Принципы современной экономической теории Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

Принципы современной экономической теории В.И. Лоскутов

Финансовый факультет МГТУ, кафедра экономической теории и отраслевой экономики

Аннотация. На рубеже XX и XXI вв. прежде, казалось, идеологически взаимоисключающие марксистская политическая экономия и маржинализм встретились на одном поле российской экономической науки. Марксизму не удалось вытеснить из науки маржинализм, маржинализму не удалось сделать то же самое с марксизмом. Значит, им не остается ничего другого, как сосуществовать. О проблемах развития и преподавания современной экономической теории, основанной на синтезе знаний, добытых всеми экономическими школами к концу XX в., написана данная статья.

Abstract. On the boundary of the XX and XXI centuries the Marxist political economics and marginalism have met on the same field of the Russian economical science. The paper has analyzed the problems of development and teaching of the modern economical theory based on synthesis of the knowledge obtained by all economical schools to the end of the XX century.

1. Введение

Волею объективных обстоятельств к концу XX в. мировая экономика приобрела отчетливый характер смешанных рыночно-административных, или товарно-плановых отношений. Это неизбежно должно было привести и привело экономическую науку к созданию теорий, опирающихся на оба начала: планомерность и стихийность, прямое распределение и рынок, общественный и частный интерес, социализм и капитализм. Многие экономисты и, в особенности, политики продолжают по инерции говорить о торжестве рыночной экономики, о победе капитализма над социализмом, но это все не более, чем повторение устаревших терминов, возникших в эпоху антагонистического противостояния социализма и капитализма.

Известно, что первым из тех, кто попытался соединить трудовую теорию стоимости с теорией предельной полезности, был А. Маршалл. Понятно, что в условиях острой классовой борьбы между трудом и капиталом, выразившейся в сфере идеологии во вражде пролетарской марксистской политэкономии и предпринимательской маржиналистской экономической теории, взгляды А. Маршалла не были поддержаны и не могли быть поддержаны ни его противниками, ни его последователями. Сегодня сложились благоприятные политические условия для развития этой совершенно правильной идеи, истинность которой доказана всем ходом современной экономической истории.

2. О совместимости политэкономической и маржиналистской экономических теорий

Такая постановка вопроса людям, поверхностно знакомым с экономической теорией, может показаться абсурдной. Полуторасталетний спор между представителями марксистской и маржиналистской научных школ, казалось бы, не дает оснований для положительного ответа. Но по трезвому размышлению, отрешенному от презумпции несовместимости, нетрудно заметить, что они занимают совершенно разные теоретические ниши, исследуют разные стороны экономических явлений, имеют разные предметы и потому не только очень хорошо совмещаются, но и дополняют друг друга, оплодотворяя экономическую науку разнообразными знаниями.

Хорошо известно, что там, где сталкиваются противоречивые тенденции, происходит скачок в развитии природы и возникают разнообразные формы жизни. То же происходит и в сфере научных знаний. Так, на стыке таких различных наук, как физика и химия, химия и биология, геометрия и физика, возникли новые науки, обогатившие человечество качественно новыми знаниями.

Предметом экономике, по собственному определению приверженцев этой научной школы, является "поиск эффективного использования редких ресурсов в производстве товаров и услуг для удовлетворения материальных потребностей". "Что, как и для кого" должны производиться товары и услуги? - вот центральные вопросы, занимающие эту школу. Уже из этих целеполагающих определений виден ее ограниченный, узконаправленный характер.

Вопреки утверждению наших популяризаторов экономике, что ни в каком обществе, кроме рыночного, "экономики в собственном смысле слова не было" и что "строго говоря, экономика - это

синоним не слова "производство", а синоним категории "рыночное хозяйство" (Курс экономической теории, 1994), в действительности экономика имеет место везде, где человек трудится для удовлетворения своих потребностей. Что же касается основных вопросов любой науки, то еще со времен Аристотеля известно, что "для знания важнее всего исследование причины, почему есть" (Аристотель, 1978). Тем самым экономике добровольно определяет себя как прикладную науку, ориентирующуюся на решение практических вопросов рационального использования экономических ресурсов в условиях существующих экономических отношений.

В отличие от экономике, классическая политическая экономия исследует как раз причинно-следственные связи экономических отношений с целью понять закономерности их эволюции с тем, чтобы дать людям возможность грамотно изменять существующие экономические отношения, создавать новые отношения не методом проб и ошибок, а посредством положительных научных знаний. "Конечной целью моего сочинения, - отмечал Маркс в предисловии к первому изданию "Капитала", -является открытие экономического закона движения современного общества". Раскрытие экономических законов движения общества и является конечной целью политической экономии, а ее предметом, соответственно, связи и взаимодействия экономических отношений.

Таким образом, политическая экономия и экономике имеют разные предметы, изучают разные вопросы. Первая рассматривает фундаментальные проблемы эволюции экономической системы в зависимости от изменения окружающей природной, технической и социальной среды, вторая -практические вопросы рационального использования производственных ресурсов при заданной системе экономических отношений. Поэтому исключение из экономической науки знаний, выработанных классической политической экономией, означает принципиальный отказ от рассмотрения концепции развития общества и служит на руку реакционной политике сохранения в незыблемом виде существующих экономических отношений.

К чести российских ученых, далеко не все поспешили отречься от своей причастности к пребыванию в стане политической экономии, как и от былой партийной принадлежности. Некоторые из них даже не стали уходить в подполье, а приступили к поиску путей вывода российской экономической науки из кризиса. В этом отношении большую теоретическую ценность представляет совместный труд 25 экономистов Московского государственного университета, в котором приняли участие доктора экономических наук Зайцев Н.С., Иванов Ю.М., Кульков В.М., Радаев В.В., Хубиев К.А., Черковец В.Н., Чибриков Г.Г. ("Капитал" и Экономикс, 1998). Отрадным фактом можно назвать то, что год за годом выходят учебники и учебные пособия, в том числе одобренные министерством образования, которые представляют собой все более логичное соединение марксистской политической экономии и рыночных экономических теорий. Среди них можно назвать учебники Андреева Б.Ф., Баликоева В.З., Борисова Е.Ф., Валового Д.В., Видяпина В.И. и Журавлевой Г.П., Иохина В.Я., Мамедова О.Ю. и др.

К сожалению, учебные программы того же Московского университета и разработанные учебно-методическими объединениями стандарты по направлению 556100 "Экономика" и специальности 060100 "Экономическая теория" не предусматривают получения учащимися знаний, выработанных не только марксистской, но даже классической буржуазной политической экономией, сведя экономическую науку к изучению ограниченных, а в принципиальных вопросах - просто ложных истин микро- и макроэкономики.

Современный период истории - это период симбиоза социализма и капитализма, период осознания неизбежности длительного сосуществования труда и капитала, того, что социалистическая формация, подобно всем предшествующим формациям, не может появиться вдруг, а вынуждена долго вызревать внутри системы капиталистических отношений, прежде чем окончательно и повсеместно занять в обществе господствующие высоты. Вся современная экономическая история подтверждает факт сосуществования капиталистических и социалистических отношений не только между разными странами, но и внутри промышленно развитых стран. Творчески мыслящие ученые давно заметили, что "современный капитализм - это гетерогенное образование, заключающее в своей общей структуре две... системы: собственно капиталистическую и социализированную" (Кронрод, 1992), что "западный плюрализм есть прежде всего сосуществование в одном социальном пространстве явлений коммунизма и капитализма" (Зиновьев, 1991). Задача экономической теории - объяснить этот факт и сделать из него полезные практические выводы.

На нашей планете не осталось места, где существовали бы в чистом виде капиталистические и социалистические отношения. Общественные хозяйственные системы во все времена характеризовались несколькими типами отношений при господстве одного из них. Настало время и в теории прекратить отделываться одними абстракциями, которые в таком случае оказываются пустыми абстракциями. За научным анализом отношений должен следовать их синтез, который, впрочем, согласно системному методу исследования, должен также предшествовать анализу. Завершаться процесс научного

исследования должен созданием моделей общественных систем, максимально приближенных к реальности, в связи с чем подлинно научные модели могут быть только моделями смешанных общественных отношений.

3. Критика основных догм политической экономии советского периода

Политическую экономию советского периода есть за что критиковать. Из множества созданных в этот период догм самыми серьезными, нанесшими экономической науке наибольший урон, являются две.

Первая из них утверждает, что собственность есть основное производственное отношение, определяющее все другие общественные отношения.

Вторая провозглашает, что социалистические отношения, в отличие от отношений всех других формаций, не вызревают в недрах предшествующих формаций, а возникают сразу в результате социалистической революции.

Продолжительное и непререкаемое существование этих догм очень похоже на бытие догм религиозных. Те и другие существуют вопреки известным законам природы и соответствующим научным истинам. Действительно, догма о собственности противоречит представлению о том, что никакой элемент системы не может определять все другие ее элементы, догма о социализме - закону перехода количественных изменений в качественные.

Классики марксизма к существованию этих догм непричастны. Они берут свое начало в обоснованиях "теоретического Геркулеса" своей эпохи Н.И. Бухарина, который утверждал, что "при государственной власти пролетариата и пролетарской национализации производства" сразу исчезают практически все экономические отношения, существовавшие до этого в обществе. Прибавочная стоимость, товар, цена, эксплуатация, наемный труд, заработная плата, по мнению Бухарина, становятся "диаметрально противоположными" своему исходному, капиталистическому, содержанию, как только "система пролетарской диктатуры" "превращает коллективно-капиталистическую собственность и частнокапиталистическую форму ее в "собственность" коллективно-пролетарскую" (Бухарин, 1989).

