CC BY
119
ОРГАНИЗАЦИЯ СОВЕТСКОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ НА СЕВЕРЕ РОССИИ (1918-1920 гг.)
Гражданскую войну на Русском Севере обострила интервенция держав Антанты, начавшаяся 6 марта 1918г., когда с борта британского крейсера «Глори» в Мурманске был высажен небольшой десант британской морской пехоты. Высадка была заранее подготовлена агентами спецслужб союзников, активно работавших на территории Мурманского края и Олонецкой губернии. Ведущая роль среди них принадлежала Архангельской организации военной разведки, состоявшей из 4-х офицеров Генштаба, 5-ти разведчиков в званиях младших офицеров, а также 20-ти переводчиков под началом подполковника К. Д. Торнхилла1. Помимо нее, сбором разведывательной информации и установлением контрактов с антибольшевистскими силами активно занимались сотрудники посольств и консульств в Петрозаводске и Кеми. Связь между спецслужбами и дипломатами обеспечивали агенты британского разведчика капитана Дж. Хилла2.
Возможности советских властей по противодействию иностранным разведчикам были крайне ограничены, поскольку единственный орган контрразведки в Олонецкой губернии - Кемский морской контрразведывательный пункт - по решению советского руководства Архангельска был расформирован в феврале 1918 г.3 Что же до местных Чрезвычайных комиссий, то задачи выявления фактов шпионажа перед ними изначально не ставились. К тому же, сотрудники ЧК на тот момент не имели ни опыта, ни средств для обнаружения профессиональных разведчиков. Но после захвата интервентами Архангельска в августе 1918 г. чекисты заключили, что губерния «переполнена шпионами англо-франко в»4. И М. С. Кедров, организатор обороны советского Севера, стал призвать население «ловить и уничтожать шпионов». Этот призыв был обращен даже к местным крестьянам. Мера эта ничего не дала: за 1918 г. в Олонецкий революционный трибунал из 158-ми поступивших дел ни одно не касалось шпионажа5.
Причина столь низкой эффективности контрразведывательных акций заключалась в том, что агентура в данной сфере использовалась эпизодически, а подготовка сотрудников была слабой. Такая ситуация сложилась не только в Олонецкой губернии, но и других, поэтому руководители ВЧК и РВ СР в конце 1918г. решили реформировать контрразведку. В итоге в Советской России появилось новое для нее учреждения, совмещавшего функции борьбы со шпионажем и контрреволюцией в вооруженных силах, -Особый отдел ВЧК. Приказ об образовании его местных органов был разослан в январе 1919 г.
Особотделы создавались при Реввоенсоветах фронтов и армий, а для обеспечения безопасности воинских частей и соединений формировались
Особые отделения. Создавались Особые отделы и в губернских ЧК. В Олонецкой губернии контрразведывательная работа была сосредоточена в Особом отделении мурманского направления (в документах также именовалось Особым отделением 1-й стрелковой дивизии). Его главой стал большевик М. Шафранский, под началом которого в основном служили малоопытные сотрудники: секретарь Журавлев, начальник активной части Сергеев, рядовые агенты Ринк, Меншиков, Красавин, Шишаков и другие. Располагалось отделение в Петрозаводске, на Садовой улице, в доме № 96.
По замыслу создателей, Особые отделы должны были объединить усилия армейских и чекистских органов по защите войск от белогвардейских и иностранных агентов. Их сотрудники были наделены широкими полномочиями вплоть до права вынесения внесудебных приговоров в местностях, объявленных на военном положении. На практике, однако, все вышло иначе. Причин тому несколько, но главная среди них - отсутствие грамотной кадровой политики при комплектовании контрразведки. Во-первых, по воспоминаниям М.И. Лациса, на службу в регионы нередко направляли чекистов, «которых выбрасывали из центрального аппарата ВЧК как малоспособных и малонадежных»7. Во-вторых, многие чекисты отличались мессианским самосознанием: «У нас новая мораль. Наша гуманность абсолютна, ибо в ее основе славные идеалы разрушения всякого насилия и гнета. Нам все дозволено, ибо мы первые в мире подняли меч не ради закрепощения и подавления, но во имя всеобщей свободы и освобождения от рабства»8. Эго порождало у чекистов ощущение безнаказанности, открывало низменные стороны натуры.
