CC BY
55
УДК 94(470.342)"18"
Д. А. Калинина
ОРГАНИЗАЦИЯ СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ КАК ЭЛЕМЕНТ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ССЫЛЬНЫХ КОНЦА XIX - НАЧАЛА ХХ в. (НА ПРИМЕРЕ ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ)
В данной статье поднимается вопрос о специфике организации свободного времени людьми, ограниченными рамками гласного надзора со стороны полиции за совершенное государственное преступление. Автор приходит к выводу о том, что особенности времяпрепровождения поднадзорных были связаны в основном с уровнем культурного развития конкретного места ссылки и лишь частично с ограничением свободы. Приводится оценка влияния участвующих в общественной жизни политических ссыльных на изменение образа государственного преступника у населения российской провинции.
The author considers how the free time of the people who committed state crimes was restricted within the narrow limits of the police open supervision. The author comes to the conclusion that the way the exiled spent their free time mainly depended on the cultural level of the place of exile and only partially on the restriction of their freedom. The influence of the exiles' public activity on changing the stereotype of the state criminal is also analyzed here.
Ключевые слова: административная политическая ссылка, гласный надзор, государственные преступники, повседневная жизнь.
Keywords: administrative political exile, open supervision, state criminals, everyday life.
Система административной политической ссылки в рамках Российской империи была сконструирована таким образом, что человек, совершивший государственное преступление средней и меньшей тяжести, подчинялся гласному надзору и лишь частично ограничивался в своей свободе. Распорядок дня ссыльного не был детально регламентирован. Высланные в ту или иную губернию помимо ограничений в передвижении и выборе занятий предоставлялись сами себе. Государство в целях перевоспитания политического преступника и возвращения его в число благонадежных подданных косвенными методами добивалось массового включения поднадзорных в трудовую деятельность. Однако усилия политических ссыльных по поиску заработка не занимали все доступное время. В периодах между занятиями по разыскиванию квартиры или работы и вынужденным общением с административными властями губернии поднадзорные скрашивали свою жизнь участием в культурной жизни того
© Калинина Д. А., 2011
города или села, куда они были водворены под контроль полиции.
Вятская губерния в конце XIX - начале XX в. в сравнении с другими провинциальными регионами России заметно выделялась своими культурными достижениями, однако в сопоставлении с числом жителей меркнут хорошие результаты культурно-просветительского развития края. В. В. Воровский довольно точно подметил, что «захолустье Вятского края, этой одной из самых культурных наших губерний, все-таки не отличалось чем-либо значительно от всех иных захолустий северо-восточной полосы. Здесь так же было мало медицинской помощи, как и везде в стране; здесь так же было мало удобств для жизни, как и всюду в уездных и заштатных городишках; здесь так же было мало всяческой культуры, как и везде в России. И здесь так же, как и всюду, налицо был административный произвол, надоедливый надзор местной полиции, подозрительное отношение жителей к ссыльным...» [1].
Лица, оказавшиеся под гласным надзором, более всего страдали от вынужденного бездействия, от размеренной и неторопливой провинциальной жизни и отсутствия знаковых событий. Так, один из основоположников меньшевизма в России, а в 1898 г. политический ссыльный уездного города Орлова А. Н. Потресов называл этот город «богомерзкой дырой», отмечая, что «в глухой провинции чувствуешь себя оторванным от всех и вся, вокруг все почиет мертвым сном, из столиц - ни звука, перестаешь осязать, хоть и веришь, что колесо истории все же вертится и когда-то, в назначенный судьбою час прикатит нас и присных нам в землю обетованную» [2]. Поднадзорный Ф. Э. Дзержинский, сосланный волей губернатора в отдаленное село Кайгород-ское Слободского уезда, в 1900 г. писал: «Тоска по родине. в себе я чувствовал ужасную пустоту, которая все возрастала. Эта жизнь в Кае отравляла меня.» [3].
Отображения повседневной жизни Вятской губернии ссыльными, волею случая заброшенными далеко от привычных культурных и промышленных центров Российской империи, довольно мрачны и однообразны. Связано это в какой-то мере с тем контрастом между привычной жизнью столиц и размеренностью уклада провинциальных городков, который столь заметен был для поднадзорных. Будничность провинциальной действительности, практически полное отсутствие какого-либо темпа жизни вызывали отторжение у большинства ссыльных. А. Н. Потресов заметил, что «отсутствие поднимающих впечатлений в большей или меньшей степени отражается на всех "колонистах", этих неврастениках по преимуществу, своего рода нервный голод - их профессиональная болезнь» [4].
