CC BY
11
Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2023.
№ 75. С. 253-266.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2023. 75. pp. 253-266.
ПОЛИТОЛОГИЯ
Научная статья УДК 329.8
doi: 10.17223/1998863Х/75/21
ОСМЫСЛЕНИЕ РОЛИ ИДЕОЛОГИИ В СОВРЕМЕННЫХ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ: АКСИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ МЕЖДУНАРОДНОЙ ВЛАСТИ ЯПОНИИ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Денис Алексеевич Борисов
Новосибирский государственный университет экономики и управления, Новосибирск, Россия, [email protected]
Аннотация. На основе макросоциологического подхода проводится анализ институциональных форм международной власти в идеологической сфере в межгосударственных отношениях между Японией и странами Центральной Азии. Японской стороне удается реализовывать новаторские подходы, налаживая разнообразные форматы взаимодействия с государствами региона с помощью аксиологических форм идеологической власти. Деятельность Японии по реализации власти истории и миссии формирует ценностную систему, которая проникает в экономические и политические взаимоотношения со странами региона, укрепляя присутствие Токио в регионе. Идеологическая власть Токио обеспечивает устойчивость и конкурентоспособность замкнутых на японскую сторону межгосударственных отношений в Центральной Азии. Ключевые слова: внешняя политика Японии, международная власть, Центральная Азия, идеологическая власть, власть истории, власть миссии, интерстициальность
Для цитирования: Борисов Д.А. Осмысление роли идеологии в современных международных отношениях: аксиологический аспект международной власти Японии в Центральной Азии // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2023. № 75. С. 253-266. doi: 10.17223/1998863Х/75/21
POLITICAL SCIENCE
Original article
UNDERSTANDING THE ROLE OF IDEOLOGY IN CONTEMPORARY INTERNATIONAL RELATIONS: AN AXIOLOGICAL ASPECT OF FOREIGN POWER OF JAPAN IN CENTRAL ASIA
Denis A. Borisov
Novosibirsk State University of Economics and Management, Novosibirsk, Russian Federation,
denisborisov69@gmail. com
Abstract. The work, through the lens of a macrosociological approach, analyzes the organizational forms of foreign power in the ideological sphere of interstate relations
© Д.А. Борисов, 2023
between Japan and the countries of Central Asia. The author identifies and focuses on two most capacious organizational forms of ideological power in interstate relations, which were called "the power of history" and "the power of mission". These two powers are distinguished into a special type - the axiological forms of ideological power. The Japanese side manages to harmoniously use the axiological forms of ideological power to provide economic and political relations with value-based support, which forms an inclusive Japan-centric logic of interstate interaction in the region. A characteristic feature of the axiological forms of ideological power is communal influence on relations between Japan and the countries of Central Asia to create cohesion and community through development of social relations regarding security discourse and issues of internal and external identification, which makes these relations an end in themselves. The diffuse influence of the axiological forms of ideological power is built on the basis of the development of a joint cognitive-emotional system of values about the past and future. The power of history promotes continuity and connection of generations between Japan and the countries of the region through working with image of the Great Silk Road and rethinking the militaristic role of Japanese soldiers during WW2. The power of mission, based on the values of the concept "human security" and development of human capital, creates feelings of solidarity and support for Japanese activities in the region, where Japan is positioned as a global economic and technological leader that offers geopolitically neutral assistance in the socio-economic development of individual countries and intraregional cooperation processes. The implementation of the axiological forms of ideological power is accompanied by a developed institutional practice, which operates at mass, group and individual levels of social interaction, which ensures a higher-quality extensive influence of the power of history and an intensive influence of the power of mission. The power of history and mission as the organizational forms of foreign power of Japan in the ideological sphere percolate economic and political interactions. This process reveals the presence of an interstitiality effect. The linking and intersection of social interactions in ideological, economic and political spheres create an interconnected system of influential relations with a high potential for emergence. This synergy between organizational forms provides Tokyo with stability and efficiency in the implementation of its foreign power and presence in the region, which is clearly reflected in regular sociological surveys.
Keywords: foreign policy of Japan, Central Asia, foreign power, ideological power, power of history, power of mission, interstitiality effect
For citation: Borisov, D.A. (2023) Understanding the role of ideology in contemporary international relations: an axiological aspect of foreign power of Japan in Central Asia. Vest-nik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 75. pp. 253-266. (In Russian). doi: 10.17223/1998863Х/75/21
Введение
Динамика международных отношений последних лет отчетливо фиксирует тенденцию к сокращению потенциала экономической власти, некогда мощные процессы межгосударственной взаимозависимости в сфере обмена товаров, капиталов, услуг и технологий перестали восприниматься как безусловный приоритет в международных отношениях. На фоне кризиса прежней модели глобализации начало усиливаться значение политического, военного и идеологического влияния в отношениях между государствами [1, 2]. Следствием этих изменений становится новый виток конкуренции между крупными и средними державами, что приводит к ревизии сложившихся и поиску новых международных институциональных форм и практик во всех сферах жизнедеятельности человека.
