены сохраняются и превращаются в «оптимальные оценки» эффективности ресурсов и продуктов, определяемые народнохозяйственным планом по затратам замыкающих (наименее эффективных) из числа предприятий, включенных в народно-хозяйственный план, т.е. продукция которых принимается априори как «общественно полезная»; д) «общественная полезность», определяемая народнохозяйственным планированием, интерпретируется как исходная категория («экономическая клеточка») политической экономии социализма. Таким образом, согласно версии СОФЭ, политическая экономия социализма должна отказаться от объективных производственных, экономических отношений как своего предмета исследования, стать исключительно нормативной (и в этом смысле «конструктивной») экономической наукой и переключиться на изучение и служение всецело экономической
политике. Ясно, что в такой научной дисциплине нет места трудовой теории стоимости. Ее место занимает фактически теория полезности (предельной полезности)13.
Если судить не только по официальному курсу проводимых преобразований, но и по вектору их фактического осуществления, то Россия идет по пути реставрации рыночно-капиталистического строя, хотя продвижение по этому пути пока нельзя признать в полной мере завершенным. Характером, структурой общественно-экономических отношений и решаемыми задачами объективно определяется то, что ждет общество от экономической теории, какая, собственно, общетеоретическая тематика нужна сегодня, чтобы сформировать образ будущей российской экономики. Думается, что это положение является исходным, ключевым для выхода на адекватную теоретическую модель по двум критериям, удовлетворяющую два, по крайней мере, требования самого содержания переходного процесса.
Во-первых, эта модель должна характеризовать будущую экономику России как «идеальную модель» (рубеж, цель), определяемую признаками (свойствами) капиталистической системы вообще, общими для всех стран сущностными характеристиками (чертами), отличающими ее от любой известной истории некапиталистической системы и сохраняющимися на современном этапе ее развития. Если прежние детерминирующие ее черты отсутствуют, то тогда, как подсказывает элементарная логика, мы не можем признать и нынешнее состояние российской экономики как переходной к капитализму1^. Но не только официальная риторика, но и сам реальный ход событий свидетельствуют о переходе России к капитализму — к экономической системе с господством частной собственности на средства производства и природные ресурсы, капитала, с рыночной системой хозяйства, с всеобщностью товарно-денежных отношений, включая куплю-продажу рабочей силы (наемный
13 Точка зрения СОФЭ на предмет политической экономии социализма, в качестве которого предлагается экономическая политика, в методологическом отношении чем-то схожа с модной сегодня платформой тех американских экономистов, которые, будучи неудовлетворенными отрывом экономике от практики и политики государства, активно ставят вопрос о ренессансе политической экономии, трактуя ее как науку об экономической политике государства, о связи государства с экономикой. В чем-то СОФЭ повторяет и И. Шумпетера, полагавшего, что политическая экономия должна стать больше прикладной, чем теоретической, наукой наподобие практикующей медицины.
14 Если характеризовать современный капитализм как новый капитализм, то и такой изменившийся капитализм не сбросил с себя черты капитализма вообще. А если он «освободился» от этих черт, тогда перед нами уже не капитализм, а некая иная социально-экономическая система, и называть ее новым капитализмом — это «наводить тень на плетень» или просто не понимать сути дела.
3 ВМУ, экономика, № 1
33
труд) и с подчинением производства и всей хозяйственной деятельности извлечению максимума прибыли. Прогнозируемая и осуществляемая модель сталкивается с необходимостью отражения сложившегося опыта конкретного многообразия международно-региональных и национальных особенностей рыночно-капиталисти-ческой экономики: североамериканской (США), латиноамериканской (Бразилия, Венесуэла и др.), европейской (скандинавской, германской, французской и др.), азиатской (Япония, Южная Корея и др.). Таким образом, российская национальная модель формируется под воздействием трех объективных факторов и представляет собой, выражаясь философски, некое единство «общего, особенного и единичного».
Во-вторых. Незавершенность переходного периода в России (прежде всего с точки зрения экономических отношений) требует отражения в теории его «переходной специфики». Кроме влияния внешних факторов, о которых речь шла выше, главную, базовую роль здесь, видимо, играет «национальная почва». Специфика России состоит в серьезных конкретно-исторических особенностях, выражающихся в высокой степени концентрации производства и обобществления экономики, в едином огромных масштабов народно-хозяйственном комплексе страны с укрепившимися хозяйственными связями на почве специализации и кооперирования производства, межотраслевых и межрегиональных отношений, который обеспечивал единый процесс воспроизводства — производства, обмена, распределения и потребления на территории всей страны, с большим удельным весом топливно-энергетического комплекса, а значит, и с сильным фактором так называемых естественных монополий, с гигантским военно-промышленным комплексом, с неблагоприятными во многих регионах условиями ведения сельского хозяйства. Конкретно-исторические особенности экономического развития России настолько велики и своеобразны, что они не могут не доминировать как в будущей сформировавшейся системе, так особенно в переходе к новым общественно-экономическим порядкам, имея в виду промежуточные решения и методы их реализации в условиях сложившейся структуры народного хозяйства, глубоко укорененных хозяйственных форм и сильных традиций. Не с нуля же начинается дальнейший этап развития...
