CC BY
67
ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
В. А. МАЛЬЧУКОВ
доктор философских наук, профессор ИГУ Н. В. МАЛЬЧУКОВА
кандидат философских наук, старший преподаватель ИГУ
ОСНОВАНИЯ И УСЛОВИЯ ЭФФЕКТИВНОЙ ЯЗЫКОВОЙ КОММУНИКАЦИИ
Истекшее XX столетие отмечено небывалой активностью инфомационно-коммуникативных процессов. Большая роль в этом принадлежит технической составляющей системы производства, трансформации, тиражирования и трансляции информации. Это дает основания для теоретико-социального прогноза, согласно которому земная цивилизация вступает в информационную фазу. Но даже если считать информационный критерий базисным для определения будущих состояний общества, то уже сейчас ясно, что интенсификация информационно-коммуникативных процессов несет в себе существенный негативный потенциал: невольную и направленную дезинформацию, стремление к опрощению и примитивизации интеллектуального обмена, дефицит взаимопонимания между различными социальными и этническими группами, который содержит угрозу агрессий. Очевидно, что даже при признании основательности информационного критерия будущего прогресса земного сообщества необходимо уже сейчас уделять самое серьезное внимание изучению сущности и условий качественной (и в этом смысле эффективной) социальноинтеллектуальной коммуникации, ее языковым основам.
Вопросы коммуникации, ее эффективности довольно широко обсуждаются специалистами разных областей науки: логики, семиотики, лингвистики (в том числе психо- и социолингвистики), философии языка и др. Здесь достигнуты многие интересные и полезные результаты, как, например, в рамках исследования так называемых практических высказываний и рассуждений (Б. А. Парахонский), теории интеракции и небуквальных высказываний
(Д. Вандервекен), лингвистической философии (Л. Витгенштейн) и др. В то же время философское осмысление проблемы эффективной языковой коммуникации остается пока недостаточным. Частные или достаточно абстрактные результаты перечисленных направлений анализа, будучи необходимыми и полезными, нуждаются в интеграции и более масштабном философском синтезе. Последние могут быть достигнуты (при всем прочем) с помощью обращения к ряду взаимосвязанных методологических предпосылок:
— совмещению субъектно-объектной и субъектно-субъектной парадигм анализа;
— привлечению категорий «количество», «качество»;
— диалектике возможности и необходимости выбора.
Кратко поясним эти предпосылки. Субъектно-объектная парадигма осмысливается как истинностное отношение применяемых в коммуникации языковых средств со стороны их содержания к некоторой экстралингвистической реальности. Субъектно-субъектное отношение реализует себя как целевые установки субъекта и мобилизуемые им средства сообщения, которые предполагают возможность и необходимость речевого и другого символического выбора. Выбор же означает, что именно и сколько выбрано из средств для организации сообщения (количество). От того, как организовано сообщение, зависит эффект его воздействия на адресата (область качества).
Необходимо также принять во внимание следующие дополнительные соображения:
— современное понимание языка, выработанное под влиянием семиотики, предполагает не только и не столь-
ко некоторую гомогенную знаковую систему, но и континуум языковых средств, языковое пространство взаимодействующих знаковых структур, которое включает бессознательно-образный язык («архетипы»), рефлексируемый образный язык, вербальный язык общей коммуникации (обычный естественный язык), научно-теоретические знаковые системы в рамках естественно-технического и гуманитарного познания;
— совершенно естественно и коммуникацию подразделять на общую (социально-идеологическую), естественно- и гуманитарнонаучную, имея в виду различение в них общего и элитарного уровней.
Следуя обозначенным путем (обобщения, интеграции), мы в данной статье поставим следующие вопросы: за счет чего обеспечивается эффективность общения и сообщения, если иметь в виду прежде всего план содержания сообщения; как успешность коммуникации реализуется на разных ее уровнях; каковы те характеристики общекоммуникативного национального языка, которые с определенностью задают условия успеха коммуникации. Так как, с одной стороны, тайны успеха коммуникации кроются в осуществлении в языке референциального отношения в форме истины, а с другой стороны, этот успех базируется на субъектно-субъектном отношении (постоянной ориентации на другого), осветим вопрос о реализации в коммуникативном процессе отношений правдивости, истинности, ценности. При этом будем исходить из представления об единстве и различии социальногуманитарной и естественнонаучной сфер коммуникации.
