CC BY
52. Gerasimov V.L. Morskaya aviaciya Rossii v gody Pervoj mirovoj vojny: zarozhdenie, stroitel'stvo i primenenie. // Poslednyaya vojna Rossijskoj imperii: Rossiya, mir nakanune, v hode i posle Pervoj mirovoj vojny po dokumentam rossijskih i zarubezhnyh arhivov. Materialy Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Moskva, 7-8 sentyabrya 2004 goda / [otv. red. V. P. Kozlov]. - M.: Nauka, 2006. - S. 307-318.
3. Gerasimov V. L. Otechestvennaya morskaya aviaciya v Pervuyu mirovuyu vojnu: Avtoref. ... dis. kand. ist. nauk. - M., 2004. - 36 s.
4. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv Voenno-Morskogo flota (RGA VMF). F.1230. Op. 1. D.7.
5. RGA VMF F.1230. Op. 1. D.8.
6. Sibor Fils. Stranicy istorii Morskoj Aviacii Rossii: BOShMA. // Antologiya. - 2012. - Vyp.2. - 56 s.
ЧЕРНОУСОВ АНДРЕЙ АНАТОЛЬЕВИЧ - кандидат исторических наук, преподаватель кафедры военно-политической работы в войсках (силах), Военно-Медицинская академия им. С.М. Кирова, Санкт-Петербург ([email protected]). CHERNOUSOV, ANDREY A. - Ph.D. in History, Lecturer at the Department of Military-Political Work in the Troops (Forces), S.M. Kirov Military Medical Academy, St. Petersburg ([email protected]).
УДК 94(47+474.3):341.43«1920/1921» DOI: 10.24412/2308-264X-2024-4-38-45
ЗАЗЕРСКАЯ Т.Г. ОРГАНИЗАЦИЯ ВОЗВРАЩЕНИЯ БЕЖЕНЦЕВ И ОПТАНТОВ ИЗ СОВЕТСКОЙ РОССИИ В ЛАТВИЮ В 1920-1921 гг.
Ключевые слова: Латвия, Первая мировая война, беженцы, оптанты, Центрэвак, AMAEF, ГА РФ, РГАСПИ
В статье рассматривается организация репатриации латышских беженцев и оптантов из Советской России на родину. Этими вопросами занимались Комиссариат по латышским национальным делам Наркомата по делам национальностей РСФСР, Центральное управление по эвакуации населения НКВД РСФСР (Центрэвак), а также Латышский отдел пропаганды и агитации при ЦК РКП(б). Центрэвак определял порядок реэвакуации в Латвию так, чтобы, с одной стороны, соблюсти принятый международными договорами общегуманитарный принцип отправки на родину всех желающих репатриантов, с другой стороны, - осуществить выборочную отправку желающих, сохранив на предприятиях Советской России латышских квалифицированных рабочих.
ZAZERSKAYA, T.G.
ORGANIZING THE RETURN OF REFUGEES AND OPTANTS FROM SOVIET RUSSIA TO LATVIA
IN THE 1920-1921
Key words: Latvia, First World War, refugees, optants, TsentrEvak, AMAEF, GA RF, RSASPI
The article deals with the organization of repatriation of Latvian refugees and optants from Soviet Russia to their homeland. These issues were dealt with by the Commissariat for Latvian National Affairs of the People's Commissariat for Nationalities of the RSFSR, the Central Directorate for Evacuation of the Population of the RSFSR NKVD (TsentrEvak), as well as the Latvian Propaganda and Agitation Department of the Central Committee of the RCP (b). TsentrEvak was responsible for selecting and organizing the return of Latvian refugees from Soviet Russia to their homeland. On the one hand, TsentrEvak followed the international regulations for repatriation. On the other hand, it strictly implemented the internal selection policy and kept Latvian skilled workers in the enterprises of Soviet Russia.
Наступление немецких войск в ходе Первой мировой войны обусловило массовый отток местного населения из Прибалтики, в том числе из Курляндии, Лифляндии и Риги, связанный как со стихийным исходом, так и с организованной эвакуацией. В 1918 г. - в связи с заключением Брестского мира, а затем и капитуляцией Германии, вполне естественным стало желание беженцев и оптантов - выходцев из данного региона, оказавшихся в Советской России, вернуться на родную землю. Согласно нормам рассматриваемой эпохи, к категории «оптантов» относились выходцы из Латвии или России, по разным причинам и в разное время оказавшиеся на территории либо России, либо Латвии, имевшие право запросить (оптировать) гражданство одной или другой страны после признания Россией независимости Латвии. Понятие «оптант» подразумевало смену гражданства для последующего возвращения в страну полученного гражданства, в отличие от категории «беженец», к которой относились лица, вынужденные временно покинуть страну проживания вследствие военных действий.
Организацией репатриации беженцев и оптантов занималось несколько учреждений. На первом этапе, еще во время Первой мировой войны вопросами координации работы с беженцами занимался избранный на съезде нескольких латышских организаций в августе 1915 г. в Петрограде Латышский Центральный комитет по оказанию помощи беженцам [1, с. 19].
