CC BY
119
УДК 340.12 ББК 67.404
А.Я. Рыженков
Калмыцкий государственный университет им.Б.Б.Городовикова
ОСНОВАНИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ: ТЕОРЕТИКО-ФИЛОСОФСКИЙ АСПЕКТ
Статья посвящена осмыслению теоретических и философских оснований гражданской правосубъектности. Делается вывод, что правосубъектность физического и юридического лица по действующему гражданскому законодательству имеет единую структуру, причем в основе модели гражданской правосубъектности лежат не идеи автономии и свободы воли, а, напротив, идеи государственного контроля и допуска лиц к участию в гражданском обороте через институты регистрации; содержание гражданской правосубъектности образует не сумма правоспособности и дееспособности, а связка «имя - место - имущество».
Ключевые слова: право, имя, субъект, правосубъектность, правоспособность, дееспособность.
A.J. Ryzhenkov
Kalmyk State University
THE FOUNDATION OF THE CIVIL LEGAL CAPACITY: THEORETICAL-PHILOSOPHICAL ASPECT
The article refers to the ongoing legal debate over theoretical and philosophical bases of civil law. The author believes that the legal capacity of physical persons and legal entities under the current civil law share a similar structure. The model of the civil legal capacity does not mean ideas of autonomy and free will, but rather the idea of state control and permission for individuals to act as a single entity for legal purposes. The author thinks that the contents of the civil legal forms are represented in the following chain: «name - place - property".
Key words: law, name, subject, legal personality, legal capacity.
Современные теоретические представления о гражданском праве по-прежнему основываются на парадигме субъект-объектных отношений [6, с. 102-109]. Они изначально складывались в рамках немецкой классической философии. Например, с точки зрения учения И. Канта, объект - это познавательная конструкция, создаваемая субъектом путем синтеза чувственных восприятий и категорий рассудка [10, с.14-15].
В качестве особо влиятельного и получившего наибольшее распространение стоит отметить тот подход, в соответствии с которым объектом является то, что противостоит субъекту в его деятельности. Субъект при этом олицетворяет собой активное, деятельное начало. «Учение об обществе, его подсистемах (в частности, о социально-исторических общностях) и индивидах в философском аспекте выступало учением о субъекте, т. е. носителе целенаправленного действия. Объектом оказывалось то, на что действие было направлено» [10, с.103-104].
Субъект гражданского права понимается как носитель прав и обязанностей, осуществляющий их своими действиями. Попытки обосновать ненужность категории «субъект» в сфере гражданского права, предпринимавшиеся, например, Л. Дюги в рамках солида-ристской теории права, какого-либо широкого одобрения не получили [4, с.43].
Существуют три возможных подхода к природе субъектов гражданского права, в зависимости от того, что принимать за их сущностное основание - социальная практика, психика или текст.
Социально-экономический подход в целом исходит из того, что субъектами гражданского права являются реальные участники тех обменных и иных отношений, которые становятся предметом гражданско-правового регулирования. При такой логике субъектный состав гражданского правоотношения не обладает никакой спецификой по сравнению с субъектами хозяйственно-экономической деятельности.
Очевидные изъяны такого видения состоят в следующем: во-первых, происходит «определение неизвестного через неизвестное», поскольку отсылка к социальной практике ничего не объясняет относительно природы соответствующих субъектов; во-вторых, полностью отрицается своеобразие правовой реальности, которая сводится лишь к отображению социально-экономических процессов в целом и их субъектного состава в частности. Даже марксистская доктрина гражданского права советского образца, склонная к умалению самостоятельности правовых явлений, все же признавала нетождественность гражданских правоотношений и производственных отношений, пусть и не совсем удачно отождествляя их соответственно с надстроечными и базисными [12, с.38-49.].
Психологический подход до некоторой степени снимает эту проблему благодаря тому, что признает субъектами гражданского права всех тех, кому человеческое сознание приписывает права и обязанности. Это, как указывает основной представитель данной теории Л.И. Петражицкий, ведет прежде всего к существенному расширению круга таких субъектов, к которым могут относиться «разные предметы неживой, но представляемой одушевленной природы: камни, растения и проч., животные и их духи, люди, их зародыши, их духи после смерти, человеческие (представляемые) общества и учреждения, разные божества и иные бестелесные духи - в зависимости от ступени народной культуры, религиозных верований, поэтических способностей и т.д. ...» [11, с.333].
