CC BY
15УДК 316.334.52
ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА: ОБЕСПЕЧЕНИЕ ВЫХОДА НА РУБЕЖИ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ
A.Е. Богданов,
Московский финансово-юридический университет МФЮА, Калининградский филиал E-mail: klgmfua@rambler.ru
B.В. Кривошеев, д-р соц. наук,
Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Калининградский филиал E-mail: krivs48@rambler.ru
Аннотация. В статье анализируется ситуация в России в конце 2000-х годов. Делается акцент на понятии «социальная безопасность». Авторы обращают внимание на многозначность понятия «социальная безопасность» как необходимого условия выхода социума на рубежи устойчивого развития.
Ключевые слова: социальная безопасность, аномия, социальная патология.
Abstract. In article the situation in Russia in the end of 2000th years is analyzed. In article the accent becomes on concept «social safety». Authors pay attention to a concept polysemy «social safety» as of a necessary condition of an exit of society on sustainable development boundaries.
Keywords: social safety, an anomy, a social pathology
В первом десятилетии XXI века всюду в мире все более актуальной становится проблема обеспечения устойчивого развития социума. Новая волна разнообразных угроз и вызовов, с которыми сталкиваются люди, настоятельно востребуют переосмысления понятия «безопасность». В первую очередь при этом речь идет о социальной безопасности, понимаемой чаще всего в наиболее широком смысле слова, т.е. как
защищенность жизненно важных интересов личности, семьи и общества от внутренних и внешних угроз [1]. Наверное, нет нужды особо доказывать, что именно такие проблемы приобрели особое значение в российском социуме в 1990-2000-е годы. Такая ситуация связана со многими обстоятельствами.
Во-первых, масштабная трансформация социума, проводимая вне сопряжения именно с жизненными интересами значительных масс людей, привела к крайней поляризации общества, нарушила привычный, складывавшийся десятилетиями уклад жизни миллионов людей. В основе такой ситуации был беспрецедентный для мирного времени развал производства. За 1990-е годы объем внутреннего валового продукта (ВВП) России сократился почти в два раза [2]. Экономисты и социологи оценивают такое падение как критическое. Если, например, доля России в мировом ВВП в 1985 году составляла 4%, что соответствовало 6-му месту в иерархии стран, то в 1995 году уже лишь около 2% (11-е место). К концу 1990-х годов по этому показателю наша страна вошла лишь в третий десяток государств [3, с.26].
Еще один важный аспект проблемы внутренних сторон социальной безопасности. Речь идет о возможностях общества самостоятельно воспроизводить условия своего существования. Академик Е.М. Примаков привел любопытное, на наш взгляд, сопоставление: если за 1992-1998 гг. ВВП сократился в стране на 40%, то объем розничной торговли всего на 12%. Делается вывод, что удовлетворение значительной части конечного спроса осуществляется во многом за счет импорта [4, с. 425-426]. Многие исследователи, анализируя эти и подобные им данные и зависимости, обычно отмечают опасность, связанную с утратой экономической самостоятельности, нарастанием угроз для социальной безопасности в целом. Речь идет и об элементах такой системной безопасности, т.е. безопасности продовольственной, информационной и т.д. Не отвергая подобных оценок и подходов, мы хотели бы обратить внимание и еще на одно обстоятельство. Утвердившаяся давно, но наиболее полно проявляющаяся в последние два десятилетия ориентация российской экономики на преимущественный экспорт сырьевых ресурсов, полуфабрикатов вольно или не вольно формируют весьма своеобразные стереотипы массового сознания, которые можно определить как пассивно-паразитические. В свою очередь это определяет не только отношение к деловой активности, но и вектор всех усилий экономически и социально наиболее подвижных и активных групп в российском
обществе. Получается, что и на этом направлении нельзя не отметить угроз безопасности, поскольку общество теряет потенциал позитивной социализации, утрачивает позитивные, производительные ориентации деятельностной активности у целых поколений.
Сложившееся в 1990-е годы экономическое положение, естественно, негативно отразились на уровне, шире - качестве жизни людей, что крайне ограничило возможность значительного числа индивидов приобщаться к ресурсам здорового досуга, полноценного восстановления сил, здоровья. Социальная практика экономически стабильных стран показывает, что на пороге бедности, удовлетворения лишь первичных, элементарных потребностей может проживать без угрозы стабильности общественному порядку не более 10% населения [5, с. 179]. В нашей стране, по разным оценкам, с 1992 года не менее одной трети населения живут, используя бюджет деградации [6, с. 59]. Основные ресурсы по различным расчетам являются достоянием не более одного процента населения [7, с. 16]. После известного дефолта и резкого изменения курса рубля по отношению к доллару в августе 1998 года около 80% опрошенных в ходе представительного российского исследования оценивают свою нынешнюю жизнь как катастрофически ухудшившуюся [8, с. 24-25]. В свою очередь это сказывается, причем самым негативным образом, на социализирующих возможностях основных социальных институтов - семьи, системы образования, а также приводит к другим крайне отрицательным с точки зрения и состояния, и перспектив российского общества последствиям.