Усиливающееся внимание к гуманитарному знанию и его трансляции (коммуникации) привело сегодня к довольно прочному осознанию его специфичности в сравнении со знанием естественнонаучным. Субъективная составляющая гуманитарного знания, ориентация его на анализ ценностносмысловых оснований отношения субъекта к объекту и внутрисубъектных отношений сейчас уже ни у кого не вызывает сомнений. Но одновременно воз-
никает вопрос и о том, нет ли оснований для выделения специфических сторон истины в содержании гуманитарных знаний. Точка зрения неокантианцев по этому вопросу располагается между характерными пунктами: 1) истина — результат вчуствования и понимания объекта познания гуманитарных наук; 2) объект познания этих наук на всех уровнях — «вещь в себе» и некоторые предельные положения, достигаемые этим знанием, суть принадлежность сферы верований. Однако наличие некоторых инвариантностей, обнаруженных гуманитарными науками в объектах своего познания за длительную историю, не позволяет с этим согласиться. Такими инвариантностями могут быть, к примеру, знаковая теория языка, основы которой заложены еще античной философией и языковедением, представления о знаковой ситуации, сформулированные древними стоиками, и др. Да и само философское понимание истины многими теоретиками подчас несходных философских школ не обходит важнейшего момента, обозначенного Аристотелем, — представленности в содержании знания существенных признаков познаваемого объекта. Разумеется, что упомянутые устойчивые компоненты (а количество их легко можно умножить), зафиксированные гуманитарным знанием, стали лишь моментами более развитых и видоизмененных систем знаний. Но интересно другое, а именно то, что эти начальные элементы в продолжающемся развитии логико-языковых теорий привели к конструированию технических интеллектуальных систем (информационно-компьютерных аппаратов и их сетей). Спрашивается, чем же это не практически-критериальная проверка истинности древних наметок гуманитарного знания и не так ли именно обстояло дело с некоторыми атомистическими догадками Демокрита, вошедшими в современную естественнонаучную картину мира? Все это говорит в пользу применимости к гуманитарному знанию истинностной оценки наряду со знанием естественнонаучным. В связи со сказанным надо обратить внимание на то,
что различные конференции, семинары и симпозиумы выступают распространенной формой коммуникации в этих различных сферах знания. Возникает вопрос: как обеспечивается успех коммуникации в той и другой сфере знания? Один из зарубежных исследователей коммуникации (Д. Вандервекен) связывает успех коммуникативного акта со следованием таким требованиям, как:
«Максима количества:
"Будьте настолько информативны, насколько это необходимо!", "Не будьте более информативны, чем это требуется!" Максима качества:
"Говорите правду! Не говорите ничего такого, что бы вы считали ложным! Отвечайте за свои слова!"
Максима модуса:
"Говорите понятно!"
Максима отношения:
"Говорите по делу!"»1.
По этому поводу следует сказать, что требования эти, хотя и соответствуют синхронному срезу общей коммуникации, являются, при всей их абстрактности, все же достаточно важными. Однако применительно к нашему вопросу максима качества «Говорите правду!» явно недостаточна и в научном сообщении должна быть заменена на отношение истины, обоснованности, доказательности. Говоря об естественнонаучном сообщении, следует подчеркнуть, что здесь успешным будет текст, который репрезентирует если не истину, то достаточный уровень семантизированности, т. е. его утверждения основаны на уже авторитетном и истинном знании и влиятельных общих принципах. Это указывает на необходимость более подробного освещения вопроса о связи ценности, семантизации и истины в процессе циркулирования знания в разных познавательных сферах.
Особенности современного этапа развития научного познания диктуют необходимость обновленного подхода к трактовке центрального гносеологического понятия — понятия истины. Информационная насыщенность, интенсивное углубление в сферу субъекта познавательной деятельности все более становятся гарантами получения
продуктивного, творческого научного результата как в области социальногуманитарного, так и естественнотехнического знания. В связи с этим вполне понятным становится стремление исследователей развить и обогатить известные представления об истине как единстве абсолютной и конкретной ее сторон, о конкретности истины и т. п. Эти представления в свое время оказались плодотворным уточнением корреспондентно-когерентной концепции истины, а эта последняя в указанном уточненном варианте была призвана соединить классические и только что возникшие постклассические ориентиры теоретизирования. Особенности современного познания (проективноконструктивная, идеально-теоретическая деятельность субъекта) делают и этот результат недостаточным, а главное, возникает ряд вопросов: сохраняет ли и какое именно значение корреспондентно-когерентная теория истины; какова сфера ее реализации; каковы возможные направления обогащения теории истины. Мы предложим некоторые возможные варианты ответов на эти вопросы — варианты, пока неизбежно отличающиеся предварительным характером.