Такое представление не соответствовало ни научной теории, ни практике нового общества, а имя Бухарина как "врага народа" было надолго вычеркнуто из истории. Но это не помешало тому, что его теоретические положения продолжали существовать в качестве официальной экономической доктрины коммунистической партии и руководимого ею государства вплоть до кризиса социалистической системы.

Больше того, представление, что достаточно декларировать от имени государства ту или иную форму собственности, чтобы она на самом деле стала таковой, и поныне определяет решения российских политиков, в том числе идеологов рыночной реформы. Удивляться этому не приходится, ведь все они являются выпускниками советских вузов, где политэкономию было принято изучать не по первоисточникам классиков, а по учебникам, в которых творческий марксизм был подменен догматическим. Западные школы, высшим достижением которых является теория Р. Коуза о "пучке прав" собственности, тоже не могли им дать верного представления о том, что экономические отношения собственности складываются под определяющим воздействием способов присвоения благ, а не по воле какой бы то ни было власти.

Между тем, общие закономерности происхождения форм собственности классиками марксизма были раскрыты достаточно определенно. Ими было показано, что "труд организуется и разделяется различно, в зависимости от того, какими орудиями он располагает" (Маркс, 19556), и поэтому "всякая новая производительная сила влечет за собой дальнейшее развитие разделения труда". В свою очередь различные формы разделения труда "являются также и формами организации труда, а значит и собственности" (Маркс, Энгельс, 1955). Двадцать лет спустя Маркс в письме Энгельсу назвал это открытие "нашей теорией об определении организации труда средствами производства" (Маркс, 1963), но оно выражает также и нечто большее, а именно закон формирования отношений собственности, сущность которого заключается в соответствии форм собственности на создаваемые блага способам их создания, основным элементом которых является организация процессов создания благ.

"Отношения собственности каждой эпохи являются необходимым результатом присущего этой эпохе способа производства и обмена". Некоего Карла Гейнцена, ныне забытого публициста XIX в., который не знал этого, Энгельс назвал "одним из невежественнейших людей этого столетия" (Энгельс, 1955). Невежественность лидеров экономических реформ является тем более вопиющей, что они взялись не только обсуждать, но и преобразовывать отношения собственности, не имея правильного представления о закономерностях их формирования.

Следует отметить, что, несмотря на догматизацию политической экономии и жесткий идеологический нажим со стороны власти, советские экономисты сумели внести заметный вклад в

марксистскую теорию собственности. Особенно продуктивными в этом отношении были 60-70-е годы. Вопреки господствующему официозному положению, что собственность является основным производственным отношением, определяющим все другие производственные отношения, была воспроизведена в новой форме классическая концепция о существовании производственных отношений, так или иначе определяющих отношения собственности. За отсутствием общепринятой терминологии эта группа отношений у разных авторов называлась различно: трудовые, производственно-технические, организационные, организационно-экономические отношения. Первыми это положение стали развивать ученые Ленинградского университета: Д.К. Трифонов, П.Г. Заостровцев, Н.Д. Колесов (1967). Позже оно было поддержано В.А. Грималюком, А.К. Покрытаном, Л.И. Абалкиным и другими.

В те же годы марксистская политическая экономия обогатилась обоснованием экономической роли семейного хозяйства при социализме (Сазонова, 1963) и непосредственной связи личной собственности вообще и собственности на рабочую силу, в частности, с семейным способом ее воспроизводства (Владимирский, 1974). Было обращено внимание на тот факт, что в СССР рабочая сила в основном является продуктом семейного хозяйства, но частично (до 1/3) также результатом соучастия общества в ее воспроизводстве посредством организации бесплатного здравоохранения, образования, предоставления различных социальных услуг. На основании этого факта был сделан теоретически и практически важный вывод о двойственной форме собственности на рабочую силу при социализме: личной и общественной одновременно (Кукушкин, 1965). Наконец, из факта существования личной собственности на рабочую силу последовал логичный вывод о товарности рабочей силы при социализме (Корниенко, 1966). Такое открытие было чрезмерным для официозной политической экономии и продолжать публично обсуждение этой темы было запрещено. Тем не менее до окончания советского периода в развитии экономической науки был сделан еще один значимый вывод - о личной собственности на рабочую силу как наиболее длительно и стабильно действующем факторе существования товарных отношений в социалистическом обществе.

Еще в 20-е годы один из руководителей компартии, близкий к Н.И. Бухарину, позже обвиненный в троцкизме, Е.А. Преображенский, высказал мысль, что "лишь с одного единственного конца здесь (в переходной экономике - В.Л.) можно говорить о значительном влиянии закона ценности -со стороны рабочей силы и ее оплаты" (Преображенский, 1926). Но в те же времена был выдвинут иной тезис: "В пролетарской советской госпромышленности средствами производства владеет коллективный рабочий, и, так же, как индивидуальный ремесленник, он не может сам себя ни эксплуатировать, ни продавать самому себе свою коллективную рабочую силу" (Лапидус, Островитянов, 1930). Этот неприкрыто софистический тезис и стал непререкаемой догмой на все время существования советской политической экономии, не оставляя никаких шансов на развитие точки зрения Преображенского.

В 1974 г. эта идея была вновь воспроизведена советским экономистом В.П. Корниенко, но только в 1990 г. она была опубликована в открытой печати. Наряду с двумя формами собственности на средства производства (государственной и коллективной) как общепризнанной причиной товарных отношений при социализме, существует еще один источник, писал Корниенко, - "две формы собственности на факторы производства (государственная и личная). По мере завершения строительства социализма следует ожидать слияния форм собственности на средства производства и превращения государственной собственности в общественную. Поэтому единственной причиной возможности существования товарного производства в условиях социализма "остается" сохранение двух форм собственности на факторы производства - общественной и личной... Единственным товарообразующим фактором в условиях социализма является, в конечном счете, личная собственность" (Корниенко, 1990).

Непонимание этой истины руководителями и идеологами первого социалистического общества послужило одной из причин ошибочного политического курса на сворачивание товарных отношений в СССР без адекватного преобразования их наиболее глубокой экономической основы. Этот курс обусловил неизбежное противоречие между экономическими и юридическими отношениями собственности, которое не могло не повлечь за собой, в конце концов, гибели режима, осуществляющего ошибочную экономическую политику, что и случилось в действительности.

В целом, однако, в политической экономии советского периода до конца оставался господствующим взгляд на собственность, основанный на том:

- что собственность является основным экономическим отношением, определяющим все другие экономические отношения;

- что владение и пользование являются лишь атрибутами собственности, ее правовыми характеристиками, а не самостоятельными экономическими отношениями;

- что семейное (домашнее и личное подсобное) хозяйство не является самостоятельным способом присвоения создаваемых в нем благ и поэтому не является фактором формирования отношений собственности на рабочую силу;

- что отношения по поводу присвоения рабочей силы являются производными от общественной собственности на средства производства и поэтому рабочая сила не является товаром.

Падение культа марксизма не привело к исчезновению этих догм. Более того, к ним добавилась еще одна, основанная на представлении Р. Коуза о собственности как "пучке прав". Если ей не оказать активного сопротивления, собственность как экономическая категория может скоро исчезнуть из учебной и научной литературы, а вслед за тем и из системы человеческих знаний, как это произошло с экономическими категориями владения и пользования.

4. Марксистская политическая экономия и современность

Классический марксизм - цельная научная теория. Если в нем есть противоречия, то это противоречия самой жизни, которые, как известно, являются движущими силами развития природы и общества. Поэтому, находя отдельные частные противоречия в марксизме, следует не отвергать марксистское учение и не искать ему замену, а развивать его.

В настоящее время марксистское объяснение экономических явлений остается самым верным, несмотря на все попытки критиков марксизма найти в нем принципиальные несоответствия общественной практике. Наиболее ярким примером в этом отношении является критика марксистской теории всеобщего закона капиталистического накопления, сущность которого состоит в том, что рост богатства класса капиталистов сопровождается относительным ухудшением положения рабочего класса и тенденцией к его абсолютному ухудшению.

По поводу этого закона вообще и его конкретной формулировки, данной К. Марксом, в частности, было высказано немало критики с многочисленными ссылками на то, как улучшается в развитых капиталистических странах экономическое положение наемных работников, насколько низок там уровень безработицы и как укрепляются в них демократические свободы. Однако подобную критику следует признать либо некорректной, либо сознательно апологетической, направленной на приписывание капиталистической системе тех качеств, которой в ней нет.

Отрицать всеобщий закон капиталистического накопления фактами улучшающейся жизни населения некоторых капиталистических стран, все равно что отрицать закон земного тяготения, ссылаясь на то, что самолеты и воздушные шары летают, не падая. Дело в том, что капитализм как абстрактная экономическая система и как общество, в котором эта система занимает то или иное место,

- совершенно разные вещи.

Маркс, как, впрочем, и все другие теоретики, исследовал капиталистическую систему, по возможности максимально абстрагируясь от некапиталистических отношений изучаемого общества. И он не ставил своей задачей тут же излагать факторы, противодействующие открытому им всеобщему закону капиталистического накопления, о чем заявил прямо: "Подобно всем другим законам, в своем осуществлении он модифицируется многочисленными обстоятельствами, анализ которых сюда не относится" (Маркс, 1955а).

Действительно, жизнь большей части населения в развитых промышленных странах, которые в настоящее время принято называть капиталистическими, сравнительно хорошо налажена и как минимум с конца прошлого века в материальном отношении понемногу улучшается. Но происходит это улучшение не благодаря капиталистической, рыночно организованной системе, а вопреки ей.

