CC BY
92Основные тенденции трансформации природы и характера современных военно-политических конфликтов
Я.А. ЧИЖЕВСКИМ
АННОТАЦИЯ
ABSTRACT
На основе анализа статистической информации ведущих международных баз данных определены глобальные, региональные и страновые тенденции трансформации природы и характера военно-политических конфликтов в XXI веке. Показана эволюция подходов к ведению современных боевых действий и предложена методика расчета индекса их эффективности.
The paper relies on analysis of statistical information from leading international databases to define global, regional and area tendencies in the transformation of the nature and character of military-political conflicts in the 21st century. It shows how approaches to modern combat evolved and suggests a methodology for calculating the index of its effectiveness.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
KEYWORDS
Гибридная война, асимметричный конфликт, большие данные, войны с прилагательными, индекс эффективности ведения боевых действий.
Hybrid warfare, asymmetric conflict, big data, war attributes, indicator of combat effectiveness.
В ПОСЛЕДНИЕ годы на фоне многочисленных военно-политических конфликтов в различных регионах мира в научно-исследовательском сообществе активно обсуждается вопрос о трансформации природы и характера войн в XXI веке.
Несмотря на значительное количество отечественных работ и наличие обширного фактологического материала по данной проблеме, а также сильной научной математической школы, российские исследователи в своих научных трудах достаточно редко обращаются к «большим данным» (статистическим показателям)1, позволяющим фиксировать динамику и характер изменения военно-политических конфликтов.
По мнению Е.А. Степановой, руководителя группы по исследованию проблем мира и конфликтов отдела международно-политических проблем Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук (РАН), в методологическом плане для выявления глобальных тенденций в динамике и характере конфликтов и других форм организованного вооруженного насилия нет альтернативы работе с «большими данными». По ее мнению, только анализ статистической информации ведущих международных баз данных в этой области позволяет говорить о глобальных тенденциях, опираясь не на субъективные ощущения или спекулятивные оценки, а на научно-методологическую основу2.
Однако анализ исключительно статистических данных несет в себе риск того, что, фокусируясь на количественных изменениях, исследователь может упустить из виду качественные характеристики динамики военно-политических конфликтов. На наш взгляд, усилить методологическую основу исследования, построенного на анализе количественных показателей, представляется возможным за счет рассмотрения выявленных тенденций сквозь призму военно-политических концепций, описывающих характер трансформации природы конфликтов конца XX — начала XXI века.
Апологеты тезиса о трансформации природы войны ввели в военно-политический дискурс значительное количество таких концептуальных понятий, как «новые войны», «бесконтактные войны», «неограниченные войны», «нелинейные войны», «асимметричные войны», «гибридные войны», «ки-бервойны», «сетецентрические войны» и др. Употребление в исследованиях «войн с прилагательными»* призвано подчеркнуть уникальность характера военно-политических конфликтов современности и их отличие от военных конфликтов прошлого.
* Термин «войны с прилагательными» предложен автором по аналогии с понятием «демократия с прилагательными», введенным Д. Колье и Ст. Левитским в августе 1996 года.
Анализ концепций «войн с прилагательными» позволяет выстроить сетку понятий, раскрывающую значимые характеристики современных военно-политических конфликтов. В XXI веке с войны снимаются все ограничения: она не лимитирована по времени, пространству и количеству участников, ведется во всех сферах жизни общества, на всех уровнях (стратегическом, оперативном, тактическом) и всеми возможными средствами. Гибридный характер современных военно-политических конфликтов выражается в комбинировании различных способов действий, тактик и достигаемом за счет этого синергетическом эффекте. Так, А.И. Неклесса, руководитель группы «Север—Юг» Центра цивилизационных и региональных исследований Института Африки РАН, отмечает: «Постсовременное междуречье интегрирует и сочетает, «гибридизирует» также то, что ранее было функционально
и категориально разделено: экономика, политика, культура, война и мир, прочие групповые взаимодействия сливаются в пестрый континуум»3.
Природа гибридных войн XXI века обнаруживает себя в условиях многочисленных асимметричных конфликтов. Противники в хаотизи-рующемся мозаичном мире обладают различными военно-политическими потенциалами, преследуют разные цели и достигают их путем применения несовпадающих наборов сил и средств. Наиболее передовой взгляд на принципы ведения боевых действий оперативного и тактического масштаба в условиях асимметрии отражен в концепции сетецентризма, где именно уровень гибкости и качества горизонтальных связей сети определяет степень превосходства
Для анализа диверсионно-террори-стических действий как неотъемлемого компонента современных военно-политических конфликтов используется база данных глобальных террористических угроз национального консорциума по изучению терроризма и ответов на террористические угрозы Университета Мэриленда (США)7. Фильтрация, агрегация и визуализация данных осуществлялась средствами языка программирования python.
К ключевым характеристикам военно-политических конфликтов, просто поддающимся квантифи-
над противником4. Вертикально-интегрированные иерархические структуры уступают сетевым в скорости принятия решений, гибкости подходов и, как следствие, более уязвимы.
Предложенная концептуализация позволяет проанализировать глобальные и региональные тренды динамики и трансформации современных военно-политических конфликтов с опорой на статистический материал. Ивент-анализ в рамках исследования осуществлялся путем изучения данных о протекании современных военно-политических конфликтов, собранных специалистами департамента исследований войны и мира Университета Уппсалы* (Швеция)5, а также центра изучения гражданских войн Международного института изучения проблем мира (Осло, Норвегия)6.