Начнем с того, что современные авторы чаще всего в анализе этой проблемы идут по пути процессуального и результирующего сближения и различения истины и ценности2. Это направление, полагающее в начало объяснения подвижности теоретических построений именно ценность принимаемых концептуальных новаций, вполне органично и перспективно, и нет смысла отказываться от него. Стоит только добавить, что этот подход очень естественно и продуктивно может быть дополнен рядом кардинальных соображений, которые приводит такая дисциплина, как семиотика.
Намечая общие контуры ответов на обозначенные вопросы, следует согласиться с тем, что в большинстве случаев динамика науки, вероятно, получает импульсы за счет принимаемых в ней новых средств, понятий, моделей, которые оправдываются преимущественно прагматически (ценностно). Но дело не
только в этом. Более внимательный взгляд на реальность научного процесса выявляет более сложную картину обоснования исследователями своих концептуальных ориентаций и представлений. В чем-то исследовательская практика исходит из формулы: «не только ценно, но даже если не истинно, то, по крайней мере, не лишено определенных оснований». В самом общем виде природа такого обоснования может быть прояснена при учете того, что язык науки представляет собой довольно сложное явление, в котором постоянно взаимодействуют разные знаково-лингвистические системы. Если иметь в виду то, что базисными лингвистическими средствами науки выступают естественный язык, математические структуры, язык философии, да к тому же языки различных естественнонаучных теорий находятся в сложных отношениях пересечения и дополнительности, то станет понятно, что принятие различных научных новообразований в качестве обоснованных санкционируются зафиксированным в этих языках так или иначе апробированным знанием. Именно этот процесс «подкрепления» ценностей соображениями и предположениями о возможной или действительной их истинности имеет смысл назвать семантизацией ценностей.
Таким образом, весь процесс становления тех или иных теоретических представлений, приобретения ими статуса научных теорий есть процесс развертывающихся конкурентных и комплементарных отношений между ценностными и истинностными (семантическими) составляющими знания. При этом истина выступает целевой ценностью, в которой первоначальная ценность «угасает», а эта первоначальная ценность есть этап и средство достижения истины. Полное завершение семантизации дополняется обнаружением абсолютной прагматичности (фиктивности) прежних претендующих на семантизацию допущений. Отдельные элементы знания, целые его блоки и даже теории могут на протяжении длительного времени функционировать как истинные, тогда как на деле они частью направленно, а частью под действием объективных процессов
развития науки (индукция, аналогия) более или менее богато семантизированы в соответствии с приведенной нами схемой.
В направленном стремлении семантизировать фрагменты знания часто отражен высокий авторитет такой ценности, каковой является истина, хотя результаты могут оказаться ложными. Для исследователей они могут принимать лик истины, оставаясь объективно лишь так или иначе семантизированными ценностями. В целом процесс семантизации трудно оценить однозначно: с одной стороны, семантизация определяет направленность научных исследований, активизирует их, с другой — она не может быть гарантом истины. Эта гносеологическая «надежда», дополняемая неопределенностью и неуверенностью, может весьма показательно проявляться в конкретном научном исследовании. Порою в воззрениях одного и того же ученого в рамках само-коммуникации совершается противоборство более надежно семантизированных, но неистинных представлений с такими, которым предстоит еще пройти сложный путь семантического углубления, обогащения, трансформации, с тем чтобы обрести статус истинного знания. Так, например, зачинатель антифлогистики в химии Лавуазье, разрабатывая кислородную теорию горения, долгое время исходил из допущений флогистики.
Итак, понятие семантизации выражает более или менее сложное явление, логико-гносеологическую процедуру ссылок и объяснений, оправдания и обоснования выдвигаемых идей, гипотез, призванных объяснить возникающие эмпирические факты и закономерности. Эти ссылки объяснения, оправдания апеллируют к наличным эмпирическим данным и их языковым обобщениям, имеющимся в той или иной науке, а также к общелогическим закономерностям. Семиотический подход, таким образом, заостряет внимание на том, что исследователь в восприятии и интерпретации возникающих ситуаций исходит из предзаданных языковых систем, перенося знание (а стало быть, и фрагменты языка) из одной научной области в другую. Не подлежит сомнению справедливость замечания о том, что «уже давно, с
самого начала существования классической науки, можно было говорить о ценности логики для математики и механики, о ценности механических моделей для физики, о ценности физических методов, понятий и схем для химии и т. д.»3.