Объективному стремлению капитала максимизировать прибыль, в том числе и за счет экономии на оплате труда наемных работников, что служит основным фактором ухудшения их материального и социального положения, противодействует прежде всего организованная борьба наемных работников как экономическая, так и политическая, в форме как реформ, так и революций, за свое благосостояние. В XIX в. в Западной Европе совершилось несколько революционных выступлений рабочего класса, между которыми шла непрекращающаяся парламентская и профсоюзная борьба за лучшие условия труда и быта рабочих. Резко повысились права и свободы рабочего класса в Западной Европе и во всем капиталистическом мире под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции в России. Социалистическая революция на практике неопровержимо доказала, что современное производство, в точном соответствии с выводами марксистской политической экономии, вполне может обойтись без капиталистов, которые поэтому должны справедливо делиться прибылью со своими наемными работниками, если они не хотят потерять все.

Апологеты рыночной экономики поспешили воспользоваться фактом кризиса социалистической системы, чтобы убедить обывателей в незыблемости капитализма и неоспоримой эффективности

рыночной системы общественного воспроизводства. Но это ложная посылка. Происходящий кризис социализма означает не вступление мира в эпоху всеобщего капитализма, а лишь рождение новых форм социализма, адекватных качественно изменившемуся уровню производительных сил: более децентрализованных, менее деспотичных.

Кризис социализма, напротив, принес новые яркие подтверждения справедливости всеобщего закона капиталистического накопления. Действительно, не прошло и двух-трех лет господства нерегулируемых рыночных отношений в России и других странах СНГ, вступивших на путь рыночной экономики, как расцвел пышный букет всех язв капитализма: безработица, понижение оплаты труда за границы уровня прожиточного минимума, продолжительные задержки в выплате заработной платы, финансовые аферы, обнищание населения, рост болезней, смертности, фактическое лишение большинства народа социальных прав, несмотря на провозглашенные демократические свободы, - все то, с чем Западная Европа рассталась в прошлом столетии.

Всеобщий закон капиталистического накопления Маркса является важным идеологическим оружием современного преемника пролетариата - класса наемных работников. Он вооружает наемных работников научным знанием того, что ни отдельно взятый предприниматель, ни весь класс предпринимателей - современный преемник класса капиталистов - не смогут и не захотят принимать реальные меры к улучшению положения эксплуатируемых ими работников. Путь к этому один -последовательная грамотно организованная борьба наемных работников за справедливое распределение прибавочной стоимости между трудом и капиталом.

При всем бесспорном величии марксизма, он все-таки отражает определенный уровень человеческих знаний, достигнутый к середине XIX в. За истекший с того времени срок отошло в прошлое многое. Исчез со сцены истории пролетариат. Его заменил класс наемных работников, которому уже есть что терять кроме своих цепей. Класс капиталистов еще сохранился, но уже уступил господствующую роль в обществе более активному классу предпринимателей и предприимчивых управляющих. Новые факты дают возможность уточнить известные закономерности и обнаружить ранее недоступные сознанию. Качественно изменился уровень знаний во всех областях науки и практики настолько, что изменилось даже качество мышления. На смену гегелевской диалектике пришла общая теория систем, на смену механистическому пришло системное мышление. Это позволяет вооружить экономическую науку новыми методами исследования.

5. От диалектического метода к системному

Говорить о системном подходе к исследуемым явлениям стало модно. Но в экономической теории применять на деле системный метод умеют далеко не многие.

Подобно тому как в XIX в. диалектический метод базировался на достижениях гегелевской диалектики и фейербаховском материализме, современный системный метод базируется на общей теории систем, созданной совместным трудом многих ученых XX в.

Особая методологическая ценность общей теории систем заключается в том, что ко всем наукам, предметом исследования которых являются системы, ее положения и выводы могут быть применены в качестве аксиом, не нуждающихся в дополнительных частных доказательствах и объяснениях. Очень важным для экономической науки является знание того, что всем системам присущи организация и управление, которые характеризуются такими свойствами, как цель, структура и функции.

Не менее важным является факт, что всякая система имеет определенную среду, или окружение, во взаимодействии с которой она должна рассматриваться. Функциональные связи являются существенными характеристиками системы, поскольку основная цель системы заключается в приспособлении к своему окружению.

В целом общая теория систем выработала ряд принципов, на которые можно опираться в экономических исследованиях как на аксиомы:

1. Система является целостным организмом. Поэтому для того, чтобы она могла быть правильно понята, она должна рассматриваться как нечто целостное, т.е. в противопоставлении и, следовательно, в единстве со своим окружением — средой.

2. Свойства и функции элементов системы определяются их местом в рамках целого, причем эти свойства и функции являются в известных пределах взаимоопределимыми со свойствами целого.

3. Элементами, конкретизирующими целостность системы, являются связи. В системах особое место занимают системообразующие связи, к числу которых относятся связи управления.

4. Обязательными характеристиками системы являются структура, функции и организация.

5. Структура системы может характеризоваться как по "горизонтали", так и по "вертикали". Вертикальная структура приводит к понятию уровней системы и иерархии этих уровней.

6. Специфическим способом регулирования многоуровневой иерархии является управление - разнообразные по формам и "жесткости" способы связей уровней, обеспечивающие нормальное функционирование и развитие системы. Поскольку иерархичность строения является специфическим признаком систем, постольку связи управления можно рассматривать как одно из характерных выражений системообразующих связей. На разных уровнях управления происходит более или менее регулярное чередование жестко детерминированного и вероятностно-статистического способов управления.

7. Наличие управления означает наличие цели и целесообразного характера поведения систем.

8. Источник преобразования системы или ее функций лежит обычно в самой системе.

9. Поведение всякой системы характеризуется определенным соотношением ее функционирования и развития (Юдин, 1978).

6. Результаты применения системного метода к экономическим исследованиям

Системный подход к экономической теории позволяет легко обнаружить ошибки, допускаемые при описании субординации и координации экономических отношений, их причинно-следственных, продуцентно-продуктовых (Акофф, Эмери, 1974) и иных связей.

Одной из кардинальных ошибок политической экономии советского периода являлось положение о производном характере отношений управления от форм собственности. Никакие аргументы, вскрывающие ошибочность этого положения, не воспринимались теми, кто уверовал в догму о первичности форм собственности ко всем другим отношениям. Знание о том, что в системах особое место занимают системообразующие связи, к числу которых относятся связи управления (третий принцип общей теории систем), значительно облегчает процесс установления истины.

Другая существенная ошибка советских политэкономов, имевшая методологический характер, состояла в том, что они ограничивались анализом только общественных производственных отношений. Догматически воспринимая в целом правильное определение, что предметом политической экономии являются общественные производственные отношения, они всячески уклонялись от анализа производительных сил и необщественных производственных отношений как "не своего" предмета. Тем самым они нарушали первый принцип общей теории систем, требующий рассматривать системы в единстве со своим окружением.

Некоторые экономисты сумели преодолеть эту общую ошибку и подвергли анализу связь производственных отношений с производительными силами, обнаружив сложную цепочку зависимостей. Среди таких экономистов можно назвать имена Л.И. Абалкина, В.А. Грималюка, П.Г. Заостровцева, В.П. Корниенко и ряда других. Но этот ряд был невелик, и потому знания о связи системы производственных отношений с их окружением в виде производительных сил, технологии, организации и управления практически поднялись ненамного выше того, что дали классики марксизма.

7. Процесс индивидуального труда и необщественные производственные отношения

Одним из методологических недостатков современных экономических теорий является то, что они берутся анализировать сразу развитые формы экономических отношений. Рыночные теории вообще начинают анализ с середины экономического процесса, с товарного обмена, с рынка. Марксистская политическая экономия начинает его с начала - с производства, но с производства не продукта, а его специфической исторической формы - товара. Сами классики марксизма уделили значительное внимание анализу процесса труда, абстрагированного от общественных отношений, и дотоварного производства, т.е. производства продукта. Но это направление анализа у их последователей не получило заметного продолжения.

Между тем, чтобы правильно понять сущность всеобщих экономических отношений, лежащих в основе современных особенных и единичных общественных отношений, необходимо их рассмотреть первоначально в наиболее простом виде отношений процесса индивидуального производства. В этом процессе, т.е. в одиночном хозяйстве, нет общественных отношений, но там имеют место отношения индивида к условиям, результатам и затратам труда. Теоретический анализ индивидуального производства позволяет установить, что

- отношениями индивида к условиям труда являются технология, организация и управление;

- отношения индивида к результатам труда характеризуются потребительной стоимостью, или потребительной ценностью, и принадлежностью;

- отношение индивида к затратам труда выражается в индивидуальной ценности, или стоимости созданных благ.

Как видно, все важнейшие экономические отношения в эмбриональной форме существуют уже в индивидуальном хозяйстве, в процессе индивидуального труда. В процессе общественного труда, т.е.

там, где совместную деятельность осуществляют два и более человек, эти отношения только усложняются и преобразуются. В частности, отношение принадлежности становится основой отношения сотрудников по поводу того, кому из них и в какой мере должны принадлежать результаты труда, созданные блага, т.е. отношений собственности, владения и пользования. Отношение ценности (стоимости) результата труда, которое в индивидуальном хозяйстве характеризуется необходимыми затратами труда самого индивида, в совместном хозяйстве, например, в общине, определяется затратами труда, типичными для членов этой общины, т.е. общественно необходимыми затратами труда.

Разумеется, продукт индивидуального натурального хозяйства обладает свойствами не общественной, а индивидуальной потребительной стоимости и стоимости, но важное научное значение имеет тот факт, что в основе стоимости (ценности) продукта всегда и везде лежит не что иное, как затраты труда.