Уровень развития региона не был равномерным. Основная масса культурно-просветительских учреждений была сосредоточена в губернском центре - г. Вятке, плодами которых беспрепятственно пользовались те политические ссыльные, кому посчастливилось быть водворенным именно в этот город. Поднадзорные, волей губернатора определенные на жительство в уездные города или села Вятской губернии, были еще более ограничены в попытках разнообразить свой досуг. Например, ссыльный Ф. Э. Дзержинский единственным центром культурной жизни г. Но-линска называл земскую библиотеку [5]. В селах, куда были определены государственные преступники, жизнь отличалась однообразием и серостью. В своих воспоминаниях сосланный в с. Кайгородское П. Н. Брюханов писал: «Потекли серые однообразные будни Кайгородской зимы. Короткие дни, длинные вечера и длинные ночи. Единственными праздниками для нас являлись почтовые дни: раз в неделю или даже с перебоями - два раза в месяц... В такой обстановке нас начинала грызть тоска.» [6].
Поднадзорные в меру своих возможностей стремились воспользоваться всеми доступными публичными увеселениями, причем ссыльные имели свободный доступ ко всем мероприятиям культурной жизни губернии. Положение о полицейском надзоре, в целом регламентирующее систему административной политической ссылки, предусматривало запрет на все публичные виды деятельности: «чтение публичных лекций, участие в публичных заседаниях ученых обществ, участие в публичных сценических представлениях» [7], однако посещение подобных собраний и присутствие в увеселительных заведениях было разрешено законом.
Основным способом времяпрепровождения поднадзорных в свободное от работы время было посещение городских и земских библиотек для чтения книг и газет. Книги научного содержания не пользовались заметным интересом у местного населения, зато политические ссыльные охотно брали их для пополнения своих знаний по различным направлениям. Такой интерес к научным изданиям можно объяснить тем, что прибывающие в Вятку ссыльные в большинстве случаев являлись людьми с высшим или средним образованием, среди них было много бывших студентов, не окончивших обучение и желающих продолжить освоение наук. Многие поднадзорные рассматривали время в ссылке как возможность расширить свои знания для использования их в дальнейшей революционной деятельности.
Для поднадзорных наравне с местным населением пользование фондами городских библиотек было ограничено финансовым вопросом, так как их услуги были платными, и потому не всякий
ссыльный мог позволить себе пользование изданиями, представленными в публичных библиотеках. Однако некоторые гласноподнадзорные возможность работы с книгами ставили выше других насущных потребностей. Например, поведение высланного в г. Слободской под надзор полиции Н. Н. Соколова вызывало недоумение у наблюдающего за ним полицейского, который отмечал, что ссыльный «очень нуждается в материальных средствах, несмотря на это. часто пользуется книгами из общественной библиотеки» [8].
Кроме таких интеллектуальных способов занять время, как чтение книг и периодических изданий, политические ссыльные охотно посещали театральные представления. В губернии действовал один театр в г. Вятке, в нем нередко выступали столичные актеры, а в перерывах между гастролерами силами местных жителей ставились неплохие любительские спектакли. Политические ссыльные могли посещать театральные представления на тех же условиях, что и остальное население губернии. В целях борьбы со скукой и однообразием жизни многие поднадзорные, имеющие достаточный заработок, с завидной регулярностью бывали на театральных постановках [9].
Единственным препятствием посещения театра либо сценических выступлений приезжих труп могло стать отсутствие денег. Однако плата была довольно умеренной, что позволяло ссыльным, не имеющим больших денежных средств, регулярно наблюдать за театральной игрой [10].
Участие в любительских спектаклях политическим ссыльным было запрещено. Подобный запрет преследовал цель ограничения совместной деятельности ссыльных и местного населения, так как это могло привести к налаживанию нежелательных для властей приятельских отношений. За весь рассматриваемый период исключение из этого правила было сделано лишь для поднадзорной г. Орлова Е. Лосевой, обладавшей прекрасными вокальными данными. Лосева неоднократно участвовала в концертах, устраиваемых местным общественным собранием в пользу орловского благотворительного общества, кроме того, она получила разрешение на проведение уроков пения [11].