В Советской России вопросами реэвакуации стал заниматься Комиссариат по латышским национальным делам Наркомата по делам национальностей РСФСР (Латкомиссариат Наркомнаца), созданный в Москве в 1918 году. Потребность в таком органе представлялась очевидной, поскольку к 1917 г. из 880 тыс. латышей, проживавших в России, беженцы составляли 600 тыс. человек, а эвакуированные - еще около 100 тыс. человек. Численность
зарегистрированных выходцев из Латвии была приблизительной и со временем менялось. Так, в марте 1918 г., по сведениям Латкомиссариата, «вне Прибалтийского края в остальной части России насчитывалось около 700 тыс. человек, не владеющих в достаточной степени русским языком» [2, л.л. 34-34об.]. А после подписания Брестского мира, с мая по ноябрь 1918 г., в оккупированные Германией области реэвакуировались 400 тыс. беженцев [3, с. 110].
В сложившихся условиях репатриацией беженцев также занимался созданный в Петрограде в апреле 1918 г. Союз самоопределения Латвии, отделения которого были открыты в Москве и других городах. Однако в Латкомиссариате с неодобрением отнеслись к деятельности этого органа, отмечая, что Союз был создан «нашими 'друзьями'-меньшевиками, которые своей деятельностью в последнее время доказали, что недостойны даже пули. ... Латышские меньшевики своей грязной агитацией и распространением ложных слухов спекулируют на наименее сознательных массах беженцев, пользуясь чрезвычайно тяжелым положением в России для привлечения сочувствующих их «самоопределению», ... с помощью которого можно было бы организовать какие-то «Латышские комитеты» для выдачи соответствующих документов для возвращения в Латвию. ... Меньшевикам так же, как и германцам, нужна колонизация Латвии такими элементами, которые могли бы изнасиловать Латвию Учредительным собранием Латвии» [4, л.л. 82-83].
Впрочем, в новых условиях перестал заниматься вопросами беженцев и Латкомиссариат. После ликвидации в его структуре Беженского отдела, соответствующие функции были переданы в Центральную коллегию по делам пленных и беженцев (Центропленбеж), учрежденную Декретом СНК РСФСР от 23 апреля 1918 г. Через два года - в январе 1920 г. - Центропленбеж был переименован в Центральное управление по эвакуации населения НКВД РСФСР (Центрэвак).
Вопросы репатриации находились также в центре внимания сотрудников Латышского отдела пропаганды и агитации при ЦК РКП(б) (Латотдел). Сотрудники Латотдела предвидели возможные негативные последствия массового возвращения в Латвию эвакуированных рабочих: «В Подольске завод Герца вырабатывает измерительные инструменты для военных надобностей, пушек, пулеметов и т.д. Это единственный в этом роде завод. Завод «Мотор», по всей вероятности, один из самых лучших заводов по изготовлению моторов. [Как и] Всеобщая Компания Электричества в Харькове и т.д. Достаточно сказать, что многие из латышских рабочих -инструментальщики, [которых теперь с огнем не отыщешь]. Таким образом, внезапный отлив этих рабочих, конечно, не смертельно ранил бы нашу промышленность, но во всяком случае приостановил бы некоторые в высшей степени для нашей военной промышленности важные фабрики и заводы» [5, л.л. 4-5].
Перспектива представлялась весьма неприятной: «В один прекрасный день ... рабочие завода «Мотор» бросят работу и потребуют пропусков в Латвию. Нечего льстить себя надеждой, что мы навеки веков удержим их в России, но пока что создавшееся положение тормозит борьбу с национализмом и дезорганизаторскими тенденциями среди латышских рабочих. Но когда переговоры превратятся в гласные и примут конкретные очертания, то потребуется более активное участие всех членов [партийных] секций, дабы стихийное стремление на родину латышских рабочих и стрелковых масс приобрело сколько-нибудь планомерный характер. К этому времени необходима серьезная подготовительная работа [партийных] секций» [6, л.л. 1-2]. С другой стороны, по мнению сотрудников Латсекции, не было худа без добра: «чем больше направится рабочих в Латвию, тем скорее приблизится там коммунистическая революция и таким образом мы субъективно заинтересованы в реэвакуации латышских рабочих в Латвию» [6, л. 5].
Таким образом, с точки зрения сотрудников Латодела, реэвакувация квалифицированных рабочих, несмотря на негативные последствия для экономики, укрепляла надежду, что прибывшие из Советской России латышские рабочие ускорят пролетарскую революцию в Латвии. Для выработки оптимального решения по вопросу отъезда квалифицированных рабочих было принято специальное постановление ЦК ВКП(б) о создании комиссии из представителей военного ведомства, ВСНХ и латышей-коммунистов. Однако единственное заседание комиссии не дало никаких результатов.
Возвращение на родину приняло по-настоящему массовый характер сразу после подписания 12 июня 1920 г. договора о реэвакуации беженцев и заключения Мирного договора между Россией и Латвией 12 августа 1920 г. В РСФСР вопросами реэвакуации занимался
полномочный представитель латвийской делегации по делам беженцев Эвальдс Шкипсна, а в Риге полномочное представительство РСФСР по делам беженцев, военнопленных и заложников возглавил Роберт Пельше.
Однако процесс выезда из Советской России для многих оказался непростым. Так, уже в августе 1920 г. уполномоченный Латвийской мирной делегации выразил протест в связи с отказом Вологодского Губэвака регистрировать беженцев от 18 до 40 лет, «причем беженцам определенно заявляют, что такие инструкции получены от Центрэвака в Москве» [7, л. 266].