Однако подобная трактовка субъектов гражданского права грешила бы чрезвычайным субъективизмом, в том смысле, что каждое индивидуальное сознание производило бы собственных субъектов, так что невозможно было бы даже выявить их точный состав в каждом случае, не говоря уж о том, чтобы на этой основе мог строиться какой-либо гражданский правопорядок. А ведь задачей права, как подчеркивает сам Л. И. Петражицкий, является именно прочная координированная система вызываемого правом социального поведения, точно определенный порядок, с которым отдельным лицам и массам можно и приходится сообразоваться, на который можно полагаться и рассчитывать в области хозяйственных и иных планов и предприятий [11, с.157-158]. Но редукция к индивидуальной психологии таких возможностей не создает.
Формально-юридический подход во многом напоминает психологический, хотя бы в том отношении, что рассматривает субъекта гражданского права не как реальное существо, а скорее как образ, но не индивидуально, а коллективно сконструированный и признанный на уровне всего общества через правовую конструкцию, предусмотренную авторитетным нормативным текстом.
Однако риск формально-юридического подхода связан с возможностью позитивистского упрощения правовых явлений, в том числе природы субъектов права, путем объяснения их исключительно волей законодателя. Подобного рода концепции, сводящие право к произвольному усмотрению органов власти, не представля-
ют принципиального интереса, поскольку фактически представляют собой отказ от рассмотрения проблем по существу. Задача теоретического и философско -правового исследования состоит в том, чтобы, не останавливаясь на констатации тех или иных законодательных решений, обнаруживать их социальные и мировоззренческие основания.
Исходя из этого, в дальнейшем анализе будем опираться на положения действующего российского гражданского законодательства. Категории «субъект гражданского права» оно не знает, а соответствующий смысл передается при помощи слова «лицо» (подраздел 2 раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации) [14, 15].
Несколько нетипичным для отечественного гражданского законодательства, с его традиционной тягой к теоретическим обобщениям, выглядит тот факт, что в данном подразделе отсутствует не только легальное определение понятия «лицо», но и какие-либо общие положения о лицах, в том числе их классификация. В результате, например, остается неясным статус того набора лиц, который представлен в параграфах подраздела 2 (физические лица, юридические лица, Российская Федерация, субъекты Российской Федерации, муниципальные образования) - а именно, является ли данный перечень исчерпывающим.
Первый из субъектов, упоминаемых в ГК РФ, именуется физическим лицом, или гражданином. Неточность обоих названий является столь же очевидной, сколь и вынужденной. Учитывая характер гражданско-правового статуса личности, а также содержание гражданских прав и обязанностей, можно вполне уверенно утверждать, что к физическим свойствам человека они не имеют практически никакого отношения. Равным образом ошибочно применение к индивидуальному субъекту права термина «гражданин», означающему, как известно, особую связь личности с определенным государством, вследствие чего за его пределами оказываются иностранные граждане и лица без гражданства.
В главе 3 ГК РФ, посвященной гражданам (физическим лицам), предпринята попытка официально закрепить доктринальную модель правосубъектности, включающую в себя два основных элемента - правоспособность и дееспособность. При этом, впрочем, конструкция правоспособности в ГК РФ производит довольно странное впечатление.
В ст.18 ГК РФ «Содержание правоспособности» говорится, что граждане могут иметь имущество на праве собственности; наследовать и завещать имущество; заниматься предпринимательской и любой иной не запрещенной законом деятельностью; создавать юридические лица самостоятельно или совместно с другими гражданами и юридическими лицами; совершать любые не противоречащие закону сделки и участвовать в обязательствах; избирать место жительства; иметь права авторов произведений науки, литературы и искусства, изобретений и иных охраняемых законом результатов интеллектуальной деятельности; иметь иные имущественные и личные неимущественные права.
Дело даже не в том, что здесь смешиваются два явления - правоспособность как общая возможность обладать правами и нести обязанности, с одной стороны, и конкретные субъективные права, с другой стороны (право на наследование, право на предпринимательскую деятельность и др.). Проблема заключается в том, что гражданская правоспособность представляет собой фиктивную конструкцию, что наглядно обнаруживается при ее сопоставлении с дееспособностью.
Согласно п.1 ст.21 ГК РФ, гражданская дееспособность представляет собой воз-
можность своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их. Из этого определения логически вытекает, что правоспособность в отсутствие дееспособности представляет собой не что иное, как «голую» возможность обладания правами без какой-либо возможности их реализации. Однако всякая индивидуальная ценность и полезность субъективных гражданских прав (в отличие, например, от ценности социальной) в полной мере зависит лишь от того, может ли носитель ими воспользоваться.
