CC BY
23
Культура. Музей. Образ: материалы науч. конф. студентов, аспирантов, молодых ученых. СПб.: Изд-во СПБГУТД, 2015. С. 87-91.
Starostin M. I. Krigsdagbok fra Murmansk. 1941-1945. Oslo: Orkana, 2017. 766 р.
Сведения об авторе
Стрельников Владимир Валерьевич
аспирант ФИЦ КНЦ РАН, Апатиты e-mail: [email protected]
Vladimir V. Strelnikov
Postgraduate of FRC KSC RAS, Apatity, e-mail: [email protected]
DOI: 10.37614/2307-5252.2020.6.19.013 УДК 904(470.21)
М. М. Шахнович, М. А. Кулькова
Национальный музей Республики Карелия, г. Петрозаводск
Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена,
г. Санкт-Петербург
ОПЫТ ИДЕНТИФИКАЦИИ СААМСКИХ САКРАЛЬНЫХ ОБЪЕКТОВ РУССКОЙ ЛАПЛАНДИИ: «БРАТЬЯ» ПОЛУОСТРОВА СРЕДНИЙ МУРМАНСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ БАРЕНЦЕВА МОРЯ
Аннотация
Статья посвящена полевому обследованию в 2011 г. оригинального природного объекта на п-ове Средний Мурманского берега Баренцева моря — останцы «Братья». Впервые в Мурманской обл. осуществлено специализированного изучение объектов-«сейдов» Русской Лапландии. Геохимические исследования подтвердили гипотезу о том, что около скальных «столбов» совершались действия, которые можно рассматривать как жертвоприношения, т. е. он воспринимался как выразительный природный объект, наделявшийся сакральными свойствами, что определяется в историографии по саамской этнографии как «сейд». Ключевые слова:
Мурманское побережье, Баренцево море, полуостров Средний, саамский культовый комплекс, Русская Лапландия, «сейд».
Mark М. Shakhnovich, Marianna A. Kulkova
National Museum of Republic of Karelia, Petrozavodsk Herzen State University, St. Petersburg
EXPERIENCE IN IDENTIFYING SAMI SACRED OBJECTS IN RUSSIAN LAPLAND: "BRATYA" OF THE SREDNII PENINSULA, MURMANSK COAST OF THE BARENTS SEA
Abstract
The article is devoted by field investigations of stone natural object "Bratya" located in the Srednii Peninsula of the Murmansk coast of the Barents Sea which were in 2011. At the first the special study of objects-"sieidas" of the Russian Lapland was carried out
in the Murmansk region. The geochemical investigations supported the speculation about some ancient rituals like sacrifices that has been performed around rock pillars. Apparently it was perceived as expressive natural object possessing sacred properties what named in historiography of the Sami ethnography as "sieid". Keywords:
Barents Sea, Murmansk coast, the Srednii Peninsula, the Saami cult complex, Russian Lapland, "sieid".
Проблематика природных культовых объектов Лапландии
В настоящее время в археологии европейской части Российской Арктики оформилось и актуализировалось ранее мало привлекавшее специалистов перспективное направление по изучению памятников аборигенных культур нашей эры. «Вечные» исследовательские темы по дискуссионным вопросам мифологии коренных жителей Лапландии — это традиция почитания природных объектов-сейдов и проблематика саамских «ритуальных археологических комплексов»1. В 1775 г. известный немецкий этнограф Иоганн-Готлиб Георги в обстоятельном очерке о коренном населении «Российской Лопарии» приводит краткие сведения об иерархии пантеона саамских божеств и выделяет две группы священных мест: почитаемые природные объекты (горы, реки, озера) и «деревянные безобразные, из корней вырезанные или из камней устроенные идолы, первых называют они пассами, а последних, кои видны больше при озерах и реках и состоят из целых груд странно огромощенных камней, нарицают саетами» [Георги, 1799]. В нашем исследовании остановимся только на жертвенных местах, связанных с природными объектами2.
Культ выразительных природных объектов был общим для всего ареала исторического расселения саамов. Освоенное «лапландцами» окружающее пространство структурировалось посредством его мифологизации — выделения «мест особой сакральной силы», в качестве которых могли выступать разнообразные оригинальные элементы природного окружения: горы, скалы, вертикальные и горизонтальные расщелины, каньоны, отдельные валуны особенной формы, гроты, острова, пороги, водопады, озера, реки. Водоемы и расщелины преимущественно рассматривались как места сообщений между разными мирами.
Интересующие нас горы и скалы воспринимались как обиталища духов — хозяев местности3. Доминирующая высота не была основным семантическим критерием, и сакральными в ландшафте считались не все
1 Ритуальный археологический комплекс — совокупность жертвенных вещей, ритуальных остатков/останков, культовых сооружений и предмета поклонения, являющихся результатом действий, связанных с магической или религиозной практикой («святилища», «капища», «жертвенные места», «костища», «жертвенные площадки и ямы» и т. д.) [Русанова, Тимощук, 2007].
2 Из-за дискуссионности проблематики мы не рассматриваем встречаемые на Кольском п-ове и в Карелии оригинальные мегалитические сооружения — крупные валуны, установленные на небольшие камни-«подставки», с 1960-х гг. обозначаемые в российской историографии термином «сейды».
3 «Боготворение камней составляет одну из выдающихся особенностей религии Лопарей. Везде, где говорят языком лопарским, слышны предания о Сейде, Сиейде, т. е. об идолах из камня, в которых, по понятиям лопарей, живет божество и ему они приносят жертвы по большей части из рогов или оленьих костей» [Кастрен, 1860].
крупные возвышенности. В Шведской Лапландии саамские священные горы имели, например, «уникальный или странный» вид. Скалы естественной причудливой формы, сформированные эрозией, часто избирались для сакрализации, особенно если в них усматривались антропоморфные черты [Прайс, 2002: 56-57].
