Основное содержание, генезис и сущность правовой доктрины Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 340.13

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ, ГЕНЕЗИС И СУЩНОСТЬ ПРАВОВОЙ ДОКТРИНЫ

© Айнур Разифович ГИЛЬМУЛЛИН

Казанский (Приволжский) федеральный университет, г. Казань, Российская Федерация, аспирант, кафедра теории и истории государства и права, e-mail: [email protected]

Исследована одна из наиболее спорных проблем правовой жизни современной России, а именно правовая доктрина и ее место в механизме российского государства. Аргументирована позиция о том, что в каждый исторический период духовных и философских поисков народа, отражающихся в сотворении нечто нового и фундаментального, неизбежно рождается мысль, которая становится определяющим вектором развития определенного исторического периода. И лишь по прошествии времени эти мысленные формы переходят в иное и кардинально новое содержание: в форму доктрины, обусловливающей дальнейшее исследование столпов этой цивилизации и расширение толкования догм, задевая и духовность, и нравственность, и правовое сознание, и правовую культуру. Проводя исследование содержания, генезиса и сущности правовой политики сделан вывод, что правовая доктрина как таковая непрерывно диверсифицировано развивается и взаимодействует не только с плоскостью правовых наук, но и с иными гуманитарными науками; поскольку сама доктрина, даже как дефиниция, представляет собой определенный комплекс знаний, систематизированных и представленных в том или ином ключе. Исходя из проведенного исследования, подчеркнуто, что правовая доктрина, будучи связана практически со всеми правовыми явлениями нашей действительности, есть также необходимое составляющее механизма государства. Ведь государство, развиваясь и функционируя по тем же законам что и правовая доктрина, само по себе нуждается в научно обоснованных направлениях своего дальнейшего движения и развития, а правовая доктрина как раз и нацелена в своем содержании на подобную цель.

Ключевые слова: юридическая доктрина; правовая политика; механизм государства; законодательная власть; законотворческий процесс.

Следует признать очевидным, что происходящие в стране общественно-политические процессы, преобразования в экономике и социальной сфере, проводимая административная реформа и другие новшества в жизни государства вызывают закономерный интерес граждан к организации деятельности различных институтов власти, в т. ч. судебных органов.

Общеизвестно, что в качестве одной из главных целей, сформулированных в посланиях Президента России В.В. Путина Федеральному Собранию РФ, определено построение в стране развитого гражданского общества и устойчивой демократии, позволяющей в полной мере обеспечить права человека, гражданские и политические свободы. Поэтому расширение сфер судебной защиты прав и свобод граждан, совершенствование судопроизводства, повышение доступа к правосудию, приведение российского законодательства в соответствие с современными международными стандартами стали основными задачами и судебно-правовой реформы, которая является неотъемлемой частью

последовательно проводимого демократического процесса в России [1, с. 47].

При этом в условиях планомерного развития и совершенствования судебной системы РФ важно понимание и осмысление роли правовой доктрины, определяющей правомочия органов судопроизводства. В национальном праве роль доктрины зависит от особенностей правовой системы и национальной культуры. В России доктрина в качестве источника российского права официально не признается, однако фактически им является. В научной литературе по поводу признания за юридической доктриной статуса источника права нередко высказываются полностью противоположные точки зрения, и единого мнения по данному вопросу в российской науке нет.

Под доктриной, в частности, следует понимать философскую, политическую, религиозную концепцию, теорию, учение, систему воззрений, руководящих теоретических или политических принципов. При этом возможно деление доктрин на официальную, создаваемую на национальном уровне или

наднациональном (экспертные заключения, приведенные выше), и научную, создаваемую в университетах и иных профессорских объединениях.

Международное частное право также признает доктрину в качестве источника права. Изначально доктрина являлась единственным источником международного публичного права, она выражалась в трудах Г. Гроция и других юристов, обосновывающих существование международного права с точки зрения естественно-правовой школы. Развитие позитивизма привело в конечном итоге к упадку доктрины, а затем - к переосмыслению роли доктрины в праве. В настоящее время в международном публичном праве доктрина является субсидиарным источником права, применение которого возможно лишь в особых обстоятельствах.