Политические ссыльные наравне с благонадежными гражданами были допущены на все мероприятия, организуемые местными обществами. Сюда входили земские собрания, на которых решались вопросы о путях социального, экономического и культурного развития того или иного уезда; всевозможные музыкально-вокальные, поэтические вечера и т. д. Например, на организованном в г. Орлове в январе 1902 г. литературно-музыкально-вокальном вечере в числе публики присутствовали гласноподнадзорные
К. А. Попов, В. А. Кожевников, И. И. Рябков и А. Н. Мельницкий [12]. Однако, посещая подобные собрания и вечера, ссыльные также были ограничены ролью зрителя или слушателя. Местные полицейские внимательно следили за исполнением этого правила.
Примером того, почему административные власти препятствовали активному участию поднадзорных в общественных мероприятиях, служат события в г. Малмыже. 3 января 1905 г. по традиции был организован земский вечер, на котором жители города развлекали общество своим творчеством. Сосланные за совершение государственного преступления Л. Н. Николаев и А. К. Свер-чевский настойчиво упрашивали распорядителя вечера председателя городской управы Губина разрешить им прочесть свои произведения и спеть, в чем им было отказано. Возмущенные отказом поднадзорные выступили перед публикой с обвинениями в адрес Губина, что привело к волнению среди присутствующих врачей, учителей и служащих земства. Под впечатлением от инцидента земский фельдшер Захватов начал декламировать «Песнь о Соколе» М. Горького, одна из учительниц прочла стихотворение «Богатырь». Это вызвало одобрение и поддержку у публики [13]. Глава губернии серьезно относился к опасности распространения противоправительственных настроений среди вятского общества, поэтому возможность складывания ситуации, удобной для такого влияния, власти стремились пресечь заранее.
Еще одним излюбленным времяпрепровождением политических ссыльных было катание на коньках в зимнее время. По наблюдениям особых полицейских чинов, частыми участниками катаний на льду были поднадзорный А. Я. Никитин и ссыльный А. Ф. Спицын [14]. Общественные катки действовали практически в каждом уездном городе, но наибольшего размаха катания достигали в губернском центре. Так, 7 января 1896 г. в г. Вятке состоялось катание на коньках в саду промышленника Прозорова, сопровождавшееся музыкой, зажженными бенгальскими огнями и фейерверком [15]. В 1899 г. в Вятке был проведен первый чемпионат по конькобежному спорту на катке яхт-клуба, была наряжена елка, играл оркестр, и само катанье прошло очень оживленно и многолюдно [16].
Некоторые поднадзорные находили себе занятие в соответствии со своими увлечениями и хобби, сформировавшимися еще до высочайшего повеления о подчинении гласному надзору. Например, ссыльный мещанин Ф. Е. Афанасьев в месте водворения - г. Яранске - не прекратил ежедневные поездки на велосипеде, он продолжал играть на скрипке, благодаря чему был приглашен к сотрудничеству в любительском музыкальном оркестре [17].
Были случаи, когда гласноподнадзорные принимались за новое дело или ремесло, не ставя перед собой цель заработать деньги, а лишь пытаясь скрасить обыденность. В г. Нолинске трое государственных преступников: потомственный почетный гражданин А. И. Александров, дворянин В. В. Пазухин и ветеринарный врач В. Г. Су-щинский - по инициативе последнего для поддержания здоровья с помощью физического труда занялись слесарными работами в местной мастерской [18]. На подобное занятие политические ссыльные получили официальное разрешение, так как полицейскими было установлено, что они не пытались тем или иным образом использовать работу в мастерской для распространения антигосударственных идей.
Помимо чтения книг в публичных библиотеках, присутствия на театральных представлениях и музыкально-литературных вечерах, катания на льду к общественным увеселениям относилось также посещение клубов, трактиров для игры в карты или бильярд. Как правило, в подобных заведениях скрашивали свою жизнь те ссыльные, которые еще до ареста были любителями какой-либо азартной игры или просто поклонниками Бахуса. В частности, в г. Уржуме высланные за совершение государственного преступления бывший студент Е. В. Полянский и дворянин Л. В. Влодек нередко заходили в местный клуб для игры в карты [19]. В свою очередь в г. Нолинске среди гласноподнадзорных сложилась компания, которая постоянно посещала трактирные заведения, «занималась там пьянством и игрой на бильярде» [20].
