CC BY
11
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
УДК 1(470)(091) ББК 87.3(2)61-07
ОПЫТ ИССЛЕДОВАНИЯ ФИЛОСОФИИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
[Рец на:] Ермишин О.Т. Философия русского зарубежья ХХ века М., Летний
сад: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына. 2019 - 304 с.
А.А. ЕРМИЧЕВ
EXPERIENCE IN STUDYING RUSSIAN ÉMIGRÉ PHILOSOPHY
[Review of] Ermishin O.T. Russian émigré philosophy of the XX century.
M.: Letny Sad: Aleksandr Solzhenitsyn House of Russia Abroad, 2019, 304 p.
A.A. ERMICHEV
Материалы своей книги автор распределил по трем разделам. В первом он назвал и рассмотрел основные проблемы в философии русского зарубежья ХХ века. Второй раздел - «Персоналии» - состоит из тринадцати статей о различных сюжетах в учениях и жизни мыслителей русского зарубежья. Третий раздел представляет собой результаты архивных исследований автора - научного сотрудника московского Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына.
Автор, известный специалист-историк отечественной мысли, извинит нас, если мы начнем знакомство с книгой с последнего, третьего раздела. В него вошли не только статьи самого автора, посвященные различным именам русской философии за рубежом - П.Н. Савицкому, Н.Н. Алексееву, В.Н. Ильину, но и две исключительно ценные публикации - статьи Г.В. Флоровского «Философия и религия» (1923 г.) и В.Н. Ильина «Н.А. Бердяев и его философия творчества» (1955 г.)
Помимо этих воистину драгоценных статей (к сожалению, не выделенных отдельной строкой в оглавлении), здесь же читатель встретит много интересных фактов и оценок, проливающих свет на многочисленные извивы русской мысли первой половины ХХ века. Проиллюстрируем свое утверждение двумя примерами, касающимися уже названных статей Г.В. Флоровского и В.Н. Ильина. Статья первого предназначалась для воссоздаваемого Б.В. Яковенко журнала «Логос», но не была напечатана. По-видимому, рационалист Б.В. Яковенко не мог принять тезиса автора, согласно которому «все попытки логически описать религию, оправдать ее разумом основаны на отрицании религиозного опыта и веры»
(с. 215)1. О.Т. Ермишин очень высоко ценит современное значение статьи Г.В. Флоровского: «... если бы статья ... была напечатана сейчас, то она вызвала бы научный скандал, так как по сути ее основные положения отрицают как принципы современной философии религии, так и ее общего направления» (с. 215). Читатель, пожалуй, подумает, что если бы «Свет невечерний» С.Н. Булгакова или «Столп» П.А. Флоренского были напечатаны сегодня, то они произвели бы не меньший скандал.
Другой «извив» демонстрирует статья В.Н. Ильина о Н.А. Бердяеве. Кто знаком с перипетиями отношений этих людей, тот не может не восхищаться ее благородным содержанием и пафосом.
Не менее интересны собственные обобщающие замечания О.Т. Ермишина: о превращении евразийства из идеологии в историческую науку в творчестве П.Н. Савицкого, об Н.Н. Алексееве как только «попутчике» евразийства, о выдающемся значении историографических работ В.Н. Ильина, до сих пор нами недооцененных.
Статьи о нем - «Исследования В.Н. Ильина по истории русской культуры (по архивным материалам») и «В.Н. Ильин и русская философия» - впрочем, как и весь «архивный» раздел в целом, оставляют крайне отрадное впечатление. Предложенные автором материалы убедительно указывают на радостные перспективы исследования русской философии в целостно воспринимаемом социокультурном пространстве России.
Впрочем, нельзя не выразить некоторого недоумения по поводу обращения О.Т. Ермишина с архивным материалом. В самом деле. Обе статьи о В.Н. Ильине написаны как квалифицированный и очень подробный пересказ-переложение трилогии «Русская культура» В.Н. Ильина, рукопись которой сейчас хранится в фонде 31 Архива Дома русского зарубежья. Счастливец автор! -посмотрел и даже рассказал! А как работать с таким материалом? На что мы будем делать ссылки? На оригинал или на пересказ? Разрешение этого пустячного недоумения может быть только одним - возможно скорой публикацией рукописи В.Н. Ильина, что, конечно, станет событием в гуманитарном мире современной России.
Во втором разделе, в «Персоналиях», О.Т. Ермишин или предлагает целостный портрет духовного пути того или иного мыслителя (И.А. Ильина, В.В. Зеньковского, Б.П. Вышеславцева, Г.В. Флоровского, Лев Шестова, С.И. Гессена) или прорисовывает отдельные сюжеты идейной эволюции других философов (Н.О. Лосского Б.В. Яковенко). Большую часть статей этого раздела автор уже публиковал в отечественной печати. Читатель, по крайней мере, с некоторыми из них знаком и составил о них собственное мнение.
Это позволяет рецензенту перейти к главному, первому разделу книги, который, напомним, назван «Основные проблемы в философии русского зарубежья
1 Здесь и далее ссылки на рецензируемую книгу даются в тексте статьи в круглых скобках с указанием страницы.
ХХ века». Как совершенно справедливо заявляет автор, «каждый философ может быть лучше понят не только в кругу своих идей, но и в контексте общей диалектики, свойственной всей эпохе (с.60). Но авторское построение «общего контекста» не представляется удовлетворительным. Уже тяжеловесное название раздела одним только звучанием своим намекает на нечто масштабное, а именно, на какую-то эпохальную целостность философии русского зарубежья. Предчувствие не обмануло. Есть, есть какие-то внутренние обручи, стянувшие философию русского зарубежья в одно целое. Обручи названы автором. Это три основные ее проблемы - христианская метафизика, историософия и эстетика. При этом автор подчеркивает, что постановка и решение первой из них определяет характер последующих двух. Религиозный онтологизм первой проблемы определяет философию истории как вторую проблему (философия истории - «в какой-то мере опять метафизика - учение о мире в его историческом развитии во времени» (с.7). Помимо этого, «в философской мысли русского зарубежья можно также обнаружить эстетику» как «учение о красоте, эстетической структуре сотворенного Богом мира». Образуемая целостность придает философии русского зарубежья некую самостоятельность, что в последующем позволит определить ее как новый этап в истории русской мысли.