Для решения вопроса о роли и месте судебной доктрины в российской правовой системе права необходимо выявить сущность источника и формы права. Источником права в материальном праве являются развивающиеся общественные отношения, в идеальном смысле понимается правовое сознание, в юридическом смысле - различные формы выражения, объективизации правовых норм. Иными словами, под источником права в юридическом смысле понимается форма выражения, объективизации государственной воли. В контексте работы согласимся с мнением, что «...источником права является то, откуда берется, черпается право: сложившийся порядок общественных отношений, идея, потребность. Форма права - объективированные определенным образом правила общественной практики, которые в силу объективных причин признаются обществом и государством как обязательные. Правила, созданные обществом и одобренные государством посредством придания им некоторой внешней оболочки, защищаемые государственным принуждением, представляют собой форму права.». Вышеизложенное дает основание полагать, что источником преодоления коллизии «между должным и сущим» и, соответственно, источником нормы «недобросовестность налогоплательщика» является сложившийся порядок общественных отношений, идеи и потребности, выраженные в форме судебной практики и правовых позиции Конституционного суда РФ о

соответствии коллизионной нормы налогового законодательства экономической конституции. Как было отмечено, закрепление понятия «недобросовестность» и включение его в научный оборот произошло путем судебного санкционирования, который вызывает негативную реакцию, прежде всего, у приверженцев классической теории континентального и англосаксонского права. Оценивая данный способ нормативного закрепления, С.С. Алексеев отмечает: «...официальный, публичный характер источникам права практически придается двумя путями: путем правотворчества, т. е. путем прямого государственного принятия, и путем санкционирования, когда государственные органы, например суды, в том или ином виде одобряют социальные нормы, придают им юридическую силу.». При этом стоит согласиться со следующей точкой зрения: независимо от признания судебной практики в качестве источника права она реально порождает новые юридические нормы, создавая тем самым самостоятельный канал правооб-разования и являясь реакцией на возникновение новых общественных отношений. При этом споры о судебной практике как источнике права попадают в логический круг: так, сторонники концепции выдвигают практические аргументы, а противники - теоретические постулаты.

Судебная доктрина - совокупность прецедентных подходов к решению правовых ситуаций, позволяющих комплексно оценить деятельность субъекта правоотношений, выявить фактическое и волевое содержание его действий как субъекта экономического отношения, структурированного отношениями правовыми. Судебный прецедент - вынесенное по конкретному делу и вступившее в законную силу судебное решение или сформулированное высшим судебным органом в порядке обобщения судебной практики постановление, которое в дальнейшем при рассмотрении аналогичных по содержанию норм воспринимается как источник права. Как указывает Р. Давид, для тех, кто считается с реальностью и имеет более широкий взгляд, доктрина в наши дни составляет очень важный и весьма жизненный источник права. Эта ее роль проявляется в том, что именно доктрина создает словарь и правовые понятия, которыми пользуется законодатель.

В частности, именно разработка комплексной судебной доктрины стала закономерной предпосылкой к реформированию всей судебной системы в целом. Идея реформирования судов, зародившаяся еще в годы перестройки во второй половине 80-х гг. XX в., первоначально ставила своей задачей модернизацию системы советского правосудия в соответствии с концепцией демократизации социализма в СССР. Однако совершенно новый импульс судебная реформа получила в связи с коренными общественно-политическими изменениями в стране в начале 90-х гг. XX в. [2, с. 17].

Стало ясно, что для защиты политических и экономических свобод граждан и их объединений общество нуждается в истинно независимом судье, свободном от политического и социального давления. Обеспечить это условие возможно только в условиях реального разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную, при котором судебная власть полностью самостоятельна.

Началом судебной реформы принято считать появление первого Закона союзного значения «О статусе судей», где впервые предусмотрены меры, направленные на обеспечение независимости судей. Именно этим законом был увеличен срок судейских полномочий до 10 лет, а прежде все судьи избирались сроком на 5 лет. Первый Всероссийский съезд состоялся в октябре 1991 г. и стал выразителем воли всех судей страны. Тогда было принято решение о создании представительного органа судейского сообщества - Совета судей, который призван содействовать проведению судебной реформы, защищать интересы судей и представлять их в других органах государственной власти.