В региональной историографии культ природных объектов иногда трактуется как самобытное явление саамской культуры, что не соответствует действительности. В ретроспективе следы подобных анимистических представлений в различных вариантах отмечаются повсеместно на огромной территории Северной Европы и Сибири, где присутствует горный рельеф [Сериков, 2013; Шутова, 2018].
В западной части ареала исторического расселения саамов разноплановые этнографические и археологические исследования жертвенных мест проводятся целенаправленно со второй половины XIX в. Профессиональное внимание привлекали как крупные «общеродовые святилища», так и небольшие «семейно-промысловые жертвенники». Постепенно сформировались принципы работы с этими специфичными источниками по «саамской археологии», но общая методика пока не выработана и дискуссия продолжается [Аикас, 2016; Aikas, 2015; Aikas et al., 2012; Okkonen, 2007; Sarkkinen, 1995].
Существует мнение, что «культовые места кольских саамов изучены на местах их расселения достаточно хорошо» [Кошечкин, 2003: 118], но реально на территории России «святилища», соотносимые с саамским этносом, несмотря на постоянный интерес, углубленно археологами не обследовались. Информация о «лопских капищах» в известных нарративных и документальных источниках минимальна, и сведения об особенностях их функционирования основываются только на малочисленных, фрагментарных и с существенной долей субъективности сообщениях конца XIX — начала XX вв. этнографов и путешественников по Кольскому п-ову [Алымов, 1929; Визе, 1912; Xарузин, 1890]. Несомненно, часто практикуется привлечение для интерпретации разных сторон религиозного мировоззрения аборигенов Русской Лапландии более значительного блока источников по истории и этнографии саамских групп остальной части Фенноскандии. Методологически это неверно, так как уже в XIX в. отмечались различия обрядовых традиций в поклонении культовым камням у западных и восточных саамов. Кроме того, этнографические примеры не обязательно представляют собой ритуалы, непосредственно восходящие к более раннему времени.
Методика поиска культовых объектов
При отмеченной незначительности источников некоторая основа для поиска на местности объектов, которые связаны с культовой деятельностью, все же существует. В первую очередь это блок «специальной» саамской микротопонимики, собранный в 1920-1930-е гг. [Географический..., 1939], а также единичные краткие описания путешествующих специалистов, позволяющие «вычислить» местоположение сакральных объектов (см. напр.: [Xальстрём, 2013; Ramsay, 2008]). Важна и информация, собранная советскими этнографами, отложившаяся в научных архивах и нередко опубликованная
только частично. Стоит отметить, что жертвенные места, связанные с промыслами, функционировали в глубинных районах Кольского п-ова еще относительно недавно. Например, Н. Н. Гурина описывает такое «святилище» на вершине каменистого острова Колдун в южной части оз. Ловозеро: жертвенная яма, заполненная рогами оленя и окруженная кругом из вкопанных в землю рогов [Гурина, 1982: 19]. Есть сообщения о подобных объектах и у В. В. Чарнолуского: «На самой вершине холмика на берегу озера сложена груда окатанных голышей размером с детскую голову и побольше. Камни обложены оленьими рогами. Некоторые рога украшены треугольными кусками красного сукна и бусами» [Чарнолуский, 1965: 70].
В настоящее время возможности целенаправленного археологического поиска в Восточной Фенноскандии сакральных мест объяснимо ограничены. В качестве предмета специализированного исследования можно рассматривать или объекты, с которыми связаны исторические и этнографические сведения об их сакральном назначении, или выявленные в процессе площадных раскопок участки культурного слоя, отличающиеся по ряду специфичных признаков от характеристик стандартных производственных и бытовых зон, что позволяет предположить осуществление культовых действий.
Нами выбран третий вариант — направление внимания на визуально вычленяемые в ландшафте природные объекты оригинальных форм (валуны или скальные образования), с характерными топонимами, в отношении которых можно предположить, что ранее они могли восприниматься как элемент сакральной топографии.
В работе мы опирались на следующие логические положения.
«Лопские богомерския жертвища», в зависимости от своего назначения, специально обустраивались на локальных участках местности с набором признаков, отвечающих определенной модели создания сакрального пространства, или приурочивались к неординарным природным объектам. Во втором случае в качестве возможной открытой ритуальной площадки использовался «удобный» для проведения специальных действий примыкающий участок поверхности, обычно небольших размеров и, как правило, должный иметь природные или искусственно оформленные границы. В целом им было присуще отсутствие ярких признаков святилищ — скромная атрибутика и минимальное оформление.
Сакральный характер объекта предполагает соответствующую обрядовую практику, важная часть которой — это жертвоприношения: «обычаи держат и жертвы и хвалы приносят злочестивым обычаем». По этнографическим и археологическим данным, в Лапландии они могли быть самыми разнообразными в зависимости от характера «просьбы» (предметные, пищевые, символичные), но всегда несущими смысловую нагрузку: отдельные части добычи охоты и рыбного промысла (рога, шкуры, головы, копыта, мясо, кровь, жир, кости, крылья), закланные домашние животные (олени, собаки, кошки, овцы), приготовленная пища для ритуальной трапезы (молочные продукты, хлеб и т. п.), украшения и монеты, предметы одежды и личного
обихода, охотничьи принадлежности, табак и алкоголь4 (см.: [Аикас, 2016; Харузин, 1890: 168-169]).
Обетные и жертвенные приношения в таких местах совершали «анимисты» не только в «дохристианские времена», но и «по традиции» крещеные саами и, «на всякий случай», поморы. Как показывают специализированные работы на Европейском Северо-Востоке, Урале и в Прикамье, сакральные места, приуроченные к оригинальным элементам ландшафта, могли быть объектами почитания разными этническими и конфессиональными группами населения с каменного века до этнографической современности [Сериков, 2013: 35-37; Шутова, 2018].