кации, можно отнести следующие показатели:
• количество боев (столкновений) вооруженных сил (ВС) противоборствующих сторон;
• количество односторонних действий противников, направленных против оппонента или мирного населения;
• количество потерь и жертв в результате действий сторон.
Анализ трендов данных показателей позволяет сделать выводы относительно интенсивности боевых действий, активности, эффектив-
* Последняя версия базы данных Университета Уппсалы, опубликованная в 2019 году, не включает события на территории Сирии. Согласно их методологии, все конфликты разделены на четыре группы: экстрасистемные (между правительством и негосударственными группами за пределами территории государства, в которых правительство стремится взять территорию под контроль); межстрановые (противниками являются государства); внутренние (между правительством с одной стороны и повстанческими группировками с другой, без участия третьих стран), интернационализированные внутренние (внутренние конфликты, в которых хотя бы одну из сторон поддерживают прочие государства). В данном исследовании рассматриваются внутренние и интернационализированные внутренние конфликты.
ности и результативности противоборствующих сторон.
Исследование глобальных тенденций развития военно-полити-
ческой обстановки целесообразно начать с рассмотрения динамики общего количества конфликтов в мире (рис. 1).
Рис. 1. Количество внутренних и внутренних интернационализированных конфликтов в мире в 1989—2018 годах
Как видно на графике, число крупных войн с количеством жертв более 1000 в год, участником которых являлось хотя бы одно государство, с 1990 по 2003 год снизилось на 72 %. Однако этот тренд резко изменился в следующем десятилетии. В 2015 году таких конфликтов было 11. Они протекали в Афганистане, Ираке, Нигерии, Пакистане, Сомали, Судане, Сирии, Украине, Йемене. Конфликтов с числом жертв от 25 и до 999 в 2015 году стало 40. Существенный рост по сравнению с предыдущим годом обусловлен расширением границ «Исламского государства» (ИГ — террористическая организация, запрещенная в России) и связанных с ним группировок, которые в 2014 году вели боевые действия на территории трех стран, а в 2015 — уже на территории 12 государств8.
После 2015 года наблюдается разнонаправленный тренд: число мелких конфликтов продолжает расти, а крупных снижается вплоть до 2019 года.
С учетом войны в Сирийской Арабской Республике (САР) график количества крупномасштабных конфликтов также имеет положительно направленный тренд и после 2015 года. Зафиксированные тенденции свидетельствуют об атомизации войны во втором десятилетии XXI века и возникновении многочисленных вооруженных конфликтов вокруг сформировавшихся очагов нестабильности.
С 2010 по 2015 год произошел резкий скачок (более чем в 2 раза) числа конфликтов из-за несовместимости позиций* сторон по политическим вопросам, что обусловлено в том числе «эффектом домино» в ходе событий «арабской весны», а также началом вооруженного конфликта на востоке Украины. На отрезке трех последних десятилетий количество конфликтов, связанных с территориальными спорами, приблизительно равно числу конфликтов, обусловленных различными политическими требованиями сторон.
* Специалистами Университета Уппсалы каждому конфликту присвоен критерий «несовместимость позиций», который может выражаться в непримиримых позициях сторон относительно типа политической системы, вопроса смещения действующего правительства, изменения его состава, принадлежности территории, передачи контроля над территорией, сецессии или автономии.
Одна из наиболее очевидных тенденций, осложняющих военно-политическую обстановку в мире, — резкий рост относительного числа конфликтов, в которых с течением времени
начинают участвовать третьи страны. Если в 1989 году таких конфликтов было менее 5 %, то к 2015 году уже 40 % всех внутренних конфликтов перешли в разряд международных (рис. 2).
Рис. 2. Доля конфликтов, перешедших в разряд международных в 1989—2018 годах
Укреплению тенденции интернационализации военно-политических конфликтов во втором десятилетии XXI века поспособствовали военные операции США, НАТО, Турции, других европейских и арабских стран, широких международных коалиций и т. п.
В условиях гибридизации конфликтов, свойственной современной военно-политической обстановке, диверсионно-террористическая деятельность слабой стороны рас-
сматривается как одна из основных угроз для мирного населения и регулярных ВС как на театре военных действий (ТВД), так и за его пределами. По данным национального консорциума по изучению терроризма и ответов на террористические угрозы Университета Мэриленда (США), в начале XXI века прослеживаются три периода, характеризующиеся различными тенденциями изменения уровня глобальной террористической активности (рис. 3).
Рис. 3. Количество террористических атак в мире в 2000—2017 годах
С 2004 по 2011 год наблюдалась устойчивая тенденция роста активности террористических, повстанческих группировок, зафиксированная в основном на территории Исламской Республики Афганистан (ИРА) и Ирака. С 2011 по 2014 год отмечается резкий скачок числа терактов (с 5 тыс. до 17 тыс. в год), что связано с событиями в САР, Ираке, а также резкой активизацией боевиков в ИРА. Затем происходит некоторое снижение, но тем не менее в 2017 году в мире зафиксировано 11 тыс. террористических атак, из которых более 4 тыс. привели к жертвам среди мирного населения.