Наличие двух терминов, обозначающих одно и то же понятие, объясняется тем, что родоначальниками теории стоимости использовался английский термин value, который характеризует ценность в широком, не только экономическом смысле этого слова. Впоследствии в английском языке он приобрел второе, специфически экономическое значение стоимости и цены, а в российской экономической литературе слово "ценность" как специальный термин до недавнего времени практически не употреблялся.

В экономической литературе традиционно категорию стоимости связывают с категорией товара. Это произошло потому, что объектом исследования классиками политической экономии был выбран именно товар, а не более общая форма результата труда - продукт, анализ производства которого в XIX в. был не актуален. Но если бы они подвергли анализу процесс производства продукта, а не его преходящей исторической формы - товара, то обнаружили бы, что стоимость есть свойство любого продукта, в том числе продукта индивидуального труда, ибо стоимость (ценность) есть прежде всего отношение человека к затратам своего труда.

Категории потребительной стоимости (потребительной ценности) и стоимости (ценности) теряют таинственный смысл, если знать, что то и другое есть всего-навсего оценка, сравнение человеком создаваемых благ по их значимости. Основанием первой оценки является их полезность, основанием второй - количество затраченного труда.

В процессе общественного производства имеет место то же самое, только в этом случае оценку осуществляет уже не индивид, а общество. Этот факт остался за пределами внимания и К. Маркса, создавшего замечательную для своего времени теорию двойственного характера содержащегося в товаре труда. Однако по способу аргументации его теория оказалась сложной, трудной для понимания сути явления двойственного характера труда и дала оппонентам трудовой теории стоимости лишний козырь для критики. Трудность доказательства трудовой природы стоимости товара обусловлена тем, что товар сам представляет собой сложное общественное отношение: он есть одновременно продукт труда и предмет обмена. Но если понять сущность стоимости продукта индивидуального труда, то трудовая природа стоимости товара становится очевидной.

8. Маржиналистский аргумент в пользу трудовой теории стоимости

Известно, что рыночные теории со времен Сэя и Мальтуса отрицают зависимость стоимости блага от количества затраченного на него труда, но именно в этих теориях важное место занимает отношение, которое служит лучшим аргументом в пользу трудовой теории стоимости. Это отношение называется альтернативной стоимостью, или альтернативными издержками.

Уже то, что стоимость в данном контексте является синонимом издержек, сближает маржинализм с марксистской трактовкой стоимости, поскольку и марксизм трактует стоимость как полные издержки труда: овеществленного, живого и прибавочного (c + v + m).

Но основное родство маржиналистской и трудовой теорий стоимости заключается в существе альтернативной стоимости, которая характеризуется тем количеством продукта А, производством которого надо пожертвовать, чтобы произвести определенное количество продукта Б. Однако примеры из области товарно-денежных отношений только маскируют трудовую природу альтернативной стоимости, подтверждая вульгарный, упрощенный характер маржиналистского подхода к наблюдаемым явлениям. Альтернативная стоимость — всеобщее отношение, которое имеет место не только в самых примитивных общественных, но и в единоличных натуральных хозяйствах. Решение задачи выбора из двух альтернативных возможностей приложения своего труда - это повседневная работа ума каждого трудящегося человека. Дореволюционный бедный российский крестьянин, например, постоянно решал задачу, как распорядиться бюджетом короткого времени полевых работ и своей рабочей силой: какую часть этих ресурсов потратить, скажем, на производство необходимой для выживания неаппетитной, но высокоурожайной репы, и какую - на выращивание гораздо более полезной для питания, но

малоурожайной пшеницы. Жертвуя производством, предположим, десяти пудов репы для производства одного пуда пшеницы, он получает равенство

1 пуд пшеницы = 10 пудам репы.

Очевидно, что в этом примере в основе равенства пшеницы и репы, обладающих различной потребительной стоимостью, лежит равенство количества труда крестьянина, которое выглядит так:

время (количество труда), затраченное на производство 1 пуда пшеницы = времени (количеству труда), затраченному на производство 10 пудов репы.

Таким образом, категория альтернативной стоимости есть вклад маржиналистов в подтверждение истинности трудовой теории стоимости.

9. Основной порок маржиналистской школы - нарушение общенаучных методологических принципов

Первый существенный методологический недостаток состоит в том, что маржиналисты не знают или не хотят знать истории, метод единства исторического и логического не входит в обойму их методов исследования. Концепции тех ученых, которые историю знают и применяют в теоретических исследованиях, как, например, В. Ойкен или И. Шумпетер, современными популяризаторами экономике по существу не принимаются во внимание.

Но теоретику-экономисту не знать или игнорировать факты истории, все равно что теоретику-физику не иметь экспериментальных данных - ничего не остается как свои теоретические концепции высасывать из пальца. Так, например, П. Самуэльсон и В. Нордхаус в своем учебнике "Экономикс" всерьез утверждают, что "во все времена перед человеческим обществом стоят одни и те же универсальные экономические проблемы. Эти фундаментальные вопросы сегодня являются такими же решающими, какими они были во времена Древнего Рима и Древней Греции. И они точно так же будут стоять перед будущим лучшим новым миром". Это вопросы: "какие товары производить", "как эти товары производить" и "для кого они должны быть произведены" (Samuelson and Nordhaus, 1989).

В такой, мягко говоря, вольной трактовке истории, суть антиисторического метода экономике. Общеизвестно, что подавляющее большинство древних римлян и греков вовсе не задавались вопросами, какие товары и для кого производить, потому что они производили не товары, а продукты, обменивая только излишки своих натуральных хозяйств на заморские блага. Когда же своих товаров для обмена не хватало, они вовсе не ломали голову над проблемой увеличения товарности своего производства, а снаряжали армию и попросту грабили население прилегающих стран. В терминах экономической науки это значит, что как в Древнем Риме, так и в Древней Греции, хотя и был товарный обмен, но не было товарного производства, или оно было в таком же зачаточном, "штучном" состоянии, в каком в современной Европе или США существует рабовладение. Принципиальная ошибка Самуэльсона и Нордхауса, если не сознательное извращение истории, заключается в том, что древние римляне и греки жили при иных экономических отношениях, нежели современное общество, и поэтому иначе, иными способами соединения рабочей силы и средств производства решали действительно вечную проблему удовлетворения потребностей.

Если рассматривать ценность экономике с точки зрения соответствия ее модели общественных отношений реальному обществу, то из 40000 лет известной человеческой истории такое соответствие придется едва ли на 400, да и то в основном лишь для Западной Европы, а для остального мира и двух сотен лет не наберется. Поэтому заявлять, что будущее общество будет пользоваться теми же законами рынка, денежного обращения, процента, найма рабочей силы и т.д., как это свойственно рыночным теориям, значит плодить историческое невежество. Напротив, опираясь на законы диалектики, в частности, на закон отрицания отрицания, можно уверенно утверждать, что еще через 400 лет отношения производства и обмена будут так же отличаться от современных, как современные отношения отличаются от существовавших в Древнем Риме и Древней Греции.

Второй существенный методологический недостаток заключается в том, что маржиналисты начинают исследование рынка сразу с его наиболее развитой формы - товарно-денежного обмена. Этим нарушается общенаучный методологический принцип: начинать исследование своего предмета с наиболее простых форм. Чтобы правильно понимать физическую организацию человека, антропологу надо знать строение организма обезьяны. Чтобы правильно понимать закономерности товарно-денежного обмена, экономисту следует знать закономерности товарного обмена.

В результате нарушения этого методологического принципа рыночная модель спроса и предложения, где действуют продавец и покупатель, отражает частный случай товарно-денежной формы рынка, но выдается за общую модель рынка, что объективно искажает реальную систему рыночных отношений, где действуют субъекты, являющиеся продавцами и покупателями одновременно.

Такая модель - результат метода анализа экономических явлений, который Маркс в свое время справедливо называл вульгарным.

В отличие от вульгарной экономической теории, классическая политическая экономия исходит из того факта, что на рынке никто ничего не может купить, не продав при этом какой-либо другой товар, в том числе деньги. На этот факт указывал еще Д. Рикардо в письме Т. Мальтусу, замечая, что "хотя на языке торгового люда продавцы денег во всех случаях называются покупателями, все же, несмотря на это, не менее верно и то, что они являются продавцами одного товара и покупателями другого" (Рикардо, 1961).

10. Первое следствие порочности маржинализма: ограниченность теории предельной полезности

Для критики теории предельной полезности есть много оснований. Но ее главным, принципиальным недостатком является ограниченный, односторонний подход к сложному предмету. Никто не может отрицать того, что любой товар есть не просто полезность, но полезность, которая стоит труда. Это значит, что товар обладает двумя неразрывными, неотделимыми на практике свойствами: потребительной стоимостью и стоимостью. Это значит также, что каждый участник товарообмена является одновременно продавцом и покупателем и, следовательно, руководствуется одновременно двумя мотивами - субъективной оценкой полезности приобретаемого товара и столь же субъективной оценкой количества труда, затрачиваемого на создание собственного товара, т.е. его стоимости. Строить теорию обмена целиком на одном из этих свойств товара и мотивов поведения участников обмена, значит создавать экономическую модель, заведомо искажающую реальные мотивы участников товарообмена.

