Осмысление прошлого в совместных исследованиях ученых России и Германии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ

Б.С. ОРЛОВ

ОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО В СОВМЕСТНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ УЧЕНЫХ РОССИИ И ГЕРМАНИИ

АНАЛИТИЧЕСКИЙ ОБЗОР

МОСКВА 2014

ББК 66.3(2) О-66

Серия «Всеобщая история»

Центр научно-информационных исследований глобальных и региональным проблем

Отдел Западной Европы и Америки

Ответственный редактор -кандидат исторических наук В.М. Шевырин

Орлов Б.С.

О-66 Осмысление прошлого в совместных исследованиях ученых России и Германии: Аналит. обзор / РАН. ИНИОН. Центр науч.-информ. исслед. глобал. и регион. проблем. Отд. Зап. Европы и Америки; Отв. ред. Шевырин В.М. - М., 2014. - 170 с. - (Сер.: Всеобщая история).

ISBN 978-5-248-00715-8

На основе материалов научных конференций, семинаров и «круглых столов», организованных в различных регионах России и Германии, анализируется тоталитарное прошлое обеих стран. В аналитическом обзоре воспроизводится общая картина дискуссий российских и немецких ученых по данной проблематике с конца 80-х годов ХХ в. по настоящее время.

Для историков и политологов, преподавателей вузов, аспирантов и студентов.

ББК 66.3(2)

ISBN 978-5-248-00715-8

© ИНИОН РАН, 2014

СОДЕРЖАНИЕ

Введение................................................................................................4

«Преодоление прошлого» в послевоенной Германии.....................5

СССР: Исследования во времена «оттепели», «застоя»,

«перестройки».................................................................................10

Начало осмысления прошлого в новой России..............................14

Екатеринбург: Встреча ученых-германистов.................................19

Бонн: Разговор в «партийном бараке» СДПГ.................................29

Мюльхаймская инициатива - опыт многолетнего

сотрудничества................................................................................65

Проект: «Россия - Германия - Европа»...........................................71

Кемерово: Западно-Сибирский центр германских

исследований...................................................................................79

Липецк: Международные Копелевские чтения..............................88

Воронеж: Осмысление леворадикального прошлого....................97

Иваново: Истоки становления нацизма.

Веймарские исследования............................................................104

Сталинград-Волгоград: Кульминация встреч ученых

России и Германии........................................................................110

Москва: На пути к антитоталитарному согласию.........................115

Германский исторический институт - продолжение

немецко-российского диалога......................................................131

Заключение. «Спор историков» как отражение состояния

общества.........................................................................................143

Список литературы..........................................................................147

ВВЕДЕНИЕ

В октябре 2012 г. по телевидению был показан фильм по мотивам романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». В общественной дискуссии фильм был оценен по-разному. Один из главных упреков: в фильме практически не затронута тема, которая являлась стержневой в романе Гроссмана, - сравнение двух тоталитарных режимов, что и послужило основанием тогдашнему партийному начальству для его запрета и даже ареста автора.

Между тем принципиальное и всестороннее осмысление тоталитарного прошлого в его разной ипостаси - нацистского и сталинистского - тесно связано с усилиями, направленными на становление цивилизованных демократических систем. В этом главная причина повышенного интереса ученых России и Германии к данной проблематике. Своеобразие ситуации заключалось в том, что ученые двух стран на различного рода научных встречах совместно обсуждали данную тематику, высказывая при этом далеко не схожие мнения.

Автору данной работы довелось быть участником ряда этих научных мероприятий, и свою задачу он видит в том, чтобы донести до современного читателя атмосферу тех дискуссий, а также выделить суждения ученых, которые сохранили свою актуальность по сей день.

При этом следует иметь в виду, что за спиной ученых двух стран была разная ситуация, связанная и со спецификой тоталитарных режимов в их странах, и разная степень развития демократических процессов, и отсюда разное отношение властей к тоталитарному прошлому. Это не могло не влиять на характер и содержание их оценок. Отсюда представляется необходимым вкратце охарактеризовать обстоятельства, которые прямо или косвенно влияли на позицию ученых.

Начнем с Германии, точнее с Западной Германии.

«ПРЕОДОЛЕНИЕ ПРОШЛОГО» В ПОСЛЕВОЕННОЙ ГЕРМАНИИ

«Преодоление прошлого» - ключевое понятие в западногерманском обществе после Второй мировой войны. Более точный перевод термина «Vergangenheitsbewältigung» - осмысление прошлого и, соответственно, выводы для сегодняшнего дня. Процесс осмысления прошлого продолжался много лет и прошел разные этапы. При этом определяющее значение имели обстоятельства, при которых протекал этот процесс. Назовем главные из этих обстоятельств.

Нацистский режим с его расовой мотивацией продолжался 12 лет - срок, когда нацистская идеология в силу этого временно □ го обстоятельства не могла глубоко укорениться в обществе, в особенности в подрастающем поколении.

Сама расовая идеология находилась в противоречии с гуманистическими традициями, которые формировались на германском пространстве в эпоху Просвещения и ассоциировались с такими именами, как Лейбниц, Гёте, Шиллер, Кант, Лессинг и мн. др. Правда, после создания единого германского государства в 1871 г. военными кругами, чиновничеством и промышленниками активно поддерживались идеи «Натиска на Восток» («Drang nach Osten») и германского «Особого пути» («Sonderweg»), что и послужило питательной средой для националистических и расовых воззрений. Однако поражения Германии в Первой мировой, а затем Второй мировой войнах с перерывом всего в три неполных десятилетия наглядно продемонстрировали обществу тупиковость и разрушительность такого направления национального и государственного самоутверждения. Бесславный конец нацистского режима и самоубийство фюрера, которому приписывались качества выдающегося полководца и политика, обладающего особой харизмой и особой исторической интуицией, сформировали в послевоенных поколениях немцев в основном отрицательное отношение и к этому режиму, и к его фюреру, особенно после того, как стали широко известны действия режима по массовому уничтожению людей, в первую очередь евреев (Холокост).

После того, как в западных зонах оккупации начали проводиться (с разной интенсивностью и в разных масштабах) мероприятия по искоренению последствий преступного режима и получившие сокращенное название «четыре Д» (денацификация,

демилитаризация, декартелизация, демократизация), в этих зонах началось становление новой, демократической системы, завершившееся принятием в 1949 г. Основного закона и проведением всеобщих выборов, избранием президента и парламента.

В становлении новой демократической системы приняли участие политики, имевшие опыт партийной деятельности в период Веймарской республики, в том числе опыт борьбы с Национал-социалистической рабочей партией Германии и ее руководством, и хорошо представлявшие себе сущность нацистской идеологии, методы действий нацистского управленческого аппарата.

Это касается, в первую очередь, германских социал-демократов, которые особенно активно боролись против партии Гитлера в период ее попыток прихода к власти в конце 20-х - начале 30-х годов. Председатель СДПГ Отто Вельс на последнем заседании Рейхстага в 1933 г. нашел в себе мужество публично заявить о приверженности социал-демократов принципам демократии в то время, когда в самом зале и вокруг здания райхстага неистовствовали отряды штурмовиков.

Нацисты преследовали социал-демократов после прихода к власти, и многие из них оказались в концлагерях. Те, кому удалось эмигрировать, прежде всего в Великобританию и страны Скандинавии, разрабатывали планы становления демократии в Германии после разгрома нацизма. После капитуляции нацистской Германии социал-демократы возобновили деятельность своей партии. Ее возглавил узник концлагеря Курт Шумахер. В руководство партии вошли возвратившийся из Великобритании Эрих Олленхауэр, вернувшийся из Скандинавии Вилли Брандт. Для них «преодоление прошлого» было не просто темой исторического исследования, а важная составляющая их личной судьбы. Вместе с тем социал-демократы придерживались объективного подхода к осмыслению прошлого. Ими была создана Историческая комиссия при Правлении СДПГ. Одно время ее возглавляла Сусанна Миллер, известная российскому читателю как один из авторов «Краткой истории СДПГ», переведенной на русский язык (195). После ее кончины комиссию возглавил известный историк Бернд Фауленбах. К деятельности этой комиссии мы обратимся в ходе дальнейшего анализа.

Другую массовую партию ФРГ - Христианско-демократический союз - возглавил бывший бургомистр Кёльна Конрад Аденауэр. В партию входили в основном представители обеспеченных слоев (по этой причине она рассматривалась исследователями марксистской ориентации как «буржуазная»), но также рабочие,

служащие, представители интеллигенции. Отношение этой партии к «преодолению прошлого» было несколько иным, поскольку в партию входил также и ряд бывших чиновников, занимавших посты в различных службах в годы нацистского режима. К примеру, в средствах массовой информации широко обсуждалось поведение в годы нацистского режима Г. Любке, выдвинутого на пост президента ФРГ от ХДС и родственной ему партии в Баварии ХСС. На этом посту он пребывал десять лет (1959-1969).

Был вынужден уйти в отставку министр по делам переселения немцев Т. Оберлендер, которого в ГДР даже заочно приговорили к тюремному заключению за преступления в годы Третьего рейха. Правда, позже выяснилось, что часть документов была сфальсифицирована.

Все это указывало на то, что между ведущими партиями ФРГ в подходе к «преодолению прошлого» были определенные расхождения. Однако при этом обе партии придерживались демократических правил, зафиксированных в Основном законе, и исходили из того, что политические партии, в том числе находящиеся у власти, не должны влиять на исторические исследования, касающиеся прошлого. Вместе с тем в обществе существовал консенсус относительно того, что граждане, особенно представители подрастающих поколений, должны знать о том, что творилось в нацистской Германии, и не только по учебникам, но и иметь возможность посещать бывшие концлагеря и наглядно убеждаться в том, как действовала машина массового уничтожения людей.

Законодательно была запрещена нацистская пропаганда в любом ее проявлении - от публикации текстов, принадлежащих перу нацистских вождей, в первую очередь Гитлеру. Одновременно подвергались судебным преследованиям те, кто публично ставил под сомнение деяния нацистов в рамках их преступлений, получивших обобщенное название Холокост.

Путь к осознанию прошлого был длительным и противоречивым. По мнению Ютты Шеррер, «1945-й год не стал точкой отсчета, знаменующей начало совершенно новой истории» (346, с. 91). Она же полагает: «Вряд ли экономическое возрождение и перевооружение ФРГ могли бы состояться без опыта и знаний представителей прежнего национал-социалистического режима». И вместе с тем «дух преодоления прошлого был жив в литературе, театре, кинематографе, других видах искусства (346, с. 92).

В 80-е годы западногерманскому обществу, в котором заметную роль играло поколение, выросшее после войны, пришлось

стать свидетелями явления, получившего название «спор историков». Его инициаторами были философ Юрген Хабермас и историк Эрнст Нольте. В своих исследованиях Эрнст Нольте полагает, что война Германии против СССР в 1941-1945 гг. представляла собой всего лишь защитную меру национал-социалистов против большевизма. Он же писал, что нацистские концлагеря были как бы повторением практики сталинского режима.

Этот спор, к которому подключились другие историки, развернулся со всей остротой в 1986-1987 гг. и затронул целый ряд важных тем. В частности, Хабермас исходил из того, что национальную идентичность немцев следует обосновывать в «конституционном патриотизме». По его мнению, это единственная форма этнической идентичности, не отчуждающей немцев от Запада. Была поставлена под сомнение попытка сравнивать национал-социалистическую диктатуру с другими диктаторскими режимами.

Этот спор продолжался и дальше, до тех пор, пока его не оттеснили на второй план события, связанные с прекращением существования ГДР и объединением Германии (1989-1990). И в то время, когда политики занимались политическими и экономическими проблемами «сращивания» двух различных систем, историки занялись выяснением вопроса, а что представлял собой политический режим ГДР.

С одной стороны, в этой части страны после войны были осуществлены социальные реформы, конфискованы помещичьи земли, более последовательно проходила политика денацификации. Провозглашенная в 1949 г. ГДР объявила себя последовательно антифашистским государством, продолжающим традиции сопротивления нацистскому режиму. Однако при этом евреи как отдельная жертва нацизма не рассматривались, отсутствовало какое-либо обсуждение темы Холокоста.

Со временем ситуация обострялась. На территории Германии фактически происходило соревнование двух общественно-политических систем. При этом по уровню жизни, по обеспечению прав и свобод, по созданию открытой системы ГДР все больше проигрывала ФРГ, число уходивших в Западную Германию возрастало. Для обеспечения четкого функционирования политического режима и предотвращения бегства в ФРГ были созданы разветвленные органы безопасности, именуемые в простонародии Штази (от немецкого Staatssicherheit). В их задачу входило перекрытие каналов ухода жителей ГДР в ФРГ, особенно в Берлине, по-прежнему разделенном на сектора, находившиеся в управлении

оккупационных держав. По всей границе с ФРГ была выстроена цепь проволочных заграждений, а в самом Берлине - бетонных блоков, получивших название «Стена».

Сама идеология «немецкого социализма» все больше претерпевала изменения, что нашло отражение в трактовке прошлого. При этом уже с новых, положительных позиций рассматривались события в истории Пруссии. Одновременно была выдвинута концепция, согласно которой в ГДР и ФРГ формируются две различные нации - социалистическая и капиталистическая.

На перестроечные процессы, начавшиеся в СССР, руководство ГДР смотрело сдержанно, скорее даже отрицательно. Был запрещен ввоз в ГДР журнала «Спутник» на немецком языке. Партийные идеологи формулировали позицию: «Каждый в своей квартире оклеивает стены обоями по-своему». Совершив в 1989 г. визит в ГДР, Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачёв в ходе бесед с руководством ГДР заметил: тот, кто опаздывает, того наказывает время. Это высказывание облетело ГДР. На демонстрациях, число участников которых увеличивалось, выдвигались требования реформ, в том числе аналогичные тем, что проводились в СССР.

1990-й год стал годом объединения Германии. Для жителей обеих частей страны, получивших в народе, соответственно, название «осси» и «весси» начался процесс привыкания друг к другу. А политики и ученые занялись осмыслением прошлого ГДР. Была создана парламентская комиссия, которая занялась «проработкой истории». Ею, в частности, было установлено, что длина полок с документами Министерства государственной безопасности составила 170 км (346, с. 97) - один из красноречивых примеров того, что практически все граждане (17 млн. человек) были под неусыпным контролем «Штази». Сам политический режим в ГДР в научных и политических текстах все больше стал фигурировать как «диктатура СЕПГ», т.е. правящей Социалистической единой партии Германии.

В объединенной Германии процессы по осмыслению прошлого стали более интенсивными и более наглядными, что нашло отражение в организации различных тематических выставок, некоторые из них в специально оборудованных поездах разъезжали по всей стране. Характер отношения к прошлому нашел отражение в дискуссии по поводу установления возле здания Райхстага в Берлине памятника, посвященного жертвам нацистских концлагерей. В ходе дискуссии остановились на проекте, который своей строго-

стью и простотой заставляет задумываться о чудовищности и массовости совершенных преступлений - 242 бетонные плиты разной величины, по числу существовавших концлагерей, находившихся как в самой Германии, так и за ее пределами. Как пишет Ютта Шеррер, «народ впервые ставил в центре своей столицы памятник собственного позора» (346, с. 98).

Вместе с тем немецкая исследовательница обращает внимание на постепенное изменение отношения к прошлому, что находит отражение в том, числе в фильмах, таких как фильм «Мой фюрер» режиссера Дани Леви, в котором Гитлер изображен как посмешище. Ее вывод: «То, что было табу для старшего поколения, с изменением исторической политики предстает совсем в ином свете» (346, с. 100).

Но, пожалуй, самое примечательное обстоятельство в осмыслении прошлого - совместное обсуждение особенностей политических режимов в нацистской Германии и сталинском Советском Союзе учеными двух стран в отдельных работах и на обоюдно проводившихся конференциях.

А пока перейдем к анализу ситуации в стране с иным политическим режимом.

СССР: ИССЛЕДОВАНИЯ ВО ВРЕМЕНА «ОТТЕПЕЛИ», «ЗАСТОЯ», «ПЕРЕСТРОЙКИ»

Парадоксальность ситуации заключается в том, что осмысление прошлого в СССР (тоталитарного в оценке одних историков, диктаторского - в оценке других) происходило в самом этом «прошлом». Оно началось после смерти Сталина в 1953 г. и прошло несколько разных по политической окраске этапов, которые публицисты и литераторы охарактеризовали как «оттепель», затем как «застой» и, наконец, как «перестройка».

Началось все со съезда КПСС в 1956 г., на котором новый глава правящей партии Н. С. Хрущёв выступил с докладом. В нем он подверг резкой критике репрессивные действия Сталина. Это было поистине шоком как для членов партии, так и для населения, затронутого и незатронутого этими репрессиями.

После первых эмоциональных потрясений началась пора осмысления. Обсуждался главный вопрос - что же произошло? Был ли это «культ личности» человека, который захватил руководящий

пост в партии и своими действиями исказил ленинскую политику партийной демократии, саму суть социализма, как об этом говорилось в докладе Хрущёва? Или таковым было логичное развитие системы, построенной на властвовании одной единственной партии, которая при этом насаждала свою идеологию, а несогласных сажала в тюрьмы или уничтожала? Сторонники первой точки зрения обращались к «ленинским нормам жизни», к осмыслению его последних статей, где он, помимо прочего, говорил о необходимости пересмотра «всей точки зрения на социализм». Вторые, а это, как правило, были люди за пределами партии, ставили под вопрос целесообразность и жизнеспособность всей системы как таковой.

Дискуссия между сторонниками этих точек зрения пришлась на конец 50-х - начало 60-х годов (отсюда и сложившееся позднее название участников этого негласного спора - «шестидесятники»). Этот краткий период до отставки Н.С. Хрущёва в 1964 г. назовут «оттепелью» и в нем было несколько эпизодов, заметно повлиявших на общественное сознание. Один из них - публикация в журнале «Новый мир» произведения А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Другой эпизод - документальный фильм М. Рома «Обыкновенный фашизм». В первом - с художественной изобразительностью были показаны функционирование концлагерной системы (это тема получит развернутое рассмотрение в книге «Архипелаг ГУЛАГ») и способ выживания в ней простого человека, во втором - наглядный показ различных сторон функционирования политического режима в нацистской Германии.

Зрителям фильма «Обыкновенный фашизм» бросалось в глаза документально подтвержденное сходство поведения людей при их встречах с вождями. Особенно поражало то, с каким обожанием тянули руки немецкие женщины в сторону стоящего на трибуне Гитлера на одном из митингов, т.е. человека, который в нашей официальной пропаганде, в карикатурах представал как исчадие ада.

Как мне представляется, именно после этого фильма люди стали задумываться над сходствами политических режимов в СССР и Германии, над причинами такого сходства.

После отставки Н.С. Хрущёва начался так называемый «застойный период», когда резко сократились возможности для публичного обсуждения этих тем в печати, журнальных статьях, книгах, фильмах. В это время стали прибегать к «эзоповской» манере, когда волнующие общество темы подавались в иносказательной форме. Появился своеобразный термин «аллюзии», когда, скажем, публи-

цист рассматривал в своей статье происходящее в Китае (к примеру, статьи Ф.М. Бурлацкого в «Новом мире»), а читатель все это относил к происходящему в нашей системе. Начальство, ведающее пропагандой, все это прекрасно понимало и зорко следило за тем, чтобы «тоталитарная тематика» не просачивалась в произведения искусства, в публицистику, в научные издания.

Тем не менее в период крайне ограниченного доступа к литературе, в которой затрагивалась проблематика фашизма, тоталитаризма, определенную роль играли информационные издания ИНИОНа. Так, в 1973 г. вышел сборник «Буржуазные и реформистские концепции фашизма», в котором читатель мог познакомиться с рефератами работ Э. Нольте, Х. Арендт, К. Д. Брахера, Дж. Грегора и других западных исследователей. В 1979 г. в ИНИОНе был издан аналитический обзор известного пермского историка П.Ю. Рахш-мира «Новейшие концепции фашизма в буржуазной историографии Запада», в 1991 г. уже без грифа «Для служебного пользования» Ю.И. Игрицкий подготовил сборник «Сталин и сталинизм» (Зарубежная литература), а два года спустя в двух томах он же издал сборник с рефератами работ зарубежных политологов «Тоталитаризм: что это такое?»

В 1981 г. в издательстве «Наука» вышла брошюра П.Ю. Рахш-мира «Происхождение фашизма», в том же издательстве совместная работа А.А. Галкина и П.Ю. Рахшмира «Консерватизм в прошлом и настоящем», и позднее (1989) переиздана монография А.А. Галкина «Германский фашизм», опубликованная в 1967 г., в которой исследованы все аспекты существования нацистского режима, и которая на долгие годы стала основным учебным пособием по данной проблематике.

В этот период литературным, историческим, да и гражданским событием стал роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». В нем без всяких «аллюзий», а напрямую было показано сходство политических режимов в нацистской Германии и в Советском Союзе. Правда, сам роман был запрещен, главный идеолог КПСС Суслов говорил, что он может увидеть свет только через 200 лет, но в списках он уже гулял по стране, и читатель имел возможность задуматься над суждениями писателя. Вот его характеристика власти Сталина: «Одно его слово могло уничтожить тысячи, десятки тысяч людей. Маршал, нарком, член Центрального Комитета партии, секретарь обкома - люди, которые вчера командовали армиями, фронтами, властвовали над краями, республиками, огромными заводами, сегодня по одному гневному слову Сталина могли обра-

титься в ничто, в лагерную пыль, позванивая котелочками, ожидать баланды у лагерной кухни» (106, с. 87).

Или вот что говорит в романе оберштурмбаннфюрер Лисс, идеолог, философ по образованию, вызванному к себе узнику концлагеря коммунисту с дореволюционным стажем Мостовому: «Когда мы смотрим в лицо друг друга, мы смотрим не только на ненавистное лицо, мы смотрим в зеркало». И поясняет: «В чем, в чем причина нашей вражды, я не могу понять... Адольф Гитлер не фюрер, а лакей Стиннесов и Круппов? У вас нет частной собственности на земли? Фабрики и банки принадлежат народу? Вы интернационалисты, мы проповедуем расовую ненависть? Мы подожгли, а вы стараетесь потушить? Нас ненавидят, а на ваш Сталинград смотрит с надеждой человечество..? Чепуха! Пропасти нет! Ее выдумали! Мы форма единой сущности - партийного государства. Наши капиталисты не хозяева. Государство дает им план и программу. Государство забирает их продукцию и прибыль. Они имеют шесть процентов от прибыли для себя - это их заработная плата. Ваше партийное государство тоже определяет план, программу, забирает продукцию. Те, кого вы называете хозяевами, рабочие - тоже получают заработную плату от государства». И заканчивает Лисс эту часть рассуждений так: «На земле есть два великих революционера: Сталин и наш вождь. Их воля родила национальный социализм государства» (106, с. 95).

Время «перестройки», начавшееся с приходом к высшей партийной власти М. С. Горбачёва, открыло для исследователей весь поток литературы, в которой в том или ином виде рассматривалась суть тоталитарных режимов. Более того, само партийное руководство КПСС, прежде всего в лице М.С. Горбачёва и А.Н. Яковлева сочли возможным охарактеризовать режим времени правления Сталина как тоталитарный.

В годы «перестройки» состоялось и первое научное обсуждение проблем тоталитаризма. Его инициатором стали молодые московские философы. По их инициативе в 1989 г. прошла конференция, по результатам обсуждений был издан сборник «Тоталитаризм как общественный феномен». Позднее в своей работе «Преодоление прошлого. Споры о тоталитаризме» В.П. Любин, предприняв исследование вариантов тоталитаризма в СССР / России, Германии и Италии, писал, что по существу это была первая попытка всестороннего осмысления сущности тоталитаризма, предпринятая отечественными учеными (178, с. 43).

Автор предисловия к сборнику А. А. Кара-Мурза так оценил значение состоявшегося обсуждения: «Внятная артикуляция в отечественной культуре проблемы тоталитаризма - верный признак и, можно надеяться, залог общественного выздоровления» (144, с. 6).

На этой конференции автором-составителем данной работы была предпринята первая попытка анализа сходств и различий политических режимов в СССР и Германии в 30-е годы. Мною были выделены три основных признака, присущих любой тоталитарной системе: иерархическая система управления, увенчанная фигурой вождя; идеология, поддерживающая в населении убежденность в оправданности такой системы в сочетании с репрессивным аппаратом, устраняющим проявление инакомыслия и, тем более, ина-кодействия; наличие харизматического лидера, демонстрирующего собой и своими поступками правильность избранной цели и способов продвижения к ним. Стоит отнять любой из этих признаков, и тоталитарная система начинает рассыпаться, что, впрочем, и стало происходить после смерти Сталина. (224, с. 97).

Тогда, в летние месяцы 1989 г., молодые философы на своей московской конференции и представить себе не могли, что через два года после августовского путча 1991 г. начнется стремительный распад Советского Союза, и осмыслить придется не просто тоталитарное прошлое времен сталинизма, но и вообще прошлое Советского Союза в рамках уже новой страны - Российской Федерации.

НАЧАЛО ОСМЫСЛЕНИЯ ПРОШЛОГО В НОВОЙ РОССИИ

Уже отмечалось выше, что термином «Vergangenheits-bewaltigung» в Германии определяют политику по отношению к прошлому, подразумевая под этим осмысление того, что же произошло в нацистском прошлом, и как его преодолевать, какими методами. У нас этот термин преимущественно переводят как «преодоление». Но если быть более точным, преодолевать прошлое физически невозможно по той простой причине, что это конкретный временной отрезок уже прошедшего бытия. Ведь речь идет об осмыслении прошлого и о предотвращении возможности повторения такого прошлого. Неслучайно в журнале «Pro et Contra» в заголовке статьи немецкой исследовательницы Ютты Шер-

рер употребляется термин «проработка» («Германия и Франция: проработка прошлого», 2009, № 3-4).

С учетом этих обстоятельств применительно к ситуации в России уместнее говорить прежде всего об осмыслении прошлого. Особенности такого осмысления напрямую связаны с особенностями становления новой политической и экономической системы России. Одно из личных наблюдений: последние 20 лет Россия жила фактически в режиме исторической импровизации. Преобразования, которые начались в СССР в середине 80-х годов прошлого века и были связаны с деятельностью нового Генерального секретаря ЦК КПСС, предусматривали обновление советской политической системы, все больше проявляющей свою нежизнеспособность, особенно в период «застоя». В ходе развернувшейся дискуссии, проходившей под лозунгами «перестройки» и «гласности», и к которой подключилась интеллектуальная часть общества, речь шла в основном об обновлении модели социализма: больше элементов демократии в политической системе и больше рыночных элементов в экономике (103). Во всяком случае о возвращении к капитализму никто не помышлял. Даже в диссидентских кругах вопрос ставился о введении парламентской политической системы - примерно такой же, что существует в странах Европы, а экономическая тематика как-то оставалась в стороне.

Между тем после августовского путча 1991 г., когда частью руководства КПСС была сделана попытка вернуться в доперестроечные времена, на волне протеста части московской общественности, вышедшей на демонстрацию, Б. Н. Ельцин, возглавлявший в то время Верховный Совет РСФСР, заставил М.С. Горбачёва публично поставить свою подпись на указе о запрете КПСС. Тем самым, был проделан решительный шаг от советской системы, построенной на правлении одной-единственной партии с ее идеологической установкой на продвижении в сторону коммунистического общества.

Другим моментом было относительно кратковременное нахождение на посту премьер-министра правительства теперь уже Российской Федерации Е.Т. Гайдара, который в крайне критической экономической ситуации разрешил свободное ценообразование в рамках так называемой «шоковой терапии» и тем самым создал предпосылки для начала функционирования в стране рыночной экономики, основанной на частной собственности.

В 1993 г. была принята Конституция Российской Федерации, в которой были закреплены основные положения: права человека, представительная политическая система, рыночная экономика на

базе частной собственности, федеративное устройство страны. Российское общество начинало приспосабливаться к жизнедеятельности в новой общественно-политической системе, примерно такой же, как и в демократических странах Запада, в том числе в уже объединившейся к тому времени (1990) Германии.

Но при этом возник ряд принципиально отличных обстоятельств. К освоению новой политической и экономической системы подключились представители старой номенклатуры, начиная с президента РФ, который был в свое время секретарем обкома КПСС в Свердловской области, а затем стоял во главе партийной организации Москвы. Мотивация этих людей была различной, но сложившаяся в годы Советской власти ментальность продолжала играть свою роль.

Второе существенное обстоятельство - складывание рыночной системы, проходившее без определенной заранее продуманной стратегии, сопровождалось резким ухудшением уровня жизни преобладающей части населения и резким обогащением узкой прослойки, сумевшей извлечь для себя выгоды из спонтанной приватизации огромного государственного имущества. В этих условиях в малообеспеченных слоях общества положительно оценивались обстоятельства пусть бедноватого, но достаточно стабильного существования при советской системе.

Разочарования, связанные со снижением роли России на международной арене после распада СССР, вызывали в памяти времена, когда под руководством Сталина страна победила гитлеровский нацизм и смогла установить свое влияние во многих странах Восточной Европы. Эти настроения поддерживались деятельностью Коммунистической партии Российской Федерации, которая после запрета КПСС тем не менее сумела возобновить свою легальную деятельность и, выходя на митинги и демонстрации с портретами Сталина, избрала в качестве своей политики призыв к сохранению державной мощи России.

На президентских выборах 1996 г. кандидат от КПРФ Г. Зюганов пользовался широкой поддержкой избирателей и, по мнению ряда аналитиков даже опережал Ельцина. Подтвердить или опровергнуть эту точку зрения трудно, ибо после выборов избирательные бюллетени были уничтожены.

В такой обстановке, когда сохранилась несущая основа советского режима - кадровый состав армии, милиции, служб государственной безопасности, Ельцин, не дождавшись окончания

срока второго периода своего президентского правления, подал в отставку и рекомендовал на этот пост В. В. Путина.

Период правления Путина был ознаменован усилением властных вертикалей за счет ослабления только еще встававших на ноги демократических институтов, определенным улучшением положения населения за счет доходов от продажи нефтегазовых ресурсов, своеобразной идеологической ориентацией, в которой восстановление старой советской символики (сталинский гимн с подправленным текстом, красные знамена в армии), сочеталось с поддержкой деятельности Русской православной церкви.

Все эти сложные и противоречивые процессы в жизни российского общества оказывали влияние на осмысление прошлого -как со стороны властей, так и со стороны ученых. И если в первоначальный период президентского правления Ельцина изучение прошлого на основе архивных документов проходило достаточно объективно, это в первую очередь касалось оценки советского периода как тоталитарного режима, то во второй половине ельцинского правления все громче стали раздаваться голоса тех, кто советский период предпочитал рассматривать в положительном свете, включая и деятельность Сталина.

Эта тенденция усилилась в период президентского правления В. В. Путина, особенно после его заявления о том, что распад Советского Союза представлял самую большую геополитическую катастрофу в ХХ в., и это расценивалось рядом исследователей как одновременное одобрение политического режима, существовавшего в СССР. Точно так же критика деятельности Сталина в период боевых действий против германских войск рассматривается как принижение победы советского народа в годы Великой Отечественной войны. В этом ключе следует рассматривать инициативу министра Шойгу о принятии закона, предусматривающего уголовные преследования за высказывания, искажающие историю Второй мировой войны и роль в ней Советского Союза.

Такая же тенденция прослеживается в новых учебниках, в которых уже по-иному рассматриваются теневые стороны периода существования СССР. В такой трактовке выделяется так называемый «учебник Филиппова», в котором Сталин характеризуется как успешный менеджер, сумевший в короткие сроки осуществить индустриализацию страны.

Как отмечает в своей статье «Россия: власть и история» Алексей Миллер, речь идет о целом комплекте учебников и пособий по истории ХХ в., подготовленном группой историков. В 2007 г. в

свет вышел первый продукт этой группы - пособие для учителей по новейшей истории России. Появился и учебник «История России. 1945-2001», а также методическое пособие по периоду 19001945 гг. (194, с. 13).

Указ Д.А. Медведева, принятый в мае 2009 г., предусматривающий создание при Президенте Российской Федерации Комиссии по противодействию попыткам фальсификации в ущерб интересам России, свидетельствует о том, что в высших властных кругах существует в основном общая позиция в подходе к оценке прошлого, но с далеко не ясным представлением о том, что понимать под подлинной историей и что под фальсификацией, и как при этом относиться к разным трактовкам исторических событий, к различным историческим школам, которые всегда присутствуют в нормальном цивилизованном обществе.

Эти и другие факты свидетельствуют о том, что осмысление прошлого в современной России происходит в обстановке все еще переходного периода, когда в обществе еще не устоялись государственные, судебные и политические структуры, а складывание рыночных отношений происходит под сильным воздействием бюрократии. При таких обстоятельствах осмысление истории рассматривается как один из важных инструментов влияния на общественное сознание.

В этом - принципиальное отличие положения, в котором находятся историки России и Германии. Если различия во взглядах на прошлое, в исторических исследованиях германских ученых объясняется целым рядом факторов и прежде всего личным взглядом на происходившее, то у российских историков, особенно у тех, кто находится на службе в учреждениях, финансируемых из государственного бюджета, ситуация куда сложнее. Они, как правило, поставлены перед выбором: либо учитывать позиции данных конкретных властей на те или иные моменты истории, либо отстаивать свою личную позицию, что связано прежде всего с возможными негативными последствиями.

Но к такой непростой ситуации российским историкам не привыкать. Они как-то приспосабливались к ней еще в годы советской власти. Во всяком случае, об этом свидетельствует деятельность ученых-германистов, что будет наглядно показано в последующих разделах данной работы.

ЕКАТЕРИНБУРГ: ВСТРЕЧА УЧЕНЫХ-ГЕРМАНИСТОВ

Среди встреч российских ученых, посвященных осмыслению совсем еще недавнего прошлого, в начале 90-х годов заметно выделялась встреча на Урале, а также в ее столице с возвращенным прежним названием Екатеринбург. Саму встречу скромно назвали научным семинаром, на который приехали из разных городов России известные ученые-германисты. Примечательной была и тема семинара - «Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века». И хотя материалы семинара были опубликованы в виде тезисов в брошюре, изданной ротапринтным способом тиражом всего в 100 экземпляров, эта брошюра представляет интерес, поскольку отражает точку зрения ученых на прошлое в обстановке, когда в политической жизни еще ничего не устоялось (семинар прошел 28-29 января 1993 г.). Еще продолжалась жаркая схватка между сторонниками прошлого и будущего в стенах Верховного Совета РСФСР, а затем просто РФ. Еще не произошли драматические события в августе 1993 г., которые одни назовут «расстрелом Белого Дома», а другие - вынужденной мерой по спасению только встававшей на ноги демократии. Еще не была принята конституция демократической России, в которой были заложены принципы новой государственности, в корне отличающиеся от политического режима советских времен.

Вот в такой обстановке и проходил научный семинар, и то, что он состоялся в городе, в котором одно время возглавлял обком КПСС Б.Н. Ельцин, и который затем перебрался в Москву, со временем взвалив на себя тяжелую ношу в роли президента по строительству новой России, также могло косвенно влиять на атмосферу дискуссий на семинаре, на выборе тем для обсуждения. Остановимся кратко на суждениях участников семинара.

Тезисы уральского ученого Д.А. Миронова «Теории тоталитаризма в современной политической науке Запада» свидетельствовали о том, что политическая мысль Запада еще в советские времена стала объектом исследования ученых в нашей стране, при этом не только столичных.

Д. А. Миронов обратил внимание на первые труды, посвященные теории тоталитаризма, которые появились в конце 50-х годов. В этой связи он называет работы Х. Арендт, которая исследует германский национал-социализм, а также К. Фридриха и З. Бже-

зинского, впервые попытавшихся сравнить фашистские и вновь рождающиеся коммунистические государства. Как полагает Д. А. Миронов, «позиция К. Фридриха и З. Бжезинского содержала в себе ряд уязвимых мест. На некоторые из них обратил, в частности, внимание профессор Гейдельбергского университета К. фон Бойме. Он подчеркнул, что внешняя схожесть государственных систем, в которых господствуют фашисты и коммунисты, носит зачастую формальный характер и мешает разглядеть, сущностные различия между ними, скрытые, как правило, более глубоко» (196, с. 126).

В последующие годы, указывает Д. А. Миронов, понятие «тоталитаризм» считали необходимым сохранить в своих работах К. Фридрих, З. Бжезинский и германский политолог Р. Лёвенталь, хотя они и признали, что время опровергло их первоначальный тезис о неспособности тоталитарного государства видоизменяться. Американский политолог С. Хантингтон уже в конце 60-х годов пришел к выводу, что авторитарная однопартийная система вступила в полосу кризиса, сравнимого с кризисом демократии в 30-е годы.

Вывод Д. А. Миронова: «В новой политической ситуации, сложившейся в мире, теория тоталитаризма получит свое дальнейшее развитие и в ней появятся новые аспекты, которые вберут в себя все реалии современности» (196, с. 128).

Сборник открывается тезисами М.Я. Гефтера, которые он назвал «Агония тоталитаризма». Известный своими глубокими и неординарными историко-философскими суждениями по разным вопросам общечеловеческого бытия, М.Я. Гефтер и в этих тезисах так определил свою позицию: «В случае с тоталитаризмом коренная трудность (или, по крайней мере, одна из главных трудностей) состоит в том, что само понятие это имеет в виду не какую-то конкретную реальность, а специфически общие черты разных исторических "тел", у каждого из которых своя родословная, несовпадающий по времени, да и по сути, генезис. Речь идет о всемирном выбросе нацистской Германии и сталинской России. Какой из этих выбросов раньше и какой хуже (а, стало быть, какой лучше) - вопрос, от которого трудно уйти, даже если сам вопрос ложный, и было бы ближе к правде говорить о сообщающихся сосудах, о конвергенции, причиненной войной, с разорванными во времени концами» (98, с. 7).

В какой-то степени такой вывод перекликается с суждениями немецкого историка Эрнста Нольте, книга которого «Гражданская война в Европе», вызвала столько споров в Германии и за ее пределами. Но этой темы мы коснемся в последующих разделах.

Позиция Я.С. Драбкина, известного прежде всего своими исследованиями периода Веймарской республики и публикациями трудов Розы Люксембург, была сформулирована в сборнике лаконично: «Доктрина тоталитаризма: гитлеризм, сталинизм». Он напомнил, что в советские времена «в марксистской литературе сама идея тоталитаризма отвергалась как ненаучная, а любая попытка сопоставления режимов Гитлера и Сталина объявлялась злостной клеветой. Более того, работы о Гитлере и фашизме цензурой усекались или вовсе попадали под нож. Достаточно вспомнить о трудной судьбе книги Д.Е. Мельникова и В.Б. Черной "Преступник № 1" (о Гитлере. - Б.О ), о критике работ Л.И. Гинцберга. Одного опасения "аллюзий" было достаточно для вымарывания страниц. Наша широкая общественность и не ведала о параллелях, лишь отрывочно узнавая о ГУЛАГе» (117, с. 87).

Я. С. Драбкин обратил внимание на то, что в принципиальной оценке преступного характера национал-социализма, гитлеризма, главные подходы, а иногда и точки зрения российских и германских историков ныне ближе друг к другу, чем когда-либо прежде. Это ясно проявилось на совместных коллоквиумах в Москве (март, 1991), в Волгограде (октябрь, 1991), в Екатеринбурге (июнь, 1992), в Берлине (ноябрь, 1992). «Наши историки, - подчеркнул Я. С. Драбкин, - отказались от прежних догматических формул времен Коминтерна, в том числе и от слишком общей характеристики фашизма» (117, с. 87).

В конце своих тезисов Я. С. Драбкин высказал пожелание, которое сохраняет свою актуальность и по сей день: «Сравнительно-исторический, компаративный метод представляет собой весьма значительную эвристическую ценность. Однако он эффективен лишь тогда, когда действительно научен, учитывает при сравнении не чисто внешние, поверхностные признаки, а проникает в сущность явлений и процессов, когда он анализирует не только общее, но и различное. Сказанное в полной мере относится и к доктрине тоталитаризма» (117, с. 88).

Тему, которую кратко обозначил Я.С. Драбкин, развила в своих тезисах «Коминтерн и фашизм: к новому осмыслению проблемы» сотрудница Института всеобщей истории РАН М.Б. Корчагина. Анализируя решения VII Конгресса Коминтерна, который, по ее словам, «предпринял важный теоретический и политический прорыв», она обратила внимание на то, что сделано это было слишком поздно. Трудный путь к конгрессу и трагический поворот событий после него в значительной степени объясняется тем, что междуна-

родное коммунистическое движение стало заложником геополитических интересов сталинского режима... Миф о поддержке СССР как первой страны победившего социализма был частью политической самоидентификации коммунистов и оставался таковым, когда время требовало самостоятельных решений и критического дистанцирования от преступлений Сталина, ничего не имевшего общего с гуманистическим пафосом социализма» (134, с. 56).

Глава школы воронежских германистов В.А. Артемов остановился на позиции в данном вопросе Коммунистической партии Германии. Он отметил, что руководители партии Брандлер и Таль-геймер постоянно подчеркивали различия между буржуазной демократией и фашизмом, не затушевывая их подобно КПГ и ВКП(б). Вместе с тем «они предпринимали попытки совместить явно несочетаемое: борьбу коммунистов за устранение буржуазно-демократической республики и замену ее советской республикой, с одной стороны, и стремление противодействовать всем попыткам свернуть эту республику в пользу монархии или фашизма - с другой» (8, с. 52).

Виднейший представитель школы германистов в Иваново, известный своими исследованиями социально-психологической атмосферы Веймарской республики И.Я. Биск затронул отношение германских социал-демократов к происходившему в Веймарской республике, отраженное в их мемуарах, вышедших в виде книг в ФРГ до 60-х годов. Один из его выводов: «СДПГ была партией демократии, и никакие диктатуры не были для нее приемлемы: говоря современным языком, обе возможные диктатуры (национал-социалистов и коммунистов. - Б.О.) были для СДПГ лишь разновидностью тоталитаризма» (22, с. 43).

Сотрудник Челябинского пединститута С.М. Ткачев остановился на теме «Германский либерализм и тоталитаризм (19191933)». Рассматривая деятельность ведущей либеральной организации Веймарской республики - Германской демократической партии (ГДП), он отметил, что уже в учредительном воззвании ГДП (16 ноября 1918 г.) резко осуждался большевистский террор и любая форма диктатуры. При этом «германский либерализм находился в оппозиции и к правому тоталитаризму. На всем протяжении недолгого периода своего существования ГДП решительно осуждала нацистский террор и антисемитизм. Она одной из первых заметила сходство коммунистической и фашистской тоталитарных систем. Либералы неоднократно повторяли, что эти два явления идентичны». Вместе с тем «существование в рядах либерализма

разнородных группировок дает основание для большого разброса в оценках деятельности германских либералов» (299, с. 44).

Аспекты сложных взаимосвязей между социал-демократией и коммунистическим движением, с одной стороны, и демократией и тоталитаризмом в первой половине ХХ в. - с другой, рассмотрел в своих тезисах уральский ученый А.Г. Чавтаев.

Его исходная позиция: европейский тоталитаризм 30-40-х годов развивался в двух разновидностях: «национальной» (фашистское движение и режим) и «интернациональной» (коммунистическое движение и большевистский режим в СССР). Сущностное единство их состояло в стремлении радикально перестроить все структуры общества на принципах абсолютного моноцентризма, предельно жесткой иерархичности и создания «нового человека». С этой точки зрения и коммунизм, и фашизм были «революционны»: кроме того, обе разновидности на этапах борьбы за власть и ее упрочение активно использовали популизм, сумели «овладеть массами» (337, с. 90).

Но как это соотносилось с демократией? Точка зрения А.Г. Чавтаева: «В социальной и политической жизни Европы 2030-х годов враждебность коммунизма и фашизма была, скорее, показной. Проявлялась она не в подлинной борьбе друг с другом (хотя пропагандистски она всегда подчеркивалась, да и уличные стычки были нередки), а в стремлении увлечь массы своими "ценностями". В подрыве же и развале западной демократии коммунизм и фашизм были, по сути, союзниками. В этом одна из важнейших причин быстрого отступления демократии в первой половине 30-х годов».

Вместе с тем, полагает А.Г. Чавтаев, «гитлеровский нацизм и сталинский социализм, будучи однотипными в своей сущности, оказались настолько враждебны идеологически и особенно геополитически, что их союз продолжался только полтора года» (после пакта Гитлера-Сталина 1939 г. - Б.О.). Вместо этого «возник хотя и "противоестественный", но тем не менее вполне реальный союз англо-саксонских демократий и сталинского режима, который стал не просто основным, но всеподавляющим средством спасения европейской демократии» (337, с. 91).

На семинаре рассматривались различные аспекты функционирования нацистского режима. Исследовательница из Кемерово Л.Н. Корнева уделила внимание работам историков ФРГ, в которых затрагиваются взаимоотношения крупного капитала с нацистским режимом в 1933-1934 гг., т.е. в период его становления.

Один из ее выводов: «В целом, в западногерманской историографии принято считать, что в 1933-1934 гг. нацистский режим сформировался неполностью, и потому существовала "известная автономия промышленников и банкиров по отношению к НСДАП"» (150, с. 56).

Более того, такие известные историки как Д. Петцина, К.-Д. Брахер, В. Зауэр и Г. Шульц считают, что, несмотря на узурпацию власти нацистами, крупный капитал сохранил свои господствующие позиции в экономике Германии. А в монографии «Захват власти фашистами» делается вывод даже об усилении влияния монополий в первые годы существования гитлеровского режима.

«Что касается ответственности монополий за политику нацистского государства, то историк В. Хофер, например, утверждает, что предприниматели являются одновременно и творцами, и жертвами тоталитарного режима», - заключает Л. Н. Корнева.

Весьма любопытную тему вынес на рассмотрение участников семинара один из его инициаторов и ответственный за выпуск брошюры В.А. Буханов - представитель Уральского университета. Среди документов, сохранившихся после разгрома гитлеровской Германии, В. А. Буханов обратил внимание на памятную записку гауляйтера Везер-Эмса К. Ревера под названием «Преимущества и недостатки фюрерства». Она кратко изложена в книге К. Петцольда и М. Вайссбеккера «Свастика и мертвая голова. Партия преступления», изданная в ГДР в 1981 г.

Этот документ появился во времена, когда нацистская элита после явных поражений в ходе Второй мировой войны стала проявлять беспокойство относительно эффективности политического режима. В записке Ревера ставился вопрос о возможной замене не справляющегося со своими обязанностями фюрера. Одновременно предлагалась перестройка обюрократившегося партийного аппарата НСДАП.

В.А. Буханов анализирует и другой документ «Принципиальные пункты беседы с рейхсляйтером Борманом о концентрации сил» (сентябрь, 1944), составленный сотрудниками ведомства Ро-зенберга. В этой записке подвергалась критике деятельность партийной канцелярии (ее возглавлял Борман). Ей вменялось в вину, что НСДАП, «умертвив все жизненные ростки, превратилась в бюрократическую структуру». Авторы записки просили Розенберга войти в контакт с ведущими деятелями партии и совместными усилиями приостановить процесс дальнейшей бюрократизации партии, вернуть ее к выполнению ее подлинной миссии - быть знаменем национал-социалистической «мировоззренческой рево-

люции» и восстановить нарушенную связь между фюрером, партией и народом.