Увеличение общего числа конфликтов и повышение их интенсив-
ности, активизация террористических группировок, а также вовлечение в них все большего количества участников неизбежно приводят к росту потерь в ходе боевых действий и жертв среди мирного населения (рис. 4). Так, в 2015 году в ходе военно-политических конфликтов погибло (по наиболее консервативной оценке) 90 тыс. человек, что в шесть раз превысило аналогичный показатель 2011 года. Пик был пройден в 2014—2015 годах, однако современные войны представляют собой сложные нелинейные системы, характеризующиеся муль-тивариантностью исходов, поэтому делать выводы о глобальной устойчивой положительной тенденции, на наш взгляд, преждевременно.
В XXI веке с войны снимаются все ограничения: она не лимитирована по времени, пространству и количеству участников, ведется во всех сферах жизни общества, на всех уровнях (стратегическом, оперативном, тактическом) и всеми возможными средствами. Гибридный характер современных военно-политических конфликтов выражается в комбинировании различных способов действий, тактик и достигаемом за счет этого синергетическом эффекте.
Рис. 4. Число жертв внутренних и внутренних интернационализированных конфликтов в 1989—2018 годах
Военно-политические интересы Российской Федерации (РФ) по обеспечению национальной безопасности неразрывно связаны с динамикой ряда военно-политических конфликтов, протекающих в Европе, на Ближнем Востоке, в Африке и Центральной Азии, что обусловливает целесообразность рассмотрения региональных тенденций. Российские ВС ведут боевые действия против террористических организаций в САР в целях снижения глобальных угроз международного терроризма, обеспечения целостности и восстановления государственности этой страны. Военно-политическая обстановка в САР во многом зависит от ситуации в соседнем Ираке, где продолжается военно-воздушная операция США и их союзников. Война в ИРА, длящаяся уже почти два десятилетия, остается для России источником террористической угрозы, наркотрафика и неконтролируемой миграции. Конфликт на востоке Украины непосредственно затрагивает интересы обеспечения национальной безопасности РФ и долгие годы остается предметом обсуждения на международной арене.
Анализ региональных тенденций показывает, что в Африке с 2005 года число военно-политических конфликтов существенно выросло: с семи в 2005 году до 21 в 2018 году (рис. 5). События «арабской весны», начавшейся в 2010 году, стали триггером для увеличения количества конфликтов в Африке и на Ближнем Востоке. В 2014 году ИГ, насчитывавшее 30—50 тыс. боевиков9, контролировало 100—110 тыс. кв. км территории, где проживали восемь миллионов человек. С 2014 года рост числа военно-политических конфликтов также наблюдается в Азии. Скачок конфликтов в Европе в 2014 году обусловлен событиями на востоке Украины.
Зафиксированные тенденции
свидетельствуют об атомизации войны во втором
десятилетии XXI века и возникновении многочисленных вооруженных конфликтов вокруг сформировавшихся очагов нестабильности.
Рис. 5. Количество внутренних и внутренних интернационализированных конфликтов по регионам мира в 1989—2018 годах
Одним из ключевых показателей военно-политической обстановки в регионе мира считается количество жертв протекающих конфликтов. В Азии наиболее кровопролитной остается война в ИРА, где за 10 лет начиная с 2008 года ежегодное число жертв и потерь противоборствующих сторон увеличилось в пять раз: с 5 тыс. до 25 тыс. человек.
Крайне сложной остается ситуация на Ближнем Востоке, где наиболее кровопролитным стал конфликт в САР. По оценкам ООН, только с марта 2011 по январь 2014 года в САР погибло свыше 115 тыс. человек, а более 13 млн бежали в соседние страны или стали беженцами на сирийской территории10. Специальный посланник ООН по САР Стаффан де Мистура в 2016 году заявил, что, по его личному мнению, в этой стране с начала войны погибло более 400 тыс. человек. В марте 2019 года Сирийский центр по правам человека опубликовал статистику, согласно которой на территории этой страны за время войны погибло более 570 тыс. человек11.
На втором месте по числу жертв на Ближнем Востоке остается конфликт
в Ираке. Операция международной коалиции во главе с США, получившая кодовое название «Иракская Свобода» и имевшая целью свержение власти Саддама Хусейна, началась 20 марта 2003 года, а 1 сентября 2010 года вице-президент США Дж. Байден объявил об официальном ее окончании. Тогда же была анонсирована новая, небоевая операция американской армии под кодовым названием «Новый рассвет»12. Полномочия по обеспечению безопасности передавались местным структурам. Однако ряд конфликтов между различными религиозными группами и террористическими группировками вверг страну в состояние постоянной войны, что привело к укреплению ИГ. С 2014 года США и их союзники проводят в САР и Ираке операцию против ИГ. 19 декабря 2018 года Вашингтон начал вывод войск из САР, а 7 октября 2019 года президент Д. Трамп заявил о своем решении прекратить ведение «смехотворных и бесконечных войн» ВС США13.
В соответствии со статистикой окончательно переломить негативную тенденцию на территории САР
и Ирака удалось в 2017 году, что обусловлено достижениями российского Центра по примирению враждующих сторон и контролю за перемещением беженцев в САР, а также ряда глобальных и региональных акторов, принимающих участие в борьбе с терроризмом в регионе.