Современный характер межгосударственных отношений в Центрально-Азиатском регионе (ЦАР) является показательным примером обострения противоречий в международных отношениях. Уникальное географическое
положение ЦАР обусловило формирование очень конкурентной международной среды, где единовременно действуют наиболее активные акторы современной мировой системы. В отечественной исследовательской литературе анализ внешней политики Японии в ЦАР является не самым популярным сюжетом, а основные акценты концентрируются вокруг изучения экономических и политических взаимоотношений Токио со странами региона либо сквозь призму геополитических и реалистских нарративов [3, 4], либо в контексте институциональных подходов [5-7]. Однако необходимо отметить, что идеологические вопросы межгосударственного сотрудничества и их роль в межгосударственных отношениях в Центральной Азии остаются на периферии научного дискурса. Это определило наш интерес к более подробному рассмотрению идеологических составляющих в межгосударственных отношениях между Японией и странами ЦАР \
Целью исследования является оценка роли идеологического фактора в межгосударственных отношениях между Японией и странами Центральной Азии (ЦА). Предполагаем, что целенаправленная и системная работа в идеологической сфере позволяет Японии обеспечивать устойчивость и конкурентоспособность своей внешней политики. Наша гипотеза частично подтверждается результатами социологических опросов 2015, 2018, 2021 гг., где на вопрос «Какие из следующих государств в настоящее время являются важными партнерами вашей страны?» респонденты ответили: Россия (75/64/74%), Китай (35/20/42%), Япония (23/7/17%), Турция (23/9/26%)», в то же время на вопрос «Какие из следующих государств в будущем будут важными партнерами вашей страны?» ответы распределились: Россия (72/51/59%), Китай (33/17/32%), Япония (24/9/18%), Турция (18/9/20%) [8]. Видно, что только Токио сохраняет у населения региона благоприятный настрой на развитие межгосударственных отношений в будущем, что свидетельствует о том, что деятельность Японии в ЦА не воспринимается как вызов или угроза.
В работе мы адаптируем макросоциологический поход для рассмотрения идеологических аспектов межгосударственных отношений между Японией и странами ЦАР [9. Р. 20-46]. Под макросоциологией мы понимает широкомасштабный подход к изучению социальных отношений на основе структурного анализа с высокой степенью теоретической абстракции социальных систем и тенденций, которые впоследствии могут быть применены к более мелким элементам социального взаимодействия, и наоборот. В рамках нашей адаптации мы сформулировали следующие принципы. Первый, международная власть - это генерализированное средство для удовлетворения потребностей государства через социальное взаимодействие с другими субъектами и акторами мировой системы. Второе, социальные взаимодействия в межгосударственных отношениях реализуются через институциональные формы международной власти в экономической, политической, идеологической и военной сферах. Третье, под институциональными формами международной власти понимается минимально устойчивый, повторяющийся во времени це-
1 Под идеологией мы понимаем систему коллективных значений, превосходящую личный опыт, которая признается обеими сторонами и обеспечивает управляемость межгосударственных отношений через объективизацию разумного, морального и эмоционального во внешней политике государства.
ленаправленный социальный контакт между представителями различных государств на личном, групповом и массовом уровнях, который зафиксирован в публичном информационном пространстве.
На основе выделенных принципов в исследовании определены три задачи для изучения межгосударственных отношений Японии со странами региона. Во-первых, поиск и описание ключевых институциональных форм международной власти между странами в идеологической сфере - все то, что формирует общие ценности, эстетику и практику. Во-вторых, качественный и количественный анализ институциональных форм международной власти в идеологической сфере на индивидуальном, групповом и массовом уровнях в отношениях между Токио и странами ЦАР - все то, что легитимирует присутствие и действия японской стороны в регионе. В-третьих, выявление того, что М. Манн назвал «интерстициальностью социальных отношений» [9. Р. 68-72]. В нашем случае это выявление в межгосударственных отношениях между Японией и странами региона пересечения и наложения институциональных форм международной власти в идеологической сфере с экономической и политической сферами. С этой точки зрения мы рассматриваем интерстициальность как одно из базовых свойств эмерджентности в системе международных отношений, когда сумма свойств взаимодействующих элементов международной власти создает качественно новые явления и свойства в отношениях между государствами, которые обеспечивают нетипичное развитие межгосударственных связей.
Типология идеологической власти в международных отношениях
В рамках нашего исследования мы определяем специфику властных отношений в идеологической сфере с помощью типологии институциональных форм на основе трех дихотомий. Первые две дихотомии широко используются в макросоциологическом подходе. «Экстенсивная-интенсивная» дихотомия, где влияние социальных взаимодействий ранжируются по охвату: экстенсивное - минимально стабильная кооперация, действующая на больших пространствах и вовлекающая большое количество людей; интенсивное -прямой контроль социальных отношений на основе жестких приказов, высокого уровня мобилизации и лояльности среди ограниченного числа участников на ограниченном пространстве. «Диффузная-авторитетная» дихотомия, где влияние социальных контактов делится на диффузное - распределенное подчинение на основе общих интересов и ценностей, и авторитетное - централизованное подчинение на основе деятельности управленческих групп и институтов [9, 10]. Третья, «коммунальная-деловая» дихотомия социальных отношений разработана отечественным социологом А. Зиновьевым; она позволяет дополнительно качественно ранжировать институциональные формы международной власти, определяя базовую цель социальных взаимодействий: коммунальная - социальные отношения ради самих отношений, где ценностью являются сами по себе отношения между людьми, то, что в международных отношениях проявляется как отношения по поводу безопасности; деловая - социальные отношения инициируются для решения конкретной задачи или достижения результата, то, что в международных отношениях проявляется как отношения по поводу развития [11. С. 59-69]. Важно под-
черкнуть, что эти дихотомии носят идеальный характер, в чистом виде их сложно выделить в отношениях между государствами, но они вполне конкретно отражают специфику отдельных институциональных форм международной власти, которые влияют на характер и динамику межгосударственных отношений.