Вывод В. А. Буханова - в попытках реформирования нацистской партии в конце Второй мировой войны «в конкурентной борьбе столкнулись те, кто, подмяв под себя остальных, заполучил канцелярию НСДАП («империя Бормана»), и те, кого оттеснили на второй план («империя Розенберга» (59, с. 86).

Один из старейших германистов страны Л.И. Гинцберг рассматривал происходившее в Европе в широком историческом плане. В своих тезисах «Демократия и тоталитаризм: опыт ХХ в.», касаясь причин, повлиявших на становление тоталитарных режимов, он отметил, что одной из этих причин «была революционная волна, прокатившаяся по Европе на заключительном этапе Первой мировой войны, которая резко обострила имевшиеся в обществе противоречии. Эволюционный путь, которым Европа пошла с середины XIX в., был нарушен, и не только на периферии, в России, но и в центре - в Германии. Ноябрьская революция 1918-1919 гг. шла в фарватере событий 1917 г. в России, и учет влияния последних на другие страны важен для понимания общей диалектики демократии и тоталитаризма» (100, с. 11).

Отсюда один из выводов Л. И. Гинцберга относительно перспектив в большевистской России: «Если в Германии демократия оказалась слабой, в России ее практически не было, что и определило развитие страны после 1917 г. Сильнейшие элементы тоталитаризма появились уже в первые годы Советской власти, а во второй половине 20-х годов они окончательно сложились в систему» (100, с. 11).

В нескольких докладах на семинаре в Екатеринбурге обсуждались факторы, влиявшие на становление большевистского режима в России. Так, В.И. Бугров, представитель журнала «Уральский следопыт», совместно с ученым Д.В. Бугровым из Уральского университета в тезисах «К вопросу об утопичности тоталитарного сознания: специфика развития социокультурных утопий в России первой половины ХХ в.» подробно рассмотрели историю формирования утопической литературы, уходящей корнями в XVIII в. Их вывод: «Несмотря на перекрестную критику со стороны либеральных и христианских мыслителей, радикально революционная утопическая традиция прокладывала путь к умам россиян, подкрепляла философские и экономические труды революционных вождей художественной образностью, блестящими картинами коммунистического "далека" и далее: Коммунистический идеал, представая

перед читателем на страницах литературных утопий, пленял воображение, изумлял своей разумностью, научностью, осуществимостью. Поэтому можно утверждать, что радикалы-утописты своими речами и повестями готовили социалистический переворот 1917 г.» (53, с. 17).

В 30-е годы, продолжают уральские исследователи, социокультурная утопия рассматривалась идеологами тоталитарного режима как нежелательное явление в литературе. Лишь в период «оттепели» появилась новая масштабная по охвату утопия - «Туманность Андромеды» И.А. Ефремова (1956), «оказавшаяся, по сути, последней утопией советского периода, поскольку тоталитарный режим, ставя гигантский утопический эксперимент, путал утопию и реальность, не допуская утопического свободомыслия» (53, с. 19).

На особенностях сущности тоталитаризма в СССР остановился в своих тезисах сотрудник Уральского университета Н.Я. Баранов. Его исходная позиция: «Тоталитаризм принадлежит ХХ столетию, когда начавшаяся модернизация европейской периферии сопровождалась мощным кризисом либеральных и демократических ценностей. Одной из причин этого стало появление массы как социально-политической силы, ориентированной на усредненные, общие для всех стандарты и ценности. Технические средства века позволили не только навязывать эти стандарты, но и организовывать, контролировать массовое сознание, направлять его в заданное русло» (17, с. 102).

При этом, полагает Н.Я. Баранов, «именно маргиналы составляли социальную базу тоталитаризма. Вырванные из традиционной социальной среды, слабо организованные и слабо интегрированные в новые отношения, в нормальных условиях они демонстрировали повышенный конформизм. Однако в ситуации кризиса маргиналы испытывали обостренную потребность в защите от враждебных внешних условий. Эту потребность они обращали на лидера и идею, максимально соответствующие их традиционным ценностям».

Однако, полагает Н.Я. Баранов, тоталитарный строй может существовать и отвечать потребностям общества лишь до тех пор, пока способен постоянно демонстрировать эффективность. Постепенное, но неизбежное разочарование народа ведет к образованию пропасти между властью и подавляющим большинством населения. «Стремление преодолеть ее - один из источников эволюции тоталитаризма». Вывод Н.Я. Баранова: «Внутри самой тоталитар-

ной системы формируются предпосылки к ее эволюции. Однако конкретные механизмы и результаты эволюции тоталитаризма требуют глубокого изучения» (17, с. 102).

В своих тезисах «К дискуссии о национальном, имперском и интернациональном в русском большевизме» один из инициаторов Уральского семинара В.И. Михайленко воспроизводит ряд суждений исследователей по данному вопросу.

В публикациях И. Шафаревича, М. Антонова, Ю. Бородая установление советского режима рассматривается как насильственное прерывание естественного хода российской истории в результате целенаправленной деятельности ими называемого «малого народа» на разрушение «национального сознания» и «индивидуального исторического опыта» русского народа и его государственности.

Автор книги «Третий Рим: национал-большевизм в Советском Союзе», вышедшей в 1989 г. в Италии, М. Агурски придерживается мнения, что «имперская» национальная тенденция национал-большевизма продолжала традиции российской государственности.

По мнению историка А. С. Ахиезера, Ленину удалось свести вместе несоединимое, «создав новый гибрид идеала социализма, который соединил идеалы общинного и государственного социализма, патриархальности и научного прогресса».

Полагая, что в ходе новой дискуссии следует разобраться в сущности «национальной идеи», В. И. Михайленко приводит цитату А. Владиславлева: «Наиболее реалистичной в качестве общенациональной является сегодня идея возрождения России как великой державы» («Независимая газета», 25.09.92) и затем высказывает собственную точку зрения: «Как бы не загнать будущее России в новую историческую ловушку» (200, с. 128).

«Демократия и тоталитарные пути общественного развития в новейшее время» - эту тему рассмотрел в своих тезисах челябинский историк А.Б. Цфасман, как бы обобщив различные суждения, высказанные на семинаре о месте тоталитаризма в судьбах Европы. Его исходная позиция: «Новейшее время, необычайно убыстрив темпы общественного развития, породило многообразные пути общественного развития, среди которых отчетливо выделяются два типа - демократический и тоталитарный». В СССР сложилось общество тоталитарного социализма. В Германии и Италии были созданы тоталитарно-фашистские системы. Во время Второй мировой войны был уничтожен тоталитарный фашизм. Получившая широкое распространение антифашистская народная демократия в годы «холодной войны» либо распалась (в ряде

стран Западной Европы), либо была превращена в разновидность тоталитарного социализма (в странах Восточной Европы и Азии).

Характеризуя таким образом политические режимы в Европе, А.Б. Цфасман далее констатирует: «В послевоенные десятилетия тоталитарный социализм, превратившись в мировую систему, не смог, однако, доказать свою жизненность. На рубеже 80-90-х годов он рухнул. Таким образом, тоталитарные пути общественного развития проявили свою полную несостоятельность» (334, с. 106).

Каковы перспективы? Точка зрения А.Б. Цфасмана: «В странах Запада в послевоенный период происходили существенные модификации реформистских путей общественного развития. Диапазон буржуазного реформизма существенно расширился и дал включить в себя наряду с прежним либерально-демократическим вариантом христианскую демократию и консерватизм. Сближение этих двух типов реформизма, а нередко их тесное взаимодействие «обеспечило формирование и успешное функционирование современного западного демократического общества» (334, с. 105).

На семинар был приглашен сотрудник Московского института Европы д-р экон. наук Ю.А. Борко, один из первых ученых в СССР, призвавший к внимательному изучению интеграционных процессов в Европе во времена, когда в официальной пропаганде руководствовались известным высказыванием Ленина о том, что Соединенные Штаты Европы «либо реакционны, либо невозможны».

В тезисах «Демократия и тоталитаризм: Европейский опыт ХХ в.» Ю.А. Борко дал свое понимание тоталитаризма: «Если формулировать в самом общем виде, то тоталитаризм является результатом стремительного и во многом хаотического развития индустриального (капиталистического) общества, неспособности общественных механизмов регуляции (саморазвития) адаптироваться к быстрым изменениям. Одним из таких механизмов была формировавшаяся система политической демократии, которая не выдерживала социальных напряжений. Тоталитаризм ликвидировал демократию, но прежде использовал и ее слабости, и ее потенциал» (36, с. 132).

Касаясь национальных предпосылок утверждения тоталитарных систем в Германии и России, Ю. А. Борко подчеркнул: «Должен быть отвергнут тезис о фатальной предрасположенности обеих стран и народов к тоталитаризму». Точно так же, полагает Ю. А. Борко, возрождение тоталитаризма невозможно с большой долей вероятности и в Европе. Колоссальный социальный и политический опыт Западной Европы должен быть использован как в

интересах ее собственного благополучия, так и для усиления ее стабилизирующего влияния в Восточной Европе, в пространстве бывшего Советского Союза и во всем мире.

Что касается вероятности возникновения новых тоталитарных систем за пределами Европы, то, по мнению Ю. А. Борко, «весьма велика опасность утверждения таких режимов на базе исламского фундаментализма и самого агрессивного национализма». В силу этих обстоятельств, завершает свои размышления Ю. А. Борко, «кажется несомненным, что в ближайшие десятилетия человечеству

предстоят большие испытания» (36, с. 133).

* * *

Суждения участников научного семинара в Екатеринбурге 28-29 января 1993 г. (всего выступили 59 человек) дают представление о том, что после распада СССР, где научные представления держались в определенных идеологических рамках, а тематика тоталитаризма была фактически под запретом, ученые-германисты, спустя относительно короткий промежуток времени, имели достаточно объективные и глубокие представления о сущности тоталитаризма, о специфике его функционирования в Германии и в России. Что является примечательным, это касается не только «столичных ученых», у которых были более широкие возможности для изучения соответствующей литературы и для анализа, но и ученых во многих городах страны - от Иваново до Челябинска, от Воронежа до Кемерово.

Все это дает основание для вывода о том, что с конца 80-х годов прошлого века российские ученые приступили к всестороннему осмыслению тоталитарного прошлого с достаточно накопленным информационным багажом.

Этот процесс получил еще большее развитие в силу того, что ученые России и Германии начали совместно изучать тоталитарную тематику. Большую роль сыграли в этом германские просветительские фонды.

БОНН: РАЗГОВОР В «ПАРТИЙНОМ БАРАКЕ» СДПГ

Деятельность околопартийных фондов - одна из примечательных особенностей просветительской политики ФРГ. Они су-

ществуют при политических партиях, представленных в Бундестаге, и финансируются государством.

Особой активностью отличается Фонд Фр. Эберта, его представительства действуют во многих странах мира. В 80-е годы Фонд на двусторонней основе стал действовать и в Москве, проводя разнообразные семинары, «круглые столы», на которых в первую очередь разъяснялось, что такое демократия и как действуют ее механизмы.

По инициативе Фонда и при его участии была организована встреча ученых из России и Германии уже на немецкой земле, а конкретно в Бонне в помещении руководства СДПГ, в простонародье именуемом «партийным бараком» с учетом его скромного вида. Обмен мнениями состоялся в 1991 г., но пока готовился сборник с материалами этой встречи, события продолжали развиваться, и составители сборника попросили участников встречи дополнить свои выступления с учетом того принципиально важного обстоятельства, что на месте СССР возникло Содружество Независимых Государств, что было зафиксировано 8 декабря 1991 г. встречей руководителей республик в Беловежской пуще в Белоруссии. В ноябре 1993 г. вышло первое издание сборника под названием «Диктатура и эмансипация. Русское и немецкое развитие 1917-1991» (386).

С российской стороны участие во встрече (в порядке помещения материалов в сборнике) принимали Лев Копелев, Яков Драбкин, Борис Орлов, липецкий историк Людмила Мерцалова, Сергей Случ, журналист и писатель Лев Безыменский. С немецкой стороны - ряд видных ученых, один из теоретиков СДПГ Вольфганг Тирзе.

В предисловии составители сборника председатель Исторической комиссии при Правлении СДПГ проф. Бернд Фауленбах и секретарь этой комиссии Мартин Штадельмайер отмечают, что в книге рассматривается три группы проблем: оценка советского пути в ХХ в. с учетом его крушения, что стало очевидным уже в начале 1991 г.; оценка сталинизма и возможностей его сравнения с национал-социалистической системой; исторический анализ взаимоотношений между Германией и Россией в ХХ столетии.

Во вступительной статье «Проблемы новой трактовки прошлого с учетом перелома (Umbruch), происшедшего в 1989-91 гг.» Б. Фауленбах исходит из того, что факты, накопленные в ходе осмысления Второй мировой войны, уже не влияют на историческое самосознание. Появились новые значительные факты, такие

как крушение советского пути и окончание коммунистического господства в Восточной Европе.

Б. Фауленбах подчеркивает, что история СССР в период 1917-1991 гг. - это не только проблема людей, живших в этой стране, она касается также обществ в странах Восточной Европы, которые десятилетиями входили в зону советского господства, да и всего человечества, ибо история попыток строительства коммунизма наложила в значительной степени отпечаток на всю историю ХХ в.

Как можно охарактеризовать суть исторического процесса в СССР, задается вопросом Б. Фауленбах. По его мнению, существуют четыре варианта трактовок, нашедших отражение в докладах и статьях, помещенных в сборнике. Это прежде всего попытки сконструировать тип общества в соответствии с марксистской философией. Это также диктатура, ставящая перед собой цели развития в отсталой стране. Третий вариант - восприятие СССР как тоталитарной системы. Четвертый вариант - специфическое развитие в рамках «особого русского пути».

По мнению Б. Фауленбаха, при всех оценках следует учитывать особенности различных периодов развития в СССР, что в материалах сборника рассмотрено недостаточно. Председатель Исторической комиссии полагает, что следует заново также осмыслить противоречие между германской социал-демократией и русским большевизмом, особенно в период 1917-1933 гг.

Подлежит также рассмотрению вопрос, почему потерпел крушение Горбачёв, почему не удалась трансформация в сторону демократическо-социалистической системы.

Одним словом, накопилась гора проблем, которая весьма затрудняет новое демократическое начало как в России, так и во всей Восточной Европе, замечает Б. Фауленбах.

Касаясь ситуации в Германии, Б. Фауленбах обратил внимание на «спор историков» 1986-1987 гг., который, по его мнению, вращался вокруг вопроса о возможности сравнивать преступления нацизма и сталинизма. Это же касалось и возможности сравнения двух систем - нацистской и сталинской.

По мнению Б. Фауленбаха, такое сравнение должно выявлять не только совпадения, но и различия. Так, обеим системам была присуща политика террора. Но при этом существовали функциональные различия, которые были обусловлены различными общественными структурами и идеологиями, а также различным пониманием политики.

Это же касается отношения обеих систем к модернизации. «Как немецкая, так и русская общественная модернизация отличаются от западной, английской, американской и французской, хотя они тоже не были одинаковыми» (387, 8. 12).

При этом, замечает Б. Фауленбах, немецкая модернизация ближе к западной, нежели к русской. «Сталин, вне сомнения, осуществил индустриализацию страны, применяя жестокие методы, в то время как Гитлер действовал уже в условиях сформировавшегося индустриального общества, которое он пытался модернизировать дальше в техническом смысле» (387, 8. 15). Точно так же амбивалентным было отношение национал-социалистов к экономико-общественной модернизациию Цели частично были архаичными, но сами средства - современными*. Бесспорно, Третий рейх, война и последствия войны фактически способствовали модернизации немецкого общества. При этом и национал-социализм, и большевизм отклоняли политическую модернизацию в духе Запада.

Б. Фауленбах отмечает, что в научном плане система национал-социализма лучше изучена, чем система сталинизма.

Касаясь осмысления происшедшего в Германии и Советском Союзе в ХХ столетии, Б. Фауленбах констатирует, что их история была тесно переплетена. Он останавливается на выставке «Война против Советского Союза», которая была открыта в 1991 г. в Берлине, полагая, что эта выставка сыграла заметную роль в осмыслении прошлого. На ней показано, что в этой войне принимали участие не только эсэсовские части, но и весь вермахт.

Возвращаясь к событиям после 1945 г., Б. Фауленбах подчеркивает, что Советский Союз Сталина был не только победителем во Второй мировой войне, но выступал как глава империалистической державы и как форпост продвижения коммунизма в Германию. «Война, затеянная Гитлером, дала возможность Сталину распространить до Эльбы империю Советского Союза и господство коммунизма» (387, 8. 14).

Ошибочно полагать, что советская политика была после войны направлена исключительно на раздел Германии, полагает

* Одна из проблем, с которой столкнулся автор данной работы, и, видимо, не только он, как переводить с немецкого и других европейских языков понятия «Modern», «moderne». Принято переводить эти понятия как «современные». Но на самом деле речь идет не просто о современных, а принципиально новых явлениях, методах, способах и т.д. Вот и в данном случае уместнее переводить как «модерновые средства». Но по-русски как-то не звучит. Отсюда «современные средства». - Б. О.

Б. Фауленбах. В этой политике были различные соображения, включая и превращение восточной оккупационной зоны в государство-сателлит, которое учитывало бы все процессы, происходящие в СССР, и реагировало соответственно. Это касается и периода перестройки и гласности. Руководство ГДР заняло позицию отстраненного наблюдателя, полагая, что политика Горбачёва потерпит крушение. Однако получилось так, что именно эта политика сыграла роль катализатора оппозиционного движения в ГДР.

Процессы, протекавшие в Европе в 1989-1991 гг., полностью изменили отношения между русскими и немцами, подчеркивает Б. Фауленбах. СССР больше не существует. Россия располагает по-прежнему огромным военным потенциалом, но уже перестала быть сверхдержавой. Вместе с тем возросла роль Германии после объединения.

Б. Фауленбах в этой связи ссылается на суждения политолога Хайнца Тиммерманна, который полагает, что в сложившихся обстоятельствах на немцах лежит особая ответственность помогать России в трудном процессе становления демократии и продвижения в сторону Европы.

Год 1917-й был назван исследователем Хансом Ротфельсом как начало истории нового времени (Zeitgeschichte), подчеркивает Б. Фауленбах. Этот период закончился в 1989-1991 гг. Возникла необходимость в новой ориентации, которая затрагивает основные вопросы немецкого и европейского самопонимания. Предпосылкой тому является осмысление истории XX столетия. Такое осмысление уже практически началось, завершает свою вступительную статью Б. Фауленбах.

Как все это проявилось в суждениях участников встречи в Бонне, которые еще вчера выступали как советские исследователи, а после 1991 г. уже как российские? В сборнике первым было предоставлено слово Льву Зиновьевичу Копелеву, одному из старейших германистов, человеку необычной судьбы. Вместе с Солженицыным он отбывал «срок» в подмосковной «шарашке», был лишен гражданства СССР после того, как приехал в ФРГ вместе с женой Раисой Орловой для продолжения научных исследований. При сложившихся обстоятельствах Копелев организовал здесь группу ученых, которые стали на основе документов воссоздавать историю отношений немцев и русских, начиная с древнейших времен.

С рассказа о деятельности этой группы и начал Л.З. Копелев свое выступление в «партийном бараке» СДПГ в Бонне, назвав

свой текст «Немцы и русские в Европе». Уже вышли первые четыре тома по двум темам «Русские и Россия глазами немцев», «Немцы и Германия глазами русских».

Работа в рамках «Вуппертальского проекта» показала, что следует проводить четкое различие между государством и нацией, между государственной властью и народом. Смешивание этих понятий принесло много зла в мировой истории, в том числе в германо-русских отношениях, подчеркнул Л.З. Копелев.

Касаясь целого ряда сюжетов в отношениях между обоими народами, Л. Копелев затронул ситуацию, сложившуюся в конце 80-х годов ХХ в. По мнению многих, Горбачёв был, по-существу, единственным мотором «новой русской революции». Для самого Л. З. Копелева явление Горбачёва первоначально вызвало большую, неожиданную радость. «Однако дальнейшее развитие его политики, кровавые события в Тбилиси, Баку, Вильнюсе, Риге, непоследовательные реформы вызвали новые разочарования и послужили поводом для выводов из новейшей истории. Наиболее важные из этих выводов согласуются с духовным завещанием Андрея Сахарова» (Коре1е-^ 1993, 8. 27).

С учетом этих обстоятельств наши народы должны глубже познавать друг друга, взаимодействовать друг с другом не только по официальным каналам. Нам не следует возлагать надежды только на вождей, гениев и творцов чуда, следует рассчитывать на собственные силы, подчеркнул Л. З. Копелев.

Касаясь недавнего прошлого, Л. З. Копелев высказал мнение, что при его осмыслении следует отказаться от идеологических «священных коров» и «священных телят». Речь идет прежде всего о сравнении национал-социализма и большевизма, об освобождении от всех идеологических табу. «И если сегодня мы не осмыслим эти сравнения - не научно, а конкретно исторически и конкретно морально, то завтра это трагическое прошлое может самым роковым образом войти в нашу жизнь» (412, 8. 28).

Различия в сталинской и в гитлеровской системах во многом были чисто внешними, и, напротив, их существенные черты находили почти зеркальное отражение: жестокий произвол государства, особенно его секретных служб, абсолютное презрительное отношение к человеку, подавление личности (приоритет «общей пользы перед личной пользой»), прославление насилия, культ героя, преклонение перед вождями, целенаправленное идеологическое функционирование всех средств, затрагивающих воспитание, искусство и литературу, спорт, отдых и т. д.

Но при этом нам не следует упускать из виду принципиальные различия, подчеркнул Л. З. Копелев. Для Сталина социалисти-ческо-коммунистическая фразеология, его «антифашизм», на который он делал упор, были лишь средствами для искусно идеологически прикрываемой имперской великодержавной политики. И тем не менее все мои приятели и друзья, как и миллионы введенных в заблуждение людей, замечает Л. З. Копелев, верили в то, что мы создаем справедливый государственный и экономический строй, что мы трудимся и боремся во имя дружбы народов, ради счастья всех людей на земле. Эта вера совратила некоторых из нас на злые поступки, сделала их соучастниками сталинской политики уничтожения крестьян и прочих ужасных преступлений. И тем не менее в таком восторженном состоянии, замечает Л.З. Копелев, мы в 1941 г. были вовлечены в войну, понесли многочисленные потери и, несмотря на печальные тяжелейшие поражения, прошли боевым путем от Волги до Эльбы.

В свою очередь, многие из ваших земляков, продолжает Л. З. Копелев, обращаясь к присутствовавшим в зале, оказались совращенными нацистским государством и его идеологическим, педагогическим и пропагандистским аппаратом с помощью искусно приукрашенных легенд о «расе господ» и «народе-господине», с причитаниями по поводу «народа без жизненного пространства», с воинственными паролями о величии.

Эти различия далеко не внешнего характера, подчеркнул Л. З. Копелев, одни полагали, что трудятся во имя равенства всех народов и рас, за счастье всех людей, тогда как другие выступали за неограниченные права одного народа-господина и за принцип фюрерства как основу «здорового общественного строя» (412, 8. 29).

В каком-то смысле фашисты, нацисты субъективно были более честными, ибо их идеологические, расистские воззрения совпадали с их практикой, с их политикой завоевания и уничтожения народов, заметил Л. З. Копелев. Напротив, ленинцы-сталинцы были обманщиками и лицемерами, ибо их практика противоречила всем интернационалистским, социалистическим и гуманным идеалам, которые они провозглашали.

Л. З. Копелев отнес к запретным «священным коровам» и понятие вмешательства во внутренние дела. Еще недавно советские государственные мужи утверждали: то, что они делают со своими гражданами, это их внутреннее дело, и иностранцы не должны

вмешиваться. Точно так же поступали турецкие, израильские, иракские, иранские, китайские и другие правительства.

По этому поводу Генрих Бёлль высказался предельно лаконично: вмешательство желательно. Это должно быть «категорическим императивом» для всех партий, церквей, общественных организаций, всех правительств и ООН.

Л.З. Копелев коснулся истории Отечественной войны (19411945). По его мнению, легенда о «превентивной войне» Третьего рейха против готовившейся к наступательным действиям Красной Армии является далекой от действительности выдумкой, рожденной в воспаленном мозгу. В эту легенду, сочиненную Геббельсом, не мог поверить ни один служащий вермахта уже в 1942 г., но тем не менее она по сей день всерьез воспринимается некоторыми немецкими историками.

Вместе с тем советским историкам пришлось признать, что раздел Польши совместно с Гитлером (1939), присоединение (Einverleibung) балтийских республик и неудавшееся нападение на Финляндию (1939-1940) были не чем иным, как империалистическими захватническими действиями, воспроизводящими худшие традиции бывшей царской империи. И более того, «отечественная война была по своему характеру только до конца 1944 г. "отечественной", ибо после пересечения западной границы она превратилась в имперскую захватническую войну» (412, S. 30).

Л.З. Копелев высоко оценил усилия советских солдат в разгроме гитлеровского режима. Победа была обеспечена усилиями народа, армии, несмотря на грубейшие стратегические и тактические ошибки Сталина. Однако победа всех нас позволила этому преступному деспоту оказаться на самом верху мировой славы; он распространил свое господство, насыщенное страхом, от Тихого океана до Эльбы и Адриатики, отказавшись при этом от последних остатков марксистско-ленинской утопии, и унаследовав от Гитлера его безумные притязания на мировое господство и многое от имперско-расистской идеологии. Параноидальный Сталин взваливал на страну, тяжело пережившую войну, новое бремя бессмысленной гонки вооружений и навязал свой террористический режим государствам-сателлитам. От последствий такого развития страдают теперь все народы Советского Союза, констатировал Л. З. Копелев.

Л.З. Копелев особо подчеркнул: «Мы должны учиться у истории с тем, чтобы история человечества не подошла к своему концу» (412, S. 31).

Далее Л.З. Копелев процитировал суждение Гёте, высказанное 150 лет назад: даже если нации не любят друг друга, они, по крайней мере, должны учиться терпеть друг друга. Именно этого желали Лейбниц, Гердер и Кант, Лев Толстой и Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг и Андрей Сахаров. Эти пожелания стали сегодня жизненной необходимостью для всего человечества.

При этом германо-российские отношения играют сегодня особенно важную роль. События зимы 1991 г., массивная помощь из Германии нуждающимся людям в России и других советских республиках представляют собой новую главу в тысячелетней истории германо-российских связей.

Так высказался Лев Копелев относительно недавнего прошлого перед самым распадом Советского Союза в «партийном бараке» СДПГ в Бонне в 1991 г., в аудитории, в которой присутствовали представители немецкой интеллигенции умеренной и умеренно-левой ориентации. Он рассматривал это прошлое в тесной взаимосвязи, обозначив тем самым историческую традицию, которой позже придерживались многие российские историки.

Выступивший на этой встрече Я.С. Драбкин, озаглавил тему своего доклада: «К вопросу о "советском пути"». Организаторами встречи ему было предложено высказаться по теме «Советский путь - догоняющая модернизация или ошибочное развитие?» Я.С. Драбкин предпочел вместо союза «или» употребить «и». Поясняя свою позицию, Я.С. Драбкин сказал, что как историк он не видит возможности путь длиной в 70 лет, проделанный тремя поколениями великого народа, расценивать только как ошибочный. Тем более, что в середине этого пути присутствуют военная, политическая и моральная победы над врагом человечества - Гитлером. При этом «были проявлены высочайшие самоотверженность, любовь к народу и "last but not least" идейная верность социализму» (382, S. 49).

Я.С. Драбкин обратил внимание на существенные расхождения в оценке прошлого со стороны политической публицистики и науки. Первые пытаются развитие социалистической системы, начиная с Октября 1917 г., представить как непрерывную цепь утопических ожиданий, ошибок и преступлений. Вторые осмысливают проделанный путь критично и самокритично, уделяя внимание не только отрицательным, но также положительным сторонам происшедшего. Сам Драбкин относит себя к тем, кто не склонен оценивать происшедшее по упрощенной схеме. По его мнению, следует придавать значение новому изучению исторических источников.

Если раньше, отметил Я. С. Драбкин, не допускали самой возможности сравнивать режимы Гитлера и Сталина, а теорию тоталитаризма рассматривали как ненаучную, то сегодня вдруг обнаруживается поразительное сходство этих двух режимов, и почти на каждой научной встрече разговор непременно заходит о тоталитаризме.

В качестве примера Я. С. Драбкин привел конференцию советских и немецких историков в 1991 г. в Мюнхене, на которой обсуждались советско-германские отношения в период 19331945 гг. На этой конференции тоже рассматривалась тема «коммунизм-нацизм». Но при этом речь зашла о том, на основе каких критериев анализировать эти явления. Основное внимание было уделено рассмотрению методологии анализа исторических процессов.

Я.С. Драбкин обратился к событиям 1917-1918 гг. в России и Германии. Октябрьская революция 1917 г. проходила под знаком «социализма», тогда как Ноябрьская революция 1918 г. под знаком «демократии». И тем не менее при всех этих различиях обе страны пришли к тоталитарной диктатуре. Но при этом оба режима не были результатом этих революций, напротив, они были следствием контрреволюций. Такое развитие не было фатальным, у Октябрьской и Ноябрьской революций были различные варианты дальнейшего развития, на что в свое время обратил внимание Карл Либкнехт.

Я.С. Драбкин сослался далее на высказывания Розы Люксембург и ее рукопись «Русская революция», сообщив участникам встречи, что в 1991 г. ему удалось опубликовать этот текст на русском языке. В частности, Р. Люксембург полагала, что социалистическая политика может быть успешной только на международном уровне. «В России проблема только поставлена, - полагала Р. Люксембург. - Но она не может быть разрешена в России».

Я.С. Драбкин высказал свое отношение к немецкому «спору историков», за которым он следил с большим интересом. При этом для него не совсем ясна позиция немецких историков в отношении «особого немецкого пути». В конце концов, каждая страна идет своим «особым путем». Это же касается русского, а затем и советского «особого пути».

И последнее замечание Я. С. Драбкина - о корнях сталинизма. Не совсем ясно, с какого года вести отсчет началу сталинизма. С 1917, 1918, 1924, 1929 года? И где он заканчивается? В 1953, 1956, 1985, 1991 году? Что касается содержания этого феномена, подчеркнул Я. С. Драбкин, то нельзя все сводить только к личности

Сталина. Дискуссия продолжается, но она осложнена тем обстоятельством, что до сих пор нет полной ясности относительно основных понятий: капитализм - социализм, демократия - диктатура.

Свое выступление на этой встрече, помещенное в сборнике, Б.С. Орлов назвал «Уроки советского тоталитаризма». Воспроизводим вкратце его основные положения. Понять сущность тоталитаризма в полной мере можно лишь тем, кто познал его изнутри. Опираться на официальные материалы, а тем более на статистику недостаточно. Советская пропаганда весьма искусно подавала преимущество советского строя, чем вводило в заблуждение иностранных гостей, даже таких глубоких знатоков исторических процессов как Лион Фейхтвангер, о чем свидетельствует его поездка в СССР в 1937 г. и его впечатления об этой поездке в брошюре «Москва. 1937-й год». Одна из причин ошибочных заключений немецкого писателя связана с тем, что творцы советской идеологии внимательно следили за тем, чтобы общественное развитие шло в направлении, предсказанном марксистско-ленинским учением: всеобщее образование, здравоохранение, дешевое жилье и т. д. И Фейхтвангеру не удалось распознать разницу между пропагандистскими намерениями и реальностью.

Существенный вопрос: входило ли в первоначальное намерение большевиков создавать политическую систему с признаками, по которым ученые позднее назовут такую систему тоталитарной? План устроения счастливой жизни на этой грешной земле в своем пропагандистском варианте отвечал чаяниям народа, что находило отражение в социальных утопиях прошедших времен. Первую фразу, которую писали на школьных досках неграмотные рабочие и крестьяне после Октября 1917 г., была «Мы не рабы, рабы не мы». Им и в голову не приходило, что со временем они станут рабами тоталитарной системы. Относительная прочность системы объяснилась и тем, что она опиралась на «социалистическую идею», якобы научно обоснованную марксизмом. И эта же система в считанные дни развалилась, когда общество убедилось в том, что реальная жизнь далеко не соответствует установкам этой идеи. Появилась правящая прослойка, получившая название «номенклатура» с целым набором привилегий.

Свою негативную роль сыграла политика Сталина и его окружение, превратившие страну в «осажденную крепость» и тратившие огромные средства на вооружение. Эта политика в какой-то степени была оправданна с учетом угрозы, исходившей от национал-социалистической Германии. Но эта же политика про-

должалась после войны, когда советское влияние было распространено на страны Восточной Европы. Начался новый виток гонки вооружений, в ходе которого СССР обзавелся ядерным оружием и баллистическими ракетами. Результат такой политики - СССР рухнул под тяжестью свалившихся на него проблем. Выдержать соревнование с развитыми капиталистическими странами ему оказалось не под силу.

И тем не менее при всех этих отрицательных явлениях и жесточайшей цензуре духовная жизнь в стране никогда полностью не замирала, о чем свидетельствовала хотя бы деятельность журнала «Новый мир», в котором было опубликовано произведение А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Несмотря на массовые репрессии в стране сохранился интеллектуальный потенциал, способный осмыслить тоталитарное прошлое. И глубокий анализ этого прошлого, в том числе на данной встрече, означает первый шаг к выздоровлению. (Текст выступления Б.С. Орлова был написан весной 1991 г.)

В сборнике помещена развернутая статья С.З. Случа, который много лет исследует совокупность обстоятельств, связанных с заключением пакта Гитлер - Сталин в 1939 г. Эта тема обозначена и в названии статьи: «Предпосылки пакта Гитлер-Сталин. К вопросу о последовательности во внешней политике» (437, 8. 93).

Несколько лет назад С.З. Случ вместе с группой исследователей общества «Мемориал» посетили ФРГ. В ходе поездки он выступал перед различными аудиториями, и от некоторых слушателей ему доводилось выслушивать такой упрек: «Почему Вы делаете такой упор на преступлениях Сталина? Ведь тем самым как бы принижаете преступления Гитлера и льете воду на мельницу наших правых. С.З. Случ, отвечая на такие упреки, пояснял: «В нашей стране так много лжи относительно нашей собственной истории, но также и вашей истории, что было бы аморальным продолжать приукрашивать действительность».

Далее С.З. Случ изложил свое понимание особенностей тоталитарных режимов в Европе. В середине 30-х годов, по его мнению, в Европе существовали две модели тоталитарных режимов -ультралевые и ультраправые. «Много свидетельств указывают на то, что фашистские и коммунистические режимы немало позаимствовали друг от друга, особенно в области организации, пропаганды и методов борьбы против политических противников» (437, 8. 144). Один из крупнейших поэтов ХХ столетия Осип Мандельштам заметил в феврале 1933 г.: «Этот Гитлер, которого немцы в

эти дни избрали райхсканцлером, будет продолжать дело наших вождей. Он происходит от них, он будет таким, как они». Но вместе с тем существовали различия в этих двух моделях тоталитаризма. «Тоталитарный режим в Советском Союзе был более жестким и "тоталитарным" по сравнению с "Третьим рейхом", поскольку отсутствие частной собственности и средств существования упрощало и увеличивало возможности контроля за поведением индивида и, соответственно, всего общества».

В ходе возникновения первого тоталитарного государства в истории человечества, продолжил С.З. Случ, колоссальную роль сыграла идея «мировой революции». В Манифесте II конгресса Коммунистического Интернационала (1920) было записано: «Международный пролетариат будет продолжать борьбу до тех пор, пока Советская Россия не станет составной частью Федерации советских республик во всем мире».

Но нечто подобное, полагает С. З. Случ, произошло в Германии, когда Гитлер на стадии раннего национал-социалистического движения в качестве стратегической цели сформулировал мировое господство. Для достижения этой цели следовало вести «непримиримую борьбу против еврейства и марксизма».

Что касается политики Сталина, то пропагандистский тезис о растущей военной угрозе со стороны империализма стал конкретно реализовываться в первом пятилетнем плане, что сказалось на формировании государственного бюджета, в развертывании отраслей промышленности, связанных с вооружением. При этом в качестве основного противника рассматривался английский империализм. Даже после прихода Гитлера к власти в 1933 г. представитель большевистской партии Исполкома Коминтерна на XVII съезде партии в феврале 1934 г. Д. Мануильский утверждал, что именно Англия берет на себя ведущую роль в подготовке войны против СССР.

Но в последующем, после агрессивных актов против Финляндии и Польши идея «мировой революции» в политике Сталина стала превращаться в практику традиционной великодержавной идеи, снабженной революционной риторикой. Уже после разгрома нацистской Германии Сталин продолжал ориентацию на военные действия. В 1952 г., за год до своей смерти, Сталин писал в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР»: «Чтобы устранить возможность войн, следует уничтожить империализм». Вслед за ним Маленков на XIX съезде партии (октябрь 1952 г.) говорил: «Существуют все основания для предположения, что третья

мировая война повлечет за собой распад капиталистической системы».

Заключительный вывод С.З. Случа: «Обе модели тоталитарного режима должны были, согласно логике вещей, встретиться 23 августа 1939 г. Оба диктатора рассматривали свою политику как своего рода "козырь" в международной политике, которым они пользовались позднее, что обернулось гибелью десятков миллионов людей» (437, 8. 145).

В сборнике помещена статья ученого из Липецка Людмила Андреевны Мерцаловой «Сталинизм и гитлеризм - попытка сравнительного анализа» (Mercalowa, 93). В последние годы, пишет Мерцалова, термин «тоталитаризм», понимаемый в большинстве случаев как сталинизм, буквально насильственно вторгся в нашу литературу. Публицисты и ученые без каких-либо доказательств полностью отождествляют социализм и фашизм. Моя точка зрения, полагает Л. А. Мерцалова, что гитлеризм и сталинизм представляют собой особо наглядные проявления авторитаризма. С этой целью необходим сравнительный анализ обоих режимов. При этом могли бы быть рассмотрены следующие темы: конкретные исторические условия возникновения режимов, личности диктаторов, их политический и психологический портрет, экономические, социальные основы сталинизма и гитлеризма, политические системы в СССР и Германии. Точно так же должны быть проанализированы механизмы властвования коммунистической партии, общественные организации, их вожди, правящие элиты, бюрократия, государственные органы, репрессивный аппарат, конформизм и сопротивление. Должны быть исследованы культ личности, мифы «народного сообщества» и «усиления классовой борьбы», принципы «чистоты расы» и «классовая чистота», идеи «мирового господства» и «мировой революции», идеологии сталинизма и гитлеризма, отношение к консерватизму, либерализму, гуманизму, пацифизму и социал-демократии.

Л. А. Мерцалова высказала мнение, что имелись существенные различия в обстоятельствах возникновения обоих режимов. Сталинизм формировался в условиях разрушения капиталистических отношений, гитлеризм - на базе их укрепления. И Гитлер, и Сталин считали себя великими полководцами. На деле их любительское поведение дорого обошлось народам обеих стран.

Принято существовавшие в этих странах режимы называть именем Сталина и Гитлера. С этим Л. А. Мерцалова не согласна.

Сталин создал сталинизм, чего нельзя сказать о Гитлере. Его личный вклад в создание системы был менее значительным.

Существуют и другие различия. Оба режима развивались на разной экономической основе. В СССР господствовала государственная собственность. При фашизме - различные формы собственности.

Сторонники тезиса «тоталитаризм» как способ модернизации не учитывают, что на пороге 20-х и 30-х годов в обеих странах осуществлялись различные формы модернизации.

Что касается внешней политики, то на первый взгляд кажется, полагает Л. А. Мерцалова, что они во многом схожи. На самом деле гитлеризм претендовал на мировое господство, тогда как сталинизм - на развитие мировой революции в случае войны. В период 1933-1945 гг. жизнь в Германии во многом определялась соображениями внешней политики. Для функционирования сталинизма, напротив, внешняя политика играла подчиненную роль. «Сталинизм означал самоизоляцию СССР на мировой арене» (418, 8. 101). Главная забота состояла в том, как выжить в капиталистическом окружении. С этим обстоятельством в значительной степени была связана политика ускоренной индустриализации.

Национализм в той или другой форме был присущ обеим системам, подчеркивает Л.А. Мерцалова. Но имелись существенные различия. Гитлеризм пропагандировал расовую и националистическую нетерпимость. Сталинизму был присущ национальный нигилизм, а позднее депортация целых народов. Но официально пропагандировались дружба народов и равноправие советских народов. Интернационализм преподносился как самая высокая добродетель.

Преступления против «своих», совершенные сталинизмом, превышали численность жертв гитлеризма. Но при этом преступления тщательно скрывались. Еще совсем недавно многие люди в СССР и на Западе полагали, что гитлеровские преступления превосходят сталинские.

В официальной политике по отношению к искусству и беллетристике как в СССР (конец 20-х - начало 30-х годов), так и в Германии проявлялись почти одинаковые тенденции. Но существовали и различия, обусловленные национальными традициями и эстетическими идеалами.

Не были идентичны оба режима и в вопросах идеологии, полагает Л. А. Мерцалова. Провозглашенный Гитлером принцип «народного сообщества» позволял содействовать единству немцев во

имя крайне несправедливых целей. Политика Сталина была направлена на «обострение классовой борьбы». При этом в практике гитлеризма антикоммунизм был далеко не абсолютным явлением. В войне против СССР Гитлер преследовал в первую очередь агрессивные, а не идеологические цели. Гитлеризм был куда более прагматичным, чем сталинизм. Он соединял в эклектическом формате традиции прошлого и идеи «модернизации».

Непопулярность войны в глазах немецкого населения и страх перед новой революцией побуждали сторонников Гитлера учитывать интересы рабочего класса, крестьянства и нижних слоев чиновничества. Этим объясняется частично их социальная политика. Это же касается и правовой системы, она была деформирована, но не уничтожена.

Л.А. Мерцалова обратила внимание на то, что среди исследователей рассматривается вопрос о взаимном влиянии сталинизма и гитлеризма. Некоторые даже утверждают, что Гитлер был учеником Сталина, его поклонником. Некоторые видят сходство методов в борьбе против оппозиции. Указывают на тайные контакты советской и германской дипломатии, на особые отношения и договоренности в 1939 г. «Но все это, - замечает Л. А. Мерцалова, - не представляет собой некую прочную, единую линию» (418, 8. 107).

Л. А. Мерцалова задается вопросом относительно воздействия обоих режимов на дальнейшее развитие в обеих странах. Почему после 1945 г. сторонники Гитлера не играли заметной роли, тогда как в СССР сталинисты сохраняли позиции вплоть до 1985 г. «По сей день последствия сталинизма неполностью преодолены. Почему этот процесс в СССР оказался более сложным, чем в Германии? Причины были разные и одна из них - исход войны. Гитлеризм был полностью дискредитирован в глазах мировой общественности. Напротив, победа СССР в этой войне не только реабилитировала сталинизм, но и повысила его авторитет».

Вывод Л. А. Мерцаловой: «Уже при первоначальном рассмотрении сталинизма и гитлеризма выявляются лишь самые общие черты, но ни в коем случае не созвучность систем. Различия столь значительны, что о «тоталитаризме» можно говорить лишь как об идеологическом понятии, но никак как о реальном явлении» (418, 8. 109).

Лев Безыменский свое выступление, озаглавленное «Германия и Советский Союз со времен после Второй мировой войны» (365), начал с того, что ему как историку и журналисту, наблюдавшему в последние 40 лет из Москвы, Бонна и Берлина за гер-

мано-советскими отношениями, трудно быть в этом вопросе абсолютно объективным. Вместе с тем этот опыт позволяет ему оценивать ход этих отношений в ХХ в. После длительного периода сложных отношений между нашими народами, которые в своем «Вуппертальском проекте» показывает Лев Копелев, начался период перемен (Wandlung). Первый такой коренной поворот связан с Первой мировой войной. Немцы стали нашими врагами. Второй поворот - Октябрьская революция. Часть немцев стала нашими классовыми братьями, другая часть немцев представала как оккупанты Украины в годы Первой мировой войны, как авторы позорного Брестского мира. Третий поворот - немцы - наши союзники. Они помогали нам восстанавливать хозяйства, мы - обходить им положения Версальского договора. Четвертый поворот - захват Гитлером власти. Пятый - 1939-й год. Вечная дружба. Наконец, шестой, решающий, - 22 июня 1941 г. Кстати, обнаружился и седьмой поворот. Сталин провозгласил, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский остается.

Я часто думаю, продолжал Л. Безыменский, что было бы, если бы Германия не была разделена. На гипотетические вопросы можно давать лишь гипотетические ответы. Но полагаю, что ситуация была бы более трудной. При тогдашней чрезвычайной идеологизации советского общества вряд ли буржуазная и нейтральная Германия стала бы нашим другом. А вот социалистическая ГДР стала таковой немедленно!

Дальнейшие отношения складывались под знаком конфронтации со «злыми» немцами из ФРГ, чему особенно способствовало постоянное обращение к теме границ 1937 г. Но далее Брежнев и Брандт вместе со своими советниками Фалиным и Баром переломили ситуацию. «С тех пор началось стремительное развитие симпатий по отношению к бывшим реваншистам, которое усилилось по мере растущих взаимных поездок».

«Великолепно, не правда ли?» - обратился Л. Безыменский к присутствующим. И ответил: «К сожалению, не совсем. Возник новый синдром, воздействие которого еще не совсем ясно. Итак, мы выиграли войну, немцы проиграли. У немцев есть все возможное, у нас - ничего. Тем самым германский вопрос превратился из внешнеполитического во внутриполитический. Аргумент, к которому больше всего прибегают консерваторы, бросая упреки в адрес Горбачёва и Шеварднадзе: Вы продали ГДР. Вы проиграли результаты войны. Такая сумятица в восприятии происшедшего накладывает отпечаток на душевное состояние моих сограждан.

К немцам сегодня относятся хорошо. Вместе с тем идея ухода за немецкими кладбищами в странах СНГ имеет не только сторонников, но и противников.

Один из выводов Л. Безыменского: нам следует не только преодолевать упомянутые мною повороты, но не допускать их повторения. Сегодня предпосылки для этого более благоприятны, чем когда-либо. Но не следует упускать из вида духовные моменты.

И заключение: «То, что сегодня отсутствует в германо-русском поведении, то это человеческий подход к происходящему. Я должен признать, что наши отношения полностью забюрократизированы, причем безнадежно. Делегации, конференции, "недели", заседания... - ничего против этого не имею. В нынешнем мире интеграции связи должны возникать спонтанно, и только тогда они станут естественными» (365, 8. 170).

Эти слова были сказаны весной 1991 г., когда ни Безымен-скому, ни другим участникам встречи не было ясно, какова судьба СССР, в какую сторону пойдет развитие.

