CC BY
114
нонимы травяной, изумрудный, малахитовый, бутылочный; зеленый «характеризующий возраст» - незрелый, неопытный.
Производящее не имеет антонимов, производное - опытный, зрелый. Ср.: noir «черный цвет» имеет синоним noirâtre; noir «предвещающий несчастье» - funest, sinister; noir «чернокожий» - nègr. Антонимами для лексемы noir «черный цвет» являются blanc, imnuacule; noir «предвещающий несчастье» - gai, joyeux; noir «чернокожий»
- blanc «белокожий», jaune «желтый».
При существенных различиях французского и русского словообразования (например, большего аналитизма французской деривации и т.д.) можно выделить ряд идентичных тенденций в развитии русской и французской словообразовательных систем. Одна из них - стремление к дифференциации словообразовательных средств и упорядочению словообразовательной системы, частным подтверждением которой может служить совпадение в ряде случаев механизмов безморфемного словообразования.
Контрастивные исследования позволяют не только выявить эквивалентные формальные средства одного уровня двух языков, имеющих идентичное содержание, определить сходство и расхождения анализируемых структур и способов выражения одних и тех же значений, но и помогают выделить дифференциальные признаки раз-
личных языковых явлений и полнее представить систему конкретного языка.
ИСТОЧНИКИ И УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
БАС - Словарь современного руского литературного языка. Т.1-17.- М.-Л.: АН СССР, 1948 -1965.
НСЗ-60 - Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 60-х годов/Под ред.Н.З.Котеловой и Ю.С.Сорокина,- М.: Советская энциклопедия, 1971.
НСЗ-70 - Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 70-х годов/Под ред. Н.З.Котеловой.- М.: Русский язык, 1984.
ОС - Обратный словарь русского языка. -М.: Советская энциклопедия, 1974.
ФРС - Ганшина К.А. Французско-русский словарь,-М., 1982.
Dubois J., et 5 autres auteurs. Dictionnaire du français contemporain. - P., 1971.
GLLF - Grand Larousse de la langue française. -P., 1971 - 1978 Vol. 1-7.
Lex - Lexis Larousse de la langue française. -
1979.
L. - Petit Larousse illustre. - P., 1987.
Литература
1. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка,-М., 1955.
2. Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. Морфология,-М., 1986.
3. Цыбова И.А. Французский язык. Словообразование. - М., 1996.
ОПЫТ ПОСТРОЕНИЯ УНИВЕРСАЛЬНОЙ КЛАССИФИКАЦИИ ПРЕДИКАТОВ
К.Г. КРАСУХИН, д. филол. н. профессор кафедры русского языка и литературы МГУЛа
Цель нашей работы - попытаться выделить некоторые универсальные параметры в характеристике предикатов - их семантической наполненности и места, которое предикат занимает в когнитивной модели языка. Место это можно без преувеличения назвать центральным, так как предикат есть то, что делает высказывание, то есть соединение различных слов и понятий предложением. Это чувствовали еще старые грамматисты,
ср. у К. Лансло и А. Арно: «Глагол ... является не чем иным, как словом, основное значение которого состоит в обозначении утверждения. Таким образом, глагол призван указывать на то, что речь ... является речью человека, который не только создает понятия о вещах, но и судит о них, утверждает о них нечто». (Грамматика. 1990, 147 - 8; разрядка авторов, подчеркнуто мною. - К.К.). Практически с этим же свойством предиката сталки-
вается любой изучающий иностранный язык, особенно имеющий развитую морфологию и лишенный жестко фиксированного порядка слов: анализ непонятного предложения всегда начинается с помощью сказуемого.
Классификацию предикатов целесообразно строить с опорой на естественные языки, поскольку отрыв языкового значения от языковой формы - это лишь абстракция, помогающая в ряде случаев лучше понять и сформулировать именно данный языковой план. Но цельная теория немыслима без учета как формальной, так и семантической стороны языка. При исследовании конкретного языка приоритетным является путь от формы к значению, при универсалистском подходе -обратный, но исследование семантических категорий должно опираться на формальные показатели. Поэтому при классификации предикатов большое значение имеют тесты, предоставляемые трансформационной грамматикой1, которая позволяет выявить за омонимичными структурами различные глубинные и показывает различные способы выражения единой глубинной структуры. Критики трансформационных грамматик (хомскиан-ского типа) справедливо указывали на то, что введенные ею определения языка, глубинной структуры, логической формы неадекватны. Так, по мнению Э. Моравчик, (Мога\усг1к, 1983), подход к языку как к формальной системе опирается на два основных постулата: 1
- естественный язык может представлен как искусственный; 2 - глубинная синтаксическая структура предложения соответствует его логической форме. Исследователь с полным основанием отмечает, что оба тезиса требуют весьма существенных уточнений. Так, семантика естественного языка включает в себя рефлексивные элементы (ср. об этом еще: Левин, 1986, с. 165-7), служащие для
1 1 Говоря об использовании трансформационной грамматики, мы не связываем себя ни со школой Хомского, ни с любым другим конкретным направлением в этой области. По сути первый вариант трансформационной грамматики создал Р.И. Аванесов (Аванесов, 1936), который методом подстановок установил различие функций некоторых омонимичных синтаксических конструкций.
описания самого языка; не формализуемы также многие показатели референции. Точно так же глубинная структура и логическая форма предложения подобны лишь отчасти. Так, высказывание They showed the flowers to each senator «они показали цветы каждому из сенаторов» и They sent the flowers to each senator «они послали цветы каждому из сенаторов» имеют почти идентичную логическую форму, но их глубинные структуры различаются тем, что в первом случае объект мыслится как единичный, а во втором - как множественный. Автор приводит еще много убедительных аргументов в пользу того, что трансформационная грамматика не может привести к полной формализации естественного языка.
Для нас все это также очевидно. При создании набора тестов, сведенных в алгоритм различения видов предикатов стало очевидно, что далеко не всякое семантическое различие может найти адекватное выражение в трансформациях языковой формы. Но трансформационный метод, на наш взгляд, призван служить не столько формализации языка, сколько экспликации его формальных и семантических потенций. Так, при описании различных видов переходности проявляется возможность вполне формально отличить характер предиката в первом высказывании от второго. И глубинная структура при подобном подходе есть не логическая форма предложения, а экспликации тех семантических его составляющих, которые образуют именно этот, а не какой-либо иной смысл. Добавим к этому, что логическая форма не есть нечто абстрактное и раз навсегда данное. Она немыслима вне рамок определенной логической теории. Такое же понимание трансформационных методов воплощено и в модели «Смысл <=>Текст» (Мельчук, 1974; ср. Апресян, 1974, с. 36-54).