Таким образом, институциональные формы международной власти в идеологической сфере в современных международных отношениях можно разделить на два типа. Первый условно можно назвать «аксиологические формы» идеологической власти, которые по своей природе тяготеют к коммунально-диффузному характеру с вариативностью по оси «интенсивный-экстенсивный». Аксиологические формы действуют в социальной среде как ценностные системы, которые обеспечивают когнитивно-эмоциональную идентификацию в системе «свой-чужой» через контроль дискурса «мы-они». В межгосударственных отношениях подобные ценностные системы концентрируются вокруг двух масштабных социальных взаимодействий: либо по поводу исторического нарратива, или власть истории, либо по поводу идеологий на базе этнических, религиозных, государственных, общественных и индивидуальных ценностей, или власть миссии. Аксиологические формы международной власти в идеологической сфере являются самоцелью в отношениях между государствами. Основная функция - это обеспечение безопасности через преодоление барьеров внутренней и внешней идентификации в межгосударственной коммуникации [12, 13]. Власть истории и власть миссии контролируют когнитивно-эмоциональный дискурс, который оказывает влияние на мотивацию участников, обеспечивает легитимность и значимость этих социальных отношений, только в случае с историей это происходит через формирование чувства общности и родства, а в случае с миссией - через чувство солидарности и сопричастности. Также власть истории и власть миссии отличаются масштабом социального влияния: история тяготеет к экстенсивному воздействию (в большей степени на массовом и групповом), а миссия влияет преимущественно интенсивно (в большей степени на групповом и индивидуальном уровнях социального взаимодействия).
Второй тип институциональных форм международной власти в идеологической сфере можно определить как «практические формы» идеологической власти, которые тяготеют преимущественно к авторитетно-деловому влиянию с вариативностью по оси «интенсивный-экстенсивный» и тесно связаны с такими крупными системами социальных отношений, как культура, образование, гражданский активизм. В данном исследовании мы фокусируем внимание только на аксиологических формах идеологической власти, оставляя анализ практических форм как задел на будущее. В таблице мы приводим типологию институциональных форм международной власти в идеологической сфере, сквозь призму которой исследуются японо-центрально-азиатские межгосударственные отношения.
Типология институциональных форм власти в отношениях между Японией и странами Центральной Азии в идеологической сфере»
Власть Авторитетная Диффузная
Интенсивная Власть НКО Власть миссии
Экстенсивная Власть культуры и образования Власть истории
Примечание: Курсивом отмечена - деловая; жирным шрифтом - коммунальная.
Власть истории в отношениях между Японией и странами региона
Власть истории широко используется во внешней политике Японии. Исторический нарратив активно присутствует в межгосударственных отношениях между Токио и странами региона. Главной исторической темой, которую взяли японские дипломаты при выстраивании отношений со странами ЦА, стал образ Великого шелкового пути в контексте распространения буддизма. «Задолго до того, как это стало мейнстримом», японцы на официальном уровне начали использовать концепт «Новый шелковый путь» во внешней политике: в 1997 г. премьер-министр Х. Рютаро официально презентовал новую стратегию - «Евразийскую дипломатию», в которой Центральная Азия и Закавказье рассматривались как отдельные направления для внешней политики Токио в контексте «Дипломатии Шелкового пути» (ДШП) [14]. В 2002 г. Д. Коидзуми предложил концептуальное уточнение ДШП, направив Энергетическую миссию Шелкового пути для содействия более тесному энергетическому сотрудничеству со странами ЦА [15. С. 4]. Власть истории вплетается в японскую политическую практику в регионе, оказывая диффузное влияние через апелляцию к общим ценностям, подчеркивая ментальное, языковое, культурное и историческое родство японцев и тюркских народов. Политические инициативы опираются на историческую аксиологию, которая обосновывает расширение политического и экономического сотрудничества со странами региона как продолжение естественной взаимосвязанности между народами.
Исторические ценности сопровождаются конкретными практиками. С целью поддержки нарратива об историческом родстве со странами региона Япония активно финансирует археологические и образовательные проекты, что особенно заметно в отношениях между Ташкентом и Токио [16. Р. 30]. В 2010 г. прошла серия международных симпозиумов «Древние цивилизации и религии Узбекистана - в поисках истоков культуры Японии», которые собрали 1 200 представителей академических и общественных кругов двух стран. Кульминацией культурных проектов стало подтверждение научной теории академика Э. Ртвеладзе и профессора Като Кюдзо о тесном взаимовлиянии и синтезе древних религий Узбекистана и Японии [17]. Более того, вокруг проблематики общего исторического наследия формируется сеть некоммерческих общественных организаций и межличностных контактов в японо-узбекских отношениях: создано совместное научное общество «Оксус» (Амударья), действует Ассоциация дружбы между городами Нара (древняя буддийская столица) и Термез (центр буддизма эпохи Кушанско-го царства), формируются горизонтальные академические связи между ведущими вузами двух стран («Тойо» и «Нара» с ТашГИВ и УМЭД) [18]. Есть примеры взаимодействия на индивидуальном уровне. Примечательна личность Икуо Хираямы, художника и общественного активиста, которого можно назвать одним из главным популяризаторов Великого шелкового пути в отношениях между Японией и странами ЦАР. Японское государство активно поддерживала инициативы художника: И. Хираяма в 1990 г. основал в Камакуре «Институт изучения Шелкового пути», в 2004 г. открыл в г. Яманаси Музей Шелкового пути, также еще в 2002 г. в Ташкенте был открыт Международный Караван-Сарай культуры им. И. Хираямы.