История археологического изучения п-ова Средний
Знаменитые полуострова Средний и Рыбачий Мурманского побережья Баренцева моря находятся в 90 км к северо-западу от г. Мурманска, в 30 км к востоку от российско-норвежской границы (рис. 1). Первые находки орудий каменного века в этом районе происходят с западного берега залива Большая Мотка: в Мурманский краевой музей из местечка Озерки поступил «полированный шиферный нож», найденный в 1922 г. [Золотарёв, 1930: 115; Шмидт, 1930].
А. Нуммедаль в 1926 г. положил начало археологическому изучению морского побережья п-ова Средний [Китте<1а1, 1929]. В 1928 г. норвежские археологи Вяйно Таннер и Гуторм Гьессинг на северном берегу губы Малая Волоковая нашли стоянку «арктического неолита» Мааттивуоно Ротойоки с восемью жилищными впадинами и одно саамское поселение. На следующий год финский исследователь Сакари Пялси раскопал здесь два жилища, которые по геологическим данным датировал временем 4000-3000 л. н. и отнес
4 «Всяк приносит от себя единственно жертву. Приготовляясь к обряду сему, очищается и привязывает крепко всех собак, что б какая-нибудь не перебежала чрез его дорогу, а потом, взяв с собой кости или рога требуемого богами в жертву зверя, пускается в путь к святому месту, не говоря о том никому, а увидев оное, кидается опрометью на землю и ползет к своей святыне. Потом возлагает приношение свое на жертвенник, молится, прижав лицо свое к земле, и, встав, возвращается в свое жилище. Большая половина жертв остается просто на месте, а оттого превеликие скопляются груды костей, рогов, но некоторые зарывают оные, потому может быть, что дарят подземным божествам. Мяса не приносят никогда в жертву, будучи крепко уверены, что боги не приминут оным покрыть кости» [Георги, 1799]. «А обычаи де оне, лопари, держат от прародителей своих. Когда им бывает время ходить на какие промыслы для зверя и для оленей и для рыбы, и в то время обещаюца оне приносить жертвы: иной — дереву, иной — каменю, иной — кусту, первого зверя промысла своего оленя или иного коего добудет. И сняв с него кожу, а кровь выточиши в сосуд, и мясо розсекают, и тою кровию обливают дерево, или камень, и куст, и кожею покрывают, а мясо розсекши, мечют по земли для приношения. И розметав по земли, отшедшы от того места, и приносят хвалу птицам и зверем. А в похвале своей говорят: «птицы и звери, промысла нашего мяса поядаите, а зла нам в промыслу никакова не делайте». А дерево, или камень, или куст кожею покрывшы, и отшед тому месту, кланяются и хвалу приносят, и говорят: «Даи нам, Господи, чем бы нынешной год жить». А иные тех мяс оставляют и сами ядят. И бес того де богомерского своего обычая оне, лопари, никакакие свои промыслы преж сего и по се время не ходили. <.. .> Они же приносят жертвы водам: мечют в воду серебро, медь, олово и хлеб и просят себе от вод в промыслах прибытка и себе здоровья. Да оне же отдают домовых своих оленей в жертву горам и дереву и молятся, чтоб у них олени долго жили и плодилися» [Цит. по: Жуков, 2004: 299-300].
к типу Грессбаккен. Рекогносцировочные работы провел в 1934 г. Ё. Леппеахо [^е^опеп, 2006].
В 1935 и 1937 гг. «по поручению ИИМК и Советской секции Международной ассоциации по изучению четвертичного периода (INQUA)» в самой северо-западной точке СССР работали геолог Б. Ф. Земляков и археолог ГАИМК П. Н. Третьяков, обнаружившие на песчано-гравийных обнажениях береговых валов 12 пунктов с кварцевыми находками. В советской части п-ова Средний (западное побережье залива Большая Мотка) были зафиксированы три стоянки «арктического палеолита и неолита»: две на западной стороне залива около местечка Озерки и одно — на берегу ручья Корабельный [Третьяков, 1937: 227-228; Земляков, 1940: 114-117]. Работы в этом районе продолжены в 1965 г. экспедицией ЛОИА АН СССР, которая по берегам губы Большая Мотка обнаружила еще двадцать новых памятников каменного века [Гурина, Кошечкин, 1978: 80-86].
Рис. 1. Мурманская обл. Место проведения работ в 2011 г.
Об «остатках древних саамских становищ» есть только несколько кратких сообщений. Этнограф Н. Харузин упоминает заброшенное саамское капище на скале Шараповнаволок на п-ове Рыбачий [Харузин, 1890: 192], а Б. Ф. Земляков и Н. Н. Гурина — «группу землянок в Мотовском заливе, у подножия горы Рока-Пахта», «целые серии эллиптических ям с крестообразно идущими ходами, прорезающими галечные отвалы по четырем направлениям» [Гурина, 1951: 144, 166; Земляков, 1936: 61;]. В 1994 г. на п-ове Рыбачий выявлены несколько саамских позднесредневековых поселений [Мурашкин, 2005: 149]. Известные по историческим документам, древности «московитского времени» археологами не обследовались. Только в 2017 г. проводился поиск остатков средневековых волоков на перешейках, ограничивающих п-ов Средний с юга и востока [Шахнович, 2019].
Работы 2011 г.
Постановка проблемы. Обычный набор задач начального этапа полевого обследования выявленного памятника археологии: предварительное датирование, определение функционального назначения, культурной принадлежности и границ распространения слоя. Нередко регламентированный максимальный объем шурфовки не может дать окончательных ответов на эти вопросы, в то же время в климатически суровых условиях труднодоступных областей Заполярья актуальна потребность в минимизации земляных работ в процессе разведок.
В 2011 г. совместно со специалистами изотопного центра МРЦКП РГПУ им. А. И. Герцена проведена археологическая экспедиция для обследования интересных объектов с неясной атрибутикой «Круги» и «Братья», которые располагаются в разных местах п-ова Средний.