Основания классификации
Прежде всего приведем несколько определений предиката и предикации. «Предикация - одна из трех основных языковых функций (наряду с номинацией и локацией), акт соединения независимых предикатов
мысли, выраженных самостоятельными словами (в норме - предикатом и его актантами) с целью отразить «положение дел, событие, ситуацию, действительность, акт создания пропозиции» (Степанов, 1990, с. 393). «Предикат - термин логики и языкознания, обозначающий конститутивный член суждения - то, что высказывается (или отрицается) о субъекте» (Арутюнова, 1990, с. 392). Еще И.И. Мещанинов подчеркивал, что главное свойство предиката - это то, что он представляет субъект в бытии (Мещанинов, 1982). Для универсальной классификации предикатов существенными оказываются такие их общие черты, как бытийность, потенциальная событийность, потенциальная темпораль-ность. Два последних свойства наглядно видны из следующего. Возьмем бытийное предложение локализации Гости - в саду. Как хорошо известно, русскому немаркированному (неэмфатическому) предложению свойствен порядок слов «субъект-предикат». Следовательно, изменение места членов предложения может предположить другое субъектнопредикатное членение: В саду гости. Согласно Ю.С. Степанову, имя гости выступает здесь как трансформированный предикат, обозначая уже не терм, а событие; здесь мы сталкиваемся с эмпатией, т.е. взглядом говорящего на ситуацию с разных сторон (Степанов, 1981, с. 176). Итак, система предикативности появилась вместе с событийностью. Темпоральность уже как достаточное условие предикативности очевидна благодаря тому, что при введении темпоральных слов атрибутивная конструкция может превратиться в предикативную. Так, высказывание Старик в тулупе в зависимости от контекста может выступать как атрибутивная и предикативная, тогда как Старик уже в тулупе - только как предикативная.
Начиная с Аристотеля, в логике утвердилась классификация предикатов по десяти категориям: Сущность, Количество, Качество, Отношение (Соотнесенное), Где, Когда, Положение, Обладание (Состояние), Действие, Претерпевание (греч. Ouaia, noaov, Hoiov, Прод n ПотЗ, Поте, KeTcjOcu, ’'Exsiv, noieiv, naax^w; лат. Substantia, Quan-
titas, Qualitas, Relatio, Ubi, Quando, Dispositio, Habitus, Actio, Passio). Эти категории характеризуются базовостью, неделимостью, не-сводимостью друг к другу, невыводимостью друг из друга. Но в «Метафизике» (XIV, гл. 2, 1089 г., с. 24) Аристотель выделяет из этих категорий три: «Одно сущее - сущность, другое - свойство, третье - соотнесенное». По мнению Ю.С. Степанова, здесь еще нет попытки свести все категории к названным трем как к супер- или метакатегориям (как полагал А.Ф. Лосев, 1962). Скорее всего, Аристотель здесь просто называет наиболее типичные категории (Степанов, 1981, с. 130-1). Действительно, далее Аристотель говорит и о иных категориях: «Относительно других категорий есть и еще затруднения: как они образуют множества (поскольку количество и качество не существуют отдельно, они суть множество того, что субстрат становится множеством...». Иными словами, Аристотель не говорит о том, что три названные сущности суть суперкатегории, он лишь отмечает их большую значимость. Но стоит присмотреться к тем определениям сущности, которые даны в V книге «Метафизики» (гл. 9). Это (Г) простые тела - огонь, вода, земля, воздух, из которых все состоит; (2) то, что, находясь в вещах, является причиной их бытия; (3) части вещи, составляющие причину бытия; (4) суть бытия каждой вещи (т.е. ее определение). По мнению Аристотеля, эти четыре определения сущности могут быть сведены к двум: либо это последний субстрат вещи, либо то, что мыслится отдельно от материи, т.е. аристотелева форма вещи. Таким образом, отождествляя сущность с формой, Аристотель действительно выделяет эту категорию как базовую для остальных. В главе пятой «Категорий» Аристотель подчеркивает, что сущность - это то, что не сказывается (т.е. не предицируется). Помимо имен отдельных сущностей (первых сущностей), Аристотель отмечает также виды и роды (вторые сущности), которые, безусловно, могут быть предикатами. Но при этом не отмечает, что первая сущность - большая сущность, чем вторая, а вид - большая сущность, чем род. Чем более базовое понятие и чем
менее оно абстрактно, тем больше оно заслуживает наименования сущности. Признание сущности первоосновой всего, в том числе других категорий, свидетельствует на наш взгляд, о том, что Аристотель приблизился к пониманию иерархичности категорий: они должны мыслиться как классификаторы и уточнители первоосновы-субстрата-сущно-сти. Следующий шаг в этом направлении принадлежит стоикам. Согласно Сексту Эмпирику, логика Зенона включала следующие категории: субстрат (шгокещеуоу), качество (яоюу), состояние (лю^ехегу), отношение (ярое; -а). Как отмечают историки логики, здесь налицо выделение метакатегорий (Стяжкин, 1967, с. 78); для нас же особенно существенно то, что каждая из этих метакатегорий имплицирует предыдущую: для качества необходим его носитель - субстрат, предмет, наделенный качествами и состоянием в определенные отношения с действительностью. Как будет показано в основной части нашей работы, именно такое понимание принципов классификации способствует наиболее адекватной классификации предикатов.
Упомянутая в «Метафизике» триада «вещь - свойство (состояние) - отношение» сыграло большую роль в становлении системного анализа (к ней же можно свести и стоическую тетраду, если понятия качества и состояния свести в единую рубрику: то, что характеризует предмет с внутренней точки зрения, в отличие от отношения - внешних связей и интенции субъекта). Эти три категории оказываются конститутивными для любой системы: «Отсюда можно дать определение системы как множества объектов, на которые реализуется заранее определенное отношение с фиксированными свойствами» (Уемов, 1967, с. 17). Таким образом, рассмотрение предикатов как принадлежащих к суперкатегориям бытия, свойства состояния, отношения помогает построить подлинно системную концепцию предикатов и - шире
- языка.