Отдельно японская сторона работает с историческими смыслами ХХ столетия, где для Страны восходящего солнца присутствует главный сдерживающий фактор для международного имиджа страны - статус агрессора во Второй мировой войне [19. P. 170]. Применительно к региону Токио акцентирует внимание на позитивной роли японских военнопленных в восстановлении советского хозяйства на территории Центральной Азии. Тема японских военнопленных периодически появляется в повестке дня разного уровня между представителями Японии и стран Центральной Азии. Так, в лекции С. Абэ в Назарбаев Университете был отмечен вклад военнопленных в восстановление городов ЦАР. А накануне визита японского премьер-министра в Узбекистан на мемориальной табличке Государственного академического театра оперы и балета им. Алишера Навои в Ташкенте, который был построен с участием японских военнопленных, выражение «японские военнопленные» было заменено на «сыновья японского народа» (Токио выделил грант в 330 тыс. долл. на модернизацию оборудования театра) [20]. В этом плане можно говорить о том, что власть истории как институциональная форма международной власти Японии пытается работать на всех уровнях социального взаимодействия, обеспечивая максимальное социальное вовлечение, существенно углубляя экстенсивное влияние интенсивным.
Соответственно, проблематика миролюбия регулярно отслеживается в социологических опросах от МИДа, которые показывают, что Япония в целом нивелировала негативный образ квантунского милитаризма в региональном общественном восприятии. В опросе 2018 г. вопрос № 11 напрямую спрашивал: «Как вы оцениваете путь Японию как миролюбивой нации за последние 70 лет после окончания Второй мировой войны», - 69% респондентов выше среднего оценили японские мирные устремления послевоенного времени. Социология за 2021 г. повторяет стилистику вопросов предыдущего замера общественного мнения, но с более высоким результатом - 78% [8].
Власть миссии в отношениях между Японией и странами региона
Следующей институциональной формой международной власти Японии в идеологической сфере является власть миссии. Японская сторона делает ставку на разработку идеологической системы на основе универсальных ценностей человеческого развития в особом концептуальном исполнении, которое получило название human security. Токио является одним из главных последователей и идеологов этой концепции на международном уровне, она стала неотъемлемой частью японской внешнеполитической доктрины и активно продвигается в рамках Программы развития ООН и ЮНЕСКО [21. P. 196-197]. С помощью human security обеспечивается диффузное влияние власти миссии Японии, обосновывая предоставляемую помощь странам региона. Акцентируется внимание на развитии экономики, но без привязки к примату основных прав и свобод человека и без вмешательства во внутренние политические процессы. В ЦА данный подход был представлен в известной речи министра иностранных дел Японии Таро Асо «К миру и счастью путем экономического процветания и демократии». В 2006 г. предложения Таро Асо кардинально отличались от морализаторского западного подхода по поводу соблюдения прав человека. Эта формула сохраняет свою актуаль-
ность и по сей день, выступая основой для японского дипломатического корпуса в регионе: «...я спокойно исполнял японскую официальную линию: активно способствовать экономическому развитию этой страны с целью установления самостоятельного государства (это послужит политическому интересу Японии) и содействовать становлению демократии путем постепенного экономического развития (это на благо узбекского народа)» [22].
В то же время японской стороне удается не только вклинивать власть миссии в политические связи, но и дополнять конкретными действиями в экономической сфере, усиливая социальный охват. Абстрактные паттерны human security японская сторона увязывает с деятельностью в рамках Официальной помощи развитию (ОПР): грантовые программы ОПР Японии работают на локальном уровне в интересах местного населения. Как правило, средства идут на материально-техническое обновление объектов социальной инфраструктуры (детские сады, школы, больницы), что закрепляет идеологические лозунги конкретными материальными результатами. В Кыргызстане с 1996 по 2021 г. японский МИД реализует грантовую программу «Корни травы» (Кусанонэ): выделено безвозмездной помощи на сумму более $121 млн на 179 проектов [23]. В Узбекистане с 1995 по 2016 г. под эгидой ОПР реализуется программа «Безвозмездная помощь социальным проектам малого масштаба по обеспечению человеческой безопасности», которая насчитывает 363 проекта [24]. В Таджикистане за 1996-2021 гг. в рамках аналогичной программы был реализован 441 проект и выделено грантов на сумму $35,9 млн [25]. В Казахстане «Корни травы» осуществлялись с 1997 по 2021 г., было реализовано 113 проектов на сумму $7,5 млн [26]. За последние 20 лет в рамках ОПР было поддержано около 162 национальных проектов на территории региона, выдано безвозмездных грантов на общую сумму более $720 млн: 46,04% от этой помощи получил Таджикистан, Кыргызстан -32,67%, Узбекистан - 18,27%, Казахстан - 2,57%, Туркменистан - 0,45%. Наряду с грантами ОПР предоставляет для развивающихся стран кредитные возможности. Главным заемщиком среди стран ЦАР является Узбекистан, который за период с 2002 по 2020 г. получил займов на сумму $3,9 млрд, или 91% от всех выданных кредитов по линии ОПР [27].