В октябре 1991 г. была принята Концепция судебной реформы [3, с. 21, 59-60], которая закрепила следующие задачи:

1) защита и неуклонное соблюдение основных прав и свобод человека, конституционных прав граждан в судопроизводстве;

2) закрепление в нормах уголовного и гражданского процесса, в соответствующих законодательных актах демократических принципов организации и деятельности правоохранительных органов, положений, отвечающих рекомендациям юридической науки;

3) обеспечение достоверности и повышение доступности информации о деятельности правоохранительных органов, судебно-правовой статистики;

4) создание федеральной судебной системы;

5) признание права каждого лица на разбирательство его дела судом присяжных в случаях, установленных законом;

6) расширение возможностей обжалования в суд неправомерных действий должностных лиц, установление судебного контроля над законностью применения мер пресечения и других мер процессуального принуждения;

7) организация судопроизводства на принципах состязательности, равноправия сторон, презумпции невиновности подсудимого;

8) дифференциация форм судопроизводства.

В качестве реализации этих задач были обозначены следующие важнейшие направления:

- создание федеральной судебной системы;

- признание права каждого лица на разбирательство его дела судом присяжных в случаях, установленных законом;

- расширение возможностей обжалования в суд неправомерных действий должностных лиц, установление судебного контроля за законностью применения мер пресечения и других мер процессуального принуждения;

- организацию судопроизводства на принципах состязательности, равноправия сторон, презумпции невиновности подсудимого;

- дифференциацию форм судопроизводства;

- совершенствование системы гарантий независимости судей и подчинения их только закону, закрепление принципа их несменяемости [4, с. 28].

Как отмечают эксперты, авторы Концепции судебной реформы выдвинули довольно радикальные положения ее осуществления. В частности, основополагающей идеей являлся максимальный судебный контроль во всех сферах правоохранительной деятельности. Например, передача суду ряда функций, которые исполняет прокуратура: санкции на

заседаниях, арест и т. п. Дальнейшее развитие государства, связанное в основном с экономическими проблемами, повлекло осуществление судебных реформ по более умеренному варианту, т. к. для реализации Концепции в полном объеме требовалось многократное увеличение финансирования судебной системы (дополнительные штаты судей и аппарата судов, строительство сотен новых помещений судов, оплата вознаграждения прилежным заседателям и многое другое), но бюджет страны пока не мог его обеспечить.

Важным обстоятельством явилось создание службы материального обеспечения судов - Департамента судебного управления. Сначала он был в системе Минюста, а потом стал самостоятельным ведомством, подчиненным лишь судейскому сообществу.

Также велика роль доктрины в установлении тех методов, с помощью которых открывают право и толкуют законы. Добавим к этому влияние, которое доктрина может оказывать на самого законодателя - последний часто лишь выражает те тенденции, которые устанавливает доктрина. Доктрина влияет на законодателя, здесь она является лишь косвенным источником права. Но доктрина играет также роль в применении закона. И было бы трудно, не искажая действительности, отрицать за ней в этой сфере качество источника права. Поиск права - это задача, которая должна выполняться сообща всеми юристами, каждым в своей сфере и с использованием всех методов. При этом ими руководит общий идеал - стремление достичь в каждом вопросе решения, отвечающего общему чувству справедливости и основанного на сочетании различных интересов, как частных, так и всего общества. Изучение сущности указанной доктрины и ее эволюции имеет как отраслевое, так и общетеоретическое значение [5, с. 81, 175].

Судебные доктрины - это типовые подходы и методы разрешения определенных судебных споров, которые выработались в ходе накопления и последующего обобщения судебной практики.

Возвращаясь к правовой доктрине РФ в контексте судебной реформы, следует проследить, как менялись основные ее составляющие на разных этапах реформы.

Можно выделить следующие этапы.

Первый этап 1991-1996 гг. Принимается Концепция, ряд законов о судебной реформе. Впервые в 1993 г. в Основном законе страны (Конституции Российской Федерации) появилось понятие: «Судебная власть». Принимается ряд конституционных законов:

- Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном суде Российской Федерации»;

- Федеральный конституционный закон от 28 апреля 1995 г. № 1-ФКЗ «Об арбитражных судах в Российской Федерации» и т. д.

Второй этап 1996-2002 гг. Начало нового этапа положено принятием Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. № 1-ФК «О судебной системе Российской Федерации». Вслед за указанным конституционным законом принимаются многие законодательные акты о различных звеньях судов в Российской Федерации, финансировании судов и т. д. Выступая на V Всероссийском съезде судей в ноябре 2000 г., Президент страны В.В. Путин отметил: «Говоря о главном итоге судебной реформы, хотел бы подчеркнуть: судебная власть в России, несмотря на проблемы, все-таки состоялась. Мы можем и должны это констатировать. В базовых параметрах концепция судебной реформы реализована». Судебная реформа продолжалась, разрабатывались и принимались новые законодательные акты.