Для многих людей, оказавшихся под надзором, посещение различных питейных заведений являлось крайней мерой в борьбе с тоской и бездеятельностью. П. Н. Брюханов, вспоминая о периоде совместной ссылки в с. Кайгородское с А. И. Якшиным, указывал, что жизнь в этом отдаленном селе оказалась лишена сколько-нибудь значимых событий. Они имели возможность общаться только с крестьянами, но в разговорах с ними наталкивались на стену непонимания. «В такой атмосфере, - писал П. Н. Брюханов, - нас начинала грызть тоска. Тогда мы шли в кабак, выпивали по стаканчику» [21]. Некоторая доля поднадзорных, найдя утешение в вине, теряла интерес не только к революционной, но и к иным видам деятельности. Это не вызывало одобрения у государственной власти, пекущейся в том числе и о нравственном состоянии политических преступников как одного из необходимых условий возвращения человека в число благонадежных подданных.
Часть поднадзорных, находящихся в Вятской губернии в рассматриваемый период, активным общественным увеселениям предпочитала более
спокойные виды отдыха, в частности прогулки на природе. Данный способ времяпрепровождения был характерен для политических ссыльных со слабым здоровьем, подорванным тюремным заключением, либо гласноподнадзорных, не склонных к обширным общественным связям и контактам. Чтению и прогулкам по городу большую часть своего времени отдавали ссыльные студенты Н. Ф. Пономарев и А. П. Сеславинский [22]. Некоторые поднадзорные предпочитали лесные прогулки и любование природой. Например, ссыльный крестьянин А. Я. Андреев, отличаясь болезненным состоянием организма, ежедневно совершал прогулки за пределы города, «пользуясь лесным воздухом» [23]. Высланный за совершение государственного преступления дворянин В. В. Воровский в своих воспоминаниях указывал, что весной он стремился выйти за пределы городской действительности и много времени проводил на берегу р. Вятки, «долго мог смотреть, как ледоход уносит всю грязь, накопившуюся за зиму.» [24].
Еще одним занятием, которым в условиях Вятской губернии буквально заражались политические ссыльные, была охота [25]. Охота была способом на время скрыться из-под надоевшего надзора со стороны полиции, выйти за пределы города и насладиться природой и одиночеством. В большинстве случаев охота приносила поднадзорным удовольствие от общения с природой и возможность отвлечься от сложных жизненных обстоятельств. Ф. Э. Дзержинский так вспоминал о своем увлечении: «Летом в Кайгородском я весь отдался охоте. С утра до поздней ночи то пешком, то на лодке я преследовал дичь. Никакие препятствия меня не останавливали. Лесная чаща калечила мое тело. Я часами сидел по пояс в болоте, выслеживая лебедя. Комары и мошки точно иголки кололи мне лицо и руки; ночью, когда я ночевал над рекой, дым разъедал мне глаза. Холод охватывал все тело, и зуб на зуб не попадал, когда вечерами, по грудь в воде, мы ловили сетью рыбу или когда под осень я выслеживал в лесу медведя» [26].
Кроме удовольствия охота доставляла ссыльным некоторый заработок, что было совсем нелишним в условиях определенных материальных трудностей. Например, поднадзорный мещанин А. И. Якшин являлся большим знатоком в вопросах рыбной ловли, «он плавал по Каме и высматривал места, где, по его мнению, должна идти стерлядь» [27]. Свой улов А. И. Якшин и Ф. Э. Дзержинский продавали местным торговцам и тем самым получали неплохой доход.
В целом гласноподнадзорные в рамках Вятской губернии имели возможность разнообразить свою повседневную жизнь участием в общественных мероприятиях, проводимых в городах, опре-
деленных как место водворения, посещением публичных заведений и просто общением с местными жителями, которое допускалось полицейскими, если ссыльные не предпринимали попытки оказывать антиправительственное влияние на благонадежное население.
Помимо участия в общественной жизни Вятской губернии политические ссыльные имели множество занятий, не связанных с местным благонадежным обществом. В число данных дел входило чтение книг из личных собраний ссыльных, переписка, литературный труд, занятия науками и т. д.