Целью работ была апробация одного из «облегченных» вариантов первичного изучения памятников археологии — получение необходимой информации без проведения земляных работ и с наименьшим «вторжением» в культурный слой. Предварительные итоги этих изысканий ранее рассматривались в небольших публикациях в специализированных изданиях [Кулькова, Шахнович, 2012а, б]. В последующем подобные партнерские исследования по опробованной методике были продолжены на других археологических объектах Мурманской обл. и Карелии [Шахнович и др., 2015, 2019; Шахнович, Кулькова, 2015; The reconstruction..., 2019].
Скальные останцы «Братья» — памятник послеледниковой геологической истории Фенноскандии, расположенный непосредственно на морском берегу, в северо-западной части п-ова Средний (рис. 2). Два живописных каменных «столба» причудливой формы своей выразительностью выделяются в окружающем ландшафте, производя большое впечатление на путешественников, которые воспринимали их как природные «статуи» с мифологической смысловой нагрузкой5. Другие геологические образования подобного вида в этом районе нам не известны. Отправной точкой для работы в 2011 г. стало наше предположение о возможных ритуальных мероприятиях, которые производились около данных каменных останцев.
5 «Дорога шла частью по обломкам шифера, покрывающим на всем полуострове фундамент скал, а частью болотами и кустарником ползучей березы. <...> Четыре часа шли мы эти пятнадцать верст, постоянно делая привалы; слишком утомителен был этот подъем. Но вот склон кряжа становится все отложе, обломки шифера попадаются реже (их отсюда смывает вниз), путь наш пролегает по гладким площадкам обнаженных скал, и нам осталось каких-нибудь сажен триста до двух «братанов». Так называются два каменных столба, стоящих или нарочно поставленных на самом перевале кряжа. Их видно очень издалека, и на них всегда держат направление пешеходы из Малой Корабельной в Большую — это кратчайший путь» [Подвысоцкий, 1876: 64]. «У подножия скалы-пахты, на небольшом от нее отдалении, на промежутке между ней и морским берегом стоят окаменевшие нойды. Здесь их два: нойта Киирреи-Укко и нойта Киипери-Акка. Место обитания могущественных чародеев Киипери — в сланцеых, шиферных кучах горы Пууманки. Они стоят тут, на кромке крутого берега, рядом друг возле друга, оканемевшие, согласно одному из преданий, в наказание за свои злодеяния. Тридцатиметровые каменные изваяния, напоминающие готовящихся к взлету птиц, с вытянутыми шеями и тревожно повернутыми в сторону моря головами» [Цит. по: Мацак, 2005: 148].
Рис. 2. Полуостров Средний, останцы «Братья». Вид с северо-запада (слева) и с востока
В процессе обследования археологами культовых природных объектов выработаны несколько основных критериев, при наличии которых можно утверждать об их возможном сакральном характере: зафиксированная практика «почитания», следы антропогенного воздействия и сопутствующие находки [Макаров, Чернецов, 1988]. Но подтвердить нашу гипотезу с помощью только археологических методов объективно сложно. В естественно дренируемых песчано-гравийных почвах Восточной Фенноскандии остатки антропогенной деятельности почти из всех материалов (кроме артефактов из кристаллических горных пород и хорошего обжига керамики) подвергаются активному физическому и химическому разрушениям, чаще всего приводящим с течением времени к частичному или полному изменению первоначального состояния. Плохая сохранность «следов человеческого бытия» существенно уменьшает информационный массив, получаемый с помощью археологических методик. Одно из возможных решений в данной ситуации — это использование при изучении культурного слоя методов естественных наук, адаптированных для работы с археологическими источниками.
Общее описание памятника. «Столбы» располагаются на ровной, покрытой ягодником первой морской террасе — древнем галечном пляже, на высоте около 15 м над уровнем моря. Высота их — около 30 м, удаленность от края террасы — 10 и 25 м, друг от друга — 45 м. Под дерном — неокатанный скальный обломочный материал («щебень») с крупнозернистым песком (рис. 3).
«Братья», как и весь западный берег п-ова Средний, сложены «кровельным», плитчатым хлоритовым сланцем — легко разрушающейся, мягкой, слоистой породой. По периметру на высоту 10-15 м останцы окружены широкими поясами задернованных осыпей из обломков мелких сланцевых плиток, без «свежих» кусков на поверхности. Механическое их разрушение происходило под воздействием физического выветривания, колебаний температуры, «морозобоя» и, что наиболее вероятно, во время сейсмических толчков [Николаева, 2009]. Кольский регион, входящий в северо-восточную часть Балтийского щита, рассматривается сегодня как тектонически активная и сейсмогенерирующая провинция. В Печенгском районе существуют следы от землетрясений мощностью 6-9 баллов, происходивших в период от освобождения территории от ледника до исторического времени [Спиридонов, 2005; Николаева, 2006, 2009: 338, 340; Никонов, 2014]. Возможно, крупные сейсмические катаклизмы и сформировали современный облик наших останцев.
Рис. 3. Полуостров Средний. 2011 г. План останцев «Братья»: 1 — останцы; 2 — участки геохимического обследования. Сечение горизонталей через 1 м
Крутой обрыв берега, широкая панорама океана с видом на Айновы о-ова, единственный путь вдоль океанского побережья, стекающие по стенам берегового каньона пресноводные ручьи, хорошая солнечная экспозиция, немаловажная в летнее время продуваемость — это небольшой перечень «комфортных» условий этого места. В качестве частного наблюдения упомянем, что на данном участке побережья только между «столбами» существует эффект такого акустического явления, как однократное эхо.
На самый верх «столбов» забраться невозможно, что, вероятно, было препятствием и для древних «посетителей». В их очертаниях мы не усмотрели «антроморфизма». Не исключено, что аборигенами они все же воспринимались как гигантские человеко- или орнитоподобные фигуры. При визуальном осмотре какие-либо гравировки на сланцевых плитках по бокам останцев не отмечены.