Все это было свойственно и Особому отделению мурманского направления. Шафранский длительное время вел себя по отношению к другим руководителям весьма вызывающе, разговаривал с ними «в диктаторски повышенном тоне»9. Неоднократными были жалобы на его самоуправство, непризнание власти Ревтрибунала и Исполкома, немотивированные аресты и даже угрозы оказания вооруженного сопротивления милиции и судебным органам. Работники петрозаводского Особого отдела зачастую фабриковали «шпионские» и «контрреволюционные» дела в отношении неугодных советских работников. Так, случилось с председателем местного Ревтрибунала И.В. Балашовым, принадлежность которого к партии эсеров позволила выдвинуть против него обвинения в нелегальном снабжении одно партийцев оружием и контрреволюционной агитации. По показаниям большевика И.А. Дериглазова, также подвергшегося аресту подчиненными Шафранского, Балашов пострадал за то, что «сунул было свой нос» в дела особистов10.
Следственные дела лиц, задержанных по подозрению в шпионаже, свидетельствуют о неумении чекистов выявлять реальные факты разведывательно-диверсионной деятельности. Так, арестованные по наводке секретного сотрудника № 3/13 Павел и Матвей Германовы, Федор Бочков, Максим и Никифор Вахромеевы, уличенные в связях с белогвардейскими
шпионами и порче проволочных заграждений, были освобождены, так как категорически отрицали свою вину, а особисты попросту не смогли собрать доказательства, необходимые для вынесения обвинительного приговора11 . Даже после вскрытия фактов разведывательной деятельности и антисоветской агитации среди красноармейцев «особисты» не могли оперативно задержать подозреваемых, которые часто успевали уйти через линию фронта к противнику12.
Действия контрразведчиков порой ставили под угрозу срыва работу армейских органов. Например, Комиссии по борьбе с дезертирством, члены которой арестовывались агентами Особого отделения. Мотивами арестов выступало не столько стремление пресечь какие-то преступные действия, сколько продемонстрировать власть «особистов» по отношению к советским служащим13. Как следствие, борьба с дезертирами на Северном фронте шла с переменным успехом: в июне 1919 г. их насчитывалось более 2 600, а в сентябре-уже более 5 ООО. Кроме того, в ноябре 1919 г. Шафран-ский личным распоряжением освободил из-под стражи двух снабженцев 2-й бригады 1-й стрелковой дивизии, задержанных петрозаводскими милиционерами за дебош в пьяном виде. Работникам милиции, потребовавшим объяснений, было заявлено, что они обязаны «исполнять всякие законные требования Особотделения дивизии» и арест военных работников в их полномочия не входит14.
Эти злоупотребления властью стали возможны из-за того, что среди контрразведчиков бытовало мнение, будто «Особое отделение может обыскивать и арестовывать всех партийных ответственных работников, хотя бы самого тов. Зиновьева, не ставя никого в известность, но в свою очередь, членов Особого отделения, хотя бы они и были неправы в своих действиях, никто не имеет права ни обыскать, ни арестовать, не имея предписаний из центра, так как лица, служащие Особого отделения, - испытанные и профильтрованные коммунисты все без исключения, а милиция более контрреволюционная, так как она состоит из трудового народа, а Особое отделение с советскими, гражданскими и военными местными учреждениями не считается, имея свои неограниченные права в действиях»15.
Меяеду тем в Особом отделе Олонецкой губернской ЧК ничего подобного не наблюдалось хотя бы потому, что его финансирование шло не из центра, а из средств местных чекистов16.
Так что именно высокий уровень автономности армейских Особых отделов привел к тому, что их работники стали считать себя высшей властью на местах, ни перед кем не ответственной.
Накопившееся недовольство олонецких работников Шафранским в конечном счете привело к выдвижению против него, в ноябре 1919 г., обвинения в «некорректном отношении» к службе. Дело было передано прямому руководству контрразведчика - начальнику Особого отдела 6-й армии И. А. Воронцову. После недолгого разбирательства, уже в декабре, Шаф-ранский был возвращен на прежнюю должность17. Никаких нареканий в
его адрес не последовало, несмотря на то, что борьба с вражеской разведкой в пределах Олонецкой губернии велась из рук вон плохо. В частности, весной и летом 1919 г. сведения о численности, состоянии и дислокации частей Красной армии беспрепятственно поступали в штаб интервентов18. Частым явлением стали и крестьянские восстания: зреющие на почве недовольства большевиками, они начинались при содействии агентов стран Антанты. Одно из них вспыхнуло в мае 1919 г. в Толвуйской и Шуньгской волостях после того как англичане и французами снабдили крестьян оружием19.