В этих условиях в связи с большим количеством желающих вернуться на родину следовало упорядочить процедуру выдачи разрешения на репатриацию. С этой целью выходцы из Латвии получили право оптировать (запросить) либо гражданство государства, где они ранее проживали ранее, либо оптировать гражданство государства, где они оказались в эвакуации. В результате 22 июля 1921 г. в Риге было подписано соглашение об оптации национальности и возвращении на родину граждан обеих договаривающихся сторон [8]. Заинтересованные лица должны заявить о своем желании выехать из Советской России в Латвию не позже 4 августа 1922 г. (проживающие в азиатской части России и на Кавказе - не позже 4 марта 1923 г.). Проезд до латышской границы проводился за счет выезжающих.
Вскоре после официального подписания соглашения об оптации вышла «Инструкция по реэвакуации беженцев Латвии и Литвы» за подписью председателя Центрэвака и члена коллегии наркомата внутренних дел латыша Александра Эйдука. Инструкция под грифом «весьма секретно» не подлежала оглашению и должна была применяться в порядке устного инструктирования ответственных должностных лиц.
В инструкции указывалось, что реэвакуации подлежали исключительно беженцы, зарегистрированные в Центрэваке или его местных органах. Предоставленное беженцам договором право на реэвакуацию «не влечет за собой права отмены или невыполнения для каждого беженца всех ранее принятых им на себя обязательств по отношению к Советской России. ... Все беженцы, пока они не оптируют соответствующего гражданства (т.е. путем установления формальных актов не перейдут в латвийское или литовское гражданство) должны быть рассматриваемы как российские граждане. Исходя из этих двух положений, надлежит, соблюдая основные принципы договоров, устанавливать очередь на отправку беженцев в интересах Советской России:
а). согласно договору, в первую очередь эвакуируются беженцы, члены семей которых находятся на территории другой страны. В этом отношении могут быть приняты во внимание исключительно документальные доказательства факта нахождения родных в другой стране;
б). беженцы, состоящие на службе в Красной Армии, не подлежат даже регистрации и могут быть зарегистрированы лишь по увольнению из Красной Армии;
в). в первую очередь подлежат эвакуации беженцы, призреваемые в учреждениях социального обеспечения и Центрэвака: старики, женщины, дети, нетрудоспособные, безработные и находящиеся в наихудших материальных условиях;
г). беженцы-мужчины призывного возраста, не освобожденные от военной службы по состоянию здоровья, равно как и рабочие и служащие промышленных предприятий и учреждений - относятся к последующим очередям. При даче таковым объяснений, мотивировать необходимостью отправки в первую очередь лиц, упомянутых в первом пункте; ...
Все беженцы отправляются по именным списками с разрешительной визой Губчека. ... Проверку багажа и документов производить совместно с местной Губчека и отделом военной цензуры. ... Ответственность за выполнение настоящей инструкции возлагается на начальников Губэваков. ... Лица, виновные в оглашении настоящей инструкции кому бы то ни было, подлежат строжайшей ответственности» [9, л. 294].
Таким образом, инструкцией негласно определялся порядок реэвакуации в Латвию. В первую очередь, возвращались старики, женщины, дети, нетрудоспособные и безработные граждане. Что касается военнослужащих, рабочих и служащих промышленных предприятий и учреждений, то они подлежали реэвакуации в последнюю очередь.
Специфика работы Центрэвака состояла в том, что было необходимо «согласовать принятый всеми нашими международными договорами общегуманитарный принцип отправки на родину всех желающих репатриантов с заинтересованностью советских республик в некоторых
отдельных лицах и даже целых категориях лиц» [10, л.л. 89-112]. Подобная выборочная отправка желающих на родину стала возможной благодаря согласованному с Латвией положению, в соответствии с которым очередность выезда, так называемые эшелонные списки, составлялись органами Советской России, занимавшимися реэвакуацией.
Как отмечалось в Отчете Центрэвака, сложность поставленной перед ним задачи состояла в том, что подобную работу необходимо было «вести секретно и осторожно, не вызывая международных инцидентов (протестов и индивидуальных требований) и сглаживая политически неблагоприятное впечатление, производимое в некоторых случаях на репатрианские массы задержкой отправки некоторых категорий. Силою государственной необходимости Центрэвак вынужден иногда задерживать репатриацию интеллигентов-специалистов (инженеров, врачей, военспецов и т.п.) и даже рабочих квалифицированного труда, или целые категории рабочих и служащих определенной отрасли (железнодорожники, рабочие и служащие металлургических заводов, напр., на Украине и т.д.).» [10, л. 90].
Некоторые репатрианты служили также своего рода «человеческой гарантией», ввиду наличия почти во всех странах «своих заложников». Для этого Центрэвак в контакте с органами ВЧК фиксировал в общей репатриантской массе ряд лиц, представляющих «обменную ценность. ... Суть состоит в том, чтобы их не выпускать до срока и без эквивалента, поскольку ... репатрианты отдельных стран периодически являются средством политического воздействия на их правительства в смысле определенной задержки их отправок, либо полного прекращения таковых и иных репрессалий» [10, л. 90].