Это касается и немецких участников встречи, большинство которых основное внимание уделили сравнению СССР и Германии времен Гитлера и Сталина.

Первым выступил известный политолог Клаус фон Бойме с докладом «Советская модель - догоняющая модернизация или тупик эволюции» (366).

Рассмотрев аспекты становления социалистической теории и ее реализации в различных странах, К. фон Бойме подробно проанализировал состояние социализма в СССР в доперестроечный и перестроечный периоды. Он сослался на суждения советского социолога Л. Гордона, который полагал, что после развала реального социализма в качестве альтернативы рыночной демократии все еще остаются два варианта: назад, к ленинизму, и автократическая диктатура. Но на деле процесс развивался по-другому. Реформистские силы в партии долго, слишком долго, подчеркивает К. фон Бойме, колебались уйти из старой партии, надеясь на ее социал-демократизацию, и учредить контрпартию - демократическую.

Но в том случае, если идея социализма будет и дальше жить, заметил К. фон Бойме, она будет претерпевать изменения с учетом того, что и в условиях рыночной экономики сохраняется актуальной потребность в социальном регулировании. При этом в то время, как социал-демократия в Западной Европе все более поворачивается в сторону рыночной экономики, партии, пришедшие на смену старому коммунизму, будут обращаться к гуманному социа-

лизму - к социал-демократии. При таком сближении гуманизма и социализма будет предпринята попытка спасти марксизм как целое. Сам К. фон Бойме полагает, что лишь равновесие между силами рынка и демократией, экономической и политической системой представляют собой условие свободного развития. Остальные варианты ведут в направлении стагнации и репрессий.

К теме «Сталинизм и модернизация» обратился в своем выступлении Вольфганг Айхведе, представленный в сборнике как профессор восточно-европейских исследований в Бременском университете (Eichwede).

75 лет назад, подчеркивает В. Айхведе, большевики жили убеждением, что они олицетворяют собой прогресс человеческой цивилизации. Они рассматривали себя как агентов научно обоснованного хода вещей. Знание «объективных законов» перетекало в эйфорию возможности осуществления задуманного. Себя большевики рассматривали субъектами и в ходе истории, и в пребывании над ней.

Между тем после Первой мировой и Гражданской войнами страна была обескровленной. Деревня (а в ней проживали более 80% всего населения) не была способна производить необходимое питание, города распадались. Годы революции были также годами хаоса и разложения. Из возникшей нужды был силою обстоятельств выкован аргумент необходимости. Большевики обратились к государственно-авторитарному инструментарию. «Революция огосударствлялась» (383, 8. 41).

Были отклонены другие варианты модернизации, продолжает В. Айхведе. Правда, после неурядиц военного коммунизма возник ограниченный компромисс, связанный с Новой экономической политикой. На его месте в 1928-1929 гг. вновь наступила полоса неограниченного принуждения. Именно эта политика определила лицо Советского Союза. «Из слияния авторитарных (добуржуаз-ных) традиций и социалистической программатики (как полагали, послебуржуазной) в ленинской интерпретации возникло «партийное государство», освобожденное от любого вида контроля и одновременно проникнутое неистовым убеждением о необходимости все держать под контролем» (383, 8. 41).

Разобществлению социализма сопутствовало представление о возможности его технической манипуляции. В 1918 г. Ленин хвалил организованность немецкой военной промышленности. Из этой формы, освобожденной от капиталистической оболочки, возникла «одна половина» социализма, «другой» - стала структура

Советов. Классовая политика превратилась в стратегию индустриализации. Рабочий стал просто рабочей силой. Социализм превратился в техницизм.

История не знает примеров, когда модернизация осуществлялась ради нее самой, заметил В. Айхведе. Она всегда отражала чьи-либо интересы. В государстве Сталина, однако, экономическая рациональность приносилась в жертву рациональности господства. В руководящих органах партии и государства руководствовались не рентабельностью, а властной иерархией и контролем. Со временем сталинский аппарат начал придумывать врагов, проникших во все поры системы, и стал их реально уничтожать. «Социализм стал умопомешательством» (383, 8. 45).

В то время как органы безопасности все больше включали в область своего влияния институты партии, подлинный центр власти все больше сужался вокруг Сталина. Но вместе с тем возникла крайняя нужда в технических «кадрах». Крестьяне становились рабочими, рабочие - мастерами, сотни тысяч людей стремились в высшие учебные заведения. Только с 1929 по 1941 г. число инженеров увеличилось в 10 раз. «Сталинизм был двояким - мобильность наверх и мобильность вниз, в мир концлагерей» (383, 8. 45).

Касаясь периода подготовки к войне, В. Айхведе отметил, что агрессивная машина Гитлера более эффективно использовала выигрыш во времени после заключения договора 1939 г., об этом свидетельствуют сокрушительные поражения Красной армии в начальный период войны. «Но как бы ни создавал Сталин своей политикой трудности народу - в этой победе именно ему принадлежит заслуга».

Сталин умер в 1953 г. Его смерть пришлась на середину советской истории - 36 лет назад произошла Октябрьская революция. 36 лет спустя развалилась советская империя.

Касаясь последующего в истории страны этапа деятельности Горбачёва, В. Айхведе отметил: путь к признанию правил, на который не без колебаний вступил Горбачёв и который привел его к поражению, по своей сути означал преодоление сути сталинизма.

В заключение В. Айхведе приводит слова историка Михаила Гефтера, который полагал, что август 1991 г. по своей сути более значителен, чем октябрь 1917 г.

Анализу особенностей национал-социализма и сталинизма посвятил свой доклад Манфред Мессершмидт - профессор, до 1992 г. руководитель военно-исторического исследовательского центра во Фрайбурге.

Его исходная позиция - типологическое сравнение коммунистической и фашистской организации власти - позволяет выявлять общее и абстрактное, но оно не дает возможности осмыслить особенности практики властвования фюрерского государства национал-социализма и сформированного сталинского аппарата (419, 8. 87).

М. Мессершмидт рассматривает национал-социализм как форму проявления фашизма. С внутриполитической точки зрения и в идеологическом плане Коминтерн не представлял собой проблему для национал-социализма. Во внешнеполитической концепции Гитлера СССР до 1939 г. играл побочную роль. Одна из причин: и Германия, и Россия проиграли в Первой мировой войне. «Версаль стоял между ними» (419, 8. 88). Это позволило в течение ряда лет существовать сотрудничеству между Рейхсвером и Красной Армией, эта сотрудничество прервал Гитлер.

Со своей стороны, Сталин, полагает М. Мессершмидт, в хороших отношениях с Германией видел определенную гарантию против угрозы совместной политики капиталистических стран против Советского Союза.

«Антибольшевизм» или «антимарксизм» были одним, но не основополагающим элементом национал-социализма. Сталин распознал это обстоятельство и дал понять, что идеологические различия не могут быть препятствием для нормальных политических отношений.

Анализируя причины политики Сталина в ходе «раскулачивания» и ликвидации партийных кадров, М. Мессершмидт делает вывод: «Его политика и жестокость не вытекают из сути большевизма, но именно так они рассматривались во всемирном масштабе» (419, 8. 90). И тем не менее советская партия сохранила свою ведущую роль в Коммунистическом Интернационале.

Было бы не совсем оправданным, продолжает М. Мессерш-мидт, полагать, что стабильность сталинизма основывается единственно на терроре и партийной дисциплине. Сталин мог ссылаться на существенный подъем промышленности, на увеличение производства, на улучшение транспортной сети и т. д. До начала войны СССР обогнал Францию, может быть также и Великобританию, в объеме производства. Уровень жизни и возможности получения профессии в условиях плановой экономики изменились в гигантских масштабах. Число занятых в сельском хозяйстве в промежуток между 1928 и 1940 гг. сократилось с 71 до 51%. Миллионы рабочих получили техническое образование. С 1928 по 1941 г.

число инженеров с 47 000 возросло до почти 290 000. «Несмотря на принуждение и центральное управление этих процессов такому развитию сопутствовал освободительный эффект, а не только трагедии и потери содержательного характера» (419, 8. 91).

Господство Гитлера основывалось на других предпосылках, которые обеспечивали стабильность его системы, подчеркивает М. Мессершмидт. Различные круги усматривали причины поражения в Первой мировой войне в разорванности нации. Веймарская республика демонстрировала враждебность, присущую партийному ландшафту. Становился популярным идеал «народного сообщества». Расширялось влияние антидемократических и антипарламентских кругов - а к ним принадлежали военные, чиновничество, экономические группировки. Многие университетские преподаватели оценили способность национал-социалистов воздействовать на массы, устранить плюрализм, охватить влиянием рабочих с их политическими и профессиональными организациями и действенно встроить их в «народное сообщество». Одновременно, в 19331939 гг. под постоянным воздействием геббельсовской пропаганды рос миф фюрера. Он стал важным элементом стабильности системы.

При сочетании этих факторов, полагает М. Мессершмидт, формировались перспективы особого народно-популистского третьего пути между марксизмом и капитализмом. При этом на основе такого сообщества вырисовывались три основные цели: национальное величие, социальная гармония и научно-технический прогресс. Веймарская социальная романтика и возрожденная метафизика слились с этими надеждами. Эта «метафизическая» подоплека, ожидание скорого подъема обеспечили массовую поддержку Гитлеру, его демагогически использованную легитимность, и в конце концов превратили его в «фюрера», неимеющего конкурентов. Такая позиция позволила использовать основы постсовременного промышленного государства, мощность промышленности, управленческий аппарат и военных для реализации идеологических целей. В основе этих целей - политика жизненного пространства, расовое господство, новый порядок.

М. Мессершмидт, подчеркивает: эти цели были по своей сути антимодернистскими, как и сама идеология «народной общности». Не только для сельского хозяйства и для женщин национал-социализм означал отступление назад. Правда, промышленность и техника развивались чрезвычайно быстрыми темпами ради военных целей, но было бы ошибочно характеризовать их как «национал-социалистические». Точно так же не было основания говорить

об успехах в области образования. Ликвидацию влияния старой элиты также нельзя интерпретировать как модернизационный прорыв. Кто становился на их место, редко располагал идеями и программами, которые можно рассматривать как преобразующие, модернистские.

В заключение М. Мессершмидт цитирует высказывание Алана Баллока из его книги «Гитлер и Сталин. Параллельная жизнь», вышедшей в Лондоне в 1991 г.: «Век Гитлера и Сталина представляют собой самый черный период в истории Европы, который порой казался концом европейской цивилизации».

Этой же теме посвятил свой доклад «Национал-социализм, фашизм, сталинизм. Историографическое преодоление прошлого и теория модернизации» Райнер Цительман, до 1993 г. историк в Свободном университете Берлина, позднее главный лектор издательства Ульштайн (454, 1993).

Р. Цительман отмечает, что теоретики фашизма предпринимали постоянные попытки выявить общее в национал-социализме и итальянском фашизме. В свою очередь теоретики тоталитаризма анализируют общие структурные признаки национал-социалистической и сталинистской системы властвования. К сожалению, до сих пор не появилось направление в исторической и политической науках, которое занималось бы «сравнительным преодолением прошлого». Как относятся нации к своей истории по окончании эпохи диктатуры? Сравнительный анализ германского, итальянского и советского «случаев» мог бы быть плодотворным, ибо наряду с существенными различиями очевидно существует важное общее в том, как эти страны пытались и пытаются осмыслить свое прошлое и делать из него выводы.

Р. Цительман подчеркивает, что при таком сравнительном анализе существует ряд проблем, связанных с научной специализацией, а также с существованием языковых барьеров. Лишь немногие специалисты по национал-социализму одновременно являются знатоками большевизма. Сам он, являясь знатоком национал-социализма, не может считать себя специалистом по итальянскому фашизму и русскому большевизму. Это следует учитывать при подходе к рассматриваемым темам, замечает Р. Цительман.

В первом разделе доклада Р. Цительман разбирает историографическое преодоление прошлого в Италии, Германии и Советском Союзе. Он полагает, что существует три типа реакции на эту тематику. Это апологетический подход, народно-педагогическое критическое отношение и, наконец, «исторический подход». Су-

ществует четвертый подход. Это немаловажный тип реакции, замечает Р. Цительман, который можно назвать «вытеснением». По сути это «отсутствие обращения к прошлому».

Остановившись подробно на работах, посвященных итальянскому фашизму, Р. Цительман отмечает, что этой тематикой в Италии занимаются десятки журналов, более 30 институтов, существует более 10 тыс. отдельных работ. Но в большинстве этих исследований упор делает на период борьбы против фашизма, непосредственное изучение самого фашизма вызывает реакцию подозрительности.

Эта ситуация, замечает Р. Цительман, изменилась в 60-е годы, когда историки, особенно молодые, выразили неудовлетворенность сугубо антифашистской народной педагогикой. Им представлялось важным изучать такие явления как массовая лояльность и притягательность фашизма. В 1965 г. появилась биография Муссолини, автором которой был Ренцо де Феличе. Десять лет спустя вышел уже четвертый том этой биографии, что вызвало дискуссию среди итальянских историков. Все это напомнило дискуссию в немецком «споре историков» 1986-1987 гг. Один из итогов этой итальянской дискуссии - антифашистский консенсус в политической культуре послевоенной Италии был поставлен под сомнение.

Р. Цительман видит параллели в подходе к осмыслению прошлого после войны в Германии. Здесь национал-социализм также рассматривался в политико-моральном аспекте. Но вместе с тем в отличие от Италии здесь появился целый ряд серьезных работ по национал-социализму. В них в первую очередь анализировались террористические и преступные черты национал-социалистического режима. Одновременно стал проявляться интерес к внешней политике национал-социализма. Однако при этом неясными оставались причины чрезвычайной притягательности национал-социализма и воздействия его на массы. Это касается и социальной политики национал-социализма, которая долгое время оставалась «сиротой исследований национал-социализма» (454, 8. 115).

Р. Цительман отмечает, что в ФРГ процесс «историзации» национал-социализма проходил не без сопротивления, точно так же как это имело место в Италии. «До сих пор существуют табу и запреты на рассмотрение некоторых вопросов в ходе исследований, хотя в последнее время наблюдается существенный прогресс в отходе от "народно-педагогического" подхода» (454, 8. 116).

Р. Цительман полагает, что в немецкой дискуссии, так же как и в Италии, научные и политические соображения и аргументы зачастую перемежались. Это особенно наглядно проявилось в ходе «спора историков» и прежде всего в работах Эрнста Нольте и Юр-гена Хабермаса. В адрес Эрнста Нольте и Андреаса Хильгрубера раздавались упреки в том, что они «апологетизируют» диктатуру национализма.

Обращаясь к опыту осмысления прошлого в бывшем Советском Союзе, Р. Цительман указал на существенное различие: Германия и Италия в этой войне проиграли, а Советский Союз выиграл. По его мнению, настоящее осмысление прошлого в СССР началось только после 1985 г.

Среди работ, в которых содержится критика сталинистского прошлого, Р. Цительман называет работу Дмитрия Волкогонова, который называл Сталина «дилетантом в военных делах». По мнению Р. Цительмана, «так же как в немецкой дискуссии сегодня существуют тенденции общую вину и ответственность сваливать на диктатора. Постоянно подчеркивается личная ответственность Сталина за террор, что, конечно, оправданно. Однако в тенденции это ведет к односторонней картине происшедшего. Проблема такого взгляда на историю состоит в том, что тем самым общество освобождается от ответственности, и вопрос о выявлении более глубоких причин остается без ответа» (454, 8. 117-118).

Р. Цительман обратил внимание на различные условия, в которых происходила дискуссия о прошлом в Италии и Германии, с одной стороны, и Советского Союза - с другой. Это касается и будущего. «Никто не может сегодня сказать, как дальше будут протекать события в России. Крушение коммунизма принесло интеллектуалам свободу, но при этом экономическое положение существенно ухудшилось, советская мировая империя разрушена, и Советский Союз вступил в полосу национальных конфликтов. Очевидно, все это многие люди будут относить не к проявившей свою неспособность коммунистической системы, но к актуальной политике» (454, 8. 118).

Р. Цительман полагает, что научное осмысление сталинского времени еще предстоит, чему будет способствовать открытие архивов. Однако, замечает он, представители официальной советской историографии весьма сдержанно относятся к новому курсу. Между тем опыт деятельности итальянских и германских исследователей показывает, что историзация подразумевает существование определенной временно Шй дистанции. «До тех пор, пока в

дискуссии будут доминировать полемика политического характера и потребность морального осуждения, осуществлять чисто историческое осмысление будет тяжело» (454, 8. 119).

Второй раздел своего доклада Р. Цительман озаглавил: «Три модернизационные диктатуры». Ставя так вопрос, Р. Цительман подчеркнул, что некоторые теоретики модернизации склонны отождествлять понятие «развитие в сторону Запада» и «модернизация» как синонимы. Между тем в понятие «модернизация» входят не только индустриализация, технизация, повышение социальной мобильности и рационализация, но также демократизация и парламен-таризация политической системы. «Если модернизацию и политическую демократизацию (в смысле парламентаризации) рассматривать как нечто одинаковое, тогда нет никакого сомнения в том, что фашизм, национализм и сталинизм были совершенно не модерновые и, более того, представляли собой антимодерновые явления» (454, 8. 122).

Но при этом Р. Цительман задается вопросом: не следует ли отказаться от обязательной взаимосвязи между модернизацией и политической демократизацией с учетом опыта сталинизма, национал-социализма и фашизма. Он подчеркивает: модернизацион-ный подход со всей очевидностью позволяет лучше осмыслить связь между прогрессом и варварством, нежели другие аналитические концепции.

В развитие своей точки зрения Р. Цительман высказывает следующее суждение: «Бесчисленные теории фашизма и тоталитаризма оказываются неубедительными, когда им приходится объяснять феномен массовой лояльности. Весьма беспомощны ссылки на логическую индокринацию, пропаганду, террор и подавление. Все эти элементы весьма существенны для понимания модернистских диктатур, но они характеризуют лишь частичный отрезок из исторической действительности, поскольку подлинное воодушевление и массовая лояльность никогда не могли быть только результатом манипулятивного влияния». В подтверждение своей точки зрения Р. Цительман ссылается на работу Франца Боркенау «Социология фашизма» (1933), на книгу Артура Розенберга «Фашизм как массовое движение» (1934), на ряд других работ.

Из новых работ Р. Цительман приводит исследование биле-фельдского историка Михаэля Принца, посвященное анализу взаимоотношений рабочих и служащих в Третьем рейхе (454, 8. 125). М. Принц приходит к выводу, что различия между этими социальными группами постепенно сокращались. «Народное со-

общество» было больше чем пропагандистская фраза. Формула, согласно которой существовало противоречие между «архаичными целями» и «модернистскими методами», упрощает реальное положение вещей.

Р. Цительман, приводя ряд других работ, вместе с тем полагает, что тезис известного историка Ханса Моммзена о том, что национал-социализм это «всего лишь скрытая модернизация», не подтверждается последними исследованиями.

Рассматривая вопрос о том, можно ли рассматривать сталинизм как модернистскую диктатуру, Р. Цительман ссылается на общепринятое мнение о том, что в экономическом соревновании капитализм победил социализм. Но такую точку зрения нельзя распространять на 30-е годы, полагает Р. Цительман. В то время не только коммунисты, но и обычные люди восхищались модерниза-торскими усилиями и экономической мощью Советского Союза. Экономические успехи СССР, с одной стороны, и опустошительный мировой кризис капитализма - с другой, представали как преимущества плановой экономики.

Далее приводятся успехи СССР в разных областях. В частности указывается, что число высших учебных заведений в период с 1927-1928 по 1932-1933 гг. выросло со 129 до 721. В этот же период число студентов увеличилось со 159 800 до 469 800. «Появилась новая социальная прослойка, которая была важной опорой сталинской диктатуры» (454, S. 127).

Цительман приводит оценку историка Шейлы Фитцпатрик (Fitzpatrick Sheila), которую она дала содержанию русской революции: «террор, прогресс и мобильность». И в самом деле, замечает Цительман, все три момента нельзя отделить друг от друга. Гитлер восхищался именно жестокостью, с которой Сталин осуществлял свою «великую идею», жертвуя при этом миллионами людей, и создал мощное промышленное государство.

Вывод Р. Цительмана: сторонники оптимистической оценки сути модернизации и прогресса должны принимать во внимание всю совокупность происходивших процессов.

Райнхард Рюруп, профессор Технического университета в Берлине в своем докладе «Немцы и война против Советского Союза 1941-1945» проанализировал идеологическую подоплеку этой войны. Его позиция изложена в следующем пассаже: «Это не было такой же войной как другие войны. Это была война, которую национал-социалистическое руководство желало с самого начала: расистская «мировоззренческая» война, война на уничтожение, с

помощью которой задумывалось раз и навсегда уничтожить «еврейский большевизм» и завоевать для немецкого народа многообе-щанное «жизненное пространство». Время немецкого нападения на СССР определялось ходом войны на Западе, но сама война планировалась и подготавливалась задолго. «Национал-социалистическая система господства хотела этой войны и не мыслила себя без этой войны» (432, 8. 136).

Приводя соответствующие документальные доказательства, Рюруп подчеркивает, что в них прослеживаются идеологические предпосылки такой войны. Налицо антирусские и антибольшевистские образы врага, которые были глубоко укоренены в немецкой истории и обществе. Они разделялись также теми офицерами и солдатами, которые вовсе не были убежденными национал-социалистами. Речь идет «о «вечной борьбе» германцев против славян, о защите европейской культуры от «азиатских орд», о культурной миссии и праве на господство немцев на Востоке. Даже среди левых в Германии, замечает Рюруп, критика царского господства в России нередко связывалась с негативным клише «русских» (432, 8. 136).

Р. Рюруп приводит выдержку из приказа генерал-фельдмаршала фон Райхенау, отданного в октябре 1941 г. и адресованного войскам на Востоке: «Солдат, находящийся в восточном пространстве, это не только боец по правилам военного искусства, но носитель несокрушимой национально-народнической идеи и мститель за все те подлости, которые были совершены в отношении немецкой сути».

Вывод Р. Рурюпа: «Немецкий вермахт был существенной составной частью национал-социалистической системы господства, и преступления, совершенные в Советском Союзе, не позволяют сваливать их только на счет СС и полиции» (432, 8. 139). Он отмечает, что в 80-е годы в ФРГ возрос интерес к критическому осмыслению этого обстоятельства.

Сравнение России и Германии в широком историческом контексте предпринял д-р Хайнц Тиммерманн, в то время научный директор Федерального института восточноевропейских и международных исследований в Кёльне. Его доклад назывался «Новая Россия, Европа и объединенная Германия».

В первом разделе доклада «Германия и Россия. Два исторических особых пути» Х. Тиммерманн отмечает, что в истории Европы оба государства шли своим особым историческим путем, руководствуясь при этом особой миссией по отношению к другим

народам. Другими словами, оба государства были иными в своей ориентации, чем европейские государства с их демократическо-эгалитарной политической культурой. Эта «инакость», подчеркивает Х. Тиммерманн, связывала высокопромышленную кайзеровскую империю, которая еще не была демократией, но тем не менее была уже правовым государством, с полуфеодальным, в определенной степени абсолютистским, аграрным государством, коим была царская империя. Эта особенность давала о себе знать и во время Веймарской республики, этой первой попытки присоединиться к западной политической культуре. Райхсвер, носитель недемократических, но «особых германских традиций», несмотря на острые политические противоречия, находился в контакте с молодой советской республикой, именно в ней он готовил подпольно своих офицеров.

После тотального поражения во Второй мировой войне Германия освободилась от представлений об «особом пути» с его функцией сохранения идентичности и присоединилась к западно-либерально-демократической политической культуре. Германия стала частью Запада - географически, духовно, политически. Наиболее очевидным проявлением этого была ведущая роль Германии в интеграционном процессе.

В самой Германии, замечает Х. Тиммерманн, раздаются голоса, мол, не слишком ли мы привязываем себя к Европе, утрачивая при этом свою идентичность. Но что может произойти, если Россия не захочет присоединиться к либерально-демократической культуре Запада, а будет настаивать на своей «инакости»? Точка зрения Х. Тиммерманна: история всегда преподносила неожиданности. То, что происходит на самом деле, принято рассматривать как единственную альтернативу. Но существует ли альтернатива процессу европейского объединения?

В разделе «Распад и новое устроение в бывшем Советском Союзе» Х. Тиммерманн задается вопросом: какова судьба новых 12 республик, приживется ли в них, особенно в России, росток демократии? Может ли Россия присоединиться к европейской политической культуре или возникнут новые режимы авторитарного толка? Окажется ли Россия в состоянии от командной экономики перейти в социально ориентированное рыночное хозяйство? Найти ясные ответы на эти вопросы, полагает Х. Тиммерманн, в течение длительного времени вряд ли удастся. Но совершенно очевидно, что только лишь перестройка советского режима, как это задумывали Горбачёв и его команда, потерпела поражение. Одна из причин

этого: Горбачёв долгое время полагал, что ему удастся примирить противоречивые концепции - плановую экономику и рынок, господство КПСС и многопартийную систему, ленинизм и плюрализм.

Х. Тиммерманн полагает, что августовский путч 1991 г., инсценированный представителями партийной номенклатуры, оказал на общество воздействие освежающей грозы. Его поражение дискредитировало не только старый аппарат власти - верхушку военных, КГБ, руководство экономики и военно-промышленного комплекса. Для будущего развития важно, что КПСС - это несущая основа советского режима - скатилась в пропасть.

Х. Тиммерманн в разделе «Конец КПСС» подробно разбирает происшедшее. Численность партии с 19 млн. членов в начале

1990 г. сократилась до 15 млн. летом 1991 г. Но уже до августа

1991 г. партия была фактически мертва, поскольку ее руководству не удалось партию-авангард и партию-государство превратить в партию парламентского типа, способную участвовать в демократической конкуренции с другими организациями. Попытка Горбачёва, предпринятая им в июле 1991 г., путем радикального программного обновления превратить КПСС в партию социал-демократической направленности, потерпела поражение не в последнюю очередь по той причине, что он просмотрел одно важное обстоятельство: КПСС возникла как осознанное противостояние социал-демократии и воспринимала себя идеологически, политически и организационно как революционная партия в противовес якобы капитулянтскому ревизионизму социал-демократии.

В ноябре 1991 г. КПСС была запрещена. Но при этом, отмечает Х. Тиммерманн, бывшие партийные функционеры продолжали занимать важные посты в экономике и государстве, приспосабливаясь к новым условиям. Однако сам партийный аппарат КПСС был разрушен. «Собственно говоря, - иронизирует Тиммерманн, воспроизводя высказывание А.Н. Яковлева, - они за три дня совершили то, на что демократам понадобились бы дальнейшие 15 лет» (444, 8. 187).

В разделе «Сообщество независимых государств?» Х. Тим-мерманн упоминает опасения, существующие на Западе относительно возможности возникновения в союзных республиках тенденций к национализму и изоляции, и полагает, что такого рода опасения и в самом деле следует учитывать. При переходе от экономики сталинского типа к рыночной экономике неизбежно увеличение социальных тягот, что может вызвать соответствующую реакцию и без того обремененного тяготами населения.

Но с другой стороны, замечает Х. Тиммерманн, в союзных республиках, так же как и в странах Восточной Европы, существует стремление к независимости, суверенитету. Это особенно наглядно проявляется на Украине - этом историческом ядре восточного славянства. Вместе с тем создание из трех славянских республик -России, Украины и Белоруссии - сообщества независимых государств в декабре 1991 г. принципиально изменило ситуацию. В первую очередь, речь идет о России - ей принадлежит 61% экономического потенциала бывшего Союза. Она будет играть центральную роль. Захочет ли она выступать самостоятельно или в рамках сообщества? Х. Тиммерманн полагает, что в интересах Запада предпочтителен второй вариант. Это позволяет сохранять единое стратегическое командование, что особенно важно с учетом существования ядерного оружия и единого экономического пространства. При первом варианте, полагает Х. Тиммерманн, возможны конфликты не только на всем бывшем советском пространстве, но и в самой России (Татарстан, народы Кавказа, прежде всего Чечня).

В разделе «Хаос в экономике» Х. Тиммерманн приводит ряд цифр, свидетельствующих о катастрофическом состоянии советской экономики, называет причины, особо выделяя при этом состояние социальных групп. Выход из создавшегося хаоса предпринял Ельцин в октябре 1991 г., предложив концепцию радикальных перемен в экономике и в финансовых структурах. Эта концепция напоминает польскую «шоковую терапию» - отпуск цен, создание рыночной экономики с мощным частным сектором, земельная реформа в пользу самостоятельных крестьян, строгая денежная политика. Все это должно сопровождаться мероприятиями, направленными на социальное обеспечение населения.

Исход такого эксперимента, полагает Х. Тиммерманн, абсолютно неясен. «Суть проблемы такова: возможен ли вообще переход к рыночной экономике в условиях неустоявшейся системы власти, и в ситуации, в которой характер русской государственности ни в коем случае не прояснен?» (444, 8. 189).

Как при этом будет существовать социальная обеспеченность и идея социального равенства? - продолжает Тиммерманн. Как будет относиться население к растущему разрыву между бедными и богатыми, к огромной по масштабам безработице, что будет неизбежным явлением при переходе к рыночной экономике? Не получится ли так, что будут отброшены слабые ростки демократии, и население обратится к вождям с реакционно-националистическими и национал-социалистическими лозунгами? В идеологи-

ческом плане может возникнуть некая мешанина, состоящая из трех составных частей: псевдопатриотизм («отечество в опасности!»), ортодоксально-славянофильская мотивация («против западной декадентности!»), социал-популизм (против спекулянтов, коррупционеров, частной экономики!).

Продолжает свой доклад Х. Тиммерманн разделом «Неустойчивая демократия». Он называет причины, по которым исторически в России не развивались демократические традиции, указывает на трудности, с которыми сталкивается современное общество в ходе попыток формировать политические партии. «Коммунистический режим сделал все для того, чтобы атомизировать общество» (444, 8. 190).

Вывод Х. Тиммерманна: преодоление этого наследия, накопившегося за 70 лет политики реального социализма, по всей видимости, это самая большая проблема для новой демократической элиты.

Этот раздел Х. Тиммерманн заключает следующим прогнозом: «Шансы позитивного развития следует усматривать в том, что сильная президентская власть, поддерживаемая демократами, вакуум, возникший в результате распада до сих пор существовавших центральных структур и опор власти, заполнит заново, и, опираясь на свой авторитет, будет продвигать комплексный процесс изменений, тем самым помогая новым партиям обрести конкретные социальные точки опоры и пространство для политической деятельности. Такое развитие соответствует жизненным интересам Запада, поскольку оно способствовало бы России, Украине и другим государствам бывшего Советского Союза: на основе своих специфических традиций приближаться к стандартам и ценностям демократической культуры Европы» (444, 8. 193).

«Каким путем пойдет Россия?» - в разделе с таким названием Х. Тиммерманн подчеркивает, что процесс революционных преобразований в России еще далек от завершения, и еще неясно, какими интересами и ценностями будет заполнена новая государственность. Существует полное согласие относительно становления России как мощного, самостоятельного государства. Но обнаруживаются расхождения, когда заходит речь о том, каким путем это должно осуществляться. Возникает ситуация, чем-то напоминающая давний спор между «западниками» и «славянофилами». Национал-патриоты хотели бы видеть Россию как государство русской нации, они против федеративного устройства, позволяющего на равных быть всем народностям, проживающим в России.

Не совсем ясна политика президента Ельцина, если учесть его штрафные санкции против Чечни. И вообще, замечает Х. Тиммерманн, чрезвычайно трудно определить будущую внешнюю политику России, пока не разработана общая концепция с приоритетами и узловыми моментами.

Но вместе с тем существует опасение, что Россия окажется в изоляции от Европы и очутится на периферии. Отсюда призыв Ельцина во время посещения Бонна в ноябре 1991 г.: «Пожалуйста, оккупируйте нас. Мы вас сердечно приглашаем». Вывод Х. Тиммерманна: «Если эта линия превратится в общую концепцию и будет действовать продолжительное время, это означало бы самый радикальный поворот русской дипломатии со времен Ивана Грозного. Такая политика означала бы преодоление идеологических, экспансионистских и империалистических претензий в пользу плодотворных отношений с региональными и европейскими соседями» (444, 8. 196).

Во всяком случае, полагает Х. Тиммерманн, в ходе осуществления именно такой политики руководство Ельцина могло бы опираться на часть интеллигенции, выросшие предпринимательские слои, на определенные сегменты рабочих (особенно на тех, кто организован в производственных и забастовочных комитетах и независимых профсоюзах). Сюда же можно отнести широкие круги молодежи, которые ориентируются на принципы и ценности европейской цивилизации. Все эти группы находились у стен Белого дома в августе 1991 г.

«Вес и роль Германии» - в этом разделе Тиммерманн размышляет над тем, как должна реагировать Германия, ее общество, политические круги на происходящее в России. Он отмечает, что в горбачёвский и ельцинский периоды отношения между нашими странами развивались весьма успешно. При этом реформаторы в России рассматривают Германию как мост между Востоком и Западом. Запад в этой ситуации должен помогать тем силам в России, которые продвигают страну в сторону цивилизованного развития, содействовать включению этой страны в коммуникационные и интеграционные процессы. Ибо если Россия, руководствуясь национал-патриотическими соображениями, будет следовать новыми «особыми путями» и возродит имперские амбиции, это было бы опасным не только для непосредственно западных соседей, но и для всего континента.

Германия не в состоянии реагировать на все российские вызовы. Ей приходится оказывать существенную помощь пяти но-

вым землям в бывшей ГДР после воссоединения. Она также должна действовать так, чтобы у западноевропейских партнеров не возникло подозрение в связи с повторением германо-русского альянса (времен Раппало).

Заключает свой анализ Х. Тиммерманн рядом конкретных соображений. С учетом всех обстоятельств - исторических, географических, экономических, ФРГ могла бы взять на себя роль передового борца (Vorkämpfer) за включение России в коммуникационный и интеграционный процессы. Ей следовало бы сосредоточиться на следующей тематике.

- Политическая и дипломатическая помощь при развитии контактов с различными европейскими организациями. При этом должны быть учтены две предпосылки. Не следует ожидать от Европы больше, чем она может. Не следует создавать «Миф Европы». Второе обстоятельство: не должно быть поставлено под вопрос западно-либеральное направление европейских организаций вследствие подключения к ним России.

- Должна быть продумана помощь Европы в экономической области. Особо следует помогать России в развитии малого и среднего предпринимательства.

- Следует поощрять возрастающие контакты между различными организациями, но также и отдельными людьми, к чему призывал Лев Копелев. При этом не следует оценивать эти организации по сугубо западным критериям. Это касается и понятий «правый» и «левый». Х. Тиммерманн поясняет: «правые» в сегодняшней России это организации небольшевистского толка, сторонники экономического планирования и государственной собственности. «Левые» -сторонники организаций социально-либерального характера, выступающие за открытое общество. Следует также учитывать, поясняет Х. Тиммерманн, что новые элиты при создании современного общества делают упор на материальных темах, и при этом «постиндустриальные ценности» отходят на задний план. За этим скрывается неравномерность по времени развития между Западом и Востоком. Тот, кто не учитывает этого обстоятельства, может вызвать недопонимание и даже разочарование как раз у тех сил, кто хочет своей стране открыть путь в Европу.

Обмен мнениями в «партийном бараке» в Бонне завершил Вольфганг Тирзе - заместитель председателя СДПГ и фракции этой партии в Бундестаге. Его тема «Октябрь 1917 - ноябрь 1989. Социализм между диктатурой и эмансипацией». Будучи выходцем из бывшей ГДР, В. Тирзе хорошо знаком с опытом деятельности

политического режима в этой части Германии, который в теоретических дискуссиях называют «реально существующим социализмом», т. е. таким, каким он был на самом деле.

Касаясь вкратце полемики, которую вел в свое время теоретик СДПГ Карл Каутский с Лениным, Радеком, Троцким и другими, В. Тирзе замечает: «Социалистическая теория теряет свою невинность, когда дело доходит до практики» (443, 8. 205).

В. Тирзе выступает за продолжение критического анализа обеих моделей - «реального социализма» и реального капитализма. Нам следует опасаться черно-белого подхода к явлениям, подчеркивает он. В. Тирзе останавливается на двух моментах в критике «реального социализма». «Для многих социалистов, социал-демократов, других левых понятие "социализм" отныне так дискредитировано, что они хотят отказаться от него. Я хотел бы вас просить не торопиться при рассмотрении этого вопроса, - замечает В. Тирзе, обращаясь к аудитории. - Не следует ли нам попытаться дать ответ на ряд вопросов, которые я затронул в своем выступлении, прежде чем мы поступим таким образом? Для этого существует весьма практический аргумент. Культурная гегемония, если использовать понятие, введенное Антонио Грамши, выступает так же как гегемония относительно понятий, которые образуют идентичность. Если мы потеряем это понятие, то это не помешает консерваторам перерабатывать его на свой лад» (443, 8. 211).

Еще одно предложение сводится к тому, что социалистам стоит образовать своего рода монашеский орден, чтобы двумя, тремя последующими поколениями очистить эту идею. В. Тирзе не согласен с этим. Вместе с тем он полагает: было бы абсурдным оставлять это поле консерваторам. Нам нужен не новый быстрый большой бросок вперед, подчеркивает и теоретик СДПГ, нам следует учиться искать ответы на вопросы, которые оказались без такого ответа. Перед нами стоит обязанность радикальной самокритики теории и практики социализма.

В. Тирзе выделяет три момента в такой критике:

1. «Это был не «настоящий», а «реальный» социализм.

2. Справедливо ли утверждение: «Маркс умер, Иисус жив». «Точно так же как раньше я никогда не думал, что Иисус мертв, так и сегодня я мало уверен в том, что умер Маркс», - замечает В. Тирзе.

3. Провозглашение конца утопий, даже запрет на утопии. «Во мне что-то протестует против этого. Мне представляется, что

развитие социализма в будущем может происходить в двух направлениях».

Первое направление: отказ от фальшивой идеологической науки и практики и обращение к утопии. Второе направление -после прекращения системной альтернативы между Востоком и Западом «обновленный интерес к альтернативам при капитализме, живой процесс поиска постепенного осуществления больше справедливости, больше свободы, больше демократии, т.е. социальной демократии» (443, 8. 212).

* * *

Так, состоялся обмен мнениями между учеными из Советского Союза / России и учеными уже объединенной Германии в «партийном бараке» СДПГ в Бонне в поворотный момент российской истории, когда распался Советский Союз, и начались поиски решений в уже демократической России.

Этот обмен показал, что в своих докладах советско-российские ученые по-разному подходят к оценке тоталитаризма и его сущности, высказывают различные мнения о процессах, проходивших в Европе в ХХ в., по-разному оценивают возможность сопоставления сталинизма и национал-социализма. Если учесть, что они всю свою сознательную жизнь прожили в обстановке тоталитарного режима и лишь в перестроечные годы могли приобщиться к объективной литературе, посвященной тоталитарной проблематике, то выступая в германской аудитории, они представали не как незрелые ученики, только что выпущенные на свободу из тоталитарного барака, но как ученые с устоявшимися взглядами.

В сложном положении пребывали представители немецкой стороны. Им трудно было предположить, как будут развиваться процессы в России после того, когда для них, да и для всего западного сообщества полной неожиданностью оказался скоротечный распад Советского Союза. Это нашло отражение, к примеру, в развернутом докладе Хайнца Тиммерманна, одного из самых глубоких знатоков происходившего в СССР, когда он попытался дать характеристики левым и правым группировкам, только еще формирующимся в новой России. Вместе с тем доклад Тиммерманна представлял собой целую программу взаимоотношений между нашими странами, его предложения и выводы актуальны по сей день.

Точно так же сохраняют актуальность оценки, которые немецкие ученые дали сущности национал-социализма.

В общем и целом обмен мнениями носил объективный и откровенный характер. Это был как бы эталон для дальнейшего развития партнерства в области научного осмысления прошлого.

МЮЛЬХАЙМСКАЯ ИНИЦИАТИВА -ОПЫТ МНОГОЛЕТНЕГО СОТРУДНИЧЕСТВА

Еще до встречи российских ученых в Екатеринбурге (1993) и до более ранней совместной встречи ученых России и Германии в Бонне (1991) в ходе перестроечных процессов в конце 80-х годов прошлого столетия стихийно возник еще один вариант сотрудничества, получивший название Мюльхаймская инициатива. Речь идет о совместных действиях между деятелями науки, журналистики и церковных кругов в рамках организационной структуры, получившей название «Мюльхаймская инициатива».

Почему «инициатива»? И причем здесь Мюльхайм? По порядку. 20 июля 1988 г. в «Литературной газете» была опубликована статья «Немцы и мы». Ее автор - Леонид Почивалов, журналист и писатель, исколесивший весь мир, ухитрившийся побывать на обоих полюсах земного шара и основательно изучивший быт и нравы народов африканского континента, решил прикоснуться к германской тематике. Как казалось тогда опытным германистам, Почивалов с детской непосредственностью стал рассуждать о том, что, мол, немцы, живущие в Западной и Восточной Германии, мало чем отличаются друг от друга, и со всеми ними надо устанавливать добрые отношения. Не зная, не ведая, журналист из «ЛГ», затронул одну из главных идеологических установок тогдашнего руководства ГДР, согласно которой в результате исторического процесса после Второй мировой войны на немецкой земле возникли два германских государства и, соответственно, две немецкие нации - социалистическая и капиталистическая. Отсюда логический вывод: с одной надо дружить, с другой держать ухо востро.

В среде советских германистов такое разделение наций по идеологическому признаку рассматривалось как весьма спорное. Но кто мог высказать это сомнение публично, да еще в газете, которую читали во всем мире, а в двух тогдашних Германиях - тем более. А вот Почивалов нарушил это негласное «табу» и, надо понимать, с дозволения уже нашего начальства.

Реакция из ГДР последовала в виде статьи заместителя министра культуры ГДР Клауса Хёпке «О разных немцах», опубликованной в «ЛГ» 12 октября 1988 г.

Клаус Хёпке подтвердил в своей статье, что в ГДР в ходе длительного исторического процесса «создается социалистическая немецкая нация». Он высказался и относительно процессов, происходящих в Советском Союзе: «У перестройки и нашего преобразования развитого социалистического общества - различные нюансы и акценты». А в конце статьи затронул тему «культура спора», полагая, что «логика спора вынуждала порой к острым сопоставлениям и выражениям».

Сегодня такая постановка вопроса кажется вполне нормальной. Но тогда, когда казалась неприкасаемой тема «нерушимого братства социалистического содружества», а население ГДР воспитывалось на лозунге: «Учиться у Советского Союза - учиться побеждать», разговоры о возможности «различных нюансов и аспектов», и о «культуре спора» выглядели как явное нарушение сложившихся идеологических догматов. И такой прецедент был создан на страницах «ЛГ».

А между тем именно в это время редакцию «ЛГ» посетил гость из ФРГ - профессор Боннского университета Ханс-Адольф Якобсен, прибывший в Москву по академической линии на одну из научных конференций. Он поделился с журналистами из «ЛГ» своим опытом знакомства с русской жизнью, когда сразу же по окончании войны молодым лейтенантом попал к нам в плен, провел у нас несколько лет и, как выразился, «это были мои университеты». И уже в ФРГ, став со временем одним из крупнейших специалистов по истории Второй мировой войны, он следил за происходящим в СССР.

Прочитав статью в «ЛГ» «Немцы и мы», боннский профессор почувствовал, что в нашей стране наступают новые времена, открывающие более широкие возможности для расширения контактов между русскими и немцами. В развитие своих мыслей он привез в редакцию «ЛГ» свои «16 тезисов», которые, как он сказал, были обсуждены в ФРГ рядом ученых, журналистов, представителей Евангелической церкви и пригласил продолжить разговор уже в Западной Германии в стенах Евангелической академии, расположенной на окраине небольшого города Мюльхайм, лежащего на реке Рур.

В середине мая 1989 г. журналисты из «ЛГ» вместе с рядом ученых-германистов двинулись в путь и несколько дней провели в

интересных дискуссиях с западногерманскими коллегами в стенах Академии - особняке, некогда принадлежавшем одному из пособников Гитлера, крупному предпринимателю Стиннесу. К советской делегации было проявлено особое внимание. Делегацию из «ЛГ» принял канцлер ФРГ Гельмут Коль. Визит освещался в западногерманской печати.

19 мая 1989 г. состоялась итоговая встреча. На ней было принято решение создать клуб «Мюльхаймская инициатива» с девизом «Через познание - к пониманию, через понимание - к примирению, через примирение - к сотрудничеству». Можно сказать, это и был день рождения «МИ».

Очередная встреча состоялась уже в Москве. А 10 января 1990 г. «Литературная газета»» на целую полосу поместила материалы «Мюльхаймской инициативы»: текст декларации, статью профессора Якобсена «Доверие, терпимость», пространный репортаж Леонида Почивалова и заведующего международным отделом «ЛГ» Олега Прудкова «От Мюльхайма до Москвы».

Химики знают, что если в насыщенный раствор опустить кристалл, в сосуде начинается интенсивное выпадение кристаллов. Нечто подобное произошло и с «Мюльхаймской инициативой». В ФРГ сложилось удачное соединение усилий ученых (Боннский университет), экспертов (Кёльнский институт изучения стран Восточной Европы и СССР), теологов (Евангелическая академия), журналистов (газета «Райнише Меркур»).

В СССР к «Мюльхаймской инициативе» стали присоединяться ученые из ведущих институтов Академии наук - Института всеобщей истории, ИМЭМО, ИНИОНа, Института Европы, а также германисты из Московского университета.

Такой повышенный интерес объяснялся целым рядом причин. Главная из них - буквально на глазах происходили события поистине исторического значения, причем с различным знаком. Две Германии («капиталистическая» и «социалистическая») объединились в одну. Распадался Советский Союз, и Россия обретала свой новый статус в формате демократической федерации. Все это нуждалось в интенсивном осмыслении. Участники проходивших в рамках «МИ» всевозможных встреч, конференций, семинаров напоминали пассажиров исторического экспресса, наблюдавших из окон вагонов за процессами, ход которых еще совсем недавно невозможно было представить.

Главные встречи проходили в Мюльхайме, в Евангелической академии, которой руководил доктор Дитер Бах. Он и его

помощники ухитрялись принимать делегации из СССР, а затем из России, приглашали на обсуждение заявленной темы дискуссии желающих со всех концов Германии. Темы встреч вызывали большой интерес со стороны немецкой публики, зал, где проходили дискуссии, как правило, бывал заполнен до отказа.

Но одними конференциями дело не ограничивалось. Евангелическая академия фактически взяла шефство над Псковом, помогая выстраивать в этом городе, разрушенном в годы войны, сеть социальной помощи, особенно инвалидам детского возраста, открывая для них возможность реализовывать себя в работе устроенных мастерских.