Подобные же импликативные связи характеризуют и Математическую Онтологию действительности, построенную А.Ш. Абдул-
лаевым (Новик, Абдуллаев, 1991). Ее основная формула включает в себя множество всех реальных сущностей, их состояний, событий, процессов и сетей процессов, происходящих в Мире. Импликативные связи выглядят так: Вещь - Состояние - Событие - Процесс -Сеть процессов. Ценность этой модели состоит в том, что в ней удается особенно наглядно представить связи между понятиями: состояния рассматриваются как появления объекта (вещи), событие - цепочка, состоящая как минимум из двух состояний (переход от одного состояния к другому, процесс - как минимум их двух событий, сеть процессов -как минимум из двух (симультанных) процессов. Этот подход наряду с некоторыми новыми методологическими принципами позволил сформулировать принципы нового способа производства, накопления и организации знаний - Энциклопедического Интеллекта. Автор в связи с этим отмечает, что система Энциклопедического Интеллекта ориентирована не столько на данные, сколько именно на знания; знания характеризуются внутренней интерпретируемостью, структурированностью, связностью и активностью (Новик, Абдуллаев, 1991, с. 195). Но два первых признака характерны и для данных, следовательно, знания конституируются в первую очередь связностью и активностью. Первое указывает на закономерные причинные связи между событиями, второе - на возможность порождения нового знания. Очевидно, что исследование этих параметров должно стать одной из насущных задач итологии. Для этого и необходимо максимально эксплицитное описание свойств и отношений реальных объектов и, соответственно языкового выражения этих свойств и отношений -т.е. предикатов.
Возвращаясь к аристотелевым категориям, отметим, что в них понятия не полностью отделены от их лексического выражения в древнегреческом языке. Это блестяще показал Э. Бенвенист (Бенвенист, 1974); достаточно посмотреть книгу V «Метафизики», чтобы убедиться в том, что здесь дается список не понятий, а многозначных терминов, лексикографическое толкование соответст-
вующих греческих лексем. Но путь от слова к понятию продуктивен при исследовании конкретного исторического языка; для построения универсальной же грамматики приоритетно обратное направление. Поэтому система категорий, представленная в данной работе, несколько отличается от аристотелевой. Вместе с тем существуют удачные опыты выражения аристотелевых предикатов в русских предложениях (Степанов, 1981, с. 150-160), и наша классификация может быть сопоставлена с аристотелевой в том плане, что каждой выделенной нами единице может быть составлена аристотелева категория (за исключением категории соотнесенного, которая, на наш взгляд, сложнее, чем это представлялось Аристотелю).
Бытийность, событийность, темпоральность
Итак, три названных в заголовке понятия оказываются базовыми для определения сущности предиката. Всякий предикат описывает субъект в бытии, бытие тесно связано с временем (ср. хайдеггеровское Sein und Zeit), время же неразрывно связано с событиями; чистое (отрешенное) от событий время есть лишь ньютоновская абстракция. Видимо, классификацию и категоризацию предикатов целесообразно строить в соответствии с их отношением к темпоральности и событийности.
Выражение времени в принципе сводимо к трем основным концептам.
1. Внешнее время, момент как точка, временной промежуток как отрезок во временном потоке. Сюда относятся слова со значением движения (русск.-ц. слав., время от корня *uert «вращать»), насечки, зарубки (лат. tempus «время» от *tem «резать») меры (лит m tas «год», мн. ч. этого слова со значением абстрактности-собирательности m tai «время», от и.-е. *тё- «мерять») и многие другие. В грамматике этому типу времени соответствует грамматическая темпоральность и временная локализованность; существенным языком, способом выражения этого «пространственного» времени являются дейктические элементы - однозначные слова
и частицы со значением «здесь - там, близко
- далеко, недавно - давно». Этому типу времени соответствует логико-грамматическая концепция Г. Райхенбаха (Reichenbach, 1947), в которой временные промежутки определены по их отношению к трем точкам: времени события, моменту речи и точке отсчета референции. Время события и момент речи не требует особых комментариев, точка же референции есть некоторый момент времени, отделенный от момента речи, избранный говорящим для определения относительно него времени события. Функция референтного времени состоит в различении времени действия, скажем, придаточного и главного предложений; выражается же оно так называемым вторичными временами: плюсквамперфект в большинстве европейских языков (прошедшее по отношению к прошедшему), предбудущее в латыни (прошедшее по отношению к будущему). В идеальной схеме времен О. Есперсена из семи четыре времени образованы с помощью точек референции (предпрошедшее, послепрошедшее; предбудущее, послебудущее). (Есперсен, 1958).
2. Время как результат скорости и интенсивности протекания какого-либо действия, процесса. Из лексем, описывающих время именно таким образом, отметим следующие: греч. aichv «век; жизненная сила», лат. aevum «век»; др. инд. äyuh «жизнь, сила». Первичным здесь является именно значение жизненной силы, возможности. Такую же эволюцию проделало русск., ц.-слав. век: лит. vaikus «быстрый, поворотный», гот. wigan «побеждать», лат. vincere «то же» позволяют выявить аналогичное значение этимона. Оно очевидно также в древнем негативном префиксальном производном: увекъ, увечънь «калека, немощный, т.е. лишенный жизненной силы». Для имен этого типа можно установить следующий закон: они обозначают, с одной стороны, большой промежуток древности (ср. лат. aevum, нем. Ewig «вечный», русск. вечный), с другой
- молодых живых существ. Э. Бенвенист (Benveniste, 1937) показал, что и. е. *aiu находится в родстве с *ieu «юный, молодой» (др. инд. yuvakâ «юноша, молодой», лат. iuvenis, лит. ja nas, слав, юнъ); от корня *ueik, помимо
приведенных дериватов, образовано также лит. va kas «детеныш». Сходное развитие значений можно предположить также для и. = е. корня *uet: ср. с одной стороны греч. éxoç(Féxoç) «год», с другой - лат. vêtus, лит. vetusas, слав, ветъхъ «старый», с третьей - др. инд. vâtsa «детеныш», лат. vitulus «годовалый теленок». Такому представлению о времени соответствует грамматическая категория аспекта и внутреннего (имплицитного) времени. Эта последняя, исследованная Г. Гийомом, Э. Бенвенистом, Р. Мартином (Guillaume, 1929; Бенвенист, 1974; Martin, 1971), включает в себя такие понятия, как начало, протекание и конец действия resp. оппозицию инхоативных, дуративных, терминативных, пунктуальных глаголов, совершенного (несовершенного вида), т.е. того, что характеризует действие в его внутреннем качестве, а также указывает на отношение действия и среды (исток и исход действия). В логиках времени, очевидно, такой концепции времени наилучшим образом соответствует система Г. X. Фон Вригта; в ее рамках наступление (ненаступление события зависит от воли агента - его действия или воздержания от действия). Основные формулы -pTq «в настоящий момент имеет место р, а в следующий - plq: «сейчас имеет место р, а если бы отсутствовал агент с его деятельностью, то было бы q (Wrigt 1967); концепцию времени как производного от событий, деятельности см. в: (Вригт 1986, 513 - 539).