Другой момент понятия семантизации состоит в следующем. В семиотике под семантикой имеют в виду отношение знаков и знаковых выражений со стороны их значения к обозначаемым предметам (референциональное отношение). Ранее уже говорилось о неотделимости истинности и ценности в любых познавательных феноменах. Понятие семантизации учитывает это в соответствии с семиотической традицией, но все же преимущественно акцентирует внимание на степени адекватности содержания знания познаваемому явлению. Вот почему, как это явствует из приведенных соображений, семантизация имеет в виду приоритет и ценность выявления референциальных характеристик знания по сравнению с коннотативными.
В этом отношении понятие семантизации можно отождествить с предварительной истинностной оценкой. Имея в виду то, что истинностное и ценностное отношения различаются только тем, что первое предполагает сопоставление мысли (высказывания) с объектом на предмет адекватности ее содержания характеристикам воспроизводимого объекта, а второе устанавливает соответствие описываемого объекта имеющемуся образцу, можно добавить, что семантизация есть довольно сложный логико-гносеологический процесс, в ходе которого на основе выбора фрагментов из имеющегося готового научно-познавательного материала строится объяснение новых фактов. И именно по отношению к этому объяснению применяется истинностная оценка, причем в характере семантизации ищут основу для предпочтения той или иной гипотезы (теории) в ситуации выбора.
Понятно, что и в этом случае трудно отвлечься в выборе гипотез и теорий от ценностного отношения. Ведь всегда остается в силе требование: предложенные гипотезы, теории должны соответст-
вовать способам рассуждения, принятым в качестве образцовых, философской традиции, принципам научной школы. Но все же семантизация имеет в виду главное — оценку того, какие гипотезы, принимаемые положения следует оценить в качестве предположиетльно истинных и на основе чего. Понятие семантизации своим логико-гносеологическим содержанием выражает известные классические требования корреспондентности и когерентности знания, знания предположительно истинного.
Продолжая теперь характеристику некоторых реальных ситуаций в развитии науки, демонстрирующих явление семантизации познавательных феноменов, предпримем реинтерпретацию имеющегося в нашей литературе анализа обстоятельств развития химии в XIX в. Показательной в интересующем нас отношении оказалась судьба химической атомистики как она складывалась в пределах XIX в. Известно, что воззрения Авогадро на природу атомно-молекулярных связей во вступающих в реакции газах были не только новаторскими по сравнению с атомистическими представлениями Дальтона, но и, как оказалось впоследствии, истинными4. Тем не менее, долгое время атомистика Дальтона, входившая в противоречие с законом кратных отношений Гей-Люссака, оставалась прогрессивной теорией и для самого Дальтона имела значение истины. Это может быть объяснено только тем, что прогрессивно ориентированная гипотеза Авогадро известное время оставалась слабее семантизированной, чем атомистика Дальтона. И причина этого не в том, что как-то существенно различалась имеющаяся предпосылочная база в построениях того и другого исследователя. В распоряжении обоих была одна и та же натурфилософская (демокритовская) атомистическая идея, тот же комплекс основных результатов и достижений современной им науки. Что же касается логико-методологической основы рассуждений и оценок этих исследователей, то надо подчеркнуть, что у Авогадро она была более качественной: ведь он ориентировался на новый и существенный научный результат —
эмпирическое обобщение Гей-Люссака в виде закона кратных отношений, который содержал импульс для развития критики дальтонов-ского варианта атомистики и возможность становления адекватных теоретических представлений. Дальтон, напротив, для сохранения своей теории вынужден был предположить, что в реакциях участвуют половинки атомов, притом что натурфилософский принцип атомистики указывал на неделимость атомов.
Недостаточная семантизированность гипотезы Авогадро объясняется отсутствием промежуточных химических теорий и эмпирических обобщений, и причина этого — в самом состоянии химической науки в первой половине XIX в.: «Хорошие аналитики-практики не располагали теорией, которая помогла бы им объяснить получаемые результаты, а химики-теоретики не могли развить необходимую теорию, поскольку результаты проводимых ими работ были крайне ненадежны»5. Между тем наличное состояние развития химического знания достаточно полно соответствовало дальтоновским общетеоретическим представлениям (т. е. семантизировало их), что в основном и заставляло считать их истинными. Даже Авогадро не оспаривал этого, хотя считал, что истинность его собственных представлений будет доказана в будущем.