Центрэвак не только задерживал в Советской России специалистов и выявлял лиц, имеющих «обменную ценность». Основной задачей Центрэвака со второй половины 1921 г. стала также необходимость «протолкнуть за границу возможно большее количество пролетарских и крестьянских беженских масс (в большинстве своем неработоспособных) в особенности из голодающих районов», то есть отправить максимальное количество беженцев из голодающих губерний Советской России.
В отчете о деятельности Центрэвака за 1921 г. указывалось, что «интересы иностранных миссий в этом случае кардинально противоположны нашим задачам. Их домогательства всегда имеют в виду преимущественно интеллигентские элементы, отдельных лиц, либо целые категории, причем чаще специалистов интелигентного труда, чем спекулянтов, и редко [запрашивают] квалифицированных рабочих. ...
Опираясь на гуманитарные принципы договоров, Центрэвак прежде всего стремится конструировать отправки из числа нетрудоспособных и наиболее нуждающихся беженцев. Некоторую вариацию за счет уступки настойчивым домогательствам иностранных миссий представляет включение в эшелоны неквалифицированных интеллигентов (спекулянтов), что дает возможность заинтересовать иностранных представителей.
Конфликты реализуются в попытках [иностранных] миссий, путем придирок к документам крестьян и пролетарской бедноты, не поставить визы на въезд на списках мужицких эшелонов. Реакция со стороны Центрэвака, выражающаяся в придирчивости к документам угодных иностранным миссиям лиц, служит началом, умеряющим строгости» [10, л. 90].
Среди сложностей в организации репатриации следует отметить так называемый «самотек», т.е. самовольное продвижение беженцев к границе или к крупным узловым пунктам, которое создавало скопления людей и служило источником эпидемий. С этой целью на железных дорогах была установлена система пропусков, что задерживало дальнейший проезд к границе. Лишь после отмены системы пропусков появилась возможность свободной покупки железнодорожных билетов.
Более того, местные власти, особенно в голодающих районах, также предпринимали все усилия, чтобы избавиться от беженцев, несмотря на ряд категорических ведомственных распоряжений. В свою очередь принимающие государства со своей стороны пытались остановить самотек, угрожающий им заносом эпидемий, закрывая в некоторых случаях границы [10, л. 90об.].
В работе уполномоченных Центрэвака иногда отмечались случаи, когда заведующие эвакопунктами, например, в Ростове, пропускали за взятки беженцев, не имевших необходимых документов [11, л. 249].
Определенное недовольство латышской стороны вызывала репатриация в Латвию еврейских беженцев и выселенцев. Уже в начале Первой мировой войны вопросами помощи занимался Центральный еврейский комитет помощи жервам войны и погромов. Кроме этого в августе 1914 г. был создан Еврейский комитет помощи жертвам войны (ЕКОПО), с середины 1920 г. - Еврейское общество оказания помощи пострадавшим от войны и погромов (ЕВОПО). Целью создания ЕКОПО стало оказание помощи выходцам еврейского происхождения, пострадавшим от военных действий и вынужденных покинуть места постоянного проживания. В 1920 г. председателем Центрального бюро ЕКОПО был Меир Крейнин. Хотя Комитет и не занимался самостоятельно вопросами реэвакуации, однако, он предлагал свои услуги в ее организации [12, л.л. 279-279об.].
Отношение латышского правительства к этой категории беженцев было неоднозначным. К примеру, в августе 1920 г. латышская сторона сделала запрос в представительство России о причинах слишком большого процента евреев среди отправляемых беженцев. Роберт Пельше сообщал, что недовольство латышской стороны было вызвано тем, что в эшелоне из Пензы евреев находилось около 85% [13, л. 282].
В ноябре 1920 г. посол Латвии в России Янис Весманис обратился к Советскому правительству с нотой, в которой содержалось требование, чтобы в отправляемых в будущем из России беженских эшелонах не принималось такого непропорционального количества лиц других национальностей, как до сих пор: «Посол указал, что он, переезжая границу России, встретил прибывший из Харькова поезд с беженцами, из которых только 10% были латыши, а остальные -других национальностей, главным образом, евреи. Позже оказалось, что оставшиеся в Харькове рабочие-латыши безуспешно старались попасть на родину, т.к. их не принимали на беженские поезда. Посол просит Советское правительство отдать распоряжение, чтобы в следующих эшелонах не принимали более 10% лиц других национальностей, т.к. большего количества латвийское правительство на границе принимать не будет» [14]. Позднее выяснилось, что требование посла Весманиса не было согласовано с МИД Латвии. «Узнав об этом, министерство иностранных дел немедленно аннулировало требование и заверило представителей национальных меньшинств, что компетентные органы получили необходимые инструкции, чтобы не делалось никаких отличий между беженцами, какой бы ни была их национальность» [15].
Через полгода в мае 1921 г. новый начальник Центрэвака Станислав Пилявский обратился с просьбой к латышской стороне дать возможность вернуться на родину еще одной группе еврейских беженцев, поскольку из списка, представленного Гомельским Губэваком, латышская сторона вычеркнула много лиц еврейской национальности [16, л. 63].