Например, явным лукавством является помещение в ст.18 ГК РФ такого элемента правоспособности, как «совершать любые не противоречащие закону сделки». Совершение сделок, разумеется, относится к содержанию дееспособности, а не правоспособности; подтверждением является хотя бы то, что недееспособные лица (малолетние или признанные судом недееспособными в силу психического расстройства) сделок не совершают; согласно п.2 ст.32 ГК РФ, сделки «от их имени» совершаются законными представителями (родителями, опекунами).
Полностью недееспособные лица, а к ним по российскому гражданскому законодательству относятся дети до 6 лет и лица, признанные недееспособными в судебном порядке вследствие психической болезни, несмотря на наличие правоспособности от рождения, лишены какой-либо возможности самостоятельного участия в гражданских правоотношениях. Такая возможность появляется лишь при наличии дееспособности, хотя бы усеченной (например, у детей от 6 до 14 лет, от 14 до 18 лет, у лиц с ограниченной дееспособностью), и объем подлинно доступных индивиду гражданских прав всецело определяется границами его дееспособностью. Отсюда видно, что правоспособность представляет собой совершенно излишнюю деталь правового статуса, существующую только для видимости, а реальные юридические функции выполняет только институт гражданской дееспособности.
При этом обращает на себя внимание, что дееспособность как элемент правосубъектности поставлен в самую непосредственную зависимость от действий государственных органов. Так, именно государственный орган (суд или орган опеки и попечительства), в силу процедуры эмансипации (ст.27 ГК РФ) может ускорить наступление полной дееспособности для несовершеннолетнего, достигшего 16 лет. Суд вправе не только лишить дееспособности человека, не понимающего характера своих действий и не руководящего ими (ст.29 ГК РФ), но и ограничить объем дееспособности лица, психически вполне здорового, но представляющего опасность для материального положения семьи из-за пристрастия к алкоголю, наркотикам или азартным играм (п. 1 ст.30 ГК РФ).
Иными словами, институт дееспособности представляет собой не что иное, как форму социального контроля, посредством которого государство производит отсев граждан, допускаемых к участию в гражданско-правовой жизни, по таким признакам, как социальная зрелость, интеллектуальная состоятельность и безопасность.
Однако дееспособностью содержание правосубъектности индивида не ограничивается. Как вытекает из ст. 19 ГК РФ, еще одним условием правосубъектности гражданина является его имя. При этом устанавливается довольно спорное положение: «Гражданин приобретает и осуществляет права и обязанности под своим именем, включающим фамилию и собственно имя, а также отчество, если иное не вытекает из закона или национального обычая» (п.1 ст. 19).
Идея о приобретении и реализации гражданских прав и обязанностей исключительно под собственным именем, конечно, является преувеличением законодателя, особенно в контексте п.4 ст.19 «Приобретение прав и обязанностей под именем дру-
гого лица не допускается». Такое императивное предписание не только не выполняется на практике, но и не развивается в самом гражданском законодательстве. Так, наиболее распространенные в гражданском обороте, массово совершаемые сделки, такие, как договоры розничной купли-продажи или возмездного оказания услуг, чаще всего вовсе не требуют указания имени. Например, по договору розничной купли-продажи лицо может приобрести права и обязанности покупателя, предусмотренные ст.ст.484, 485 ГК РФ (принятие и оплата товара), а также осуществить их, не называя своего имени. Таким образом, субъекты сделок и договоров, по существу, не подчиняются общим правилам, установленным для субъектов гражданского права в главе 3 ГК РФ.
Причина подобной непоследовательности, вероятно, кроется в положениях п.2 ст.19 ГК РФ: «Перемена гражданином имени не является основанием для прекращения или изменения его прав и обязанностей, приобретенных под прежним именем. Гражданин обязан принимать необходимые меры для уведомления своих должников и кредиторов о перемене своего имени и несет риск последствий, вызванных отсутствием у этих лиц сведений о перемене его имени». Иначе говоря, имя выполняет функцию идентификации субъекта правоотношения и, следовательно, является еще одним средством социального контроля, проявляющегося в розыске должников по обязательствам.
При этом, как и дееспособность, имя человека с необходимостью опосредуется действиями государственного органа, поскольку, согласно п.3 ст.19, подлежит регистрации в порядке, установленном для регистрации актов гражданского состояния.