Кроме того, следует отметить несоответствие термина "предельный" смыслу того явления, которое он обозначает, с точки зрения норм русского языка, да и английского тоже. "Предельный" значит крайний, доходящий до предела. "Предел" означает границу, а также последнюю, крайнюю грань, степень чего-либо. Нормально мыслящий человек воспринимает выражения "предельные издержки" или "предельный доход" точно так же как, например, "предельную скорость" или "предельные силы", т.е. как крайние степени этих характеристик. Экономическое же содержание категории "предельный" означает нечто другое, а именно "добавочный, дополнительный" или "прирост, приращение". Предельный продукт значит продукт, добавленный в результате приращения производственного фактора. Предельный доход значит добавленный доход. Предельные издержки - издержки, добавленные к ранее существующим. Так же раскрывается и предельная полезность, давшая название ныне модной теории, -это прирост полезности от приобретения дополнительной единицы блага.

Такая трактовка предельной полезности и других предельных экономических категорий объясняется желанием родоначальников теории предельной полезности математизировать экономическую теорию и применить к ней математическую теорию пределов. Однако механическое привязывание математического термина к реальным экономическим явлениям только запутывает понимание сути дела. Категории, называемые в экономической теории предельными, являются таковыми лишь постольку, поскольку они применяются для решения микроэкономических проблем максимизации дохода или оптимизации использования ресурсов. Но поскольку полезности, как доказано В. Парето, не имеют реальных числовых значений, которые позволяли бы математически выражать функции полезности, они не могут называться предельными. Поэтому во избежание ненужных затруднений в понимании сущности экономических явлений теорию предельной полезности правильнее следовало бы называть теорией дополнительной полезности.

Маржинализм не представляет собой цельной теории. Это теоретическое направление имеет единственное общее основание - стремление что-либо противопоставить трудовой теории стоимости. Поэтому труды всех классиков маржинализма характеризуются не преемственностью, а существенным разнообразием коренных категорий. Так, К. Менгер при построении своей теории вообще не использовал термина "полезность". Как и другие представители австрийской школы маржинализма, он не придавал также того первостепенного внимания категории "предельный", какое им уделяют классики математической школы У. Джевонс и Л. Вальрас.

Введение в экономическую теорию предельных величин внешне выглядит достаточно внушительно. Однако за этот внешний эффект математической обоснованности своих умозаключений маржиналистам приходится платить дорогой ценой чрезмерного абстрагирования от реальной действительности, поскольку применение дифференциального исчисления требует от исследователей принятия некоторых ограничений. Во-первых, оцениваемое благо должно быть бесконечно делимым, или, что то же самое, функция полезности должна быть непрерывной, а не дискретной. Во-вторых, эта функция должна быть дифференцируемой, т.е. иметь касательную в каждой точке, и выпуклой, для того чтобы решение было единственным.

Эти условия необходимо соблюдать для удобства вычисления, но они создают маржиналистам большие трудности при объяснении сущности рассматриваемых явлений, заставляя их путаться в своих постулатах. Так, свойство бесконечной делимости настолько нехарактерно для большинства благ, что Джевонсу и Маршаллу пришлось делать оговорку, что функция полезности относится скорее не к одному субъекту, а ко всей их совокупности, например, к жителям Ливерпуля или Манчестера. Но ведь для совокупности потребителей теряют смысл субъективные оценки и предпочтения. Кроме того, математическая версия теории предельной полезности предполагает, что хозяйственный субъект безошибочно находит оптимальный вариант, что противоречит действительности, характеризующейся неопределенностью и ошибками при выборе альтернативных решений.

Не только термин "предельный, предельная", но и слово "полезность", в маржиналистской интерпретации имеет смысл, значительно отличающийся от общепринятого. В различных источниках он употребляется в качестве синонима таких понятий, как благосостояние, экономическое благосостояние, удовлетворение и даже счастье в субъективном смысле. Но нередко категории "полезность" придается еще более узкое значение полезности, удовлетворяющей базовые потребности человека. Ущербность такой интерпретации экономической категории очевидна, если помнить, что потребности человека многообразны и не все из них являются насыщаемыми.

Вопреки представлению об уменьшающейся полезности благ по мере увеличения их количества в действительности преобладают иные, более сложные закономерности. Бутылка дешевого вина для трезвенника и очки для зрячего не имеют полезности только в качестве средств удовлетворения физиологических потребностей. Но они могут иметь и нередко имеют еще более значительную полезность в качестве товара или инструмента общественной власти. Поэтому увеличение запасов пищи, оружия, иных благ не снижает их полезности как средства обеспечения социальной и экономической власти, например, для племенного вождя древности, средневекового феодала или современного главы государства, а равно и для граждан государства, как всех вместе, так и каждого в отдельности. Напротив, накопление этих благ увеличивает субъективную полезность предельного блага тем, что расширяет сферу влияния владельца блага, повышает его общественный престиж, укрепляет в нем чувство собственной значимости, которое само по себе не имеет предела и является ненасыщаемым.

Ограниченность теории предельной полезности с ее законом убывающей предельной полезности - не тайна для поклонников рыночных теорий, хотя в популярных учебниках об этом не принято упоминать. Еще пятьдесят лет назад (в 1948 г.) будущий лауреат Нобелевской премии М. Фридмен и Л. Сэвэдж опубликовали совместную статью "Анализ выбора в условиях риска", которую они сами назвали "надгробным памятником на могиле теории убывающей предельной полезности, которая так долго господствовала в экономической науке". В этой статье они, опираясь на работы Д. Бернулли, Дж. фон Неймана и О. Моргенштерна, утверждали, что "закон убывающей полезности был изначально ошибочным" и обосновали "теорию увеличения ожидаемой полезности" (Фридмен, Сэведж, 1993) как более соответствующую многим видам экономической деятельности, которые, подобно азартным играм, характеризуются наличием вероятности выигрыша или проигрыша.

Теория убывающей предельной полезности описывает модель поведения людей, целью которых является удовлетворение существующих потребностей в условиях, принимаемых неизменными. Но общесоциологическому закону возвышения потребностей больше соответствует модель, описываемая теорией увеличения ожидаемой полезности.

Таким образом, теория убывающей предельной полезности отражает лишь одну сторону экономической реальности, имеющую место главным образом в микроэкономической сфере. Для описания макроэкономических отношений, непосредственно связанных с социально-политической средой, и сложной проблемы выбора в условиях риска она мало пригодна. В той же мере, в какой ее пытаются использовать в качестве идеологической фундаментальной концепции для обоснования примата отношений рыночного обмена над отношениями производства и инструмента отрицания трудовой теории стоимости, она является искусственной и реакционной.

11. Второе следствие порочности маржинализма: несостоятельность маржиналистской теории ценности

Еще менее соответствует действительности маржиналистская интерпретация ценности благ. Безусловным фактом является то, что любой продукт труда (не только товар) обладает для человека двоякой ценностью: 1) потребительной, которая заключается в способности продукта удовлетворять его определенные потребности, и 2) трудовой, которая характеризуется количеством времени и сил человека, затрачиваемых им на создание или иного рода присвоение продукта.

Маржиналисты ценность блага выводят непосредственно из его редкости, или ограниченности, но это абсолютно неверно. Между редкостью и ценностью блага иная, не прямая, а опосредованная связь: редкость блага, поскольку оно предполагается полезным, т.е. имеющим потребительную ценность (стоимость), является предпосылкой труда, который человек готов затратить, чтобы получить это благо. Чем более редким является благо, тем большего труда человеку стоит его присвоение и поэтому тем более высокую стоимость (ценность) это благо имеет. Вообще, надо отметить, что саму категорию редкости блага количественно невозможно измерить иначе, чем затратами труда, необходимыми для присвоения этого блага. У человека изначально, от природы, нет более ограниченного (редкого) ресурса, чем отпущенные ему время и силы, по отношению к которым все остальные ресурсы, как природные, так и техногенные можно считать практически безграничными. Как остроумно и справедливо заметил Р. Барр (1994), "даже если бы человек располагал избыточными ресурсами, если бы он жил на кисельном берегу молочной реки, то и тогда бы он был ограничен в их использовании временем, этим самым дефицитным из всех богатств".

Маржиналисты совершают большую методологическую ошибку, беря за основу своих теоретических построений только потребительную ценность продуктов труда. Мало того, они приписывают такую же односторонность классикам трудовой теории ценности, облыжно утверждая, что те выводят цену товаров из затрат труда, не считаясь с их полезностью.

Ничего подобного. Классики трудовой теории стоимости вовсе не отрицают значимости потребительной ценности товаров, но они отводят ей ту роль, которую она играет на самом деле в процессе принятия людьми экономических решений. Конкретная потребительная ценность блага есть не что иное как выражение потребности человека, т.е. обязательное условие, предпосылка, импульс его конкретной трудовой деятельности, а тем самым и условие самого существования абстрактной ценности этого блага, т.е. количества труда, требуемого для его присвоения. Продукт труда, не имеющий потребительной ценности, вовсе не является благом и поэтому представляет собой лишь напрасно затраченный овеществленный труд. Но проблема заключается в том, что потребительную ценность двух разных продуктов в процессе их распределения и обмена можно только ранжировать по степени потребности в них субъекта потребления, но невозможно измерить, а следовательно, сравнить количественно. Существует единственный критерий их соизмеримости - объективно необходимые затраты труда. В индивидуальном и планово управляемом, например, натуральном общественном хозяйстве между потребительной стоимостью продукта и его трудовой стоимостью нет противоречий. Здесь наличные трудовые ресурсы распределяются по принципу приоритетных затрат на более нужные полезности, меньшей полезности уделяется время по "остаточному принципу", а при равенстве полезностей и отсутствии достаточных трудовых ресурсов производится та из них, которая требует меньше труда.