3. Субъективное время, связанное с желаниями и устремлениями того, кто его воспринимает. Из лексических средств выражения подобного времени отметим слав. год, укр. год 'на, польск. godzina «час» (одного корня с ждать, угодить; этимологические соответствия - албан. ngen случай; свободное время, гот. got>s, Др.-В.-HeM.gUt «хороший»), чешек, doba «время» (ср.: удобный, подобный, подобать; родственно лат. faber «ловкий, умелый»), В грамматике такому концепту соответствует передача непрезентных времен с помощью неиндикативных модусов (см. об этом: Красухин, 1992). Такому пониманию времени соответствует логика А. Прайора [Prior, 1957; ср. Ивин, 1970], в рамках которой временная логика выводится из модаль-
ной. Истоки подобной философии времени можно найти в достаточно отдаленную эпоху; сам А. Прайор ссылается на греческого мыслителя IV в. Диодора Кроноса. Модальному пониманию времени соответствует также концепция, изложенная в «Исповеди» Блаженного Августина (кн. XI): прошлое есть воспоминание, будущее - предположение, мечта.2
Связь бытия с временем состоит прежде всего в том, что утверждение о бытии помещает предицируемый субъект в какую-то точку или отрезок «временного пространства»; если же бытие во внешнем времени подвержено изменению, то тогда можно говорить об имплицитном времени предиката. Модальность же может характеризовать высказывание в целом. Поэтому для классификации предикатов самым существенным оказывается именно имплицитное время.
Для выражения имплицитного времени наиболее существенным является глагол. Но сила изобразительных средств и контекстной связности языка, о которой прекрасно писал Р. О. Якобсон (Якобсон, 1985, с. 329), такова, что для описания времени можно обойтись и без части речи, выражающей время. Так, если утверждается бытие чего-либо без специальных показателей временной локализованное™, то бытие актуально в момент речи. Высказывание Зима холодна может интерпретироваться двояко: как актуальное (нынешняя зима холодна) и сентенциозное (зима вообще как время года холодна). В любом случае актуальность высказывания в момент речи остается. Семантическая его запись с использованием языка временной логики выглядит так: р(Ц)& р(Р^& р(ТХ) (=
суждение истинно в настоящем, возможно, истинно в прошлом и будущем). Толкование этого предложения как сентенциозного снимает оператор возможности и превращает все компоненты сложного суждения в ассертори-
2 К сожалению, из-за нехватки места мы не можем привести здесь материал во всей его полноте, а вынуждены дать лишь очень краткий и схематичный очерк. В реальности между всеми этими способами выражения времени существуют взаимопереходы. (Красухин, 1997).
ческие. Фиксация же определенного момента времени приводит к тому, что истинность суждения становится проблематичной: в
фиксированном моменте высказывания заложено его противопоставление другим моментам, в которые истинность высказывания не является бесспорной (см. Булыгина, Шмелев, 1992, с. 242); аналогичная формула высказывания Зима была холодна должно записываться так: р (Р1:)&Ур(й)& 'ч7р(Г1) (р было истинно в прошлом, случайно истинно в настоящем и будущем); Зима будет холодна: р(Б1:)& Ур(Ц)& Ур(РТ) (= р истинно в будущем, случайно истинно в настоящем и прошлом)3 . Для того, чтобы придать аналогичное значение высказыванию о настоящем, в него необходимо ввести соответствующие темпоральные операторы типа сейчас, теперь, нынче и т.д. Эксплицитная локализация высказывания во времени наводит на мысль о том, что в другие моменты оно неактуально.
Значение неактуальности в другие моменты усиливается, когда рассматриваются не аналитические предложения, а назывные, образованные именами действия или временного промежутка. Высказывания типа Была (будет) зима нормативны только тогда, когда описываемые события неактуальны. Следовательно, фиксирование их в какой-то временной точке равносильно указанию на их не существование в другое время, поскольку они сами обозначают период времени или процесс, растянутый во времени, то несуществование их в последующий момент означает прекращение процесса. Соответственно, слова, фиксирующие начало (типа настала уже зима) означают начало процесса, т.е. также относятся к имплицитному времени.
Эти соображения не так тривиальны, как кажутся на первый взгляд. Если учесть, что в повествовании момент речи тоже подвижен, то становится ясным, как с помощью контекста безглагольные предложения могут
3 Надо учесть, что оператор «случайно» в модальной логике означает «возможно и возможно не=р», «возможно» - «не возможно р» или «не необходимо не=р».
выражать меняющееся время. Здесь целесообразно вспомнить одно из самых известных стихотворений A.A. Фета, о котором иногда приходится слышать, что отсутствие в нем глаголов обозначает неподвижный, застывший мир.
Внимательное прочтение показывает, что это совсем не так: во всех трех строфах зафиксированы разные моменты.
1. Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье Сонного ручья, -
Речь, очевидно, идет о первой половине ночи, когда поет соловей и полная луна отражается в ручье.
2. Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений Милого лица.
Здесь внешнее время не фиксировано, внимание лирического героя сосредоточено на «волшебных измененьях милого лица». Все вместе с упоминанием о «тенях без конца» создает ощущение зыбкого, колеблющего, меняющегося мира.
3. В дымных тучках пурпур розы, Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
Между первой и третьей строфой прошла вся ночь. Сначала еще не взошедшее солнце только окрасило тучки, затем краска и свет распространяется по всему горизонту. Удвоение в последнем высказывании придает ему эмоциональность: «И заря, заря!..» примерно равнозначно «и разгорается заря». Таким образом, безглагольное предложение оказывается способным передать не только результат становления, но и само становление. Стихотворение без глаголов оказывается очень динамичным. Следует отметить, что в нем нет не только глаголов, но и субъектов -одни процессы. Оно выражает не стабильность мира, а растворенность лирического героя в зыбком, меняющемся мире.
Совсем иной смысл имеют не менее знаменитые назывные предложения из стихотворения Блока: «Ночь, улица, фонарь, апте-
ка,..». Они рисуют неподвижный фрагмент мира (со всеми его деталями: время, место, индекс, точка в пространстве, на которую указывает индекс), удручающий своей неподвижностью. Преодолеть ее не в силах ничто, никакой поворот человеческой судьбы. Даже смерть означает не уход из этого застывшего мира, а возвращение в него («Умрешь - начнешь опять сначала. И повториться все как встарь...»). Если стихотворение Фета описывает линейное время, то стихотворение Блока - безвременье, на которое накладывается циклическое время.