Трагическая ситуация продолжает развиваться в Африке, где с 2000 по 2018 год внутренние и внутренние интернационализированные конфликты с числом жертв более 25 человек в год протекали на территории 30 государств. События «арабской весны», а также операции широкой международной коалиции во главе с США, а затем и НАТО по свержению М. Каддафи в Ливии спровоцировали новый виток нестабильности в регионе, следствием которого стала активизация многочисленных террористических и преступных группировок, получивших доступ к оружию в этой стране.
Что касается Европы, то Национальный антитеррористический комитет РФ ежемесячно рапортует о нейтрализации боевиков на российской территории14. Статистические данные о количестве уничтоженных боевиков, потерях сил обеспечения правопорядка и безопасности, а также гибели гражданских лиц в результате терактов также приведены в базе данных шведского университета. В ходе конфликта на востоке Укра-
ины, согласно зафиксированным данным специалистов университета Уппсалы, общее число жертв к 2018 году составило более 7,4 тыс. человек.
Анализ страновых трендов динамики протекания современных военно-политических конфликтов позволяет верифицировать тезис о трансформации природы войн в XXI веке. Рассмотрим их на примере войны в ИРА, начавшейся в 2001 году и протекающей по настоящее время. В рамках исследования проанализированы боестолкновения на территории ИРА, в которых хотя бы один из противников был представлен (про) правительственными силами или их союзниками, а также действия террористических и/или преступных группировок против мирного населения. Столкновения между различными террористическими группировками не учитывались.
Война в ИРА вошла в новейшую историю как ярко выраженный асимметричный конфликт, в ходе которого правительственные войска и силы широкой международной коалиции во главе с США уже почти 20 лет ведут боевые действия против сетевых террористических группировок: Аль-Ка-иды, движения Талибан, ИГ (с 2015). За время конфликта стратегия и подходы к ведению этой войны существенным образом трансформировались, в чем можно убедиться, опираясь на статистические показатели* (рис. 6).
* В рамках исследования из общей базы данных отобраны боевые действия, террористические акты, а также ошибочные удары по гражданским лицам на территории ИРА, участниками или целями которых попарно являлись: ВС ИРА — Движение Талибан (кодификация в базе данных: 333); ВС ИРА — Объединенный исламский фронт спасения Афганистана, также известный как Северный Альянс (333); ВС ИРА — Хизб-и-Ислами, группировка также известная как Исламская партия (333); ВС ИРА — ИГ (13637); США — Аль-Каида (418); ВС ИРА — мирные жители (484); движение Талибан — мирные жители (514); Северный альянс — мирные жители (515); ИГ — мирные жители (506); Лашкар-и-Джангви — мирные жители (540).
Рис. 6. Количество боев и террористических атак в ИРА по месяцам 1999—2018 годов на фоне сроков президентства в США
После сентября 2001 года наступила новая эпоха, получившая в зарубежной литературе название «гостгостбиполярной»15. Осознавая необходимость срочной выработки ответных мер на крупный террористический акт Аль-Каиды против США (сентябрь 2001), Дж. Буш выступил с серией заявлений, которые в следующем году были дополнены и расширены в ряде стратегических документов: Стратегия национальной безопасности и Доклад о положении нации. Впоследствии эти заявления получили название «Доктрина Буша». Концептуальные положения данной доктрины предполагали нанесение стремительного и мощного одностороннего удара по противнику США (в данном случае речь шла об угрозе со стороны международного терроризма)16. Акцент делался на использование традиционной военной силы. Руководствуясь данной
доктриной, Вашингтон совместно с созданной международной антитеррористической коалицией 7 октября 2001 года начал военную операцию «Несокрушимая свобода» в ИРА.
В результате непродолжительных военных действий за несколько месяцев режим талибов был свергнут, их группировки выбиты из большинства городов, а порядка 25—30 тыс. боевиков и их лидеры бежали на афгано-пакистанское приграничье и территорию Пакистана. Вплоть до 2005—2006 годов США и международные силы содействия безопасности (МССБ) развивали достигнутые успехи. Боевики движения Талибан оттеснялись все дальше с территории страны, а потери сил международной коалиции были невелики. Соединенные Штаты, воодушевленные успехами, стремились не упустить стратегическую инициативу и продолжить обеспечивать свои интересы не только в ИРА, но и во
всем Центрально-азиатском регионе. Это предполагало дальнейшее наращивание их военного присутствия17.
Однако начиная с лета-осени 2006 года и вплоть до 2008 года силы международной коалиции встретили значительное сопротивление со стороны движения Талибан. Данный период лучше всего описывается термином асимметричный конфликт*.
Пришедшая к власти администрация Б. Обамы (2009), понимая дальнейшую неэффективность одностороннего силового воздействия, начала серьезную корректировку подхода США к кризисной ситуации в ИРА18, что нашло отражение в новой стратегии по Афганистану и Па-кистану19. В марте 2009 года впервые объявлено о стратегическом плане постепенного вывода американских войск с территории ИРА (предполагаемая дата начала — июль 2011). Фактически все усилия сосредоточивались на обеспечении функционирования силовых структур ИРА — армии и полиции.
В ходе реализации стратегических планов новый лидер США первое время следовал в фарватере афганской политики своего предшественника, что проявилось в обозначенном в Стратегии курсе на продол-
Потери коалиционных сил начали расти: с января по декабрь 2006 погибло около 200 военнослужащих (столько же, сколько за 2004—2005 годы, и больше, чем в 2001—2003 годах). По мнению международного аналитического центра Совета Сенлис, в 2008 году талибы усилили свое влияние и начали активно действовать на 54 % территории ИРА.