Собственно социальная сфера оказалась в таком положении, что на протяжении всех 1990-х годов можно было говорить о ее обвальном разрушении. По информации, которой располагает Всемирная организация здравоохранения, около трети населения России имеют умственные дефекты, 13% детей отстают в интеллектуальном развитии, еще примерно 25% испытывают различные затруднения, не могут полностью овладеть программой общеобразовательной средней школы [9, с. 101].
По данным министерства здравоохранения России, с 1990 по 1997 год в стране в 31 раз увеличилась заболеваемость подростков сифилисом, на 37% - туберкулезом. 75% девочек - будущих матерей страдает хроническими заболеваниями, снижающими возможность полноценного вынашивания ребенка, рождения его без патологий [10]. Наряду с этим нарастает тенденция старения общества, его депопуляции, все более частого отказа молодых людей от вступления в брак, желания
иметь детей. За десять лет (с 1987 по 1996 год) в России родилось почти на 6 млн детей меньше, чем за предыдущие 10 лет [11, с. 92]. На одну женщину, способную рожать, приходится в нашей стране 1,7 деторождения, тогда как в мире в среднем 3,4; а для поддержания даже наличной численности населения необходимо не менее 2,1 [12, с. 24-25]. По данным официальной статистики, фиксируется беспрецедентная смертность мужчин трудоспособного возраста от несчастных случаев, травм, в том числе производственных, отравлений. В странах Европы, в США, Японии этот показатель от общего числа смертей составляет 5,51%, в России в середине 1990-х годов он равнялся 22-25%. Последнее место в Европе занимает наша страна и по продолжительности жизни мужчин - 57-58 лет. Женщина в России живет в среднем на 14 лет дольше. Столь существенной разницы нет ни в одной стране мира [13]. С такими неутешительными результатами общество подошло к началу нового тысячелетия.
Высшее политическое руководство страны предприняло в 2000-е годы немалые усилия, чтобы остановить и обратить вспять негативные процессы, обеспечить устойчивое развитие российского общества по инновационному сценарию. И следует отчетливо видеть, что в годы достаточно благоприятной конъюнктуры мировых цен на энергоносители удалось не только создать необходимый задел для решения возможных экстренных задач («подушка безопасности») но и осуществить насыщение бюджета необходимыми финансовыми ресурсами для выполнения текущих социальных проблем. Однако, как показывают не только официальные данные, но и многочисленные социологические исследования, ситуация все еще остается сложной. Например, социологический опрос аналитического центра Ю.А. Левады, проведенный в мае 2010 года, показывает, что более трети (34%) опрошенных полагают, что страна движется по неверному пути. Характерно, что каждый пятый (19%) не имеют выраженной точки зрения по данному вопросу [14]. Таким образом, значительная часть общества либо сомневается в выбранном векторе развития социума, либо, выжидая, не имеет четкого мнения относительно этой проблемы. Трудно в этой связи не согласится с Т.И. Заславской, которая полагает, что в 1990-х годах Россия пережила долгую череду недостаточно подготовленных, противоречивых, можно сказать, судорожных реформ и прямых политических мер, вызвавших цепь политических и социально-экономических кризисов. Такой порядок реформирования Заславская назвала кризисной трансформацией
[15, с. 391-392]. Сама по себе непрерывная череда кризисов и потрясений свидетельствует о крайне опасном состоянии общества. Причем это состояние опасно еще и потому, что достаточно велика степень непредсказуемости, случайности нарастания угроз и рисков.
В значительной мере эти угрозы связаны с масштабными проявлениями преступности и разных негативных форм девиации. Если, например, в 1990 году в России фиксировалось около 1,9 млн преступлений, то ныне их регистрируется более 3,2 млн. Нераскрытыми остается до половины преступных деяний. Материальный ущерб только от преступлений экономической направленности составляет в годовом исчислении не менее 140 млрд рублей. Ежегодно выявляется около 1,2 млн. человек, совершивших преступления [16]. Даже с учетом высокой степени рецидивности преступности, цифры сами по себе свидетельствуют о высокой степени криминальной пораженности российского общества. Отметим, что речь идет лишь о зарегистрированных фактах, об официальной статистике. В то же время эксперты МВД полагают, что свыше 40% пострадавших не сообщают о совершенных в отношении них криминальных деяниях [17, с. 6]. По данным социологического исследования, проведенного фондом «Общественное мнение», картина складывается еще более удручающая. 58% пострадавших не сообщает о случившемся в органы правопорядка [18]. По оценкам криминологов, в нашей стране регистрируется не более одного из 4-5 преступлений (по экономическим преступлениям одно из 25) [19, с. 55]. Таким образом, с учетом всей совокупности факторов представляется вполне обоснованным утверждение, что реальный уровень преступности в России составляет не менее 12 - 15 млн преступных деяний в год [20, с. 21].