По инициативе «МИ», во всех крупных городах земли Северный Рейн-Вестфалия состоялась неделя русской культуры, во время которой проходили всевозможные мероприятия с активным участием гостей из России под покровительством премьер-министра Иоханнеса Рау, позднее президента ФРГ.

Со временем встречи стали носить более профессиональный характер. Учителя обсуждали проблему освещения истории в учебниках России и Германии. Экологи провели свой разговор на берегах Рейна и Волги. Одна за другой проходили встречи женщин.

Такого рода встречи проходили и в Москве, а позднее и в других городах России. Особенно содержательной оказалась международная конференция по теме «Россия и Германия в ХХ веке. Пути к антитоталитарному согласию. Опыт и задачи». Вместе с президентом «МИ» профессором Якобсеном в Москву приехали известные специалисты по изучению тоталитаризма профессора К.Д. Брахер и Э. Ессе. Конференцию приветствовал главный редактор «ЛГ» А. Удальцов, член-корреспондент РАН А. Чубарьян. С основным докладом выступил старейший российский германист Яков Самойлович Драбкин.

Но, пожалуй, самым памятными были мероприятия, приуроченные к 50-летию со дня нападения на СССР гитлеровской Германии. В Потсдаме в июне 1991 г. встретились офицеры из России и Германии. Это был сложный, но крайне необходимый акт примирения.

Как правило, то, о чем говорили на конференциях, затем публиковалось в виде отдельных брошюр или книг. Одна из них отличалась своеобразием. Ученым из России и Германии было предложено высказаться по одной из тем, заявленных в книге «Россия и Германия в Европе» (Орлов, Тиммерманн, 1998).

«Страницы истории» - Я. Драбкин - Р.-Д. Мюллер; «От холодной войны к партнерству» - Д. Проектор - Х.-А. Якобсен; «Интеграционные процессы» Ю. Борко - Х. Фогель; «Политика и экономика» - В. Белов - Х. Тиммерманн; «Безопасность» - Т. Пархалина -Э. Шульц; «Гражданское общество» - А. Урбан - В. Леонхард; «Региональное сотрудничество» - И. Бусыгина - К.-Д. Кюбахер; «Идентичность» - Б. Орлов - В. Вайденфельд; «Перспективы» -А. Загорский - Х. Тиммерманн.

Сопоставление взглядов по ключевым темам взаимоотношений русских и немцев дало возможность яснее представить сходства и различия во взглядах ученых из двух стран.

Между тем продолжала активную деятельность «Мюль-хаймская инициатива». До 1995 г. было проведено 14 конференций по различным темам, большинство в стенах Евангелической академии в Мюльхайме. Одним из самых заметных мероприятий была встреча молодых лидеров российских политических партий. Группа журналистов и политологов подготовила к ее открытию книгу «Кто придет завтра в Кремль».

Итоговым обобщением деятельности «МИ» было издание труда объемом почти в 800 с. - сборника «Россия и Германия в годы войны и мира 1941-1995 гг.». Она вышла под редакцией Д. Проэктора, О. Прудкова, С. Случа (Россия), Й. Лезера, Х.-А. Якоб-сена (Германия).

В предисловии О. Прудков и Д. Бах так объясняли появление этой коллективной работы: «Можно сказать, что к написанию книги о российско-германских отношениях мы шли все пять лет. Три года назад на немецком и русском языках "МИ" выпустила в свет небольшую книгу "Не упустить наших возможностей. Аспекты российско-германских отношений в ХХ столетии".

Это была своеобразная "проба пера". Большинство проблем, затронутых в нынешней фундаментальной работе, обсуждались на конференциях "МИ". Содержание книги сопоставимо с проводимыми дискуссиями. Вслед за анализом преступной политики тоталитарных режимов, сделанным во время первых встреч, мы перешли к настоящему и будущему. На первый план вышли проблемы объединения Германии, значение германо-российского сотрудничества для судеб континента. На третьей и четвертой встречах (1991) справедливо говорилось об изменении европейского политического климата. Идеология конфронтации в Европе уступила место общечеловеческим ценностям, исчезал системный антагонизм».

Предисловие заканчивалось словами: «"Для Мюльхаймской инициативы", авторам настоящей книги важно не только пролить дополнительный свет на прошлое, но и определить магистральное развитие политической жизни... Политическая, экономическая и культурная интеграция России и Западной Европы - единственно возможное мудрое решение. Поддерживая Европейский союз, развивая партнерство с НАТО, Россия тем самым возвращается в семью цивилизованных государств, от которых она была изолирована более чем 70-летним господством коммунистического тоталитаризма» («Германия в годы войны и мира», с. 5).

В сборнике представлены 32 автора. Среди них - люди, за спиной которых опыт личного участия во Второй мировой войне и в послевоенной деятельности. С российской стороны это Яков Драб-кин, Михаил Семирягин, Даниил Проектор, Вячеслав Дашичев.

Очень кратко о деятельности В.И. Дашичева, публикации которого в СССР, ФРГ и ГДР были заметным событием в научной области, но также в области внешней политики все минувшие десятилетия после Второй мировой войны.

Обобщающие размышления Дашичева нашли отражение в двухтомнике «Банкротство стратегии германского фашизма 19331945» (112).

В годы перестройки В. И. Дашичев сочетает научную деятельность с активной публицистикой, реагируя на происходящее в ГДР и ФРГ и на процессы, которые вели к объединению страны. Так, в августе 1989 г. в Берлине состоялась международная конференция историков. В. И. Дашичев выступил на ней с докладом «Расчеты и просчеты Сталина накануне войны - 18-й съезд КПСС и советско-германский пакт о ненападении». Доклад был опубликован в изданной в Берлине в 1990 г. книге «1939-й год. На пороге мировой войны».

Публицистическая деятельность В.И. Дашичева - свидетельство того, что в переломный период ученые-германисты были поставлены перед необходимостью откликаться на события не в тиши академических кабинетов, а на площадках всякого рода конференций, остро реагируя на происходящее. На примере деятельности Дашичева мы видим, что российские ученые обладали достаточным багажом знаний и научной самостоятельностью, чтобы не с узкоидеологических позиций оценивать процессы, протекавшие на их глазах.

Остается среди публикаций В.И. Дашичева в последующем упомянуть обобщающий труд: «Стратегия Гитлера: путь к катаст-

рофе». Фундаментальное исследование издано в издательстве «Наука» в 2005 г. в четырех томах (113).

Сборник «Германия в годы войны и мира», в который В.И. Дашичев написал статью, была последней заметной акцией Мюльхаймской инициативы в ее первоначальном составе. Изменился состав редколлегии «Литературной газеты». Ушел из жизни Олег Прудков - заведующий международным отделом «ЛГ», сыгравший большую роль в обеспечении жизнеспособности этой организации.

ПРОЕКТ: «РОССИЯ - ГЕРМАНИЯ - ЕВРОПА»

Среди политических партий ФРГ социал-демократы выделяются повышенным интересом к осмыслению прошлого. В какой-то степени это было главной задачей Исторической комиссии, созданной при Правлении СДПГ. Именно по инициативе этой комиссии была проведена встреча в «партийном бараке» СДПГ в Бонне в 1991 г. (о ней было рассказано выше). Этим же занимается и Фонд Фр. Эберта, отделения которого разбросаны по всему миру. В годы перестройки фонд начал свою деятельность и в Москве. Им руководил Ханс Шумахер. К моменту установления творческих контактов с Институтом всеобщей истории его сменил на этом посту Петер Шульце, который много сделал для того, чтобы научные связи между учеными ФРГ и России интенсивно развивались.

Отнюдь неслучайно именно Институт всеобщей истории стал одним из постоянных партнеров Фонда Фр. Эберта. Директор института академик Александр Чубарьян возглавлял российскую часть совместной Исторической комиссии ученых России и Германии. Один из ведущих и старейших германистов страны Я. С. Драбкин уже который год вместе со своими коллегами по институту активно разрабатывал проблематику осмысления тоталитаризма, результатом чего явился коллективный труд «Тоталитаризм в Европе в ХХ веке» (Тоталитаризм в Европе). Возглавляемый им «Центр германских исторических исследований» проводил и ряд других тематических исследований, особенно связанных с историей возникновения Второй мировой войны.

Развитие контактов привело к тому, что под грифом Мюль-хаймской инициативы, Фонда Фр. Эберта и Института всеобщей истории предполагалось издавать совместные труды в рамках се-

рии «Россия - Германия - Европа». Редколлегию возглавили Я. Драбкин, А Чубарьян, Х.-А. Якобсен.

Начало совместной деятельности было положено в одном из самых судьбоносных мест Второй мировой войны - в Сталинграде / Волгограде. В мае 1995 г. здесь состоялась российско-германская конференция историков по теме «Вторая мировая война и преодоление тоталитаризма». В 1997 г. материалы конференции были изданы отдельной работой с тем же названием. С введением к книге выступил Петер В. Шульце, который в то время представлял Фонд Фридриха Эберта в Москве. Его исходная позиция: «Если рассматривать тридцатые годы нашего столетия в социально-политическом ракурсе, то - хотя их по праву можно характеризовать как эру мрака, эру развития тоталитарных систем в Европе -эти годы можно назвать также и самым интересным периодом ХХ века, когда были заложены основы современной модернизации» (351, с. 7).

П. Шульце так объясняет причины поддержки со стороны населения правителей тоталитарных режимов: «Видимый эффект порождал, в свою очередь, массовую лояльность, которая сохранилась в скрытой или деформированной форме в умах граждан и спустя многие годы после падения фашизма: он-де справился с крупным социальным кризисом 30-х годов, создав новые рабочие места, а Гитлер построил автобаны». «Именно в этом состояла связь между очарованием и репрессиями: угнетенные боготворили угнетателей за мнимые социальные гарантии» (351, с. 8).

Заключительный вывод П. Шульце: «Европейский тоталитаризм появился и рухнул вместе с общественными и технологическими преобразованиями, вызванными кризисом мировой экономической системы. Именно они создали почву для того, чтобы европейский фашизм так быстро сошел с исторической сцены. В прежней одежде он не имеет ни малейшего шанса стать угрозой для цивилизации» (351, с. 9).

Свой взгляд на проблему тоталитаризма высказала Е.Г. Блос-фельд, профессор Волгоградского педагогического университета. Ее исходная позиция: обратясь к истории, мы можем увидеть, что тоталитарные или близкие к ним режимы существовали на древнем и средневековом Востоке, в ряде случаев они существуют там и сегодня, в определенные моменты они существовали в Европе, например бонапартизм. Хотя термин «тоталитаризм» появился в ХХ в., но явление существовало всегда, во все периоды истории и в различных странах.

Е.Г. Блосфельд видит принципиальное различие между СССР и гитлеровской Германией. «Можно возмущаться сталинским террором, но советское государство никогда не открывало народу перспективу лучшего будущего за счет других народов» (26, с. 114). И еще одна позиция: «Советский социализм строился не за счет захвата чужих территорий, практически без чужой помощи, в условиях конфронтации с Западом» (26, с. 115).

Вывод волгоградского историка: «С точки зрения исторического подхода понятие "тоталитаризм" не проясняет сущности исследуемого общества. Констатация тоталитарного характера государства требует выяснения причин этого явления и его сути. "Понятие тоталитаризм" не способно объяснить ни советский социализм, ни германский фашизм» (26, с. 117).

Из многих вступлений на Волгоградской конференции я выделил вступительный доклад П. Шульце, поскольку он затронул актуальную ныне тему модернизации. Он же счел необходимым обратить внимание на причины, по которым часть населения и по сей день положительно оценивает тоталитарное прошлое.

Выступление Е.Г. Блосфельд - свидетельство того, что среди российских ученых далеко не однозначна оценка сути тоталитаризма, точно так же как сути происходившего в советские времена.

В следующем сборнике были помещены материалы конференции российско-германских историков, состоявшейся уже в другом конце страны, в Челябинске, в сентябре 1996 г. Сам сборник вышел в 1998 г. Тема конференции и название сборника «Веймар - Бонн. Опыт двух германских демократий и современная Россия». В редакционную коллегию вошли: Я. С. Драбкин, П. Шульце, А.И. Борозняк, М.Б. Корчагина, А.Б. Цфасман.

Наряду с учеными на конференции в Челябинске выступил писатель Эрвин Фишер с кратким, но весьма глубоким психологическим анализом. Тема его выступления: «Между Германией и Россией: судьба человека».

А.Б. Цфасман, руководитель кафедры новейшей истории Челябинского университета рассмотрел тему «Демократическая интеллигенция ФРГ и преодоление кризиса». Он обратил внимание на то, что на умы и настроения людей в послевоенный период оказало влияние молодое поколение деятелей культуры, непосредственно «обожженных» нацизмом и войной. В произведениях этих авторов прозвучало чувство вины за причастность к преступному режиму. Указав на деятельность литературного объединения «Группа 47», к которому присоединились многие в последующем

видные писатели (Г. Бёлль, Г. Грасс, М. Вальзер и др.), Цфасман подчеркнул: их заслуга не только в том, что они внесли огромный вклад в освобождение немецкого народа от многих иллюзий и заблуждений, но и в том, что в атмосфере 50-х годов, когда и в настроениях людей, и в прессе, и в исторической науке преобладало стремление затушевать или даже оправдать прошлое, они смело высвечивали негативные проявления в общественной жизни ФРГ, связанные с новым возрождением милитаризма и фашизма» (335, с. 136).

А.Б. Цфасман упомянул вышедшую в 1961 г. книгу гамбургского историка Ф. Фишера «Рывок к мировому господству», в которой гитлеровский Рейх представал как естественный преемник агрессивных милитаристских традиций Вильгельмовской империи. Эта книга, полагает А.Б. Цфасман, как и появившиеся исследования К.Д. Брахера, В. Зауэра, Г. Шульца, Э. Нольте, положили начало новому этапу изучения и осмысления национал-социализма в исторической науке.

Всеобщее общественное внимание, подчеркивает А. Б. Цфасман, привлек к себе проходивший в 1963-1965 гг. во Франкфурте-на-Майне «Освенцимский процесс» над палачами крупнейшего лагеря смерти. Немецкая общественность не только смогла увидеть личину убийц, но и познакомиться с масштабами нацистских преступлений благодаря документальным материалам, представленным видными историками Х.-А. Якобсеном, Г. Краусником, М. Бросатом, Г. Буххаймом, составившим основу фундаментального труда «Анатомия государства СС».

А.Б. Цфасман упоминает выступление в 1961 г. философа Т.В. Адорно, в котором преодоление нацизма предстало как важнейшая национальная задача, а также книгу философа Ясперса «Куда движется Федеративная Республика»? В этой книге Ясперс писал, что «виноват не Гитлер, а немцы, которые пошли за ним».

Вывод А.Б. Цфасмана: «Преодолев "кризис идентичности", пережив бурное студенческое движение протеста и последовавшие социальные движения, Федеративная Республика прошла мучительный процесс очищения от тоталитаризма и утвердилась как правовое, демократическое, социальное государство, ставшее неотъемлемой частью европейского сообщества» (335, с. 138).

Доклад А. Б. Цфасмана показал, насколько осведомлены челябинские историки о процессах, проходивших в послевоенной Германии, о книгах, выходивших в то время, о процессах, имевших место быть. Встретившись с ним некоторое время назад в Москве, я

узнал, что А. Б. Цфасман проживает теперь на берегу Балтийского моря в ганзейском городе Ростоке. Осмысливать немецкое прошлое у него теперь иные возможности.

В 2002 г. вышел третий сборник из этой серии под названием «Россия и Германия в историческом ракурсе». Он был в основном посвящен десятилетию Центра германских исторических исследований под руководством Я. С. Драбкина. В статье Ю.В. Га-лактионова «Современная российская историография национал-социализма» представлена широкая панорама деятельности ученых в этой области. Названы работы, почти не известные широкой публике. Так, Галактионов упоминает молодого ученого из Екатеринбурга В.А. Буханова, к сожалению, рано умершего, статьи, книги и докторская диссертация которого посвящены идейной эволюции гитлеровских планов переустройства Европы на принципах нацистского «нового порядка». Буханов впервые детально пишет о том, о чем в советской историографии были только скупые упоминания - о нацистских идеях европейской конфедерации, о нацистском «европейском социализме» и т.д. С точки зрения Га-лактионова, суждения В. А. Буханова о «поликратии» и «монокра-тии» в структуре тоталитарной власти - новое слово в российской исторической науке. По его мнению, В. А. Буханов приходит к интересному, хотя и небесспорному выводу: «Каждый нацистский фюрер - Розенберг, Риббентроп, Гиммлер и другие - стремился создать свой вариант идеологии, стратегии и политики национал-социализма. Для всех "империй" было характерно в годы войны стремление укрепиться не только в своем Рейхе, но и за его границами и превратиться, таким образом, в "империи" мультинацио-нального типа» (Галактионов, с. 69).

Упоминает Галактионов и книгу томского ученого Н.С. Черкасова, тоже рано умершего, «Германия, фашизм, неофашизм, молодежь», в которой «сделан новаторский для российской историографии вывод о том, что нацистам "удалось" добиться идентификации основной части молодежи с гитлеровским режимом» (87, с. 69).

Ю.В. Галактионов обращает внимание на то, что А.А. Галкин более 40 лет занимающийся изучением германского фашизма, в 1996 г. в статье «О фашизме - его сущности, корнях, признаках и формах проявления» сформулировал новое определение фашизма: «Фашизм представляет собой иррациональную неадекватную реакцию общества ХХ века на острые кризисные процессы, разрушающие устоявшиеся экономические, социальные, политические и идеологические структуры» (87, с. 70).

Обращает внимание Ю.В. Галактионов и на книгу В.В. Есипо-ва «Германский фашизм и культура (культурно-политическая деятельность НСДАП в 1929-1939 гг.»). По мнению Ю.В. Галактионова, автор книги «справедливо считает, что "поскольку политика национал-социализма в области культуры предполагала не только изгнание и уничтожение чуждых форм культуры, но и воспроизводство собственных культурных ценностей, создание специфических художественных идеалов, то следует изменить отношение к ней только как к деструктивному явлению и рассматривать ее как сложный и многоплановый социально-политический феномен, имеющий целый ряд определенных конструктивных элементов"» (87, с. 71).

В 1991 г. была опубликована статья Л.Н. Бровко «Церковь и Третий рейх», первая за послевоенные десятилетия работа на эту тему, где автор, по мнению Галактионова, совершенно справедливо пишет о том, что «некоторые традиционно сложившиеся представления и стереотипы, касающиеся позиции немецкой церкви в годы фашистской диктатуры, явно устарели и требуют переосмысления».

Завершая свой обзор, Ю.В. Галактионов пишет: «В целом же список статей и книг российских авторов, посвященных истории политике, экономике и культуре Германии, опубликованных в 1990-2000 гг. насчитывает более 800 работ... Как и ранее нет специальных исследований о нацистской партии и ее дочерних организациях... Малоисследованными остаются проблемы об отношениях нацизма и церкви, о развитии культуры в условиях нацистского господства, проблемы "Alltag" (будней в повседневной жизни) в Третьем рейхе. В историографии ФРГ наиболее актуальной продолжает оставаться тема Холокоста, тогда как в российской исторической науке она практически не разработана» (87, с. 72).

Ю. В. Галактионов выражал надежду, что совместно с учеными Бохумского университета ученые Западносибирского центра германских исследований напишут учебное пособие «История Германии» для студентов высших учебных заведений. Замечу, это пожелание было позднее осуществлено, и подробнее об этом будет сказано в разделе, посвященном деятельности сибирских ученых-германистов.

Наконец, следует упомянуть четвертый сборник. Он посвящен конференции «Диктатура: дискуссии в России и Германии»,

которая состоялась в Москве 23-25 сентября 2004 г. Ответственным редактором сборника, вышедшего в 2007 г. под названием «Изучение диктатур. Опыт России и Германии» была Марианна

Борисовна Корчагина, и это была ее последняя крупная редакторская работа. После тяжелой болезни она покинула сей бренный мир.

Предполагалось, что материалы конференции будут изданы также в Германии, и что конференцию и сборник будет одновременно с М.Б. Корчагиной готовить ганноверский профессор Ханс-Хайнрих Нольте. Но в последний момент профессору Нольте наши мидовские чиновники отказали в визе, он не мог участвовать в работе конференции и оказался в состоянии оценивать выступления участников лишь заочно, что он и сделал в послесловии к «корчагинскому сборнику». Будучи председателем Общества изучения истории мировой системы, он высказался следующим образом: «Мое участие в подготовке конференции оказалось возможным благодаря российским германистам - специалистам в области немецкого языка, литературы и истории из Москвы, в частности из Академии наук и университетов по всей стране. Они всегда приглашали меня на свои заседания, и я не только познакомился с крупными российскими учеными - некоторые из них, к сожалению, умерли, - но узнал страну, прежде всего провинцию - от Кемерово в Сибири до Липецка и Воронежа недалеко от границы с Украиной» (220, с. 206).

В содержании сборника две фамилии помещены в траурные рамки. Это - воронежский профессор В.А. Артемов и Ю.В. Галактионов, успевший в предыдущем сборнике дать свою оценку современной историографии тоталитаризма в России.

Сборник открывает предисловие доктора политологии Ма-теса Бубе, сменившего на посту руководителя Фонда Фр. Эберта в Москве Петера Шульце.

М. Бубе, в частности, писал: «Дискуссии вокруг диктатур в России и Германии имеют разные парадигмы не только из-за триумфа Сталина над Гитлером. Разделенная послевоенная Германия явила миру новые антагонизмы. Федеративная Республика воспринимала себя правопреемницей Германской империи, а Германская Демократическая Республика - антифашистским государством рабочих и крестьян, не имеющим отношения к предыдущей нацистской Германии. Когда вскоре после падения Берлинской стены взорвался и развалился Советский Союз, начался внутри-германский спор о диктатуре ГДР, в результате которого от системы бывшей власти в ГДР не осталось камня на камне. А между тем Россия выступила правопреемницей Советского Союза и стремилась сохранить государственность. В начале 1990-х годов на постсоветском пространстве шла борьба за власть и за форму

политической системы, что, впрочем, привело в некоторых бывших советских республиках к наследованию диктаторских режимов. Таким образом, можно поставить вопрос: имеет ли смысл увязывать дискуссию вокруг диктатуры, идущую в России, с дискуссией в Германии? Непосредственное сравнение едва ли возможно. Однако предлагаемая читателю книга убеждает в том, что совместное обсуждение обеих диктатур полезно» (52, с. 8).

И еще одно соображение М. Бубе: диалог ведут люди с разным образом мыслей и разной памятью о прошлом. Образование по кирпичикам складывается из знаний, извлекаемых из прошлого в соответствии с научными выводами и трактовками. Иными словами, реконструкция эпохи диктатуры имеет не только историческое, научное измерение, но также личное и социальное, обусловленное спецификой «воспоминания» отдельных людей или общественных групп.

Но есть, конечно, замечает М. Бубе, политическое измерение буквально повседневного обращения к недавней истории, чтобы с помощью интерпретации прошлой диктатуры соединить понимание современности с перспективами на будущее. М. Бубе в этой связи приводит высказывание Марселя Пруста: «Только в памяти складывается представление о действительности. То, что называется сегодняшним днем, это не пустой плод воображения, но оно наполнено прошлым и только через прошлое может быть понято» (52, с. 9).

Хотя в исходных данных этих четырех сборников упомянута «Мюльхаймская инициатива», а в редакционную коллегию серии «Россия - Германия - Европа» по-прежнему входил основатель «МИ» профессор Х.-А. Якобсен, деятельность этой организации с начала 2000 г. стала затихать. Во многом это объяснялось уходом на пенсию еще полного сил Дитера Баха, а это означало, что Евангелическая академия в Мюльхайме перестала быть площадкой для научных встреч, тем более что новое руководство академии переориентировало свою деятельность на внутренние дела. Была попытка сохранить заложенные традиции созданием так называемого «Мюльхаймского круга», который возглавил один из лучших знатоков проблем современной России политолог Хайнц Тиммер-манн. Не было проявлено интереса и со стороны российских властей, особенно после учреждения «Петербургского диалога», тон в котором стала задавать бюрократия. Деятельность «Мюльхайм-ской инициативы» постепенно предавалась забвению.

К 20-летнему юбилею «МИ» удалось издать брошюру при финансовой поддержке Германского исторического института в Москве. Профессор Х.-А. Якобсен, написавший к ней предисловие в ноябре 2009 г., так объяснял возникновение этой организации: «Преисполненные в разной степени энтузиазма основатели "МИ" были готовы их разнообразный опыт, полученный в годы войны и мира, включить в диалог и открыть молодому поколению совместный путь к мирному и человечному взаимоотношению друг с другом» (360, с. 5).

«Мюльхаймская инициатива» стала страницей истории, а деятельность по осмыслению прошлого продолжалась, причем наиболее интенсивно не где-нибудь, а в краю ГУЛАГовских лагерей - в Сибири.

КЕМЕРОВО: ЗАПАДНО-СИБИРСКИЙ ЦЕНТР ГЕРМАНСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Так получилось, что когда в ходе перестроечных процессов конца 80-х годов были сняты в основном существовавшие ранее идеологические ограничения, исследования тоталитарных процессов в их различной страновой ипостаси переместились на восток страны, и центром этих исследований стал горняцкий город Кемерово, а точнее - Кемеровский университет. Тому были разные причины, и прежде всего личностного характера. Ведущий германист университета профессор Юрий Владимирович Галактионов сплотил вокруг себя команду единомышленников и начал вместе с ними последовательно изучать существовавшую литературу по тоталитаризму, осмысливать различные стороны его проявления.

Галактионову удалось привлечь к исследовательской деятельности немецких ученых, приглашая их на разного рода конференции, «круглые столы», и вскоре возник своего рода российско-германский научный тандем в лице русского историка Юрия Га-лактионова и немецкого историка Бернда Бонвеча, который впоследствии, в 2005 г., стал директором Германского исторического института в Москве.

Но еще до этой совместной деятельности Ю.В. Галактионов поставил перед собой задачу разобраться в том, что и как писали ученые СССР о германском фашизме. В 1988 г. выходит моногра-

фия «Марксистская историография германского фашизма». Десять лет спустя сибирский ученый снова возвращается к этой теме и уже по-иному дает название своему исследованию «Германский фашизм как феномен первой половины ХХ века. Отечественная историография 1945-1990 годы». Его ближайшая сотрудница Лидия Николаевна Коренева также анализирует немецкую историографию, и в 1988 г. параллельно с монографией трех авторов -Галактионова, Черкасова, Кореневой - выходит ее отдельная работа «Германский фашизм: немецкие историки в поисках объяснения феномена национал-социализма». Она же уже в качестве доктора исторических наук в 2007 г. опубликовала новую работу, в центре которой знаменитый «спор историков»: «Германская историография национал-социализма: проблемы исследования и тенденции современного развития (1985-2005)».

Эти историографические работы свидетельствовали о том, что сибирские ученые имели достаточно полное представление о том, что писали их коллеги в собственной стране и в двух Герма-ниях, а затем в единой Германии, и уже на этой основе вырабатывали собственные представления на сущность тоталитаризма.

Заметной вехой в деятельности сибирских историков-германистов стало создание Западносибирского центра германских исследований (апрель 1999 г.) - общественной организации, преследующей научные и культурные цели и объединяющей преподавателей, научных сотрудников, аспирантов и студентов вузов Барнаула, Кемерово, Новосибирска и Томска. Председателем центра стал профессор Ю.В. Галактионов.

Одно из первых мероприятий Западносибирского центра -проведение в Кемерове 19-22 декабря 2000 г. международной конференции, посвященной десятилетию объединения Германии. Год спустя вышел первый выпуск серии «Германские исследования в Сибири» под названием «Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии».

Уже само название сборника свидетельствовало о том, что на конференции происходил интенсивный сравнительный анализ политических процессов в обеих странах. Он шел на заседаниях четырех секций, тематика которых раскрывала суть обсуждаемой проблематики: Тоталитаризм как феномен ХХ века; История и историография сталинизма и его преступлений; История и историография национал-социализма; Процессы демократии в ФРГ и России.

В какой-то степени это была встреча ученых, которые уже на конференции в Екатеринбурге в 1989 г. высказывали свои пред-

ставления о сущности тоталитаризма, и вот теперь, 11 лет спустя, обратились к тем же темам, но уже обогащенные новыми знаниями, полученными в ходе обмена мнениями и изучением новой литературы по обсуждавшейся тематике.

На конференции выступили с докладами 50 ученых из России и Германии. Это люди с различным жизненным и научным опытом. Среди них выделялся один из старейших германистов страны, который еще в давние советские времена настаивал на объективном научном анализе германского фашизма. На этой конференции Лев Израилевич Гинцберг выступил с докладом «Харизматический лидер в системе тоталитарной диктатуры». Свои размышления об особенностях поведения диктаторов в России и Германии Л. И. Гинцберг завершил следующим выводом: «Подводя итог, следует вновь сказать, что независимо от того, к какому политическому и идеологическому направлению принадлежали тоталитарные диктатуры, среди общих черт, присущих им, практически обязательной была фигура харизматического лидера, стоявшего во главе партии-монополиста. Независимо от биографии, образовательного уровня, подхода к управлению государством, они были единомышленниками в приверженности к абсолютной власти, поддерживаемой прежде всего карательными органами, но в то же время пользующейся поддержкой значительных масс населения. Внутренне эти режимы были достаточно прочны; конец им могли положить лишь военный разгром или смерть диктатора» (101, с. 69).

Через год, 18-20 сентября 2001 г., в Кемерово состоялась очередная конференция в рамках серии «Германские исследования в Сибири» с тематикой: «Тоталитарный менталитет: проблемы изучения, пути преодоления».

В предисловии к сборнику материалов конференции Б. Бонвеч и Ю. Галактионов писали: «Наименее разработанными во всем комплексе проблем теории и истории тоталитаризма являются проблемы тоталитарного менталитета. В советском об-ществознании сам термин «менталитет», так же как и термин «тоталитаризм», или не употреблялся, или употреблялся только в негативном смысле. В советских словарях вплоть до конца 1980-х годов термин «менталитет» вообще отсутствовал. Впрочем, среди исследователей нет единой точки зрения на то, что же такое менталитет... Понятие менталитета всегда исторично. Видимо, можно говорить о менталитете определенного общества или даже менталитета эпохи. Если брать во внимание менталитет современного

российского общества, то во многом это наследие советского государства, советской культуры, идеологии и психологии.

Изменить то, что складывалось в течение десятилетий, в одночасье невозможно, это процесс длительный. Задача изучения, а тем более преодоления тоталитарного менталитета чрезвычайно трудна. Настоящий сборник - это одна из первых попыток совместными усилиями историков, философов, политологов, культурологов, филологов и педагогов достичь прогресса на этом пути» (137, с. 8).

На этой конференции также были созданы четыре секции. Их названия позволяют представить содержание проходивших обсуждений: Проблемы теории тоталитаризма и тоталитарного менталитета; Исторические аспекты формирования тоталитарного сознания; Человек и тоталитарное государство: проблемы взаимоотношений; Утверждение прав личности в общественном сознании в условиях перехода от тоталитаризма к демократии.

В конференции с докладами выступили 70 ученых из России и Германии.

Следующая конференция в серии «Германские исследования в Сибири» состоялась в Кемерове в 2005 г. Она проходила несколько дней под руководством с Б. Бонвеча и Ю.В. Галактионова. А через полтора месяца Галактионова не стало. Он умер 13 ноября

2005 г. Так что сборник материалов этой конференции вышел в

2006 г. с портретом Юрия Владимировича в траурной рамке. Ушел из жизни один из ведущих германистов России, проявлявший творческий интерес к исследованию самых сложных вопросов. А было ему всего 57 лет.

Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России» - вот тема, которая обсуждалась на этой конференции.

Б. Бонвеч свой доклад «Вторая мировая война и история Германии и России» завершил следующим выводом: «Победа над Германией означала для Советского Союза, таким образом, не только спасение от смертоносных планов немцев и возвышение до мировой державы, но и, как и ранее, полную изоляцию от внешнего мира и прежде всего возврат к сталинизму с его произволом, репрессиями и лишениями... Что касается последствий войны для России и Германии, то складывается впечатление, что Западная Германия в результате войны только выиграла, а Советский Союз - в плане внутриполитического, духовного и экономического развития - скорее проиграл. Восточная Германия разделила этот проигрыш больше как сателлит, нежели как проигравшая войну.

Лишь с перестройкой и распадом Советского Союза в этом отношении наступили перемены» (32, с. 332-333).

Через год (2007) в Кемеровском университете вышел сборник статей по чрезвычайно важной и редко обсуждаемой теме «Политическое насилие в исторической памяти Германии и России, а еще через два года (2009) - сборник «Политическая культура в истории Германии и России» на основе материалов конференции, состоявшейся в 2008 г. в Кемерове. И на этой конференции выступили более 50 ученых из Москвы, Барнаула, Воронежа, Екатеринбурга, Казани, Кемерова, Новосибирска, Саратова, Северска, Томска, Уфы. Словом, была представлена почти вся научная Россия, связанная с германской проблематикой.

В последующем Западносибирский центр германских исследований продолжал свою деятельность. Его последнее по времени мероприятие - Международная конференция «Разрушение и возрождение в истории Германии», которая проходила в Томске в сентябре 2009 г. Организатором конференции был Томский университет.

По окончании этой конференции часть ее участников переместилась в Кемерово, и уже здесь в Кемеровском университете 26-27 сентября 2009 г. состоялся «круглый стол» «Переломные эпохи в истории Германии и России в антропологическом измерении». Л.Н. Корнева, которая вела этот «круглый стол», так объяснила его содержание: «Участники дискуссии пытались выяснить специфику переломных периодов и переломных эпох на примере истории Германии и России. Был поставлен вопрос, всегда ли они связаны с модернизационными процессами или следствием их могут стать «исторические откаты».

В ходе дискуссии было затронуто много проблем. Возник своего рода диалог между двумя участниками «круглого стола». Это Ирина Юрьевна Николаева, профессор кафедры Древнего мира, Средних веков и методологии Томского университета и Йоахим Шолтысек - руководитель кафедры новейшей истории Боннского университета.

И. Ю. Николаева многие современные события объясняет влиянием на них античного мира, его культурного наследия. В Германии, благодаря античному наследству и заимствованиям существовали крупные предпринимательские слои в виде Союза городов Ганзы, Южно-Рейнского союза и т.д. В России бюргерско-предпринимательский дух отсутствовал. «Моральное санкциони-

рование честной наживы, озвученное религиозным языком Лютера, не находит аналогов на русской почве».

Но вместе с тем И. Ю. Николаева полагает, что существовала «психосоциальная идентичность России и Германии», и что она проявилась на другом витке модернизации. «В 30-е гг. (ХХ в.) теневой стороной этого этапа модернизации неслучайно именно в России и Германии является феномен тоталитарных режимов». В этом смысле у сталинизма и фашизма одна природа, историко-психологически сходная структура сознания, породившая данные режимы».

Однако, полагает И. Ю. Николаева, у этих режимов существует и отличие. «Тоталитарный режим в немецком варианте в большей степени ориентирован на brainwasher (промывание мозгов), в то время как сталинский режим на русской почве, где этого античного наследия в виде правовой культуры, правосознания, соответствующего ментального уклада не наличествовало, преимущественно действовал силовыми методами, загоняя свой народ в лагеря. И в этом смысле национальный менталитет, имеющий свой составной комплекс страха-любви к правителю (что и составляет квинтэссенцию авторитарной структуры сознания) выражен был предельно жестко».

Констатируя все это, делает вывод И. Ю. Николаева, нужно смотреть далеко вперед и «видеть опорные линии макроисториче-ского рисунка». Кто будет первенствовать на европейской арене в будущем? Точка зрения самой Николаевой: «Если брать ЗападноЕвропейский регион, то такую скрипку играет Германия, но если рассматривать ситуацию шире и глубже, то я не исключаю, что на определенном этапе может произойти то, о чем говорили философы-евразийцы, что предсказал великий Гегель, говоря, что "свет придет с Востока". Вполне возможно, что новую модель социальности, пройдя через тяжелую работу жерновов истории, явит и Россия. Шанс России явить новую форму социальности, которая преобразует саму идеальную модель модернизации, воспринимаемую сегодня лишь как переход к более передовым технологиям и более демократическом в правовом плане общественном устройстве». «Между тем совершенно очевидно, что историческая правда за тем обществом, которое, перефразируя Э. Фромма, найдет путь регенерации личности с преимущественной ориентацией на то, чтобы "быть", а не "иметь"».

Общий вывод И. Ю. Николаевой: «Российская модель, сильно "буксующая" на нынешнем витке модернизации, имеет шанс быть

отредактированной в условиях нынешней преходящей эпохи благодаря специфике много повторенных историей попыток сбалансировать индивидуально-личностное и социально-корпоративное начала, а также благодаря тому, что имеет возможности в силу специфики своего культурно-психологического наследия явить миру новую форму социальности».

Боннский профессор Й. Шолтысек подошел к тематике модернизации с другой стороны. Его исходная позиция: «Главный вопрос, если мы посмотрим как раз на Германию и Россию, будет звучать следующим образом: "Возможна ли модернизация без отказа от гуманности?" Модернизация - это бивалентное явление, которое может происходить, в том числе, при авторитарных и диктаторских условиях, как коллега нам только что рассказала».

Й. Шолтысек упоминает понятие, введенное американским ученым Джефри Хофом, «реакционный модернизм». И далее поясняет: «Если мы посмотрим на последние 200 лет, то мы увидим, что просветительский либерализм к концу XIX века уже везде потерял свое значение, во всех странах Европы, и что просветительская мысль как в Германии, так и в России, в начале ХХ века получила, так сказать, смертельный удар. И можно сказать, что ХХ век был веком идеологий, так сказать, варварским веком, веком варварских отношений».

Й. Шолтысек поясняет свою мысль: «В Германии пришел к власти такой варварский режим как национал-социализм. Если посмотреть на это с антропологической точки зрения, то здесь встает вопрос: почему такая нация, которая считала себя цивилизованной, почему она пришла к такому развитию событий».

Для немецких историков, конечно, первый вопрос состоит в том, является ли то варварство, которое творилось, чем-то типично немецким или, может быть, этот феномен является общечеловеческим, что может произойти в любом обществе, которое пойдет по пути к диктаторскому режиму. «Этот вопрос, как представляется, конечно же, до сих пор не решен».

В дискуссии снова взяла слово И. Ю. Николаева и, в частности, обратилась к профессору Й. Шолтысеку: «Вы очень интересно ставите вопрос о том, возможна ли модернизация с гуманистическим лицом. На сегодняшнем этапе это одна из сложных проблем современного общества. И вот в этом смысле как вы оцениваете текущий процесс модернизации в Германии, и, в частности, может быть это всего лишь один из срезов специфики текущего этапа модернизации?»

Ответ Й. Шолтысека в последующей дискуссии: «Модернизация, гуманная, модернизация демократическая возможна, но не обязательно должна происходить так. И ХХ век - это яркий пример тому. Германия модернизировалась, несмотря на национал-социализм. А после 1945 г. произошел такой перелом, при котором стала возможной реализация демократической модели».

Й. Шолтысек излагает свое понимание модернизации. С политической точки зрения - это развитие демократических процессов, с экономической точки зрения - это определенный уровень доходов, экономический уровень, с культурной точки зрения - это определенный уровень культуры и секуляризации. Это тот минимум основных критериев, которые нужно назвать. И если мы обратимся к 70-80-м годам ХХ столетия, когда история подвергалась сильной теоретизации, то в то время как раз было разработано много теорий о том, что, собственно, есть модернизация. «Но эти теории просуществовали так же недолго, как и теории особого пути».

Реплика И. Ю. Николаевой: «Многие умы отмечают важную особенность текущего процесса модернизации, в том числе западного образца. Она связана прежде всего с тем, что проблемы массового общества являются той самой ахиллесовой пятой модернизации, включая Германию и Россию. Поэтому важный вопрос заключается в том, есть ли альтернатива этому? Если судить по скандинавскому опыту, то определенные шаги цивилизация сделала, но они тоже оказались недостаточны».

И.Ю. Николаева делает различие между переходными эпохами внутрицивилизационных масштабов и большими переходными эпохами, которые «представляют собой крупные прорывы в исторической толще развития цивилизации в целом». И в этом смысле «мы находимся опять на пороге нового очень большого перехода, культурно-исторический абрис которого только-только высвечивается».

Таков был обмен мнениями между учеными двух стран, который состоялся в Кемерове в сентябре 2009 г., и в котором затрагивались перспективы цивилизационного развития. И если представить себе всю совокупность вопросов, которые поднимались на конференциях в Кемерове, а также количество участников дискуссий - как с российской, так и с немецкой стороны, то мы получим масштабную картину интеллектуального состояния данного научного сообщества, зрелость и самостоятельность суждений. И не будем забывать, что это происходило в местах, которые в европей-

ском сознании воспринимались как глухие таежные леса, куда ссылались разбойники и инакомыслящие.

Но если оценивать деятельность Западносибирского центра в целом, то на первое место я все же поставил бы учебник по истории Германии. Этот фундаментальный труд в трех томах. В первом томе - история Германии с древнейших времен до создания Германской империи. Второй том - от создания Германской империи до начала XXI в. Третий том - документы и материалы. Особенность учебника - первая в российской историографии попытка дать в одном издании системное изложение германской истории с древнейших времен до нашего времени. До этого студенты могли изучать историю Германии лишь по двухтомнику, вышедшему в 1970 г. в издательстве «Наука», последняя глава в котором называлась «ГДР - форпост мира и социализма». В 2000 г. вышло учебное пособие по Германии В. А. Артемова и - позднее - пособия по истории Германии в ХХ в. А.Ю. Ватлина, А.И. Патрушева, Н. В. Павлова.

Вторая не менее важная особенность: все три тома вышли под общей редакцией российского ученого Ю.В. Галактионова и немецкого ученого Б. Бонвеча. А это означает, что при написании этого труда коллективом авторов российских ученых учитывалась и немецкая точка зрения. Более того, немецкая сторона принимала самое активное участие в подготовке этого труда. Финансировал данный проект фонд «Фольксваген». Историки Рур-университета в Бохуме подключились к подготовке издания в рамках Фонда «Совместные пути в Европу», который предусматривает совместную работу немецких и российских ученых.

Были проведены четыре конференции. На первой - в сентябре 2000 г. (Кемерово) обсуждалась общая концепция и структура учебного пособия. На второй - в апреле 2001 г. (Кемерово) - авторы представили планы-проспекты своих глав, и в их обсуждении приняли участие профессора и доценты Рур-университета Бохума.

Все авторы получили возможность осенью 2001 г. выехать в Бохум для изучения источников и новейшей немецкой литературы. Состоялись дискуссии с немецкими коллегами. Затем каждый из авторов написал первый вариант своего текста. Тексты были посланы в Бохум и одновременно российским коллегам, специалистам по соответствующим разделам истории.

Третья конференция состоялась в Барнауле (сентябрь 2002 г.). На ней тексты были одобрены, внесены соответствующие критические замечания и пожелания.

Четвертая, заключительная, конференция состоялась в сентябре 2003 г. (Кемерово) с участием двух российских (Б.М. Туполев, А. И. Борозняк) и двух немецких экспертов (Б. Бонвеч и Ю. Оберт-райс). После конференции завершилась окончательная редакторская работа над текстами.

В предисловии называются имена немецких ученых, которые помогали на различных стадиях рабочего процесса, а также научно-технических помощников в Бохуме и Западной Сибири. В 2005 г. трехтомник вышел в свет.

В предисловии изложена концепция трехтомника: «Основной идеей пособия и целью всех его авторов было сконцентрироваться не только на власти и ее проявлениях, а учесть и другие важнейшие сферы человеческого сосуществования - экономику, будни, духовную жизнь и культуру, показать их взаимодействие и их значение для исторического развития Германии в контексте европейской истории, т. е. по существу отказаться от традиционного изображения германской истории как истории политической.

Работа над «Кемеровской историей Германии» по-своему уникальна и представляет собой наглядный образец возможности тесного сотрудничества ученых двух стран по такой довольно щекотливой теме как трактовка исторического процесса Германии на протяжении всей ее многотрудной истории. Весьма примечательно, что этот труд сотворен «во глубине сибирских руд», за тысячи километров от Рейна и Эльбы. Еще одно доказательство, что расстояния настоящему сотрудничеству не помеха.

ЛИПЕЦК: МЕЖДУНАРОДНЫЕ КОПЕЛЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ

А теперь перенесемся из Сибири в среднюю полосу России. Одним из центров осмысления прошлого в России является Липецк. У Липецка своеобразная история. В свое время в Липецке были открыты минеральные воды, и для российской знати стало привычным на лечение отправляться не только на немецкий курорт Баден-Баден, а теперь уже на свои «липецкие воды».

Однако в Липецк приезжала не только знать, но и разночинная публика, чтобы здесь на нелегальном съезде определить перспективы и методы действий народовольческого движения. Из липецкой провинции вышел Георгий Плеханов - первый марксист в

России, он же первый реформист в краткий период Февральской революции 1917 г. В 1920-е годы на улицах Липецка зазвучала немецкая речь, и в небе над городом летали немецкие летчики, среди которых, говорят, был сам Герман Геринг. Так большевики помогали немецкому райхсверу обходить запретительные положения Версальского договора.

Но вот уже после распада СССР в Липецком педагогическом институте возникает идея проводить регулярные Копелевские чтения. Их инициатор, директор института В.Б. Царькова, в первую очередь предполагала развивать контакты с немецкими преподавателями и учеными с целью обогащения знаний в изучении немецкого языка. И такие Первые Копелевские чтения состоялись в 1995 г. Однако фигура самого Льва Зиновьевича Копелева была столь многогранной, а круг его занятий столь масштабным, что уже на следующих, теперь уже Международных Копелевских чтениях (1997) обсуждался круг проблем, выходящих далеко за рамки филологии, и в них приняли участие ученые, преимущественно занятые осмыслением исторических процессов.

Самое примечательное: сам Копелев находился в это время в Германии, проживая в Кёльне. И попал он туда при весьма драматических обстоятельствах. Напомним о них еще раз. В 1981 г. вместе с женой Р. Орловой он приехал в ФРГ, чтобы заняться сугубо научными исследованиями. Но вслед ему был послан указ о лишении его гражданства СССР. Так Копелев оказался вынужденным эмигрантом. Однако Копелев был настолько полон творческой энергии, что решил посвятить себя историческому, документально подтвержденному исследованию взаимоотношений русских и немцев на протяжении тысячелетней истории. Масштабный проект, аналогий которому в мировой исторической практике не существует.

И вот, собрав вокруг себя энтузиастов и опираясь на поддержку немецких властей, он создал так называемый Вупперталь-ский проект, в рамках которого стали выходить тома «Немцы о русских» и «Русские о немцах». Всего десять томов. Значение этого культурного события состояло в том, что для молодых историков в обеих странах была подготовлена фундаментальная источниковедческая база. Осмысливая уроки относительно недавних событий, происшедших в ХХ столетии, историки и политики получили возможность составить себе представления о том, где корни тех или иных явлений, давших о себе знать, в том числе в газовых камерах Освенцима и концлагерях ГУЛАГа.