Методика геохимического картирования. При отсутствии маркирующих находок, что часто бывает при предварительном обследовании, важный фактор для выработки объективного заключения — привлечение геохимических методик. Это позволяет решать вопросы, на которые трудно или часто невозможно ответить только «классическими» способами археологии. Одна из значимых задач, которая может быть реализована с помощью естественнонаучных методов, заключается в индикации археологических памятников и реконструкции различных функциональных зон в местах древних обитаний. В этом случае материалы раскопок дополняются информацией о структуре антропогенных отложений, об условиях их формирования и накопления, что многократно повышает информативную результативность работ.
При оконтуривании границ поселений с нечетким культурным слоем самый простой для оперативного применения в полевых условиях — это метод фосфатного анализа. Подобные работы по определению признаков существования сакральной практики в известных по этнографии местах саамских «капищ» в это же время проводились финляндскими коллегами в трех пунктах Финской Лапландии. Это была интересная, но, к сожалению, малорезультативная попытка обнаружить следы от жертвенного обмазывания (кровь, жир) на боковых поверхностях камней-«сейдов» [Аикас, 2016; Äikäs et al., 2012].
Учитывая сложность задачи, мы решили провести полное картирование минералого-геохимического состава отложений на выбранных двух участках у подножий останцев. Методики отбора образцов по площади с использованием многоэлементного анализа и обработки данных методами математической статистики успешно развиваются в последнее время в России [Кулькова, 2012]. Предполагалось, что аналитические исследования распределения элементов -индикаторов антропогенных систем, а также их ассоциаций, полученных с помощью методов математической статистики, составление моно-и полиэлементных карт, сравнение геохимических данных с археологическими материалами позволят установить расположение возможных функциональных зон, остатков конструкций, кострищ и ям, дадут основание для их интерпретации.
Накопление того или иного элемента обусловлено различными природными факторами формирования отложений и их последующего диагенетического преобразования, продолжительности и интенсивности оккупации людьми данного места и процессов, происходящих после погребения древних отходов жизнедеятельности. Их поведение зависит от кислотно-щелочных (pH) и окислительно-восстановительных (Eh) условий, содержания органического вещества, минерального состава и текстуры почв. Поэтому разные элементы ведут себя неодинаково в идентичном геохимическом состоянии при почвообразовании на древнем поселении. Для оценки антропогенного воздействия на окружающую среду использовался способ «многоэлементного» анализа [Parnell, Terry, 2002; Wilson et al., 2007].
Каждая фаза антропогенной активности на поселении или в пределах ритуальных и хозяйственных участков изменяет свойства, состав почв и оставляет свой геохимический след в отложениях. Главными элементами, которые могут характеризовать антропогенное воздействие, являются фосфор, кальций и стронций — основные компоненты, входящие в состав минеральной части костной ткани, зубов, роговых образований [Costa, Kern, 1999; Nunez, 1977]. В процессе захоронения карбонат-апатит, из которого состоит минеральная часть костной ткани, практически не растворяется и не вымывается водными потоками. Поэтому в местах поселений, и особенно в захоронениях людей и животных, содержания фосфора, кальция и стронция имеют существенные аномальные значения. Для характеристики антропогенного влияния используются также калий, рубидий, марганец и, в некоторой степени, цинк. Аномальные содержания на поселениях и в местах жилых помещений связываются с зонами очагов (K, Rb, Zn) и остатками органического происхождения (Mn, Ba) [Aston, 1998; Griffith, 1981; Middleton, Price, 1996].
При отборе образцов отложений мы основываемся исключительно на нашем субъективном восприятии о «комфортности для проведения ритуальных действий», на объекте «Братья» выделены два участка, вытянутые по линии
север — юг. Первый — площадью 54 м2 (10^3-6 м) — располагается к западу от северного «столба», занимает ровную площадку террасы и часть осыпи на высоту около 1,5 м. Второй участок (56 м2) находится на ровной площадке между осыпями обоих останцев. Образцы отложений под небольшим слоем дерна и торфа, на глубине 0,15 м от современной дневной поверхности, отбирались по условной сетке, примерно через 1,5 м друг от друга. Контрольные, «фоновые», пробы грунта сделаны на удалении от «столбов»: в 50 м к югу, а также на южном и западном склонах осыпи. Кроме того, были взяты пробы грунта за пределами «поляны».
Химический состав проб определялся методом рентгеноспектрального флуоресцентного анализа на спектрометре «Спектроскан МАКС» в лаборатории Геохимии окружающей среды РГПУ им. А. И. Герцена, с последующей обработкой методами математической статистики [Klecka, 1980]. В результате камеральной подготовки геохимических данных с помощью компьютерной программы Surfer Mapping System (Version 9.0) были построены графики и карты, отображающие пространственное распределение в почвенном слое памятника показателей содержания основных геохимических индикаторов, связанных с антропогенной активностью и особенностями природных процессов осадконакопления: меди, цинка, кальция, калия, магния, фосфора, хрома, кадмия, натрия и свинца. Факторный анализ позволил вычленить группу элементов -индикаторов деятельности человека на памятнике и дал возможность выявить соотношения между ними, характеризующими антропогенное воздействие на культурный слой объекта, и остальными химическими составляющими, относящимися к природному минеральному составу отложений (рис. 4).
0.2 0,0 -0,2 -0,4
о
S -0,6
ш
п.
-0,8 -1,0
-1,2 1,0 -0,8 -0,6 -0,4 -0,2 0 0,2 0,4 0,6 0,8 1,0 Factor I
Рис. 4. Главные химические компоненты, характеризующие антропогенную активность на памятнике
Геохимическое картирование. Кратко приведем основные выводы по результатам обследования участков поверхности около культового комплекса «Братья».