Наконец, в перечне элементов правоспособности, закрепленном в ст.18 ГК РФ, присутствует и такой пункт: «избирать место жительства». Казалось бы, отнесение этой возможности именно к гражданской правоспособности вызывает некоторые сомнения, скорее она имеет конституционный характер (право на выбор места жительства, предусмотренное ч.1 ст.27 Конституции Российской Федерации). Однако из последующих положений главы 3 ГК РФ становится ясно, что речь идет не столько о том, что гражданин «может» избирать место жительства, сколько об условии его правосубъектности. Косвенными указаниями на это служат положения п.1 ст.20 ГК РФ о риске последствий, вызванных ложным сообщением места жительства, а также институт признания гражданина безвестно отсутствующим (ст.42 ГК РФ), в рамках которого при несовпадении места пребывания гражданина с местом его жительства, причем в месте жительства нет сведений о месте его пребывания, его имущество решением суда передается в доверительное управление другому лицу.
В отличие от физического лица, которое сохраняет хотя бы условную привязку к индивидуально определенному человеческому существу, юридическое лицо представляет собой чисто искусственное образование, полностью открепленное от каких-либо носителей. Как точно отмечает С.И, Архипов, оно есть «результат «правовой инженерии», правового синтеза. Существующая правовая материя в ходе синтеза переорганизуется, получая новую форму, ранее не существовавшую юридическую оболочку» [1, с.360.].
В п.1 ст.48 ГК РФ юридическое лицо определяется через термин «организация» («организация, которая имеет обособленное имущество и отвечает им по своим обязательствам, может от своего имени приобретать и осуществлять гражданские права и нести гражданские обязанности, быть истцом и ответчиком в суде»). Разумеется, понятие организации само по себе допускает различные интерпретации. Однако в данном контексте было бы явно ошибочным понимать организацию в качестве кол-
лектива, и, кстати, по этой причине некорректно, как это часто делается, считать юридическое лицо «коллективным субъектом права»; по словам С.И. Архипова, «форма юридического лица должна быть просторной, объемной, способной охватить всех коллективных и неколлективных субъектов» [1, с.361-362.].
Юридическое лицо - по крайней мере, в том его варианте, который представлен в Гражданском кодексе Российской Федерации, - никоим образом нельзя отождествить ни с группой его учредителей, ни с его трудовым коллективом, ни с руководством [3; 8, с. 163-175]. Нетождественность юридического лица, с одной стороны, и его учредителей, с другой стороны, прямо вытекает из ряда положений ГК РФ, например: «Юридическое лицо может быть создано на основании решения учредителя (учредителей) об учреждении юридического лица» (п.1 ст.50.1 ГК РФ). Учредители и юридическое лицо соотносятся так же, как создатель и его создание. Еще более убедительным доказательством онтологической самостоятельности юридического лица по отношению к его учредителям служит п.2 ст.56 ГК РФ, где подчеркивается, что учредитель (участник) юридического лица или собственник его имущества не отвечает по обязательствам юридического лица, а юридическое лицо не отвечает по обязательствам учредителя (участника) или собственника.
Аналогичным образом очевидна нетождественность юридического лица своему трудовому коллективу, который, разумеется, также не отвечает по обязательствам юридического лица; кроме того, при полной смене трудового коллектива идентичность юридического лица остается неизменной.
Наконец, юридическое лицо нельзя отождествлять и с теми лицами, которые действуют от его имени. Это видно, например, из п.1 ст.53.1 ГК РФ, в которой говорится о том, что юридическое лицо вправе обратиться к лицу, которое в силу закона, иного правового акта или учредительного документа юридического лица уполномочено выступать от его имени, с требованием о возмещении причиненных убытков.
Юридическое лицо - это универсальная технико-юридическая конструкция (фикция), которой может пользоваться в своих интересах как группа физических лиц, так и один индивид (например, в силу п.2 ст.50.1 Гражданского Кодекса РФ). При этом правосубъектность юридического лица в посвященной ему главе 4 ГК РФ выстроена по той же модели, что и у физического лица. Здесь также отсутствует дуализм правоспособности и дееспособности, с той лишь разницей, что если для физического лица правоспособность была нефункциональной, а прагматическая нагрузка ложилась на дееспособность, то у юридического лица, наоборот, полезным содержанием наделена именно правоспособность (целевой принцип, закрепленный в п.1 ст.49 ГК РФ), а институт дееспособности в данном случае попросту отсутствует.