Одним из наиболее распространенных способов использования свободного времени среди высланных государственных преступников было чтение. В распоряжении поднадзорных находились публичные библиотеки, однако представленные в них книжные фонды зачастую не могли удовлетворить потребности в информации определенного рода. Ссыльные в основной массе являлись активными политическими деятелями, не пропускающими по возможности ни одной новой работы, поднимающей злободневные проблемы российской действительности и предлагающей те или иные пути решения. Круг чтения политический ссыльных был довольно широк, и особо ценны были книги без цензурных отметок. Например, при обыске в квартире поднадзорного П. Н. Брюханова были найдены книги: «Психические факторы цивилизации», «Обоснование народничества», «Начало политической экономии, «Общественный строй Франции», «Происхождение современной демократии», «Экономическое положение русской деревни» [28] и т. д.
Возможность ознакомиться с содержанием трудов теоретиков марксизма либо иных оппозиционных правительству деятелей реализовыва-лась поднадзорными только благодаря частным книжным собраниям. Внутри колонии ссыльных, которая, как правило, образовывалась в рамках уездного города, определенного губернатором как место водворения государственных преступников, шел активный обмен литературными новинками. Сосланный под гласный надзор полиции мещанин А. И. Якшин, по донесению полицейских, время проводил в праздности, «отдаваясь чтению книг и газет, получаемых им из г. Слободского от ссыльного Мельницкого» [29].
Наиболее активные в политическом плане поднадзорные использовали обширную переписку как способ общения: обмен мнениями по интересующим вопросам, обсуждения философских и научных трудов, обмен впечатлениями о повседневной жизни в условиях ссылки. Так, обширность переписки поднадзорного В. В. Воровского даже вызвала некоторые подозрения у местной администрации, и с разрешения мини-
стра внутренних дел все его письма подвергались перлюстрации.
К числу адресатов политических ссыльных относились не только друзья, единомышленники и родственники, находящиеся на свободе, но и лица, находящиеся в аналогичных условиях государственного ограничения свободы. Переписка между гласноподнадзорными не была запрещена законом и не подвергалась обязательной проверке со стороны полиции. Ссыльные обменивались новостями, информацией об условиях жизни в различных городах, отношениях с администрацией. В частности, высланный под надзор в г. Нолинск мещанин В. А. Кудрявцев помимо переписки со знакомыми, проживающими в Санкт-Петербурге и Москве, обменивался посланиями с некоторыми поднадзорными, проживающими в гг. Вятке, Малмыже, Слободском, Уржуме [30]. Благодаря этому В. А. Кудрявцев был в курсе всех новостей, в особенности из быта политических ссыльных Вятской губернии.
Поднадзорные, которые в условиях ссылки и государственного порицания не отказались от своих политических идей и устремлений, пытались эффективно использовать время вынужденного бездействия, пополняя недостающие знания и занимаясь литературным творчеством.
Желание заниматься науками у части политических ссыльных было связано с тем, что многие из них до ареста и высочайшего повеления о подчинении гласному надзору являлись учащимися высших и средних учебных заведений. Все студенты, уличенные в совершении государственного преступления, вместе с арестом автоматически отчислялись из университетов и институтов. В результате время бездеятельности в условиях ссылки многие использовали для изучения университетского курса с целью получения высшего или среднего образования. Например, бывший студент Санкт-Петербургского университета А. М. Прокофьев в месте своего водворения жизнь вел замкнутую и степенную, посвящая основную часть свободного времени занятиям, «чтобы не отстать от университетского курса» [31].
Помимо студентов интерес к научным знаниям выражали и другие ссыльные, которые ставили задачу пополнить или расширить имеющиеся у них знания, изучить нечто новое, в том числе и политического направления. Поднадзорный В. В. Воровский вспоминал: «В общем я не могу вспоминать ссылку лихом. Я имел возможность сосредоточиться, углубиться в науки, прочел очень многое с большой пользой для себя. Смею думать, что вполне овладел марксистским методом мышления и исследования вопросов. отдал дань изучению экономических вопросов, изучил Маркса, познакомился с философией, одолел даже Канта.» [32].
Политические ссыльные, обладающие теми или иными знаниями, умениями, обучали своих товарищей, дабы занять себя и помочь другим поднадзорным. В г. Нолинске таким человеком была народная учительница В. К. Лукьянчикова, высланная за совершенное противогосударственное деяние. Хорошо владея иностранными языками, она помогала ссыльным изучать английский, французский и немецкий языки [33].