Масштаб преступных проявлений меняет общество, умонастроения в нем, меняет сознание людей, в том числе осознание различных опасностей и угроз. С одной стороны, наступает своего рода привыкаемость, и даже апатичная усталость от каждодневной информации, доводящей до сведения людей данные о жертвах, взрывах, террористических актах и т.п. С другой стороны, можно говорить и о некоем пороге чувствительности к преступной агрессии или об уровне насыщения преступными проявлениями социальной среды, когда общество достаточно легко может достичь уровня невосприимчивости к антисоциальному, уровня привычки к аморальному поведению. В таком случае исчезают грани между нормой и анормой. Само нарушение неких еще недавно, казалось бы, нерушимых принципов, социальных установлений стано-
вится нормальным, закрепленным. В качестве иллюстрации можно сослаться на отношение в обществе к коррупции, которая не только стала проблемой национального масштаба, даже по признанию высших представителей власти, но, что парадоксально, как явление давно воспринимается как если и неодобряемое, то, во всяком случае, такое, с которым можно смириться. По данным центра Ю.А. Левады, каждому третьему взрослому россиянину приходилось когда-либо где-либо давать взятку, почти все они (28-33%) давали взятку в последние пять лет, а около половины из них или больше (15-20%) - в последние 12 месяцев [14]. Исследование фонда «Общественное мнение», проведенное в феврале 2010 года, показывает, что 79% россиян считают, что коррупция достигла высокого уровня, 38 и 39% соответственно считают, что уровень коррупции не меняется или растет, а 58% считают, что картина не измениться через год [21].
Что касается разных форм девиации, то, прежде всего, следует выделить алкоголизм, который также стал проблемой, угрожающей будущему страны. Достаточно, сказать, что в России в настоящее время зафиксировано около 2,5 млн алкоголиков, в том числе около 65 тыс. тех, чей возраст не превышает 15 лет [22]. Сейчас каждый третий подросток в возрасте 12 лет «балуется» пивом, уже среди 13-летних таких две трети, а потребление водки резко возрастает с 15-летнего возраста [23, с. 93-94]. Широкое распространение получила в России наркомания. По оценкам экспертов, по сравнению с 1990 годом. Уже к 2002 году число больных наркоманией в России возросло в 10 раз и достигло более 2 млн человек [24, с. 70].
Эти и многие другие факты, свидетельствующие о широком распространении негативных форм девиантного поведения, также являются зримым свидетельством угрозы социальной безопасности, перерождения общества.
Второй момент, который особо хотелось бы выделить, относится к внешним угрозам социальной безопасности. При этом не только России, но и другим странам, целым регионам планеты. Эти угрозы в действительности не являются национальными, они все более и более показывают противоречивость процесса глобализации. Прежде всего, речь идет о том опасном явлении, которое получило наименование не очень ясно интерпретируемого понятия «международный терроризм». В этой связи обстоятельный анализ ситуации с глобальными явлениями в современном, противоречивом, но все более взаимосвязанном мире действитель-
но позволяет говорить о том, что в отличие от вполне рационального в атомную эпоху принципа классовой идеологии марксизма - мирного сосуществования - вакуум отношений между первым - богатым и третьим - бедным мирами был заполнен все возрастающим, направленным против США, религиозным экстремизмом. Отказ богатых стран «делиться» с бедными, с одной стороны, подготовил социальную и политическую почву для зловещего явления современного терроризма, а с другой - еще раз со всей остротой поставил вопрос о стабилизации и устойчивости общественного бытия как такового. Выйдя из периода холодной войны, мировая цивилизация без промедления вошла в период катастроф, продуцируемых, прежде всего социальной и политической неустроенностью нарождающегося глобального общества [25, с. 24]. Отголосками таких катастроф явились известные события на Ближнем Востоке, волнения в Греции, продолжающееся противостояние в Сирии.