Вторые Копелевские чтения открылись 9 апреля 1997 г., в день, когда Льву Зиновьевичу исполнилось 85 лет. В приветствии, записанном на видео, он обратился к участникам «Чтений». В нем были и такие слова: «Благодарю за высокую честь, которую вы оказали мне, назвав Чтения моим именем. Благодарю за очень интересные работы, вошедшие в изданный вами сборник. Не могу, к сожалению, к Вам приехать. 85 лет - тяжелый возраст. Но я работаю... Еще раз благодарю всех коллег, друзей, слушателей. знакомых и незнакомых. Спасибо».

Но через десять недель, когда шла подготовка к изданию второго сборника Чтений, из Кёльна пришла весть. 18 июня 1997 г. Л. З. Копелев скончался. Это была одна из самых ярких личностей советского и постсоветского времени.

О чем говорили на вторых, теперь уже международных, Ко-пелевских чтениях? Назовем лишь темы докладов, имеющих прямое или косвенное отношение к осмыслению прошлого в ХХ в.: Россия и Германия в ХХ в.: диалог революций, диктатур, демократий (Я. С. Драбкин); Основные ценности - мост между цивилизациями (Б. С. Орлов); Диалог культур. Европейский контекст (Ю.А. Борко); Что думают россияне о Германии и немцах? (Петер В. Шульце); Геополитические факторы взаимодействия России и Германии в ХХ веке (О.В. Воробьева); Образы России в сознании и самосознании немцев ХХ века (Вольфрам Ветте); Национальное и региональное самосознание в Германии (И.М. Бусыгина); Взаимодействие России и Германии в процессах экономической консолидации Европы (О. В. Буторина); Одиночество и пафос: взаимодействие немецкой и русской культуры (Ханс-Хайнрих Нольте); Германская историческая наука о нацистской агрессии против СССР: новые споры вокруг старого тезиса о «превентивной войне» (Герд Р. Юбершерер); Сотрудничество российских и германских историков в изучении движения Сопротивления в Германии («Красная капелла») (В.В. Пустовалов); Судьба России в морфологии культуры Освальда Шпенглера (В.А. Митягина); Россия в творчестве немецких историков Веймарского периода Л.К. Гётца и К. Штелина (В. А. Артемов); Культурфилософская концепция А. Блока и ее немецкие источники (В. А. Сарычев); Россия и русская культура в восприятии немецких консерваторов начала ХХ века (С.Г. Аленов).

Это лишь часть докладов, но и они дают представление о диапазоне интересов и круге проблем, обсуждавшихся на Вторых Копелевских чтениях.

Традиция Чтений продолжалась. Ее поддерживал и развивал липецкий историк Александр Иванович Борозняк, автор многочисленных работ по истории Германии, в том числе исследования процессов осмысления прошлого в Германии в книге, которую он назвал «Искупление» (Борозняк).

Состав участников заметно расширился на Копелевских чтениях, которые прошли в Липецке 9-10 апреля 2002. На это обратил внимание, приветствуя присутствующих, ректор Липецкого педагогического университета Н.Г. Бугаков: «Важной особенностью Копелевских чтений является то, что в них на равных принимают активное участие представители старшего поколения научного сообщества и молодые исследователи Липецкого государственного педагогического университета, других научных центров и высших учебных заведений страны. Доброй традицией стало участие в чтениях учителей средних школ, студентов и школьников Липецка» (Копелевские чтения, 2002, с. 13).

Н.Г. Бугаков привел высказывание Л.З. Копелева: «Европа немыслима без России. Без русской литературы, без русской музыки Европа была бы беднее. Но и Россия была бы духовно и политически беднее без Германии».

Докладчиками на Копелевских чтениях 2002 г. были ученые из Москвы, Санкт-Петербурга, Фрайбурга, Бохума, Тюбингена, Липецка, Воронежа, Волгограда, Перми, Челябинска, Оренбурга, Саранска, Ельца.

Воспроизведем точки зрения представителей немецкой и российской стороны по наиболее актуальным темам.

Вольфрам Ветте, профессор Фрайбургского университета, выступил с докладом: «Война нацистской Германии против СССР. Современные дискуссии». Его исходная позиция: «В Германии и в России постоянно предпринимались попытки реанимировать национал-социалистическую легенду о превентивной войне. Эти попытки носили четко выраженный политический характер. Книга Иоахима Хоффмана "Тотальная война Сталина. 1941-1945", посвященная этой теме, выдержала уже девять переизданий, а "Ледокол" Виктора Суворова распродавался миллионными тиражами в бывших советских республиках. Защитники теории о превентивной войне в большинстве своем избегают, по понятным причинам, открытых научных дискуссий» (73, с. 189-190).

В качестве примера В. Ветте приводит российско-германскую научную конференцию в Тутцинге, которая была организована в 1999 г. профессором Бьянкой Пьетро-Энкер. Резуль-

тат конференции, по мнению Ветте, оказался вполне прогнозируемым: тезис о превентивной войне был и остается ошибочным. Гитлер и руководство вермахта не верили, что Красная Армия первой осуществит нападение. Для Сталина же в 1941 г. приоритетной была внутриполитическая консолидация, вследствие чего он был заинтересован в дальнейшем сотрудничестве с Германией. Кроме того, ослабленная многолетними чистками Красная Армия объективно не могла начать войну против Рейха.

В этой связи В. Ветте приводит точку зрения немецкого историка Герхарда Шрайбера, который, по его мнению, опубликовал блестящую краткую историю Второй мировой войны: Сталин сделал ставку на компромисс с Гитлером и уж никак не хотел верить, что тот решится вести военные действия на два фронта.

По мнению В. Ветте, интерес к истории советско-германской войны был подогрет в Германии открытием выставки «Война на уничтожение. Преступления вермахта в 1941-44 гг.». Во второй половине 90-х годов ее посетили около 850 тыс. человек в 30 городах ФРГ и Австрии. Никогда до этого, замечает Ветте, тема германской агрессии против СССР не обсуждалась широкой общественностью и, более того, находилась под знаком табу. С открытием выставки начались дискуссии, разделившие научное сообщество и публику ФРГ на два лагеря. Однако выставка достигла своей главной цели: бесславная история вермахта с полувековым опозданием стала доступна миллионам людей.

В. Ветте подчеркнул: дело не ограничилось открытием выставки. Обсуждение данной проблематики было продолжено в стенах парламента ФРГ. В мае 1997 г. Бундестаг своим зафиксированным в документе решением признал: «Вторая мировая война была агрессивной и направленной на уничтожение. Вина за это преступление принадлежит национал-социалистической Германии». Только после констатации этого факта, заметил В. Ветте, стала возможной реабилитация членов вермахта, осужденных во время войны за отказ от военной службы, за «действия, направленные на подрыв оборонной мощи и дезертирство».

В. Ветте сообщил далее, что выставка была закрыта после выявления некоторых ошибок и неточностей. Была создана комиссия, состоявшая из профессиональных историков, которая провела экспертизу выставленных на выставке экспонатов, и результат оказался абсолютно противоположным: ошибки были допущены только в деталях, основания для сомнений в правильности общей концепции выставки отсутствуют. По мнению комиссии, выставка

явилась «необходимой, и в будущем сможет внести значительный вклад в развитие историко-политической культуры ФРГ».

В результате выставка вновь была открыта в 2001 г. в Берлине благодаря финансовой поддержке директора гамбургского института социальных исследований профессора Яна Филиппа Реемстмы. Протесты против выставки были только из праворадикального лагеря.

Как реагировали на это военные? Ведомство военно-исторических исследований ФРГ в качестве официального ответа на выставку провело конференцию, на которой были представлены новые исследования (60 научных докладов!). Однако, по мнению Ветте, тема «Вермахт и война на уничтожение» была освещена слабо. Состоявший из материалов конференции сборник «Вермахт: миф и реальность» отражает многие интересные детали, но не передает картины в целом. И все же, замечает Ветте, сборник имеет положительное значение: он показал, что сегодня в немецких университетах над историей вермахта во Второй мировой войне и особенно над историей германо-советской войны работают многие молодые историки. Эти исследования, подчеркивает Ветте, осуществляются в рамках не традиционной, а современной военной истории, рассматривающей войну как общественно-историческое явление.

В заключение В. Ветте упомянул книгу Кристиана Герлаха «Запланированное убийство», которое он характеризует как выдающееся исследование. К. Герлах анализирует действия основных немецких оккупационных органов Белоруссии в 1941-1944 гг. Он показывает, что трехгодичная оккупация привела к хищнической эксплуатации, деиндустриализации, деурбанизации и разорению страны и к уничтожению более 2 млн. человек.

Проблематику войны и отношений между народами в ином концептуальном ключе рассмотрел Ю.А. Борко, российский ученый, европеист, один из ведущих специалистов по европейской интеграции, президент Ассоциации европейских исследований, в докладе «Преодолевая образ врага: могут ли Россия и Германия воспроизвести франко-германский опыт?»

В начале доклада Ю.А. Борко высоко оценил деятельность Копелева: «Лев Копелев соединял в себе мудреца и воителя, его темперамент проявился в активном гражданском действии. Так было всегда и везде - на фронте, в "шарашке", в творчестве и правозащитной деятельности после освобождения из клетей ГУЛАГа, наконец, в годы вынужденной эмиграции и жизни в ФРГ. Именно

там Копелев начал и осуществил уникальный "Вуппертальский проект", целью которого было преодоление образа врага во взаимных представлениях россиян и немцев, возрождение традиционных духовных и культурных связей между двумя народами, сыгравших огромную роль в истории Европы. Это мог сделать только он и никто другой. В его судьбе сошлись две страны, два народа, две культуры, и была своя справедливость в том, что в конце жизни он стал гражданином двух государств - Германии и новой России».

«К сожалению, - отметил Ю.А. Борко, - он пока недооценен в своем отечестве, но я убежден в том, что наше общество воздаст ему должное. Возможно, это произойдет, когда хрупкая тенденция к экономической и политической стабилизации в России станет устойчивой и материально осязаемой, возвращая русским людям чувство национального достоинства и более здравый взгляд на отношения с другими народами. России и Германии предстоит еще много сделать, чтобы преодолеть старые комплексы взаимного неприятия и в итоге завершить дело, начатое Копелевым» (39, с. 226).

Как мне представляется, заметил далее Ю. А. Борко, в России делается для этого гораздо меньше, чем в Германии. Но существенно и то, что в Германии есть позитивный опыт преодоления образа врага в отношениях с куда более давним противником -Францией. В своей речи в Цюрихском университете, произнесенной в сентябре 1946 г., Уинстон Черчилль причиной всех бед европейцев назвал «националистические распри», среди которых был франко-германский антагонизм. Немыслимая в прошлом трансформация отношений между этими странами заслуживает размышления.

Обращаясь к прошлому, Ю.А. Борко напомнил, что в сентябре 1939 г. Франция и Германия начали войну как равные враги, а в 1945 г. они ее закончили как враг-победитель и поверженный враг. Самое поразительное, замечает Борко, победитель - Франция - испытывал страх перед побежденным - Германией. Жан Монне писал в своих мемуарах по этому поводу: немцы «испытывали унижение от нашего бесконечного контроля, а французы -страх, что немцы в конце концов перестанут им подчиняться». Иными словами, это был страх «повторения пройденного», движения по замкнутому кругу, который государства, а вместе с ними другие народы Европы, прошли уже дважды менее чем за полвека.

Ю.А. Борко придает большое значение деятельности ведущих политиков во Франции и Западной Германии, которые одобрили разработанный проект Европейского сообщества угля и стали. «Аденауэру понадобился минимум времени, чтобы оценить

значение проекта для его страны и принять предложение. Поразительная мудрость и решительность!» (Борко, с. 227).

Из этого обстоятельства и дальнейших событий, ведущих к становлению Европейского сообщества, по мнению Ю. А. Борко, следует сделать несколько уроков.

Первый урок - первый шаг в направлении коренного улучшения франко-германских отношений «всецело определяется политической волей двух государств». Конечно, поясняет Борко, «государство нуждается в поддержке общества, прежде всего его наиболее влиятельных и организованных групп. Но иногда - на первых порах или в критических ситуациях - это может быть и меньшинство» (39, с. 227).

Второй урок - «образ врага» преодолевается не словами, а делами. Фактическая солидарность, поясняет Борко, это солидарность на практике, в совместной деятельности, приносящей осязаемые результаты. В качестве примера Борко приводит деятельность Европейского сообщества: «Раздвинулось пространство самореализации личности, организации ее жизни и деятельности; его границы уже не совпадают с границами национального государства. Вместе с тем личность начинает осознавать свою принадлежность к новой общности - единой, интегрированной Европе. Этот процесс несомненно внес свой вклад и в позитивную трансформацию взаимного восприятия немцев и французов» (39, с. 228).

Третий урок - оба государства приложили огромные усилия к тому, чтобы изменить представления народов друг о друге, преодолеть «образы врагов». Эта политика осуществлялась по нескольким направлениям при активном участии государства и общественности.

Ю. А. Борко сравнивает франко-германские отношения с отношениями между Германией и Россией. Его вывод критичен: недостатка в словах нет, да и масштаб практического сотрудничества России с Германией намного больше, чем с любым другим европейским государством. «Но это не стратегия "прорыва" к качественно новым отношениям, сопоставимая с той, что была принята полвека назад Францией и ФРГ». В чем дело? «Россия не будет готова к "прорыву", пока не достигнет весомых успехов в строительстве эффективной рыночной экономики, гражданского общества и демократического государства» (37, с. 229). Это не значит, что следует сложить руки и ждать лучших времен. «Перед нами огромное поле деятельности, и его надо вспахивать так, как его вспахивал Лев Зиновьевич Копелев» (39, с. 230).

Традиция Копелевских чтений сохраняется. В 2007 г. состоялись Пятые международные Копелевские чтения (910 апреля 2007 г.), посвященные 95-летию Копелева и 25-летию начала работы над Вуппертальским проектом.

Выступивший с докладом на этих Чтениях Я.С. Драбкин сообщил, что Копелев и его сотрудники хронологически довели свои исследования до конца первой четверти ХХ в. Между тем под руководством Карла Аймермахера (Бохум) и Астрид Фольперт (Берлин) при участии Геннадия Бордюгова в 2005-2007 гг. были опубликованы три тома новой серии «Вуппертальско-Бохумский проект. Русские и немцы в ХХ веке». «Два монументальных издания, вобравшие в себя творческие вклады специалистов обеих стран, породили совершенно уникальный тезаурус всемирной культурологии», - подчеркнул Я.С. Драбкин. Вместе с тем он с тревогой отметил, что на русский язык эти труды переводятся и издаются крайне неудовлетворительно. «В результате врата человеческого взаимопонимания и "более того, духовного сродства" двух великих европейских народов, о которых писал Гёте и мечтал Томас Манн, раскрываются со скрипом с огромным опозданием» (118, с 22).

Заметим, что в 2010 г. эти три тома увидели свет на русском

языке.

Тем временем в Германии появляются новые работы. Так, Герд Кёнен - соавтор и соиздатель Вуппертальского проекта Льва Копелева - в последующие годы продолжил исследовательскую и публицистическую деятельность в сфере отношений России и Германии. Его перу принадлежат книги «Комплекс России» и «Утопия чистки».

Я. С. Драбкин далее проанализировал работу Льва Безымен-ского «Гитлер и Сталин перед схваткой», вышедшей сначала на немецком языке в Германии, а затем в 2000 г. в России; два тома мемуаров Бориса Тартаковского - видного российского историка, который считал себя свидетелем событий почти всего многострадального ХХ в.; предсмертную книгу мемуаров Вольфганга Руге, известного немецкого историка, ровесника русского Октября; книгу немецкого публициста Карла Шлёгеля «Берлин. Восточный вокзал»; двухтомную монографию Вадима Дамье «Забытый Интернационал», посвященную совершенно неизвестной истории анархо-синдикализма в 1918-1940 гг.

Завершил свой доклад Я. С. Драбкин следующей констатацией: во взаимоотношениях русских и немцев в ХХ в. были и полосы

крайнего обострения «образов врагов» в годы Второй мировой войны, и период чуть ли не безоблачной «дружбы народов» (хотя бы в ограниченных рамках мнимого социалистического содружества). Но так уж устроен мир, что людские представления и их реальная подоснова находятся в вечном движении и обновлении.

Как отмечено во вступлении к сборнику материалов пятых Копелевских чтений, благодаря этим Чтениям «Липецк стал одним из признанных общероссийских центров в области изучения Германии и ее культурного диалога с нашей страной, исследование которого ведется в различных аспектах». Добавим от себя: материалы Чтений прямо или косвенно связаны с осмыслением прошлого двух наших стран, осуществляемого российскими и немецкими учеными, в том числе в ходе их совместных встреч.

ВОРОНЕЖ: ОСМЫСЛЕНИЕ ЛЕВОРАДИКАЛЬНОГО ПРОШЛОГО

Воронеж, как и Липецк, - город в средней полосе России. Они олицетворяют культуру, образ жизни, менталитет русской провинции. Расположены они неподалеку друг от друга, что позволяет ученым в этих городах и, соответственно, университетах, поддерживать постоянный контакты. И если в Липецке глава научной школы германистов А. И. Борозняк, то в Воронеже им был В.А. Артемов. Приходится говорить «был», ибо, перешагнув в 2004 г. черту 70-летия, Виктор Александрович Артемов вскоре скончался.

Подлинное значение содеянного тем или иным ученым, обнаруживается уже после его кончины. Это относится и к В.А. Артемову. Его научное наследие продолжает сохранять свою актуальность при осмыслении прошлого, внося в процесс осмысления своеобразие взглядов и оценок.

Ярославский историк профессор М.Е. Ерин в своем прощальном тексте подчеркнул, что по инициативе Артемова был создан Воронежский региональный центр германских научных исследований. Как руководитель этого центра «он смог сплотить вокруг себя провинциальных германистов. Его сборник "Германия и Россия" составляет эпоху и является образцом высокого профессионализма».

Сборник, который упомянул профессор Ерин, положил начало серии работ научно-журнального типа под общим названием: «Германия и Россия. События, образы, люди. Сборник германо-российских исследований». Первый выпуск вышел в Воронеже в 1998 г. Тем самым закладывалась основа для систематического изучения различных сторон жизни в обеих странах с привлечением авторов из других российских научных центров.

Учитывая отсутствие современных учебников по Германии, В. А. Артемов фактически первым подготовил и издал в 2002 г. в Воронеже учебное пособие: «Германия. История. Политика. Экономика».

В этой работе он, в частности, писал: «Когда мы говорим о национальной самоидентификации, то имеем в виду наличие определенной непрерывности в историческом развитии нации, сохранение коренных элементов этого развития, связей и традиций, востребованных и нынешним временем, на которые нация может опереться. Но в истории каждой нации есть такие элементы, которые она хотела бы забыть и от которых стремилась бы избавиться. Это представляет известную трудность как для русских, так и для немцев. Задача регионоведения как раз и состоит в том, чтобы показать историческую эволюцию самосознания и мироощущения каждого народа, основанных на относительном постоянстве способов поведения, ментальности и идейной ориентации» (239, с. 5).

Изучение своеобразия исторических процессов двух народов нашло свое обобщающее представление в книге Артемова «Германия и Россия на изломах истории», которую он подготовил к своему 70-летию. В эту юбилейную работу он включил свой отклик на книгу американского исследователя Гольдхагена, которая оказала чуть ли не шоковое воздействие на ученый мир Германии. В этой книге Гольдхаген пришел к выводу, что фактически все немцы причастны к такому явлению как Холокост, не имевшему аналогий в прошлом.

В статье «Добровольные подручные Гитлера? Критические заметки о книге Д. Гольдхагена» В. А. Артемов писал: «В книге. все немцы предстают добровольными и послушными исполнителями воли фюрера, все без разбора. Таким образом, речь идет якобы о преступной нации». Между тем сам В. А. Артемов считал, что основой пропаганды нацистов был не антисемитизм, а социал-дарвинизм. Воронежский историк признавал заслугу Гольдхагена в том, что тот «показал, в каких огромных масштабах нацисты культивировали антисемитизм в качестве господствующей идео-

логии». Но Гольдхаген не учитывает тот факт, что евреи были частью немецкого общества, по сути дела тоже немцами. Признавая, что «были люди, охотно становившиеся орудием в руках преступного режима», Артемов приводит опубликованные свидетельства переживших Холокост и делает вывод: «Поэтому попытка Гольд-хагена поставить на одну доску всех немцев как "убийц евреев" не оправданна и не отвечает исторической действительности». И далее: «...за преступления должны отвечать преступники, а не их жертвы. И не целая нация. Иначе вся история человечества бессмысленна и антигуманна» (239, с. 242).

Эта точка зрения В.А. Артемова имела принципиальное значение. Она представляла собой как бы косвенное участие в известном «споре историков» 1986-1987 гг. причем со стороны ученого той страны, которая сама пострадала от нацистской агрессии.

Особенность исторического анализа В. А. Артемова заключается в том, что он рассматривал те или иные события преимущественно через деятельность конкретных личностей с учетом их взглядов, их психологического настроя и других обстоятельств. Вместе со своим коллегой Е.В. Кардашовой он написал книгу о первом президенте Германии Фридрихе Эберте. На международной конференции в Перми (1991) В. А. Артемов выступил с докладом о деятельности канцлера ФРГ Хельмута Коля. Но больше всего В.А. Артемова интересовали исторические фигуры, имевшие прямое или косвенное отношение к временам становления национал-социализма.

На уже упоминавшейся международной конференции в Кемерове (2001), посвященной анализу тоталитарного менталитета В. А. Артемов выступил с двумя докладами. Первый - был посвящен анализу взглядов русского философа Бердяева, другой - немецкого поэта Эриха Мюзама.

В докладе «Н.А. Бердяев об истоках и сущности советского тоталитаризма» В.А. Артемов прежде всего отметил понимание русским мыслителем особенностей революционного процесса. Еще в годы Первой мировой войны Бердяев писал: «Русская революция не есть феномен политический и социальный, это прежде всего феномен духовного и религиозного порядка. И нельзя излечить и возродить Россию одними политическими средствами. Необходимо обратиться к большей глубине. Русскому народу предстоит духовное перерождение. Мы должны усвоить некоторые западные добродетели, оставаясь русскими».

Между тем, развивал свою мысль Бердяев, в то время сформировался новый тип людей, склонных переносить военные методы на все управление страной и практиковать постоянное насилие. Этот тип, вышедший из рабоче-крестьянской среды, прошел школу военной и партийной дисциплины, ему были чужды традиции русской культуры, его отличала враждебность к людям старой культуры вплоть до чувства мести. «Народ поверил в машину вместо Бога», - подчеркивал философ. Его новой верой стал тоталитарный марксизм как абсолютная истина, и эта абсолютная истина стала орудием революции и организации диктатуры. «Учение, обосновывающее тоталитарную доктрину, охватывающую всю полноту жизни, - не только политику и экономику, но и мысль и сознание, и все творчество культуры, может быть лишь предметом веры», - подчеркивал Бердяев.

Пророком революции Бердяев считал Достоевского, который, по его мнению, обнаружил, что «русская революционность есть феномен метафизический и религиозный, а не политический и социальный. Русский революционный социализм никогда не мыслился как переходное состояние, как временная и относительная форма устроения общества, он мыслился всегда как окончательное состояние, как царство Божие на земле, как решение вопроса о судьбах человечества». Но за стремлением переделать все человечество, отмечает Бердяев, забывается судьба каждого человека, «самого последнего из смертных» (239, с. 64).

Отсюда и вывод Бердяева: эта псевдорелигия, основанная на слепой вере в уравнительную справедливость, и привела в итоге к казарменному коллективному «человеческому муравейнику». В русской революции окончательно угасло всякое индивидуальное мышление, мышление сделалось совершенно безличным, массовым.

В. А. Артемов особое внимание уделил тому, как воспринимал Бердяев суть государства при большевиках. Социалистическое государство не есть секулярное государство, как государство демократическое, это - сакральное государство, подчеркивал философ. Оно в принципе не может быть веротерпимо и не может признавать никаких свобод. Оно походит на авторитарное теократическое государство. Социалистическое государство есть сатанократия.

В работе «Истоки и смысл русского коммунизма», вышедшей на Западе в 1937 г., опираясь на опыт существования тоталитарных режимов, Бердяев так определил роль главы такого режима. Для него «ленинизм есть вождизм нового типа, он выдвигает вождя масс, наделенного диктаторской властью. Этому будут подражать

Муссолини и Гитлер. Сталин будет законченным типом вождя-диктатора. Ленинизм не есть, конечно, фашизм, но сталинизм уже очень похож на фашизм».

По мнению В. А. Артемова, Бердяев дал ответ на вопрос о социальной базе такого общества. Он писал о пробуждении ранее скованных рабоче-крестьянских сил и одновременном понижении уровня культуры.

Из анализа советского общества в 20-30-е годы Бердяев делал следующие выводы:

- советское коммунистическое государство есть тоталитарное государство, основанное на диктатуре миросозерцания, на ортодоксальной доктрине, обязательной для всего народа;

- тоталитарность соответствует глубоким религиозно-социальным инстинктам народа;

- советское коммунистическое царство имеет большое сходство по своей духовной конструкции с московским православным царством;

- революция создала тоталитарное коммунистическое царство, и в этом царстве угас революционный дух, исчезли свободные поиски. Свобода понимается лишь как свобода коллективного строительства жизни в соответствии с генеральной линией партии;

- коммунистический строй переходного периода есть строй крепостной. Для индустриализации России нужна была новая мотивация труда, новый коллективный человек, появилось новое поколение молодежи, которое оказалось способным с энтузиазмом отдаться осуществлению пятилетнего плана, которое понимает задачу экономического развития не как личный интерес, а как социальное служение.

В.А. Артемов обобщает выводы русского философа: «Сталинизм перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм. Ему присущи все особенности фашизма: тоталитарное государство, государственный капитализм, национализм, вождизм и как базис - милитаризованная молодежь». При этом он приводит еще один вывод Бердяева: «Возникновение фашизма на Западе стало возможным только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина» (239, с. 68). Это высказывание как бы предвосхищает позицию тех аналитиков, взгляды которых наиболее полно выразил историк Эрнст Нольте в своей нашумевшей книге «Гражданская война в Европе. 1917-1945».

Вывод самого В. А. Артемова: «Мы видим, что Бердяев выступает как религиозный философ, считающий, что тоталитар-

ным может быть лишь царство Божье, царство кесаря всегда частично».

От анализа взглядов русского философа В.А. Артемов на конференции в Кемерове перешел к взглядам немецкого поэта Эриха Мюзама. Об этом поэте мало кто знает в современной Германии, а тем более в России. Но для Артемова он интересен как творческая личность, пытавшаяся утвердить себя в период начинающего свой путь к власти нацизма. В докладе «Эрих Мюзам против фашизма в 30-е годы ХХ века» В.А. Артемов объясняет свой интерес к этой личности: «История Мюзама - это история бунтаря на изломах немецкой судьбы в ХХ веке» (239, с. 129).

В поисках справедливости и мира, но мира, основанного на радикальном изменении общества, Мюзам вступает в контакт с коммунистами, но вскоре порывает с ними, полагая, что они недостаточно последовательны и якобы устанавливают связи с соглашательской партией социал-демократов. При этом Мюзам -активный критик фашистских тенденций, что нашло отражение в его народной пьесе «Вот это да!», написанной в начале 30-х годов.

В пьесе раскрываются демагогические аргументы нацистов перед их приходом к власти, в ней показаны методы терпимости и содействия гитлеровской партии со стороны господствующих слоев Веймарской республики, благодаря которым Гитлер смог вполне легально прийти к власти. Мюзам здесь оказался просто провидцем, замечает В. А. Артемов. Он внимательно следил за ростом фашистской опасности и предупреждал о ней. У него не было тщательного анализа германского фашизма, но он ясно чувствовал, что ползучая фашизация страны требует противодействия со стороны прогрессивных сил.

Когда его журнал «Фанал» был временно запрещен в июле 1931 г., Мюзам в своих «Циркулярных письмах» предупреждал, что наступает конец диктатуры крупного капитала, и лишь вопрос времени, когда это подтвердится введением фашистской директории. В этом случае начнутся погромы, насилие, аресты «подозрительных лиц» и сопротивление будет уже бесполезным. Поэтому уже сейчас, призывал Мюзам, «крайне необходимо объединение трудящихся на рабочих местах в комитеты действия для подготовки всеобщей стачки. Эти комитеты действия должны стать альтернативой всех прежних рабочих организаций, так как стало ясно, что вообще нельзя достичь единства рабочего класса "под руководством" той или иной партии, профсоюзов».

В дальнейшем Мюзам больше выступал на различных публичных собраниях и митингах, чем в печати. Сам он записался в Федерацию анархистских союзов и до последних дней оставался членом этого анархистского объединения. 20 февраля 1933 г. поэт выступал на собрании писателей-антифашистов, в последний раз публично критикуя и правых, и левых, твердолобых марксистов, сторонников отказа от прямых действий. «Я говорю вам, всем здесь собравшимся, что мы больше не увидим друг друга». Действительно, проиграли все, замечает В.А. Артемов, так и не сумев найти общий язык для совместного отпора фашизму. Эрих Мюзам был убит 10 июля 1934 г. в концентрационном лагере Ораниен-бург. Судьба поэта, обратился воронежский историк к участникам конференции в Кемерово, как бы служит предостережением для тех, кто сталкивается с подобными явлениями уже в наше время.

Среди работ В.А. Артемова, в которых он прямо или косвенно анализирует причины и обстоятельства становления тоталитарных режимов в СССР и Германии, наиболее важной представляется его монография о Карле Радеке. Важной по следующей причине. В ряде работ приход к власти большевиков по сей день рассматривают как деятельность группы лиц с преступными наклонностями, добивавшихся власти с сугубо корыстными намерениями, что и позволило им создать свой вариант тоталитарного режима. На чрезвычайно сложной судьбе Карла Радека Артемов показывает, как протекали процессы в это время и в социал-демократии и в отколовшейся группе коммунистов, какие ставились цели, какими руководствовались намерениями. Радек, прекрасный знаток и русского, и немецкого языков поддерживал контакты с Розой Люксембург, позднее сблизился с Лениным, уже после Октября 1917 г. вошел в состав созданного Коммунистического Интернационала, от его имени был неоднократно в Германии, готовил вооруженные восстания, в том числе восстание 1923 г. После смерти Ленина Радек поддерживал контакты со Сталиным, в конце 20-х и первой половине 30-х годов занимался публицистикой, прежде всего в газете «Известия», тесно сотрудничал с Бухариным, был арестован, в ходе следствия дал ложные показания и на самого себя, и на него.

Как пишет В. А. Артемов, «процесс Пятакова-Радека» начался 23 января и продолжался до 30 января 1937 г. Через семь дней все 17 обвиняемых по делу «параллельного центра» были признаны виновными, и лишь четверо не были приговорены к смертной казни, в том числе К. Радек, Г. Сокольников и В. Арнольд, которые

получили по 10 лет тюремного заключения без права переписки. Но это была лишь временная отсрочка: в мае 1939 г. Радек и Сокольников будут убиты в камере наемными убийцами.

В. А. Артемов показывает, как на это реагировала официальная пропаганда. Сразу после процесса был издан сборник статей из советских газет и журналов под общим названием «Враги народа». Некто И. Лежнев в статье «Смердяковы», пройдясь по внешности Радека, писал: «Гнусная, проституированная душонка, заплеванная и загаженная отбросами империалистических кухонь, пропитанная вонью дипломатических кулис, - эта кокотка мужского пола имели еще наглость поучать советских журналистов и писателей высокой морали и классовой выдержанности» (239, с. 170).

Свою монографию В. А. Артемов завершает следующим выводом: «История жизни К. Радека, судьба рожденных в ходе трех революций людей и горячо пропагандировавшихся им идей убедительно опровергают изречение о том, что "революция пожирает своих детей". На самом деле они становятся жертвами не революции, а своих собственных иллюзий, которыми они удобряют почву для контрреволюции, жертвами которой они в итоге сами и становятся. Он погиб, раздавленный диктатурой, которую он воспевал». «Мы не до конца осознали, орудием каких исторических сил мы были. Но пусть это наше сознание кому-нибудь послужит уроком», - эти слова Радека обращены к нам, вольным или невольным наследникам нашей драматической истории, - заключает воронежский историк (239, с. 171).

Продолжая эту мысль, можно сказать, что сегодня работы В. А. Артемова помогают осмысливать все своеобразие становления тоталитарного режима на базе идеологии, призывавшей к общечеловеческому счастью и созданию мира принципиально новых отношений между людьми и обернувшейся коллективным рабством.

ИВАНОВО: ИСТОКИ СТАНОВЛЕНИЯ НАЦИЗМА.

ВЕЙМАРСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Анализ осмысления нацистского прошлого, осуществляемого учеными России, ведет нас также и в Иваново, который не только по народным приметам «город невест и ткачих», но и ученых, которые в рамках местного университета уже много лет ведут изуче-

ние истории Германии, сосредоточивая внимание на периоде существования Веймарской республики (1918-1933). Это объясняется прежде всего научными интересами профессора Израиля Яковлевича Биска, работа которого «История повседневной жизни населения Веймарской республики», вышедшая в 1990 г., обозначила направление в российской германистике, ориентирующейся на изучение ментальных, корневых основ жизнедеятельности германского общества. Под его началом издан ряд тематических сборников, так и названных «Веймарская республика: история, историография, источниковедение».

Обратимся к материалам четвертого по счету сборника (2006), поскольку он посвящен 60-летию педагогической деятельности И.Я. Биска и содержит ряд материалов, в которых в совокупности рассматриваются истоки становления нацизма. Это прежде всего статья А.Р. Довлетова, в которой анализируются особенности политического поведения НСДАП, позволившие ей легитимным способом прийти к власти. Это, далее, статья А.Р. Терехова об особенностях взаимодействия германских консерваторов и сторонников национал-социализма, отраженных в западногерманской историографии. Это, наконец, статья А.Н. Андреева, который рассматривает особенности воздействия немецкого исторического романа на формирование менталитета населения Веймарской республики.

На последней статье остановимся подробнее, вычленив из нее суждения автора, касающиеся воздействия националистической и консервативной литературы на сознание масс, что, в свою очередь, позволяет ответить на вопрос: как же так получилось, что население с богатыми культурными традициями поддалось воздействию расовых идей национал-социализма.

А. Н. Андреев воспроизводит общую атмосферу, в которой и происходил процесс «национал-социализации» населения Германии.

В середине 1920-х годов в Германии установился период стабилизации капитализма. Американизация всех сфер жизни (материального производства, духовной культуры, быта, личных отношений) превращала человека в маленький винтик огромной машины. Расцветала «массовая культура»; невиданную популярность обрели звезды спорта, кино, оперетты, джаза, ставшие идеалами (идолами) для широких масс. Новое поколение буржуазии утверждало принцип предметного материального отношения к миру, жизнь начала подчиняться прагматизму и целесообразности.

Послевоенный период полностью изменил социально-политические и культурные представления писателей и читателей. Подверглись пересмотру все прежние представления об истории и ее смысле. Широкое распространение получила идея сплочения нации перед угрозой гибели Германии.

Все вышеотмеченные тенденции, делает вывод А. И. Андреев, создали благодатную почву для зарождения в Германии 1920-х годов нацистской идеологии, отличавшейся приверженностью к примитивизации, рассчитанной на эффективное воздействие на массы.

Идеологи нацизма заявили, что их учение является логическим завершением всех интеллектуальных достижений в истории Германии. Среди часто упоминавшихся нацистами классиков Третьего рейха можно встретить и крупнейших философов Германии - от Гегеля до Ницше, от просветителей типа Ульриха фон Гуттена до Иоганна Готфрида Гердера, Рихарда Вагнера, братьев Гримм и др. В то же время, подчеркивает А.Н. Андреев, специфику нацистской идеологии нельзя понять без учета той национальной почвы, на которой она возросла. Между нацизмом и традиционным пангерманизмом существует прямая преемственная связь. Роли нации особое внимание уделял Ницше. Его взгляды - презрение к демократии, парламентаризму, к слабым - сыграли немалую роль в становлении нацизма.

Проявили нацисты интерес и к работам Освальда Шпенглера (1880-1936), пишет далее А.Н. Андреев. Его работа «Закат Европы» существенно повлияла на умонастроения в обществе и надолго определила основные идеологические установки Веймарского времени. Нацисты выделили работу Шпенглера «Пруссачество и социализм», опубликованную в 1922 г., считая, что она соответствует их идеологии.

Важнейшим документом немецкой «консервативной революции» стала книга «Третий рейх» литературоведа и культуролога Артура Мёллера Ван ден Брука (1876-1925).

После Первой мировой войны идея Третьего райха стала притягательной для миллионов немцев, поясняет Андреев. -Именно эти настроения и уловил Ван ден Брук, создав популярный политический миф. Наивысшая цель всей немецкой истории -новый Рейх. В этом представлении смешались и эсхатологические представления немцев, и мечты об имперском величии, и сословные иллюзии средних слоев общества. Сословная модель нового Рейха основывалась на представлении о цикличности истории, где

ничто не исчезает и не изменяется. Путь к Рейху указывают вожди, избранные судьбой (мировым духом).

А.Н. Андреев особенно подчеркивает, что в исторических рамках Веймарского времени сконцентрировались существенные вопросы всемирной и национальной истории, современности, судеб нации, революции и контрреволюции.

Важная роль в исторических романах отведена размышлениям о немецкой душе, противостоящей натиску рационализма и материализма. Истоки этих размышлений кроются в романтизме XIX в. Революция 1918 г. в значительной мере способствовала возврату к романтизму, бегству в мир мифов, религиозности, оккультизма, спиритизма, мистики, поиска волшебного кубка святого Грааля. Самым важным мифом был миф о немецком народе и его биологической субстанции - крови. Именно в ней растворяется индивидуум и становится крохотной частицей единого многовекового целого. Со смертью индивидуума он переходит в мифическую народную субстанцию.

Ведущие мотивы оппозиционных Веймарской республике «фелькиш-национальных» исторических романов: родина, кровь, почва, нация. Для романов этого направления характерно наличие «фундаменталистской» оппозиции литературным течениям натурализма, модернизма и подобной им декадентской литературы. Они направлены против позора Версальского договора и опасности американизации Германии, наполнены мотивами антииндустриального романтизма, эскапизма, воспеванием прелестей «простой жизни», тоской по прежнему сословному обществу, порой связанным с антисемитизмом и прославлением величия германской расы.

Распространенная неприязнь к индустриальной цивилизации и романтизация сельской жизни, подкрепленная суждениями, что деревня рождает лучших воинов, дает пищу для еще одного мифа - «Blut und Boden» («кровь и почва»). Чтобы люди действительно принимали ценности, которым они должны беззаветно служить, лучше всего убедить их, что это те ценности, которых они придерживались всегда. Самый простой и эффективный прием - использовать старые слова в их новых значениях.

А. Н. Андреев среди народных романов с националистическим оттенком о загадочной немецкой душе выделяет трилогию Эрвина Гвидо Кольбенхейера «Парацельс».

Автор описывает жизнь врача Парацельса во времена Реформации. В первой части неутомимый путешественник Один

встречается с голодным замерзающим Христом, отказавшимся от догм чуждых религий, чтобы набраться сил у энергичной немецкой души и родного языка. Скептически настроенный Один предостерегает Христа от иллюзий, но сводит его с Мартином Лютером, положившим начало возрождению немецкой души.

В последней части романа «Парацельс» Один находит мертвого Христа в Аугсбурге после примирения двух религиозных конфессий. Один понимает, что для третьего воскрешения у Христа уже не будет сил. Он погружает труп Христа в вечные льды альпийских гор. Вывод: у немцев не может быть богов, они должны жить «вечным стремлением», и это всегда будет отличать их от других народов.

В трилогии Кольбенхейера, подчеркивает А.Н. Андреев, Реформация представлена как новый взлет немецкой души. «Третий рейх» Парацельса - Рейх духовный, свободный от христианской религии, навязанной немцам, от которого им необходимо освободиться. Понятие «народ» и отношения между народом и индивидуумом имеют в трилогии центральное значение.

Далее А.Н. Андреев касается творчества Ганса Фридриха Блунка, произведения которого нацисты ставили в ряд лучших литературных произведений.

Особое место в творчестве Г.Ф. Блунка занимает трилогия «Сага о праотцах». В этой трилогии Блунк погружается в мифические глубины германо-немецкой души, открывая там единственный архетип - архетип воина.

Среди других авторов, вставших на крайне правом фланге, чьи романы принимались и пропагандировались нацистами, А.Н. Андреев выделяет приверженца национал-социализма писателя Ганса Гримма (1875-1959). Последний никогда не состоял в НСДАП, но был сторонником колониальной экспансии Германии, а также пресловутых доктрин «жизненного пространства» и «народного социализма». Роман Г. Гримма «Народ без пространства», впервые изданный в 1926 г. приобрел огромную популярность и даже стал обязательным для изучения в школах. В этом произведении Гримм превозносил арийскую расу, протестовал против «дьявольского окружения Германии» и действующих в стране марксистов, с недоверием относился к мелкой буржуазии.

Называя также ряд других произведений историко-нацио-налистического характера, А. Н. Андреев приходит к следующим выводам: появление массового интереса к публикациям националистических, прославляющих войну романов, которые расходи-

лись огромными, совершенно непривычными тиражами, было важным показателем изменения менталитета населения Веймарской республики. Их число между 1929 и 1935 гг. неуклонно росло. В 1930-1932 гг. появляется особенно большое число публикаций, посвященных будущей войне.

В условиях экономического кризиса 1929 г. историческая романная литература обрела своего массового читателя. Немцы сделали выбор в пользу насильственных решений во внутренней и внешней политике, стали одобрять взгляды на войну как на нечто светлое.

Вместе с тем, полагает А. Н. Андреев, нельзя однозначно утверждать, будто большинство немецкого населения в веймарское время поддерживали военные планы нацистов, но следует признать, что в годы экономического и политического кризиса под влиянием огромных тиражей немецких исторических романов -народных, консервативных, рыцарских, нацистских, образовательных - менталитет многих немцев претерпел существенные изменения. Население проявляло все большую готовность согласиться с приходом к власти нового вождя нации, устранением демократической Веймарской республики, усилением милитаризации общественной жизни.

Историческая романная литература антидемократической направленности, прославляя внешне нейтральные консервативные добродетели: благородство, героизм, мужество, порядок, верность государству и долгу, фактически насаждала идеалы расизма, тоталитаризма и национал-социализма, тем самым изнутри подтачивала Веймарскую республику, открывала двери новой преступной идеологии.

Весьма профессиональные и по-своему уникальные исследования А. Н. Андреева наглядно показывают, что становление нацизма в Германии не было случайным эпизодом, это движение опиралось на ту духовную, культурную среду, которая и предопределяла формирование националистических, расовых убеждений, подпитывавших идеологию Третьего рейха. Историческая литература сыграла при этом значительную роль.

Заслуга И.Я. Биска состоит не только в том, что он создал школу специалистов по веймарскому периоду. В 2007 г. вышел его курс лекций по тематике, впрямую касающийся деятельности российских и немецких ученых по осмыслению прошлого. Он называется «Методология истории». В предисловии автор сообщает,

что этот курс лекций он читает на протяжении почти 30 лет. В предлагаемом читателю варианте курс был прочитан летом 2007 г.

В заключительной по счету лекции «Некоторые выводы из методологии истории и размышления об истории истории» И.Я. Биск пишет: «Воздействие идеологии на историописание, проявлявшееся во все времена, стало в ХХ в. всеобъемлющим в странах с тоталитарными режимами. Оно проявилось с особой силой в господстве расистских концепций в гитлеровской Германии, вышло на авансцену советской историографии. Однако, напомним, генеральной предпосылкой выполнения историей ее социальных функций является правдивость: у "подправленной" истории ничему научиться нельзя» (22, с. 226).

Справедливые слова! Беда только в том, что в странах с недоразвитой демократией политики как раз за то, чтобы именно «подправлять» историю, выделяя из нее только положительные моменты.

Остается добавить, что это последнее напутствие Израиля Яковлевича. Ему уже не суждено увидеть, как будет развиваться ход истории в России. Его миссия на этой грешной земле завершена.

СТАЛИНГРАД-ВОЛГОГРАД: КУЛЬМИНАЦИЯ ВСТРЕЧ УЧЕНЫХ РОССИИ И ГЕРМАНИИ

Как мы могли убедиться, встречи ученых России и Германии проходят в различных местах российского пространства. И все-таки кульминацией таких встреч является то место, где практически решался окончательный исход Второй мировой войны - на берегах Волги, там где лоб в лоб столкнулись две военные машины. Где каждый метр земли был пронизан осколками, пропитан кровью убитых. Оттуда колесо побед Советской Армии покатилось на Запад и докатилось до стен германского Райхстага. Сталинград-Волгоград - это не просто география, это судьба двух народов. Это покаяние и прощение. Это место, где о прошлом можно говорить правду и только правду, что и проявилось в романе В. Гроссмана, о котором шла речь выше.

Такого рода умонастроения присутствовали как правило у участников конференций, которые проходили в рамках Волгоградского университета. Эти встречи отражены в соответствующих сборниках. Начало положил первый выпуск под названием «Вехи

российско-германских отношений (40-90-е годы ХХ века)».

В нем опубликованы материалы Международной научной конференции, которая состоялась в Волгограде с 24 по 27 мая 2001 г. Редактор-составитель сборника и, соответственно, организатор научных встреч Нина Эмильевна Вашкау.

В сборнике опубликованы статьи известных ученых России и Германии. Среди них выделяется личным отношением к прошлому эссе литератора Л.А. Аннинского, которое он назвал «Моя Германия».

Мироощущение Л. А. Аннинского воспроизведено в следующем пассаже: «Русские и немцы приглядываются друг к другу... За кровавым изнеможением двух мировых войн, в которых обе страны понесли самые страшные потери, за удушающим полустолетием войны "холодной", из которой раздробленная на части Германия сумела выйти великой и цельной, а великая и цельная Россия вышла раздробленной, за безумным Двадцатым столетием, само безумие которого, словно клеймом мечено русско-германским разломом, встает что-то. То ли это ностальгическое будущее, где мы и немцы, "распри позабыв", составляем в мечтах некий общий обруч, который не дает распасться евразийской цивилизации, то ли ностальгическое прошлое, где мы и они, еще не ввязавшись в братоубийство, составляем в воспоминаниях некое ядро, вокруг которого эта евразийская цивилизация закрутилась.

Что же все-таки в прошлом? Они "дают" нам династию. Мы им - геополитическое пространство. Они нам - строгую философию. Мы им - преображение строгой философии в пламенную духовную практику. Они нам - Гегеля и Ницше. Мы им - Толстого и Достоевского. Они нам - Шнитке. Мы им - Кандинского» (2, с. 152).