В общем, так и получается. Хотя сам автор подсказывает, что три названные проблемы «не исчерпывают всю философию русского зарубежья», но, продолжает автор, «они и дают ее концептуальные контуры». В их пределах складывается «единый (условно говоря, «русский» взгляд на философские проблемы» (с. 59). Теперь-то становится вполне ясно, что сказанное О.Т. Ермишиным и есть его видение философии русского зарубежья как самостоятельного образования в истории русской мысли. В соответствии со сказанным, автор увязывает решение первой проблемы с именами Н.О. Лосского, С.Л. Франка и В.В. Зень-ковского, второй - с именами Ф.А. Степуна, Г.П. Федотова и евразийцев, а третьей - опять же с Н.О. Лосским, И.И. Лапшиным, Н.С. Арсеньевым, В.В. Вейдле и В.Н. Ильиным. Так все замечательно идет...
И вдруг читатель видит, что автор совершает иное, попятное движение. В совершенном противоречии с заявкой на «концептуальные контуры» философии русского зарубежья автор на десятой странице раздела говорит, что в этих самых «контурах» нашли свое логическое завершение метафизические поиски, начатые в начале ХХ века.
На этот раз с автором нельзя не согласиться. Но из такой правильности следуют два вывода. Во-первых, он сам стер границу между метафизикой русского религиозно-философского возрождения начала ХХ века и философией русского зарубежья. Во-вторых, теперь нужно дополнить список имен философов, которые репрезентируют проблемы метафизики. Верно, что Н.О. Лосский, С.Л. Франк и В.В. Зеньковский представляют и разрешают проблему метафизики как метафизики христианской. Но где имена других славных мыслителей -Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, П.А. Флоренского, Г.П. Флоровского и т.д.?
К другой основной проблеме, названной О.Т. Ермишиным, а именно, историософской, автор даже приблизиться не захотел, а ограничился изложением соображений новоградцев и евразийцев о России.
Что касается третьей, эстетической проблемы, то изложение эмигрантского видения у автора занимает 17 страниц, из которых половина анализирует эстетические взгляды - кого бы вы думали? - известного нашего кантианца И.И. Лапшина. Просто удивительно, что в книге он стал разработчиком и автором эстетики в христианской метафизике! Однако против такой квалификации его эстетики приведем очень верное и всем знакомое суждение В.В. Зеньковского о философии И.И. Лапшина. «У Лапшина, - написал историограф, - мы находим действительно, не просто устранение метафизики в виду гносеологических его соображений, но именно отречение от метафизики и даже больше: horror metaphysicae».
В качестве компенсации допущенной неловкости автор на прочих страницах очерка излагает «эстетические взгляды и точки зрения, высказанные рядом известных и менее известных авторов» (с. 53) - Н.С. Арсеньева, В.В. Вейдле, В.Н. Ильина. Ими, утверждает О.Т. Ермишин, «заложены принципы религиозной эстетики, критерии эстетической оценки по отношению к произведениям искусства и литературы», (с.53) которые он в сжатой форме приводит для печати.
Прямо скажем, замысел представить философию русского зарубежья неким автономным, специфическим образованием истории русской мысли не удался. Но направленность поиска автора оправдана и понятна; было бы нелепо отрицать своеобразие философии русского зарубежья. Она, если ограничить время ее существования до 1965 г., когда скончались последние великие -Н.О. Лосский и Ф.А. Степун, действительно является каким-то особым этапом в истории русской мысли. Но источником ее особенности являются радикально изменившиеся обстоятельства ее социально-культурного бывания - начиная со сносного материального состояния или, допустим, резкого сокращения числа читателей и до взаимоотношений с европейскими коллегами по философскому цеху. И, перечисляя эти обстоятельства, никак невозможно упустить главное -каждый из русских мыслителей, оказавшийся за рубежом, пережил опыт мирового по значению социального эксперимента, поставленного историей на пространствах России. Этот недоступный европейцам опыт обогатил восприятие русскими мыслителями метафизических проблем, подвигая некоторых из них к перешагиванию границы между философией и богословием. Теоретические последствия такого опыта не могли не быть. У каждого отдельно взятого философа-зарубежника они легко прослеживаются. Но за краткостью времени, отпущенного для творчества, и в силу мощной индивидуальности каждого из них эти последствия не сложились в какой-то общий вектор движения русской философии за рубежом.
Философия русского ренессанса начала ХХ века и философия русского зарубежья принадлежат к одному типу, и говорить об особой концептуальности последней невозможно. Философия русского зарубежья есть не что иное, как философия русского духовного ренессанса, которая вместе со старой Россией
революционно, насильственно была перенесена за границы Российской империи - Советской России - СССР.
И рядовой читатель, и специалист по истории русской философии с интересом ознакомятся с книгой О.Т. Ермишина. Во-первых, в ней представлено множество неизвестных нам фактов из истории русской философии. Во-вторых, даже для знающих очень полезен раздел «Персоналии», в котором автор сумел выразить свой подход к портретированию уже известных философов. В-третьих, сама предпринятая автором попытка предложить общий взгляд на философию русского зарубежья должна быть полезна каждому из современных ее исследователей.
