CC BY
923
СРАВНИТЕЛЬНОЕ ПРАВОВЕДЕНИЕ
Е.А. Петрова*
ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К СТРУКТУРЕ НОРМЫ ПРАВА В РАЗЛИЧНЫХ ПРАВОВЫХ ТРАДИЦИЯХ
Аннотация. Предметом настоящего исследования выступает проблема структурного строения нормы права. Анализируются подходы к элементам структуры нормы права, существующие в различных правовых традициях: в рома-но-германской (на примере права РФ) и англо-американской (на примере права США). Также обращается внимание на специфику норм международного права по сравнению с внутригосударственным правом. Приводятся конкретные примеры из действующих нормативных правовых актов и других формальных источников, иллюстрирующие специфику структурного строения нормы права (трехзвенная, двухзвенная структура и др.) В качестве основных методов исследования используются диалектический метод, общелогические методы (анализ, синтез), сравнительно-правовой, формально-юридический (догматический) и др. Делается вывод о том, что наиболее точно отражает природу нормы права традиционно выделяемая в отечественной юриспруденции её трехзвенная логическая структура. Для традиции же общего права первостепенное значение имеет установление такого элемента, как ratio decidendi. Подчеркивается, что решение вопроса о структуре нормы важно не только с теоретической, но и с практической точек зрения, т.к. только при правильном выявлении всех элементов нормы права можно понять её подлинное содержание и тем самым обеспечить эффективное действие права.
Ключевые слова: норма права, структура нормы права, гипотеза, диспозиция, санкция, прецедент, международное право, правовая традиция, право США, международный договор.
Норма права — это первичный элемент, из которого складывается все «здание» права как нормативного регулятора. Будучи элементом системы права в целом, норма права сама обладает системностью, имея определенную внутреннюю структуру. Как справедливо отмечается в литературе, каждую правовую норму «характеризует цельность, единство, иначе ей трудно было бы выступать в роли общеобязательного веления, доступного и понятного многочисленным исполнителям»1.
Традиционно структура нормы права трактуется как особое расположение, порядок, совокупность устойчивых взаимосвязей элементов, облеченных в языковую форму и обуслов-
ленных свойствами и видами правовых норм2. В данном определении, на наш взгляд, подчеркивается важный признак обусловленности внутреннего строения нормы права её видами и свойствами. Последние же во многом предопределяются спецификой различных правовых систем, разных правовых традиций. Поэтому наряду с общими подходами к структуре нормы права, существующими в теории права, необходимо учитывать и особенности тех правопоряд-ков, в которых они действуют. Так, понимание нормы права, а соответственно, и её структуры, будет отличаться в национальном и международном праве, а также в различных правовых
Радько Т.Н. Теория государства и права. М., 2012. С. 153.
2 Тулиглович М.А. Структура уголовно-правовой нормы: дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2006. С. 8.
© Петрова Е.А., 2015
* Петрова Екатерина Алексеевна — кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Ивановского государственного университета. [kate_petrova78@mail.ru] 153025, Россия, г. Иваново, ул. Ермака, д. 39.
семьях, например в романо-германскои и англо-американской, которые рассматриваются в качестве основных на правовой карте мира. Указанная специфика и будет рассмотрена нами далее.
Российская правовая система, по мнению большинства ученых, относится к семье континентального права, придерживаясь её традиций в понимании нормы права как абстрактного общеобязательного правила поведения, имеющего преимущественно письменную форму. Что же касается структуры этого правила, то наиболее широкое признание в отечественном правоведении получило мнение С.А. Голунского и М.С. Стро-говича о трехчленном строении нормы права, включающей в себя гипотезу, диспозицию и санкцию: «В правовой норме содержится прежде всего указание на условие, при котором норма подлежит применению, затем изложение самого правила поведения, наконец, указание на последствия невыполнения этого правила»3. То есть для достижения эффективного правового регулирования норма права должна «прямо или косвенно, полностью или частично, детально или обобщенно (кратко):
— во-первых, выразить само содержание правила поведения;
— во-вторых, определить условия, при которых содержание правовой нормы может и (или) должно осуществляться;
— в-третьих, установить правовые последствия нарушения правовой нормы, невыгодные или даже ущербные, тяжкие для нарушителя»4.
Исследователи подчеркивают, что именно в подобной трехзвенной структуре правовой нормы выражены специфические качества права, отличающие его от других социальных регуляторов. «Гипотеза определяет возможные, типичные и в случае спора доказуемые обстоятельства, при которых реализуется норма; гипотеза и диспозиция адресованы разуму и воле участников общественных отношений и рассчитаны на ситуации, когда возможен выбор различных вариантов поведения, и определяют (в диспозиции) тот вариант, который соответствует выраженной в праве государственной воле. Наконец, санкция должна выражать способность государства принуждать к соблюдению нормы, пресекать её нарушения, восстанавливать нарушенное право. Если гипотеза определяет пределы (объем) действия и применения нормы, а диспозиция — способ её регулирующего воздействия на поведение людей и общественные отношения, то в санк-
ции выражен способ охраны правовой нормы от нарушений5.
Все элементы правовой нормы взаимосвязаны и могут быть выражены формулой: «Если... (гипотеза), то... (диспозиция), иначе... (санкция)». Указанная трехзвенная структура нормы права представляется вполне обоснованной и четкой, не случайно она получила широкое распространение. Как справедливо подчеркивает В.К. Бабаев, подобная структура имеет исключительно большое значение для правотворческой и правоприменительной деятельности, так как позволяет создавать жизнеспособную, проверенную практикой, эффективную систему государственно-правового воздействия на поведение человека. Трехэлементный состав юридической нормы обеспечивает четкое определение самого варианта поведения, ситуации его действия (недействия), побудительных средств, обеспечивающих реализацию правового предписания. Отсутствие какого-либо структурного элемента нормы права свидетельствует об её ущербности и приводит к «сбоям» в правовом регулировании: норма либо теряет связь с конкретными жизненными обстоятельствами (становится беспредметной), либо не предлагает варианта поведения, либо утрачивает свои побудительные свойства6. Действительно, без гипотезы мы не сможем установить, когда руководствоваться изложенным в норме правилом; без диспозиции норма лишается своего смысла как таковая, т.к. не содержит никакого правила; без санкции — утрачивается её обеспеченность государством. По справедливому суждению, сложившемуся в юридической науке, без гипотезы норма бессмысленна, без диспозиции немыслима, без санкции бессильна.