Л. А. Аннинский делится впечатлениями об одной истории с пленными немцами, работавшими на стройке под охраной нашего старшины. «Когда наступал конец работы, старшина вынимал часы и, радостно матерясь, объявлял, чтобы строились. Однажды старшина куда-то отлучился. Немцы продолжали спокойно работать. Потом один из них вынул часы, посмотрел и сформулировал:

- Es ist gerade Zeit "iopptvojumat" zu sagen!

С этой репликой, заключает Аннинский, "война с немцами" в моей памяти закончилась. И ненависть испарилась» (2, с. 158).

Полагаю, что переводить слова пленного немца нет необходимости. И так все ясно.

Хотелось бы отметить, что контакты ученых из России и Германии Волгоградским университетом не ограничиваются. Уже много лет в городе действует «Общество друзей Вилли Бранд-та». Им руководит энергичный ученый Виктор Николаевич Попов. Вместе с Фондом Фр. Эберта он проводит научные конференции. Одна из последних публикаций по материалам таких встреч - сборник «Вторая мировая война и послевоенная демократия».

Книга открывается статьями М.А. Гареева («Важнейшее событие в мировой истории») Л.Г. Ивашова («Геополитика великой победы»), Н.А. Нарочницкой («За что и с кем мы воевали»). Основной пафос этих статей - критика тех исследователей, которые, по их мнению, бросают тень на значение Сталинградской битвы в ходе Второй мировой войны, на заслуги Сталина как руководителя и организатора побед советского народа в этой войне.

Познавательный интерес представляет собой статья Фоль-кера Фенора «Размышления о месте Сталинградской битвы в коллективной памяти немцев» (Фенор. Размышления о Сталинградской битве).

Вначале Ф. Фенор приводит некоторые статистические данные. При введении понятия «Сталинград» в систему поиска «Google» результат таков: 219 000 зарегистрированных текстов и сообщений, среди которых 29 000 - размещены на немецких сайтах. Таким образом, 13,6% всех текстов так или иначе связаны с обсуждением немецкими и немецкоязычными авторами битвы за Сталинград (317, с. 235). Точка зрения Ф. Фенора «Вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что по сравнению с другими сражениями Сталинградская битва занимает центральное место в памяти немцев» (317, с. 236).

Еще один вывод Ф. Фенора: «В Сталинграде германский вермахт лишился своего нимба непобедимости. Потерю 6-й германской армии (около 120 000 убитыми, около 90 000 пленных) даже в такой стране, как тоталитарная Германия, с большим трудом можно было скрыть, замолчать или полностью утаить. "Сталинград" похоронил правдивость нацистской пропаганды» (317, с. 237).

Германское политическое и военное руководство, продолжает Ф. Фенор, превратило немецких солдат под Сталинградом буквально в «пушечное мясо» и лишило их индивидуальности. Война показала под Сталинградом свое бесчеловечное лицо. Хотя Гитлер, выступая по радио 8 ноября 1942 г. в Мюнхене перед «старыми

боевыми товарищами», заверил, что он не хотел делать на Волге «нового Вердена», «реальности "котла" - голод, борьба за дома, ранения, болезни и смерть свидетельствовали о другом» (317, с. 239).

Оценивая место битвы под Сталинградом с современных позиций, Ф. Фенор пишет: «Ответственность за трагедию под Сталинградом лежит на национал-социализме, а не на немецком послевоенном поколении» (317, с. 240).

Рассказывая о том, как отражается история Сталинградской битвы в учебниках, исторических исследованиях, кинофильмах, в частности во втором фильме «Сталинград» режиссера Йозефа Вилсмайера, Ф. Фенор приходит к такому заключению: «Битва за Сталинград в "коллективной памяти" немцев не составляет монолитное единое воспоминание. По содержанию оно простирается от материалов, имеющих научное значение, до представления битвы как Вагнеровской трагедии, которая даже напоминает песнь о Ни-белунгах» (317, с. 243).

Вторая часть книги посвящена процессам, протекавшим в Европе после Второй мировой войны. В.П. Любин профессионально изучающий одновременно фашизм в Италии, национал-социализм в Германии и сталинизм в СССР, в своей статье «Восстановление демократии в Италии (1945-1953) приходит к такому выводу: «Несмотря на острое противостояние левых и правых сил, страна все же не сорвалась в гражданскую войну, что объясняется принадлежностью Италии к сообществу государств с демократической политической культурой. Именно в этом и состоит особенность западноевропейской, в том числе и итальянской демократии. Ее здание начало заново выстраиваться после Второй мировой войны на прочном фундаменте универсальных демократических ценностей» (181, с. 363).

О процессах, проходивших в странах Восточной Европы после Второй мировой войны, пишет в своей статье «О некоторых дискуссионных аспектах изучения проблемы сталинизма в Восточной Европе в 40-50-е годы ХХ века» Т.В. Волокитина. Воспроизводя ход дискуссии и позиции каждой из сторон, Т. В. Волокитина пишет в заключение следующее: «Говоря о роли Москвы, нельзя не отметить, что для советской стороны важным был прежде всего результат - утверждение у руля власти в странах региона ортодоксальных коммунистов, готовых к выполнению воли Москвы. Выбор же "фигурантов" политических процессов осуществлялся на местах, т. е. национальным руководством. Москва оставляла за собой право реагировать. Именно национальные руководства созда-

ли "дела" Л. Райка, Л. Пэтрешкану, Т. Костова, Р. Сланского и других видных коммунистов - своих вчерашних соратников. Непредвзятый подход приводит к выводу об ответственности не только Москвы, но и представителей национальных коммунистических элит за происходившее в каждой из стран региона» (76, с. 410-411).

В книге помещена, видимо, одна из последних посмертных статей Хайнца Тиммерманна - глубокого знатока происходившего в СССР, а затем в новой России. Она названа «Осмысление краха Советской империи в сознании россиян», и в ней как бы подводятся итоги тем процессам, которые наблюдал лично Х. Тиммерманн все эти годы в нашей стране. Если вспомнить его оптимистические прогнозы, представленные даже в виде развернутой программы отношений объединенной Германии с новой Россией на памятной встрече в «партийном бараке» СДПГ в 1991 г., то в данной статье содержатся в основном критические констатации. В разделе «Итоги» Х. Тиммерманн пишет: «С момента распада Советского Союза в 1991 году прошло уже 18 лет. Если сравнивать с 75 годами коммунистического господства, то это очень короткий промежуток времени. В России, в отличие от Германии, не состоялся в действительности разрыв с прошлым. Более того, из большого количества конкурирующих между собой идентичностей сформировалась одна объединяющая, широкая, но ни в коем случае не гомогенная культура памяти в России» (298, с. 434).

Полагая, что в России произошел отказ от демократической культуры памяти, Х. Тиммерманн так поясняет свою точку зрения: «На Западе первоначально исходили из того, что Россия после первой фазы успешных трансформационных процессов войдет в число либерально-демократических государств, в их систему ценностей и в евроатлантический контекст. По целому ряду причин эти ожидания не оправдались. В отличие от государств Восточной и Центральной Европы, демократические традиции, которые можно было бы использовать для культуры памяти, не утвердились в коллективном сознании населения. Примечательно, что ни для одной из дат, когда происходили демократические восстания, не нашлось места в календаре официальных праздников новой России - ни восстания демократического толка 1825 года при Николае I, ни отмена крепостного права в 1861 году при Александре II, ни созыв Государственной думы 1906 года под напором масс при Николае II или демократическая революция февраля 1917 года. В память о несостоявшемся путче в августе 1991 года и связанном с этим де-

мократическим прорыве в России на площади перед Белым домом на Москва-реке собралось 13 лет спустя 50 демонстрантов» (298, с. 434).

В заключение Х. Тиммерманн предостерегает российских политиков от опасности самоизоляции.

МОСКВА: НА ПУТИ К АНТИТОТАЛИТАРНОМУ СОГЛАСИЮ

Среди многочисленных встреч российских и немецких ученых, на которых обсуждались проблемы осмысления прошлого, по глубине постановки вопроса, компетентности участников встречи, выделяется конференция, которая состоялась в 1999 г. в Москве. Это было совместное мероприятие Института всеобщей истории с Институтом исследования европейской интеграции при Боннском университете. С российской стороны в обсуждении приняли участие А. О. Чубарьян, Я. С. Драбкин, А.И. Борозняк, В.П. Булдаков, Б.С. Орлов, М.Б. Корчагина. На конференцию была приглашена Т. Г. Морщакова, в то время заместитель председателя Конституционного суда Российской Федерации, а также Рой Медведев, представленный в книге как педагог, историк, свободный ученый, в 1969 г. исключенный из КПСС за книгу «К суду истории», направленную против реабилитации сталинизма.

С немецкой стороны в конференции приняли участие К. Д. Бра-хер, Э. Ессе, Л. Кюнхардт, Р. Майер, К.Д. Хенке, Б. Фауленбах, Х.-А. Якобсен.

Материалы конференции опубликованы в книге «Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию» на русском и немецком языках.

На конференции обсуждались три основные темы: отношение к прошлому и исследование проблем тоталитаризма; тоталитарный опыт в ХХ веке и формы его осмысления; ответы на вызовы эпохи тоталитаризма.

С немецкой стороны конференцию открыл Лудгер Кюнхардт - профессор Боннского университета, автор многочисленных исследований, среди них: «Опыт диктатур в Германии. Третий рейх и ГДР - историко-политологическое сравнение», «От осознания тяжести истории к осознанию тяжести долга перед настоящим». Л. Кюнхардт так определил содержание предстоящего раз-

говора: «Будущее России в решающей степени зависит от того, какое представление составит себе постсоветская Россия о более чем 70-летнем господстве коммунизма. В этой связи встает вопрос о значении и плодотворности сравнения тоталитарного опыта России и Германии, который тут и там, несмотря на различия, принадлежит к наиболее тягостным моментам истории ХХ века» (166, с. 7).

Обратив внимание на то, что среди ученых различных стран существуют разногласия относительно точного определения и дифференцированного использования понятия «тоталитаризм», Л. Кюнхардт высказывает свою собственную точку зрения: «Смысл использования понятия «тоталитаризм» был и остается в том, чтобы привести к общему знаменателю, и с помощью научной гипотезы лучше объяснить общие черты, характер и формы отображения этих диктатур. Обе формы - и национал-социализм, и коммунизм - были диктатурами, претендующими на истину в последней дистанции, нацеленными не на то, чтобы укрепить достоинство человека, а на осуществление социальных утопий, в соответствии с которыми должна измениться и сама сущность человека» (166, с. 9).

Л. Кюнхардт напомнил участникам встречи, что с 19891990 гг. в Германии начался очередной этап освоения нового типа германского прошлого. Речь идет об истории и характере Германской Демократической Республики и, таким образом, о сравнении - общем и различном - между бывшим государством СЕПГ и национал-социалистическим тоталитаризмом 30-40-х годов.

Л. Кюнхардт сообщил, что знает о существовании среди русских ученых спора относительно того, уместно ли сравнивать национал-социализм и коммунизм. Его собственная точка зрения: «Консенсус между представителями различных точек зрения возникает скорее тогда, когда речь идет о сравнении Гитлера и Сталина и об осуждении этих тиранов» (166, с. 9).

Но как быть с Лениным?, спрашивает Кюнхардт. Этот вопрос привлекал внимание лишь немногих российских историков. Между тем, «по мнению западных исследователей, положение вещей вполне определенно: у истоков стоял не Сталин, а Ленин, и честное критическое рассмотрение причин и корней развития коммунизма, включая сталинизм и последующие периоды, невозможно, если этот вопрос остается за скобками» (166, с. 9).

Как полагает Л. Кюнхардт, события 1917 г. в России и 1933 г. или 1945-1949 гг. - в Германии были бы невозможны без духовных и идейных предпосылок, формирование которых отно-

сится к XVIII и XIX вв. Эта ретроспектива подкрепляет тезис о том, что обе классические формы тоталитарных диктатур ХХ в., которые можно также считать реакционными модернизаторскими диктатурами, с самого начала имели в виду последствия в духе тоталитаризма на основе идейного субстрата, из которых и выросли мировоззренческие системы, положенные в основу этих диктатур» (166, с. 10).

Если мы хотим основательно исследовать идейные корни тоталитаризма в ХХ в., развивает свою мысль Л. Кюнхардт, между русскими и немцами речь должна идти не только о Гитлере, Сталине и Ленине, но и о Дарвине, о Карле Марксе. Но не только о них. Надо по-новому, практически переосмыслить Руссо и Гегеля. При рассмотрении того факта, что тоталитарная идеология заменяла религию, весьма полезно и необходимо помнить слова Федора Достоевского: «Там, где больше нет Бога, там возможно все».

Л. Кюнхардт ставит вопрос о необходимости укреплять антитоталитарный консенсус, на основе которого все народы, и прежде всего молодежь Европы, войдут в новое столетие без диктатуры, без угнетения, подавления и террора и без покушения на автономию человека путем злоупотребления силой государства. При этом свободе нужна концепция демократии, способной защитить себя.

Касаясь опыта 1989 г., Л. Кюнхардт полагает: оказалась сломленной монополия на определение революций как социальных революций. «Тоталитаризм в Европе окончательно рухнул в результате мирных освободительных революций, нацеленных на конституционный порядок».

Стабилизация и улучшение экономической и социальной ситуации в России являются ключевым условием укрепления ростков демократического правового и конституционного государства, подчеркнул Кюнхардт.

По моему мнению, следует также более интенсивно обдумывать и обсуждать проблему европейской идентичности, ибо в ХХ в. на протяжении многих лет европейская идентичность ассоциировалась исключительно с насилием и кровопролитием, войнами и разрушением. Что будет отличительной чертой европейской идентичности в XXI веке? - задается вопросом Кюнхардт. Ее наверняка будет характеризовать правда и просвещение относительно истории, честность исторических интерпретаций. Это остается важной задачей. Но сюда нужно отнести и размышления о нормах, ценностях и целях, необходимых и обязательных для де-

мократии в Европе: правовое государство, демократия, права человека, этика, религия. «Свобода жива в условиях, которые она сама себе создать не может» (166, с. 13).

Оба народа, русские и немцы, делает вывод Л. Кюнхардт, находятся лишь в начале решения задачи определения свободы как таковой.

Второе предисловие под заголовком «Вопросы в ходе совместной дискуссии о тоталитаризме» написано академиком А.О. Чубарьяном.

По его мнению, проблемы европейского тоталитаризма рассматриваются в рамках самостоятельного направления в историографии и политологии. Вышедший в 1997 г. в Институте всеобщей истории РАН коллективный труд «Тоталитаризм в Европе ХХ века» - «первая фундаментальная публикация на эту тему».

А.О. Чубарьян выделяет ряд вопросов, которые, по его мнению, нуждаются в дальнейшем рассмотрении. Это, прежде всего, обсуждение самого смысла дефиниции тоталитаризма. «Необходимо выйти из круга анализа только карательно-репрессивных факторов» (341, с. 16). Исторические реальности тех лет ясно свидетельствовали о том, что нацистский режим в Германии и сталинская система в Советском Союзе, несмотря на их очевидный карательный характер, пользовались довольно значительной поддержкой широких слоев населения. «В сущности, - подчеркивает А.О. Чубарьян, - речь идет о взаимосвязи идеологии и политики, о системе и механизмах внедрения в сознание населения экстремистских и шовинистических взглядов» (341, с. 17).

По мнению А.О. Чубарьяна, в книге, вышедшей во Франции и названной «Черная книга коммунизма», проблема сравнения двух систем решается слишком «просто».

В международных дискуссиях довольно подробно рассматривается вопрос о преодолении тоталитаризма. В этом контексте важен опыт послевоенного развития Германии. Причем речь идет о широком комплексе мер и о последовательной политике. Для России с ее малоукрепившейся демократической системой этот аспект особенно важен, подчеркивает А.О. Чубарьян. По его мнению, важнейший вопрос - проблема воспитания молодого поколения.

В первом разделе «Отношение к прошлому и исследование проблем тоталитаризма» помещены доклады Я. С. Драбкина, К. Д. Бра-хера, Э. Ессе, А.И. Борозняка.

В докладе «Проблемы преодоления прошлого: взгляд из России» Я.С. Драбкин отмечает, что критерии и методики срав-

нения двух режимов еще не разработаны. При этом мы «отвергаем все попытки прямого "наложения" модели на конкретно-историческую реальность разных стран» (119, с. 23).

Для дальнейшего комплекса исследования феномена тоталитаризма приемлем подход, предложенный К.Д. Брахером в его книге «Тотальный опыт». В ней анализируются три аспекта тоталитаризма: унитарная идеология; массовое народное движение; жестокий диктаторский репрессивный режим.

Сходной для двух идеологий (фашистско-нацистской и коммунистической) является их функциональность; обе претендовали на исключительность и одновременно на всеобщность.

Фашисты и нацисты многое в организации и атрибутике восприняли у социал-демократии, в иерархической централизованной структуре партии - у коммунистов.

Я. С. Драбкин рассматривает различия в преодолении прошлого. В Германии была установлена военная оккупация победителями. «В Советском Союзе происходило "сверху" постепенное смягчение диктаторского режима (однако не без рецидивов), но при полном сохранении устоев советского общественного и государственного строя, в том числе партийной монополии коммунистической партии» (119, с. 25).

И далее. «В то время как ФРГ имела возможность опереться на собственный послевоенный опыт, впитавший в себя и уроки Веймара, Россия была вынуждена критически переосмыслить и переоценить свою историю чуть ли не за целое столетие, а возможно, и больше» (119. с. 25).

Не состоялся у нас и генерализированный «спор историков» вроде немецкого, подчеркивает Драбкин. У нас речь идет в большей мере о становлении, а не о восстановлении всей многоплановой и многогранной структуры демократии, гражданского общества и политической культуры (119, с. 27).

«Вредно сказывается отсутствие плюралистической системы гражданского воспитания населения (вроде давно действующей в ФРГ организации, финансируемой государством Bundeszentrale für politische Bildung)».

Еще одна мысль Драбкина: «Победа СССР не только укрепила позиции тоталитарного режима и сталинской идеологии, но и способствовала распространению их влияния в стране и за ее пределами, особенно в Центральной и Юго-Восточной Европе» (119, с 30).

В заключение Я. С. Драбкин касается возможности возрождения тоталитаризма в будущем. «Тоталитарные тенденции рож-

даются в недрах индустриализма, они связаны с потребностями модернизации, в них участвуют как "верхи", так и "низы", как вожди, так и массы. Марксистский стереотип о роли народных масс как главных "творцов истории" не дал ответа на вопрос о том, как могли появиться и долго держаться у власти антинародные режимы» (Драбкин, с. 31). Я. С. Драбкин приводит высказывания Эриха Фромма «Призрак бродит среди нас, но ясно видят его лишь немногие. Это не прежний призрак коммунизма или фашизма. Этот новый признак - полностью механизированное общество, нацеленное на максимальное производство материальных благ и их распределение, управляемое компьютерами» (119, с. 32).

Один из старейших специалистов ФРГ по проблемам тоталитаризма К.Д. Брахер выступил с докладом «Формы и проблемы отношения к прошлому с немецкой точки зрения». Оказывается, немецкий ученый имел возможность высказываться перед российскими германистами еще в 1974 г. по теме «Критическое рассмотрение термина фашизм». С тех пор многое переменилось, замечает Брахер. Можно свободно дискутировать по темам, которые еще недавно были запретными.

Исходная позиция К.Д. Брахера: «В ретроспективе подходящее к концу ХХ столетие предстает, не в последнюю очередь, веком идеологий и тоталитаризма. Оно прошло под знаком до тех пор неслыханных форм мышления и господства, эпох угнетения и освобождения, разрушения и восстановления, но в то же самое время беспрерывного обращения к истории как к выстраданному и обязывающему прошлому» (50, с. 35).

Развитие второй германской демократии (после Веймарской. - Б. О.) с самого начала, уже при разработке законодательства в Парламентском совете в 1948-1949 гг. исходило из четкого тезиса о том, что Бонн решающим образом отличается от Веймара, поскольку, учитывая в особенности позорную роль не только право-, но и левототалитарных коммунистических движений в деле дестабилизации и разрушения Веймарской республики, он пытался навсегда извлечь уроки из ошибок и слабостей первой германской демократии и фатального, псевдолегального рокового пути к нацистской диктатуре» (50, с. 36).

К. Д. Брахер останавливается на идее вождизма, которая стала синтезом идей об авторитарном и милитаристском порядке с псев-додемократически-плебисцитарными формами легитимации. Всемогущество Гитлера оставляло далеко позади положение фашистского дуче Муссолини (имевшего рядом с собой короля) (50, с. 38).

«Национал-социалистический тоталитаризм существует только с фюрером и принципом фюрерства и рушится вместе с ними» (50, с. 40).

Вместе с тем, поясняет Брахер, для осуществления своей фю-рерской диктатуры Гитлер с годами допустил формирование широкой специальной бюрократии, которая неизбежно вступала в столкновение с «обычными инстанциями». В его распоряжении были три канцелярии: имперская, президентская, канцелярия фюрера.

К. Д. Брахер касается проблемы осмысления прошлого. Критический анализ в послевоенной Германии начался немедленно; сегодня об этом часто забывают, говоря, что он начался слишком поздно. В этой связи историк называет ряд работ: Карл Ясперс «К вопросу о немецкой вине»; Альфред Вебер «Прощание с прежней историей»; Ф. Майнеке «Немецкая катастрофа». Они вышли в 1946 г. К. Д. Брахер вспоминает: «Уже в этот период начала 50-х гг. мы, тогда молодые историки новейшего времени.., ставили перед собой цель не только понять причину и катастрофу пережитой нами Второй мировой войны - как она стала возможна? - но и "преодолеть" это прошлое в собственном смысле слова - политически и морально, насколько это вообще было можно сделать» (50, с. 47).

В 1976 г. в томе «История Европы» Брахер назвал ГДР «второй германской диктатурой». Книга была исключена из Московской книжной ярмарки 1976 г. Кстати, вместе с такими классическими работами по критике тоталитаризма как «1984» Джорджа Оруэлла, замечает историк.

В целом, К. Д. Брахер оценивает состояние с осмыслением прошлого в Германии так: «Перед будущим стоит тяжелое 57-летнее прошлое: почти три поколения, живших при - вначале -правом, а затем левом тоталитарном господстве, которое со всеми своими сумятицами, соблазнами и травмами оставило большой вакуум и дезориентацию» (50, с. 50).

Свой доклад К.Д. Брахер закончил следующим выводом: «Я решительным образом выступаю за максимально свободное от предрассудков сравнительное рассмотрение прошлого народов и государств. Путь и цель такого анализа в нашей немецко-русской и русско-немецкой дискуссии, как мне кажется, совершенно ясны. Речь идет о том, чтобы вывести из недавнего прошлого возможности для создания и сохранения как можно более приемлемого антитоталитарного консенсуса, необходимого для любой дееспособной либерально-правовой демократии» (50, с. 54).

В докладе «Понятие тоталитаризма: определение содержания и история развития» Экхард Ессе, профессор университета в Хемнице, издатель серии томов по экстремизму, называет первые работы по тоталитаризму. Еще в 1919 г. публицист Альфонс Паке говорил о революционном «тоталитаризме» Ленина. В 1923 г. понятие «тоталитаризм» впервые использовал либеральный политик Джованни Амендола в связи с итальянским фашизмом. Позднее Муссолини применял его к собственному движению в позитивном смысле. Вскоре произошло распространение термина «тоталитарный» на Германию Гитлера и СССР Сталина.

Первый научный симпозиум о «тоталитарном государстве» состоялся в ноябре 1939 г., т.е. в то время, когда был заключен пакт Гитлера - Сталина.

Э. Ессе приводит характеристику тоталитаризма, которую дал на этом симпозиуме американец Карлтон Хейс.

1. Он монополизирует власть и исключает свободную игру сил.

2. Тоталитарное государство опирается на массы.

3. Тоталитарная диктатура использует новые средства пропаганды.

4. Она имеет значительную притягательную силу благодаря своему миссионерскому рвению.

5. Чтобы осуществить действенное влияние, тоталитаризм выработал новую систему методов и технологий.

6. Насилие и власть служат не только средством для достижения цели, но и используются как самоцель.

7. Тоталитаризм представляет собой бунт против исторической культуры Запада и вступает с ней в смертельную борьбу (Ессе, с. 58). Классификация Карлтона Хейса, подчеркивает ученый, сохраняет свою актуальность по сей день.

Э. Ессе обращает внимание на то, что понятие тоталитаризма как характеристики коммунистической системы в 60-е и прежде всего в 70-е годы считалось анахронизмом - как угроза политике разрядки. К тому же коммунистические государства изменились по сравнению со временем Сталина. Среди части интеллектуалов ФРГ возобладала «табуизация понятия тоталитаризма» (К. Д. Брахер). Антитоталитарное понятие демократии все больше вытеснялось антифашистским. Многие видели противников демократии только справа.

Э. Ессе отмечает, что внезапный крах реального социализма оказал заметное влияние на изучение тоталитаризма. Прежняя та-буизация этого понятия давно исчезла.

При этом все сходятся на том, что «одной-единственной интерпретации тоталитаризма не существует» (Ессе, с. 69). Ессе иллюстрирует это на примере анализа теорий К. Фридриха и Х. Арендт («Подход Фридриха имеет политологическую природу, Арендт же предлагает общее философское видение».)

Завершает свой доклад Э. Ессе ссылкой на высказывание французского политолога. Франсуа Фюре: «То, что было верно в отношении национал-социализма, в конце ХХ века оказалось верным и для коммунизма - "пролетарская революция, марксистско-ленинское понимание истории, идеологическая избранность одной партии, одной территории, одной империи нашли своей конец вместе с Советским Союзом"».

Особенность ситуации в Германии после объединения: ученым этой страны приходится осмысливать не только нацистское прошлое, но и прошлое прекратившей свое существование ГДР. Этому был посвящен доклад Клауса-Дитмара Хенке, директора Института исследования тоталитаризма имени Ханны Арендт в Дрездене.

Исходная позиция К.Д. Хенке: немцы по обе стороны Эльбы - хотя это более четко проявилось на Западе, - должны были считаться с основным законом любого процесса «преодоления прошлого: «несмотря на изобилующую ссылками на мораль риторику, характер интерпретации прошлого все же является не чем иным, как проявлением общественно-политического столкновения интересов новых элит и систем ценностей со старыми, т.е. он всегда предстает как вопрос соотношения сил между протагонистами старого и нового» (329, с. 92).

По мнению К.Д. Хенке, сам Гитлер способствовал тому, чтобы немцы отмежевались от национал-социализма как интегрирующей идеологии и как политической системы, которую они какое-то время принимали. Одна из главных причин - гибнущий режим неистовствовал против собственных граждан и солдат, проводя тем самым кровавую черту между собой и населением. Уже тогда предполагавшая успех национал-социалистическая идеология сама себя опровергла, причем весьма убедительно и окончательно; сам «фюрер и рейхсканцлер» в это время полагал, что нацистское движение уже никогда не сможет возродиться (329, с. 93).

Еще одно наблюдение К.Д. Хенке: «Мощный импульс, данный союзниками процессу преодоления прошлого, заслуживает столь высокой оценки еще и потому, что постнацистское немецкое

общество было бы не в состоянии самостоятельно приступить к беспощадному разбирательству с побежденным режимом - во всяком случае, не сразу и не при жизни того поколения» (329, с. 97).

Самым примечательным было, вероятно, то, полагает Хенке, что режиму СЕПГ с помощью государственной идеологии, монополии на формирование общественного мнения, и в известной мере также вследствие легковерия некоторых прогрессивных кругов на Западе довольно успешно удалось внедрить в сознание абсолютно искаженное представление о бремени национал-социалистического прошлого в обоих германских государствах. Хотя, конечно, и в ГДР имелись бывшие нацисты разного калибра, а массы с ликованием приветствовали Гитлера и в областях справа от Эльбы: казалось, будто только Федеративная Республика имеет проблемы с национал-социалистическим наследием.

К. Д. Хенке приводит данные, свидетельствующие о том, что бывшие члены НСДАП входили в различные организации на территории ГДР на самых разных уровнях. В 50-60-е годы ЦК СЕПГ был местом сбора бывших членов национал-социалистической партии. Почти 40% его 591 члена в 1954 г. прежде принадлежало НСДАП. Большинство - 47,6% - осело в отделе ЦК, занимающемся вопросами безопасности. Даже Фриц Мюллер, бывший в 19601990 гг. заведующим орготделом ЦК СЕПГ, был членом НСДАП (329, с. 102).

Вывод К.Д. Хенке: постоянно используя новые подходы в ходе публичной, никогда не прекращающейся работы, Федеративная Республика создавала свою картину национал-социалистического прошлого. Новая Федеративная Республика должна будет уделить больше времени тому, чтобы эти постепенно сформировавшиеся представления о Третьем рейхе приобрели значение и вес, и чтобы в то же время были разрушены идеологизированные интерпретации национал-социализма, сложившиеся в ГДР. 3 октября 1990 г. из разных «преодолений прошлого» родилась общая задача (329, с. 104).

На конференцию был приглашен один из главных основателей Мюльхаймской инициативы профессор Ханс-Адольф Якобсен. Он выступил с завершающим докладом «Об императиве антитоталитарного консенсуса. Обязательства, возможности и границы германо-российского сотрудничества».

Один из его выводов: «Всесторонние усилия перенести на Россию демократическую модель оказались куда труднее, чем предполагали политики и эксперты». Почему? Объяснение Якоб-

сена: «Особенно же ясно проявилось следующее: дополнительное воздействие оказали менталитет народа и старые образцы мышления, сформировавшиеся за десятилетия тоталитарного коммунистического господства» (358, с 254). Учитывая эти обстоятельства, Х.-А. Якобсен полагает: невозможно изменение с помощью провозглашения западных идей и предложений по реализации свободы и правового государства. Сегодня в стране совершенно иные реалии. И далее: «До сих пор так и не ясно, может ли быть вообще удачным уникальный эксперимент ненасильственного преобразования государственного и общественного строя от тоталитаризма советско-коммунистического образца через авторитарное господство к либерально-правовой демократии в соединении с построением стабильной и свободной рыночной экономики» (358, с. 256).

При этом Х.-А. Якобсен обратил внимание на специфику проблем с осмыслением прошлого в России. «Что касается критического разбора недавней советской истории, то он все еще в большей или меньшей степени остался на начальном этапе, хотя эта проблема страстно обсуждается многими россиянами. Причина? Сегодняшние условия работ российских историков совершенно иные, чем те, которые имели историки в Германии после 1945 г. Тому есть много причин. Во-первых, российским ученым доступ к архивам после известной либерализации в начале 90-х годов снова ограничен. Во-вторых, большим весом все еще пользуются старые кадры. А они не торопятся держать честный ответ перед собственной историей или вообще избегают этого» (358, с. 258).

Целый раздел в своем докладе Х.-А. Якобсен посвятил политическому образованию. Один из его выводов: сегодня мы знаем, что предпосылки, цели и методы политического образования, которые в Германии на протяжении десятилетий стояли в центре интенсивных усилий, направленных на принятие демократии в государстве и обществе, не могут быть просто перенесены в страны Востока, прежде всего в Россию. Почему же? Объяснение Якобсе-на: «Даже противники "социалистической диктатуры" в большей или в меньшей степени видят в понятии "политическое образование" опасность новой партийно-политической индокринации. Необходимо учитывать и противоречивые общие условия для образования: падение доверия к политике и часто критикуемую двойную мораль правящих кругов страны».

Каков же выход? «Тем не менее с точки зрения объединенной демократической Европы следовало бы и далее попытаться помогать партнеру на этом столь важном для "обучения демокра-

тии" направлении с помощью устойчивой культуры диалога между Западом и Востоком, регулярного обмена опытом в сочетании с помощью в ориентации и совместными процессами обучения» (358, с. 282). Х.-А. Якобсен вновь предлагает создать в Москве или ином пункте страны что-то вроде центра по воспитанию граждан в духе демократических ценностей.

Анализируя характер отношений между обеими странами, сложившихся в 90-е годы, Х.-А. Якобсен обращает внимание и на такое обстоятельство: специалисты с полным основанием указывали на то, что германская политика в отношении России чересчур односторонне понималась как «личное дело» федерального канцлера («мужская дружба») без одновременного соразмерного участия в этом деле граждан с обеих сторон. Между тем существует значительное число институциональных инициатив. Якобсен перечисляет всевозможные фонды в ФРГ, Федеральный институт восточных и международных исследований. Вывод Х.-А. Якобсена: «Выясняется, что на государственном и региональном уровне по-прежнему отсутствуют четко очерченные концепции и перспективы процесса демократизации в собственном смысле слова» (358, с. 264). Между тем несмотря на явные провалы и очевидную широко распространенную стагнацию в России, сегодня, более чем когда-либо, нужны нацеленные на будущее и четко обрисованные концепции. Якобсен полагает, что для реализации этих целей необходим с немецкой стороны политический координатор.

Завершающий вывод Х.-А. Якобсена: «Как бы ни развивался новаторский процесс европейского объединения, расширения ЕС и НАТО на Восток, ничто не может ввести в заблуждение: в конце столетия тоталитаризм - в каком бы-то ни было обличье - по-прежнему остается вызовом. Встретить его и его возможные ростки с решимостью, сознанием демократических ценностей, глазомером и творческой силой - такова обязанность всех ответственных общественных сил. Это означает в то же самое время, что Германии в сотрудничестве с западными партнерами требуется более убедительная политика в отношении Востока, прежде всего в отношении России» (358, с. 271).

Ситуации с осмыслением тоталитарного прошлого на конференции были посвящены два доклада российских ученых -А. И. Борозняка и М. Б. Корчагиной.

В докладе «Понятие тоталитаризма в научной дискуссии в России», приведя многочисленные факты, которые свидетельствуют о крайне отрицательном отношении советских властей к са-

мому понятию «тоталитаризм», А.И. Борозняк констатирует: «После 1985-1986 гг. усилиями многочисленных российских авторов был начат первоначальный анализ феномена сталинизма, приведший к осознанию масштабов преступлений режима» (45, с. 14).

Липецкий ученый отмечает, что российские литераторы значительно раньше стали улавливать сходство сталинского и гитлеровского режимов. Это касается романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Главный партийный идеолог КПСС М.А. Суслов в 1962 г. принял автора и сказал ему, что роман будет издан через 200-300 лет, настолько он был уверен в незыблемости тоталитарного сознания. В романе Гроссмана есть такие размышления: «И уже не десятки тысячи, даже не десятки миллионов людей, а гигантские массы были покорными свидетелями уничтожения невиновных. Но не только покорными свидетелями, когда велели голосовать за уничтожение, гулом голосов выражали одобрение массовым убийствам. В этой огромной покорности людей открылось нечто неожиданное. Сверхнасилие тоталитарных систем оказалось способным парализовать на целых континентах человеческий дух. Претерпевает ли природа человека изменение, становится ли она другой в котле тоталитарного насилия? Теряет ли человек присущее ему стремление быть свободным?» (106, с. 159-160).

Охарактеризовав наиболее серьезные работы, появившиеся в России до конца 90-х годов, А.И. Борозняк останавливается на теме «Проблема возврата к тоталитаризму в России» и констатирует следующее: «В стране, победившей фашизм, истоки и последствия его влияния на массы оставались вне пределов анализа, а достигнутая ценой неисчислимых жертв победа над "Третьим рейхом", к сожалению, не стала гарантией иммунитета к фашистской инфекции».

«В ХХ веке тоталитарные режимы стали тупиковым вариантом развития, они рухнули - по-разному, но рухнули. Навсегда? -задается вопросом липецкий историк. - Существуют ли реальные гарантии от реставрации тоталитарного режима? Не знаю. Если в XXI веке группе маньяков-властолюбцев удастся подчинить себе несколько стран (или континентов) посредством биологических и информационных технологий, то они смогут обойтись без массовых партий, без старомодных пропагандистских механизмов» (45, с. 86).

Завершил свой доклад А. И. Борозняк следующим выводом: «Российским исследователям предстоит - в ходе дискуссий с западными коллегами - решить достаточно трудную задачу освоения их познавательного опыта, а также критического переосмысления и творческого развития концепции тоталитаризма, пройдя

между Сциллой подражательного приятия и Харибдой зряшного отрицания этой теоретической конструкции» (45, с. 87).

В докладе М.Б. Корчагиной «Проблема "преодоления прошлого" в российской исторической науке» как бы продолжен разговор, начатый А. И. Борозняком. Московский историк высказывает свою точку зрения на будущее: исторический опыт показывает, что тоталитарные режимы возникают из авторитарных и при определенных условиях в них же и возвращаются. Поэтому в переходный период неизбежно сохранение авторитарных форм в общественной жизни и системе государственного управления. Во всяком случае демократия, чтобы стать необратимой, должна иметь прочные правовые гарантии. Но именно это условие в России не выполняется, и дальнейшее политическое развитие непредсказуемо. Сохраняется альтернатива: «демократия или авторитаризм» (159, с. 248).

М.Б. Корчагина полагает, что «с точки зрения преемственности идей и механизмов власти и в западных демократиях присутствует скрытая тоталитарная тенденция. Например, связанные с деятельностью средств массовой информации новые методы и формы господства будут отличаться от уже известных - тоталитарных или авторитарных, но они останутся насильственными. Не проглядим ли мы сегодня, обсуждая проблемы тоталитаризма, возникновение новых, неизвестных еще форм насилия?» (159, с. 248).

Автор ряда аналитических работ по российской истории профессор В.Н. Булдаков в докладе «Эра советской диктатуры в России» термину «тоталитаризм» предпочитает другой - «политический режим деспотического типа». Он так объясняет свою позицию: «Автор исходит из того, что феномен "тоталитаризма" в ХХ веке есть попытка возвращения к первозданным принципам власти - подчинения в связи с обнаружившейся неспособностью демократии и бюрократии справиться с усложнившимися управленческими задачами в условиях возросших требований социальных низов» (55, с. 109).

С его точки зрения, описывать советскую конструкцию власти по принципам европейской «левизны» или «правизны» практически невозможно. В России революционная смута начала ХХ в. вполне сравнима со Смутным временем начала XVII в. В том и другом случае речь идет о системном кризисе империи патерналистского типа, который в ХХ в. дал, казалось бы, совершенно непривычный результат, что объясняется наложением и резонированием кризисных ритмов российской истории.

Подробно излагая свои представления о специфике российской системы как политической деспотии, В.П. Булдаков приходит к следующим выводам: «В нынешних условиях еще нет никаких гарантий против того, что деспотический режим в Россию не вернется. Более того, можно с определенной долей уверенности говорить о большем или меньшем ужесточении политической власти в ближайшие годы. Это связано не столько с состоянием экономики как с ситуацией конъюнктурной неопределенности, от которой страдают самые различные слои населения. Учитывая это, можно определенно сказать, что нынешняя система может быть успешно преобразована только на "клеточном", социогенетическом уровне, ибо тоталитаристские тенденции заложены в самой природе человека, россиянина - в особенности. Избавление от нее связано с "революцией сознания" в сторону хозяйственного индивидуализма и уважения к закону. Строго говоря, избавление от деспотизма можно отождествить с выходом из кризисного ритма российской истории. Задачи скорейшей ее трансформации требуют своеобразной "диктатуры закона" (причем весьма жесткой, осуществляемой самой властью» (55, с. 130).

На конференции выступили с докладами Р.А. Медведев («Юрий Андропов и Андрей Сахаров», Б.С. Орлов («Становление демократической общественности как проблема исторической науки»), французский исследователь Н. Верт («Сравнивая Гитлера и Сталина сегодня»), д-р Роберт Майер, референт по вопросам Центральной и Восточной Европы в Институте международных исследований по школьным учебникам имени Георга Эккерта в Брауншвейге («Силы демократизации в России. Преподавание истории и подготовка школьных учебников»).

В какой-то степени итоги конференции были подведены в докладе Т.Г. Морщаковой «Значение демократических изменений в системе правосудия для преодоления тоталитарного прошлого».

Исходная позиция в ее докладе: «Чтобы оценить роль демократических преобразований правосудия в преодолении тоталитаризма, важно еще раз подчеркнуть некоторые общие подходы к этому сложному общественному процессу. К ним относится осознание того, что главную опасность представляет сохранение тоталитарных институтов власти, что устранение последних должно сопровождаться созданием демократических структур, что при этом необходима пропаганда новых целей демократического правового государства, построенного на отрицании тоталитарных представлений».

Т.Г. Морщакова подчеркивает: «Особенности стратегии и тактики демократических изменений в правосудии обусловлены тем, что судебная система, являясь составной частью государственно-правового механизма, в отличие от многих других его элементов при переходе от тоталитарных режимов к демократическим подлежит скорее содержательным преобразованиям, чем слому. Об этом свидетельствует опыт не только России, но и Германии, сохранившей устройство судов, сложившееся еще в конце XIX в.» (208, с. 186).

Останавливаясь на роспуске КПСС как главном носителе тоталитарной системы Т.Г. Морщакова высказывает такую точку зрения: «К сожалению, как общество, так и новые государственно-правовые институты оказались не готовыми к тому, чтобы до конца исполнить решение Конституционного Суда, запретившего восстановление прежних руководящих структур компартии, а также к тому, чтобы противостоять новому витку ее партийного строительства, в результате чего прежние партийные функционеры и сейчас официально действуют в структурах федеральной и региональной государственной власти».

Подробно рассмотрев такие темы как «независимость судей», «право граждан на судебную защиту», «конституционно-правовые основы судебной власти», «новые структуры в судебной системе», «новые задачи судов по обеспечению демократического плюралистического развития общества» и т.д., Т.Г. Морщакова призывает поддерживать «конституционный патриотизм», позволяющий защищать и укреплять провозглашенные конституционные ценности.

Так закончилась эта встреча, на которой компетентные эксперты из обеих стран не только в какой-то степени подводили итоги дискуссии о тоталитаризме, но и достаточно критически отзывались об обстоятельствах, тормозящих преодоление прошлого, в первую очередь в России. В какой-то мере эта встреча, проходившая в 1999 г. как бы завершает «ельцинский период» становления демократии со всеми ее издержками и противоречиями. И в этом смысле она может рассматриваться как итоговая. Начинался период «путинского президентства» с его иной интерпретацией демократических процессов под углом зрения концепции «суверенной демократии».

ГЕРМАНСКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ -ПРОДОЛЖЕНИЕ НЕМЕЦКО-РОССИЙСКОГО ДИАЛОГА

В последние годы фактически главным местом встречи ученых России и Германии стал Германской исторический институт в Москве. Такие институты действуют в Вашингтоне, Париже, Лондоне, Риме, Токио, Бейруте. Их предназначение, как записано в проспекте, содействовать исследовательской и просветительской деятельности в области истории культуры, социальных наук, экономики. Германский исторический институт в Москве (ГИИМ) -один из них. Он проводит конференции, семинары по различным темам, поощряет деятельность молодых ученых в России, публикует их работы.

Одно из направлений деятельности ГИИМ - московские публичные чтения. В ходе этих чтений выступают известные ученые и политики из Германии. Как правило, с российской стороны приглашаются специалисты по заявленной теме. Так, выступление экс-президента ФРГ Рихарда фон Вайцзеккера комментировал приглашенный на чтения экс-президент СССР М.С. Горбачёв, выступление экс-канцлера ФРГ Хельмута Шмидта - экс-премьер Е. М. Примаков.

Тематика чтений различна. Но в большинстве случаев она посвящена прямо или косвенно осмыслению прошлого в обеих странах. В качестве примера можно назвать лекцию профессорра Йенского университета Норберта Фрая «1949-1989-2009. Немцы и их отношение к разделенному прошлому», прочитанную 25 июня 2009 г.

Исходная позиция Н. Фрая - осмысление прошлого - это не некое статичное явление. Оно развивается, видоизменяется в зависимости от меняющихся обстоятельств, и прежде всего от смены поколений с иным жизненным опытом. Специфика деятельности ученых в Германии: после объединения в 1989 г. им приходится осмысливать уже «два прошлых» - нацистское (1933-1945) и гэдэ-эровское (1949-1989). В связи с этим Н. Фрай замечает: «Вот уж более десятилетия мы, немцы, слывем в глазах многих наблюдателей чемпионами по преодолению прошлого. Когда речь заходит о том, насколько искусно мы умеем обходиться со своим преступным прошлым, с историей Третьего рейха, то подчас можно уло-

вить иронию, даже сарказм: и в этом деле немцы хотят быть "образцовыми учениками"» (325, с. 5).

Н. Фрай излагает свой собственный подход. Поначалу большинство немцев верили в то, что под прошлым можно подвести черту и начать собственную историю заново. Отсюда и столь излюбленное после 1945 г. понятие «Stunde Null» - «час нулевого отсчета». Впрочем, если и возможно одним словом охарактеризовать найденный в конце концов путь самокритичного анализа прошлого, то это путь «обновления»* или, как раньше любили говорить, путь «преодоления прошлого». Может быть, замечает Фрай, сюда подходит и понятие «путь извлечения выводов из прошлого» (Lernprozess).

Н. Фрай полагает, что после войны в Западной Германии произошло «осознание современной истории как новой научной дисциплины» (325, с. 7). В конце 40-х годов в американской оккупационной зоне в Мюнхене был основан Немецкий институт по изучению эпохи национал-социализма. Вскоре он занял ведущие позиции в подкрепленном документацией процессе осмысления и переработки немецкой истории.

Н. Фрай обращает внимание на то, что правительство ФРГ пошло навстречу материальным претензиям евреев, и с тех пор политика реституции и компенсации «получила развитие как государственный и общественный процесс, она пронизывает всю историю ФРГ вплоть до сегодняшнего дня» (325, с. 7).

В результате, подчеркивает Н. Фрай, «самокритичная полемика с нацистским прошлым стала отличительной чертой политической культуры ФРГ».

Н. Фрай выделяет три поколения немцев, родившихся в 1905, 1925 и 1946 гг., и анализирует их отношение к прошлому с учетом их жизненного опыта. Он пишет далее, что уже в начале 1980-х, не позднее 1983 г., «была достигнута новая стадия общественного внимания, которая описывает гитлеровскую Германию как "сообщность согласных", а так называемых маленьких людей как соучастников, в лучшем случае как пассивно примкнувших, но уже не в роли жертв» (325, с. 15).

В последнем десятилетии в исторических исследованиях «вместо исторических событий и процессов на первый план вы-

* В русском тексте доклада Н. Фрая термин «Aufarbeitung» переведен как «обновление». Но смысл этого понятия более емкий - это интенсивное осмысление прошлого с последующими выводами для общества. - Прим. ред.

двинулись люди - их страдания, равно как их преступления, их свобода, но и ее границы» (325, с. 17). При этом политические и общественные обстоятельства отступили на задний план.

Один из выводов Н. Фрая: «Представление немцев о нацистском прошлом в XXI веке остается политической моральной заповедью и интеллектуальным вызовом. Для этого необходимы знания, а не только готовность вспоминать. В будущем, в котором не будет личных воспоминаний о времени национал-социализма, необходимыми окажутся иные усилия. Это относится к необходимости держать в памяти специфическую разницу между прошлым Третьего рейха и ГДР».