Третий этап 2002-2006 гг. Начало новому этапу было положено принятием Федеральной целевой программы «Развитие судебной системы России» на 2002-2006 гг. (утв. постановлением Правительства РФ от 20 ноября 2001 г. № 805). В декабре 2004 г. проходит VI Всероссийский съезд судей, результатом которого в т. ч. явилось Постановление «О состоянии правосудия в Российской Федерации и перспективах его совершенствования». VI съезд констатировал главный итог: создана обновленная модель российского правосудия, отвечающая потребностям судебной практики и новым демократическим стандартам. Однако говорить о том, что судебная реформа окончена, еще рано.

Четвертый этап 2007-2011 гг. охарактеризовался коренными изменениями, связанными с включением апелляционных, кассационных инстанций. Появление в судебной

системе еще одной инстанции обязано бурной дискуссии, которая была развернута на страницах юридических изданий на протяжении последних десяти лет. Идея по созданию апелляционных судов конкурировала с идеей организации административных судов, которая заложена в ч. 2 ст. 118 Конституции РФ, где говорится, что судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства.

Заключительный этап, продолжающийся в наше время, связан с объединением Верховного и Высшего арбитражного судов. Единый Верховный суд РФ должен начать свою работу 6 августа 2014 г., а за день до этого перестанет существовать - Высший арбитражный суд. Именно тогда вступят в силу соответствующие изменения в Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации», Федеральный конституционный закон от 5 февраля 2014 г. № 3 -ФКЗ «О Верховном суде Российской Федерации» (за исключением некоторых положений) и Федеральный закон от 5 февраля 2014 г. № 16-ФЗ, устанавливающий порядок отбора кандидатов в первоначальный состав нового Верховного суда [6, с. 21, 237].

В настоящее время судебная система России преобразовывается - вступают в силу нормативные акты, регулирующие процедуру объединения двух судов - Высшего арбитражного и Верховного. Реформа эта более чем спорная и вызывает больше критики, чем одобрения, особенно со стороны юристов (как теоретиков, так и практиков). В целом после объединения судов сама система изменилась не очень. Высшими судебными инстанциями остались две - Конституционный суд РФ, которого не касаются изменения, и Верховный суд РФ. Их деятельность обеспечивают аппараты соответствующих судов. Система нижестоящих федеральных судов стала единой, с разделением на федеральные суды общей юрисдикции и федеральные арбитражные суды. К первым сейчас относятся верховные суды республик, краевые, областные суды, суды городов федерального значения, суды автономной области и автономных округов, районные суды, военные и специализированные суды. В систему арбитражных судов входят арбитражные суды округов

(или арбитражные кассационные суды), арбитражные апелляционные суды и арбитражные суды субъектов Российской Федерации, а также специализированные арбитражные суды. К последним пока относится только Суд по интеллектуальным правам, которого изменения не затронули. Обеспечивает деятельность перечисленных судов Судебный департамент при Верховном суде РФ, который до преобразования занимался вопросами обеспечения только судов общей юрисдикции. Раньше же обеспечение деятельности арбитражных судов осуществлял сам Высший арбитражный суд (ВАС) РФ, а обеспечение его деятельности лежало на аппарате этого суда [4, с. 36].

Также следует помнить, Россия не является страной прецедентного права, поэтому формально судебные акты Высшего арбитражного суда, Верховного суда (ВС), Федеральных арбитражных судов регионов (ФАС) не являются самостоятельными источниками права. Тем не менее «судебные источники права» - судебные акты ФАС округов, ВАС, ВС и Конституционного суда (КС) - имеют иногда решающее значение в регулировании налоговых отношений и разрешении налоговых споров. Это связано со следующими нюансами.

1. Решения КС обязательны на всей территории РФ для всех правоприменителей.

2. Постановления Пленумов ВАС и ВС обязательны не для всех правоприменителей, а только для нижестоящих судов. То есть фактически они имеют силу обязательного прецедента.