В остальном мы обнаруживаем те же элементы правосубъектности с теми же функциями, что и у физического лица, но, как правило, выраженные с большей степенью императивности. Имени физического лица соответствует наименование юридического лица (п. 1 ст.54 ГК РФ), месту жительства физического лица - место нахождения юридического лица (п.2 ст.54) и его адрес (п.3 ст.54).
При этом если для физического лица регистрация его рождения вроде бы прямо не объявлена условием правосубъектности, то юридическое лицо, в силу п.8 ст.51 ГК РФ, считается созданным, а значит, обладает правосубъектностью, только со дня внесения соответствующей записи в единый государственный реестр юридических лиц; поэтому местонахождение, адрес и наименование как сведения, обязательно указываемые при регистрации, автоматически становятся необходимыми элементами его правосубъектности.
В качестве признака правосубъектности, характерного именно для юридических, а не для физических лиц, в п.1 ст.48 ГК РФ фигурирует наличие обособленного имущества. Впрочем, есть некоторые основания предполагать, что это свойство, хотя и не прямо, предполагается законодателем и для физических лиц, что вытекает, в частности, из ранее приведенных положений п.2 ст.19 ГК РФ (о сообщении нового имени должникам и кредиторам), п.1 ст.20 (о риске сообщения кредиторам ложного места жительства), а также из общего указания на имущественную самостоятельность участников гражданских правоотношений в п.1 ст.2 ГК РФ.
Итак, в отношении оснований гражданской правосубъектности можно сделать следующие выводы:
1. В основе модели гражданской правосубъектности лежат не идеи автономии и свободы воли, а, напротив, идеи государственного контроля и допуска лиц к участию в гражданском обороте через институты регистрации;
2. Содержание гражданской правосубъектности образует не сумма правоспособности и дееспособности (это раздвоение является избыточным и лишено практического смысла), а связка «имя - место - имущество»;
3. Правосубъектность физического и юридического лица по действующему гражданскому законодательства имеют единую структуру, с той разницей, что конструкция юридического лица полностью откреплена от каких-либо индивидуальных или коллективных носителей и что в отношении юридического лица идея государственной опеки выражена более открыто.
Список литературы
1. Архипов С.И. Субъект права: теоретическое исследование. - СПб.: Издательство Р. Арсланова «Юридический центр Пресс», 2004. - 469 с.
2. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. - М.: Республика, 1994. - 480 с.
3. Герваген Л.Л. Развитие учения о юридическом лице. - СПб.: Типография И. Н. Скороходова, 1888. - 104 с.
4. Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона. - М.: 2-я Тип.-Лит. МГСНХ, 1919. - 110 с.
5. Жижек С. Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии. - М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2014. - 528 с.
6. Зинченко С. А. Гражданское правоотношение: подходы, проблемы, решения. -Ростов-на-Дону: Изд-во СКАГС, 2011. - 236 с.
7. Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву//Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйственного права». - М.: Статут, 2009. -С.512-652.
8. Козлова Н.В. Понятие и сущность юридического лица. Очерк истории и теории. - М.: Статут, 2003. - 318 с.
9. Любутин К.Н. Проблема субъекта и объекта в немецкой классической и марксистско-ленинской философии: Лекции по спецкурсу для студентов философского факультета. - Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР, УрГУ им. А. М. Горького. - Свердловск: [б. и.], 1973. - 187 с.
10. Любутин К.Н., Пивоваров Д.В. Диалектика субъекта и объекта. - Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1993. - 416 с.
11. Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. - СПб.: Издательство «Лань», 2000. - 608 с.
12. Рыженков А.Я. Товарно-денежные отношения в советском гражданском праве. - Саратов: Издательство Саратовского университета, 1989. - 232 с.
13. Токарев В. А. Три концепции субъекта права//Коммуникативная теория права и современные проблемы юрисруденции. Т.2. Актуальные проблемы философии права и юридической науки в связи с коммуникативной теорией права. - СПб.: Алеф-Пресс, 2014 г. - 531 с.
14. Часть первая Гражданского кодекса Российской Федерации от 30 ноября 1994 г. №51-ФЗ //Собрание законодательства Российской Федерации. - 1994. - №32. - Ст. 3301.
15. Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»//Собра-ние законодательства Российской Федерации. - 2012. - №53 (часть I). - Ст. 7627.