Далее Н. Фрай подробно разбирает процесс осмысления прошлого ГДР, указывает на те практические шаги, которые были проделаны в этом направлении, в частности на создание Ведомства по выявлению сотрудничества граждан с гэдээровским учреждением госбезопасности («штази») под руководством священника -правозащитника из Ростока Йоахима Гаука. Он критически оценивает деятельность Министерства культуры ФРГ, подготовившего документ «Изменение концепции федеральных мемориалов», утвержденный Бундестагом, и в этой связи отмечает: «В ведомстве федерального канцлера, да и не только там, считают своей обязанностью, даже долгом, творить "политику памяти". Заявленной целью "концепции мемориалов" является распространение "исторического преодоления коммунистической диктатуры как общенемецкой задачи и на западногерманские земли"». Вывод Н. Фрая: «Историк, разумеется, всегда приветствует и пытается всячески способствовать тому, чтобы в отношении обоих эпизодов из истории Германии ведущим принципом оставалось просвещение, постоянно переосмысляемое. Но в то же время необходима доля скепсиса, когда государство пытается чрезмерно вмешиваться и предъявляет завышенные запросы. В условиях демократии первенство принадлежит просвещающим самих себя общественным силам. Политика может и должна их поддерживать, но грань, по которой ей придется ступать, тонка. Поддержка слишком легко может превратиться в управление и даже в навязчивую опеку» (325, с. 38).

17 октября 2007 г. в Германском историческом институте выступил Ханс Моммзен, один из наиболее авторитетных немецких историков, активный участник известного «Спора историков» 1986-1987 гг. Тема его лекции «Гитлер. Вторая мировая война и немцы» привлекла к себе большое внимание. В зале присутствова-

ла многочисленная московская ученая публика, связанная с немецкой тематикой, студенты высших учебных заведений.

Одна из исходных позиций Х. Моммзена - само восхождение Адольфа Гитлера оказалось возможным не в последнюю очередь потому, что он и национал-социалистическая пропаганда постоянно обещали покончить с «позорным миром» Версальского договора и вернуть Германии статус великой державы.

При этом одним из важнейших союзников Гитлера был рейхсвер. Ему удалось избежать выполнения взятых на себя договорных обязательств по разоружению и начать тайную масштабную милитаризацию.

Сам Гитлер после прихода к власти выставлял себя как миротворец. В своем выступлении по случаю принятия закона от 23 марта 1933 г. о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству, которое официальная пропаганда окрестила «Речью о мире», Гитлер говорил о том, что новая война стала бы «бесконечным сумасшествием», и что новое правительство решило встать на службу миру. Вплоть до 1939 г. Гитлер, поддерживаемый геббель-совской пропагандой, принципиально настаивал на этой пропагандистской линии.

Х. Моммзен обращает внимание на то, что заключение Мюнхенского соглашения было воспринято населением с восторгом и ликованием. «Парадокс заключался в том, что диктатора прежде всего восхваляли за то, что ему удалось добиться решающих внешнеполитических успехов, будь то Саар, Австрия или Судеты, не прибегнув к кровопролитию» (206, с. 9).

И дальше: «Вера в фюрера и в его внешнеполитический гений возросла настолько, что никто не испытывал страха перед развитием военных событий». Х. Моммзен замечает: «Если бы Гитлеру в тот момент случилось уйти в отставку, он наверняка остался бы в памяти немецкого народа как "мирный канцлер"» (206, с. 9).

Даже после окончания польской кампании 1939 г. Гитлер все еще являлся населению в ореоле «хранителя мира». Он был на пике своей популярности даже у тех, кто еще недавно его сторонился. Даже когда в стране нарастали внутриполитические трудности, общество винило в первую очередь нацистских партийных бонз и СС, вера в Гитлера поначалу оставалась непоколебимой. Говорили: «Если бы фюрер знал.» и не считали его ответственным за внутриполитические проблемы.

Х. Моммзен подчеркивает, что в ходе войны против СССР после целого ряда поражений нацистская пропаганда стала осмот-

рительно прибегать к эсэсовскому клише, выставлявших советских людей «недочеловеками».

Х. Моммзен анализирует обстановку, сложившуюся в Германии после поражения под Сталинградом и покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. Безраздельная власть Гитлера основывалась прежде всего на его личной харизме, хотя он, поглощенный восточной военной кампанией, избегал появления на публике и старался как можно реже бывать в разрушенных бомбами крупных городах. В отличие от Иосифа Сталина, замечает Моммзен, в его руках более не находились бразды повседневного управления страной, и он еще более, чем Сталин, закрывал глаза на реальную военно-политическую ситуацию. Лишь поражение немцев под Сталинградом положило конец мифа о фюрере.

В заключение Х. Моммзен приходит к следующему выводу: «Очень трудный вопрос, почему же подавляющее большинство немцев завело себя на преступный путь или, по крайней мере, безропотно поддерживало его, нуждается в сложном дифференцированном ответе» (206, с. 23). Среди причин Х. Моммзен называет антикоммунистическое индоктринирование, давление аппарата террора. Программа полного подчинения государственного аппарата НСДАП сопровождалась усиливающимися репрессиями, преследованием потенциальных и реальных противников режима. Примененные на последнем этапе войны руководством военных округов особые трибуналы и летучие военно-полевые суды СС проводили настоящие массовые убийства. Такие меры никоим образом не улучшали отчаянного военного положения, в то время как террор по отношению к мирному населению многократно вырос. Так был упущен последний шанс сообща воздействовать на Гитлера, дабы закончить эту бессмысленную войну.

Свой доклад Х. Моммзен заканчивает выводом: «Миф о Гитлере вынужденно и со все большими потерями продолжал поддерживать политическую систему, рассыпавшуюся под ударами извне и разлагавшуюся изнутри вплоть до того момента, когда самоубийство диктатора завершило эту вакханалию» (206, с. 27).

При осмыслении прошлого ряд приглашенных ученых и политиков выходит на современность. Пример такого подхода - доклад Уте Фреверта «Доверие и власть: новая и новейшая история Германии и России». Он был прочитан 25 мая 2007 г. и вызвал к себе большой интерес.

Совершив пространный экскурс в историю обеих стран, У. Фреверт поделился своими впечатлениями о содержании писем,

которые в свое время писали рядовые граждане главам германского государства (Фридрих Эберт, Пауль фон Гинденбург и Адольф Гитлер). В них четко прослеживается как желание иметь сильного лидера, так и стремление к единству. Лишь райхспрезидент - эта мысль повторялась в письмах постоянно - в состоянии представлять интересы государства на надпартийном уровне. В то же время, подчеркивает У. Фреверт, тяга к сильной руке, которая всех бы объединяла, не мешала, однако, гражданам исповедовать принципы демократии и плюрализма. Активность избирателей на выборах в Райхстаг в 20-е годы и начале 30-х годов была очень высокой (от 75% в 1928 г. до 83% в 1932 г.). Вначале партии, приверженные Веймарской конституции, даже набирали подавляющее большинство голосов. Лишь с 1930 г. все больше избирателей отдавали свои голоса партиям, стремящимся ликвидировать парламентскую демократию - коммунистической и национал-социалистической, общая доля голосов которых в парламенте выросла с 13% в 1928 г. до более чем 50% в 1932 г.

У. Фреверт подчеркивает, что годы с 1933 по 1945 стали для немцев годами слепого доверия. «Фюрер не знал, куда ему деваться от заверений в преданности, в которых народ прямо-таки распинался» (326, с. 23).

У. Фреверт делится личными впечатлениями. «Молодое поколение, к которому принадлежали Гюнтер Грасс и мои родители, не могли представить себе, что война может закончиться поражением. После 1945 года все удивительно быстро развернулось на 180 градусов. Несмотря на очевидные различия в устройстве двух германских государств (ФРГ и ГДР. - Б. О.), ни в том, ни в другом не было и намека на вождизм». До сих пор, продолжает У. Фреверт, слово «фюрер» - «вождь» в германском обществе имеет отрицательную коннотацию, наблюдается явное нежелание рассматривать видных политиков, в том числе и канцлера, в качестве лидеров, вождей.

Касаясь ситуации в Советском Союзе времен правления Сталина, У. Фреверт высказывает такое мнение: «Постоянный поиск внутреннего врага и легкость, с которой друзья превращались во врагов, сделали Советский Союз 30-х годов страной, где все время царили подозрение и произвол. Даже личные доверительные отношения не выдерживали порой этого испытания. Но как раз на фоне социальной дезинтеграции доверие к непогрешимому вождю становилось сильнее, и это можно интерпретировать как некую компенсаторную стратегию, как поиск опоры, которую удавалось

найти в социальных и политических стереотипах. В свое время царь был для крестьян России батюшкой и авторитетом, защищавшим их в первую очередь от дворянства. Сталин же представлялся народу "отцом родным", даже если его дети не имели и толики доверия друг к другу» (326, с. 25).

Начало войны в 1941 г. привело к тому, полагает У. Фреверт, что Сталин получил уникальный кредит доверия, представ в роли спасителя Советского Союза, и этот кредит надолго сохранился после его смерти. Его преемникам «так и не удалось переписать этот кредит доверия на свое имя». Ничего не изменилось и при Путине, наоборот, политологи говорят о «суперпрезидентской системе» и об «авторитарном президентстве».

Выводы У. Фреверта:

1. В Германии, России и других странах, где существует политическая система, основанная на принципах, возникших в период новой и новейшей истории, власть хочет подать себя как «партнер» народа, который оказывает ей доверие. «Власть стремится к доверию. Власть без доверия отдает неприятным душком».

2. Речь идет именно о доверии, а не о верности подданных правителю как раньше.

3. Как в Германии, так и в России доверием пользовался в первую очередь монарх, пока этот институт существовал. После революций 1917 и 1918 гг. глава государства пользуется наибольшим доверием. Гинденбург и Гитлер в Германии, Сталин в СССР подают себя как лица, которым доверие следует оказывать в первую очередь, и граждане принимают это. История культа фюрера в Германии, однако, резко обрывается в 1945 г., в Советском Союзе культ вождя сохраняется.

4. В современной Германии доверие к политическим институтам растет. «Мы можем назвать этот процесс обучением демократии - это сложный, трудный процесс, сопровождающийся постоянным риском неудачи». Иначе Фреверт оценивает ситуацию в России. «Россия еще не прошла по этому пути, причем неясно, пройдет ли она вообще по нему, и как будет выглядеть этот путь». Демократический потенциал России слаб. История Веймарской республики показывает, что высокая степень добровольного участия граждан в делах общества еще не есть гарантия доверия к демократическим институтам.

Заметим, это было высказано немецким ученым У. Фревер-том в докладе 25 мая 2007 г.

* * *

Одно из направлений деятельности ГИИМ - участие в проведении различных конференций совместно с российскими научными учреждениями и последующее издание материалов таких конференций.

На одной из таких конференций обсуждалась тема «Послевоенная история Германии: российско-немецкий опыт и перспективы». Составители сборника статей участников конференции - директор ГИИМ Бернд Бонвеч и российский ученый, профессор Московского университета Александр Ватлин. В предисловии они объясняли сложившуюся ситуацию: «Обратившись лицом на Запад и на Восток, российские ученые - и к историкам это относится в полной мере - отодвинули на второй план общение в рамках национального научного сообщества. Какое-то время даже казалось, что этого сообщества вообще не осталось: Академия наук и университеты боролись за собственное выживание, ушли в прошлое и региональные конференции, и сборники статей молодых ученых, и институты повышения квалификации. Ситуация в научном мире России стала напоминать времена феодальной раздробленности».

Печальная констатация. Тем не менее в такой обстановке конференция состоялась, она прошла в помещениях ИНИОН РАН с 28 по 30 октября 2005 г. На ней обсуждались следующие темы: последствия Второй мировой войны; развитие двух германских государств; крах диктатуры СЕПГ и воссоединение Германии; послевоенная история в германских и российских архивах; интеллектуальный дискурс в ФРГ; изучение и преподавание истории Германии: новые подходы.

По каждому из этих разделов выступали ученые из России и Германии, их выступления помещены в изданном позднее сборнике «Послевоенная история Германии». Составители сборника отмечали: «Многие из представленных в сборнике статей носят дискуссионный характер, прокладывая мостик от исторического опыта Германии к современным проблемам. Достаточно часто возникают (вольные или невольные) параллели, идет ли речь о "сталинизме на немецкой земле", "народной демократии" Вальтера Ульбрихта или "канцлерской демократии" эпохи Конрада Аденауэра. Дискуссионный характер имеют статьи, посвященные депортации немецкого населения после Второй мировой войны, "советизации" Вос-

точной Германии, возвращению объединенной ФРГ в круг великих держав» (Послевоенная история Германии, с. 7).

Завершают свое вступление составители сборника следующими словами: в книге «можно найти практически все кроме благостного единодушия и вечных истин, которые способны раз и навсегда закрыть ту или иную научную проблему. «Спор историков» двух стран, освобожденных от оков навязанного извне идеологического противостояния, продолжается».

Скорее, обмен мнениями, а не «спор историков» и в самом деле продолжался и прежде всего в рамках Германского исторического института.

Следующая конференция была проведена в Архангельске (12-16 сентября 2007 г.). Ее организаторами были Поморский государственный университет и Германский исторический институт. Материалы конференции вышли отдельным изданием под названием «Власть и общество в условиях диктатуры. Исторический опыт СССР и ГДР 1945-1965».

Во введении дается краткая характеристика докладов и затем делается вывод: «Обсуждение докладов было достаточно острым, некоторые сообщения российских и германских коллег подверглись жесткой критике, причем необязательно немцы искали изъяны в русских работах и наоборот. Данный факт свидетельствует о том, что конфронтация между учеными двух стран времен «холодной войны» уже в прошлом. Главным критерием стала не идеологическая направленность, а качество научных исследований» (Власть и общество, с. 7).

Профессор Лейпцигского университета Гюнтер Хайдеман предложил на конференции свой подход к анализу исторических процессов в докладе «Теория и методология сравнительного изучения диктатур, их практическое применение (на примере буржуазного объединения)».

Исходная позиция Хайдемана: каждое историческое сравнение оспаривается. Сравнение диктатур НСДАП и СЕПГ как вариант сравнительного анализа фашистской и коммунистических диктатур является еще более спорным... В отличие от национал-социализма социализм ГДР нельзя обвинить в Холокосте и развязывании мировой войны, повлекшей за собой огромное количество жертв. Кроме того, ГДР возникла в результате насаженного другой стороной оккупационного режима, а не была фатальным исходом провалившейся демократии».

И далее: «Оба режима поставили своей целью ликвидацию буржуазного общества, включая его принципы. На место буржуазии должны были прийти "соотечественники" "народной общности" и "товарищи" социалистического общества, причем так называемая "интеллигенция" приобретала при социализме однозначно не буржуазную коннотацию» (328, с. 304).

Однако, поясняет Хайдеман, «в отличие от национал-социализма, который также стремился к упразднению и вытеснению буржуазных образованных слоев населения, но не разработал для этого определенной общественной концепции, социальная политика КПГ и СЕПГ с самого начала стремилась провести коренное общественное преобразование, в котором не было места буржуазии в ее изначальной форме. На ее место должна была прийти "прогрессивная интеллигенция", чтобы совместно с классом рабочих и крестьян принимать участие в строительстве социализма.

Выводы Хайдемана: национал-социалистический геноцид действительно остается единственным в своем роде. Но перестройка государства, экономики и общества, намеченная и проводимая реальным социализмом, без сомнения, была намного радикальнее и тем самым "тоталитарнее", чем та, которая проводилась национал-социализмом. Даже такое противопоставление режимов дает понять, что в будущем следует более осторожно использовать термин "тоталитарный", пока не появится, больше научных работ, посвященных сравнению диктатур» (328, с. 311-312).

Московский историк профессор А.Ю. Ватлин рассмотрел проблему, которую в свое время обозначил на встрече в «партийном бараке» СДПГ в Бонне в 1991 г. Лев Безыменский. В своем докладе «Формирование образа "новой Германии" в советской пропаганде начала 50-х годов» он привел конкретные примеры деятельности советской пропаганды применительно к процессам, происходившим в ходе становления ГДР. Один из его выводов: «Начиная с 60-х гг. связка ГДР - ФРГ, Восточный Берлин - Западный Берлин постепенно исчезает из арсенала советской пропаганды. Потеряв опору в своем антиподе, образ "первого государства рабочих и крестьян на немецкой земле" становится все более скучным, общественный интерес в Советском Союзе все более переключается на события в ФРГ. ГДР уныло "шагает от пятилетки к пятилетке", для советских людей данная страна становится все более "нашей" и все менее немецкой» (64, с. 187).

Добавим от себя: именно это обстоятельство позволяло постепенно снижать воздействие того психологического барьера,

который существовал как результат минувшей Второй мировой войны между нашими народами с ее кровавыми жертвами и неисчислимыми преступлениями. От призыва «Убей немца!» прокладывалась пока что узенькая тропинка в сторону реального, а не

пропагандистского призыва «Помирись с немцем!»

* * *

Еще одной стороной деятельности Германского исторического института является анализ архивных материалов. Один из результатов такой деятельности - издание в 2009 г. в рамках «Вестника архива президента Российской Федерации» сборника документов, касающихся отношений между СССР и Германией в период между 1933 и 1941 гг. («СССР-Германия. 1933-1941»). Пространное предисловие к нему написали Бернд Бонвеч и Сергей Кудряшов - шеф-редактор данного издания. Их публикация представляет интерес также и по той причине, что в ней изложена совместная позиция немецкого и российского ученого на одну из тем, которая по сей день актуальна не только в мире ученых, но и в мире политиков. Из этого предисловия мы узнаем, что в 2008 г. в Архиве Президента Российской Федерации были рассекречены дела по советско-германским отношениям в эпоху между Первой и Второй мировыми войнами. Это, несомненно, огромное приобретение для науки, отмечают авторы предисловия, поскольку в этом архиве отложились документы, отбиравшиеся специально для нужд Политбюро, а с 1930 г., когда заведующим особым сектором ЦК стал Александр Поскребышев, главным образом для самого Сталина.

Научное предисловие, озаглавленное «Советский Союз, Сталин и Германия в 1933-1941 гг.» представляет собой самостоятельное развернутое исследование (с. 13-41), в котором анализируются в хронологическом порядке этапы внешней политики СССР, со ссылкой на значительное число источников.

При этом Б. Бонвеч и С. Кудряшов объективно воспроизводят различные мнения на тот или иной вопрос. Так, в разделе «Советский Союз и Третий рейх» они так рассматривают эту тему. «В исторической науке, - пишут они, - представлены самые различные суждения о советской политике в отношении нацистской Германии. Известна полемичная концепция Роберта Такера, согласно которой Сталин "косвенно способствовал" захвату власти Гитлером, постоянно стремился к сотрудничеству с Германией, полу-

чившему окончательное оформление в 1939 г., что в конце концов способствовало развязыванию новой войны.

В том же ключе интерпретирует политику Сталина и российский ученый Сергей Случ. Он убежден, что Сталин был чрезвычайно заинтересован в прямом сотрудничестве с нацистской Германией и даже стремился "принудить" ее к дружественной политике, угрожая прекращением военных контактов».

Точка зрения самих авторов научного предисловия: «Нельзя доказать, что Сталин руководствовался именно теми соображениями и целями, которые ему приписывает Случ. Тезисы подобных авторов представляют собой никоим образом не обязательную модель интерпретации мышления и побудительных мотивов Сталина. Отдельные его действия подгоняются исследователями под эту модель. Из самих же действий модель никак не явствует. Большая часть принимавшихся мер и засвидетельствованных источниками высказываний, на которые ссылается Случ, вполне допускает и другую интерпретацию» (29, с. 17).

Завершается научное предисловие констатацией сложившейся ситуации перед началом боевых действий 22 июня 1941 г. «Некоторые авторы объясняют поведение Сталина наличием личной переписки между двумя вождями. Подобный обмен письмами представляется чрезвычайно сомнительным. Нет никаких архивных или косвенных данных в поддержку этой версии». Далее приводятся факты, согласно которым Сталин лично составил сообщение с использованием идей посла Германии в СССР Шуленбурга с опровержением слухов о напряженности в советско-германских отношениях. Вечером его зачитали по радио, а на следующее утро опубликовали в газетах. Но Берлин никак не реагировал. Ответ пришел ранним утром 22 июня, когда боевые действия уже начались, и расстроенный Шуленбург заявил Молотову о его глубочайших сожалениях по поводу такого развития событий. «Сталин, однако, по-прежнему считал, что понимает Гитлера лучше, чем те, кто говорит о войне. Даже после начала германского наступления он некоторое время относился к происходящему как к провокации немецких военных, которые хотят втянуть Гитлера в войну с Советским Союзом. Такая политика советского лидера обошлась стране в миллионы человеческих жизней» (39, с. 41).

* * *

В сентябре 2010 г. исполнилось пять лет с начала деятельности Государственного исторического института в Москве. Она началась с проведения международной конференции в Кемерове (2325 сентября 2005 г.). Месяц спустя была проведена уже вторая конференция, на сей раз в Москве (29-30 октября 2005 г.). Через год (23-24 сентября 2006 г.) прошла конференция в Кемерове по теме «Политический террор в исторической памяти Германии и России». В октябре 2006 г. конференция состоялась совместно с Франко-российским центром общественных и гуманитарных наук в Москве по теме «Победители и побежденные. От войны к миру: СССР, Франция, Англия, США и Германия в 1945-1950-х годах». Следующая конференция состоялась на Севере России, в Архангельске (11-15 сентября 2007 г.). Буквально через день прошла конференция в Москве по теме «Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике, культуре».

В этот же период выступали с докладами приглашенные из Германии ученые и политики, с их участием проводились «круглые столы».

Научные симпозиумы, обсуждение новой литературы, открытая для доступа библиотека - это тоже ГИИМ. За пять лет своего существования Институт сумел стать местом формальных и неформальных встреч ученых, студенческой молодежи, местом готовности поделиться опытом, помочь в поиске литературы. Приходится констатировать, что в настоящее время только ГИИМ открывает германистам со всех концов страны возможность встречаться и обсуждать то, что связано с их конкретной научной деятельностью.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

«СПОР ИСТОРИКОВ» КАК ОТРАЖЕНИЕ СОСТОЯНИЯ ОБЩЕСТВА

Историкам России и Германии выпала тяжелая и одновременно интересная участь. Им предстояло осмыслить крутые повороты в жизни двух стран - Вторую мировую войну с разными последствиями для двух стран - победа и поражение; анализ

процессов в разделенной Германии; распад СССР и прекращение «холодной войны»; объединение Германии и становление России как демократического государства. Определенная часть историков была при этом личным свидетелем и даже участником происходивших процессов.

Самое примечательное: все эти процессы, и прежде всего осмысление сущности политических режимов, проводимой ими политики, начиная со времен перестройки, анализируются российскими и немецкими учеными совместно на многочисленных конференциях, «круглых столах», результаты которых затем превращаются в книги, сборники, учебные пособия. При этом произошло самое значительное для судеб народов обеих стран: они перестали рассматривать друг друга потенциальными врагами, противниками, носителями скрытых, но неприемлемых тенденций вроде пресловутого «дранг нах Остен». Причем произошло это не потому, что о неприятном старались не говорить. Напротив, именно объективное рассмотрение негативных сторон в жизни обеих стран и сблизило историков, создав атмосферу научной взвешенной благожелательности. Все это не могло не сказаться на общественных настроениях в обеих странах. По многочисленным опросам, в России в списке симпатий к окружающим народам немцы стоят на одном из первых мест.

Примечательно и другое. В ходе совместного осмысления прошлого - не только ближнего, но и дальнего - накоплен значительный аналитический материал об отношении одного народа к другому, начиная с масштабных исследований Льва Зиновьевича Копелева, который проследил развитие этих отношений за целое тысячелетие, документально отразив в десяти томах: пять томов -немцы о русских и пять томов - русские о немцах.

Но Л. З. Копелев не случайно в воссоздании картины прошлого не стал рассматривать период революционных потрясений в 1917-1918 гг. в России и Германии. Находясь в ФРГ и будучи лишенным гражданства своей собственной страны, он полагал, что на дальнейшем освещении событий будет неизбежным пропагандистский налет, мешающий воссоздать полную историческую правду.

Но как раз с этим столкнулись историки, поставленные перед необходимостью осмыслить сущность политических режимов в СССР и Германии уже после распада Советского Союза. И если историки послевоенной ФРГ имели достаточно открытый доступ к архивным материалам, раскрывающим деятельность нацистского

режима в Германии в 1933-1945 гг., то иная ситуация сложилась в ГДР, где исследования проводились при соблюдении главной идеологической линии с упором на антифашистское сопротивление в годы нацизма и с уходом от анализа сущности этого режима.

Еще более сложной ситуация была в СССР, где на исследования о германском фашизме было наложено негласное табу, и когда автор-составитель этой работы, вынужденный расстаться с журналистикой, захотел в самом конце 60-х годов кандидатскую диссертацию посвятить анализу сущности нацистской идеологии, то ему отсоветовали это делать, полагая, что в ходе исследования могут неизбежно возникнуть так называемые «аллюзии», т.е. перекличка с идеологическими установками КПСС. Пришлось добираться к этой теме, как говорят в народе, «огородами», т.е. писать о деятельности праворадикальной НДП, и в одной из глав диссертации рассматривать степень близости идеологии партии фон Тад-дена к нацистской идеологии.

Но что примечательно! Фактически первый развернутый обмен мнениями советско-российскими историками в критический переломный момент в Свердловске / Екатеринбурге в 1993 г. показал, что им уже хорошо известны западные наработки в этой области, и что они в состоянии давать собственные оценки не с позиций школьников, вынужденно пропустивших уроки. Именно по этой причине в данном исследовании конференция в Екатеринбурге показана достаточно подробно.

Со временем объем знаний, связанных с осмыслением тоталитарных режимов, нарастал, о чем свидетельствовал буквально поток последовавших конференций в России и Германии.

При воссоздании картины деятельности российских историков выявилось, что исследовательские центры активно действовали не только в Москве (прежде всего в Институте всеобщей истории и ИНИОНе), но и в далекой Сибири, в Кемерове и Томске, в Челябинске и Екатеринбурге, в Воронеже и в Волгограде, в Иванове и во Владимире, в Перми и в Ростове-на-Дону. Их деятельность отображена в соответствующих научных изданиях, содержание некоторых из них в сжатом виде рассмотрено в данном исследовании. В распоряжении составителя не оказалось материалов о соответствующей деятельности историков в двух крайних точках российского пространства - в Петербурге и Владивостоке. Видимо, расстояния играют при этом определенную роль; впрочем, не только они.

Хочу при этом со всей настоятельностью еще раз подчеркнуть: в данной работе рассматривались труды историков, как российских (ранее советских), так и немецких, в которых затрагивалась - прямо или косвенно - тематика сравнительных исследований двух политических режимов, осуществленных совместно. Тем не менее в список литературы включены некоторые работы, в которых анализируются сущностные характеристики как национал-социализма, так и сталинизма без намерений каким-либо образом сравнивать эти режимы. Но в целом, сложившийся список литературы наглядно показывает уровень предпринимаемых исследований, глубину поставленных в них вопросов.

В современной России продолжают складываться разные представления относительно исторического анализа прошлого. И при этом прослеживается тенденция сосредоточиваться на положительных сторонах минувшего вместо того, чтобы воссоздавать это прошлое во всей его полноте, представляется полезным учитывать особенности подхода к этой проблематике ученых России и Германии в ходе их совместной исследовательской работы, осуществлявшейся на протяжении 90-х годов ХХ в. и первого десятилетия XXI в. Именно это обстоятельство побудило меня взять на себя роль составителя, воссоздающего на основе документальных материалов далеко не полную картину научного сотрудничества коллег из двух стран, прошедших через испытания тоталитарными режимами. Молодым ученым, пожелавшим подключиться к анализу этой тематики, я бы настоятельно советовал начинать со знакомства с содержанием этой небольшой книги и, соответственно, с мыслями и соображениями своих старших коллег, многие из которых не просто изучали эти режимы, но и испытали на своей личной судьбе, что представляли собой эти режимы в их реальном исполнении.

Перечитывая выступления на конференциях, опубликованные в сборниках, я про себя отмечал, что целый ряд моих коллег уже покинули сей бренный мир. Эти ученые заслуживают того, чтобы быть упомянутыми. Это и кемеровский историк Юрий Владимирович Галактионов, и воронежский историк Виктор Александрович Артемов, и ивановский историк Израиль Яковлевич Биск, и московский историк Марианна Борисовна Корчагина. И другие коллеги в различных регионах страны, с которыми я лично не был знаком. И, конечно, наш друг в Германии Хайнц Тиммерманн, много сделавший для того, чтобы были проведены конференции и изданы книги. Одно утешает: их нет, а их мысли и суждения с нами.

...В то самое время, когда пишутся эти строки, в Москве стоит поздняя осень. Дождь сменяется снегом, заморозки - оттепелью. В обществе продолжается дискуссия о будущем России. Прогнозы разные, включая самые мрачные. При этом все более очевидной становится мысль, высказанная неоднократно участниками дискуссий, помещенных в данной книге: умение извлекать уроки из прошлого и способность выстраивать благополучное будущее находятся в тесной взаимосвязи.

P.S.: В продолжающихся дискуссиях о политических перспективах России по-прежнему затрагиваются проблемы тоталитаризма и фашизма. В этом смысле показательна статья постоянного автора «Новой газеты» Бориса Пастухова, опубликованная в июле 2013 г. (Б. Пастухов. Тотализатор. «Новая газета» от 17 июля 2013. С. 8).

Представляется полезным обратиться к совместным обсуждениям данной проблематики ученых России и Германии, которые позволяют делать вывод о том, насколько вероятно возвращение к политическим режимам, появившимся в специфических условиях ХХ в.

Список литературы

1. Аверинцев С. Преодоление тоталитаризма как проблема // Преодоление прошлого и новые ориентиры его переосмысления. Опыт России и Германии на рубеже веков. - М., 2002.

2. Аннинский Л.А. Моя Германия // Вехи российско-германских отношений (40-90-е годы ХХ века). - Волгоград, 2001. - С. 148-157.

3. Адорно Т. Воспитание после Освенцима // Новое время. - М., 1993. - № 5. -С. 56-58.

4. Г. Аймермахер. Россия и Германия. ХХ век: о новом проекте Льва Копелева // Копелевские чтения - 2002. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2002. - С. 38-42.

5. Андреев А.Н. Немецкий исторический роман как источник по истории формирования менталитета населения Веймарской республики // Веймарская республика: история, историография, источниковедение. Вып. 4. - Иваново, 2008. - С. 158-179.

6. Арапина С.В. Деятельность Германского трудового фронта в сфере социального страхования // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, 2006. - С. 298-302.

7. Арендт Х. Истоки тоталитаризма. - М., 1996.

8.

9.

10.

11

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18

19

20

21

22

23

24

25

26

Артемов В.А. О природе и сущности тоталитаризма // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века: Тезисы научного семинара 28-29 января 1993. - Екатеринбург, 1993. - С. 51-53.

Артемов В. А. Общность и различия исторических судеб // Россия и Германия: диалог двух культур. - Липецк, 1996. - С. 24-30.

Артемов В.А. Россия в творчестве немецких историков Веймарского периода Л.К. Гетца и К. Штелина // Копелевские чтения - 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 207-212.

Артемов В. А. 1923 год в Германии - прелюдии к «большевизации» КПГ // Германия и Россия. События, образы, люди. Сборник о российско-германских отношениях. - Воронеж, 1999. - С. 76-89. Артемов В. А. Карл Радек. Идея и судьба. - Воронеж, 2000. Артемов В.А. Эрих Мюзам о большевизме и Советской России // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2001. - С. 132-141.

Артемов В.А. Н.А. Бердяев об истоках и сущности советского тоталитаризма // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 61-69.

Ахтамзян А. А. «Дух Рапалло» в отношениях Германии и России в ХХ веке // Вехи российско-германских отношений (40-90-е годы ХХ века). - Волгоград, 2001. - С. 30-37.

Базылев А.В. К проблеме роста массовой базы НСДАП в 1929-1933 годах // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 135-141.

Баранов Н.Н. К проблеме эволюции тоталитаризма в СССР // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 2829 января 1993 г. - Екатеринбург, 1993. - С. 88-92.

Белюков А. М. Христианские архетипы в советской тоталитарной культуре 30-50-х годов // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 243-250.

Бенц В. Холокост в общественном сознании // Вторая мировая война: Уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2007. - С. 227-232. Бессонов Б.И. Фашизм: идеология, политика. Книга 1-2. - М., 1995. Бест Х. Парламентаризм в Германии: историческая перспектива // Парламентаризм в России и Германии. История и современность. - М., 2006. - С. 480487.

Биск И.Я. Причины гибели Веймарской республики и прихода к власти гитлеровцев в немецкой мемуарной литературе // Труды Сталинского пединститута. - Т. 3. Серия историческая. - Сталинск, 1960.

Биск И.Я. История повседневной жизни населения в Веймарской республике. -Иваново, 1990.

Биск И.Я. Опыт изучения германской истории в Ивановском государственном университете // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. -Липецк, 1997. - С. 71-76.

Биск И.Я. Методологии истории. Курс лекций. - Иваново, 2007. Блосфельд. Е.Г. О продуктивности термина «тоталитаризм» // Вторая мировая война и преодоление тоталитаризма. - М., 1997. - С. 113-117.

27

28

29

30

31

32

33.

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

Блосфельд Е.Г. Еще раз о тоталитаризме в Германии и СССР (к вопросу о тоталитаризме и уроках Второй мировой войны) // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2006. - С. 23-30. Бляхман Б.Я. Отражение тоталитарного сознания российских граждан в практике построения правового государства // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С 416-423. Бонвеч Б. Сталинизм и исторический путь России в ХХ веке // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 103-117.

Бонвеч Б. Германский опыт преодоления тоталитарного прошлого // Вехи российско-германских отношений (40-90-е годы ХХ века). - Волгоград, 2001. - С. 23-29.

Бонвеч Б. Двойное преодоление прошлого в Германии: 1945 и 1990 гг. // Тоталитарный менталитет: проблемы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 383-392.

Бонвеч Б. Вторая мировая война и история Германии и России // Вторая мировая война: уроки истории для России и Германии. - Кемерово, М., 2006. - С. 327-332.

Бонвеч Б. Преодоление тоталитарного прошлого в Германии. 1945 и 1990 гг. //

Изучение диктатур. Опыт России и Германии. - М., 2007. - С. 35-52.

Бонвеч Б. Российская историческая германистика и Германский исторический

институт в Москве // Копелевские чтения - 2007. Россия и Германия: диалог

культур. - Липецк, 2008. - С. 52-56.

Бонхёфер Д. Сопротивление и покорность. - М., 1994.

Борко Ю.А. Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ в. // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 28-29 января 1993 г. - Екатеринбург, 1993. - С. 131-133.

Борко Ю.А. Диалог культур: европейский контекст // Копелевские чтения -

1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 51-55.

Борко Ю. Россия и Европейский союз: ближние и дальние перспективы партнерства // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 87-104. Борко Ю. А. Преодолевая образ врага: могут ли Россия и Германия воспроизвести франко-германский опыт? // Копелевские чтения - 2002. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2002. - С. 225-230.

Боровко А.Н. Церковь и «третий райх» // Новая и новейшая история». - М., 1991. - № 4. - С. 42-62.

Борозняк А.И. Историки ФРГ о нацизме // Новая и новейшая история. - 1997. -№ 1. - С. 62-74.

Борозняк А.И. Эволюция исторического сознания в Западной Германии // Веймар-Бонн. Опыт двух германских демократий и современная Россия. - М.,

1998. - С. 108-114.

Борозняк А.И. Искупление. Нужен ли России германский опыт преодоления тоталитарного прошлого? - М., 1999.

Борозняк А.И. ФРГ: опыт становления антитоталитарного согласия. Проблема «преодоления прошлого». - М., 1999.

45

46

47

48

49.

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

Борозняк А. И. Понятие тоталитаризма в научной дискуссии в России // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 7391.

Борозняк А. И. Преодоление тоталитарного прошлого в Германии и России: попытка критического сопоставления // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры и два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 363373.

Борозняк А.И. «Там память горя велика, глухая память боли». Свидетельства трагедии советских военнопленных и остарбайтеров // Копелевские чтения -2002. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2002. - С. 204-210. Борозняк А. И. Прошлое, которое не уходит. Очерки истории и историографии Германии ХХ века. - Екатеринбург, 2004.

Борозняк А. И. Германский опыт преодоления прошлого: взгляд российского историка // Изучение диктатур. Опыт России и Германии. - М., 2007. - С. 10-16. Брахер К. Д. Формы и проблемы отношения к прошлому. Немецкая точка зрения // Россия и Германия на пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 34-54.

Бубе М. Система власти в Германии - парламентаризм как канцлерская демократия? // Парламентаризм в России. История и современность. - М., 2006. -С. 459-479.

Бубе М. Предисловие // Изучение диктатур. Опыт России и Германии. - М., 2007. - С. 7-9.

Бугров В.И., Бугров Д. В. К вопросу об утопичности тоталитарного сознания: специфика развития социокультурных утопий в России первой половины ХХ века // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993. - С. 15-19.

Булдаков В. П. Красная смута: природа и последствия революционного насилия. - М., 1997.

Булдаков В. П. Эра советской диктатуры в России // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 105-130. Буллок А. Гитлер и Сталин: Жизнь и власть. Сравнительное жизнеописание. В 2 т. - Смоленск, 1994.

Буржуазные и реформистские концепции фашизма. - М.: ИНИОН, 1973. Буханов В.А. Европейская стратегия германского фашизма. 1933-1939. -Свердловск, 1991.

Буханов В. А. О попытках реформирования нацистской партии в конце Второй мировой войны // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 28-29 января. - Екатеринбург. 1993. - С. 83. Буханов В. А. Мемуары гауляйтера // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ столетия. - Екатеринбург, 1993.

Буханов В. А. Гитлеровский «новый порядок» в Европе и его крах. 1933-1945. (Идейно-политические проблемы). - Екатеринбург, 1994. Буханов В. А. Национал-социалистический режим в Германии // Институт прямой и представительной демократии: генезис политических режимов в ХХ веке. - Екатеринбург, 2000.

Вайденфельд В. Куда идут немцы? О морально-политическом будущем объединенной Германии // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 252-262.

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79

80

81

Ватлин А.Ю. Формирование образа «новой Германии» в советской пропаганде начала 50-х годов // Власть и общество в условиях диктатуры: Исторический опыт СССР и ГДР. 1945-1965. - Архангельск. - С. 172-187. Ватлин А. Ю. Сопротивление диктатуре как научная проблема: германский опыт и российская перспектива // Вопросы истории. - 2000. - № 11-12. -С. 1-29.

Ватлин А. Германия в ХХ веке. - М., 2005.

Вашкау Н.Э. Российские немцы: опыт культурно-этнической характеристики // Вехи российско-германских отношений (40-90-е годы ХХ века). - Волгоград, 2001. - С. 65-71.

Вашкау Н.Э. Роль евангелической церкви в сохранении культуры поволжских немцев Х1Х-ХХ века // Копелевские чтения 2002. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2002. - С. 173-179.

Веймар-Бонн. Опыт двух германских демократий и современная Россия. Российско-германская конференция историков в Челябинске (сентябрь 1996 г.). Отв. ред. Я.С. Драбкин. - М., 1998.

Верт Н. Сравнивая нацизм и сталинизм сегодня // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 169-184.

Ветте В. Образы России в сознании немцев ХХ века // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 77-83. Ветте В. Немецкое общество между диктатурой и демократией // Вторая мировая война и преодоление тоталитаризма. - М., 1997. - С. 96-100. Ветте В. Война нацистской Германии против СССР. Современная дискуссия // Копелевские чтения. - Липецк, 2002. - С. 189-194.

Вехи российско-германских отношений (40-90-е годы ХХ века). Материалы Международной научной конференции. г. Волгоград, 24-27 мая 2001 г. - Отв. ред. Н.Э. Вашкау. Волгоград, 2001.

Власть и общество в условиях диктатуры: Исторический опыт СССР и ГДР. 1945-1965: материалы науч. практ. конф. // Архангельск, 12-16 сентября 2007 г. - Архангельск, 2009. - 317 с.

Волокотина Т. В. О некоторых дискуссионных аспектах изучения проблемы сталинизма в Восточной Европе в 40-50-е годы // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. - С. 398-414.

Воробьева О.В. Геополитические факторы взаимодействия России и Германии в ХХ веке // Копелевские чтения - 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 105-109.

В поисках России. Серия публикаций к дискуссии об идентичности / Под общей редакцией Пеера Тешендорфа, Елены Беленкуровой, Марии Унрау. -СПб., 2008. Т. 1. Северо-Запад России - Санкт-Петербург. - 160 с. В поисках России: Серия публикаций к дискуссии об идентичности / Под общей редакцией В.В. Рудого, А.В. Понеделкова, Р. Крумма. Том 2. Юг России - Северный Кавказ. - Ростов н/Д., 2010. - 192 с.

Вторая мировая война и преодоление тоталитаризма / Отв. ред. Я.С. Драбкин. - М., 1997.

Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. Материалы международной научной конференции / Кемерово, 23-5 сентября 2005 г. -Кемерово; М., 2006. - 431 с.

82. Вторая мировая война и послевоенная демократия. По материалам междунар. науч. симпозиумов и дискуссий, состоявшихся в 2006-2008 гг. в Волгограде. - Волгоград, 2009. - 515 с.

83. Гаджиев К. Тоталитаризм как феномен ХХ века // Вопросы философии. -1992, № 2. - С. 3-24.

84. Галактионов Ю.В., Корнева Л.Н., Черкасов Н.С. Марксистская историография германского фашизма. - Кемерово, 1988.

85. Галактионов Ю.В. Германский фашизм в зеркале историографии 20-40-х гг.: Новое прочтение. - Кемерово, 1997. - 172 с.

86. Галактионов Ю.В. Основные итоги изучения феномена национал-социализма к концу ХХ века // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 288-294.

87. Галактионов Ю.В. Современная российская историография национал-социализма // Россия и Германия в историческом ракурсе. - М., 2002. - С. 63-75.

88. Галкин А.А. Германский фашизм. Изд. 2-е. доп. и перераб. - М., 1989.

89. Галкин А.А. О фашизме - его сущности, корнях, признаках и формах проявления // Политические исследования. - 1995, № 2. - С. 6-15.

90. Гвоздкова Л.И. Идея тоталитарного государства в трудах Н.И. Бухарина и И. В. Сталина // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 132-141.

91. Германия. Вызовы XXI века. Под редакцией В.Б. Белова. - М.: 2009. - 792 с.

92. Германия в ХХ веке. Проблемы истории, историографии и преподавания. -Томск, 1994.

93. Германия и Россия. События, образы, люди. Вып. 1. Отв. ред. В. А. Артемов. -Воронеж, 1998.

94. Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию объединения Германии. Кемерово. 19-11 октября 2000 г. - Кемерово, 2001. - 500 с.

95. Германия: история и современность. Сборник статей, посвященный памяти профессора Виктора Александровича Артемова. Часть 2. Германия и мир: образы, взаимоотношения, идентичности. - Воронеж, 2006.

96. Германия и Россия в судьбе историка. К 90-летию Я.С. Драбкина. - М., 2008.

97. Гефтер М.Я. Осмыслить культ Сталина. - М., 1989.

98. Гефтер М.Я. Агония тоталитаризма // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993.

99. Гефтер М.Я. Эхо Холокоста и русский еврейский вопрос. - М., 1995.

100. Гинцберг Л.И. Демократия в тоталитаризм: опыт ХХ в. // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993. - С. 10-13.

101. Гинцберг Л.И. Харизматический лидер в системе тоталитарной диктатуры / СССР - Германия / Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 63-69.

102. Говоров Ю. Л. Общее и особенное в переломных эпохах Германии и России / Проблемы сходств, сближений и взаимопонимания двух держав и народов // Переломные эпохи в истории России и Германии в антропологическом измерении. - Кемерово, 2010. - С. 81-92.

103. Горбачёв М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. - М., 1988.

104. Готово ли российское общество к модернизации? / Под ред. М. К. Горшкова, Р. Крумма, Н.Е. Тихоновой. - М., 2010. - 344 с.

105. Грицкевич Т.И. Реформы как центральная проблема перехода от тоталитаризма к демократии в России // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 481-485.

106. Гроссман В. Жизнь и судьба. - М., 1989.

107. Давлетов А.Р. Создание и использование НСДАП «нового политического стиля» в годы Веймарской республики // Веймарская республика: история, историография, источниковедение. Вып. 4. - Иваново, 2008. - С. 89-103.

108. Дамье В.В. Леворадикальная критика тоталитаризма // Изучение диктатур. Опыт России и Германии. - М., 2007. - С. 67-75.

109. Данилов А.А. История России 1900-1945. Методическое пособие. 11 класс. -М.: Просвещение, 2008.

110. Данковцев С.И. Германский тип философствования и русская мысль XIX века // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. -Липецк, 1997. - С. 162-170.

111. Девяткин Г. Т. Тоталитарное сознание как сдерживающий фактор адаптации населения к новым социально-экономическим условиям // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 440-444.

112. Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. 1933-1945. Т. 1, 2. - М.: «Наука», 1973.

113. Дашичев В.И. Стратегия Гитлера: Путь к катастрофе. Том 1-4. - М.: 2005.

114. Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 28-29 января 1993 г. - Екатеринбург, 1993.

115. Джилас М. Лицо тоталитаризма. - М., 1992.

116. Дождикова Е.В. Культура Германии как объект изучения в школе // Копелев-ские чтения - 2002. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2002. -С. 116-118.

117. Драбкин Я.С. Доктрина тоталитаризма - гитлеризм и сталинизм // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993. - С. 86-88.

118. Драбкин Я.С. Россия и Германия в ХХ веке: диалог революций, диктатур, демократия // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. -Липецк, 1997. - С. 37-48.

119. Драбкин Я.С. Проблемы преодоления прошлого: взгляд из России // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 21-33.

120. Драбкин Я.С. Революция как научная проблема / Исповедь и проповедь. Опыт самокритики // Германия и Россия в судьбе историка. К 90-летию Я.С. Драбкина. - М., 2008. - С. 47-69.

121. Евдокимова Т. В. Роль политической элиты в процессе демократизации Германии // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. - С. 442-454.

122. Ерин М.Е. История Веймарской республики в новейшей германской историографии. - Ярославль, 1997.

123. Ерин М.Е. Распад партийной системы и крах Веймарской республики. -Ярославль, 1998.

124. Ерин М.Е., Ермаков А.М. Национал-социализм и модернизация: дискуссия историков // Германия и Россия. События, образы, люди. Сборник российско-германских исследований. Вып. 2. Воронеж, 1999. - С. 158-177.

125. Есипов В.В. Германский фашизм и культура. Культурно-политическая деятельность НСДАП в 1919-1939 гг. - М., 1997.