Формула первого фактора (И) (63,5 %):
СаО(0,80), 8Г(0,89), Р205(0,33) / ЛЪ03(0,98), 8102(0,97), ТЮ2(0,99), Хх
показывает антагонизм между группами элементов, связанных с антропогенной деятельностью, и элементами, отражающими состав материнских пород и сформировавшимися с участием процессов выветривания.
Для того чтобы отделить кальций и стронций из антропогенных остатков от кальция и стронция, входящих в состав породообразующих минералов, использовались соотношения Са0/(Са0+^20) и Sr/(Sr+Na2О). Выявленное аномальное распределение значений модулей Са0/(Са0+№20) и Sr/(Sr+ ^20) может быть связано с концентрациями костных остатков и тканей, со сжиганием костей или разделкой животных. По сравнению с содержанием кальция в фоновых образцах (0,2-0,5 %), отобранных за пределами памятника, аномальными можно считать содержания 1-3 %. По стронцию фоновые содержания — 0,08-0,17 %, повышенные содержания — 0,3-0,36 %.
Полученные данные показывают, что на исследованных обоих участках памятника можно выделить две аномальные зоны, которые, возможно, могут быть местами ритуальных действий. К этим зонам относятся и аномалии, установленные по калию и рубидию. Соотношение К20/(Ка20+К20) является индикатором древесной золы в отложениях культурного слоя и может в данном случае рассматриваться как маркер участков прикострищных зон. Распределение значений геохимического модуля ЯЬ/(ЯЬ+К20) хорошо коррелирует с К20/(Ча20+К20)-модулем.
Костровые зоны также могут характеризоваться повышенными значениями цинка и меди. Зоны геохимических аномалий по этим элементам немного смещены относительно зон аномалий калия и рубидия. На участке 2 интенсивность отклонений уменьшается. Полученные данные указывают на присутствие мест разведения огня и выбросов из них в рассматриваемой структуре.
Увеличенные значения фосфатов (Р205) в отложениях подтверждают полученные данные о существовавшей значительной антропогенной активности. Их концентрация совпадает с ранее выделенными зонами по другим антропогенным элементам. Фоновые содержания фосфора — 0,1-0,5 %, повышенные — 1-1,6 %.
Несколько иная картина наблюдается относительно значений распределения свинца, который также связан с деятельностью человека. Его повышенные аномальные значения связаны с современным техногенным воздействием, так как хорошо маркируют проходящую рядом дорогу. Свинец накапливается почвами и растительностью, попадает в окружающую среду вместе с выхлопными газами автомобильного транспорта.
Можно предположить, что зоны с повышенными содержаниями комплекса таких элементов, как Р, Са, К, 8г, ЯЬ, Хп, Си, маркируют участки ритуальной практики, где могли оставляться сакральные приношения, разделываться мясо животных, разводиться огонь. Останки животных после их разделки, приготовления, захоронения и разложения обогащали почву этими элементами, что в большей степени проявляется на участке 1, а на участке 2 отмечается продолжение этой зоны. Возможно, «ритуальная зона» распространялась и выше по склону останца (рис. 5).
Рис. 5. Останцы «Братья». «Ритуальная зона»: участок 1 (слева) и участок 2 Выводы
Впервые за весь многолетний период археологических работ в Мурманской обл. проводилось углубленное специализированное изучение «сейдов» Русской Лапландии. Геохимические исследования подтвердили гипотезу о том, что около «Братьев» совершались обрядовые действия, которые можно рассматривать как языческие жертвоприношения, связанные с охотничьей и бытовой магией. Другими словами, эти скальные останцы воспринимались в качестве выразительного природного объекта и наделялись сакральными свойствами; они были тем, что обычно в историографии по саамской этнографии называется «сейдом»: «Сейд — это не что иное, как природный объект, вполне заурядного вида, но необычных пропорций» [Хальстрём, 2013: 27].
Из-за незначительной продолжительности работ и небольшой площади исследований проведен самый начальный этап реконструкции мифоритуальной практики на памятнике. Многие интересные вопросы остаются пока открытыми. Существовали ли какие-то конструкции из дерева, камней, рогов (столбы, навесы, помосты, выкладки) и раздельные функциональные зоны, подразумевающие разное обрядовое структурирование пространства? Проводилось ли «погружение в землю» или жертвоприношения носили «упрощенный» характер? В какой временной период и как долго функционировало данное священное место? Какова степень общественной значимости «Братьев» среди других культовых мест района?
Таким образом, если ранее ритуальные археологические комплексы саами были отвлеченным понятием без конкретных характеристик, то работы 2011 г. позволяют наполнить его более определенным содержанием.
Экспедиции по поиску сейдов в Мурманской обл. продолжаются. В 2010 г. В. Г. Мизин результативно обследовал северное побережье Кольского п-ова в заливах Ивановская, Зеленецкая, Вящина [Мизин, 2012], в 2012 г. В. А. Лихачёв провел интересное исследование в Западных Хибинах на оз. Вудъявр и на острове Сейт-суол оз. Имандра [Лихачёв, 2013]. В 2016 г. сотрудники МОКМ разыскали зафиксированные в 1939 г. «жертвенники» на южном берегу оз. Сейдозеро [Дзенисов, 2018], М. М. Шахнович в 2017 г. нашел группу сейдов на п-ове Средний.
Работа выполнена при финансовой поддержке Николая Владимировича Куликова (ООО «Арктические технологии»).
Список сокращений
КСИА — Краткие сообщения Института археологии РАН
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР
Список литературы
Аикас Т. Саамские сакральные места — археологическое изучение в Финляндии // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья. 2016. Вып. 9. С. 159-176.
Алымов В. Живая лопарская древность // Карело-Мурманский край. 1929. № 8-9. С. 17-19.
Визе В. Ю. Лопарские сейды // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1912. № 9. С. 395-401; № 10. С. 453-459.
Географический словарь Кольского полуострова: 2 т. Л.: Изд-во ЛГУ, 1939. Т. 1. 144 с.