Власть миссии Японии на основе human security тесно связывается с идеей о развитии человеческого капитала и инвестициях в человеческое развитие. Под эти ценности японская сторона реализует отдельную институциональную практику через проект Японского агентства международного сотрудничества (JICA) «Техническая кооперация» (ТК). ТК - это многоуровневая система помощи в развитии человеческого капитала стран региона, которая позволяет наладить межличностные отношения между японскими и центральноазиатскими квалифицированными специалистами через содействие в освоении конкретных японских технологий, организационное и управленческое содействие. Социальные контакты осуществляются по трем направлениям. Во-первых, отправка японских специалистов или команд японских специалистов для предоставления необходимых технологий и знаний: Казахстан посетили 339, Кыргызстан - 1 167, Таджикистан - 392, Туркменистан - 56, Узбекистан - 1 113 специалистов; всего в ЦАР было отправлено 4 079 исследовательских команд. Во-вторых, Япония организовывает обучение для ведущих специалистов и государственных служащих, отвечаю-
щих за ключевые направления развития страны. За время действия программы обучение прошли 1 710 казахских, 2 390 кыргызских, 2 380 таджикских, 562 туркменских, 2 547 узбекских специалистов. В-третьих, техническая помощь осуществляется через предоставление оборудования. По этой статье японская сторона предоставила помощь на сумму более $32 млн, а в целом суммарные расходы японского бюджета на программу технической помощи в ЦАР составили свыше $562 млн (все данные по 2020 г. включительно) [27].
Японской стороне удается через власть миссии транслировать в региональное информационное пространство привлекательный образ экономического и технологического гиганта, мирового лидера, оказывающего содействие общественному прогрессу, развивающимся странам. Такой образ не только воспроизводится через современный культурный и новостной контент, но также продвигается с помощью специализированных институциональных решений [28]. Например, в 2004 г. при содействии ЛСА в Кыргызстане был открыт первый в регионе Национальный центр информационных технологий, который специализированно обучает граждан современным информационным технологиям по таким направлениям, как системный анализ, управление проектами, базы данных, разработка программного обеспечения, сетевые технологии.
Социологические опросы также фиксируют значимость образа технологического лидера в общественном восприятии региона. Центральноазиатская аудитория в социологических опросах среди главных ассоциаций с Японией указывают позиции «Экономически развитая страна с высоким уровнем технологического развития», «Сильная экономика», «Высокие технологии» [8]. Дополнительно ценностному подходу Японии солидаризируется высшее руководство государств, а «японская модель» является образцом развития успешной восточной демократии через экономическое развитие. Можно привести некоторые упоминания на высшем уровне. Ш. Мирзиёев: «Благодаря сформировавшейся полвека назад, глубоко продуманной и базирующейся на достижениях научного прогресса „японской модели" сегодня ваша страна стала одним из ведущих государств практически во всех сферах» [29]; Н. Назарбаев: «Японская философия „кайдзен" позволила не только добиться управленческих и технологических высот, но и прочно вошла в копилку общечеловеческих ценностей. Могу отметить, что образ мыслей японского народа близок и созвучен мировоззрению казахов» [30].
Отдельно стоит отметить, что власть миссии Японии отдельно работает с нарративом о поддержке внутрирегиональной кооперации между пятью странами региона. Именно японская сторона в 2004 г. в ходе визита министра иностранных дел Японии Еёрико Кавагути инициировала регулярный многосторонний дипломатический диалог высокого уровня «Центральная Азия плюс Япония» - это стало новеллой в дипломатической практике региона. С 2013 г. японская сторона через ОПР начала выделять финансирование на внутрирегиональные проекты. За последние 7 лет было выделено около $53 млн на 10 трансграничных и приграничных проектов в области безопасности по широкому спектру актуальных проблем региона [27]. В этом контексте Токио придает своей власти миссии ценностную компоненту, которая позиционирует японскую сторону в качестве регионального интегратора, участвующего в гармонизации отношений между всеми странами региона.
Очевидно, что такие аксиологические акценты качественно выделяют японскую сторону среди других внерегиональных игроков, которые нередко обвиняются в следовании логики «разделяй и властвуй». Страны региона не раз характеризовали тихоокеанскую державу как свободный от геополитического давления, альтернативный источник финансовой и технологической поддержки [31].
Заключение
Япония активно использует институциональные формы международной власти в идеологической сфере в отношениях со странами Центральной Азии. Токио удается гармонично использовать аксиологические формы идеологической власти для ценностного обеспечения экономических и политических взаимоотношений со странами ЦАР, что формирует замкнутую на японской стороне инклюзивную логику межгосударственного взаимодействия в регионе.
Аксиологические формы идеологической власти мы редуцировали до двух наиболее крупных социальных взаимодействий в международных отношениях - власти истории и власти миссии. Эти институциональные формы характеризуются коммунальной природой социальных отношений, которые целенаправленно обеспечивают безопасность в японо-центральноазиатских межгосударственных отношениях через развитие общего когнитивно-эмоционального дискурса о прошлом и о будущем, снижая барьеры внешней и внутренней идентификации и увеличивая ощущение общности в социальном взаимодействии между Японией и Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном.
Диффузное влияние власти истории проявляется через обращение к совместному наследию «Великого шелкового пути» и смещение акцентов общественного восприятия роли солдат квантунской армии, что создает совместный исторический нарратив и систему ценностей по поводу преемственности и связи поколений в отношениях между Японией и странами ЦА. Сила общих интересов во власти миссии проявляется с помощью развития чувства солидарности и сопричастности японской модели социально-экономического развития, которая базируется на ценностях human security и развитии человеческого капитала. Японская сторона, транслируя свою миссию в регионе, не только опускает либеральные ценности в виде «основных прав и свобод человека», но и публично предлагает экономическую помощь без геополитических присяг. Центрально-азиатские страны признают «японскую модель» как образец для использования в своей социально-экономической практике. Дополнительно диффузное влияние власти миссии Японии проявляется в поддержке дискурса об интенсификации внутрирегиональной кооперации между всеми странами региона, что позитивно воспринимается элитам стран ЦАР. Японская сторона позиционирует себя как мировой экономический и технологический лидер, который предлагает геополитически нейтральный вектор развития в ЦАР.