Многие ссыльные одновременно с расширением своих познаний начинали заниматься литературным трудом, который давал неплохой заработок. Всего за период с 1897 по 1905 г. литературным трудом занималось восемь поднадзорных из различных уездов [34]. Но зачастую подобное творчество ограничивалось сотрудничеством политических ссыльных с провинциальными газетами. Так, из высланных в г. Нолинск горный инженер А. Н. Рябинин писал корреспонденции в редакцию газеты «Пермский край» [35], бывший студент Московского университета С. И. Корнилов сотрудничал с екатеринбургскими газетами «Рудокоп», «Урал», «Уральская жизнь». Как правило, подобные газетные материалы описывали общественные мероприятия, публичные увеселения и другие яркие моменты жизни уездного города и не ставили какой-либо важной общественно-политической проблемы.
Литературным трудом на довольно высоком профессиональном уровне занимались в период нахождения под гласным надзором полиции в Вятской губернии ссыльные В. В. Воровский и А. Н. Потресов. У высланного в г. Орлов В. В. Воровского писательский талант проявился именно в ссылке. Первые его работы посвящены литературной критике. В статье «Письмо в редакцию», опубликованной в 1901 г. в Женеве, В. В. Воровский дает критику одной из работ П. Б. Струве, который был сторонником «легального марксизма». Кроме того, в годы нахождения под надзором полиции В. В. Воровский обращается к творчеству А. М. Горького и А. П. Чехова. В 1899 г. он пишет первую статью, затрагивая тему «сильных личностей» в произведениях А. М. Горького.
А. Н. Потресов был водворен в Вятскую губернию уже довольно известным писателем и общественно-политическим деятелем, в ссылке он продолжает заниматься литературным трудом. В 1899 г. Потресов под псевдонимом А. Красенс-кий пишет статью «О наследстве и наследниках», где он проводит мысль о непосредственной идейной преемственности между марксизмом и революционным народничеством 1870-х гг., однако она была вырезана цензурой. Вторая статья «Не в очередь» также не дошла до читателей, так как развивала те же политические идеи, что и в первой работе. В другом марксистском журнале,
«Новое слово», Потресов помещает статью «Артельная эпопея», в которой он подводит итог народническим попыткам поддержать кустарную промышленность.
В целом литературное творчество позволяло участвовать в политической борьбе с официальным правительством посредством критических и полемических статей. Активная умственная работа препятствовала развитию скуки и упаднических настроений, выражавшихся в апатии и бездеятельности. В большинстве случаев местная администрация не была в курсе тех острых проблем, которые поднимали ссыльные авторы, и не реагировала на литературное творчество поднадзорных, так как статьи публиковались под псевдонимами.
Наиболее распространенным способом борьбы со скукой и обыденностью провинциальной жизни, усугубленной постоянным контролем со стороны полиции, признавалось общение. Административные власти губернии весьма подозрительно и с явным неодобрением относились к установлению дружеских контактов и постоянным беседам на различные темы между поднадзорными и добропорядочными подданными. Причина подобного отношения крылась в опасениях распространения революционных идей и оказания антигосударственного влияния ссыльными на местное население. Такие контакты строго контролировались, перед особыми полицейскими чинами ставилась задача выяснения степени благонадежности вопросов, обсуждаемых среди глас-ноподнадзорных и вятских жителей.
Знакомства высланных политических преступников и местного населения носили ограниченный характер, который был вызван осторожным отношением вятского общества к лицам, открыто выступившим против официальной политики государства. Например, один из уездных исправников в донесении губернатору об осуществлении регулярного контроля над политическими ссыльными заметил, что «жители г. Слободского за исключением незначительного числа легкомысленных личностей. относятся вообще к поднадзорным недоверчиво и нимало не симпатизируют им» [36]. Однако подобные контакты имели место быть [37].
Свободный обмен мнениями был возможен только внутри круга политических ссыльных. Общение между поднадзорными являлось основным способом скрасить однообразие жизни в ссылке. Высокую интенсивность встреч и собраний политических ссыльных отмечали все полицейские. Уездный исправник г. Нолинска в донесении вятскому губернатору отмечал, что «развлечением у поднадзорных служит постоянное пребывание друг у друга. Сходясь вместе больше у семей По-рецкого, Никитина, Корнилова, Кудрявцева, время они проводят в чтении и пении» [38].