Выразительные средства внутреннего смысла слова и контекста очень велики. Тем не менее надо различать регулярное выражение того или иного грамматического значения от нерегулярного; основой квалификации, конечно, должны быть регулярные значения, после их описания и появится возможность переходить к нерегулярным. Если подходить с этой точки зрения к названным нами трем суперкатегориям, то можно предположить следующую классификацию. Собственно бытийные предикаты - это те, в которых отсутствует понятие имплицитного времени, иными словами, они не интерпретируются как способные к изменению; в предикатах состояния наличествует потенциальное имплицитное время, в предикатах действия (или отношения) -реальное имплицитное время.
Бытие
О бытийных предложениях существует большая литература. В значительной степени посвящена работа (Арутюнова, 1976); бытийные предложения в русском языке подробно рассмотрены в монографии (Арутюнова, Ширяев, 1983). Сложность, логическая неоднозначность категории бытия и ее лингвистического выражения состоит в том, что с точки зрения философской и логической эта категория является субстратом для всех остальных. Логическим и языковым выражением категории бытия являются, очевидно, высказывания (суждения и пропозиции) о сущностях. По Аристотелю же, сущности - это то, что не говорится еще ни о каком более глубоком субстрате (первые сущ-
ности); иные сущности - виды и роды первых сущностей (вторые сущности) (Категории, гл. V). Это - логический взгляд на сущности; онтологический взгляд Аристотеля на эту категорию изложен нами во введении. Последний субстрат логически выражается как первая сущность; форма может быть выражена определениями и отнесениями к родам и видам
- и она соответствует логически второй сущности. Такое соответствие логических и онтологических категорий заставляет искать им параллели в языковых (символических) категориях. И действительно, первая аристотелева сущность выражается в языке назывными односоставными предложениями, а вторая -предложениями определительными.
Классификация бытийных предложений напрямую связана с целями, поставленными классификатором. Н.Д. Арутюнова разделяет бытийные предложения на следующие четыре логико-грамматические группы: экзистенция, или бытийность (Леших не существует: Снежный человек существует); идентификация, или тождество (Кто здесь Соколов? Соколов это я): номинация или именование (Того мальчика зовут Коля)', характеризация, или предикация в узком смысле (Мот сегодня спокойно; Эта змея огромна). Схема Н. Д. Арутюновой, на наш взгляд, описывает свойства именно пропозиций, их цельную семантику (Арутюнова, 1976, с. 18-20). Если же мы рассматриваем именно отношение предиката к субъекту, то для нас релевантным является вопрос о том, что же именно предицируется (тогда как классификация Н.Д. Арутюновой отвечает скорее на вопрос, как предицируется). Отвечая на этот вопрос, мы приходим к выводу о том, что бытийные предикаты либо сообщают нам о наличии (отсутствии, существовании) несуществовании предмета, либо о его характерных свойствах и качествах, либо о его нахождении в пространстве и времени. Поэтому бытийные предикаты мы подразделяем на предикаты существования, предикаты тождества и предикаты локации.
Предикат существования или собственно бытия. Это - наиболее общий предикат, лежащий в основе любого высказывания,
обладающий максимально объемом и, следовательно, минимальным содержанием. В самом деле, он ничего не сообщает о предмете, не приписывает ему никакого сигнификата, а только сообщает о его наличии (отсутствии в реальном мире или возможном мире высказывания). Имплицитно данный предикат может быть приписан любому терму любого высказывания.
С данным предикатом связано несколько логико-лингвистических проблем. Так, ряд исследователей полагал, что предикат существования не является собственно предикатом по указанной выше причине (не приписывает субъекту концепта). На наш взгляд, отнесение существования к предикатам зависит от самой точки зрения предикации. Если под ней подразумевать концептуализацию и характеризацию, тогда утверждение о существовании действительно не может считаться предикативным. Но мы понимаем предикацию шире - как выражение бы-тийности (потенциально также - событийности и темпоральности); в таком случае отрицание предикативное™ у предложений о существовании было бы противоречием в определении.
Взгляд на предложения существования как на непредикативные был очевидно, продиктован желанием разрешить парадокс существовании: если терму в пропозиции имплицитно приписано существование, то как может быть логически правильным высказывание о несуществовании (типа Пегас не существует; Круглых квадратов не бывает.) На наш взгляд, исчерпывающее решение этого парадокса предложил Б. Рассел: каждое имя является по сути скрытой дескрипцией (т.е. описанием составляющих именуемое им понятае концептов). Поэтому предложение Пегас не существует должно интерпретироваться так: Крылатый конь не существует. (Russel, 1952). Далее, предикативный характер предложений существования доказывается, на наш взгляд, тем, что во многих языках существует тенденция - образовывать особый глагол существования, отличный от глагола бытия, который приобретает функцию глагола-связки. Такую функцию, к примеру,
взял на себя в средневековой латыни глагол esse; глаголом же существования стал existere «выступать раздаваться (о голосе); становиться». В значении «существовать» он заимствован в германских языках (англ, to exist, нем. existieren). Дж. Мур в этой связи, правда, указывал на то, что глагол to exist по своему логическому наполнению резко отличается от других: он плохо сочетается с кванторны-ми субъектами; иными словами, выражения типа *А11 the tame tiger exist «все ручные тигры существуют» и *Some tame tiger non exists «некоторые ручные тигры не существуют» лишены смысла, в то время, как другой глагол, поставленный вместо exist, способен создавать осмысленные предложения. (Moore, 1959, с. 117; ср. Арутюнова, 1976, с. 207). Очевидно, такое положение объясняется именно значением глагола «существовать»: он близок к квантору существования. Так, приписывая концепт субъекту пропозиции «Ручные тигры существуют», мы получаем предложения типа «Существуют такие ручные тигры, что...», символически - 3 хР(х). Предложение же «Все ручные тигры существуют» приписывают субъекту квантор общности, а не существования, что и создает противоречие. Соответственно, предложение «Некоторые ручные тигры не существуют» внутренне противоречиво, так как предикат отрицает приписанный субъекту квантор существования. Таким образом, мы не видим достаточных оснований для исключения существования из области предикатов.
В естественных языках предложения существования выражаются двояко: либо в виде односоставных (назывных) предложений, либо в виде предложений с глаголом, выражающим в данном языке идею существования. Отличие их друг от друга состоит в том, что назывные предложения относят (имплицитно) в какой-то пространственно-временной точке, двусоставные просто утверждают существование (несуществование объекта без локализации). Если в назывном предложении содержатся локальнотемпоральные показатели, то оно относится уже не просто к предложениям существования, но к локационным (о них см. ниже); если
же они отсутствуют, то высказывание имплицитно относится к оси hie et nunc. Ср. ситуацию в рассказе А. П. Чехова «Речь и ремешок», где подчененный подает начальнику выпавший из его кармана ремешок и почтительно произносит: «Ремешок-с». Эсплици-ровагь актуальность таких высказываний помогают дейктические элементы, приведенное высказывание синомично таким, как: Это ремешок. Вот ремешок и т.д. К такому же типу, на наш взгляд, относятся предложения с глаголами бытия в прошедшем и будущем времени. Они еще не локализуют денотат высказывания во времени, но уже соотносят его с положением говорящего и могут считаться переходными от предложений чистого существования к более конкретным бытийным.