Оставим в стороне вопрос о том, в состоянии ли и в какой мере (если в состоянии) система экономике, вооруженная или отступившая от парадигмы теории полезности (предельной полезности), отразить и включить в круг своих категорий указанную выше предметную ситуацию, дать прогноз эволюции и алгоритмы функционирования на этапах становления рыночной экономики. На
такой вопрос могут и должны, вероятно, ответить представители этого направления. Ясно, однако, то, что, опираясь на принцип «статического равновесия» однородной рыночной системы, экономике не изучает развивающиеся структуры, их переходы от одного этапа к другому и тем более — к нерыночным формам. Что же касается трудовой теории стоимости и основанной на ней политической экономии, то их приложение к анализу названных проблем (без претензий на монополию истины) вполне возможно и просматривается в следующих направлениях.
1. Она и сегодня может служить отправной точкой развертывания логического полотна стройной системы категорий, отражающих «горизонтальный» и «вертикальный» разрезы единой системы многообразия взаимосвязанных реальных социально-производственных отношений рыночно-капиталистической экономики в целом. В этом смысле трудовая теория стоимости, опирающаяся на определенную методологию, сама способна играть роль методологического ключа («входить» в методологию) системного анализа в полном раскрытии сложной, особенно теперь, социально-экономической структуры общества, источников доходов его членов, путей их использования, в способности дать целостную картину образа и уровня жизни людей, сопоставить различные модели современной рыночной экономики, а ее — с альтернативными экономическими системами прошлого, настоящего и прогнозируемого будущего.
2. Трудовая теория стоимости ориентирует общество и государство на рост производительности общественного труда как главный критерий высоты экономического развития страны, общую и исходную форму повышения эффективности общественного производства, ведущий фактор экономического роста и «богатства народов», подъема их благосостояния. Современное развитие «постиндустриальных» методов производства, «экономика знаний» и проч. не уменьшают, а, напротив, усиливают значение труда в производственно-созидательной деятельности человечества и прежде всего в сфере материального производства. Именно в его задачу входит (при абсолютном и относительном сокращении числа занятых в нем) создание новейших средств труда и высоких технологий, т.е. действительная реализация достижений науки, получаемых в идеальной форме, практически-материальное обеспечение расширенного воспроизводства на прогрессирующей технической базе. Но дело не только в вещественных факторах и технологии самого материального производства. Оно создает условия и является решающей причиной качественных изменений в рабочей силе, т.е. в развитии способности работников к труду, прямо — через ее участие в производственных процессах и опосре-
дованно — через развитие социальной сферы, ее многообразных отраслей. На этом пути происходит расширенное воспроизводство так называемого «человеческого капитала». В последние годы, по свидетельству исследователей, наблюдается резкое повышение роли образованного квалифицированного труда в обеспечении конкурентоспособности стран, компаний, отдельных отраслей материального производства на мировом рынке, что стимулирует рост инвестиций в развитие трудового фактора и подъем его эффективности. Оппонент трудовой теории стоимости — теория полезности (предельной полезности, потребительского выбора) — не нацеливается на эти проблемы. Проблема производительности труда, особенно в сфере материального производства, по сути погашена в учебниках экономике, не привлекает особого внимания российской статистики, хотя по производству ВВП на душу населения Россия оказалась в 2002 г. на 60-м месте среди стран, ранжированных по этому индикатору15.
3. Трудовая теория стоимости, помогая выяснять природу (происхождение) доходов разных социальных групп населения и основные причины их глубокой дифференциации при капиталистических производственных отношениях, тем самым указывает пути справедливого их налогообложения. У физиократов, Смита и Рикардо, оторвавших политическую экономию от меркантилистских представлений о природе и причинах роста «богатства народов», много места уделяется этой проблеме. Одинаковая норма подоходного налога для всех слоев населения (например, в России) создает лишь видимость соблюдения принципа «равенства», а на самом деле есть ширма для прикрытия глубокого неравенства и оправдания баснословно высоких нетрудовых доходов, что, конечно, не может не обострять социальных противоречий, причина которых, кстати, не очень затрагивает теорию полезности (предельной полезности, потребительского выбора), которая решает другую задачу.