Во всех уездных городах формировались колонии ссыльных, которые даже селиться старались поближе друг к другу. Поднадзорные устраивали встречи, чтения, совместные пения и празднования. Внутри круга политических преступников обсуждались литературные новинки, новые или уже утвердившиеся политические теории и течения. В сферу интересов ссыльных входили и такие обыденные вопросы, как стоимость и качество квартир, поиски работы, отношение полиции к поднадзорным, контакты с местным населением и т. д. Пение, особенно под аккомпанемент какого-либо музыкального инструмента, также составляло немаловажный элемент регулярных встреч политических ссыльных для проведения досуга. Так, гласноподнадзорные г. Нолинска часто собирались в квартире высланной за политическое преступление дочери чиновника Е. А. Дьяконовой, которая имела собственный рояль и хорошо играла на нем [39].
Масса свободного времени, которым располагали политические ссыльные, зачастую использовалась для активного участия в культурной жизни, что не выходило за рамки Положения о полицейском надзоре, а отсутствие злоупотреблений властью со стороны полиции не приводило к усилению антагонистического отношения к правительству.
Лица, совершившие то или иное противогосударственное деяние и ставшие элементом системы административной политической ссылки, поселялись на временное жительство в отдаленные от столиц губернии, где они проживали вместе с местным населением, отличаясь от них лишь рядом ограничений в свободе. Первоначально отношение жителей Вятской губернии к ссыльным колебалось от осторожного и недоверчивого к относительно негативному по причине того, что провинциальные подданные империи традиционно придерживались более консервативных взглядов на политику государственной власти. Для коренного населения российских губерний совершение государственного преступления являлось тягчайшим из возможного спектра проступков, в гласноподнадзорных видели угрозу для основ России. Однако под влиянием регулярных контактов с политическими ссыльными, которые, занимаясь обычными делами и решая повседневные вопросы, схожие с проблемами местного населения, никак не проявляли своих преступных наклонностей и ничем не угрожали вятскому обществу, мнение жителей губернии постепенно меняется.
В конце XIX в. политические преступники воспринимались местными жителями как неотъемлемая часть общества, которая к тому же в большинстве случаев обладала прекрасным образованием, живым умом и могла составить приятную
компанию при личной беседе, в публичном месте или на торжественном вечере. Поднадзорных, обладающих специфическими умениями и знаниями, редко встречающимися в провинции, встречали приветливо, понимая, как много полезного такой человек может сделать для региона. Данные связи и контакты, возникающие между лицами, совершившими противогосударственное деяние, и законопослушными подданными, вызывали недовольство у правительства и местной администрации, которые небезосновательно опасались распространения оппозиционных идей вглубь России. Следовательно, регулярное общение политических ссыльных с местным населением постепенно вносило новое в образ государственного преступника, который из человека, предавшего традиционные основы государства, трансформировался в сторонника альтернативного пути дальнейшего развития российского общества.
Примечания
1. Бонч-Бруевич В. Женевские воспоминания // Октябрь. 1928. № 11. С. 163.
2. Письмо А. Н. Потресова П. Б. Струве от 27 июня 1898 г. // Вестник Московского университета. 1994. Сер. 8. № 4. С. 51.
3. Письмо Ф. Э. Дзержинского А. Э. Булгак от 8 марта 1900 г. // Дзержинский Ф. Э. Дневник заключенного. Письма. М.: Мол. гвардия, 1984. С. 18.
4. Письмо А. Н. Потресова П. Б. Струве от 27 июня 1898 г. // Вестник Московского университета. 1994. Сер. 8. № 4. С. 51.
5. Письмо Ф. Э. Дзержинского А. Э. Булгак от 7 сентября 1898 г. // Дзержинский Ф. Э. Дневник заключенного. Письма. М.: Мол. гвардия, 1984. С. 9-10.
6. Брюханов Н. П. Воспоминания о ссылке в Вятской губернии. 1897-1900 гг. // Каторга и ссылка. 1929. № 6 (55). С. 127-128.
7. Государственный архив Кировской области (ГАКО). Ф. 582. Оп. 139. Д. 137. Л. 3.
8. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 382. Л. 180об-181.
9. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 382. Л. 173об-174, 179об-181, 185об-186, 187об-188; Оп. 161. Д. 186. Л. 7об-8; Оп. 162. Д. 94. Л. 20об-21.