Однако несмотря на всю обоснованность трехзвенной структуры нормы права, с ней соглашаются далеко не все ученые. Так, предлагают выделять не три, а два элемента нормы права: только гипотезу и диспозицию, или диспозицию и санкцию. Идеи эти не новы в отечественной юриспруденции. Так, например, Н.М. Коркунов писал, что «каждая юридическая норма состоит, естественно, из двух элементов: из определения условий применения правила и изложения самого правила». Первый элемент называется гипотезой, или предположением, второй — диспозицией, или распоряжением. При этом каждая юридическая норма может быть выражена в форме «если — то»7. Н.М. Коркунов, однако, не отрицал и наличие
3 Цит. по: Теория государства и права / под ред. В.К. Бабаева. М., 1999. С. 382.
4 Проблемы общей теории права и государства / под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М., 2002. С. 255.
5 Проблемы теории государства и права / под ред. М.Н. Марченко. М., 1999. С. 443.
6 Теория государства и права / под ред. В.К. Бабаева. С. 386.
7 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 2003. С. 162.
санкции у нормы, но при этом она не рассматривалась им как элемент структуры нормы права, а выделялась как самостоятельно существующее «средство понуждения»8.
Современные исследователи также приводят примеры норм с двухзвенной структурой: в зависимости от того, какую функцию выполняет норма, она может иметь гипотезу и диспозицию (так называемые регулятивные нормы) или гипотезу (диспозицию) и санкцию (охранительные нормы). В частности, в качестве примера норм, состоящих только из гипотезы и диспозиции, указывают многие нормы Конституции РФ; норм с диспозицией и санкцией — нормы, закрепленные в Особенной части Уголовного кодекса РФ. Так, Е.И. Козлова, характеризуя специфику конституционно-правовых норм, указывает, что они имеют особую структуру: для конституционно-правовых норм не характерна традиционная трехчленная структура, выделяемая в составе правовой нормы, — гипотеза, диспозиция и санкция; в рассматриваемых нормах обычно имеются гипотеза и диспозиция и лишь в отдельных случаях — санкция9. Н.Г Кадников, рассматривая структуру норм Особенной части Уголовного кодекса РФ, отмечает: «По своему строению нормы Особенной части четко разделены на две части. В одной части описываются признаки, характеризующие данное преступление (например, в ч. 1 ст. 209 УК РФ — «Создание устойчивой вооруженной группы (банды) в целях нападения на граждан или организации, а равно руководство такой группой (бандой)»), а в другой части нормы указывается то наказание, которое может быть применено за совершение данного преступления (например, в той же ч. 1 ст. 209 — «Лишение свободы на срок от десяти до пятнадцати лет»). В теории уголовного права первая часть нормы именуется диспозицией, а вторая — санкцией»10. Р.З. Лившиц также указывает: «В статьях Особенной части Уголовного кодекса и Кодекса об административных правонарушениях гипотеза и диспозиция всегда слиты воедино, сам запрет определенного поведения (диспозиция) дается через описание его признаков (гипотеза)... многие статьи законов, такие как статьи о компетенции тех или иных органов, о внутреннем устройстве этих органов и др., даже не содержат отсылок к санкциям. Обязательный элемент любой правовой нормы — её содержание, то правило поведения, которое эта норма устанавливает»11.
Объединяет изложенные позиции по крайней мере то, что в качестве необходимого элемента нормы рассматривается диспозиция. На обязательное наличие диспозиции при возможном отсутствии гипотезы и (или) санкции обращает внимание и А.В. Поляков. Он отмечает, что основным элементом, без которого правовая норма немыслима (не имеет смысла), является само правило поведения, определяющее права и обязанности субъектов, именуемое диспозицией: «.с точки зрения логической структуры правовой нормы, последняя не может не иметь диспозиции, все же остальные элементы структуры нормы (именно как самостоятельные элементы) являются для неё акциденциями, т.е. такими элементами, наличие или отсутствие которых зависит от привходящих (внешних) обстоятельств». Поэтому получается, с его позиции, что норма права может содержать в своей структуре и один, и два, и три элемента: количество элементов правовой нормы «зависит от её конкретного функционального и ценностного значения в механизме действия права»12.
Указанные точки зрения отнюдь не являются бесспорными, поэтому для обоснования своей позиции приведем конкретные примеры.
Так, ст. 27 Конституции РФ закрепляет: «Каждый, кто законно находится на территории РФ, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства»13.
На первый взгляд, действительно, содержащаяся в данной статье норма не имеет санкции и может быть подведена под логическую формулу: «если — то»: «Если лицо законно находится на территории РФ (гипотеза), то оно имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства (управомочивающая диспозиция)». Однако отрицая наличие в этой норме санкции, мы тем самым лишаем её обеспечительной силы со стороны государства: раз санкции нет, то, значит, и соблюдать эту норму в принципе не обязательно, так как за её нарушение никаких принудительных мер не последует14. А ведь речь идет в данном случае о кон-
8 См.: Там же. С. 171-175.
9 Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России. М., 2004. С. 35.
10 Уголовное право. Общая и Особенная части / под ред. Н.Г. Кадникова. М., 2006. С. 32-33.
11 Лившиц Р.З. Теория права. М., 2001. С. 104.
12 Поляков А. В. Общая теория права. СПб., 2001. С. 469470, 479.
13 Конституция РФ (принята всенародным голосованием 12.12.1993) // URL: http://www.pravo.gov.ru (последнее обращение — 26 февраля 2014).
14 Поэтому мы не разделяем позиции А.В. Полякова, который утверждает, что «санкция (как и государственное принуждение) является возможным, а подчас и необходимым следствием нарушения правовой нормы, но не абсолютно необходимым для всех случаев функционирования права»; что санкция является дополнительным, комплементарным средством, способствующим реализации правовой диспозиции, так как «в нем отсутствует нужда при нормальном функционировании права (когда все субъекты исполняют свои правовые обязанности)» (См.: Поляков А.В. Общая теория права. СПб., 2001. С. 472, 483). На наш взгляд, при «нормальном функционировании права» отсутствует нужда не в самих санкциях, а в их практической реализации. Как справедливо отметил Ж.-Л. Бержель, «если даже допу-
ституционнои норме, имеющем высшую юридическую силу. Соответственно она не может быть необязательном. Поэтому, по нашему мнению, в рассматриваемой норме также должна выделяться санкция. Проблема же заключается в том, что санкция эта не содержится в указанной статье Конституции, но это отнюдь не означает, что она вообще отсутствует. Дело в том, что реальное содержание нормы права и её текстуальное изложение не всегда совпадают, что обуславливается соответствующими способами формально-юридического закрепления и изложения юридических норм. Отсюда отсутствие четко сформулированной санкции в конкретной статье нормативного правового акта не означает отсутствие её в норме: она может лишь подразумеваться и содержаться в другой статье этого акта или вообще в другом формальном источнике и должна выводиться логическим путем15. Поэтому, на наш взгляд, правы те ученые, которые выделяют не просто «структуру нормы права», а «логическую структуру нормы права». Так, например, А.В. Поляков, рассматривая структуру нормы права, отмечает, что в любой правовой норме присутствует логическое содержание и ценностное значение. Последнее предполагает интерпретацию нормы обществом как оправданно наделяющей его членов коррелятивными правами и обязанностями. Отсутствие какого-либо из этих элементов структуры разрушает бытие правовой нормы. Логический элемент правовой нормы, в свою очередь, является подсистемой и имеет свою структуру, свой состав элементов: гипотезу, диспозицию, санкцию. Совокупность таких элементов образует логический смысл правовой нормы, который, в свою очередь, задается языковой формулировкой образующих её элементов16. А.В. Мицкевич подчеркивает, что структура правовых норм строится в виде трех структурных элементов деонтической логики (логики норм), получивших в правовой науке название гипотезы, диспозиции и санкции17.