4. Все виды основных доходов и в современной рыночной экономике содержат не бесплотную виртуальную начинку, а в конечном счете общественно-трудовую субстанцию: заработную плату, прибыль, среднюю прибыль, монопольную прибыль, процент, предпринимательский доход, земельную (природная) ренту, дивиденд. Все они питаются в конечном счете из трудового источника. Другой вопрос, на основе чего и кем они присваиваются? Ответ на этот вопрос находится уже за пределами трудовой теории стоимости как таковой. Теорию же полезности (предельной полезности, потребительского выбора), поскольку она имеет дело с чисто
13 Экономический альманах. Экономический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 2005. № 1.С. 73.
функциональными, а не сущностными причинно-следственными зависимостями между факторами производства и приходящимися на них в результате распределения долями продукта, обходит и второй, и первый вопросы.
5. Трудовая теория стоимости по-прежнему предоставляет свою концепцию понимания исходной объективной (материальной) базы ценообразования — общественно необходимым затратам труда, выступающим универсальным мерилом стоимости не только потребительских благ, но и применяемых при их изготовлении средств производства и распространяемых на сферу услуг. Стоимость как овеществленный труд здесь не кристаллизуется, поскольку эти услуги не имеют собственных вещественных носителей, но цены и здесь в силу действия общих принципов опираются в конечном счете на трудовую основу.
6. Трудовая теория стоимости объясняла и объясняет также мировой процесс ценообразования и многие другие международные экономические отношения (связи), основу которых составляет объективное формирование региональной (группы стран) и интернациональной («глобальной») стоимости на базе национальных стоимостей обращающихся на мировом рынке товаров. Выяснение их соотношений и взаимодействия представляет сегодня, несомненно, большой теоретический и практический (для экономической политики государства и корпораций) интерес. Вследствие разных уровней национальной производительности труда страны с более высокой производительностью, а стало быть, и конкурентоспособностью выигрывают при продаже своих более дешевых по издержкам производства и национальной стоимости товаров даже при ценах среднего уровня. И наоборот: слаборазвитые страны теряют часть своей национальной стоимости. Именно в этом феномене скрыта объективная подоплека незаинтересованности развитых стран в выравнивании производственно-экономических условий на земном шаре, т.е. в коренном решении проблемы бедных стран. Трудовая теория стоимости является предпосылкой объяснения также одной из главных причин межстрановой миграции капиталов и рабочей силы, кредитно-денежных, валютных отношений и других мирохозяйственных явлений.
Конечно, сегодня трудовая теория стоимости (как и другие части классической, в том числе марксистской, политической экономии, разработанные на основе трудовой теории стоимости, к примеру, теория прибавочной стоимости) не может непосредственно прилагаться к новым и модифицированным «старым» экономическим явлениям. Попытка такого рода способна лишь дискредитировать теорию и стать средством ее ложного опровержения.
Недопустимость подобного способа «верификации», грубо упрощенной проверки данной теории на «фальсификацию» была
фактически доказана в самом «Капитале» разработкой категории цены производства как превращенной формы трудовой стоимости и находящейся в логической структуре товара «между» его стоимостью и рыночной ценой. Именно теорией цены производства обосновывается неправомерность прямого приложения модели стоимости к цене, уравновешенной соотношением спроса и предложения. Тому, кто не понял или проигнорировал теорию этого превращения, легко отвергать и трудовую субстанцию стоимости, апеллируя к хозяйственной практике, к бухгалтерской калькуляции цен. Но если факты сами себя объясняют и сами по себе есть истина, тогда зачем, спрашивается, теория?! Читай бухгалтерские книги и в их записях найдешь все элементы, из которых складывается цена...
Как уже отмечалось, подрыв так называемой «совершенной» конкуренции, начавшийся в конце XIX в., ее смена «несовершенной» конкуренцией, отражавшей процесс вступления капитализма свободной конкуренции в монополистическую стадию, не мог, конечно, не затронуть и механизм ценообразования. К видам капиталистической монополии, известным эпохе свободной конкуренции, добавилась сильнейшая монополия крупных объединений — корпораций. Разумеется, возник и вопрос о соотношении монопольной цены данного вида и цены производства, до конца не выясненный и сейчас, как и еще более новый вопрос, возникший в ситуации сильного антимонопольного государственного регулирования цен, особенно в послевоенное время, когда как бы возвращаются, хотя бы частично, условия свободной конкуренции, а значит, и формирование цены производства со средней прибылью на капитал.