жение дальнейшего, как позже стало известно, безуспешного силового подавления деятельности Аль-Каиды и вооруженной оппозиции в лице движения Талибан в ИРА и Пакистане. За первый год президентства Обамы американский контингент был увеличен на 30 тыс. человек (с 68 до 98 тыс.)20.
Существенное влияние на пересмотр стратегии США в ИРА оказала воздушная операция «Одиссея Рассвет» против Ливии (середина 2011), проведенная, по мнению ряда экспертов, «по новым лекалам», а сама Ливия стала полигоном для боевого тестирования концепции ведения сетецентрических боевых действий21. Успех Ливийской кампании без применения сухопутных войск, но с привлечением сил специальных операций и инструкторов США22, однозначно сказался на восприятии
• Асимметричный конфликт — разновидность (частный случай) вооруженного конфликта, предполагающая непропорциональный (неравный) характер отношений и асимметрию потенциалов противоборствующих сторон, в условиях которых:
• слабая сторона чаще всего применяет нетрадиционные способы ведения боевых действий (диверсии, теракты, перенесение боев в города, использование гражданских лиц и инфраструктуры в качестве щита и др.) в целях нанесения материального и психологического ущерба более сильному противнику, навязывания ему невыгодной модели протекания конфликта, растяжения его во временных рамках и достижения политической победы;
• сильная сторона сталкивается с рядом проблем: невозможность соблюдения норм и принципов Международного гуманитарного права, давление со стороны мирового и внутриполитического сообществ, нереальность в короткие сроки решить поставленные задачи и т. п.
американским политическим истеблишментом обстановки в ИРА. Из страны начался вывод войск: ее покинуло более 35 тыс. военнослужащих23. В ходе встречи Хамида Карзая и Барака Обамы в Вашингтоне (январь 2013) последний объявил, что согласно новым планам Белого дома после 2014 года в ИРА останется от 3 до 6 тыс. американских военнослужащих. Большинство из них будет выполнять функции инструкторов, обучающих национальную армию и силы безопасности ИРА.
21 сентября 2014 года новым президентом ИРА стал Ашраф Гани Ах-мадзай. Осенью этого же года на фоне продвижения ИГ в Ираке Барак Обама подписал указ, расширяющий функции американских военнослужащих в рамках новой миссии «Страж Свободы». Они получили право участвовать в боевых действиях на территории ИРА в целях самообороны, защиты иностранных контингентов и содействия афганским силам. Также были санкционированы боевые вылеты американских истребителей, бомбардировщиков и беспилотных летательных аппаратов24. Начался период применения армией США концепций, опробованных в Ливии.
В феврале 2015 года «Нью-Йорк Таймс» со ссылкой на некие анонимные источники в руководстве США и ИРА опубликовала свидетельства резкого усиления контртеррористи-
ческих действий войск США. «Темп спецопераций беспрецедентно высок для этого времени года», — приводит издание слова высокопоставленного чиновника США. По заявлению бывшего служащего военного ведомства ИРА, «контртеррористические действия США предпринимаются под покровом ночи. Официально для американцев война закончена... Теперь продолжается лишь секретная война... Но предпринимаемые действия очень внушительны»25. Тогда же стало известно об отмене президентом ИРА запрета на проведение ночных рейдов с участием американских военнослужащих и на оказание авиаподдержки афганским силам американскими ВВС.
Резкое снижение численности контингента США при сохранении и даже наращивании интенсивности боевых действий, а также снятие запретов и ограничений на ночные рейды и авиаудары свидетельствуют об очередной трансформации военно-политического конфликта в ИРА и переходу США к ведению сетецен-трических боевых действий с элементами «гибридной войны».
В 2012 году количество террористических атак на территории ИРА резко увеличилось — почти в четыре раза по сравнению с предыдущим годом. Далее до 2015 года наблюдался устойчивый тренд их роста, а после 2015 года наступил некоторый спад (рис. 7).
В соответствии со статистикой окончательно переломить негативную тенденцию на территории Сирии и Ирака удалось в 2017 году, что обусловлено достижениями российского Центра по примирению враждующих сторон и контролю за перемещением
беженцев, а также ряда глобальных и региональных акторов, принимающих участие в борьбе с терроризмом в регионе. События «арабской весны», а также операции широкой международной коалиции во главе с США, а затем и НАТО по свержению М. Каддафи в Ливии спровоцировали новый виток нестабильности в регионе, следствием которого стала активизация многочисленных террористических и преступных группировок, получивших доступ к оружию в этой стране.
Рис. 7. Количество террористических атак на территории ИРА в 2000—2017 годах
Многие исследователи связывают активизацию боевиков в 2011—2015 годах с существенным снижением контингента международной коалиции, в частности войск США, на территории ИРА. Тем не менее есть основание говорить о двунаправленной связи трансформации подхода к ведению боевых действий сильной стороны и активизации слабого противника.
Смена руководства в Белом доме в начале 2017 года, когда президентом США стал Д. Трамп, по оценкам зарубежных СМИ, не привела к кардинальному изменению стратегии Вашингтона в ИРА. В начале своего президентского срока Д. Трамп заявил, что вывода американских войск из ИРА в ближайшее время ждать не стоит. Более того, в Белом доме сообщили, что контингент войск будет усилен за счет направления дополнительно порядка 4 тыс. солдат, что свидетельствовало о готовности США продолжать кампанию26.