Реализация аксиологических форм идеологической власти сопровождается развитой институциональной практикой, которая действует на массовом, групповом и индивидуальном уровнях социального взаимодействия. Проекты Японского агентства по международному сотрудничеству (Техническая ко-
операция, Официальная помощь развитию), строительство центров технической кооперации, поддержка общественной активности на групповом и индивидуальном уровнях - все это позволяет Токио обеспечить широту и глубину социального охвата для идеологической власти. Такая разноуровневая работа дает возможность интенсифицировать (углубить) типичное экстенсивное влияние власти истории и экстенсифицировать (расширить) типичное интенсивное влияние власти миссии, обеспечивая более качественное закрепление в общественном сознании продвигаемых ценностей.
Прослеживается управленческая последовательность в применении аксиологических форм идеологической власти, которые гармонично встраиваются в поры политических и экономических отношений. Абстрактность диффузного влияния идеологической власти конкретизируется деятельностью в экономической и политической сферах и наоборот. Власть истории и власть миссии как институциональные формы международной власти Японии в идеологической сфере проникают в экономические и политические взаимодействия, что является проявлением интерстициальности в японо-центральноазиатских отношениях. Другими словами, переплетение и пересечение социальных взаимодействий в идеологической, экономической и политической сферах приводит к формированию взаимосвязанной системы властных отношений с высокой вероятностью проявления эмерджинальности. Такая синергия между институциональными формами обеспечивает Токио устойчивость и эффективность в реализации своей международной власти и присутствия в регионе, что наглядно отражается в регулярных социологических опросах.
Список источников
1. Быстро текущий момент. Природа миропорядка и кризиса глазами ведущих мировых ученых-международников // Россия в глобальной политике. 2018. № 4. С. 18-44.
2. Ефремова К.А. Формирование «Нового мирового порядка»: теоретические интерпретации и практическая реализация // Сравнительная политика. 2016. № 2 (23). С. 5-13.
3. Притчин С. «Большая игра 2.0» в Центральной Азии на современном этапе // Мировая экономика и международные отношения. 2022. Т. 66, № 6. С. 112-123.
4. Панов А.Н., Нелидов В.В. Внешняя политика Японии в контексте военно-политической обстановки в Северо-Восточной Азии // Японские исследования. 2018. С. 78-91.
5. Добринская О.А. Стратегия Японии в Центральной Азии: политическое, экономическое и культурное измерение. М. : Ин-т востоковедения РАН. 2020. 416 с.
6. Задворная Е.С. Институционализация образа Японии в государственном внешнеполитическом дискурсе // Вестник ВолГУ. Сер. 4. История. Регионоведение. Международные отношения. 2016. Т. 21, № 3. С. 114-121.
7. Murashkin N. Japan and Central Asia: Do Diplomacy and Business Go Hand-in-Hand. Etudes de l'Ifri, 2019. 43 p.
8. Opinion Poll on Japan Central Asia Region (Uzbekistan, Kazakhstan, Kyrgyz Republic and Tajikistan) 2014, 2018, 2021 // Ministry of Foreign Affairs of Japan. URL: https:// www.mofa.go.jp/policy/culture/pr/index.html (accessed: 05.01.2023).
9. Mann M. The Sources of Social Power. Vol. I: A History from the Beginning to 1760 AD. Cambridge : Cambridge University Press, 1986. 549 p.
10. Hall J., Schroeder R. An Anatomy of Power: The Social Theory of Michael Mann. Cambridge : Cambridge University Press, 409 p.
11. Зиновьев А.А. Логическая социология. М. : Социум. 2002. 260 с.
12. Pyle K.B. Reading the New Era in Asia: The Use of History and Culture in the Making of Foreign Policy // Asia Policy. 2007. № 3. P. 1-11.
13. AronczykM. Branding the Nation: The Global Business of National Identity. New York : Oxford University Press, 2013. 256 p.
14. Address by Prime Minister Ryutaro Hashimoto // Prime Minister of Japan. 1997 24 July. URL: https://japan.kantei.go.jp/0731douyukai.html (accessed: 05.05.2023).
15. Dadabaev T. Central Asia: Japan's New "Old" Frontier // Asia Pacific Issues. 2019. № 136. Р. 1-12.
16. WhitfieldS. The Expanding Silk Road: UNESCO and BRI // Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities. 2021. Vol. 81. P. 23-42.
17. История и музыка древних памятников // ИА UzReport. 2010. 30 нояб. URL: https://uzreport.news/culture/istoriya-i-muzyika-drevnih-pamyatnikov (дата обращения: 05.05.2023).
18. Археологи Узбекистана и Японии создадут совместное научное общество // ИА Regnum. 2010. 23 февр. URL: https://regnum.ru/news/society/1256506.html (дата обращения: 05.05.2023).
19. Shaikh K.-R. Foreign policy of Japan // Asia Pacific. 2020. Vol. 38. P. 167-181.
20. Узбекистан исправил «военнопленных» на «сыновей японского народа» // ИА Regnum.