Низкая эффективность работы контрразведки вызывалась тем, что применение агентурных методов было редкостью, а основной формой обнаружения агентов противника были «тщательные облавы»20, в ходе которых вражеские разведчики попадались крайне редко. Среди немногих успехов, достигнутых за счет «тщательных облав», был арест содержателей явочных квартир для шпионов К.С. Шурова и Д.Ф. Федорова21. Возможность использования такого источника информации как заявления частных лиц также была ограничена, поскольку заявители редко предоставляли конкретные сведения, ограничиваясь мнением, что в некоторых советских учреждениях «нечисто»22. Проверка такой информации редко давала достойный внимания материал - чаще всего это оказывалось домыслами. С другой стороны, серьезные затруднения вызывались недопониманием важности борьбы со шпионажем командным составом дивизии и рядовыми красноармейцами. Случалось, командиры частей арестовывали сотрудников ЧК и освобождали задержанных ими белых разведчиков. Чекисты, оставленные в войсковых районах для поимки вражеских шпионов, порой использовались для ведения боевых действий, а из-за невнимательности крас-ноармейцев-конвоиров пойманные агенты нередко сбегали из-под стражи23.
В этой ситуации вполне естественным стал рост шпиономании среди местного населения. Крестьяне Олонецкой губернии стали самостоятельно задерживать подозрительных лиц, считая их финскими или белогвардейскими шпионами. Это вносило дополнительный хаос в непростую обстановку на Севере России, поскольку в большинстве случаев такие аресты не имели никаких оснований. Так, 69-летний рыбак Ф. Гурри был взят под стражу своими односельчанами после того, как пять недель пробыл на территории Финляндии, будучи задержан местными пограничниками24. Красноармеец К.Е. Морозов отстал от своей отступавшей части и несколько дней пребывал за линией фронта, по возвращении был арестован как шпион, хотя Юридический отдел Петрозаводской ЧК заключил, «что шпионажа тут быть не могло». Машинист Э.О. Завицкий был сочтен агентом интервентов и арестован за то, что во время проезда по Мурманской железной дороге имел при себе револьвер «Наган» и визитную карточку британского вице-консула в Одессе Д. А. Райта25. Все эти лица впоследствии были освобождены.
Плохая работа «особистов» не могла не ухудшить положения частей Красной армии, действующих на мурманском направлении. Пока сотруд-
ники Особого отдела 1-й стрелковой дивизии в течение почти всего августа 1919г. препирались с членами Смешанной ревизионной комиссии по вопросам разграничения полномочий военной контрразведки и гражданских властей, антибольшевистскими силами был захвачен порт Толвуй, служивший базой для советских пароходов, занят Кивач, войска противника оказались в 50 км от Петрозаводска26.
В этой ситуации центр тяжести в сфере контрразведки с середины 1919 г. стал постепенно смещаться в сторону ЧК. В частности, стремясь обезопасить прифронтовую полосу от неблагонадежных лиц (родственников дезертиров и белогвардейцев, бывших жандармов и т.д.), чекисты стали прибегать к их высылке за пределы зоны боевых действий. Только из Вид-лицкой волости Олонецкой губернии были высланы более 50 человек. Выселение шло целыми семьями27. Несмотря на жестокость, в условиях Гражданской войны эти меры были оправданны: родственники белых разведчиков, проживавшие на советской территории, регулярно укрывали их во время рейдов, а потому их высылка усложняла работу армейской разведки белых28. К борьбе с вражескими диверсантами подключился и Военнореволюционный комитет, принявший постановление, гласившее, что «в случае повторения повреждения жел. дор. полотна и обрыва проводов граждане волостей и городов, на территории которых будет произведено то или иное повреждение, будут привлечены к суровой ответственности и понесут наказания вплоть до расстрела»29.