Подобный характер развития науки, хотя и отличается известной конкурентностью ориентаций, может быть отмечен как благоприятный, т. к. в упомянутых ориентациях исследователей имеется выраженное стремление не противоречить главенствующей парадигме, не пытаться ее опровергать и, более того, признать ее права, с одной стороны, в качестве надежно семантизированной, а с другой — в качестве вполне состоятельного средства семантизации вновь возникающих ценностей. В связи с этим нельзя не отметить такие ценностные моменты самой семантизации и семантизированности, как требование взаимной толерантности различных ориентаций, а также требование соответствия выдвигаемых предположений, гипотез наличным методо-
логическим стандартам и полноты обоснования (интерпретации в языках философии, логики, математики).
Не во всем и не всегда процесс формирования научной теории может соответствовать отмеченным характеристикам. Процессы семантизации выдвигаемых новых предположений, предварительных решений нередко наталкиваются на серьезные трудности, отличаются остротой и драматизмом. Во-первых, может обнаружиться (как это явствует из приведенных нами иллюстраций) дефицит средств семантизации, т. е. отсутствие тех или иных языковых средств, необходимых для прояснения значения возникающих теоретических конструкций. Так, существенной трудностью формирования единства физического знания (а единство физического знания есть ценность, предполагающая новую целостность физических теорий, новую синтетическую теорию с единой семантикой) является отсутствие математического аппарата соответствующего качества. Отмечается, например, что «большинство реальных физических процессов существенно нелинейны, применяемые характеристики неаддитивны, исследуемые системы неголономны. А успешное применение имеющегося математического аппарата чаще всего предполагает линейность, аддитивность, голономность. Усовершенствование же аппарата описания наталкивается на серьезные трудности»6. Совершенно ясно, что точно так же недостаточными для целей роста и синтеза знания могут оказаться мировоззренческие основания и методологические принципы. Во-вторых, эти трудности часто дополняются переоценкой возможностей семантизации со стороны тех или иных философских принципов в ущерб развитию семантизации за счет внутренних возможностей науки; или, напротив, внутренние успехи науки начинают приобретать без достаточных на то оснований роль универсальных семантизирующих принципов (как, например, универсализация принципов языкового анализа в логическом атомизме, а позднее — в лингвистической философии).
Объективная семантизация, завершающаяся экстенсионально-интенсио-нальностной определенностью знания (утверждением его истинности), — результат усилий не одного поколения ученых и творческих коллективов. Различные исследовательские позиции и подходы, частично воспроизведенные нами, образуют звенья цепи семантизации, и истина — лишь некоторое заключительное звено в этой цепи. Тем не менее, истина — высший авторитет в деле достижения успешной коммуникации.
Завершая эту часть анализа, укажем на своеобразие коммуникации в естественнонаучном и гуманитарном знании. Ранее мы уже коснулись этого вопроса, теперь же остается подчеркнуть, что в гуманитарном общении успешность результата связана с такими характеристиками, как широта и мощность интерпретации. Под широтой истолкования понимается его ориентация на все основные языки и системы континуума — от мифологических источников до философских и мировоззренческих принципов. Тогда мощность может быть выражена своеобразным «произведением» значительного (влиятельного) для сознания коммуникантов общего принципа на широту базы интерпретации.
Так, например, концепцию лингвиста
Н. Я. Марра в свое время справедливо критиковали за умозрительность, т. к. в ее основу был положен мощный дедуктивный объединяющий принцип в объяснении генезиса языка (граничивший, правда, с социологизаторством). Но со временем, как показали исследования Б. Ф. Поршнева7, данная концепция получает определенную интерпретативную мощность, достигаемую за счет опоры на психолингвистические, палеоантропологические и физиологические данные.
В то же время националсоциалистиче-ская пропаганда Германии 1930—1940-х гг., например, широко использовала интуитивно найденный принцип мощности интерпретации исходя из акцента на националистическую установку, обоснованную, с одной стороны, обращением к мистике и мифологии (древний германский эпос и мистифицированные
массовые действа с воскрешением культа огня), с другой — к псевдонаучным археологическим и антропологическим исследованиям. Отсюда ясно, что сама по себе мощность интерпретации не отменяет требования маргинальной истинности отдельных входящих в идеологические построения концепций. И эта истинность должна отвечать обычным критериям соответствия воспроизводимого объекта, а также выступать в таком специфическом для гуманитарной сферы виде, как соответствие предлагаемых конкретных новаций предельным гуманистическим принципам, обеспечивающим фундамент гомеостатики.