Но социальная безопасность, как и многие другие аспекты жизнедеятельности общества, имеет и некоторое региональное измерение, связанное с историческими, геополитическими, культурными, иными особенностями функционирования того или иного локального социума. В этой связи нельзя не сказать о специфике проявлений социальной безопасности в таком регионе как Калининградская область. Будучи неотъемлемой составной частью России, этот регион в то же время является своеобразной двойной периферией: с одной стороны, он есть анклав в Европейском союзе, с другой - выступает как единственная заграничная территория Российской Федерации, ее эксклав. Такое положение сложилось в начале 1990-х годов, после разрушения СССР, когда буквально в одночасье область оказалась отрезанной от остальной территории страны. Естественно, все это не могло и объективно, и субъективно не сказаться на социальной безопасности регионального социума. Что касается объективных факторов, то к таковым можно отнести: усложнение связей и взаимодействий людей с родственниками, находящимися в остальной части России; усложнение условий транзита грузов, как на территорию области, так и обратно; трудности, которые могут возникнуть в снабжении области электроэнергией, газом. Понятно, что строительство тепловой электростанции станции, начало сооружения атомной электростанции призвано обезопасить энергоснабжение региона, но это ведь только один аспект безопасности области. Понятно, что эти и многие другие грани объективных условий безопасности отражаются на социальном самочувствии населения области. Некое, мы бы сказали, зависание ста-
туса области в начале 1990-х годов, так называемая проблема 2016 года, когда в полной мере начнут сказываться последствия вступления в силу положений нового федерального закона о свободных экономических зонах, что может вызвать обвальное сокращение персонала многих производств, которые в настоящее время пользуются соответствующими преференциями и льготами постоянно держат региональный социум в напряжении, не способствуют росту уверенности калининградцев в завтрашнем дне. Получается, что и объективные, и субъективные факторы социальной безопасности в ее региональном измерении находятся и во взаимной обусловленности, и в некоем неустойчивом равновесии.
Таким образом, подводя некоторые итоги, можно отметить, что социальная безопасность выступает ключевым, сущностным явлением, отражающим основные слагаемые, главные потребности жизни любого общества. Что касается России, то сама эта проблема, что называется, отягощена аномичным состоянием социума, т.е. рассогласованием всей регулятивной подсистемы общества, высоким уровнем девиации, множественными нарушениями элементарных норм и принципов жизнедеятельности общества. Из этого следует необходимость принятия не только безотлагательных мер, направленных на возвращение обществу состояния, которое условно можно охарактеризовать как нормальное, но и мер, органично присущих именно нашему социуму, учитывая специфику процессов, которые в нем фиксируются. Все это требует дальнейшего анализа, разработки социальных технологий, возвращающих обществу должную меру управляемости всеми социальными процессами.
ЛИТЕРАТУРА
1. Очирова А. Социальная безопасность - основа социальной политики. [Электронный ресурс]. URL: // Ресурс доступа: http://www.mpgo. гц/508/586/
2. Путин В.В. Россия на рубеже тысячелетий // Калининградская правда. 2000, 12 января.
3. Салмин А.М. Россия, Европа и новый мировой порядок // Политические исследования. 1999, № 2.
4. Примаков Е.М. Годы в большой политике. - М., 1999.
5. Осипов Г.В., Левашов В.К., Локосов В.В., Хлопьев А.Т. Перестройка и радикальные реформы: десять лет спустя // Социально-политический журнал. 1996. № 1.
6. Ракитская Г. Состояние и перспективы рабочего движения в России // Вопросы экономики. 1995. № 6.
7. Наумова Т.В. Становление среднего класса в реформируемой России // Социально-гуманитарные знания. 1999. № 4.
8. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Процессы интеграции и дезинтеграции в социальной структуре российского общества // Социологические исследования. 1999. № 9.
9. Высшее образование в России. 1994. № 4.
10. Калининградская правда. 1997, 2 июля.
11. Ручкин Б.А. Молодежь и становление новой России // Социологические исследования. 1998. № 5.
12. Литературная газета. 1999. № 4.
13. Комсомольская правда. 1997, 1 марта.
14. Ресурс доступа: www.levada.ru
15. Заславская Т.И. О смысле и предварительных итогах российской трансформации // Россия: пятнадцать лет масштабной трансформации. - М., 2003.
16. http://www.mvd.rustats/10000148/10000230/6166/6166/
17. Преступность и правонарушения: Ежегодный статистический сборник. - М., 1999.
18. Калининградская правда. 1997, 26 августа.
19. Лунеев В.В. Преступность в России при переходе от социализма к капитализму // Государство и право. 1998, № 5.
20. Горяинов К.К., Исиченко А.П., Кондратюк Л.В. Латентная преступность в России: опыт теоретического и прикладного исследования. - М., 1994.
21. Индикатор «Коррупция в России // ФОМ [Электронный ресурс]. URL: http://bd.fom.ru/pdf/d02korrup.pdf
22. Цена, которую мы платим, непомерно высока // Комсомольская правда. 2007, 20 ноября.
23. Никифоров А.С. Что нам делать с организованной преступностью // Организованная преступность: российско-американский диалог. - М., 1997.
24. Фурсов А.И. Мифы перестройки и мифы о перестройке // Социологические исследования. 2006. № 1.
25. Левашов В.К. Глобализация и социальная безопасность // Социологические исследования. 2002. № 3.