Соответственно, на наш взгляд, логическим путем мы всегда можем вывести (найти) все три элемента в правовой норме, и в этом как раз и состоит задача профессионального юриста: он должен увидеть в текстуальном
стить, что правовые предписания чаще всего соблюдаются спонтанно, без, казалось бы, необходимого для такого случая использования средств принуждения, принципиальным остается утверждение, что использование принуждения возможно в случаях, когда есть необходимость заставить упрямцев выполнять юридические предписания» (см.: Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 82).
15 Так, например, Р.З. Лившиц подчеркивает, что «о гипотезе, диспозиции и санкции следует говорить скорее как о подразумеваемых элементах правовой нормы, чем о её непременных составных частях» (см.: Лившиц Р.З. Указ. соч. С. 104).
16 См.: Поляков А.В. Указ. соч. С. 468-469.
17 Проблемы общей теории права и государства / под общ. ред. В.С. Нерсесянца. С. 255.
выражении нормы права её подлинное содержание и отыскать все её элементы. Как подчеркивает, например, Т.В. Кленова, под структурой правовой нормы понимается только логическая обусловленность гипотезы, диспозиции и санкции, независимо от того, где и как они изложены18. Отсюда и возможность использования такой теоретико-правовой категории, как «логическая норма», или «реальная норма»19. «Логическая норма — это выявляемое логическим путем общее правило, которое воплощает органические связи между нормативными предписаниями и обладает полным набором свойств, раскрывающих их государственно-властную природу»20.
Если вернуться к рассматриваемому нами примеру конституционной нормы, то санкция в ней, на наш взгляд, есть, но она не выражена текстуально в ст. 27 Конституции РФ; она в ней лишь подразумевается и может быть найдена в других формальных источниках, например в статьях закона РФ от 25.06.1993 № 5254-1 «О праве граждан РФ на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах РФ»21. Так, ст. 9 указанного Закона предусматривает, что действия или бездействие государственных и иных органов, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц и иных юридических и физических лиц, нарушающие право граждан РФ на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах РФ, могут быть обжалованы гражданами в вышестоящий в порядке подчиненности орган, вышестоящему в порядке подчиненности должностному лицу либо непосредственно в суд. Соответственно мы можем восстановить логически трехзвенную структуру конституционной нормы («если — то — иначе»): «Если лицо законно находится на территории РФ (гипотеза), то оно имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства (управомочивающая диспозиция), иначе оно вправе обратиться в вышестоящий орган или в суд с жалобой на органы и лица, нарушающие его право (санкция)».
Можно аналогичным образом разобрать и пример из Особенной части Уголовного кодекса РФ. Так, ст. 319 Уголовного кодекса РФ закрепляет:
«Публичное оскорбление представителя власти при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением — наказывается штрафом в размере до сорока
18 Цит. по: Сельский А.В. Бланкетные нормы в уголовном законодательстве России: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2010. С. 45.
19 См., напр.: Тулиглович М.А. Указ. соч. С. 27.
20 Алексеев С.С. Общая теория права. М., 1982. С. 42.
21 Российская газета. 10 авг. 1993. № 152 // URL: http://www. pravo.gov.ru (последнее обращение — 30 декабря 2013 г.).
тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех месяцев, либо обязательными работами на срок до трехсот шестидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года»22.
Опять же на первый взгляд может показаться, что содержащаяся в данной статье норма имеет двухзвенную структуру и состоит, как указывают некоторые ученые, только из диспозиции и санкции или гипотезы и санкции: «Публичное оскорбление представителя власти при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением запрещается (диспозиция), иначе наказывается штрафом в размере до сорока тысяч рублей ... (санкция)»; или «Если лицо публично оскорбляет представителя власти при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением (гипотеза), то оно наказывается штрафом в размере до сорока тысяч рублей . (санкция)». По нашему мнению, ни первая, ни вторая формулировка нормы не точны: если мы соглашаемся, что данная норма лишена гипотезы, то нам неизвестно, в каком случае мы должны руководствоваться данной нормой; если же предположить, что норма лишена диспозиции, то в этом случае она вообще бессмысленна, так как не закрепляет никакого правила поведения. Более обоснованной поэтому нам представляется позиция, что и в рассматриваемом примере мы можем логическим путем вывести все три элемента структуры нормы права. В указанной статье Уголовного кодекса действительно есть диспозиция, запрещающая совершение указанного деяния (хотя термин «запрещается» в статье отсутствует, но он подразумевается под тире («-»), стоящем перед словом «наказывается»23), и, несомненно, санкция (с этим соглашаются, пожалуй, все ученые) после слова «наказывается». А вот гипотеза в данном случае подразумевается и выводится логическим путем из статей Общей части Уголовного кодекса РФ, где указываются условия привлечения лица к уголовной ответственности. Если этих условий нет, то мы и не будем руководствоваться нормами Особенной части Уголовного кодекса. Так, в ст. 19 Уголовного кодекса РФ закреплено, что уголовной ответственности подлежит только вменяемое физическое лицо, достигшее возраста, установленного настоящим
22 Уголовный кодекс РФ от 13 июня 1996 № 63-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 1996. № 25. Ст. 2954 // URL: http://www.pravo.gov.ru (последнее обращение — 04 февраля 2014 г.).
23 Согласно правилам русского языка тире («-») может
ставиться в случае, когда пропущено слово. Такую формулировку имеют все статьи Особенной части Уголовного кодекса РФ, так как все указанные в её статьях деяния запрещены и пришлось в каждой статье употреблять термин «запрещается» — вместо него с учетом правил юридического письма и используется тире.