3. Постановления Президиумов ВАС и ВС, а также постановления ФАС округов по конкретным делам являются своего рода ориентирами, убеждающими прецедентами при рассмотрении налоговых споров.

Показательно, что российской практикой выработаны специальные судебные доктрины, применяемые судами для признания сделок не соответствующими требованиям законодательства по мотивам их заключения с целью уклонения от уплаты налогов или незаконного обхода налогов.

Доктрина приоритета содержания перед формой, которая означает, что при оценке рассматриваемого суде правонарушения во внимание принимаются фактически сложившиеся между субъектами отношения, их

суть, а не внешняя форма, которую стороны ей придали на бумаге [3, с. 39].

Доктрина «экономическая целесообразность» особенно характерна для гражданских, налоговых правоотношений. В основе ее лежит определение предпринимательской деятельности, прописанное в п. 1 ст. 2 ГК РФ: «Предпринимательской деятельностью является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке». Допустим, если компания ведет деятельность, несет затраты, заключает сделки и при этом данные действия не направлены на получение прибыли, то и понесенные в связи с этим расходы экономически неоправданны, не соответствуют критериям предпринимательской деятельности, которые сформулированы в гражданском законодательстве, что должно учитываться при рассмотрении, допустим, дел о банкротстве и т. д.

Доктрина «должная осмотрительность» говорит о том, что налогоплательщик должен проявить должную осмотрительность при выборе контрагента: установить его правоспособность, полномочия лиц, которые действуют от его имени, а также поинтересоваться добросовестностью контрагента с точки зрения уплаты налогов. В случае, если налогоплательщик не проявит должной (разумной) осмотрительности, а контрагент окажется фирмой-«однодневкой», которая не исполняет свои обязательства перед бюджетом, налогоплательщик рискует получить налоговые претензии по операциям с данным контрагентом.

Что касается доктрин о рассмотрении в суде правоотношений, вытекающих из нарушения уголовного закона или гражданского законодательства, то их закрепление не обозначено так конкретно. В основном они находят свое отражение в постановлении пленумов ВС, касающихся инкриминирования тех или иных преступлений.

Значение постановлений Пленума Верховного суда РФ по уголовным делам по определенным видам преступлений и опубликованной судебной практики для правоприменителей трудно переоценить. Разъяснения,

содержащиеся в них, помогают работникам судебно-следственных органов решить вопрос о наличии или отсутствии в действиях конкретного лица состава преступления, правильно квалифицировать преступные действия. В свою очередь, правильная квалификация влечет назначение справедливого наказания. Законодатель объективно не может в нормах закона охватить все многообразие складывающихся в жизни конкретных ситуаций, поэтому постановления Пленума Верховного суда РФ, разъясняющие терминологию законодателя, дающие рекомендации по вопросам квалификации, крайне необходимы.

Вопрос о признании судебной практики в качестве самостоятельного источника права неоднократно ставился и обсуждался как на уровне общей теории государства и права, так и на отраслевом уровне. В 40-е гг. XX в., а также послевоенные годы прошлого столетия предпринимались попытки представления руководящих разъяснений пленума Верховного суда СССР в качестве источника уголовного права. Однако в силу ряда объективных и субъективных причин, а также причин идеологического порядка эти попытки не имели успеха [1, с. 141].

Исследователи, придерживающиеся мнения о несовместимости судебного правотворчества с парламентским, исходят из двух взаимосвязанных посылок:

а) из отсутствия какой бы то ни было правовой основы для судебного правотворчества;

б) из заведомого противопоставления правотворческой деятельности суда и создаваемого им прецедента, с одной стороны, и правотворческой деятельности парламента и закона - с другой.

Изучение различных аспектов правотворческой деятельности судов в современной России и сравнение ее с соответствующей деятельностью Федерального Собрания показывают, что ни одна из указанных посылок не имеет под собой основы. Так как судебная правотворческая активность осуществляется в строгом соответствии с законом и на основе закона и при этом не только не противоречит законодательной деятельности парламента, а, наоборот, ее дополняет и обогащает. Правотворческая деятельность судов существенно отличается от аналогичной дея-

тельности российского парламента и в силу уже этого не может ни подменять ее собой, ни тем более дублировать.