2015. 26 окт. URL: https://regnum.ru/news/polit/1998395.html (дата обращения: 05.05.2023).
21. AdachiK. Why Did Japan Engage in Human Security Diplomacy? // Japan's Security Policy / ed. Keiji Nakatsuji. London : Routledge, 2022. https://doi.org/10.4324/9781003231653-12
22. Мой друг Ислам Каримов // Коммерсантъ. 2016. 12 сент. URL: https://www.kommer-sant.ru/ doc/3081680 (дата обращения: 05.05.2023).
23. Грантовая программа «Корни травы и человеческая безопасность» // Посольство Японии в Кыргызской Республике. 14.05.2019. URL: https://www.kg.emb-japan.go.jp/itpr_ru/ru_kusa-none.html (дата обращения: 05.05.2023).
24. Безвозмездная помощь социальным проектам // Посольство Японии в Узбекистане.
2016. 18 окт. URL: https://www.uz.emb-japan.go.jp/itpr_ru/small_grants.html (дата обращения: 05.05.2023).
25. Завершение 3 проектов в области образования // Посольство Японии в Республике Таджикистан. 2022. 6 июля. URL: https://www.tj.emb-japan.go.jp/files/100371584.pdf (дата обращения: 05.05.2023).
26. Грантовая программа KUSANONE // Посольство Японии в Казахстане. 2022. 11 марта. URL: https://www.kz.emb-japan.go.jp/itpr_ru/cooperation.html (дата обращения: 05.05.2023).
27. Annual Reports 2008-2021 // JICA. URL: https://www.jica.go.jp/english/publications/re-ports/annual/index.html (accessed 01.11 2022).
28. Kawashima N, Lee H.-K. Asian Cultural Flows (Cultural Policies, Creative Industries, and Media Consumers). Singapore : Springer, 2018. 237 p.
29. Выступление Президента Республики Узбекистан // Президент Республики Узбекистан. 2019. 18 дек. URL: https://president.uz/ru/lists/view/3158 (дата обращения: 05.05.2023).
30. Выступление Президента Республики Казахстан // Президент Казахстана. 2016. 18 нояб. URL: https://www.akorda.kz/ru/events/international_community/foreign_visits/ vystuplenie-v-parlamente-yaponii (дата обращения: 05.05.2023).
31. Joint Statement "Central Asia + Japan" "Relations between Japan and Central Asia as They Enter a New Era", Astana, on 28 August 2004 // MOFA. URL: https://www.mofa.go.jp/region/europe/ dialogue/j oint0408.pdf (accessed: 01.11 2022).
References
1. Tsygankov, P. et al. (2018) Bystro tekushchiy moment. Priroda miroporyadka i krizisa glazami vedushchikh mirovykh uchenykh-mezhdunarodnikov [A rapidly changing reality. The nature of the world order and crisis through the eyes of leading experts in international relations]. Rossiya v global'noy politike - Russia in Global Affairs. 4. DOI: 10.31278/1810-6374-2018-16-3-8-44
2. Efremova, K.A. (2016) Formirovanie "Novogo mirovogo poryadka": teoreticheskie interpretatsii i prakticheskaya realizatsiya [Towards the New World Order: Theoretical Interpretations and Practical Implementations)]. Sravnitel'nayapolitika - Comparative Politics. 2(23). pp. 5-13.
3. Pritchin, S. (2022) "Bol'shaya igra 2.0" v Tsentral'noy Azii na sovremennom etape [The Great Game 2.0 in Central Asia at the Present Stage]. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya -World Eсonomy and International Relations. 66(6). DOI: https://doi.org/10.20542/0131-2227-2022-66-6-112-123
4. Panov, A.N. & Nelidov, V.V. (2018) Japan's foreign policy in the context of military-political situation in North East Asia. Yaponskie issledovaniya - Japanese Studies in Russia. 4. pp. 78-91. (In Russian). DOI: 10.24411/2500-2872-2018-10029
5. Dobrinskaya, O.A. (2020) Strategiya Yaponii v Tsentral'noy Azii: politicheskoe, ekonomicheskoe i kul'turnoe izmerenie [Japan's Strategy in Central Asia: Political, Economic, and Cultural Dimensions"]. Moscow: Institute of Oriental Studies RAS.
6. Zadvornaya, E.S. (2016) Institutsionalizatsiya obraza Yaponii v gosudarstvennom vneshnepoliticheskom diskurse [Institutionalisation of Japan identity construction policy]. Vestnik VolGU. Seriya 4. Istoriya. Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnosheniya. 21(3). pp. 114-121. DOI: 10.15688/jvolsu4.2016.3.14
7. Murashkin, N. (2019) Japan and Central Asia: Do Diplomacy and Business Go Hand-in-Hand. Etudes de l'Ifri. April.
8. Ministry of Foreign Affairs of Japan. (2014, 2018, 2021) Opinion Poll on Japan Central Asia Region (Uzbekistan, Kazakhstan, Kyrgyz Republic and Tajikistan). [Online] Available from: https://www.mofa.go.jp/policy/culture/pr/index.html (Accessed: 5th May 2023).
9. Mann, M. (1986) The Sources of Social Power. Vol. 1. Cambridge: [s.n.]. DOI: 10.1017/CBO9780511570896.
10. Hall, J. & Schroeder, R. (2006) An Anatomy of Power: The Social Theory of Michael Mann. Cambridge University Press. DOI: 10.1017/CBO9780511488993
11. Zinoviev, A.A. (2002) Logicheskaya sotsiologiya [Logical sociology]. Moscow: Sotsium.
12. Pyle, K.B. (2007) Reading the New Era in Asia: The Use of History and Culture in the Making of Foreign Policy. Asia Policy. 3. pp. 1-11. DOI: 10.1353/asp.2007.0035
13. Aronczyk, M. (2013) Branding the Nation: The Global Business of National Identity. New York: Oxford University Press.