Кодексом. Соответственно мы можем восстановить логически трехзвенную структуру уголовно-правовой нормы («если-то-иначе»): «Если лицо является вменяемым и достигшим возраста уголовной ответственности (гипотеза), то ему запрещается публично оскорблять представителя власти при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением запрещается (диспозиция), иначе оно наказывается штрафом в размере до сорока тысяч рублей . (санкция)». Это не значит, что иным лицам разрешаются подобные действия, но к ним не могут быть применены меры уголовной ответственности, и их наказание будет регламентироваться иными нормами.
Подтверждение нашей позиции мы находим и у ряда специалистов по уголовному праву. Так, С.М. Кочои в своем учебнике по уголовному праву отмечает, что структура уголовно-правовой нормы включает три элемента — гипотезу, диспозицию и санкцию: гипотеза содержит условия применения нормы и при этом в статьях Особенной части Уголовного кодекса она не выделяется, а является общим положением и вытекает из ст. 8 УК РФ («Основание уголовной ответственности»); диспозиция описывает признаки деяния, образующего конкретный состав преступления; санкция определяет вид и размер наказания за совершение преступления24.
В свете рассмотренных примеров и возможности восстановления трехзвенной структуры нормы за счет обращения к другим статьям нормативных актов или другим формальным источникам заслуживает внимания позиция О.Э. Лей-ста, который указывал, что структура правовой нормы основывается на взаимосвязи, системности правовых норм. Будучи неразрывно связанными между собой, нормы права в определенных аспектах выступают как диспозиции, имеющие свои гипотезы и санкции, в других — как элементы гипотез или санкций других норм; санкция одной нормы становится диспозицией при нарушении охраняемой нормы и применении мер принуждения к правонарушителю; гипотезы также в определенном аспекте становятся диспозициями, указывающими, каким именно обстоятельствам следует придавать юридическое значение. Ученый приводит следующие примеры: с точки зрения пешеходов и водителей транспортных средств соблюдение правил дорожного движения является обязанностью (диспозиция), а административные взыскания за невыполнение обязанности — санкцией; с точки же зрения государственных органов и должностных лиц, уполномоченных рассматривать дела об административных правонарушениях, та же самая нормы выступает в
24 Кочои С.М. Уголовное право. Общая и Особенная части. М., 2009. С. 5-6.
другом аспекте, а именно гипотезой становится описание административного правонарушения, диспозицией — обязанность применить взыскание в установленных законом пределах и соответствующей процессуальной форме, санкцией же будет выступать отмена незаконного и необоснованного постановления по делу об административном правонарушении, а также меры персональной ответственности должностных лиц, виновных в бездействии или в неправильном применении закона25. Мы, несомненно, согласны с ученым в том, что все нормы права взаимосвязаны и образуют единую систему, обеспечивающую за счет этой взаимосвязи полноту и эффективность правового регулирования. Однако, на наш взгляд, каждая норма имеет свою независимую и завершенную структуру, пересекаются же формулировки языкового (текстуального) выражения элементов логической структуры. Поэтому внешне может казаться, что гипотеза одной нормы становится диспозицией другой, или санкция одной — гипотезой другой, в действительности же каждая норма — это самостоятельная, логически завершенная юридическая конструкция.
Наконец, говоря о подходах к структуре нормы права, нельзя не отметить, что наряду с мнениями о двухзвенной структуре высказываются предложения о выделении четырех структурных элементов. В частности, предлагают помимо гипотезы, диспозиции и санкции выделить элемент, содержащий «указание на условия действия санкции», — для тех правовых норм, на основе которых возникают охранительные правоотношения26. На наш взгляд, любое увеличение количества структурных элементов нормы права приводит к дополнительной путанице и вряд ли обосновано логически.
Таким образом, по нашему мнению, норма права всегда имеет трехзвенную логическую структуру, хотя она и не всегда очевидна, но всегда может быть выведена логическим путем, так как каждый элемент нормы права несет определенную смысловую нагрузку и отсутствие хотя бы одного из них лишает норму смысла. Поэтому мы не можем согласиться с теми учеными, которые предлагают выделять нормы-гипотезы, нормы-диспозиции и нормы-санкции в качестве самостоятельных видов норм27. Как справедливо подчеркивает О.Э. Лейст, громадным досто-
25 Проблемы теории государства и права / под ред. М.Н. Марченко. С. 443-444.
26 См.: Протасов В.Н. Теория права и государства. Проблемы теории права и государства. М., 2001. С. 174.
27 М.А. Горшкова, например, отмечает, что избиратель-
ное право России и Великобритании «содержит в себе
нормы-диспозиции, нормы-гипотезы и нормы-санкции»
(Горшкова М.А. Структура норм права в избирательном
законодательстве РФ и Великобритании // Государствен-
ная власть и местное самоуправление. 2010. № 5 // СПС
«КонсультантПлюс».
инством трехэлементной структуры нормы права является то, что «она побуждает практических работников к тщательному и всестороннему анализу нормативного материала во всем его объеме, к сопоставлению неразрывно связанных между собой статей нормативных актов, к выделению и сопоставлению «элементов», образующих одно правоположение, к определению условий применения правовой нормы, её содержания, последствий её нарушения. Такой ориентации не дает двухэлементная схема, отгораживающая китайской стеной одну статью закона с её «двумя элементами» от других статей, замыкающая анализ юридических норм рамками анализа формулировок отдельных статей и параграфов, подходящая к изучению права не с точки зрения системности, взаимосвязи правовых предписаний, а с точки зрения их разрозненности, разобщенности, бессвязности»28.
В целом, говоря о дискуссии по поводу структуры нормы права, не лишним будет, по нашему мнению, процитировать слова Ю.В. Кудрявцева, утверждающего, что проблема структуры нормы имеет две стороны «формальную» и «содержательную». Они неразрывно связаны и поэтому нередко просто подменяются одна другой. Первая состоит в том, что выделение двух, трех и т.д. элементов нормы права не может существенно сказаться на действующем законодательстве. Но, с другой стороны (и в этом состоит «содержательная» сторона) — «решить проблему структуры нормы — значит правильно смоделировать, отразить в научных понятиях и конструкциях «регулирующие свойства» норм, их «потенцию», особенности и качественное своеобразие различных частей правовой материи»29.
Рассмотренные нами особенности структурного строения нормы права предопределяются пониманием нормы права, присущим романо-германской правовой традиции. Иную специфику будут иметь нормы общего права, носящие прецедентный характер. В подтверждение обратимся к опыту правовой системы США, где прецедентное право выступает одним из основных источников.