По словам Д. Трампа, США перешли от временных ориентиров к «действиям по обстоятельствам». При этом акценты в новом плане Белого дома были расставлены иначе: «Мы больше не занимаемся нацие-
строительством, — заявил Д. Трамп. — Мы уничтожаем террористов и победим в этой войне»27. По его мнению, именно неизбежность возмездия могла заставить Талибан перейти к возможному политическому урегулированию. Стоит также отметить высказывание президента США о значительном расширении полномочий американских войск в ИРА для повышения эффективности боевых действий. И их активность действительно росла на протяжении всего срока президентства Д. Трампа.
Идея приватизации войны на территории ИРА оформилась в 2018 году с предложением Э. Принса, основателя частной военной компании (ЧВК), ранее известной как «Блэкуотер» (ныне — неофициальный советник Д. Трампа), заменить подразделения ВС США в этой стране контингентом ЧВК. Ряд громких отставок, а также заявления президента США, сделанные в контексте обсуждения конфликта в САР, о его решении прекратить ведение «смехотворных и бесконечных войн» американскими ВС однозначно имеют отношение и к боевым действиям в ИРА, что косвенно свидетельствует о возмож-
ной приватизации и окончательной гибридизации войны в этой стране.
На основе анализа статистической информации можно утверждать, что интенсивность боевых действий на территории ИРА возрастала на протяжении всего конфликта с 2001 года и продолжает расти, несмотря на снижение численности международного контингента в этой стране с 2011 года. При этом просматриваются четыре периода войны в ИРА, которые соотносятся с пересмотром стратегии и тактики ведения боевых действий сторонами конфликта:
первый — традиционная война (2001—2005) с боевыми действиями сравнительно невысокой интенсивности и низкой эффективности, при этом сильная сторона достигла существенных результатов;
второй — асимметричный конфликт (2005—2012) с устойчивым трендом роста террористической активности и неспособностью афганской национальной армии, полиции, МССБ и войск США переломить складывающуюся тенденцию, при этом происходит растягивание временных рамок конфликта;
третий — старт ведения се-тецентрических боевых действий сильной стороной конфликта с элементами их гибридизации при резкой активизации боевиков (2012—2017);
четвертый — гибридная война (с 2017) с высокой вероятностью приватизации конфликта в будущем.
Практическая значимость представленной периодизации войны в ИРА заключается в возможности оценить степень эффективности ведения боевых действий на различных этапах асимметричного военно-политического конфликта и военной кампании в целом в привязке к реализуемым на практике концепциям. Для этого целесообразно, на наш взгляд, внедрить методику расчета индекса эффективности ведения
боевых действий, значение которого должно увеличиваться с ростом потерь противника, снижаться с возрастанием потерь своих и союзнических войск, а также отрицательно соотноситься с количеством террористических атак независимо от количества жертв. Кроме того, о повышении эффективности боевых действий может свидетельствовать небольшое число боев и сражений, поскольку их увеличение приводит к росту потерь и издержек военной кампании в целом.
При расчете индекса эффективности ведения боевых действий в условиях современных военно-политических конфликтов следует учитывать следующие ключевые показатели:
• потери противника;
• жертвы среди мирного населения;
• потери своих и союзнических войск;
• общее число боев и сражений;
• общее число террористических актов, направленных против мирного населения;
• общее число террористических атак против ВС;
• продолжительность операции (кампании).
С учетом данных показателей в начале рассчитывается коэффициент эффективности боевых действий по следующей формуле:
где: К — коэффициент эффективности боевых действий;
а — число уничтоженных повстанцев;
Ь — жертвы среди мирного населения;
с — потери ВС;
й — количество боев и сражений;
q — количество терактов против ВС;
/ — количество терактов против мирных жителей;
I — продолжительность военной операции (кампании);
х1,х2,_х7 — вес соответствующих показателей.
Что касается установления веса соответствующих показателей, то еще в 2000 году комитет, созданный для оценки военно-воздушной кампании НАТО против Югославии, поставил следующие вопросы: какова относительная значимость достижения конкретного военного преимущества, потерь среди мирного населения, урона, нанесенного объектам гражданской инфраструктуры, а также какие из этих показателей необходимо включать в анализ эффективности кампании29. В итоге он пришел к выводу, что в отличие от шахматных фигур, каждой из которых приписывается определенная ценность, в действительности перечисленные показатели абстрактно, без привязки к конкретной боевой ситуации, оценивать нельзя. Другими словами, значения веса входящих переменных должны определяться для каждого конкретного конфликта в соответствии с декларируемыми сторонами целями. Так, в ходе операции «Одиссея Восход» в Ливии тогдашний президент США Барак Обама особо подчеркнул значимость фактора «неуязвимости американских солдат» и тем самым максимизировал значение коэффициента <х3, в то время как в начале своего президентского срока определил в качестве основной цели истребление террористов — х1, а позднее заявил о важности скорейшего прекращения бессмысленных войн — х
Для завершения расчета индекса эффективности ведения боевых действий на основе коэффициента следует использовать стандартную логистическую модель:
где: 1МСЕ — индекс эффективности боевых действий;
е — экспонента;
К — коэффициент эффективности боевых действий.