В ответной записке полномочный представитель латвийской делегации в РСФСР по вопросам реэвакуации Шкипсна заявил следующее: «Комиссия по реэвакуации беженцев не может не выразить удивления по поводу приведенной Вами статистики относительно вычеркивания евреев, которая совершенно не сходится с действительностью. Так, например, Вами указано, что с 9-го московского эшелона вычеркнуто 90% евреев, в действительности - 59,66%, из вологодского эшелона вычеркнуты не все евреи, а только часть» [16, л. 120].
Кроме того, Шкипсна указал, что в 1920 г. из приехавших в Латвию беженцев нелатвийской национальности 27% оказались с подложными или купленными документами. Более того, в начале 1921 г. в среднем в списках, предоставленных Россией, было только 20-25% лиц латвийской национальности, когда в среднем по Латвии общее число лиц нелатвийского происхождения составляет только 11,5 % [17, л.л. 121-122].
В ответ Беженский подотдел Центрэвака НКВД привел абсолютные цифры, указывающие на отказ латышской стороны принимать обратно еврейских беженцев: «Июньский список Витебского губэвака: общее количество евреев - 25 чел, вычеркнуто Вами - 25; июльский список Полоцкого уездэвака: общее количество евреев - 28,вычеркнуто Вами - 28; июльский Челябинского губэвака: общее количество евреев - 66, вычеркнуто Вами - 66; июльский список Саратовского губэвака (вторично рассмотренный Вами): общее количество евреев -154, вычеркнуто Вами -151» [18, л.л. 137-140].
В целом, в отчетах Центрэвака постоянно подчеркивалось, что латыши систематически не только вычеркивают из списков евреев, они просто не пропускают эшелоны с крупным процентом вычеркнутых [19, л. 92].
Массовое возвращение латышей из Советской России, несмотря на строгий отбор до въезда в Латвию, вызывало опасения у местных властей. Предполагалось, что многие не найдут работу в Латвии. С другой стороны, вместе с беженцами в Латвию попадут «нежелательные элементы». «Их возвращение предполагает серьезную выборку, поскольку понятно, что Советы воспользуются этим, чтобы направить в Латвию своих людей» [20].
Всего к началу 1921 г. в Латвию выехало около 100 000 беженцев и оптантов [21, л.л. 3334]. При этом в середине 1921 г. на территории Советской России общее число проживающих в России латышей составляло от 656 500 человек до 755 300 человек [22, л.л. 28-32].
23 сентября 1921 г. Эвальдс Шкипсна обратился к начальнику Центрэвака с вопросом о латышских беженцах в Сибири: «По взаимному соглашению последним сроком регистрации для латвийских беженцев в Сибири было назначено 1 сентября 1921 г. По полученным мною достоверным сведениям это постановление не было нигде опубликовано, и беженцы о нем не знали. Поэтому довольно много беженцев остались незарегистрированными не по своей вине.
Принимая во внимание вышеуказанное, прошу сделать соответствующее распоряжение Сибэваку, чтобы регистрация таких беженцев, имеющих на руках определенные доказательства беженства, [чтобы беженцы] были зарегистрированы и отправлены вместе с другими беженцами» [23, л. 217].
Одной из категорий уроженцев Латвии, выразивших желание вернуться на родину, были квалифицированные рабочие, эвакуированные в Россию в годы Первой мировой войны. Массовый отъезд рабочих приводил к остановке производства на заводах. Еще до заключения Мирного договора в Москве стало известно об отъезде «громадного большинства высококвалифицированных рабочих и административно-технического персонала» из Харькова, Рыбинска [24, л. 25].
В январе 1921 г. Вятский Губернский земельный отдел сделал запрос в Центрэвак, возможно ли задерживать для работы в учреждениях специалистов - уроженцев балтийских провинций. Губэвак сообщил, что если эти граждане уже оптировались и имеют документы о принадлежности к гражданству своего государства, то их нельзя задерживать на службе в России, даже если они незаменимые специалисты. Но если беженцы - эстонцы, латыши и литовцы - не оптировали гражданство своей страны, то они рассматриваются как русские граждане. Их может задержать учреждение, где они служат, «если они являются не только специалистами, но даже трудно заменимыми работниками» [25, л. Л. 3об.].
25 февраля 1921 г. Эвальдс Шкипсна сообщил, что к нему обратились со следующим заявлением несколько латышских беженцев: «10 января 1921 г. мы зарегистрировались по открытой Вятским Губэваком записи на предмет включения в число отправляемых с санпоездом № 159 на родину эшелоном беженцев. С 15 января мы были уволены с занимаемых должностей в Губземотделе ... 22 января, на основании распоряжения Вятского Губисполкома, Губземотдел предложил нам сдать обратно полученные документы об увольнении и вернуться на службу в Губземотдел, т.к., согласно разъяснению Губэвака, мы, как неоптированные беженцы, являемся русскими гражданами и можем быть задержаны как специалисты. Предложение это сопровождалось предупреждением, что в случае посадки мы будем сняты с поезда милицией. 23 января нами был подан председателю Губисполкома коллективный протест против нашей задержки, в котором указывалось на нарушение соответствующих статей Мирного договора с Латвией. ... После этого начальник Губэвака вычеркнул всех нас с семьями из списков отправляемых с эшелоном и заявил, что впредь, до оптации нами гражданства Латвии, он будет препятствовать нашему отъезду, т.к. у него имеются распоряжения отправлять с санпоездами в первую очередь беднейших и больных беженцев» [26, л.л. 8-8об.].