Специфика нормы общего права обусловливается в первую очередь её неписаной формой. Однако это не означает, что нормы общего права существуют лишь в устной форме и, подобно обычаям, передаются из «уст в уста» от поколения к поколению. В настоящее время имеются специальные сборники, где публикуются прецедентные решения (reports). Но в них содержатся именно решения, а не готовые прецедентные нормы. Они выступают своеобраз-
28 Проблемы теории государства и права / под ред. М.Н. Марченко. С. 444-445.
29 Кудрявцев Ю.В. Нормы права как социальная информация. М., 1981. С. 59.
ным «сырьем», правовым материалом для логических построений юристов30. «Неписаный» характер общего права заключается, таким образом, в том, что его нормы, как правило, лишь подразумеваются в судебных решениях, а не изложены в них прямо31. В результате чего сама норма общего права в значительной степени отличается от своего «аналога» в праве континентальном.
Структурные элементы (гипотеза, диспозиция, санкция) норм общего права, выведенных из отдельного судебного казуса, настолько расплывчаты, что не только не поддаются описанию, но нередко являются просто «неуловимыми». Поэтому в юридической и судебной практике США, а также в работах теоретического плана сам термин «правовая норма» редко применяется в отношении судебных решений. Значительно чаще американская юриспруденция прибегает к использованию или самого термина «прецедент», который привязывается к индивидуальному решению, его установившему, или понятия «судебная доктрина», которое связывается обычно с целой серией однотипных судебных решений. Здесь нужно сделать одно уточнение. Хотя даже единичное решение создает обязательный прецедент, американские ученые подчеркивают, что более «безопасно» полагаться не на один прецедент, а на правила, подтвержденные целым рядом аналогичных решений. Именно в результате сопоставления («synthesizing») таких решений вырабатывается общая норма, общий принцип, который и становится обязательным для судов32. Отсюда важность судебных доктрин, которые складываются с течением времени и служат лучшим доказательством обоснованности соответствующего правила. Судебные доктрины обычно получают краткое «кодовое» наименование (доктрины «надлежащей правовой процедуры», «государственных действий», «разделенных, но равных возможностей» и др.). Однако довольно часто и они «представляют собой с правовой точки зрения достаточно аморфное явление, за которым может скрываться целая цепочка «каучуковых» норм, требующих, в свою очередь, дальнейшей конкретизации и уточнения от одного судебного дела к другому»33.
Процесс выделения из судебного решения (решений) непосредственно прецедентной нормы, её структурных элементов весьма сложен. Это во многом обусловливается самим стилем судебных решений. По общему правилу, веден-
ному еще Дж. Маршаллом, решение суда пишется одним из судей, голосовавших за данное решение (в наиболее важных и сложных делах таковым обычно выступает Председатель суда)34. Как подчеркивает Л. Фридмэн, типичное такое решение следует довольно стандартной форме. Оно «отмечает факты, формирует существо вопроса, обращается к практике предыдущих дел (если таковые имеются) по данному предмету, к законам (если таковые имеются), которые имеют к нему отношение, и обсуждает соотношения между этими «авторитетами». Суд определяется с правовыми принципами, которые он (или суды по прежним делам) «выжали» из прецедентов или письменных законов. Он приспосабливает эти принципы к фактам рассматриваемого дела и выходит с ответом на поставленный воп-рос.»35. Однако «на бумаге» всё это занимает чаще всего несколько десятков страниц.
Согласно традиционным принципам «казуального» права обязательным прецедентом признается не собственно резолютивная часть решения (judgement), имеющая значение только для сторон в конкретном деле, а его юридическая мотивировка, изложенная в мнении суда (opinion of the court), если позиция всех судей совпадает, или в мнении большинства, которое приобретает силу судебного решения. Не являются обязательными для нижестоящих судов юридические мотивы, изложенные судьями в особых мнениях, как «совпадающих» (concurring), так и «несовпадающих» (dissenting), а также мнения судей, разделившихся при голосовании поровну, поскольку, как указал Верховный суд, в таком случае отсутствует решение, имеющее силу прецедента36. Однако на практике аргументы и юридические конструкции, включенные судьями в особые мнения, нередко используются затем в решениях судов штатов или низших федеральных судов, но не в качестве прецедента, а в виде лишь одного из принятых во внимание соображений — в качестве так называемого «убеждающего авторитета» (persuasive authority). Как отмечает О.А. Жидков, нередко в связи с изменившейся обстановкой, а еще чаще — с изменениями в самом составе суда, трансформируются и решения суда, причем юридические доводы, которые ранее были высказаны в особых мнениях судей, включаются в официальную позицию большинства и приобретают тем самым силу прецедента37.
Однако и мотивировочная часть решения не в полном своем объеме составляет обязатель-
30 Богдановская И.Ю. Прецедентное право. М., 1993. С. 22.
31 Burnham W. Introduction to the Law and Legal System of the United States. St. Paul, 2011. P. 38.
32 См.: Ibid. P. 68.
33 Жидков О.А. Верховный суд США: Право и политика. М., 1985. С. 105.
34 См.: Rehnquist W.H. The Supreme Court: How It was, How It Is. N.Y., 1987. P. 120.
35 Фридмэн Л. Введение в американское право. М., 1993. С. 69.
36 United States v. Pink, 315 U.S. 203 (1942).
37 Жидков О.А. Указ. соч. С. 104.
ныи для руководства в низших судах прецедент. Нормативный характер приобретают лишь те элементы мнения суда, которые выступают в качестве непосредственного обоснования его решения по делу («ratio decidendi», или, как его называют в американской литературе, — «holding»), тогда как часто включаемые судьями в текст мнения побочные рассуждения, отступления, замечания, прямо не относящиеся к делу, — «попутно сказанное» (obiter dictum), — не рассматриваются как имеющие обязательную властную силу38. Obiter dictum имеет лишь убедительную силу, показывая позицию суда по различным вопросам. Хотя, например, в истории Верховного суда нередко встречались случаи, когда юридические мотивы, высказанные «попутно», оказывали влияние на последующую судебную практику, использовались для обоснования новых судебных решений и приобретали тем самым силу обязательного прецедента. Поэтому obiter dictum также изучается юристами.
Таким образом, фактически только «ratio decidendi» представляет собой прецедентную норму. По мнению Р. Кросса, дать четкую дефиницию ratio decidendi невозможно и в самом общем виде оно означает «любую норму права, прямо или косвенно трактуемую судьей в качестве необходимого шага в достижении решения, включая ход его рассуждений или обязательную часть его указания присяжным»39. В самом решении прямо не указывается, что составляет ratio, поэтому определение его — важная стадия формулирования прецедентной нормы. Были выработаны особые методы его выделения, но в основном английской, а не американской юридической доктриной40. В целом американские ученые не склонны уделять особого внимания этой проблеме. Некоторые из них (так называемые «реалисты») вообще считают, что любые попытки проведения различия между ratio decidendi и obiter dictum полностью бесплодны и заранее обречены на провал, и руководствуются девизом «не обращать особого внимания на то, что судьи говорят, а учитывать лишь то, что они делают»41. Как отмечается в современной правовой литературе США, судьи при решении дел, основанных на общем праве, и установлении «holding» обычно используют два метода: дедуктивный и метод аналогии42. То есть по
38 Cohen M.L., Berring R.C., Olson K.C. How to Find the Law. St. Paul, 2000. P. 15-16.
39 Кросс Р. Прецедент в английском праве. М., 1985. С. 88.