В товарном обществе в сущности происходит то же самое, только полезность товаров определяют их потребители, а не производители. Поэтому товар, не имеющий полезности, т.е. бесполезный товар, не является товаром и выбывает из их состава. Если же товар находит потребителя, то его меновая стоимость не может быть меньше затрат труда производителя, т.е. его трудовой ценности.

К. Менгер, пытаясь опровергнуть факт, "что количество труда или прочих предметов производства, необходимое для воспроизводства благ, является моментом, определяющим меру ценности благ", ссылался на "опыт", который будто бы "показывает, что ценность производственных средств, необходимых для воспроизводства многих благ (например, платьев, вышедших из моды, устаревших машин и т.д.), в некоторых случаях бывает выше, нежели ценность самого продукта. Ни затраченное на производство блага, ни необходимое для его воспроизводства количество труда или других благ не является моментом, определяющим меру ценности благ" (Менгер, 1992).

Если иметь в виду случаи продажи уже созданных устаревших и вышедших из моды товаров, то это умозаключение верно, но слишком банально, чтобы представлять интерес для экономической науки. Рассуждать же о воспроизводстве благ, не имеющих достаточного спроса, чтобы производитель мог возместить свои затраты, тем более нет смысла, так как производителей, которые, находясь в здравом уме, стали бы воспроизводить платья, вышедшие из моды и устаревшие машины, в природе просто не существует.

Вообще трудовая теория стоимости не противоречит теории рыночной цены, так как не утверждает, что товары на рынке обмениваются по их стоимости. Объективная истина состоит в том, что товары обмениваются на основе меновых стоимостей или рыночных цен, которые колеблются вокруг их стоимостей под влиянием соотношения спроса и предложения.

12. Механизм приведения меновых стоимостей товаров к их стоимостям

Гораздо лучше и проще, чем теория предельных полезностей, механизм приведения меновых стоимостей к равновесию объясняет трудовая теория стоимости, поскольку она не ограничивается анализом субъективных предпочтений человека и исходит из факта, что покупатель в обмен на предпочитаемый товар должен иметь другой товар, который стоит ему собственного труда. Из этого факта следует, что величина меновой стоимости товара, который человек желает приобрести посредством обмена, определяется не только его потребительскими предпочтениями, но, кроме того, и главным образом -количеством своего товара, который он имеет в наличии и который способен воспроизвести.

Человек может предпочитать бифштекс морковной котлете, но возьмет котлету, если ему нечего предложить в обмен на бифштекс. С позиций трудовой теории стоимости этот факт легко и понятно объясняется тем, что человек за единицу времени своего труда "производит" в данных социальных условиях такую стоимость в денежной форме, какую другой человек производит в форме морковных котлет. Для покупки бифштекса такому человеку надо научиться "делать деньги" за то же самое время в несколько большем количестве.

Маржиналисты такого рода факты не могут правильно объяснить, потому что они абстрагируются от наиболее существенного обстоятельства - товарной природы денег. Поэтому им и приходится вопреки очевидным фактам продолжать упорствовать в объяснении "предпочтения" морковных котлет бифштексу их "предельной полезностью". Такого рода теоретические построения выглядят достаточно респектабельно только благодаря тому, что в качестве модели рассматривают товарно-денежный, а не чисто товарный рынок и при этом отвлекаются от важнейшего вопроса: сколько труда стоит получение денег их владельцу?

Сущность механизма товарного обмена состоит в том, что люди в качестве покупателей товаров руководствуются своими предпочтениями, точнее говоря, способностью товаров удовлетворить их потребности, а в качестве продавцов своих товаров - количеством труда, затрачиваемого на их производство. Поэтому при равной меновой стоимости двух своих товаров они предъявят к обмену тот из них, который стоит им меньших затрат труда.

Для лучшего понимания действия механизма приведения меновых стоимостей в равновесие с их стоимостями рассмотрим, как на самом деле совершался товарный обмен в его наиболее простых исторических формах.

"Капитан Коцебу следующим образом описывает способ ведения торговли между чукчами и чибуками Северной Америки: "Чужеземец является, кладет на берег известные товары и потом удаляется; тогда является чибук, рассматривает вещи, кладет столько кож рядом, сколько считает нужным дать, и уходит в свою очередь. После этого чужеземец опять приближается и рассматривает предложенное ему; если он удовлетворен этим, он берет шкуры и оставляет вместо них товары; если же нет, то он оставляет все вещи на месте, удаляется вторично и ожидает придачи от покупателя. Так идет вся торговля глухо и молчаливо, и здесь чукчи покупают шкуры для торговли с русскими". Аналогичный "странный род торговых сношений" наблюдался европейскими путешественниками XVIII в. в Африке, на берегах Нигера, и в других частях света (Зибер, 1937).

Этот весьма типичный пример обмена товарами в нетоварном обществе, между прочим, указывает на то, что первой исторической формой рынка, существовавшей в течение многих тысяч лет, был двойной монопольный рынок. Возникает вопрос, чем в условиях подобного рынка руководствовались люди, требуя "доплаты" к тому или иному из предлагаемых товаров, не имея понятия о количестве труда, затраченного на производство товара их контрагентами, и не будучи в состоянии противопоставить производству их товаров какую бы то ни было конкуренцию? Этот факт невозможно объяснить только субъективными предпочтениями участников обмена. Его правильное объяснение заключается в том, что люди ценят свой труд и знают, сколько труда приходится затрачивать обычно на производство каждого из своих товаров. Если чибук кладет против каждого из товаров, предлагаемых чукчами, определенное количество кож, руководствуясь своими субъективными предпочтениями, то чукча требует за них другое соотношение количества кож, исходя из факта разного количества труда, которое ему приходится тратить на производство этих товаров. Очевидно, что если за свой товар А, требующий вдвое большего труда, чем производство товара В, он не получит от чибуков вдвое больше кож, он в другой раз просто не представит товар А к обмену.

Такой же эффект имеет место на современных предприятиях, когда вознаграждение работников за производимые изделия не увязывается с затратами их труда. В этих случаях работники под разными предлогами сокращают объем производства дешевых, но трудоемких изделий и стремятся увеличить производство изделий более высоко оплачиваемых и менее трудоемких. Этим объясняется, в частности, то, что в СССР в последние десятилетия постоянно не хватало запасных частей к машинам, строительство жилых зданий не доводилось до отделочных работ, а в магазинах в летнюю жару не было

безалкогольных напитков, зато было много алкогольной продукции. Тем же объясняется тот факт, что в условиях нерегулируемой рыночной экономики предприниматели предпочитают увеличению объема выпускаемых товаров за счет удешевления их производства политику производства новых товаров, создающих хотя бы временный эффект монополии, и потому более дорогих, в связи с чем происходит систематическое вымывание дешевых товаров более дорогими аналогами и заменителями.

В результате в полном соответствии с трудовой теорией стоимости точкой равновесия двух меновых стоимостей оказывается их стоимость, а механизм приведения их в равновесие основан на стремлении каждого партнера выручить за свой товар тем больше благ, чем большего труда его товар стоит. Совершенно очевидно, что точно так же, как доисторический чукча, любой современный торговец, который в первом случайном обмене обнаружит, что можно выменять большее количество потребного ему товара на продукт, стоящий ему меньшего труда, во второй раз не предъявит к обмену более трудоемкий продукт. Формально описать такое поведение можно следующим образом.

Предположим, одна группа товаровладельцев предъявляет к обмену товары А и Б (например, шкуры и клыки моржа), а вторая товары В и Г (скажем, гончарные изделия и соль). При этом создание товара А стоит вдвое больше труда, чем Б, а товара В вдвое больше, чем Г. Тогда первый товаровладелец будет стремиться получить за товар А вдвое больше, чем за товар Б, а второй - за товар В вдвое больше, чем за товар Г. Если предпочтения совпадают с трудозатратами, обмен сложится в пропорциях А = В, Б = Г. Если же потребительские предпочтения обоих партнеров или одного из них отдаются менее трудоемкой продукции, то оба уйдут с рынка либо с непроданными остатками более трудоемкой продукции, либо с сознанием, что эти остатки пришлось отдать с ущербом для себя. В обоих случаях во второй раз они вынесут на рынок больше товаров Б и Г и меньше товаров А и В.

В результате нескольких таких обменов меновые стоимости товаров уравновесятся в точке, пропорциональной их стоимостям, т.е. одинаковым долям затрат труда. Если предположить, что оба товаровладельца трудятся в одинаковом режиме времени и с равной интенсивностью, то точкой равновесия будет одинаковое количество затраченного труда. Если же один из них трудится дольше и интенсивнее, а производимые ими товары реализуются все-таки полностью, то обмен становится неэквивалентным, что является нормой для монопольного рынка, но принцип формирования меновых стоимостей товаров пропорционально их стоимостям сохраняется.

Таким образом, для правильного объяснения механизма приведения меновых стоимостей в равновесие одного фактора полезности товара недостаточно, поскольку каждый из участников рынка руководствуется, помимо своих предпочтений в приобретаемых товарах, затратами на воспроизводство собственных товаров. Оба фактора играют определяющую роль на любых, в том числе товарно-денежных рынках. Чем, например, можно объяснить тот факт, что практически один и тот же товар, скажем, галстук или бутылка вина стоит в престижном магазине для богатых во много раз больше, чем в магазинах для остальной массы покупателей? Только затратами времени и усилий индивидов на "производство дохода", или, можно сказать, производительностью их индивидуального труда при "делании денег". Рубль для рабочего, зарабатывающего за день 30 рублей, в тысячу раз дороже, чем рубль для финансового спекулянта или грабителя, "делающих" за день 30000. Имеющиеся в большом количестве деньги точно так же теряют ценность для их обладателя, как излишний хлеб для крестьянина в урожайный год. Поэтому тот и другой готовы отдать излишки дохода за такие ценности, как удовлетворение тщеславия и общественный престиж. По этой же причине цены в сущности одинаковых товаров, предназначенных для богатых и бедных людей, различны.