Назывные предложения создают еще одну проблему. В этой функции часто употребляются имена, представляющие собой номинализацию действий и состояний, а также темпоральные слова. Их семантика несет в себе компонент, отсутствующий в предикатах бытия - внутренняя (потенциальная) изменяемость. Ср. у Г.А. Золотовой: предикат... характеризующий среду, пространство названным состоянием: Июль; Палящий зной... Акциональный предикат, выраженный от глагольным именем: Беготня и смех детей: За дверью беготня и смех... Предикат со значением... состояния субъекта, ... Тоска! Так день идет в уединенье (Пушкин)4 (Золотова, 1988, с. 25-26). К указанным категориям относятся и процитированные нами в предыдущей главке, названные предложения относятся именно к таким типам предиката: действие (шепот, робкое дыханье, лобзания), состояние (серебро и колыханье...ручья). Следовательно, относясь формально к категории существования, такие предложения репрезентируют предикацию более высокого ранга. Некоторые соображения по этому поводу будут высказаны в соответствующих разделах.
Предикаты тождества, или частные виды бытия. Эти предикаты не ограничиваются констатацией существования, а харак-
4 Из примеров Г.А. Золотовой приводится только односоставные предложения.
теризуют существующий или мыслимый субъект. Они не составляют однородной группы, и классифицировать их можно в зависимости от соотношения объемов субъекта и предиката. Если 8=Р, перед нами - предикация отождествления. Ее можно разделить на предикацию номинального и реального отождествления. Номинальное отождествление - это то, что Н.Д. Арутюнова назьюает предложением именования, а реальная -предложением идентификации. Такие предложения представляют собой языковое выражение законов аристотелевой логики, иначе - тавтологии. Поэтому их познавательная ценность сама по себе невелика; чтобы они не были тривиальными, необходимы особые условия контекста. Н.Д. Арутюнова называет пять основных типов ситуации идентификации: 1) ситуация детективного поиска (установление лица, совершившего деяние); 2) ситуация перехода от знания к знакомству (увеличение объема знаний об уже известном лице, ситуации и т.д.); 3) ситуация «воплощенной мечты» (высказывания типа вы - тот, кто нам нужен); 4) ситуация узнавания (когда лицо, попавшее в поле зрения субъекта, идентифицируется с знакомым); 5) ситуация идентификации личности (соотнесение конкретного лица с некоторой установленной информацией). (Арутюнова, 1976, с. 291-9). Таким образом, идентификацию (тождество) Н.Д. Арутюнова понимает достаточно широко: как приписывание субъекту подчеркнутых эмфатическими средствами предикатов, полагаем, обозначающих широкий круг его свойств и отношений. Мы же, рассматривая эту проблему с точки зрения не столько пропозиции, сколько предикатов, полагаем, что предикаты отождествления характеризуются неизменяемостью во времени и равным с субъектом понятийным объемом. Следовательно, они могут появляться скорее всего в ситуациях 4) и 5). Можно выделить три типа предложений отождествления: называние
имени собственного (Это - Коля); соотнесение синонимов (бегемот - это гиппопотам); наименование некоторой части целого: Стебли кориандра - кинза (ограничителем служит
определяемое), черноволосый человек -брюнет (ограничитель - определение).
Если Б<Р, то перед нами - предложения включения, или собственно тождества, или языковое выражение аристотелевой второй сущности.5 В таких, весьма многочисленных предложениях типа Сократ - человек, Яблоня - дерево, Волк - млекопитающее,
- утверждается, что единичное (отдельное) есть общее, вид есть род, элемент есть класс. Общая формула таких высказываний выглядит как Эе Р. Надо заметить, что сами термины «общее», «род», «класс» - достаточно неоднозначны: в основу классификации могут быть положены самые различные основания: естественные (физические, химические, биологические, см. многочисленные таксономии в этих науках), искусственные (например, функциональные, ср. имена группы «Посуда», «Оружие», «Мебель»), О выражении в языке родо-видовых отношений существует большая литература; см. ее подробный обзор в работе (Семантика и категоризация, 1991). Предложения, относящие субъект к классу деятелей (типа Мой брат - учитель; Иван -отец), формально также являются предложениями тождества, но они репрезентируют иные отношения между субъектом и предикатом и репрезентируют более сложную сущность. По сути это - особый вид предикатов действия (или потенции).
В естественном языке в предложениях тождества предикатами нередко служат имена, выражающие гипо-гиперонимические отношения (часть-целое, род-вид): Волк - вид хищных, животных; Конторка - род стола: Беляк - разновидность зайца и т.д. Такие конструкции позволяют на базе предложений тождества строить предложения типа «А часть В», где субъект обозначает не однородную, а структурную часть целого (т.е. не подобную целому): рука - часть тела, суппорт - деталь станка. Языковая конструкция таких высказываний однотипна : «субъект (определяемый
5 В «Метафизике» (V, 14) Аристотель указывает, что такой тип предиката есть одна из разновидностей качества (качество - видовое отличие сущности: человек - двуногое).
член) + гипонимическое имя + имя целого (в генитиве)». См. анализ взаимоотношений «часть - целое в работе» (Кузнецов, 1990).
Коснемся также вопроса о грамматическом согласовании субъекта с предикатом. Все приведенные выше предложения относятся к именным; в зависимости от валентности существительного именные предикаты являются развернутыми или неразвернутыми: гипо-гиперонимические имена являются семантически неполными и требуют обязательного определения. Характерной чертой именного предложения является то, что субъект может быть выражен как определенным, так и неопределенным именем, а предикат - только неопределенным. Это правило в естественных языках наиболее ярко проявляется в следующих морфологических конструкциях. Полные прилагательные в славянских и балтийских (образованные с помощью пост позиции указательно-относительного местоимения *io-) тяготеют к атрибутивной функции, краткие -к предикативной. В современном русском полное прилагательное может служить атрибутом и предикатом, краткое - только предикатом: Этот человек добрый - Этот человек добр; Этот добрый человек ф *Этот добр человек. В древнерусском языке краткое прилагательное может выполнять атрибутивные и предикативные функции, полное - только атрибутивные. В литовском употребление членных прилагательных в качестве предикативов допускается только в предложениях с определенной структурой (предложение утверждения или предложения с субъектом - место-имение вместо существительного, с опущенным определяемым: tu musq kaime pasangusis «ты в нашей деревне передовой» (Грамматика литовского языка, 1985, с. 124). В тех же языках, где имеется определенный и неопределенный артикль, предикативное существительное обязательно приобретает неопределенный артикль: нем. Iohann ist ein Mensch «Иоганн - человек» при неграмматичности *Iohann ist Mensch. Аналогично англ. Jonn is а man, франц. Jean est un homme, итал. Giovanni e uno uomo и т.д. (Категория определенности-неопределенности, 1979).