40 См., напр.: Максимов А.А. Прецедент как один из источников английского права // Государство и право. 1995. № 2. С. 98.
41 Цит. по: Марченко М.Н. Основные источники англосаксонского права: понятие, прецедент // Вестн. Моск. ун-
та. Сер.11. Право. 1999. № 4. С. 39.
42 Burnham W. Op. cit. P. 66.
сути речь идет о логических методах построения логической структуры нормы прецедентного права. При этом выбор соответствующего метода во многом предопределяется собственным «стилем» и предпочтениями судьи.
Дедуктивный метод используется обычно при решении простых, «ясных» дел и во многом аналогичен применению норм статутов. Суть его заключается в том, что сначала из решения по ранее рассмотренному делу выводится общее правило («holding» — «rule»), которое затем используется в конкретных делах, полностью подпадающих под данное правило. При этом «holding» представляет собой выраженное в одном-двух предложениях утверждение, таким образом отражающее наиболее важные фактические обстоятельства дела и формулирующее общее правило, чтобы они были понятны даже лицу, не знакомому с делом. Можно привести следующий пример. Предположим, что некий А. является собственником катера. Некий Б. крадет его и продает Д., который не знает, что катер краденый, и платит за него полную рыночную стоимость. Затем А. узнает, что его катер находится у Д., и подает против него иск об истребовании своего имущества. Вынося решение в пользу А., судья изложит его примерно следующим образом: «Ответчик утверждает, что, поскольку он не знал, что покупает краденый катер, и заплатил за него полную рыночную стоимость, то он приобрел право собственности на данное имущество. Мы не согласны. Продавец Б. получил катер незаконными средствами и, следовательно, не приобрел на него никакого законного права. Раз он сам не имеет никаких законных прав в отношении катера, то он не может передать их и другому лицу, в том числе и Д. Более того, необходимо устанавливать правила, препятствующие свободному распоряжению крадеными вещами. Решено в пользу А.». Из данного решения может быть выведено следующее общее правило — «holding»: «Когда имущество украдено у собственника и продано вором третьему лицу, собственник имеет право получить свое имущество от третьего лица-покупателя, даже если этот покупатель заплатил полную рыночную стоимость и не знал, что имущество краденое». Впоследствии данное правило будет применяться так же, как и норма статута, ко всем случаям, подпадающим под его действие43. По сути мы можем увидеть здесь такие элементы нормы права, выведенные логическим путем, как гипотезу и диспозицию: «если имущество украдено и продано третьему лицу и покупатель не знал, что имущество краденое (гипотеза), то собственник вправе требовать имущество у покупателя (диспозиция)».
См.: Burnham W. Op. cit. P. 66.
43
Что же касается «попутно сказанного» («obiter dictum»), то к нему в данном случае могли бы, например, относиться рассуждения судьи о том, что если бы катер был не украден, а найден продавцом, то владелец не мог бы истребовать его и т.п. Данные рассуждения не служат непосредственным обоснованием рассмотренного дела и потому выступают лишь как оЬ^ег dictum. Они не имеют обязательной силы для будущих решений, но отражают позицию судьи, которой он, вероятно, будет придерживаться, если возникнет такой спор о находке. Естественно, что далеко не всегда «holding», то есть собственно правило, формулируется в столь очевидной форме. Часто оно лишь подразумевается и выводится из тех утверждений, на которые судьи делают особый акцент. Дедуктивный метод применим только в случае полного совпадения фактических обстоятельств прежнего и нового дела. Однако полное совпадение фактов бывает достаточно редко, чаще всего они совпадают частично. И здесь на помощь судье приходит иной метод — метод аналогии, который используется обычно при рассмотрении сложных дел.
Метод аналогии направлен на сопоставление фактических обстоятельств дел, то есть здесь нормативными элементами решения выступают материальные факты и выводы судьи. Данный метод состоит из двух этапов: а) установление сходных и различающихся фактов рассматриваемого и прецедентного дела; б) определение, насколько существенными являются сходства и различия применительно к решаемому спорному вопросу. Если различия не являются существенными, то судья применяет прежний прецедент. В противном случае судья его отклоняет (distinguish). Самое сложное в данном методе — определить, насколько важными выступают для данного дела сходные и различающиеся факты. Для этого нет каких-то специальных правил, и всё зависит от конкретной ситуации. Профессор У. Бёрнхэм приводит простой пример, иллюстрирующий действие данного метода: когда вы разрешаете своей десятилетней дочери не ложиться спать до 10 вечера, если ей не надо идти в школу на следующий день, а её шестилетнюю сестру отправляете спать в 8 часов, то младшей это кажется несправедливым. Она начинает спорить с вами, ссылаясь на сходство обстоятельств: и она, и её сестра являются детьми и им обеим не надо идти в школу, поэтому она имеет такое же право лечь спать в 10 часов, как и её старшая сестра. Но для вас гораздо более важны не указанные сходства, а различие в возрасте. Именно различие в возрасте имеет существенное отношение к вопросу о том, когда укладывать детей спать, поскольку маленьким следует спать дольше, поэтому вы отправляете младшую дочь
в постель в 8 вечера. В то же время например различие в именах девочек не будет иметь существенного значения для данной ситуации. Так и судье в каждом конкретном случае приходится сопоставлять фактические обстоятельства дела и решать, какие из них являются важными, а какие нет44.
В качестве примера применения метода аналогии можно привести следующее дело Quashnock v. Frost:
Дело, которое рассматривается. Покупатели дома обратились с иском к продавцам, требуя взыскать издержки на уничтожение термитов и возместить убытки, причиненные термитами данному дому. Продавцы дома знали о наличии в нем термитов, но не сообщили об этой проблеме покупателям. Покупатели не спросили, есть ли в доме термиты. Перед судом встал вопрос: обязаны ли были продавцы сообщать о наличии термитов покупателям.
Прецедентное дело. Рассмотренное ранее дело Glanski v. Ervine касалось продажи усадьбы, населенной термитами. В данном деле и продавец, и его агент по недвижимости знали, что в доме есть термиты. Покупатели непосредственно с продавцом не общались, но спросили у агента про наличие в доме термитов. Он ответил, что термитов в доме нет и что дом находится в пригодном для проживания состоянии. В данном деле суд решил, что продавец и его агент обязаны сообщать о наличии термитов в доме.