Особенность судейского правотворчества, по мнению М.Н. Марченко, предопределяется тем, что:

1) оно всегда есть побочный продукт акта правосудия;

2) оно не самостоятельно в том смысле, что привязано к основной функции судебной власти - осуществлению правосудия;

3) оно осуществляется в рамках закона и на основе закона, исходящего от высшей законодательной власти страны;

4) правотворчество суда в значительной мере связано с толкованием (конкретизацией) права и восполнением пробелов в праве;

5) судебные правоположения вырабатываются судьями только на основе «имеющихся норм и правовых принципов, а не своей субъективной воли»;

6) эти «правоположения» не должны противоречить существующим, и в первую очередь конституционным законам;

7) существуют определенные границы или пределы судейского правотворчества, предусмотренные законом [6, с. 18].

Помимо объективных причин «вынужденное» правотворчество судов в современной России обусловлено также субъективными факторами. Среди них - слабая или отсутствующая юридическая подготовка отечественных законодателей - депутатов Государственной Думы. Следует отметить также и недостаточную юридическую подготовку следователей. Зачастую в силу объективных причин (большое количество уголовных дел в производстве) они не знают разъяснений постановлений Пленума Верховного суда РФ и опубликованной судебной практики, делая грубые ошибки при квалификации преступлений. При этом следователи оправдываются тем, что разъяснения постановлений Пленума Верховного суда РФ не являются руководящими, а судебная практика не является источником права.

Известно, что стабильность права обеспечивается путем придания определенного единообразия судебной практики. Ее подлинная роль очевидна, даже если доктрина воздерживается от признания ее в качестве источника права. Для превращения фактического признания судебной практики источ-

ником права в юридическое необходимо закрепить правотворчество в виде функций высших судебных инстанций и официально придать статус источников права издаваемым ими актам. Безусловно, представляется интересным это предложение, однако как реализовать это предложение на практике -пока трудно предположить.

Доктрина, закон, его толкование, судебная практика имеют тесную взаимосвязь. Сегодня все более стремятся признать независимый характер процесса толкования, которое перестало отыскивать исключительно грамматический и логический смысл терминов закона или намерения законодателя. Роль доктрины проявляется в том, что именно она создает словарь и правовые понятия, которыми пользуется законодатель. Кроме этого, она оказывает влияние на самого законодателя. Последний часто воспринимает подготовленные ею предложения [7, с. 45].

Таким образом, доктрина принадлежит к правовым явлениям, которые не только многократно меняли и меняют свой статус, но и стремятся раствориться в науке, судебной практике, общих принципах и других формах и источниках права. Ю.С. Гамбаров об этом свойстве доктрины писал: «Представляет ли собою такое право: самостоятельный источник права, или оно входит составной частью в обычное и законодательное право, этот вопрос чрезвычайно спорен и исполнен до сих пор неясностей» [8, с. 15].

Исследование феномена судебной доктрины как формы права связано с решением следующих вопросов: возникновение этого явления; форма его существования; степень ее обязательности, ее защита.

Там же термин «доктрина» употребляется в самом широком смысле, а именно:

а) как учение, философско-правовая теория;

б) как мнения ученых-юристов по тем или иным вопросам, касающимся сущности и содержания различных юридических актов, по вопросам правотворчества и правоприменения;

в) как научные труды наиболее авторитетных исследователей в области государства и права;

г) в виде комментариев различных кодексов, отдельных законов, «аннотирован-

ных версий» (моделей) различных нормативно-правовых актов.

Для такого источника права, как доктрина, замечают исследователи, «необходим динамический фактор. Имеется в виду ее авторитетность, востребованность, влиятельность, регулятивный потенциал, убедительность».

В контексте судебной реформы для доктрины принципиальное значение имеет ее действенность, признанность, авторитетность, широта распространения и влияния на общественные отношения, которые позволяют этому явлению претендовать на самодостаточность, роль постановлений Пленума Верховного суда РФ и опубликованной судебной практики очень велика. Знание положений указанных постановлений и практики применения уголовного закона способствует его единообразному применению.

Список литературы

1. Бурдина Е.В. О совершенствовании органов судейского сообщества в контексте укрепления единства судебной системы // Российский судья. 2014. № 2. С. 24-27.

2. Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. М., 1958.

3. Байтин М.И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). М., 2005.

4. Клеандров М.И. Объединение Верховного и Высшего арбитражного судов Российской Федерации и конфигурация судейского сообщества // Журнал российского права. 2013. № 9. С. 52-60.