Конечно, и естественные монополии, и государственное регулирование цен, и другие факторы «растягивают» связь между трудовой общественной стоимостью и конкретной рыночной ценой. Поэтому требуется логический переход через ряд «промежуточных звеньев», чтобы, выражаясь философским языком, объяснить действительность как «единство сущности и явления».
Некоторые не признают подобной модели усложненной связи между основанием и миром явлений, считая ее в лучшем случае игрой воображения, ничего не дающего для объяснения реальных процессов. Но это не так. И в области естествознания, например в физике, мы встречаем теории, которые опосредуют свою связь с эмпирией через множество промежуточных теорий, требуют конкретизации начальных формул с дополнением разных коэффициентов, введения новых производных систем уравнений, учитывающих факторы, от которых отвлекался анализ процессов в чистом виде, и усложняющих его теперь, вызывают необходимость разра-
ботки инженерных инструкций по практическому применению тех или иных положений науки и т.д. Экономическая наука не исключение. Взять, например, факт «отрыва» современных бумажных денег от золота и переход на долларовую или еврооснову. Природа денег как всеобщего эквивалента в мире товаров, являющегося наиболее адекватно воплощенным в золоте самостоятельным бытием общественной стоимости, постоянно напоминает о себе. Так, без золотого обеспечения и без свободного размена на золото самые надежные национальные деньги постоянно обесцениваются (по отношению к неизменной стоимости товаров) в зависимости от количества самих бумажных денег, выпущенных государством в обращение. При этом бумажные деньги, как гласит Марксова трудовая теория стоимости, могут в любом количестве и, следовательно, с любой степенью обесценения обслуживать процесс обмена в функции средства обращения товаров, но непременно нуждаются в золотом обеспечении в функции средства платежа, т.е. как кредит-но-бумажные деньги. Отсутствие такого обеспечения бумажных денег неизбежно порождает в системе свободного ценообразования тенденцию к их общему обесценению, поскольку в их эмиссии названные функции не различаются. Но связь их с общественной стоимостью не исчезает. Если цены на одни и те же товары прежнего качества растут вследствие возрастания издержек их производства («инфляция издержек», или «инфляция предложения»), то, строго говоря, согласно трудовой теории стоимости, никакого обесценения денег (т.е. инфляции) здесь нет: цена увеличилась потому, что возросла общественная стоимость данных товаров. Только в том случае, если нарушен баланс количества товаров при их неизменной стоимости благодаря увеличению денежного спроса, рост цен равнозначен инфляционному обесценению денег, поскольку каждая денежная единица будет представлять меньшую общественную стоимость. Непосредственным фактором «чистых» инфляционных процессов является, таким образом, количество бумажныхденег в обращении16. Но это, скорее, орудие или одна из причин (единственная, как полагают современные «монетаристы»), ибо не только фискальные интересы государства (это нельзя отвергать), но и потребности экономического роста, расширенного воспроизводства вызывают необходимость эмиссии денег для
16 В этом смысле, я думаю, правы монетаристы. Здесь их концепция, поскольку речь идет о бумажных деньгах, не расходится с Рикардо и Марксом. «Инфляция издержек», предложенная Кейнсом, дает расширительное понятие инфляции, соединяющее разные по характеру явления, хотя оба выражаются в феномене роста цен.
стимулирования, по Кейнсу, «эффективного спроса» со стороны населения, фирм и государства.
Теория воспроизводства политической экономии, основанная на трудовой концепции стоимости, способна дать этим процессам и явлениям свое более глубокое и более полное объяснение, иное, чем маржиналистская теория неоклассики и неоклассического синтеза...
Как представляется очевидным, и на это не раз обращалось внимание, эзотерическая и экзотерическая версии экономического анализа не могут соединиться друг с другом в единой теории, отстаивая свое видение одного и того же предмета (объекта). Однако в связи с появляющимися в печати «проектами» их синтеза «уже здесь и сейчас» приходится еще раз отметить, что имеется существенная разница в том, что маржиналистская теория не идет в глубь системы производственных отношений, оставаясь на их феноменологическом уровне, классическая же политическая экономия в ее марксистском продолжении выходит из ее внутренних слоев на поверхность явлений. И делает это, во-первых, просвечивая их прожектором сущностных оснований, и, во-вторых, выводя их из этих оснований как объективно необходимые формы проявления последних. Поэтому исходя из методологии обеих версий неоклассическая теория не может дать и не претендует на то, чтобы дать целостное представление о рыночно-капиталистиче-ской экономической системе в единстве ее «горизонтальной» и «вертикальной» структур, классическая же политическая экономия с ее парадигмальной трудовой теорией стоимости не имеет ограничений в познании таких структур не только капиталистической системы в ее прежнем и современном виде, но и всех других известных истории экономических систем.