Конечно, этих мер было явно недостаточно для пресечения вражеской разведывательной деятельности в Олонецкой губернии. Однако после окончания иностранной интервенции на Севере осенью 1919 г. ситуация постепенно нормализовалась. С эвакуацией иностранных войск прекратилась и активная антисоветская работа заграничных спецслужб. Что же до белой разведки, то она не представляла для 1 -й стрелковой дивизии столь серьезной угрозы. Шпионы и диверсанты антибольшевистской Северной области без особого труда обнаруживались чекистами. В течение 1919-1920 гг. были изобличены белогвардейские разведчики ДИ. Марков, А.В. Матюнин, П. А. Нефедов, И.В. Россиева, Я.Н. Антонов, М.В. Волкова, П.М. Степуюв и другие30.
Кроме того, к середине декабря во избежание дальнейших конфликтов с подчиненными Шафранскош были разграничены полномочия карательных учреждений: «у частных граждан Особый отдел должен производить в случае надобности обыски и аресты с представителем городской милиции»31. Для воспрепятствования свободному передвижению вражеских агентов по железной дороге пропуска стали выдаваться контрразведчиками, а не администрацией станций32.
Таким образом, несмотря на ограниченность арсенала методов работы военной контрразведки, недостатки кадровой политики, конфликтный характер взаимоотношений с иными звеньями аппарата управления и автономность Особого отделения, как в структурном, так и в оперативном отношении, его сотрудники внесли немалую лепту в победу Советской вла-
сти на Севере. Как следствие, Особые отделы ВЧК были сочтены оптимальными органами контрразведки.
Примечания
1 Plotke A.J. Imperial spies invade Russia: The British Intelligence Interventions, 1918. L., 1993. P. 94, 103.
2 Hill G.A. Go spy the land: Being the adventures of IK8 of the British Secret Service. L., 1936. P. 213.
3 РГВА. Ф. 40311. On. 1. Д. 10. JI. 33.
4 Национальный архив Республики Карелия (НАРК). Ф. Р-28. On. 1. Д. 17. JI. 84.
5 НАРК. Ф. Р-639. Он. 1. Д. 15. Л. 15.
6 НАРК. Ф. Р-639. Он. 1. Д. 256. Л. 6, 9.
7 ГА РФ. Ф. Р-130. Он. 3. Д. 170. Л. 42.
8 Красный меч. 1919. 18 авг.
9 НАРК. Ф. Р-798. Он. 1. Д. 1. Л. 429.
10 НАРК. Ф. Р-30. Он. 3. Д. 747. Л. 5.; Ф. Р-639. Он. 1. Д. 255. Л. 364.
11 НАРК. Ф. Р-639. Он. 1. Д. 256. Л. 6, 11, 17, 53, 55.
12 НАРК. Ф. Р-30. Он. 3. Д. 744. Л. 13, 135.
13 НАРК. Ф. Р-798. Он. 1. Д. 1. Л. 731-732.
14 Там же. Л. 619.
15 Там же. Л. 732.
16 НАРК. Ф. Р-413. Он. 1. Д. 13. Л. 163.
17 НАРК. Ф. Р-798. Он. 1. Д. 1. Л. 619об., 666.
18 National archive of the United States (NAUS). Record Group 120. Publication M924. File 20.22-A. P. 5-6, 28-30.
19 РГА ВМФ. Ф. P-124. On. 1. Д. 178. Л. 347; Д. 179. Л. 10, 117.
20 НАРК. Ф. Р-798. On. 1. Д. 1. Л. 158.
21 НАРК. Ф. P-30. On. 3. Д. 747. Л. 117, 136.
22 НАРК. Ф. Р-28. On. 1. Д. 11. Л. 8.
23 НАРК. Ф. Р-798. On. 1. Д. 1. Л. 184, 335об.; Ф. P-30. On. 3. Д. 744. Л. 82.
24 НАРК. Ф. Р-639. On. 1. Д. 261. Л. 4, 9, Юоб., 15.
25 НАРК. Ф. Р-639. On. 1. Д. 227. Л. 2, 14.; Д. 177. Л. 1, 14, 26.
26 NAUS. Record Group 120. Publication M924. File 20.22-A. P. 50.
27 НАРК. Ф. Р-798. On. 1. Д. 1. Л. 477o6., 478.
28 НАРК. Ф. Р-639. On. 1. Д. 256. Л. 11.
29 НАРК. Ф. Р-798. On. 1. Д. 1. Л. 131.
30 НАРК. Ф. P-30. On. 3. Д. 744. Л. 13, 29, 135, 157.; Д. 745. Л. 26, 31, 50, 81.
31 НАРК. Ф. Р-798. On. 1. Д. 1. Л. 772.
32 Там же. Л. 591.