10. Там же. Л. 180об-181.
11. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 177. Л. 31-32, 34-35, 43-44.
12. ГАКО. Ф. 582. Оп. 163. Д. 62. Л. 1.
13. ГАКО. Ф. 714. Оп. 1. Д. 119. Л. 129-130.
14. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 382. Л. 170об-171; Оп. 161. Д. 186. Л. 18об-19.
15. Вятский край. 1896. № 4. С. 2.
16. Там же. 1899. № 10. С. 4.
17. ГАКО. Ф. 582. Оп. 162. Д. 94. Л. 96об.
18. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 199. Л. 148об, 150об, 152.
19. ГАКО. Ф. 582. Оп. 159. Д. 71. Л. 85об-86; Оп. 160. Д. 199. Л. 91об-92.
20. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 199. Л. 152; Оп. 161. Д. 186. Л. 78об-79.
21. Брюханов Н. П. Указ. соч. С. 127-128.
22. ГАКО. Ф. 582. Оп. 159. Д. 71. Л. 17об-18; Оп. 161. Д. 90. Л. 25об-26.
23. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 199. Л. 152.
24. Матюшина О. Встречи // Звезда. 1966. № 11. С. 119.
25. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 199. Л. 150об; Оп. 161. Д. 186. Л. 12об-14, 18об-19; Оп. 162. Д. 94. Л. 7об-8.
26. Письмо Ф. Э. Дзержинского А. Э. Булгак от 8 марта 1900 г. // Дзержинский Ф. Э. Дневник заключенного. Письма. М.: Мол. гвардия, 1984. С. 18.
27. Брюханов Н. П. Указ. соч. С. 118.
28. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 314. Л. 17-17об.
29. ГАКО. Ф. 582. Оп. 161. Д. 90. Л. 42об-43.
30. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 382. Л. 3об-4.
31. ГАКО. Ф. 582. Оп. 159. Д. 71. Л. 9об-10.
32. Бонч-Бруевич В. Указ. соч. С. 163-164.
33. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 382. Л. 5об-6.
34. ГАКО. Ф. 582. Оп. 159. Д. 71, 285; Оп. 160. Д. 199, 382; Оп. 161. Д. 90, 186; Оп. 162. Д. 94, 170; Оп. 163. Д. 83, 201; Оп. 164. Д. 113, 250; Оп. 165. Д. 197; Оп. 166. Д. 192.
35. ГАКО. Ф. 582. Оп. 163. Д. 83. Л. 115об.
36. ГАКО. Ф. 582. Оп. 162. Д. 94. Л. 112об-113.
37. ГАКО. Ф. 582. Оп. 159. Д. 71. Л. 85об-86.
38. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 199. Л. 148об.
39. ГАКО. Ф. 582. Оп. 160. Д. 382. Л. 8об-9.
УДК 311.313
М. В. Буторин
РОЛЬ ОРГАНОВ СТАТИСТИКИ И ПЕЧАТИ АРХАНГЕЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ В РАЗРЕШЕНИИ ТРАНСПОРТНЫХ ПРОБЛЕМ ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРА РОССИИ в XIX - НАЧАЛЕ XX в.
В статье рассматривается роль архангельских губернских «Ведомостей» и печатных изданий Архангельского губернского статистического комитета дореволюционного периода в разрешении транспортных проблем в условиях северного края, что было в интересах не только Архангельской, но и расположенных по соседству Вятской и Вологодской губерний.
The article covers the role of Arkhangelsk "Vedomosti" and publications of the Arkhangelsk Statistical Committee in solving transport problems of the North of Russia in the pre-revolution period. This was a matter of concern of not only Arkhangelsk but also the neighboring provinces of Vologda and Vyatka.
Ключевые слова: реформа, губернские «Ведомости», статистический комитет, печатные издания, провинция, экономическая выгода, железнодорожная и речная магистраль, морской порт.
Keywords: reform, provincial "Vedomosti", statistical committee, publications, province, economic benefits, the main line, sea port.
Основы управления обширной территорией Российской империи, заложенные еще Петром I, а затем и Екатериной II, были реализованы только в девятнадцатом веке. Административная реформа, начатая Александром I и положившая переход к отраслевой системе управления страной,
© Буторин М. В., 2011