Глагол-связка факультативен в синтетических языках (древних индоевропейских, русском) и облигаторен в аналитических (новых европейских). При его использовании в синтетических языках может происходить рассогласование субъекта и предикатива: русск. Волк есть хищник (согласование), но Волк является хищником (рассогласование). В польском же творительный существительного в предикативной функции облигаторен: Ten m?zczyna jest dzielnem czlowiekem. «Этот мужчина является дельным человеком». Названные черты - тяготение к неопределенности и рассогласованности с субъектом - характерны и для других предикатов: они являются максимально общими, возникающими уже в самых базовых предикативных сущностях - двусоставных предложениях, где субъект и предикат разделены.
Следующий тип определения предложений соотношением S>P. В этом случае предикат обозначает свойства и признаки субъекта, его структуру, служит ему уточнением, характеристикой. Формула таких предложений - Р(а) = {а обладает свойством / функцией Р}. Они соответствуют первому и четвертому пониманию качества у Аристотеля (Качество - устойчивое свойство; качество -вид, очертание предмета. - «Категории», гл. УШ). У реальных предметов может быть бесконечное количество свойств; для их дистрибуции мы предлагаем следующие критерии: внешние (внутренние свойства, соизмеримые) несоизмеримые. Внешние свойства - те, что могут быть даны в непосредственном наблюдении: величина, форма, цвет, вес; внутренние свойства - те, что не могут быть обнаружены и (или измерены в непосредственном наблюдении и требуют дополнительных методов идентификации: плотность, структура, температура, химический состав. Соизмеримость - способность свойств предиката вступать с другим предикатом в особые несимметричные и нерефлексивные транзитивные отношения: Р(а) и Pi(b) |Р| >|Pi| s |Р]| < |Р[. Соизмеримые, предикаты в свою очередь, подразделяются на предельные (непредельные, скалярные) нескалярные. Предельные предикаты не могут обозначать свойство, бо-
лее интенсивное, чем выраженное некоторым эталонным предикатом: один предмет может быть круглее другого, но ничто не может быть круглее геометрического круга; скалярные предикаты могут измерять свою интенсивность с помощью шкалы, состоящей из ряда дискретных, отделенных друг от друга пропорциональным расстоянием точек. Внешние несоизмеримые предикаты суть те, которые характеризуют форму предмета (квадрат, треугольник, куб и т.д.); некоторые предикаты, обозначающие детали формы, являются соизмеримыми, предельными (прямой, округлый). Внешние соизмеримые, непредельные, скалярные предикаты суть те, которые характеризуют величину (длину, ширину, высоту) предмета. Внутренние несоизмеримые предикаты - состав, внутренняя структура; соизмеримые - плотность, температура, твердость, прочность. Нескалярной является твердость, все остальные - скаляр-ны. Здесь требуется небольшое уточнение. Как, известно, цвет определяется с помощью скалярной величины - длины отражаемых предметов цветовых волн так же, как температура, измеряется градусами. Но глубокое отличие цвета от температуры заключается в том, что изменение длины волны приводит к образованию качественно новых характеристик (цвета радуги), тогда как изменение температуры к этому не приводит (могут меняться структурные характеристики нагреваемого) (охлаждаемого) предмета, но не качество температуры); не приводит к качественно новым характеристикам и сочетание субстанций с различной температурой, тогда как сочетание цветовых волн различной длины - приводит (белый цвет как объединение семи цветов радуги). Таким образом, температура есть скалярное свойство, которое может приводить к изменению нескалярных свойств, цвет - нескалярное свойство.
Различие соизмеримых и несоизмеримых предикатов имеет надежный критерий в естественном языке. Предикаты, обозначающие состав, строение субъекта, в русском языке выражаются относительными прилагательными (деревянный, железный и т.д.); соизмеримые же предикаты - качественными
прилагательными того типа, который В.В. Мартынов назвал оценочным. Их самая характерная черта - способность образовывать степени сравнения, а также дериваты со значением той или иной степени наполненности признаком. Иногда относительные прилагательные могут быть омонимичны качественным, иными словами, переходить в них путем метафоры, метонимии и т.д. В этом случае они могут быть отличены друг от друга благодаря простым подстановкам; розовое варенье - варенье из (лепестков) розы; розовое платье - платье цвета розы. Тест степени сравнения: Это платье розовее, чем то; *Это варенье розовее, чем то; тест наполненности признаком: Розоватое платье;
*Розоватое варенье (ср. Мартынов, 1982, с. 167). Если же сочетание имени признака с именем предмета не поддается трансформациям и подстановкам, перед нами - устойчивое сочетание (,Железная дорога Ф Дорога из железа; Тяжелая промышленность ф * Более тяжелая промышленность).6
Следующий тип бытия - локация (пространственная временная). Она служит внешним уточнением бытия, фиксирующим бытийственный субъект в определенной точке в момент речи или по отношению к моменту речи. Ср.: Гости - в саду (абсолютная пространственная локация); Книга близко (относительная пространственная локация7); вчера был дождь, сегодня - солнце (относительная временная локация); битва при Грюнвальде произошла в 1412 году (абсолютная временная локация). Выше мы отмечали близость предложений локаций идентифицирующих типа Это - правда. Дейктиче-
6 Устойчивые сочетания не могут функционировать как предикативные конструкции, так как предикат есть новая информация о субъекте. Поэтому в современном руссом языке невозможны ни инверсия (*Промышленность - тяжелая, Дорога - железная), ни замена полных прилагательных краткими.
7 Исследователи семантики русского языка намечают различие таких пространственных показателей, как далеко - вдалеке соотв. близко - вблизи: первый обозначает объективное указание (без учета говорящего), второй - субъективное /Апресян, 1986/, а также статья Е.С. Яковлевой в настоящем сборнике.
ский элемент здесь играет некоторую точку в пространстве и времени, которую фиксирует говорящий и о которой он что-то сообщает.