14. Japan. (1997) Address by Prime Minister Ryutaro Hashimoto to the Japan Association of Corporate executives. [Online] Available from: https://japan.kantei.go.jp/0731douyukai.html (Accessed: 5th May 2023).
15. Dadabaev, T. (2019) Central Asia: Japan's New "Old" Frontier. Asia Pacific Issues. 136. pp. 1-12.
16. Whitfield, S. (2020) The Expanding Silk Road: UNESCO and BRI. Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities. 81. pp. 23-42.
17. IA UzReport. (2010) Istoriya i muzyka drevnikh pamyatnikov [History and music of ancient monuments]. 30th November. [Online] Available from: https://uzreport.news/culture/istoriya-i-muzyika-drevnih-pamyatnikov (Accessed: 5th May 2023).
18. IA Regnum. (2010) Arkheologi Uzbekistana i Yaponii sozdadut sovmestnoe nauchnoe obshchestvo [Archaeologists of Uzbekistan and Japan will establish a common scientific society]. 23rd February. [Online] Available from: https://regnum.ru/news/society/1256506.html (Accessed: 5th May 2023).
19. Shaikh, K.-R. (2020) Foreign policy of Japan. Asia Pacific. 38. pp. 167-181. DOI: 10.47781/asia-pacific.vol38.Iss0.2333.
20. IA Regnum. (2015) Uzbekistan ispravil "voennoplennykh" na "synovey yaponskogo Naroda" [Uzbekistan changed "prisoners of war" to "sons of the Japanese people."]. 26th October. [Online] Available from: https://regnum.ru/news/polit/1998395.html (Accessed: 5th May 2023).
21. Adachi, K. (2022) Why Did Japan Engage in Human Security Diplomacy? In: Nakatsuji, K. (ed.) Japan's Security Policy. London: Routledge. DOI: 10.4324/9781003231653-12
22. Kavato, A. (2016) My friend Islam Karimov [My friend Islam Karimov]. Kommersant". 12th September. [Online] Available from: https://www.kommersant.ru/doc/3081680 (Accessed: 5th May 2023).
23. Ambassy of Japan in Kyrgyz Republic. (2019) Grantovaya programma "Korni travy i chelovecheskaya bezopa.sno.st'" ["Roots of Grass" and Human Security Grant Program]. [Online] Available from: https://www.kg.emb-japan.go.jp/itpr_ru/ru_kusanone.html (Accessed: 5th May 2023).
24. Ambassy of Japan in Uzbekistan. (2016) Bezvozmezdnaya pomoshch' sotsial'nym proektam [Free assistance to social projects]. [Online] Available from: https://www.uz.emb-japan.go.jp/itpr_ru/ small_grants.html (Accessed: 5th May 2023).
25. Ambassy of Japan in Tajikistan. (2022) Zavershenie 3 proektov v oblasti obrazovaniya [Completion of 3 projects in the field of education]. [Online] Available from: https://www.tj.emb-japan.go.jp/files/100371584.pdf (Accessed: 5th May 2023).
26. Ambassy of Japan in Kazakhstan. (2022) Grantovaya programma "KUSANONE" [Grant program "KUSANONE."] [Online] Available from: https://www.kz.emb-japan.go.jp/itpr_ru/coope-ration.html (Accessed: 5th May 2023).
27. JICA. (2023) Annual reports. [Online] Available from: https://www.jica.go.jp/english/publi-cations/reports/annual/index.html (Accessed: 5th May 2023).
28. Kawashima, N. & Lee, H.-K. (2018) Asian Cultural Flows (Cultural Policies, Creative Industries, andMedia Consumers). Springer Singapore. DOI: 10.1007/978-981-10-0147-5
29. President of Uzbekistan. (2019) Vystuplenie Prezidenta Respubliki Uzbekistan [Speech by the President of the Republic of Uzbekistan]. [Online] Available from: https://president.uz/ ru/lists/view/3158 (Accessed: 5th May 2023).
30. President of Kazakhstan. (2016) Vystuplenie Prezidenta Respubliki Kazakhstan [Speech by the President of the Republic of Kazakhstan]. [Online] Available from: https://www.akorda.kz/ru/ events/intemational_community/foreign_visits/vystuplenie-v-parlamente-yaponii (Accessed: 5th May 2023).
31. MOFA. (2004) Joint Statement "Central Asia + Japan " "Relations between Japan and Central Asia as They Enter a New Era." [Online] Available from: https://www.mofa.go.jp/re-gion/europe/dialogue /joint0408.pdf (Accessed: 1st November 2022).
Сведения об авторе:
Борисов Д.А. - кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой мировой экономики, международных отношений и права Новосибирского государственного университета экономики и управления (Новосибирск, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. Information about the author:
Borisov D.A. - Cand. Sci. (History), docent, head of the Department of World Economy, International Relations and Law, Novosibirsk State University of Economics and Management (Novosibirsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 16.07.2023; одобрена после рецензирования 15.09.2023; принята к публикации 07.10.2023
The article was submitted 16.07.2023; approved after reviewing 15.09.2023; accepted for publication 07.10.2023