Значение индекса эффективности боевых действий изменяется в интервале (0...1), что упрощает сравнение уровня их результативности как для различных этапов в рамках одного военно-политического конфликта, так и для различных конфликтов. Если показатель близок к единице, то эффективность боевых действий сильной стороны оценивается как наиболее высокая, а приближение его значения к нулю свидетельствует о высокой эффективности слабой стороны.
Методика расчета индекса эффективности ведения боевых действий апробирована применительно к военно-политическому конфликту в ИРА по месяцам 2001—2018 годов (рис. 8). При этом вес независимых переменных для упрощения приравнен к единице (все показатели имеют одинаковую значимость), а фактор длительности военной кампании не учитывался, поскольку индекс рассчитывался для каждого месяца отдельно.
Существенное влияние на пересмотр стратегии США в Афганистане оказала воздушная операция «Одиссея Рассвет» против Ливии (середина 2011), проведенная, по мнению ряда экспертов, «по новым
лекалам», а сама Ливия стала полигоном для боевого тестирования концепции ведения сетецентрических боевых действий.
Цр^г
о!оо —
—•— Индекс эффективности боевых действий с учетом террористических атак против мирного населения
Индекс эффективности боевых действий без учета террористических атак против мирного населения
Рис. 8. Индекс эффективности ведения боевых действий на территории ИРА по месяцам 2001—2018 годов
Анализ представленного графика позволяет сделать по меньшей мере одно заключение: с течением времени сильная сторона конфликта в ИРА при существенном снижении численности своего контингента перешла от традиционных боевых действий к применению гибридных тактик, включая использование специальных подразделений, их сетевому взаимодействию, нанесению ударов высокоточным оружием и т.п., что в конечном итоге привело к повышению индекса эффективности — с 2016 года он колеблется около максимального значения. Тем не менее с точки зрения достигнутых в ходе военной кампании результатов военно-политическая обстановка в ИРА остается критической.
Представленные в настоящей статье результаты исследования, проведенного на основе ведущих баз данных о протекании современных военно-политических конфликтов и террористической активности сквозь призму взаимосвязанных военно-политических концепций конца XX — начала XXI века, позво-
лили выявить следующие глобальные тенденции:
• общее число военно-политических конфликтов в мире растет;
• почти 40 % всех внутренних конфликтов становятся международными, вовлекая все большее число участников;
• вовлечение новых участников, нередко обладающих превосходящим военно-политическим потенциалом, способствует усилению асимметричного и гибридного характера конфликтов;
• активными участниками современных боевых действий являются террористические и повстанческие группировки, применяющие теракты как основной способ вооруженной борьбы, в том числе и за пределами ТВД;
• разнородность акторов войны, их структур, целей и способов ведения боевых действий приводят к росту количества жертв конфликтов.
Наряду с этим становится очевидно, что в XXI веке основными очагами нестабильности остаются страны, военно-политическая ситуация в которых прямо или косвенно затрагивает интересы национальной
безопасности России, в частности Афганистан, Ирак, Сирия, Украина.
На примере войны в ИРА наглядно продемонстрирована трансформация природы и характера современных военно-политических конфликтов. Анализ значений индекса эффективности боевых действий на территории этой страны показал, что переход к реализации концепции сетецентризма в ходе гибридной войны позволяет существенно повысить их результативность в условиях современного асимметричного конфликта. Однако это не означает,
что с ростом эффективности боевых действий сильная сторона конфликта увеличивает свои шансы на победу. Напротив, гибридизация современных конфликтов ведет к стиранию границ между войной и миром.
В заключение необходимо отметить, что полученные в ходе настоящего исследования результаты и выводы могут быть полезны при выработке стратегии ведения войны и тактики боевых действий воинских формирований ВС РФ в текущих и будущих военно-политических конфликтах.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Дегтерев Д.А. Количественные методы в международных исследованиях // Международные процессы. Т. 13. 2019. № 2. С. 35—54.
2 Степанова Е.А. Основные направления трансформации вооруженного насилия в современных конфликтах (начало XXI века). Тезисы доклада к заседанию Ученого совета ИМЭМО РАН. 2019. С. 1—3. URL: https://www.imemo.ru/files/File/ru/ events/2019/23102019/23102019-TEZ-S-001. pdf (дата обращения: 23.11.2019).
3 Неклесса А.И. Мускулы войны и нервы мира: гибридная метаморфоза. Методологические и прогностические аспекты постсовременного общежития // Полис. Политические исследования. 2019. № 4. С. 151.
4 Чижевский Я.А. Реализация концепции сетецентрических боевых действий в вооруженных силах США // Военная Мысль. 2019. № 3. С. 116—137.
5 Högbladh S. UCDP GED Codebook version 19.1. Department of Peace and Conflict Research. Uppsala University. 2019. URL: https://ucdp.uu.se/downloads/ index.html#ged_global (дата обращения: 23.11.2019).
6 База данных о протекании военно-политических конфликтов, в которых хотя бы одним участником являлось хотя бы
одно государство: Harbom L., Melander E., Wallensteen P. Dyadic Dimensions of Armed Conflict // Journal of Peace Research. 2008. No. 45 (5). P. 697—710. URL: https://ucdp. uu.se/downloads/index.html#dyadic (дата обращения: 23.11.2019).