Сведение в единую рубрику Бытия предикатов собственно бытия, или существования, предикатов тождества и локации находит поддержку в истории конкретных языков. Мы уже упоминали о глаголе-связке, облигаторном в ряде новых европейских языков, которая является глаголом бытия по происхождению. В русском языке глагол-связка употребим прежде всего в случаях, когда высказывание относится не к настоящему времени, или в научных определениях, характеризующихся утвердительностью тона: Квадрат есть прямоугольник, все стороны которого равны между собой. Близость предложения локации и существования очевидна: локация лишь уточняет место наличия /отсутствия субъекта. Связь же локации и тождества демонстрируют эмфатические предложения. Сравним два высказывания: (1) Дуб - это деревом , (2) Это - дерево. Высказывание (2) допускает дейктическую и анафорическую интерпретацию. Дейктическая интерпретация означает, что названный предмет находится в поле зрения говорящего, который указанием на него фиксирует его в сознании слушающего. Анафорическая интерпретация означает, что говорящий именует уже названный предмет (например, в диалоге: Что это такое? - Это дерево). Если же, как в высказывании (1) предмет речения назван, то все анафорическое высказывание переходит в ритмическую часть, образуя тем самым предложение тождества. Местоимение придает ему оттенок утвердительности.
Литература
1. Аванесов, 1936. - Аванесов Р.И. Второстепенные члены предложения как лингвистическая проблема // Русский язык в школе - 1936,- №4.
2. Апресян, 1974. - Апресян Ю.Д. Лексическая семантика,-М., 1974. (2 изд. - 1995).
3. Апресян, 1986. - Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика - М., 1986 - Вып. 28.
4. Арутюнова, 1976. - Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл-М., 1976.
5. Арупонова, 1990. - Арупонова Н.Д. Предикат // Лингвистический Энциклопедический словарь - М., 1990.
6. Арутюнова, Ширяев, 1983. - Арутюнова Н.Д., Ширяев
Е.Н. Бытийное предложение в русском языке- М., 1983.
7. Бенвенист, 1974. - Бенвенист Э. Категории языка и категории мышления // Бенвенист Э. Общая лингвистика-М., 1974.
8. Бенвенист, 1914. - Бенвенист Э. Именное предложение
//Там же.
9. Булыгина, Шмелёв, 1992. - Булыгина Т.В., Шмелёв
А.Д. Темпоральный дейксис // Человеческий фактор в языке. Коммуникация. Модальность. Дейксис/ Отв. ред. Т.В. Булыгина. М., 1992.
10. Вригт, 1986. - Вригг Г.Х. фон. Время, изменение и противоречие // Вригт Г.Х. фон. Логико-философские исследования-М., 1986.
11. Грамматика, 1990. - Лансло К., Аарно А. Грамматика Пор-Рояля всеобщая и рациональная/ Пер. под ред., вступ. статья, комментарии Ю.С. Степанова- М., 1990.
12. Грамматика литовского языка/ Гл. ред. В. Амбразас. Вильнюс, 1985.
13. Есперсен, 1958. - Есперсен О. Философия грамматики. -М., 1958.
14. Золотова, 1988. - Золотова Г.А. Синтаксический словарь- М., 1988.
15. Ивин A.A. Логика времени // Некласические логики-Л., 1970.
16. Категория определённости-неопределенности в славянских и балканских языках/ Отв. ред. Т.М. Николаева-М., 1979.
17. Красухин, 1992. - Красухин К.Г. Дейкгические элементы в категориях времени и наклонения // Человеческий фактор в языке: Коммуникация. Модальность. Дейксис/ Отв. ред. Т.В. Булыгина - М., 1992.
18. Красухин, 1997. - Красухин К.Г. Три модели времени в лексике и грамматике // Логический анализ языка: Язык и время/ Огв. ред. Н.Д. Арутюнова.- М., 1997.
19. Кузнецов, 1990. - Кузнецов А.М. Варьирование в лексико-семантической системе // Языки мира: Проблема языковой вариативности-М., 1990.
20. Лосев, 1962. - Лосев А.Ф. "Категории" Аристотеля // Философская энциклопедия - М., 1962. Т. П.
21. Мартынов, 1982. - Мартынов В.В. Категории языка. -М, 1982.
22. Мельчук, 1974. - Мельчук И.А. Модель "Смысл <->Текст".-М., 1974 (2 изд. -1998).
23. Мещанинов, 1982. - Мещанинов И.И. Глагол. М., 1982.
24. Новик, Абдуллаев, 1991. - Новик И.Б., Абдуллаев А.Ш. Введение в информационный мир - М., 1991.
25. Семантика и категоризация / Отв. ред. P.M. Фрумки-на.-М., 1991.
26. Степанов, 1981. - Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения: Опыт семиологической грамматики. -М, 1981.
27. Степанов, 1990. - Степанов Ю.С. Предикация // Лин-гаистический энциклопедический словарь- М., 1990.
28. Стяжкин, 1967. - Стяжкин Н.И. Формирование математической логики-М., 1967.
29. Уемов, 1967. - Уемов А.И. Вещи, свойства, отношения.-М., 1967.
30. Якобсон, 1985. - Якобсон P.O. Лингвистика в её отношении к другим наукам // Якобсон P.O. Избранные труды-М., 1985.
31. Benveniste, 1937. - Benveniste Е. Le nom indo-europeen sur Г etemite//BSL, 1937,v. 32.
32. Guillaume, 1929. - Guillaume G. Temps et verb. Paris, 1929.
33. Martin, 1971. - Martin R. Aspect et temps verbal. Paris, 1971.
34. Morawczik, 1983. - Morawczik E.M. Natural languages and formal languages: suntenable dualism // Language, logic, and method. Dodrecht; Boston, 1983.
35. Prior, 1957. - Prior A.N. The Logic of Time. London, 1957.
36. Russell, 1952. - Russell B. On nomination. London, 1952.
КОЛИЧЕСТВЕННАЯ ОЦЕНОЧНОСТЬ В ГАЗЕТНОПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ ТЕКСТЕ
М.В. ШУЛЬГА, д. фипол. н., профессор кафедры русского языка МГУ им. М.В. Ломоносова
«...На обязанности исследователя-языковеда лежит не только вскрыть данное значение на каком-нибудь одном факте, но и найти все факты языка, обнаруживающие его, как бы они ни были разнообразны ".
(А.М. Пешковский)
На рубеже ХХ-ХХ1 веков происходит учёных, становится центральной фигурой
смена научной парадигмы в лингвисти- лингвистики XXI века,
ке. Интересы науки о языке переносятся с Одной из областей лингвистических
системы языка на языковую личность. Язы- исследований, изучающих языковую дичковая личность, по всеобщему признанию ность в процессе коммуникации, в ситуации