5. Демидов И.Ф. Принципы советского уголовного процесса. Курс советского уголовного процесса. Общая часть / под ред. А.Д. Бойко-ва, И.И. Карпеца. М., 1989.

6. Романовская О.В. Административно-право-вой статус квалификационных коллегий // Судебная реформа в современной России: итоги и перспективы: материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 20-летию судебной реформы / под ред. А.В. Малько, В.А. Терехина. Пенза, 2011.

7. Фомина Е.В. Правовой статус квалификационных коллегий судей // Российское правосудие. 2013. № 4. С. 108-112.

8. Лукьянова Е.Г. Состояние современной российской теории права в контексте развития // Юридическое образование и наука. 2014. № 1. С. 31-34.

References

1. Burdina E.V. O sovershenstvovanii organov sudeyskogo soobshchestva v kontekste ukrepleniya edinstva sudebnoy sistemy.

Rossiyskiy sud'ya - Russian Judge, 2014, no. 2, pp. 24-27. (In Russian).

2. Strogovich M.S. Kurs sovetskogo ugolovnogo protsessa. Moscow, 1958. (In Russian).

3. Baytin M.I. Sushchnost' prava (Sovremennoe normativnoe pravoponimanie na grani dvukh vekov). Moscow, 2005. (In Russian).

4. Kleandrov M.I. Ob"edinenie Verkhovnogo i Vysshego arbitrazhnogo sudov Rossiyskoy Federatsii i konfiguratsiya sudeyskogo soobshchestva. Zhurnal rossiyskogo prava -Journal of Russian Law, 2013, no. 9, pp. 52-60. (In Russian).

5. Demidov I.F. Printsipy sovetskogo ugolovnogo protsessa. Kurs sovetskogo ugolovnogo protses-sa. Obshchaya chast'. Moscow, 1989. (In Russian).

6. Romanovskaya O.V. Administrativno-pravovoy status kvalifikatsionnykh kollegiy. In: Malko A.V., Terekhina V.A. (eds.). Materialy Vserossiyskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii, posvyashchennoy 20-letiyu sudebnoy reformy. "Sudebnaya reforma v sovremennoy Rossii: itogi i perspektivy". Penza, 2011. (In Russian).

7. Fomina E.V. Pravovoy status kvalifikatsionnykh kollegiy sudey. Rossiyskoe pravosudie - Russian Justice, 2013, no. 4, pp. 108-112. (In Russian).

8. Luk'yanova E.G. Sostoyanie sovremennoy rossiyskoy teorii prava v kontekste razvitiya. Yu-ridicheskoe obrazovanie i nauka - Juridical Education and Science, 2014, no. 1, pp. 31-34. (In Russian).

Поступила в редакцию 11.01.2016 г. Received 11 January 2016

UDC 340.13

THE MAIN CONTENT, THE GENESIS AND ESSENCE OF LEGAL DOCTRINE

Aynur Razifovich GILYMULLIN, Kazan (Volga region) Federal University, Kazan, Russian Federation, Post-graduate Student, Theory and State History and Law Department, e-mail: [email protected]

One of the most controversial problems of legal life of modern Russia, namely, the legal doctrine and its place in the mechanism of the Russian state is considered. The position that in every historical period of theological and philosophical speculation of the people, reflected in the creation of something new and fundamental, inevitably comes the thought, which becomes the defining vector of development of a certain historical period is argued. And only the passage of time these thought forms are transferred into a different and radically new contents: in the form of doctrine, causing a further study of the pillars of this civilization and the expansion of the interpretation of dogmas, touching and spirituality, and the morality and legal consciousness, and legal culture. Conducting the study, the Genesis and essence of legal policy, the conclusion is made that legal doctrine, as such, continuously develops diversified and interacts not only with the plane of legal Sciences, but also with other humanitarian Sciences; because the doctrine, even as the definition, is a defined body of knowledge, systematized and presented in a particular key. Based on the conducted research, it is emphasized that legal doctrine being associated with almost all legal phenomena of our reality, there is also an essential part of the machinery of the state. Because the state, developing and functioning under the same laws and legal doctrine, needs in science-based direction for its further movement and development, and legal doctrine and is focused in its content on such target.

Key words: legal doctrine; legal policy; mechanism of state; legislative power; legislative process.