По распоряжению НКИД по указанному заявлению были приняты надлежащие меры, и заявители с семьями вернулись в Латвию, о чем было сообщено латышской миссии в России.
В свою очередь, заведующий отделом Запада НКИД И.С. Якубович предупредил заместительницу начальника Центрэвака Розу Радек о необходимости инструктировать эвакуационные органы на местах, чтобы подобные случаи не повторялись [27, л. 38].
Однако, через несколько дней латышская сторона вновь предъявила претензии НКИД. Речь шла о латыше по фамилии Рупейка, который работал учителем в школе в Бердске НовоНиколаевской (ныне Новосибирской) области. Рупейка подал заявление об увольнении в связи с
отъездом в Латвию. Отдел народного образования Ново-Николаевского исполкома ответил: «На Ваше заявление об устранении Вас от занимаемой должности по указанным Вами причинам сообщается, что при повторении подобного рода заявлений, Вы немедленно будете арестованы и отправлены в концентрационный лагерь для детального ознакомления с принципами программы единой трудовой школы, а в данный момент предлагается Вам ознакомиться [с этими принципами] на месте службы». В свою очередь, НКИД вновь просил НКВД разъяснить на местах, что согласно договорам, заключенным РСФСР с окраинными государствами, входившими раньше в состав Российской империи, беженцы этих государств, зарегистрированные на очередной эшелон к отъезду на родину, должны быть беспрепятственно увольняемы со службы [28, л. 115].
О количестве беженцев можно судить по следующим данным: лишь 20 мая 1921 г. в Латвии ожидалось по 40 вагонов из Москвы, Петрограда, Воронежа, Саратова и Орла; по 20 вагонов - из Владимира, Ярославля, Симбирска, Челябинска, Твери, Перми, Вятки, Екатеринбурга и Туркестана; 80 вагонов из Красноярска и несколько санитарных поездов и эшелонов из беженских пунктов Москвы [29]. В целом, 1920-21 гг. в Латвию вернулось около 179 тыс. беженцев. Реэвакуация в основном завершилась в 1925 г., последние из беженцев выехали в 1927 году. При этом в 1926 г. в СССР оставалось 151 тыс. латышей, из них в России 126 тыс., в Белоруссии - 14 тыс., на Украине - 9 тысяч.
Литература и источники
1. Бартеле Т., Шалда В. Латышские беженцы в России в годы гражданской войны // Отечественная история. - 2000. - №1.
2. Отчет комиссариата по латышским национальным делам от 15 марта 1918 г. // ГАРФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 872.
3. Бартеле Т., Шалда В. Латышские беженцы в Петрограде. (1915-1920). // Россия и Балтия. - Вып. 5. - М.: Наука, 2008.
4. Обзор Латышского стола информационного отдела Наркомнаца с 16 по 27 июля [1918 г.] // ГАРФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 864.
5. Отчет Латышского отдела пропаганды и агитации при ЦК РКП с 15 апреля по 15 июля 1921 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 62. Д. 10.
6. Отчет о деятельности Латышского отдела пропаганды и агитации при ЦК РКП (Всероссийский центр Латышских секций) с сентября 1919 по январь 1920 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 62. Д. 10.
7. Нота уполномоченного Латвийской мирной делегации председателю Центрэвака. б/д, примерно август 1920 г. // ГАРФ. Ф. 193. Оп. 43а. Д. 1706.
8. Г РФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 66. Л. 5-10. Первая часть соглашения была подписана в Риге 22 июля 1921 г., вторая и третья части - в Риге 6 ноября 1921 г.
9. Инструкция по реэвакуации беженцев Латвии и Литвы». б/д, примерно август 1921 г. // ГАРФ. Ф.Р-3333. Оп.3. Д.208.
10. Отчет о деятельности Центрэвака за время с 1 июля 1921 г. по 1 января 1922 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 2. Д. 236.
11. Доклад сотрудника ВЧК». б/д, примерно сентябрь 1920 г. // ГАРФ. Ф. 193. Оп. 43а. Д. 1706.
12. Записка председателя Центрального бюро ЕКОПО Крейнина в Центрэвак от 3 августа 1920 г. // ГАРФ. Ф. 193. Оп. 43а. Д. 1706.
13. Телеграмма Пельше зав. отделом Запада НКИД Якубовичу от 13 августа 1920 г. // ГАРФ. Ф. 193. Оп. 43а. Д. 1706.
14. Латвийские граждане второго сорта // Сегодня. - 1920. - 25 ноября.
15. Латвия. Обзор прессы. Газета «Sociâldemokrâts» от 8 декабря 1920 г. // Архив министерства иностранных дел Франции (Archives du Ministère des Affaires étrangères), далее AMAEF. 98 CP COM. Z. 659/3. Папка «Латвия. Внешняя политика. август 1920-декабрь 1922».
16. Записка начальника Центрэвака Пилявского латышскому уполномоченному по делам беженцев в РСФСР Шкипсне от 4 мая 1921 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 170.