126. Ессе Э. Понятие тоталитаризма: определение содержания и история развития // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 95-72.

127. Заболотская К. А. Российская модернизация в условиях тоталитарной системы // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2006. - С. 135-140.

128. Западноевропейские крайне правые в 70-е годы. - М.: ИНИОН, 1976.

129. Заусаева Н.А. Роль антропологической составляющей в формировании доктрины фашизма // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 78-80.

130. Зеленин А.А. Молодежное движение в России в 80-90-е гг. ХХ века: от тоталитаризма к демократии. Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 445-452.

131. Зонтхаймер К. Федеративная Республика Германия сегодня. Основные черты политической системы. - М., 1996.

132. Игрицкий Ю. Концепция тоталитаризма: итоги многолетних дискуссий на западе // История СССР. - 1990, № 6. - С. 172-190.

133. Игрицкий Ю.И. Дискуссионные проблемы тоталитаризма // Мировая война и преодоление тоталитаризма. - М., 1997. - С. 118-123.

134. Изучение диктатур. Опыт России и Германии. Материалы конференции «Диктатуры: дискуссии в России и Германии». Москва, 23-25 сентября 2004 г. / Отв. ред. М.Б. Корчагина. - М., 2007.

135. Ищенко В.В. Российско-германские отношения в ХХ веке: нелегкие поиски истины // Копелевские чтения 2007. Россия и Германия: диалог культур. -Липецк, 2008. - С. 57-63.

136. Ищенко В. В. Десять лет спустя / Из опыта Совместной российско-германской комиссии историков // Германия и Россия в судьбе историка. К 90-летию Я.С. Драбкина. - М., 2008. - С. 37-42.

137. История Германии: учеб. пособие для студентов вузов: в 3 т. / Западносиб. центр герм. исслед.; Под общ. ред. Б. Бонвеча, Ю.В. Галактионова. Т. 1: С древнейших времен до создания Германской империи. - Кемерово, 2005. -504 с. Т. 2: От создания Германской империи до начала XXI века. - Кемерово, 2005. - 624 с. Т. 3: Документы и материалы. - Кемерово, 2005. - 544 с.

138. История России, ХХ век / Боханов А.Н., Горинов М.М., Дмитренко В.П. и др. -М., 2001.

139. История фашизма в Западной Европе. - М., ИНИОН, 1978.

140. Кардашева Е. В. ООН и германский вопрос во второй половине 40-х - начале 70-х гг. ХХ века // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. - С. 488-501.

141. Каппелер А. Империя и нация: империи Романовых и Габсбургов // Публичные чтения Фонда Тиссена в Москве. Германский исторический институт. -М., 2008. - 27 с.

142. Кершоу Я. Гитлер. - Пер. с англ. - Смоленск, 1993.

143. Ким С.Г. О роли истории в политической модернизации общества (по материалам поиска «утраченной памяти» в ФРГ) // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. -С. 446-452.

144. Кара-Мурза. Предисловие // Тоталитаризм как исторический феномен. - М., 1989.

145. Ковалев Г.Ф. Немец в русской языковой стихии // Германия и Россия. События, образы, люди. Сборник российско-германских исследований. Вып. 2. -Воронеж, 1999. - С. 5-14.

146. Коваленко Л. Г. Проблема политической справедливости при переходе от тоталитарных режимов к демократии // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 401-405.

147. Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1998.

148. Копелевские чтения 2002: Россия и Германия: диалог культур, - Липецк, 2002.

149. Копелевские чтения 2007. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2007.

150. Корнева Л.Н. Взаимоотношения крупного капитала и нацистского режима в 1933-1934 гг. в освещении историков ФРГ // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 28-29 января 1993 г. -Екатеринбург, 1993. - С. 56-58.

151. Корнева Л.Н. Историки ФРГ о нацистском режиме // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993.

152. Корнева Л.Н. Германский фашизм: немецкие историки в поисках объяснения феномена национал-социализма (1945-1990-е годы). - Кемерово, 1998.

153. Корнева Л.Н. Дискуссия по проблемам тоталитаризма в современной историографии ФРГ (к вопросу о «ренессансе» теории тоталитаризма) // Тоталитарный менталитет: годы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. -С. 81-95.

154. Корнева Л.Н. Современная немецкая историография Холокоста // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М.,

2006. - С. 256-262.

155. Корнева Л.Н. Основные тенденции развития современной немецкой историографии национал-социализма // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2007. - С. 295-304.

156. Корнева Л.Н. Германская историография национал-социализма: проблемы исследования и тенденции современного развития (1985-2005). - Кемерово,

2007.

157. Корчагина М.Б. Коминтерн и фашизм. К новому осмыслению проблемы // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993.

158. Корчагина М. Б. Преодоление прошлого в России: возможности и перспективы // Полития, 2000-2001, № 4. - С. 198-202.

159. Корчагина М.Б. Проблема «преодоления прошлого» в российской исторической науке // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. -М., 2000. - С. 236-252.

160. Корчагина М.Б. Дискуссия о тоталитаризме в России // Изучение диктатур. Опыт России и Германии. - М., 2007. - С. 53-66.

161. Костромина Н. Г. Теория и практика тоталитаризма в оценке французской исторической и политической мысли. - Томск, 2008.

162. Кретинин С. В. Массовые депортации немцев из стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы и проблемы демократизации в послевоенные годы // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. -С. 364-374.

163. Кроненберг Ф. Немецкая перспектива после катастрофы 1945 г.: нация, основной закон, отечество // Послевоенная история Германии: российско-немецкий опыт и перспективы. - М., 2007. - С. 25-34.

164. Кудряшова Э. Г. Роль геополитических факторов в формировании внешнеполитической доктрины германского фашизма (1920-1933 гг.) // Социально-политические проблемы в истории зарубежных стран. - Сыктывкар, 1994. -С. 99-108.

165. Кустова Н.Ф. Проблемы сталинских репрессий в работах отечественных и зарубежных исследователей // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2006. - С. 151-154.

166. Кюнхардт Л. От осознания тяжести истории к осознанию долга перед настоящим // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 7-14.

167. Лазарева А.В. «Особый год» в немецкой истории: трехсотлетний юбилей Вестфальского мира // 1948 год в германской истории. - М., 2009. - С. 237-245.

168. Лаптева М. П. Политическая культура Веймарской Германии и М. Вебер (К вопросу о традициях) // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993. - С. 35-38.

169. Лаптева М.П. Томас Манн и русская культура // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 181-815.

170. Лаптева М. П. Методологический анализ тоталитарной политической культуры // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 47-53.

171. Леонов С.В. Рождение советской империи: государство и идеология. - 19171922. - М., 1997.

172. Леонхард В. Германия и развитие в России и странах СНГ: что сделано до сих пор? Что можно было бы еще сделать? // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 201-212.

173. Лопатин Л.Н. Покаяние нации как фактор ее движения от тоталитаризма к демократии (или о причинах слабого движения России к демократии) // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 70-79.

174. Лопухов Б.Р. Фашизм и рабочее движение в Италии, 1919-1929. - М., 1968.

175. Лопухов Б.Р. История фашистского режима в Италии. - М., 1977.

176. Лопухов Б.Д. Эволюция буржуазной власти в Италии. Первая половина ХХ века. - М., 1986.

177. Лопухова М.Г. История Холокоста в Советском Союзе // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и Советского Союза. - Кемерово, М., 2006. - С. 296-297.

178. Любин В.П. Тоталитаризм в Германии, Италии и СССР: споры историков // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 14-28.

179. Любин В.П. Преодоление прошлого. Споры о тоталитаризме. - М., 2005.

180. Любин В.П. Тоталитаризм (фашизм, нацизм, коммунизм): интерпретации в современной науке // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2006. - С. 9-15.

181. Любин В.П. Восстановление демократии в Италии (1945-1953 гг.) // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. - С. 355-363.

182. Люлюшин А.А. Немецкая тема в фильме Андрея Тарковского «Иваново детство» // Копелевские чтения 2002. Россия и Германия: диалог культур. -Липецк, 2002. - С. 240-243.

183. Люкс Л. Большевизм, фашизм, национал-социализм - родственные феномены? Заметки об одной дискуссии // Личность и власть. - М., 1998.

184. Майер Р. Силы демократизации в России. Преподавание истории и подготовка школьных учебников // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 201-224.

185. Макарова Л.М. Нацистская концепция «европейского дома» (1933-1945) // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993. - С. 243-246.

186. Макарова Л.М. Связь идеологии и практики во внешней политике германского фашизма: (историографический аспект) // Проблемы социально-политической истории зарубежных стран. - Сыктывкар, 1996. - С. 117-131.

187. Макарчук С.В. Модернизация России: Переломная эпоха второй половины XIX - начала ХХ века // Переломная эпоха в истории России и Германии в антропологическом измерении. - Кемерово, 2010. - С. 93-98.

188. Максимычев И.Ф. Теория тоталитаризма в идеологической борьбе // Изучение диктатур. Опыт России и Германии. - М., 2007. - С. 76-83.

189. Медведев Р., Медведев Ж. Россия и Запад в конце ХХ века. - М., 1997.

190. Медведев Р. А. Юрий Андропов и Андрей Сахаров // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 131-149.

191. Мельников Д.Е., Черная Л.Б. Империя смерти. Аппарат насилия в нацистской Германии. 1933-1945. - М.,1987.

192. Мерцалов А.Н. Западногерманская историография Второй мировой войны. -М.,1978.

193. Мерцалова Л.А. Германский фашизм в новейшей историографии ФРГ. -Воронеж, 1990.

194. Миллер А. Россия: власть и история // Pro et Contra, 2009. - № 3. - С. 6-23.

195. Миллер С. Поттхофф Х. Краткая история СДПГ. - М., 2003.

196. Миронов Д.А. Теория тоталитаризма в современной политической науке Запада // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 28-29 января 1993 г. - Екатеринбург, 1993. - С. 125-128.

197. Мить А.А. Основные итоги изучения репрессивной системы СССР в ХХ веке // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 218-226.

198. Митягина В.А. Ментальность в диалоге Германии и России // Вехи германо-российских отношений (40-90-е годы ХХ века). - Волгоград, 2001. - С. 158-162.

199. Митягина В. А. Судьба России в морфологии культуры Освальда Шпенглера // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 203-206.

200. Михайленко В. И. К дискуссии об имперском, национальном и интернациональном в русском большевизме // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 28-29 января 1993 г. - Екатеринбург. - С. 13-15.

201. Михайленко В.И. Тоталитаризм: эвристический потенциал научного понятия // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры. Два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 15-33.

202. Михайленко В.И., Нестерова Т.П. Тоталитаризм в ХХ веке. Теоретический дискурс. - Екатеринбург, 2000.

203. Михайленко В.И. Тоталитарный соблазн России: от олигархического к бюрократическому капитализму // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 36-60.

204. Могильницкий Б. Г. Русские и немцы: основания культурного диалога в режиме большого времени // Переломные эпохи в истории России и Германии в антропологическом измерении. - Кемерово, 2010. - С. 68-72.

205. Моммзен М. Исполнительная власть в системе российского государства и тандем Путин-Медведев // Россия: итоги последнего десятилетия (1998-2008) и перспективы развития. - М., 2008. - С. 33-66.

206. Моммзен Х. Гитлер, немцы и Вторая мировая война // Публичные чтения Фонда Тиссена в Москве. Германский исторический институт. - М., 2007. -26 с.

207. Мороз Е.В. Сравнение «правого» и «левого» тоталитаризма в американской публицистике 30-40-х годов // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 201-207.

208. Морщакова Т.Г. Значение демократических изменений в системе правосудия для преодоления тоталитарного прошлого // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 185-200.

209. Мюллер Р.-Д. От Брест-Литовска до «Плана Барбаросса»: изменения и преемственность германского «натиска на Восток» // Россия и Германия в Европе. -М., 1998. - С. 29-44.

210. Мюльхаймская инициатива. Российско-германское партнерство во времена больших перемен. Сборник статей и документов. Ред.-сост. Б.С. Орлов, - М., 2010. - 106 с.

211. Нарочницкая Н.А. «За что и с кем мы воевали» // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. - С. 34-45.

212. «Национальный лидер» - опасная пародия. Фрагмент из доклада Института современного развития «Обретение будущего. Стратегия-2012» // Новая газета, 2011. - 18 марта. - С. 9.

213. Нестерова Т.П. Автаркия культуры в тоталитарном обществе // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 54-62.

214. Новейшая история Германии. Труды молодых ученых и исследовательские центры: (сборник) // Сост. Б. Бонвеч, Б. Орлов, А. Синдеев. - М., 2007. -398 с.

215. Нойсс Б. Конец двойной государственности: Горбачёв и агония СЕПГ // Послевоенная история Германии: российско-немецкий опыт и перспективы. -М., 2007. - С. 159-170.

216. Нойсс Б. Германская стратегия Запада в 1948 г.: историческая ретроспектива // 1948 год в германской истории. - М., 2009. - С. 8-24.

217. Нольте Х.-Х. Одиночество и пафос: взаимодействие немецкой и русской культуры в XIX веке // Копелевские чтения - 1997. Россия и Германия: диалог культур, 1997. - С. 142-152.

218. Нольте Х.-Х. Свое и чужое. Вклад России в мировую историю // Германия и Россия. События. Образы. Люди. Сб. российско-германских исследований. Вып. 2. - Воронеж, 1999. - С. 15-24.

219. Нольте Х.-Х. Два варианта модернизации: Россия и Германия в конце ХХ века // Вехи российско-германских отношений (40-90-е годы ХХ века). -Волгоград, 2001. - С. 59-64.

220. Нольте Х.-Х. Послесловие ответственного редактора немецкого издания // Изучение диктатур. Опыт России и Германии. - М., 2007. - С. 205-206.

221. Оберрейтер Г. Преодоление тоталитарного прошлого: немецкий опыт // Послевоенная история Германии: российско-немецкий опыт и перспективы. -М., 2007. - С. 255-264.

222. Овчаров А. А. Тоталитарный менталитет и путь истории: между единством сознания и сознанием единства // Тоталитарный менталитет: проблемы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 39-43.

223. Омеличкин О.В. Политическая культура переходного периода // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. -С. 393-400.

224. Орлов Б.С. Германия и СССР в 30-е годы. Сходства и различия // Тоталитаризм как исторический феномен. - М., 1989. - С. 97-99.

225. Орлов Б.С. Тоталитаризм в судьбе двух народов // Орлов Б., Якобсен Х.-А. (сост.). Не упустить наших возможностей. - М., 1992. - С. 51-62.

226. Орлов Б.С., Якобсен Х.-А. (сост.). Не упустить наших возможностей. Аспекты российско-германских отношений в ХХ столетии. - М., 1992. - 141 с.

227. Орлов Б. С. Россия в поисках новой идентичности (90-е годы ХХ столетия). -М., 1997.

228. Орлов Б.С. Лев Копелев и Александр Солженицын // Копелевские чтения 2002. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 49-57.

229. Орлов Б.С. ХХ век: искушение тотальной утопией // Полития. - 1997. - № 2.

230. Орлов Б.С. Европейская культура и тоталитаризм. Приглашение к дискуссии. - М., 1998.

231. Орлов Б.С. Русские и немцы в «большой Европе»: проблемы идентичности // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 237-251.

232. Орлов Б. С. Взгляд историка на проблему преодоления тоталитарного прошлого // Россия и современный мир. - 1998. - № 4. - С. 45-55.

233. Орлов Б.С. От идеократической к ценностной модели общества // Веймар-Бонн. Опыт двух германских демократий и современная Россия. - М., 1998. -С. 129-130.

234. Орлов Б.С., Тиммерманн Х. Россия и Германия в новых исторических условиях. Предисловие // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 9-14.

235. Орлов Б.С. Между двумя тоталитаризмами: портрет публициста и его времени (В. Леонхард) // Германия и Россия. События, образы, люди. Сборник российско-германских исследований. Вып. 2. - Воронеж, 1999. - С. 197-210.

236. Орлов Б.С. Становление демократической общественности как проблема исторической науки // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 225-231.

237. Орлов Б.С. От тоталитарного режима к дееспособному демократическому государству // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 355-362.

238. Орлов Б.С. «Особый путь» в германской истории / Вехи российско-германских отношений (40-90-е годы ХХ века). - Волгоград, 2001. - С. 72-80.

239. Орлов Б. С. Послесловие. Германия на рубеже веков // Артемов В. А. Германия. История. Политика. Экономика. - Воронеж, 2002. -С. 254-264.

240. Орлов Б.С. Основные ценности - мост между цивилизациями // Копелевские чтения - 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2002. - С. 47-50.

241. Орлов Б.С. Спор о недавнем прошлом как свидетельство зрелости общества // Германия и Россия в судьбе историка. К 90-летию Я.С. Драбкина. - М., 2008. - С. 365-378.

242. Орлов Б.С. Российская цивилизация в глобальном процессе: историко-культурные аспекты проблемы // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. - С. 314-326.

243. Орлов Б.С. Холокост как разрыв в цивилизационном процессе // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2009. -С. 217-226.

244. Оруэлл Дж. 1984. Скотный двор. Т.1. - Пермь, 1992.

245. Оселедкина И. Германия в духовном опыте Александра Ивановича Герцена // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 157-161.

246. Павлов Н.В. Современная Германия. - М., 2005.

247. Падение Берлинской стены: до и после. Россияне о внешнеполитических процессах прошлого и настоящего / Под ред. М. К. Горшкова, Р. Крумма, В.В. Петухова. - М., 2010. - 184 с.

248. Парламентаризм в России и Германии. История и современность. - М.,

2006. - 584 с.

249. Пархалина Т. Безопасность Европы на рубеже ХХ-ХХ1 веков // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 155-168.

250. Патрушев А. Германская история: через тернии двух тысячелетий. - М.:

2007. - 704 с.

251. Переломные эпохи в истории Германии и России в антропологическом измерении: Материалы круглого стола Международной научной конференции «Разрушение и возрождение в истории Германии и России». - Томск-Кемерово, 25-27 сентября 2009 г. // Кемерово, 2010. - 190 с.

252. Петелин Б. ФРГ и ГДР: преодоление раскола (германо-германские отношения в 80-е гг. ХХ в.) // Послевоенная история Германии: российско-немецкий опыт и перспективы. - М., 2007. - С. 148-158.

253. Петрухинцев Н.Н. К истории российско-германских культурных связей XVIII века // Копелевские чтения 2002. Россия и Германия: диалог культур. -Липецк, 2002. - С. 128-131.

254. Печерский М. Спор немецких историков. Между памятью, прошлым и настоящим // Интеллектуальный форум: Межд. журн. - М., 2000, № 3. - С. 27-61.

255. Пивоваров Ю.С. «Между казачеством и кнутом» // Парламентаризм в России и Германии. История и современность. - М., 2006. - С. 17-37.

256. Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. - СПб., 1997. - 576 с.

257. Пленков О.Ю. Социальная политика «Третьего рейха» как прецедент «Welfare State» // Становление мира как «общего дома» человечества: Динамика, этапы, перспективы (XV-XXI вв.) - СПб., 2003. - С. 238-242.

258. Политическое насилие в исторической памяти Германии и России. - Кемерово, 2007.

259. Политическая культура в истории России и Германии. - Кемерово, 2008.

260. Полян П.М. Преступление и покаяние: Россия в поисках примирения со своей историей // Изучение диктатур. Опыт России и Германии. - М., 2007. - С. 17-34.

261. Померанц Г. Запоздалая тень победы // Правда ГУЛАГа. Приложение к «Новой газете». - М., 2010. - 23 июля.

262. Попов В.Н. Сталинградская битва, переломившая ход войны // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград. 2009. - С. 129-157.

263. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1, 2. - М., 1992.

264. Послевоенная история Германии. Российско-немецкий опыт и перспективы. Материалы конференции российских и немецких историков (Москва, 2830 октября 2005 г.). - М., 2007.

265. Притчина Е.В. «Образ врага» как элемент тоталитарного сознания // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. -С. 106-109.

266. Проектор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. - М., 1989.

267. Проектор Д. М. Время фундаментальных сдвигов: от Потсдама до Берлинской стены // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 45-62.

268. Прокопьев В.П. Государство и армия в истории Германии Х-ХХ. - Калининград, 1998. - 547 с.

269. Пустовалов В.В. Сотрудничество российских и германских историков в изучении движения Сопротивления в Германии («Красная капелла») // Копелев-ские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. -С. 237-240.

270. Разрушение и возрождение в истории Германии и России. - Томск, 2010.

271. Рахшмир П.Ю. Новейшие концепции в буржуазной историографии Запада. -М., 1979.

272. Рахшмир П. Ю. Современная буржуазная историография о генезисе фашизма // Новая и новейшая история. - 1988. - № 3.

273. Рёдер Т., Кубилус В., Бурвелл А. Психиатры. Люди за спиной Гитлера. - М., 2004.

274. Репина Л. П. Межкультурный диалог в историческом контексте // Копелевские чтения 2007. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2008. - С. 69-94.

275. Решетникова Л.С. Проблема тоталитарного сознания в свете древних учений Востока и некоторых современных естественнонаучных концепций // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. -С. 110-119.

276. Россия и Германия в Европе. Сост.: Б. Орлов, Х. Тиммерманн. - М., 1998. -288 с.

277. Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000.

278. Россия и Германия в историческом ракурсе / Отв. ред. Я.С. Драбкин. - М., 2002.

279. Рот Х. Некоторые аспекты сравнительного анализа двух германских диктатур // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово. М., 2006. - С. 16-22.

280. Рыбина Л. Школьный курс истории стал партийным // Новая газета. - 201019 июля. - С. 17.

281. Рябов А. Неудача демократической трансформации России: была ли она неизбежной? // Россия: итоги последнего десятилетия (1998-2008) и перспективы развития. - М., 2010. - С. 11-32.

282. Савельев В.К. Гражданское воспитание в условиях тоталитарного режима // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 352-360.

283. Садовая Г.М. Вальтер Ратенау - идеолог социального государства // Веймарская республика: история, историография, источниковедение. Вып. 4. - Иваново, 2008. - С. 15-37.

284. Самойлов Э. Общая теория фашизма. Фюреры. Т. 1-111. - М., 1993.

285. Сапожникова Г.Н. Германия и Россия: концлагеря (сравнительный анализ) // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократам. - Кемерово, 2000. - С. 326-330.

286. Сарычев В.А. Культурфилософская концепция А. Блока и ее немецкие источники // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 197-202.

287. Сахаров А. Д. Тревога и надежда. - М., 1990.

288. Семиряга М.И. Тюремная империя нацизма и ее крах. - М., 1991.

289. Сердюк Е.В. Право в тоталитарном государстве // Германия и Россия: в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 80-87.

290. Солженицын А. Бодался теленок с дубом. Очерки литературной жизни. -Париж, 1975.

291. Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ 1918-1956. Опыт художественного исследования. - Т. 1-3. - М., 1989.

292. Сорокин В. «Жизнь хороша на 12%». Писатель Владимир Сорокин о насилии, заговоре и тоталитаризме // Аргументы и факты. - М., 2010. - № 32. - С. 41.

293. Страхов В.В. Финансы Германской империи в годы Второй мировой войны // Вопросы всеобщей истории. - Рязань, 1997. - С. 103-112.

294. Суворов В. Ледокол. Кто начал Вторую мировую войну? - М., 1992.

295. Терехов О.Э. Идеология «консервативной революции» и проблема формирования тоталитарного сознания в Веймарской Германии // Тоталитарный менталитет: методы изучения, проблемы преодоления. - Кемерово, 2003. -С. 173-178.

296. Терехов О.Э. «Консервативная революция» и национал-социализм в западногерманской историографии: основные этапы и тенденции развития (19501990-е годы) // Веймарская республика: история, историография, источниковедение. Вып. 4. - Иваново, 2008. - С. 104-125.

297. Тиммерманн Х. Европейский Союз и Россия: перспективы партнерства. Новые импульсы для партнерства // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. -С.141-154.

298. Тиммерманн Х. Осмысление краха советской империи в сознании россиян // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. -С. 442-453.

299. Ткачев С.М. Германский либерализм и тоталитаризм (1919-1933) // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993. -С. 43-44.

300. Тольятти П. Лекции о фашизме. - М., 1974.

301. Тоталитаризм как исторический феномен. - М., 1989.

302. Тоталитаризм: что это такое? Исследования зарубежных политологов. - Т. 12. - М., ИНИОН, 1993.

303. Тоталитаризм в Европе ХХ века. Из истории идеологий, движения, режимов и их преодоления. - М., 1996.

304. Тоталитаризм. Спор историков (авторский коллектив: Михайленко В.И., Нестерова Т.П., Любин В.П.) - Екатеринбург, 2003. - С. 43-44.

305. Тоталитарный менталитет: проблемы изучения, пути преодоления. Материалы международной научной конференции. Кемерово, 18-20 сентября 2001. -Кемерово, 2003. - 506 с.

306. Туполев Б.М. Исторические истоки идеологии национал-социализма // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. -Кемерово, 2000. - С. 280-287.

307. Туполев Б.М. Роль Версальского мирного договора в происхождении Второй мировой войны // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2006. - С. 38-42.

308. Устрялов Н.В. Германский национал-социализм. - М., 1999.

309. Ушкевич Н. В. Демократические и тоталитарные тенденции в пролетарском культурном движении 20-х гг. ХХ в. // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 28-29 января. - Екатеринбург, 1993. - С. 44-47.

310. Фадеева Л. А. Этностереотип немецкой нации в исторической ретроспективе // Веймар-Бонн. Опыт двух германских демократий и современная Россия. - М., 1998. - С. 145-147.

311. Фауленбах Б. Диктатура СЕПГ в ГДР // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 150-168.

312. Фауленбах Б. «Наследие» ГДР и диктатуры СЕПГ в германском объединительном процессе // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 436-445.

313. Фауленбах Б. ГДР между традицией «немецкого особого пути» и советским влиянием // Власть и общество в условиях диктатуры. Исторический опыт СССР и ГДР, 1945-1965. - Архангельск, 2009. - С. 90-99.

314. Федосов П. А. Бикамерализм в России и Германии: размышления о будущем в историческом контексте // Парламентаризм в России и Германии. История и современность. - М., 2006. - С. 185-201.

315. Фейхтвангер Л. Москва. 1937 год. - М., 1937.

316. Фельтен П. Культурные аспекты внешней политики Федеративной Республики Германии // Копелевские чтения - 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. - С. 56-61.

317. Фенор Р. Размышления о месте Сталинградской битвы в коллективной памяти немцев // Вторая мировая война и послевоенная демократия. - Волгоград, 2009. - С. 235-244.

318. Фест И. Адольф Гитлер. Биография. Т. 1-3. - Пермь, 1993.

319. Филиппов А.В. Новейшая история России: 1945-2006 гг. Книга для учителя. -М., 2007.

320. Филитов А.М. Советская политика и берлинский кризис 1948-1949 гг. // 1948 год в германской истории. - М., 2009. - С. 25-43.

321. Фишер Э. Между Германией и Россией: судьба человека // Веймар-Бонн. Опыт двух германских демократий и современная Россия. - М., 1998. -С. 131-133.

322. Фогель Х. Россия и Запад: перспективы партнерства // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 105-122.

323. Фольперт А. Наследие Льва Копелева. Вуппертальско-Бохумский проект: русские и немцы в ХХ веке // Копелевские чтения - 2007. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2008. - С. 40-45.

324. Фрай Н. Национал-социализм и его эпоха // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 267279.

325. Фрай Н. 1949-1989-2009. Немцы и их отношение к разделенному прошлому // Публичные чтения Фонда Тиссена в Москве. Германский исторический институт. - М., 2009. - 35 с.

326. Фреверт У. Доверие и власть: новая и новейшая история Германии и России // Публичные чтения Фонда Тиссена в Москве. Германский исторический институт. - М., 2007. - 27 с.

327. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. - СПб., 2001.

328. Хайдеман Г. Теория и методология сравнительного изучения диктатур, их практическое применение (на примере буржуазного объединения) // Власть и общество в условиях диктатуры. Исторический опыт СССР и ГДР. 1945-1965. -Архангельск, 2009. - С. 294-312.

329. Хенке К. Д. Критическая дискуссия о национал-социализме в обоих германских государствах в первые послевоенные годы // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 91-104.

330. Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизм политической власти в 1930-е годы. -М., 1996.

331. Царуски Ю. Проблематика Второй мировой войны, Холокоста, сталинизма и тоталитаризма в романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2006. -С. 31-37.

332. Царькова В.Е. Гражданская позиция Льва Копелева как путь к нравственному возвышению человека // Копелевские чтения 2002. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 2002. - С. 58-66.

333. Цфасман А.Б. Фридрих Науман и русская общественная мысль его времени // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк,

1997. - С. 176-180.

334. Цфасман А.Б. Послевоенный «урок немецкого» и современная Россия // Вторая мировая война и преодоление тоталитаризма. - М., 1997. - С. 106-109.

335. Цфасман А.Б. Демократическая интеллигенция ФРГ и преодоление нацизма // Веймар-Бонн. Опыт двух германских демократий и современная Россия. - М.,

1998. - С. 134-138.

336. Цфасман А.Б. Национал-социализм и судьба евреев (на примере Ростока) // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2006. - С. 242-247.

337. Чавтаев А.Г. Социал-демократия и коммунистическое движение в Европе в дилемме демократии-тоталитаризма в первой половине ХХ в. // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. Тезисы научного семинара 2829 января 1993. г. - Екатеринбург, 1993. - С. 88-92.

338. Черкасов Н.С. ФРГ: Спор историков продолжается // Новая и новейшая история. - М., 1990. - № 1.

339. Черкасов Н.С. Философия истории Эрнста Нольте и ее критика // Демократия и тоталитаризм: европейский опыт ХХ века. - Екатеринбург, 1993. - С. 128-131.

340. Черноперов В.Л. О планах совместного удара большевиков и германских националистов по Польше и Западу в 1919 - начале 1921 г. // Вторая мировая война: уроки истории для Германии и России. - Кемерово, М., 2006. - С. 43-50.

341. Чубарьян А.О. Вопросы в ходе совместной дискуссии о тоталитаризме // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. -С. 15-20.

342. Чубарьян А.О. Предисловие // Германия и Россия в судьбе историка. К 90-летию Я.С. Драбкина. - М., 2008. - С. 11-13.

343. Чурекова Т.М. Шурыгина В.Н. Образовательная политика и система образования как фактор демократизации ФРГ // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. - Кемерово, 2000. - С. 453459.

344. Шашкова Я. Ю. Особенности партогенеза при переходе от тоталитаризма к демократии // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 486-488.

345. Швыдкой М. Чье это прошлое? Российская газета, 2011. - 2 марта. - С. 9.

346. Шеррер Ю. Дискуссия во Франции и Германии вокруг «черной книги» коммунизма // Проблемы всеобщей истории: Сб. ст. - СПб., 2000.

347. Шеррер Ю. Германия и Франция: проработка прошлого // Pro et Contra. -2009. - № 304. - С. 89-108.

348. Ширер У. Взлет и падение Третьего рейха. - Т. 1-2. - М., 1991.

349. Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. - М., 2002.

350. Шульц Э. Европейская безопасность в мировом контексте // Россия и Германия в Европе. - М., 1998. - С. 169-185.

351. Шульце П. О тоталитарной системе. Введение // Вторая мировая война и преодоление тоталитаризма. - М., 1997. - С. 5-12.

352. Шульце Х. Краткая история Германии. - М., 2004.

353. Шур Е.В. Место концентрационных лагерей в нацистском тоталитарном государстве // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 374-382.

354. Экер Р. Теория тоталитаризма в свете событий 1989 г. // Вторая мировая война и преодоление тоталитаризма. - М.,1997. - С. 110-112.

355. Элиты и общество в сравнительном измерении. Под. ред. О.В. Гаман-Голутвиной.

356. Юбершер Г.Р. Германская историческая наука о нацистской агрессии против СССР: новые споры вокруг старого тезиса о «превентивной войне» // Копелевские чтения 1997. Россия и Германия: диалог культур. - Липецк, 1997. -С. 233-236.

357. Юбершер Г.Р. Развитие советско-германских отношений в 1939-1941 годах и решение Гитлера о нападении на СССР // Германия и Россия. События, образы, люди. Сборник российско-германских исследований. Вып. 2. - Воронеж, 1999. - С. 57-75.

358. Якобсен Х.-А. Об императиве антитоталитарного консенсуса. Обязательства, возможности и границы германо-российского сотрудничества // Россия и Германия. На пути к антитоталитарному согласию. - М., 2000. - С. 253-272.

359. Якобсен Х.-А. О соотношении цели и средств у Клаузевица и во Второй мировой войне. Взгляд из Германии // Германия и Россия в судьбе историка. К 90-летию Я.С. Драбкина. - М., 2008. - С. 335-343.

360. Якобсен Х.-А. Предисловие // Мюльхаймская инициатива. Российско-германское партнерство во времена больших перемен. - М., 2010. - С. 5-6.

361. Янсен К. Отношение крупных немецких промышленных предпринимателей к своему национал-социалистическому прошлому // Тоталитарный менталитет: методы изучения, пути преодоления. - Кемерово, 2003. - С. 406-415.

362. Яковлев А.Н. Сумерки. - М., 2003.

363. Arendt H. Elemente und Ursprünge totaler Herrschaft. - Frankfurt a.M., 1955.

364. Bessel R., Jessen R. (Hrsg.). Die Grenzen der Diktatur. Staat und Gesellschaft in der DDR. - Göttingen, 1996.

365. Besymenski L. Deutschland und Sowjetunion seit dem Zweiten Weltkrieg // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. -Essen, 1993. - S. 168-170.

366. Beume von Klaus. Das sowjetisches Modell-nachholende Modernisierung oder das Sackgasse der Evolution? // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 32-39.

367. Bonwetsch B. (Hg.) Kriegskindheit und Nachkriegsjugend in zwei Welten. Deutsche und Russen blicken zurück. - Essen, 2009.

368. Bracher K.D. Die Auflösung der Weimarer Republik. - Stuttgart-Düsseldorf, 1955.

369. Bracher K.D., Sauer W., Schulz G. Die nationalsozialistische Machtergreifung. -Köln, 1960.

370. Bracher K.D. Die deutsche Diktatur. Entstehung, Struktur, Folgen. - Stuttgart, 1969.

371. Bracher K.D. Totalitarismus und Faschismus. Eine wissenschaftliche und Politische Begriffskontroverse. - München - Wien, 1980.

372. Bracher K.D. Geschichte und Gewalt. - Berlin, 1981.

373. Bracher K.D. Zeit der Ideologien. - Stuttgart, 1985.

374. Bracher K.D. Die totale Erfahrung. - München, 1987.

375. Bracher K.D. Wendezeiten der Geschichte. - Stuttgart, 1992.

376. Bracher K.D., Funke M., Jacobsen H.-A. (Hrsg.) Deutschland 1933-1945. Neue Studien zur nationalsozialistischen Herrschaft. 2. ergänzte Auflage. - Bonn, 1993.

377. Broszat M. Der Staat Hitlers. Grundlegung und Entwicklung seiner inneren Fassung. - München, 1969.

378. Buchheim H. Das Dritte Reich. Grundlagen und politische Entwicklung. - München, 1958.

379. Buchheim H. Die SS // Anatomie des SS-Staates. Bd. I. - Freiburg, 1965.

380. Dahrendorf R. Gesellschaft und Demokratie in Deutschland. - München, 1965.

381. Die doppelte deutsche Diktaturerfahrung. Drittes Reich und DDR-ein historisch-politikwissenschaftlicher Vergleich. - Frankfurt / New York, 1996.

382. Drabkin J. Zur Frage des «sowjetischen Weges» // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 40-54.

383. Eichwede W. Stalinismus und Modernisierung // Diktatur nud Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 40-48.

384. Faulenbach B. Die Ideologie des deutschen Weges. - Köln, 1980.

385. Faulenbach B. Probleme einer Neuinterpretation der Vergangenheit angesichts des Umbruchs 1989 / 91 // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 9-18.

386. Faulenbach Bernd / Stadelmeier Martin (Hg.) Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. - Essen, 1993.

387. Faulenbach B. Zum Stand der wissenschaftlichen und öffentlichen Diskussion über den Nationalsozialismus. - Essen, 1993.

388. Fest J. Hitler: Eine Biographie. - Frankfurt a.M., B., etc, 1973.

389. Fest J. Das Gesicht des Dritten Reiches. Profile einer totalitären Herrschaft. -München, 1963.

390. Frei N. Vergangenheitspolitik. Die Anfänge der Bundesrepublik und die NS-Vergangenheit. - München, 1996.

391. Friedrich C.J. (unter Mitarbeit von Brzezinski Z.K.). Totalitäre Diktatur. - Stuttgart, 1957.

392. Funke M. (Hrsg.). Totalitarismus. Ein Studien-Reader zur Herraschaftsanalyse moderner Diktaturen. - Düsseldorf, 1978.

393. Furet F. Das Ende der Illusion. Der Kommunismus im 20. Jahrhundert. - München, 1996.

394. Gerlach Ch. Kalkulierte Morde. Die deutsche Wirtschafts- und Vernichtungspolitik in Weissrussland 1941 bis 1945. - Hamburg, 1999.

395. Giordano R. Die zweite Schuld, oder Von der Laast Deutscher zu sein. - Hamburg, 1987.

396. Giordano R. Wenn Hitler den Krieg gewonnen hätte. - München, 1991.

397. Goldhagen D. Hitlers willige Volstrecker. Ganz gewöhnliche Deutsche und der Holocaust. - B., 1996.

398. Grebing H. Der Nationalsozialismus. Ursprung und Wesen. - München, 1959.

399. Greifenhagen M.u.S. Ein schwieriges Vaterland. Zur politischen Kultur im vereinigten Deutschland. - München-Leipzig, 1993.

400. Habermas J. Eine Art Schadensabwicklung. - Frankfurt a.M., 1987.

401. Habermas J. Die nachholende Revolution. Kleine politische Schriften VII. - Frankfurt a.M., 1990.

402. Hildebrand K. Das Dritte Reich. - München, 1980.

403. «Historikerstreit». Die Dokumentation der Kontreverse um die Einzigartigleit der Judenvernichtung. - München, Zürich, 1987.

404. Hitler A. Mein Kampf. - München, 1925-1927.

405. Hofer W. Der Nationalsozialismus. Dokumente 1933-1945. - Frankfurt a.M., 1957.

406. Hoffmann J. Stalins Vernichtungskrieg 1941-1945. - München, 1995.

407. Janicke M. Totalitäre Herrschaft. - Anatomie eines politischen Begriffes. - Berlin, 1977.

408. Jesse E. (Hrsg.) Diktaturvergleich als Herausforderung. Theorie und Praxis. -Berlin, 1998.

409. Jesse E. (Hrsg.) Totalitarismus im 20. Jahrhundert. Eine Bilanz der internationalen Forschung. - Baden-Baden, 1999.

410. Kocka J. Nationalsozialistische und stalinistische Herrschaft. Möglichkeiten und Grenzen des Vergleiches. - Hamburg, 1994.

411. Koenen G. Utopie der Säuberung. Was war der Kommunismus? - Berlin, 1998.

412. Kopelew L. Die Deutschen und die Russen-Grundlinien einer Wechselbeziehung // Diktatur und Emanzipatien, zur russischen und deutschen Entwicklung 19171991. - Essen, 1993. - S. 19-31.

413. Kühnhardt L. Revolutionszeiten. Das Umbruchjahr 1989 im geschichtlichen Zusammenhang. - München, 1994.

414. Kühnhard L., Tschubarjan A. (Hrsg.) Russland und Deutschland auf dem Weg zum antitotalitären Konsens. - Baden-Baden, 1999.

415. Kühnl R. (Hrsg.) Vergahgenheit, die nichts vergeht. Historiker-Debatte. Dokumentation, Darstellung und Kritik. - Frankfurt a.M., 1987.

416. Materialen der Enquete-Komission «Aufarbeitung der Geschichte und Folgen der SED-Diktatur in Deutschland». Deutscher Bundestag. 12. Wahlperiode. Bd. IX. Formen und Ziele der Auseinandersetzugn mit der beiden Diktaturen in Deutschland. - Baden-Baden, 1995.

417. Meinecke F. Die deutsche Katastrophe. - Wiesbaden, 1946.

418. Merzalowa L.V. Das nationalistische und das kommunistisch-stalinistische System aus heutiger russischen Sicht // Diktatur und Emazipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1933. - Essen, 1993. - S. 96-110.

419. Messerschmidt M. Nationalsozialismus und Stalinismus: Modernisierung oder Regression? // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Ent-wicklumg 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 77-86.

420. Meyer K., Wippermann W. (Hrsg.), Gegen das Vergessen. Deutsch-sowjetische Historiker Konferenz in Juni 1991 in Berlin über Ursachen, Opfer, Folgen des deutschen Angriffs auf die Sowjetunion. - Frankfurt a.M., 1992.

421. MaserW. Das Regime - Alltag in Deutschland 1933-1945. - München, 1983.

422. Mommsen H. Nationalsozialismus // Sowjetsystem und demokratische Gesellschaft, eine vergleichende Enzykklopedie. Bd. IV. - Freiburg-Basel-Wien, 1971.

423. Mommsen H. Nationalsozialismus und Stalinismus. Diktaturen im Vergleich. -Berlin,1994.

424. Nolte E. Faschismus in seiner Epoche. - München, 1963.

425. Nolte E. Die Krise des liberalen Systems und die faschistischen Bewegungen. -München, 1918.

426. Nolte E. Der europäische Bürgerkrieg von 1917-1945: Nationalsozialismus und Bolschewismus. - Frankfurt a.M., 1987.

427. Nolte E. Streitpunkte heutiger und künftigen Kontroversen um den Nationalsozialismus. - Berlin-Frankfurt a.M., 1993.

428. Orlow B. Die Lehren des sowjetischen Totalitarismus // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung. 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 77-86.

429. Rosenberg A. Der Mithus des XX. Jahrhundert. - München, 1930.

430. Reichel P. Politik mit der Erinnerung: Gedächtnisorte in Streit im die nationalsozialistischeVergangenheit. - Frankfurt a.M., 1999.

431. Reiman M. Die Geburt des Stalinismus. Die UdSSR am Vorabend der «zweiten Revolution». - Frankfurt a. Main. - 1979.

432. Rürup R. Die Deutschen und der Krieg gegen Sowjetunion 1941-1945 // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 136-143.

433. Ruck M. Bibliographie zum Nationalsozialismus. - Köln, 1995.

434. Schoenbaum D. Die braune Revolution. Eine Sozialgeschichte des Dritten Reiches. - Köln, 1968.

435. Schonfart W. Die Totalitarismusdiskussion in der neuen Bundesrepublik 1990 bis 1995. - Köln, 1996.

436. Seidel B., Jenkner S. (Hrsg.) Wege der Totalitarismusforschung. - Darmstadt, 1968.

437. Slutsch S. Voraussetzungen des Hitler-Stalin-Paktes // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1971-1991. - Essen. 1993. - S. 144158.

438. Sofsky W. Die Ordnung des Terrors. Das Konzentrationslager. - Frankfurt a.M.,1993.

439. Sontheimer K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik - München, 1962.

440. Sontheimer K. Deutschland zwischen Demokratie und Antidemokratie. - München, 1971.

441. Der Sturm auf die Republik: Frühgeschichte der NSDAP. - Düsseldorf, etc., 1994.

442. Thamer H.U. Verführung und Gewalt. Deutschland 1933-1945. - Berlin, 1986.

443. Thierse W. Oktober 1917 - November 1989: Sozialismus zwischen Diktatur und Emanzipation // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 204-217.

444. Timmermann H. Das neue Russland, Europa und das vereinigte Deutschland // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Enzwicklung 19171991. - Essen, 1993. - S. 183-203.

445. Totalitarism im 20. Jahrhundert: Eine Bilanz der internationalen Forschung. Hrsg. E. Jesse. - Baden-Baden, 1996.

446. Ulbricht W. Die Legende vom «Deutschen Sozialismus». - Berlin, 1946.

447. Walkenhaus R., Wieland K. (Hrsg.). Totalitarismus. Eine Ideengeschichte des 20. Jahrhunderts. - Berlin, 1997.

448. Weber A. Abschied von der bisherigen Geschichte. - Heidelberg, 1946.

449. Wege der Totalitarismusforschung. - Darmstadt, 1968.

450. West-Östliche Spiegelungen. Neue Folge. Wuppertal-Bochumer Projekt über Russen und Deutsche im 20. Jahrhundert. Bd. 1-3. - München, 2005-2007.

451. Winkler H.A. Der lange Weg nach Westen. Deutsche Geschichte. Bd. 1, 2. - München, 2002.

452. Wippermann W. Faschismustheorien. Die Entwicklung der Diskussion von den Anfängen bis Heute. 7. Überarb. Aufl., - Darmstadt, 1997.

453. Wolfram E. Geschichtspolitik in der Bundesrepublik Deutschland: Der Weg der bundesrepublikanischen Erinnerung: 1948-1990. - Darmstadt, 1999.

454. Zitelmann R. Nationalsozialismus, Faschismus, Stalinismus. Historiegraphische Vergangeheitsbewegung und Modernisierungstheorie // Diktatur und Emanzipation. Zur russischen und deutschen Entwicklung 1917-1991. - Essen, 1993. - S. 111-135.

455. Jacobsen H.-A. Die nationalsozialistische Aussenpolitik. - Frankfurt a.M., 1968.

456. Jacobsen H.-A., Orlow B. (Hrsg.). Verpasst eure Chance nicht. Aspekte der deutsch-russischen Beziehungen im 20. Jahrhundert. - Mainz, 1992.

457. Jacobsen Hans-Adolf / Löser Jochen / Proektor Daniel / Slutsch Sergei (Hrsg.). Deutsch-russische Zeitwende. Krieg und Frieden 1941-1945. Unter Mitwirking von Oleg Prudkow. - Baden-Baden, 1995. - 789 S.

458. Jaspers K. Die Schuldfrage. - Heidelberg, 1946.

Б.С. Орлов

ОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО В СОВМЕСТНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ УЧЕНЫХ РОССИИ И ГЕРМАНИИ

Аналитический обзор

Дизайнер (художник) И. А. Михеев Компьютерная верстка Л.Н. Синякова Корректор О.П. Дормидонтова

Гигиеническое заключение № 77.99.6.953.П.5008.8.99 от 23.08.1999 г. Подписано к печати 24/Х11 - 2013 г. Формат 60х84/16 Бум. офсетная № 1. Печать офсетная Свободная цена Усл. печ. л. 10,75 Уч.-изд. л. 10,0 Тираж 300 экз. Заказ № 207

Институт научной информации по общественным наукам РАН,

Нахимовский проспект, д. 51/21, Москва, В-418, ГСП-7, 117997 Отдел маркетинга и распространения информационных изданий Тел. / Факс: (499) 120-4514 E-mail: inion@bk.ru

E-mail: ani-2000@list.ru (по вопросам распространения изданий)

Отпечатано в ИНИОН РАН Нахимовский проспект, д. 51/21 Москва, В-418, ГСП-7, 117997 042(02)9