Применение прецедента к рассматриваемому делу. Даже несмотря на то, что покупатели не спросили, есть ли в доме термиты, суд решил, что продавцы, которые знали о наличии проблемы с термитами, обязаны были сообщить об этом покупателям45.
Как видно из примера, фактические обстоятельства дел (рассматриваемого и прецедентного) отличались как минимум по двум аспектам: в прецедентном деле участвовал агент по недвижимости, а не сам продавец; кроме того, в рассматриваемом деле был не обман (утверждение продавца об отсутствии термитов), как в прецедентном деле, а умолчание (несообщение об их наличии). Как отмечает автор учебника по американскому праву, из которого взят пример, «суды, использующие закон, а не прецедент, вероятно, решили бы эти дела по-разному, так как различен их фактический состав: они могли бы установить, что продавец обязан сообщать о наличии термитов, только если покупатель сам об этом спрашивает, в противном случае ответственность продавца исключается». В данном же случае судья признал наиболее важные обстоятельства дел сходными (в частности, в обо-
44 См.: Burnham W. Op. cit. P. 69-71.
45 Pratt D. Legal Writing: A Systematic Approach. St. Paul, 1999. P. 4-5.
их случаях продающая сторона знала о наличии термитов), а различия несущественными для рассматриваемого спора и применил имеющуюся прецедентную норму46. Именно метод аналогии придает прецедентному праву ту гибкость, которой так гордятся судьи общего права.
Таким образом, видно, что при формулировании прецедентной нормы необходимость четкого выделения структурных элементов нормы права приобретает особо большое значение. При этом в общем праве данный процесс осложняется неписаным характером самой прецедентной нормы. Для работы с прецедентами требуется соответствующая профессиональная подготовка, овладение особым правовым мышлением, доставшимся американским юристам в «наследство» от английских колонистов. Не случайно прецедентное право называют «правом юристов»47.
Наконец, завершая анализ подходов к структуре нормы права в различных правовых традициях, хотелось бы обратить внимание на специфику структуры нормы международного права. Международное право представляет собой особую систему норм, регулирующих в первую очередь отношения между государствами на основе согласования их воль. Именно согласительная природа международного права, основными субъектами которого выступают суверенные (независимые) образования, обусловливает особенности его норм. Первая состоит в том, что значительная часть норм международного права носит рекомендательный характер (так называемые нормы «soft law» — «мягкого права»48). Подобные нормы лишены главного качества традиционной нормы внутригосударственного права — общеобязательности, в силу чего они априори не предполагают в своей структуре санкций. С другой стороны, в международном праве существуют и строго обязательные императивные нормы (в частности, так называемые нормы jus cogens49, к которым, например, относятся общепризнанные принципы международного права), отступление от которых недопустимо и влечет за собой наложение санкций. Однако даже такие нормы международного права редко содержат четко сформулированные санкции, и в этом состоит еще одна их особенность. Отсутствие четко указанного характера и размера наказания в санкциях международно-правовых норм предопределяется тем, что меры международно-правовой ответственности не кодифицированы и применяются самими субъектами международ-
ного права по своему усмотрению (естественно, при наличии основания — международного правонарушения). Например, ст. 106 Конвенции ООН по морскому праву закрепляет: «Если захват судна или летательного аппарата по подозрению в пиратстве совершен без достаточных оснований, государство, совершившее захват, отвечает перед государством, национальность которого имеет судно или летательный аппарат, за любой ущерб или любые убытки, причиненные захватом»50. Как видно, предусматривая обязанность государства возместить ущерб, данная статья не указывает конкретные формы и размеры его возмещения.
Но отсутствие четких санкций не означает отсутствия санкций вообще: подобное утверждение, по нашему мнению, лишило бы международное право какой-либо юридической силы. Большинство норм современного международного права имеют письменную форму и договорный характер. В статьях международных договоров, действительно, чаще всего явно выражены лишь гипотеза и диспозиция. Однако исходя из общепризнанного принципа международного права pacta sunt servanda любое нарушение государством взятых на себя международных обязательств должно влечь за собой международно-правовую ответственность. Поэтому, на наш взгляд, можно утверждать, что санкции в международно-правовых нормах в любом случае подразумеваются и могут содержаться в специальных международных договорах (например, в Конвенции о международной ответственности за ущерб, причиненный космическими объектами 1972 г.; Конвенции о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения нефтью 1992 г. и др.) или, что чаще имеет место, в международных обычаях51.
На данную специфику обращается внимание и в литературе. Так, например, отечественный международник И.И. Лукашук отмечал в отношении структуры норм международного права: «Главное состоит, пожалуй, в том, что большинство норм содержит лишь диспозицию, а санкции, точнее контрмеры, определяются системой в целом. Конкретные контрмеры в случае нарушения норм могут предусматриваться отдель-
ными договорами»3
Соответственно, такой
46 Pratt D. Op. cit. P. 4-5.
47 Богдановская И.Ю. Прецедентное право. С. 21.
48 См. об этом, напр.: Международное право / отв. ред. Ю.М. Колосов, В.И. Кузнецов. М., 1998. С. 22-23.
49 См. об этом, напр.: Лукашук И.И. Международное пра-
во. Общая часть. М., 2007. С. 144-146.
50 Конвенция ООН по морскому праву // URL: http://www. conventions.ru/view_base.php?id=i096 (последнее посещение — 12 марта 2014 г.).
51 В настоящее время существует лишь проект универсальной Конвенции об ответственности государств за международно-противоправные деяния, одобренный Генеральной Ассамблеей ООН в 2001 г. и включивший в себя основные нормы об ответственности, сложившиеся на уровне международных обычаев (См.: ООН. Конвенции и соглашения. Проекты // URL: http://www.un.org/ru/ documents/decl_conv/convdrafts.shtml (последнее обращение — 11 марта 2014 г.).
52 Лукашук И.И. Указ. соч. С. 137.
признак права, как системность применительно к взаимосвязи международно-правовых норм и элементов их структуры, приобретает особую важность.
Таким образом, мы видим, что вопрос о структуре нормы права во многом решается исходя из специфики самого понимания нормы
Библиография:
права в соответствующей правовой традиции. Решение этого вопроса имеет важное не только теоретическое, но и практическое значение, т.к. только при правильном выявлении всех элементов нормы права мы можем понять её подлинное содержание («дух» закона) и тем самым обеспечить эффективное действие права.
1. Алексеев С.С. Общая теория права. — М., 1982. — 359 с.