Георги И.-Г. Лопари // Описание всех обитающих в Российском государстве народов: их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопримечательностей: в 4 т. СПб., 1799. Т. 1. С. 35-53.
Гурина Н. Н. Время, врезанное в камень: из истории древних лапландцев. Мурманск: Кн. изд-во, 1982. 120 с.
Гурина Н. Н., Кошечкин Б. И. Датировка неолитических памятников Кольского полуострова и методы ее установления // КСИА. М., 1978. Вып. 153. С.80-86.
Гурина Н. Н. Неолитические поселения северного побережья Кольского полуострова // МИА. М., 1951. № 20. С. 143-167.
Дзенисов Г. А. По следам забытой экспедиции // Земля Тре. 2018. Вып. 4. С.124-125.
Жуков А. Ю. Саами в ХШ-ХУП вв. (публикация источников и комментарий) // Антропологический форум. 2004. № 1. С. 298-322.
Земляков Б. Ф. Отчет о работах Кольской экспедиции // Труды советской секции ^ИА. 1936. Вып. II. С. 54-61.
Земляков Б. Ф. Арктический палеолит на Севере СССР // Советская археология. М., 1940. № 5. С. 107-143.
Золотарёв Д. А. На Западно-Мурманском побережье летом 1928 года // Кольский сборник: материалы комиссии экспедиционных исследований АН СССР. Л.: Изд-во АН СССР, 1930. Вып. XXIII. С. 1-22.
Кастрен М. А. Путешествие Александра Кастрена по Лапландии, северной России и Сибири (1838-1844, 1845-1849). СПб.: Тип. А. Семёна, 1860. 495 с.
Кошечкин Б. И. Древние религиозные представления и обряды кольских саамов // Прибалтийско-финские народы России. М.: Наука, 2003. С. 118-124.
Кулькова М. А. Методы прикладных палеоландшафтных геохимических исследований: учеб. пособие. СПб.: Изд-во РГПУ, 2012. 154 с.
Кулькова М. А., Шахнович М. М. Археолого-геохимическое исследование сакральных объектов Западного Мурмана (п-ов Средний) // Комплексные исследования природы Шпицбергена. 2012а. Вып. 11. С. 132-141.
КульковаМ. А., ШахновичМ. М. Опыт комплексного археолого-геохимического исследования культовых памятников Мурманского Заполярья (п-ов Средний) // Первобытные древности Евразии. М.: ИА РАН, 2012б. С. 657-676.
Лихачёв В. Сейд у Большого Вудъявра // Земля Тре. 2013. Вып. 1. С. 17-25.
Макаров Н. А., Чернецов А. В. К изучению культовых камней // Советская археология. М., 1988. № 3. С. 79-90.
Мацак В. А. Печенга. Опыт краеведческой энциклопедии. Мурманск, 2005.
1008 с.
Мизин В. Г. Роль камней сейдов в мифологическом освоении пространства // Историко-культурный ландшафт Северо-Запада-2. Пятые Шегреновские чтения. СПб.: Европейский дом, 2012. С. 5-15.
Мурашкин А. И. Археологические памятники Кольского полуострова и проблема происхождения саамов // Археологические вести. 2005. Вып. 12. С. 148-152.
Николаева С. Б. Сейсмогенные деформации в отложениях раннеголоценовой террасы реки Печенга (Кольский полуостров) // Доклады Академии наук. Серия геология. 2006. № 1, Т. 406. С. 69-72.
Николаева С. Б. Реконструкция сейсмичности побережья Баренцева моря в позднем плейстоцене и голоцене // Геологические опасности / Архангельский НЦ УрО РАН. Архангельск, 2009. С. 338-341.
Никонов А. А. Сильнейшее на Мурманском побережье историческое землетрясение 1503 г. (по преданию двинских поморов) // Юдахинские чтения. Геодинамика и экология Баренц-региона в XXI веке / Архангельский НЦ УрО РАН. Архангельск, 2014. С. 189-192.
Подвысоцкий А. О. Рыбачий полуостров: Воспоминания о поездке на Ледовитый океан // Русский вестник. 1876. № 9. С. 5-65.
Прайс Н. Острова Белого моря в сознании саамов // Культурное и природное наследие островов Белого моря. Петрозаводск, 2002. С. 55-60.
Русанова И. П., Тимощук Б. А. Языческие святилища древних славян. М.: Ладога-100, 2007. 304 с.
Сериков Ю. Б. Природные объекты в культах и обрядах древнего населения Урала // Тверской археологический сборник. 2013. Вып. 9. С. 31-44.
Спиридонов А. В. О палеосейсмодислокациях в районе Печенгской структуры // Геофизические исследования / ИФЗ РАН. 2005. Вып. 4. С. 73-78.
Третьяков П. Н. Экспедиция по изучению «арктического палеолита» // Советская археология. М., 1937. II. С. 227-228.
Хальстрём Г. Места жертвоприношений в Русской Лапландии // Земля Тре. 2013. Вып. 1. С. 25-33.
Харузин Н. Русские лопари. (Очерки прошлого и современного быта) // Известия Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Т. ЬХУ! Труды Этнографического отдела. Т. 10. М.: Товарищество Скоропечатни А. А. Левенсон, 1890. 472 с.
Чарнолуский В. В. Легенда об олене-человеке. М.: Наука, 1965. 139 с.
Шахнович М. М., Кулькова М. А. Опыт археологического изучения валунных сложений Восточной Фенноскандии: «Ковдорские платформы» // Тверской археологический сборник. 2015. Вып. 10, т. II. С. 245-255.
Шахнович М. М., Кулькова М. А., Сонина А. В. К вопросу о валунных насыпях в Северном Приладожье: опыт комплексного исследования // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху Средневековья. 2019. Вып. 12. С. 496-509.