13. Необходимость дальнейшего развития концепции прибавочного продукта, прибавочной стоимости и прибыли

Классическая концепция прибавочной стоимости. Существует мнение, что теорию прибавочной стоимости создал К. Маркс. Это далеко не так. Как отметил Ф. Энгельс, "капиталистическое человечество производило прибавочную стоимость уже в продолжение нескольких столетий и мало-помалу пришло к тому, что стало размышлять о ее возникновении. Первое понимание ее было пониманием, вытекавшим из непосредственной купеческой практики: прибавочная стоимость возникает из надбавки к стоимости продукта. Этот взгляд был господствующим у меркантилистов, но уже Джемс Стюарт увидел, что при этом то, что выигрывает один, необходимо должен терять другой". Окончательно взгляд на прибавочную стоимость как "надбавку к стоимости продукта" из классической науки был вытеснен А. Смитом. Марксу оставалось только сослаться на то, что "А. Смит прямо, без обиняков, называет земельную ренту и прибыль на капитал простыми вычетами из продукта рабочего... Следовательно, этот вычет состоит из прибавочного труда, из неоплаченной части труда рабочего".

Таким образом, научное понимание прибавочной стоимости как вычета из стоимости, создаваемой рабочими, т.е. как неоплаченного труда рабочих, сложилось до Маркса. Историческая заслуга Маркса состоит в том, что он продвинул экономическую науку от понимания общей природы прибавочной стоимости "до понимания законов распределения прибавочной стоимости внутри класса капиталистов" (Маркс, 1969). Он объяснил, что прибавочную стоимость присваивают не отдельные капиталисты в индивидуальном порядке, а весь класс капиталистов, противостоящий классу наемных рабочих как совокупный работодатель и совокупный эксплуататор. Тем самым, он вооружил рабочий класс сознанием, что освободиться от капиталистической эксплуатации они могут только организованной классовой борьбой.

Маржиналистская концепция прибыли. Маржиналисты избегают термина "прибавочная стоимость", но достаточно того, что у них есть понятие прибыли и представление о ней как о части стоимости (цены) товара.

Утверждая, что прибыль является результатом обмена, теоретики рынка опровергают себя тем, что определяющим фактором увеличения стоимости и прибыли признают издержки производства и реализации продукции. Объяснение прибыли рыночным спросом оказывается особенно нелепым при ответе на вопрос, откуда берется суммарная прибыль всего национального хозяйства. Очевидно, что она - результат совокупного спроса. Но совокупный спрос, даже если это спрос денежный, сам есть результат производства, возможности которого определяются такими факторами, как ресурсы, знания и организация общества. Впрочем, маржиналисты боятся подобного ответа и поэтому такого вопроса себе не задают.

Современная концепция прибавочного продукта, прибавочной стоимости и прибыли. "Прибавочная стоимость - форма прибавочного продукта, присущая капиталистическому способу производства; та часть стоимости, которая создается наемными рабочими сверх стоимости их рабочей силы" (Экономическая энциклопедия, 1979), - вот типичный образец догматического применения классической политической экономии. Вывод, который классики марксизма сделали на основе анализа капиталистического производства, советские "марксисты" безо всяких на то оснований посчитали относящимся только к капиталистическому производству. Творческое прочтение классиков состоит в том, что труд в любом обществе, где складываются стоимостные отношения, вместе со стоимостью создает и прибавочную стоимость. Соответственно, наемный труд в любом обществе, в котором собственник рабочей силы отделен от средств производства, создает прибавочную стоимость, которую присваивает собственник средств производства. Если бы советские марксисты не сочинили лживую теорию, что собственники рабочей силы будто бы соединились со средствами производства в результате политической революции, они понимали бы, что и в СССР создается прибавочная стоимость, которая присваивается государством как собственником средств производства.

Современные либеральные догматики, чтобы не связываться с неприятным разговором о присвоении собственниками средств производства прибавочной стоимости, создаваемой наемными работниками, решили вообще избавиться от учения о прибавочной стоимости. Вместо него они взялись распространять в народе столь же вздорную, как у марксистских догматиков, выдумку, что в результате политической акции приватизации и акционирования предприятий их работники становятся "хозяевами", то бишь "настоящими" собственниками разгосударствленных средств производства.

Правильное определение прибавочной стоимости состоит в том, что она представляет собой стоимость прибавочного продукта. Прибыль же есть не что иное как одна из форм существования прибавочной стоимости. Исходя из этих базовых понятий, версия объяснения прибыли как результата рыночного спроса отпадает сама собой. Видимо поэтому маржиналисты и отрицают теорию прибавочной стоимости, так как правдоподобно рассказывать о том, что прибыль создается в результате рыночного обмена, еще можно, но доказать, что в результате этого процесса создается прибавочный продукт, никак нельзя.

Строго говоря, сама постановка вопроса о том, где, кем и как создается прибыль, неправильна. Источником прибыли как части прибавочного продукта в стоимостном выражении является то же, что служит источником создания всего прибавочного продукта: производительность общественного труда, уровень которой, как известно, определяется не только количеством применяемых материальных и людских ресурсов, но и всей совокупностью трудовых, или организационных, отношений. Конкретные доли прибыли, достающиеся конкретным участникам совместного производства, наряду с другими формами прибавочной стоимости - рентой и процентом - образуются по законам распределения и обмена.

Знание обусловленности прибавочной стоимости и прибыли производительностью общественного труда является ключевым для понимания их сущности. Но для полного объяснения условий их существования необходимо отметить, что действительным продуктом, благом, является продукт, не только физически созданный, но и признанный полезным. В индивидуальном хозяйстве

проблема признания созданного продукта вообще не стоит. В планово организованном обществе такое признание также осуществляется еще до начала производства продукта, поэтому весь произведенный продукт планового общества является полезным (при условии, конечно, что он отвечает потребительским стандартам).

Иначе обстоит дело в рыночном обществе, т.е. там, где полезность продукта определяется наличием рыночного спроса. Ясно, что не нашедший спроса товар, хотя бы и был по своим потребительским качествам полезным и даже необходимым (например, лекарство), в рыночном обществе теряет свойство полезности, а вместе с тем и стоимости. Поэтому здесь прибавочная стоимость является результатом деятельности не только в сфере производства, но и в сфере обращения. Так что может оказаться, что прибавочный продукт есть, а его стоимости и прибавочной стоимости нет и, следовательно, нет прибыли.

Практический опыт также показывает, что прибыль является продуктом совместной деятельности участников общественного производства, т.е. людей, связанных процессом производства, распределения и обмена. Но прибыль отдельных участников совместной деятельности образуется в результате распределения совокупного дохода, функции которого в рыночном обществе частично выполняет товарный обмен. Показательными примерами того, что прибыль участников экономической деятельности возникает в процессе распределения дохода от продукта совместного труда, могут служить отношения распределения прибыли в акционерных компаниях, трестах, иных формах ассоциированной собственности. Определение же долей дохода, направляемых в фонд накопления и потребления, а также в личное пользование собственников ассоциированного капитала, происходит по законам главным образом, если не только, распределения, а не обмена, тем более не товарного обмена.

Но сфера отношений распределения и закономерности их развития в настоящее время крайне слабо изучены экономической теорией. В политической экономии некоторые наброски по этому вопросу можно найти только у Маркса. Рыночные же теоретики вообще не понимают особой природы распределения как сферы сознательно вырабатываемых обществом и существующих в форме писанных или не писанных общественных норм распределения совокупного дохода между основными слоями и классами общества и поэтому не делают различия между распределением и обменом. Образцом непонимания их различия является труд Дж. Кларка "Распределение богатства", в котором фактически речь идет не о распределении, а все о том же товарном обмене. Перспективным является анализ внерыночной борьбы экономических интересов социальных групп как фактора развития отношений распределения, осуществленный французскими экономистами Ж. Маршалом и Ж. Лекайоном. В отечественной научной литературе наиболее полно законы распределения в настоящее время раскрыты мною (Лоскутов, 1998).

14. Так называемое "экономическое мышление" - ущербное мышление

Пол Хейне в книге "Экономический образ мышления" сравнил механизм работы свободного рынка с ездой по скоростному шоссе, на котором автомобилисты принимают автономные решения, ничего не зная о целях и намерениях друг друга и тем не менее действуя удивительно согласованно. Эта аллегория призвана показать, что люди эффективнее всего действуют, когда руководствуются соображениями личной выгоды и им не мешает внешнее регулирование. Автора восхищает факт "сотрудничества посредством взаимного приспособления", которое позволяет автомобилистам перемещаться с одной стороны шоссе на другую "быстро и непрерывно, и гораздо эффективнее, чем если бы кто-то при въезде на автостраду выдавал билеты, предписывающие автомобилям занимать определенный ряд".

Картина, нарисованная П. Хейне, как нельзя лучше раскрывает суть экономического образа мышления маржиналистов. Он заключается в принципиальном абстрагировании от любых нерыночных общественных отношений и тем самым приписывании всего эффекта, достигаемого общественными системами, только рыночным отношениям. Вопреки правильной характеристике рыночного выбора как частного случая выбора вообще, повседневно осуществляемого людьми во всех сферах своей деятельности, теоретики рынка изображают его как единственную и всепроникающую форму выбора. В частности, П. Хейне прямо утверждает, что "все общественные взаимодействия можно трактовать как рыночные процессы", демонстрируя тем самым пренебрежение не только к фактам нерыночной экономики, но и к законам логики, согласно которым из того, что существует рыночный способ выбора, на чем "прежде всего экономическая теория фокусирует внимание" (Хейне, 1993), вовсе не следует, что всякий выбор люди осуществляют таким же способом, как и рыночный.