2. Бержель Ж.-Л. Общая теория права. — М., 2000. — 576 с.
3. Богдановская И.Ю. Прецедентное право. — М., 1993. — 239 с.
4. Горшкова М.А. Структура норм права в избирательном законодательстве РФ и Великобритании // Государственная власть и местное самоуправление. — 2010. — № 5 // СПС «КонсультантПлюс».
5. Жидков О.А. Верховный суд США: Право и политика. — М., 1985. — 224 с.
6. Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России. — М., 2004. — 347 с.
7. Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. — СПб., 2003. — 430 с.
8. Кочои С.М. Уголовное право. Общая и Особенная части. — М., 2009. — 575 с.
9. Кросс Р. Прецедент в английском праве. — М., 1985. — 238 с.
10. Кудрявцев Ю.В. Нормы права как социальная информация. — М., 1981. — 144 с.
11. Лившиц Р.З. Теория права. — М., 2001. — 224 с.
12. Лукашук И.И. Международное право. Общая часть. — М., 2007. — 432 с.
13. Максимов А.А. Прецедент как один из источников английского права // Государство и право. 1995. № 2. — С. 97-102.
14. Марченко М.Н. Основные источники англосаксонского права: понятие, прецедент // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 1999. № 4. — С. 26-41.
15. Международное право / отв. ред. Ю.М. Колосов, В.И. Кузнецов. — М., 1998. — 624 с.
16. Поляков А.В. Общая теория права. — СПб., 2001. — 642 с.
17. Проблемы общей теории права и государства / под общ. ред. В.С. Нерсесянца. — М., 2002. — 832 с.
18. Проблемы теории государства и права / под ред. М.Н. Марченко. — М., 1999. — 504 с.
19. Протасов В.Н. Теория права и государства. Проблемы теории права и государства. — М., 2001. — 346 с.
20. Радько Т.Н. Теория государства и права. — М., 2012. — 496 с.
21. Теория государства и права / под ред. В.К. Бабаева. — М., 1999. — 592 с.
22. Уголовное право. Общая и Особенная части / под ред. Н.Г. Кадникова. — М., 2006. — С. 32-33.
23. Фридмэн Л. Введение в американское право. — М., 1993. — 286 с.
24. Burnham W. Introduction to the Law and Legal System of the United States. — St. Paul, 2011. — 794 p.
25. Cohen M.L., Berring R.C., Olson K.C. How to Find the Law. — St. Paul, 2000. -716 p.
26. Pratt D. Legal Writing: A Systematic Approach. — St. Paul, 1999. — 427 p.
27. Rehnquist W.H. The Supreme Court: How It was, How It Is. — N.Y., 1987. — 338 p.
Материал поступил в редакцию 11 апреля 2014 г.
MAIN APPROACHES TO LEGAL NORM STRUCTURE IN DIFFERENT LEGAL TRADITIONS
Petrova Ekaterina Alexeevna
PhD in Law, assistant professor, Department of State and Law Theory and History, Ivanovo State University
[kate_petrova78@mail.ru]
Abstract
The subject of the current research is the problem of structural composition of the legal norm. There have been analyzed the approaches to the elements of the legal norm in different legal traditions: in the Roman-Germanic one (as exemplified in the law system of the Russian Federation) and in the Anglo-American one (as exemplified in the law system of the United States). Special attention has also been given to specific features of international law norms in comparison to domestic ones. There have been given factual examples taken from actual legal regulatory norms and other documentary sources which illustrate the specific structure of the legal norm composition (the three-tier structure, the two-tier structure and others). As the main methods of the research there have been employed the general logical methods (analysis and synthesis), the dialectical method, the comparative legal, the formal legal (dogmatic) methods and others. There has been drawn the conclusion that the three-tier logical structure is the one which reflects the nature of the legal norm in the most precise way and which has traditionally been applied in the domestic law system. It has been established that in the framework of the common law tradition preeminent importance is given to identifying of such element as ratio decidendi. It has been noted that solution of the issue of the legal norm structure is important not only from the theoretical viewpoint but from the practical viewpoint as well, since only with the proper identifying all the legal norm elements one can realize its real contents and therefore provide the efficiency of law.
Keywords
Legal norm, legal norm structure, hypothesis, disposition, sanction, precedent, international law, legal tradition, the USA law, international treaty.
References
1. Alexeev S.S. General theory of law. — M., 1982. — 359 p.
2. Berzhel Zh.-L. General theory of law. — M., 2000. — 576 p.
3. Bogdanovskaya I.Yu. Precedent law. — M., 1993. — 239 p.
4. Gorshkova M.A. Legal norm structure in the electoral legislation of the Russian Federation and in Great Britain // State power and local self-government. — 2010. — № 5 // Legal Reference System «Consultant Plus».
5. Zhidkov O.A. The Supreme Court of the USA: Law and politics. — M., 1985. — 224 p.
6. Kozlova E.I., Kutafin O.E. Constitutional law of Russia. — M., 2004. — 347 p.
7. Korkunov N.M. Lectures on general theory of law. — St.Petersburg, 2003. — 430 p.
8. Kochoi S.M. Criminal law. General and special parts. — M., 2009. — 575 p.
9. Kross R. Precedent in English law. — M., 1985. — 238 p.
10. Kudryavtsev Yu.V. Legal norms as social information. — M., 1981. — 144 p.
11. Livshits R.Z. Theory of law. M., 2001. — 224 p.
12. Lukashuk I.I. International law. General part. — M., 2007. — 432 p.
13. Maksimov A.A. Precedent as one of the sources of English law // State and law. — 1995. — № 2. — P. 97-102.
14. Marchenko M.N. Main sources of Anglo-Saxon law: notion, precedent // Courier of Moscow University. Ser. 11, Law. 1999. №4. — P. 26-41.
15. International law / editor-in-chief Yu.M. Kolosov, V.I. Kuznetsov. — M., 1998. — 624 p.
16. Polyakov A.V. General theory of law. — St.Petersburg, 2001. — 642 p.
17. Problems of general theory of law and state/ under the general editorship of V.S. Nersesyants. — M., 2002. — 832 p.
18. Problems of state and law theory/ under the editorship of M.N. Marchenko. — M., 1999. — 504 p.
19. Protasov V.N. Law and state theory. Problems of law and state theory. — M., 2001. — 346 p.
20. Rad'ko T.N. State and law theory. — M., 2012. — 496 p.
21. State and law theory / under the editorship of V.K. Babaev. — M., 1999. — 592 p.
22. Criminal law. General and special parts /under the editorship of N.G. Kadnikov. — M., 2006. P. 32-33.
23. Freedman L. Introduction to American law. — M., 1993. — 286 p.