17. Ответ латышского уполномоченного по делам беженцев в РСФСР Шкипсны председателю Центрэвака от 6 июля 1921 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 170.
18. Ответ начальника Центрэвака НКВД С. Пилявского латышскому уполномоченному по делам беженцев в РСФСР Шкипсне». б/д, примерно июль 1921 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 170.
19. Отчет о деятельности Центрэвака за время с 1 июля 1921 г. по 1 января 1922 г. // ГА РФ. Ф. Р-3333. Оп. 2. Д. 236.
20. Записка посланника Франции де Мартеля министру иностранных дел от 13 июня 1921 г. // AMAEF. 98 CP COM. Z. 659/2. Папка «Латвия. Внешняя политика. Январь-декабрь 1921.
21. Объяснительная записка к штатам Центрэвака. б/д, примерно декабрь 1921 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 2. Д. 236.
22. Статистические данные о количестве латышского населения в РСФСР. б/д, приблизительно на 1 июня 1921 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 62. Д. 10.
23. Записка Э. Шкипсны о латышских беженцах в Сибири от 23 сентября 1921 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 186.
24. Телеграмма из Харькова Комиссару Полевого штаба Реввоенсовета республики Данишевскому от 5 июля 1920 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 62. Д. 1.
25. Сообщение Губэвака от 21 января 1921 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 170.
26. Записка латышского уполномоченного по делам беженцев Шкипсне по заявлению Кнаппе Э.Ц., Ивансона-Язона А.Я., Андерсона Х.М. от 25 февраля 1921 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 170.
27. Записка завотделом Запада НКИД Якубовича начальнику Центрэвака Радек от 28 февраля 1921 г. // ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 170.
28. Записка завотделом Запада НКИД Якубовича в НКВД Владимирскому от 12 июня 1921 г. // ГА РФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 220.
29. Беженские эшелоны // Сегодня. - 1921. - 20 мая.
References and Sources
1. Bartele T., Shalda V. Latyshskie bezhency v Rossii v gody grazhdanskoj vojny // Otechestvennaya istoriya. - 2000. - N°1.
2. Otchet komissariata po latyshskim nacional'nym delam ot 15 marta 1918 g. GARF. F. 1318. Op. 1. D. 872.
3. Bartele T., Shalda V. Latyshskie bezhency v Petrograde. (1915-1920). // Rossiya i Baltiya. - Vyp. 5. - M.: Nauka, 2008.
4. Obzor Latyshskogo stola informacionnogo otdela Narkomnaca s 16 po 27 iyulya [1918 g.] // GARF. F. 1318. Op. 1. D. 864.
5. Otchet Latyshskogo otdela propagandy i agitacii pri CK RKP s 15 aprelya po 15 iyulya 1921 g. // RGASPI. F. 17. Op. 62. D. 10.
6. Otchet o deyatel'nosti Latyshskogo otdela propagandy i agitacii pri CK RKP (Vserossijskij centr Latyshskih sekcij) s sentyabrya 1919 po yanvar' 1920 g. // RGASPI. F. 17. Op. 62. D. 10.
7. Nota upolnomochennogo Latvijskoj mirnoj delegacii predsedatelyu Centrevaka. b/d, primerno avgust 1920 g. // GARF. F. 193. Op. 43a. D. 1706.
8. G RF. F. R-3333. Op. 3. D. 66. L. 5-10. Pervaya chast' soglasheniya byla podpisana v Rige 22 iyulya 1921 g., vtoraya i tret'ya chasti - v Rige 6 noyabrya 1921 g.
9. Instrukciya po reevakuacii bezhencev Latvii i Litvy». b/d, primerno avgust 1921 g. // GARF. F.R-3333. Op.3. D.208.
10. Otchet o deyatel'nosti Centrevaka za vremya s 1 iyulya 1921 g. po 1 yanvarya 1922 g. // GARF. F. R-3333. Op. 2. D. 236.
11. Doklad sotrudnika VChK». b/d, primerno sentyabr' 1920 g. // GARF. F. 193. Op. 43a. D. 1706.
12. Zapiska predsedatelya Central'nogo byuro EKOPO Krejnina v Centrevak ot 3 avgusta 1920 g. // GARF. F. 193. Op. 43a. D. 1706.
13. Telegramma Pel'she zav. otdelom Zapada NKID Yakubovichu ot 13 avgusta 1920 g. // GARF. F. 193. Op. 43a. D. 1706.
14. Latvijskie grazhdane vtorogo sorta // Segodnya. - 1920. - 25 noyabrya.
15. Latviya. Obzor pressy. Gazeta «Socialdemokrats» ot 8 dekabrya 1920 g. // Arhiv ministerstva inostrannyh del Francii (Archives du Ministère des Affaires étrangères), dalee AMAEF. 98 CP COM. Z. 659/3. Papka «Latviya. Vneshnyaya politika. avgust 1920-dekabr' 1922».
16. Zapiska nachal'nika Centrevaka Pilyavskogo latyshskomu upolnomochennomu po delam bezhencev v RSFSR Shkipsne ot 4 maya 1921 g. // GARF. F. R-3333. Op. 3. D. 170.
17. Otvet latyshskogo upolnomochennogo po delam bezhencev v RSFSR Shkipsny predsedatelyu Centrevaka ot 6 iyulya 1921 g. // GARF. F. R-3333. Op. 3. D. 170.