7 National Consortium for the Study of Terrorism and Responses to Terrorism (START). University of Maryland. The Global Terrorism Database. 2019. URL: https://www.start.umd.edu/gtd/access/ (дата обращения: 23.11.2019).
8 Melander E., Pettersson T., Themner L. Organized violence, 1989—2015 // Journal of Peace Research. 2016. No. 53 P. 729. URL: http s: //j o urn als. s agep ub. com/d oi/ pdf/10.1177/0022343316663032 (дата обращения: 23.11.2019).
9 Патрушев оценил численность «Исламского государства» в 30—50 тыс. человек // Интерфакс. 2014. 26 сентября. URL: https://www.interfax.ru/world/398854 (дата обращения: 21.11.2019).
10 Конфликт в Сирии унес жизни 14 сотрудников ООН // РИА Новости. 2014. 15 января. URL: https://ria. ru/20140115/989327555.html (дата обращения: 21.11.2019).
11 More than 570 thousand people were killed on the Syrian territory within 8 years of revolution demanding freedom, democracy, justice, and equality. SORH. 2019. 15 March.
URL: http://www.syriahr.com/en/?p=120851 (дата обращения: 21.11.2019).
12 США объявили о начале новой операции в Ираке // РИА Новости. 2010. 1 сентября. URL: https://ria. ru/20100901/271162382.html (дата обращения: 21.11.2019).
13 Official twitter of US President Donald Trump. 2019. 7 October. URL: https://twitter.com/realDonaldTrump/ status/1181227885841002496 (дата обращения: 21.11.2019).
14 В ходе КТО в Чегеме нейтрализованы двое бандитов, планировавших совершить теракт. Национальный антитеррористический комитет. 2019. 19 сентября. URL: http://nac.gov.ru/ kontrterroristicheskie-operacii.html (дата обращения: 20.11.2019).
15 Haass R. Defining U.S. Foreign Policy in a Post-Post Cold War. US Department of State. 2002. 22 April. URL: http://2001-2009. state.gov/s/p/rem/9632.html (дата обращения: 23.11.2019).
16 Уткин А.И. Доктрина Буша: концепция, разделившая Америку // Россия в глобальной политике. 2005. № 4. URL: http://globalaffairs.ru/number/n_5457 (дата обращения: 22.11.2019).
17 Троицкий Е.Ф. Политика США в Центральной Азии: подходы второй администрации Дж. Буша (2005—2009) и Б. Обамы // Сравнительная политика. 2011. № 4. С. 65—74.
18 Сергеев В.В. Политика США в Афганистане: военно-политический аспект (2001—2009): дис. канд. ист. наук 07.00.03. М.: МГИМО, 2011. 213 с.
19 A New Strategy for Afghanistan and Pakistan. The White House. 2009. 27 March. URL: https://obamawhitehouse. archives.gov/video/A-New-Strategy-for-Afghanistan-and-Pakistan (дата обращения: 20.11.2019).
20 Remarks by the President in Address to the Nation on the Way Forward in Afghanistan and Pakistan. Eisenhower Hall Theatre, United States Military Academy at West Point, West Point, New York, 2009, 1 December. URL: http://www.whitehouse.
gov/the-press-office/remarks-president-address-nation-way-forward-afghanistan-and-pakistan (дата обращения: 20.11.2019).
21 Чижевский Я.А. Реализация концепции сетецентрических боевых действий в вооруженных силах США.
22 Robert Gates: No US 'boots on ground' in Libya // The Guardian. 2011. 31 March. URL: https://www.theguardian. com/world/2011/mar/31/gates-rules-out-american-troops-libya (дата обращения: 24.11.2019).
23 How many foreign troops are in Afghanistan? // BBC. 2015. 15 October. URL: http://www.bbc.co.uk/news/world-south-asia-11371138 (дата обращения: 24.11.2019).
24 MazzettiM., Schmitt E. In a Shift, Obama Extends U.S. Role in Afghan Combat // New York Times. 2014. 22 November. URL: https://www.nytimes.com/2014/11/22/us/ politics/in-secret-obama-extends-us-role-in-afghan-combat.html (дата обращения: 24.11.2019).
25 Rosenberg S., Schmitt E. U.S. Is Escalating a Secretive War in Afghanistan // New York Times. 2015. 13 February. URL: https://www.nytimes.com/2015/02/13/ world/asia/data-from-seized-computer-fuels-a-surge-in-us-raids-on-al-qaeda.html (дата обращения: 24.11.2019).
26 Mr. Trump on Afghanistan: More of the Same, No End in Sight // New York Times. 2017. 22 August URL: https://www. nytimes.com/2017/08/22/opinion/trump-on-afghanistan-more-of-the-same-no-end-in-sight.html?_r=0 (дата обращения: 24.11.2019).
27 Там же.
28 Trump Outlines New Afghanistan War Strategy With Few Details // New York Times. 2017. 21 August. URL: https:// www.nytimes.com/2017/08/21/world/asia/ afghanistan-troops-trump.html (дата обращения: 24.11.2019).
29 Final Report to the Prosecutor by the Committee Established to Review the NATO Bombing Campaign Against the Federal Republic of Yugoslavia. June, 2000. URL: http://www.icty.org/sid/10052 (дата обращения: 23.11.2019).