Шахнович М. М., Кулькова М. А., Сонина А. В. Хендолакшский лабиринт в Кандалакшском заливе Белого моря // Археология Севера. 2015. Вып. 6. С. 149-156.
Шахнович М. М. Средневековые волоки Мурманского побережья Баренцева моря // Вестник Кольского научного центра РАН. 2019. № 3 (11). С. 101-123.
Шмидт А. В. Древний могильник на Кольском заливе // Кольский сборник: материалы комиссии экспедиционных исследований АН СССР. 1930. Вып. XXIII. С.119-169.
Шутова Н. И. Общие и особенные черты священных мест Урала и Среднего Поволжья эпохи Средневековья // Уральский исторический вестник. 2018. № 1 (58). С. 109-117.
Aikas T., Bergmann U., Salmi A-K An Attempt to use Blood Residue Analysis to Identify Sacrificial Practices at Sieidi Sites // FA. 2012. XXIX. P. 93-104.
Aikas T. From Boulders to Fells: Sacred Places in the Sami Ritual Landscape: Monographs of the Archeological Society of Finland. Oulu, 2015. 5. 294 p.
Aston M. A., Jackson A. W., Martin M. H. The use of heavy metal analysis for archaeological surveying // Chemosphere. 1998. Ко. 37. С. 465-477.
da Costa M. L., Kern D. C. Geochemical signatures of tropical soils with archaeological black earth in the Amazon, Brazil // J. Geochemical Exploration. 1999. Ко. 66. Р. 369-385.
Griffith M. A. A pedological investigation of an archaeological site in Ontario, Canada: An examination of the soils in and adjacent to a former village (Part 2) // Geoderma. 1981. Ко. 25. Р. 27-36.
Klecka W. R. Discriminant analysis. London: Newbury Park: SAGE Publications, 1980. 71 с.
The reconstruction of functional zones at Neolithic to Early Iron Age sites in the Neva river basin (Russia) by means of geochemical markers / M. A. Kulkova [et al.] // MASF / ed. К. Mannermaa, М. А. Manninen, Р. Pesonen, L. Seppanen. Helsinki: Harvest, 2019. 7. P. 72-92.
Middleton W. D., Price T. D. Identification of Activity Areas by Multi-element Characterization of Sediments from Modern and Archaeological House Floors using Inductivity Coupled Plasma-atomic Emission Spectroscopy // J. Archaeological Sci. 1996. Ко. 23. Р. 673-687.
Nummedal A. Stone age finds in Finnmark. Oslo: H. Aschehoug & 1929. 100 s.
Nunez M. G. Archeology through soil chemical analysis: an evaluation. Helsinki: University of Helsinki Department of Archaeology, 1977. 14. 134 р.
Okkonen J. Archeological investigations at the Sami sacrificial site of Ukonsaari in Lake Inari // Fennoscandia archaeological. 2007. XXIV. Р. 29-38.
Parnell J. Ja., Terry R. E. Soil Chemical Analysis Applied as an Interpretive Tool for Ancient Human Activities in Piedras Negras, Guatemala // J. Archaeological Scie. 2002. Ко. 29. Р. 379-404.
Ramsay W. Imandrajarvesta ja Rasnjarkan lappalaisista // Acta Lapponica Fenniae. 2008. Ко. 20. Р. 93-104.
Sarkkinen M. Sakred stones in Finland — Remnants of a Prehistoric Cult // Европейский Север: взаимодействие культур в древности и Средневековье: материалы по археологии Европейского Северо-Востока. 1995. Вып. 14. С. 55-71.
Seitsonen O. Petsamo Maattivuono Rotojoki: two Late Stone Age dwellings excavated by Sakari Palsi in 1929 // People, material culture and environment in the ШИк 2006. P. 226-237.
Wilson C. A., Davidson D. A., CresserM. S. Evaluating the use of multi-element soil analysis in archaeology: a study of a post-medieval croft (Olligarth) in Shetland // Atti Societa Toscana di Scienze Naturali di Piza, Memori Serie. 2007. A. 112. Р.69-77.
Сведения об авторах
Шахнович Марк Михайлович
кандидат исторических наук, научный сотрудник Национальный музей Республики Карелия, Петрозаводск e-mail: [email protected] Кулькова Марианна Алексеевна кандидат геолого-минералогических наук, доцент
Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург Mark М. Shakhnovich
PhD (History), Research Fellow of Ше National Museum of Republic of Karelia, Petrozavodsk, e-mail: [email protected] Marianna A. Kulkova
PhD (Geological and Mineralogical), Associated Professor, Herzen State University, St. Petersburg
DOI: 10.37614/2307-5252.2020.6.19.014 УДК 331.556.2:316.346.32-053.6
О. А. Сулейманова
Центр гуманитарных проблем Баренц региона
ФИЦ «Кольский научный центр Российской академии наук»
«НА СЕВЕРЕ — ЖИТЬ?»: ОПЫТ ПЕРЕЕЗДА
И МИГРАЦИОННЫЕ УСТАНОВКИ МОЛОДЕЖИ МУРМАНСКОЙ ОБЛАСТИ Аннотация
На основе текстов биографических интервью анализируются истории переезда молодых людей на Кольский Север. Рассмотрены аспекты, касающиеся мотивов переезда, процесса адаптации на новом месте жительства и миграционных установок. Как показало исследование, на миграционные процессы и установки молодежи влияют различные факторы: социально-экономические, культурно-бытовые, психологические и др. Ключевые слова:
адаптация, миграционные установки, молодежь, Мурманская обл., опыт переезда.
O. A. Suleymanova
Barents Centre of the Humanities of the Kola Science Center of RAS
"IN THE NORTH — TO LIVE?": EXPERIENCE OF MOVING
AND MIGRATION ATTITUDES OF YOUNG PEOPLE OF THE MURMANSK REGION
Abstract
Based on the texts of biographical interviews, the author analyzes the stories of young people moving to the Kola North. The aspects related to the motives of moving,