18. Otvet nachal'nika Centrevaka NKVD S. Pilyavskogo latyshskomu upolnomochennomu po delam bezhencev v RSFSR Shkipsne». b/d, primerno iyul' 1921 g. // GARF. F. R-3333. Op. 3. D. 170.
19. Otchet o deyatel'nosti Centrevaka za vremya s 1 iyulya 1921 g. po 1 yanvarya 1922 g. // GA RF. F. R-3333. Op. 2. D. 236.
20. Zapiska poslannika Francii de Martelya ministru inostrannyh del ot 13 iyunya 1921 g. // AMAEF. 98 CP COM. Z. 659/2. Papka «Latviya. Vneshnyaya politika. Yanvar'-dekabr' 1921.
21. Ob"yasnitel'naya zapiska k shtatam Centrevaka. b/d, primerno dekabr' 1921 g. // GARF. F. R-3333. Op. 2. D. 236.
22. Statisticheskie dannye o kolichestve latyshskogo naseleniya v RSFSR» b/d, priblizitel'no na 1 iyunya 1921 g. // RGASPI. F. 17. Op. 62. D. 10.
23. Zapiska E. Shkipsny o latyshskih bezhencah v Sibiri ot 23 sentyabrya 1921 g. // GARF. F. R-3333. Op. 3. D. 186.
24. Telegramma iz Har'kova Komissaru Polevogo shtaba Revvoensoveta respubliki Danishevskomu ot 5 iyulya 1920 g. // RGASPI. F. 17. Op. 62. D. 1.
25. Soobshchenie Gubevaka ot 21 yanvarya 1921 g. GA RF. F. R-3333. Op. 3. D. 170.
26. Zapiska latyshskogo upolnomochennogo po delam bezhencev Shkipsne po zayavleniyu Knappe E.C., Ivansona-Yazona A.Ya., Andersona H.M. ot 25 fevralya 1921 g. // GARF. F. R-3333. Op. 3. D. 170.
27. Zapiska zavotdelom Zapada NKID Yakubovicha nachal'niku Centrevaka Radek ot 28 fevralya 1921 g. // GARF. F. R-3333. Op. 3. D. 170.
28. Zapiska zavotdelom Zapada NKID Yakubovicha v NKVD Vladimirskomu ot 12 iyunya 1921 g. // GA RF. F. R-3333. Op. 3. D. 220.
29. Bezhenskie eshelony // Segodnya. - 1921. - 20 maya.
ЗАЗЕРСКАЯ ТАТЬЯНА ГЕОРГИЕВНА - кандидат исторических наук, докторант, Российский государственный гуманитарный университет ([email protected]).
ZAZERSKAYA, TATIANA G. - PhD in History, Russian State University for the Humanities ([email protected]).
УДК 94(47).084.8:334.73«1946/1953» DOI: 10.24412/2308-264X-2024-4-45-50
ПЕЧАЛОВА Л.В., СУДАВЦОВ Н.Д., ПЕЧАЛОВ А.К. ОБЕСПЕЧЕНИЕ ФИНАНСОВОЙ УСТОЙЧИВОСТИ ПРЕДПРИЯТИЙ ПРОМЫСЛОВОЙ КООПЕРАЦИИ СТАВРОПОЛЬСКОГО КРАЯ В 1946-1953 гг.
Ключевые слова: промысловая кооперация, артели, кооперативное движение СССР, финансовая устойчивость, рентабельность, хищения, приписки, РСФСР, Ставропольский край.
В статье анализируется финансово-хозяйственная деятельность промысловой кооперации Ставропольского края в 1946-1950 гг. Отмечается значительный вклад кооперативных предприятий и объединений в восстановление разрушенного войной хозяйства, в обеспечение населения товарами повседневного спроса. Охарактеризована государственная политика, направленная на повышение эффективности работы промысловой кооперации, а также на борьбу с злоупотреблениями в работе кооперативных организаций, с проникновением частника в кооперацию. Рассматриваются меры, предпринимаемые кооператорами для укрепления финансовой базы кооперативной системы. Обоснован вывод о том, что система промысловой кооперации имела высокий уровень организационно-экономической эффективности и достигла существенных результатов.
PECHALOVA, L.V., SUDAVTSOV, N.D., PECHALOV, A.K. ENSURING FINANCIAL STABILITY OF FISHING COOPERATION ENTERPRISES OF THE STAVROPOL
TERRITORY IN 1946-1953
Key words: fishing cooperation, artels, cooperative movement of the USSR, financial stability, profitability, theft, postscripts, RSFSR, Stavropol Territory.
The article analyzes the financial and economic activities of fishing cooperation in the Stavropol Territory in 1946-1950. The significant contribution of cooperative enterprises and associations to the restoration of war-damaged economies and to providing the population with everyday goods is noted. The state policy aimed at increasing the efficiency of fishing cooperatives, as well as combating abuses in the work of cooperative organizations and the penetration of private traders into cooperation is characterized. The measures taken by cooperators to strengthen the financial base of the cooperative system are considered. The conclusion is substantiated that the fishing cooperation system had a high level of organizational and economic efficiency and achieved significant results.