Вычленение части из целого и распространение на целое выводов из анализа его части -существеннейший методологический недостаток, свойственный рыночным теориям, которые все экономические явления пытаются объяснить соотношением рыночного спроса и предложения, абстрагируясь от других общественных условий, других потребностей и интересов, определяющих

поведение людей в процессе экономической деятельности. Сравнение рынка со свободно взаимодействующими автомобилистами на шоссе хорошо отражает этот недостаток. Акцентируя внимание на факторе свободного выбора, основанного на соображениях личной выгоды автомобилистов, П. Хейне отвлекается от того, что езда по шоссе не была бы такой эффективной и вообще вряд ли была бы возможной, если бы не существовали определенные правила обгона, требования к умению и трезвости водителей, другие правила дорожного движения, доведенные до водителей путем их специального обучения и подкрепляемые системой санкций за их нарушение. Он абстрагируется также от того, что за этими правилами и требованиями стоит продолжительный опыт многочисленных дорожных происшествий, и поэтому не догадывается, что если бы не было этого опыта, осознания и привычки выполнять основанные на нем правила, то его водителям пришлось бы набить немало металлолома и провести немало общих собраний, прежде чем они смогли бы добиться согласованных действий.

Столь чрезмерное абстрагирование делает рыночное мышление, неправомерно именуемое "экономическим мышлением", не только не способным к адекватному восприятию экономической действительности, но и общественно опасным, в том числе с точки зрения даже той общественной системы, интересам которой оно как будто бы служит.

Так утверждает, в частности, известный финансовый деятель и пропагандист идеи открытого общества Джордж Сорос. По его мнению, экономическая теория саморегулирующегося рынка, которую он называет "рыночным фундаментализмом", хотя и непреднамеренно, но представляет угрозу открытому обществу, поскольку она "неверно трактует механизм работы рынков и придает им чрезмерно важное значение". Дж. Сорос также считает, что "одним из крупнейших недостатков системы мирового капитализма является тот факт, что она позволила рыночному механизму и мотиву получения прибыли проникнуть во все сферы деятельности, даже туда, где им нет по существу места". Сам рыночный фундаментализм он характеризует как "наивный и нелогичный". Даже если отложить в сторону более существенные моральные и этические вопросы и сконцентрироваться только на экономических проблемах, идеология рыночного фундаментализма и здесь оказывается "глубоко и безнадежно ошибочной".

Лишенный шор, надеваемых на себя (или только на общество?) рыночными фундаменталистами, Дж. Сорос ясно видит, что "рыночные силы, если им предоставить полную власть, даже в чисто экономических и финансовых вопросах, вызывают хаос и в конечном итоге могут привести к падению мировой системы капитализма". Он объясняет это тем, что "сама капиталистическая система не демонстрирует тенденции к равновесию. Владельцы капитала стремятся увеличить свои прибыли. Предоставленные самим себе, они будут продолжать аккумулировать капитал до тех пор, пока ситуация не потеряет равновесие. Маркс и Энгельс 150 лет назад дали очень хороший анализ капиталистической системы, который, я должен сказать, в чем-то даже лучше, чем теория равновесия классической экономической науки" (Сорос, 1999).

Трудно не согласиться с выводом Дж. Сороса о том, что в настоящее время "масштаб влияния экономической теории вышел за рамки, которые должны определяться постулатами аксиоматической системы. Теория перестала быть просто теорией. Рыночные фундаменталисты трансформировали аксиоматическую, нейтральную по отношению к человеческим ценностям теорию в идеологию, которая оказывала и продолжает оказывать мощное и опасное влияние на поведение людей в политике и бизнесе" (Сорос, 1999).

15. Заключение

Совокупность знаний, выработанных мировой экономической мыслью, можно разделить на две

части.

Одна из них обеспечивает понимание объективных закономерностей развития экономических отношений, что необходимо всем гражданам демократического общества для того, чтобы правильно ориентироваться в текущей экономической обстановке и сознательно принимать участие в обусловленной ею политической жизни общества. Каждый гражданин должен знать законы связи производительных сил и социально-экономических отношений, форм организации производства и форм собственности, разбираться в структуре отношений производства, распределения и обмена, понимать, что экономики без распределения ресурсов и продуктов производства не бывает и что формы обмена являются лишь следствием форм производства благ. В связи с этим решение Минобразования об исключении обязательного минимума часов на изучение экономической теории из стандартов неэкономических специальностей высшей школы является, мягко говоря, непродуманным актом, способствующим росту экономической безграмотности населения.

Вторая часть экономических знаний учит тому, как в конкретных условиях ограниченных ресурсов и возможностей принимать наиболее выгодные экономические решения для деловых людей и руководимых ими предприятий. Очевидно, что эти знания экономической теории нужны не всем гражданам общества, а главным образом тем, кто собирается посвятить себя предпринимательской или руководящей хозяйственной деятельности.

Таким образом, ныне действующие требования государственных образовательных стандартов к минимуму знаний по экономической теории для всех специальностей высшего и среднего специального образования должны быть непременно дополнены следующими вопросами.

Всеобщие экономические категории; объект экономической теории; различие предметов политической экономии, микро- и макроэкономики; система экономических отношений и ее окружение; отношения по поводу процесса труда и результатов труда; примат организационно-экономических отношений в экономической системе; трудовая и маржиналистская теории стоимости; сущность стоимости и меновой стоимости; прибавочная стоимость; собственность как экономическое и правовое отношения; нетоварные формы распределения ресурсов и продуктов труда.

Литература

Samuelson Paul A. and Nordhaus William D. Economics. Singapore, p.5, 1989.

Акофф P., Эмери Ф. О целеустремленных системах. М., Советское радио, с.23, 30, 31, 1974.

Аристотель. Соч. В 4-х т. М., Мысль, т.2, с.283, 1978.

Барр Р. Политическая экономия. М., Международные отношения, т.1, с.11, 1994.

Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М., Политиздат, с.138, 106, 151, 159, 1989.

Владимирский Е.А. Личная собственность в системе производственных отношений социалистического

общества. Л., изд-во Ленинградского ун-та, 115 е., 1974. Зибер Н.И. Очерки первобытной экономической культуры. М., Гос. социально-экономическое изд-во, с.343-344, 1937.

Зиновьев А. Куда мы идем. Экономические науки, № 7, с.106, 1991.

"Капитал" и Экономикс. Вопросы методологии, теории, преподавания. М., Экономический факультет, ТЕИС, 257 е., 1998.

Колесов Н.Д. Общественная собственность на средства производства - основное производственное

отношение социализма. Л., изд-во Ленинградского ун-та, с.32-38, 1967. Корниенко В. Основные черты общенародной социалистической собственности. Экономика Советской Украины, № 6, с.17, 1966.

Корниенко В. Товарные отношения и форма рабочей силы при социализме. Экономические науки, № 3, с.16, 1990.

Кронрод Я.А. Очерки социально-экономического развития XX века. М., Наука, с.46, 1992. Кукушкин М.С. Народный доход. Л., Лениздат, с.11, 1965.

Курс экономической теории. Под ред. М.Н. Чепурина, Е.А. Киселевой. Киров, ""АСА", с.45, 1994. Лапидус И.А., Островитянов К.В. Метод политической экономии. М., Гос.соц.-эконом. изд-во, с.96, 1930.

Лоскутов В.И. Конспект лекций по экономической теории (Всеобщие категории): Учеб. пособие для

всех спец. Мурманск, изд-во МГТУ, 116 е., 1998. Маркс К. Капитал. В кн.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е издание, М., Политиздат, т.1, с.650, 1955а. Маркс К. Капитал. М., Изд-во полит. литературы, т.2, с.13, 14, 15, 1969.

Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. В кн.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е издание, М.,

Политиздат, т.3, с.20, 61, 1955. Маркс К. Письмо Ф. Энгельсу 7 июля 1866 г. Там же, т.31, с.197, 1963. Маркс К. Нищета философии. Там же, т.4, с.152, 273-274, 19556.

Менгер К. Основания политической экономии. В кн.: Австрийская школа в политической экономии:

К. Менгер, Е. Бём-Баверк, Ф. Визер. М., "Экономика", с.126, 1992. Преображенский Е.А. Новая экономика. М., Гос. соц.-эконом. изд-во, с.282, 1926. Рикардо Д. Сочинения. М., Соцэкгиз, т.5, с.18, 1961.

Сазонова O.K. Переход к коммунизму и проблема обобществления домашнего хозяйства. М., изд-во

ВПШ иАОН при ЦК КПСС, с.8-9, 1963. Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. М., "Дом ИНФРА-М", c.XIX, XX, XXIII, XXIV, 48, 1999.

Фридмен М., Сэвэдж Л. Анализ выбора в условиях риска. Российский экономический журнал, № 9, с.110, 111, 109, 1993.

Хейне П. Экономический образ мышления. М., "Дело" при участии изд-ва "Catallaxy", с.20, 25, 27, 29, 1993.

Экономическая энциклопедия. Политическая экономия. М., Советская энциклопедия, т.3, с.321, 1979.

Энгельс Ф. Коммунисты и Карл Гейнцен. В кн.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е издание, М., Политиздат, т.4, с.273-274, 1955.

Юдин Э.Г. Системный подход и принцип деятельности. Методологические проблемы современной науки. М., Наука, с.134-136, 1978.