Здесь уместно обратиться к примерам гуманитарно-художественной практики, показательным в том отношении, что использование в них полного ряда (полной гаммы) знаково-символических средств — от мистико-мифологических (архетипических) до интеллектуальнодискурсивных, порою с включением научных реалий, — не только не мешает художественной истинности, но содействует ее достижению в максимально точном приближении. Это творческие достижения мировых классиков, таких как
Э. Т. А. Гофман, Э. А. По, Н. В. Гоголь, Ф. Кафка, Ф. Дюрренматт, С. Лем, М. Булгаков, Стругацкие и др. Истина здесь не денотативна, а выступает в форме морально-идеологических принципов и концепций, т. е. систем истолкования гуманитарно-гуманистических феноменов. А достигается она за счет мощности интерпретации и максимальной широты ее базы, сплавленных в творчески-художественную ткань (организацию) конкретных художественных произведений. В этом синтезе эффекты взаимного перевода, усилений, оттенений между всеми формами языкового континуума «работают» на художественное обоснование важной гуманистической идеи.
Итак, подводя итог всему изложенному, целесообразно сделать некоторые выводы:
1. В естественнонаучной коммуникации успешность сообщений обеспечивается либо их истинностью, либо степенью семантизированности, тогда как
успешность в гуманитарном научном общении прежде всего достигается благодаря широте базы интерпретации и мощности интерпретации.
2. При этом эффективность гуманитарной коммуникации может приобретать и «отрицательный знак», т. к. идеологическая обработка массового сознания в упрощенных и тенденциозных формах знаково-символического воздействия может быть весьма успешной в плане примитивизации духовных качеств человека и даже привести к массовым катаклизмам.
3. Вследствие этого истинностная составляющая гуманитарного сообщения в тех масштабах, в каких она свойственна вообще гуманитарному знанию по своим свойствам не отличается от истин естественнонаучных. Причем распространена такая форма истины, как отношение конкретностей к общечеловеческим гуманистическим нормам, хотя с обоснованием критериев такого отнесения могут возникнуть трудности.
4. Благодаря очерченному подходу удается диалектизировать представление
об эффективной языковой коммуникации. За счет вводимых понятий (семантизации, базы и мощности интерпретации) успех коммуникации получает выражение
степени вероятности достижения некоторого оптимума взаимопонимания между коммуникантами, «исчисляемой» отношением выбора средств ко всему их комплексу. Кроме того, оптимальность взаимопонимания определяется специфическим балансом семан-тизированности и истинности языковых текстов и фрагментов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Вандервекен Д. Небуквальные речевые акты // Концептуализация и смысл. Новосибирск, 1990. С. 45.
2 Коршунов А. М. Отражение, деятельность, познание. М., 1979; Касавин И. Т., Сокулер 3. А. Рациональность в познании и практике. М., 1989.
3 Кузнецов Б. Г. Современная наука и философия. М., 1986. С. 144.
4 Касавин И. Т., Сокулер З. А. Указ. соч.
5 Сабдавари Ф., Робинсон А. История аналитической химии. Цит. по: Касавин И. Т., Сокулер З. А. Указ. соч. С. 65.
6 Вонсовский С. В., Корюкин В. И., Та-луц Г. Г. Проблема единства физического знания и развитие современных физических теорий // Философские науки. 1991. № 8. С. 78.
7 Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории. М., 1974.
Н. С. ТУГАРИНОВА
аспирантка Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова
ВЛИЯНИЕ ФИЛОСОФИИ АНТИЧНОСТИ НА КОНЦЕПЦИЮ ТРАГИЧЕСКОГО ВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА
Осмысление проблемы трагического в ее полиструктурной целостности, в надвременной и интернациональной значимости неизбежно приводит В. Иванова к первоисточнику европейского знания — к мифологии и философии античности. Неизбежность обращения философа к культуре Древней Греции объясняется тремя причинами:
— необходимостью переосмысления творческого наследия поэтов-романтиков в связи с преобразованием романтического сознания в символическое;
— желанием философа «преодолеть Ницше» в вопросах происхождения трагедии и трагической дионисийской культуры, а также в решении проблемы творческих потенций человека;
— стремлением найти формулу трагического гуманизма XX в., долженствующего заменить гуманизм эпохи индивидуализма; подвести основание для создания мифа «Россия — новая Эллада».
Концепция «Россия — новая Эллада» в творчестве В. Иванова явилась опровержением утверждения К. А. Тимирязева
