CC BY
429
РАЗДЕЛ II. НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
УДК 129 ББК Ю 6 - 63
Д. С. Алексеев
опричнина как этническая агрессия
В статье предпринимается попытка социально-философского анализа явления опричнины. Рассматриваются проблемы методологии изучения опричнины в исторической и философской науке. Проводится анализ явления опричнины в контексте концепции Л. Н. Гумилева; рассматриваются причины возникновения, свойства и последствия опричнины. Опричнина квалифицируется как системная целостность людей с негативным мироощущением, или «антисистема».
Ключевые слова: опричнина, этническая агрессия, «антисистема».
D. S. Alekseev
Opritchina as an ethnic aggressive
This article is supposed to consider the social-philosophical analysis of opritchina. The article is devoted to the methodology of studying the opritchina in historical and philosophical science. The analysis of oprithina is given in the context of L. N. Gumilev's method. The article considers the reasons of appearance of opritchina, its characteristics and its consequence. Opritchina is qualified as an integrity of people with the same negative attitude to life or we call if as "antisystem".
Keywords: opritchina, ethnic aggression, "antisystem".
Понятие «опричнина» обладает несколькими значениями. Первоначально так именовалось особое удельное владение женщин из великокняжеской семьи (Х1У-ХУ вв.), «вдовий удел», оставляемый за женой погибшего на воинской службе феодала. Однако в историю России термин «опричнина» вошел как обозначение специфической внутренней политики Ивана Грозного. Здесь в нем традиционно выделяют несколько аспектов: 1) название удела Ивана Грозного в 1565-1572 гг. с особой территорией, войском и государственным аппаратом; 2) комплекс внутриполитических мер Ивана Грозного в 1565-1572 гг., направленный на централизацию государства и борьбу с изменой в среде феодалов (массовые репрессии, казни, земельные конфискации и т. д. ). В целом термин стал восприниматься как синоним террора, жуткого произвола властей.
По замечанию Л. Н. Гумилева, «явление опричнины, как никакое другое, издавна привлекало к себе историков: и дореволюционных (Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, С. Ф. Платонов), и современных (С. Б. Веселовский, А. А. Зимин, Р. Г. Скрынников, Д. Н. Альшиц)» [1, с. 206]. Действительно, полемика относительно причин создания, целей, методов и результатов опричнины, начатая еще при жизни Ивана Грозного, ведется уже на протяжении шести столетий. В целом, большую часть мнений ученых можно свести к двум противоположным точкам зрения:
1) опричнина не носила никакого закономерного характера и была обусловлена преимущественно личными качествами царя Ивана Грозного при стечении неблагоприятных обстоятельств экономического, социального и ситуативного характе-
ра (Н. М. Карамзин, Н. И. Костомаров, В. О. Ключевский);
2) опричнина являлась систематизированной, организованной и хорошо спланированной политикой царя, направленной на борьбу с противостоящими ему и прогрессивному развитию российского государства социальными силами - боярской оппозицией, остатками удельно-княжеской системы, сепаратизмом и экономической конкуренцией ряда регионов (Новгорода, Пскова, Твери), сопротивлением церкви как мощной, противостоящей государству организации (С. М. Соловьев, С. Ф. Платонов, А. А. Зимин, В. Б. Кобрин).
Указанные точки зрения ученых до сих пор остаются спорными и единого мнения по различным аспектам опричнины на данный момент нет. Во многом это объясняется глубокими противоречиями в самом изучаемом явлении. С одной стороны, опричнина, действительно, имела высокую степень организации и действовала на уровне государственного учреждения с определенными целями и задачами. Поэтому само наличие явления подобного масштаба без объективных причин должно противоречить логике. С другой стороны, вследствие того, что террор и репрессии, проводившиеся царем, были явно нецелесообразны, не согласуемы ни с исторической необходимостью, ни с морально-нравственными нормами, даже с учетом контекста того времени. По мнению ряда ученых - В. О. Ключевского,
А. Л. Юрганова и др., эти действия не могли быть мотивированы борьбой с боярством как сословием либо антиудельной борьбой.
В дореволюционной историографии наиболее последовательный и комплексный анализ явления опричнины, по нашему мнению, дал В. О. Ключевский [6]. Он четко отделил социально-экономические аспекты развития Российского государства времен Ивана Грозного от личных мотиваций царя. Он же дал один из лучших психологических портретов монарха, детально рассмотрел ход его жизни, формирование его внутренней концепции власти и гипертрофированного страха за личную безопасность, выведя отсюда и причины возникновения опричнины.
Длительная полемика вокруг опричнины имеет и еще одну причину - методо-
логические проблемы в ее исследовании. В силу своей сложности опричнина как объект исследования нуждается в использовании синтезированного метода, совмещающего разные подходы. Философская наука обладает несравненно большей пластичностью в методологическом плане, чем история. Несмотря на это, изучение опричнины происходило преимущественно в работах ученых-историков и, гораздо меньше -философов. Из отечественных философов ее анализировали представитель «полу-позитивизма» К. Д. Кавелин, славянофил К. С. Аксаков, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский. При этом в целом их оценки не реализуют в полной мере потенциал философской методологии. Изыскания указанных ученых по преимуществу представляют крайне субъективную проекцию собственных взглядов на реальные исторические события: либо национальноидеалистических, как в случае со славянофилами, либо взглядов, основанных на историческом материализме. И эти теории не разрешают обозначенного противоречия, упорно игнорируя либо первый, либо второй аспекты вопроса. Так, например, славянофилы не видят в опричнине никакого противоречия, считая террор Грозного закономерным.
Позитивные тенденции в этом отношении наметились ближе к концу ХХ в. Оригинальное решение вопроса, основывающееся на культурологическом анализе, предложил А. Л. Юрганов [10]. Рассматривая историю изучения опричнины, он обращает внимание на несколько аспектов: слабую исследованность восприятия и понимания опричнины ее современниками и сложившийся в методологии дисбаланс
- опричнина рассматривалась с позиций социально-экономических теорий, но при этом упускался из внимания личный субъективный замысел царя. В решении данной проблемы Юрганов исходит из того, что население России эпохи Ивана Грозного мыслило совершенно иными культурными категориями. Следовательно, для понимания замысла Грозного в отношении опричнины необходимо, прежде всего, понять те категории, на которых базировалось «смысло-полагание» и все мировоззрение царя и его современников. Проанализировав их в сво-
ей работе «Категории русской средневековой культуры» посредством изучения исторического материала, текстов, памятников, артефактов, Юрганов приходит к выводу, что опричнина явилась попыткой царя Ивана Грозного провести активную подготовку к концу света - Страшному Суду. Отсюда весь замысел Грозного носил эсхатологический характер [10, с. 382].
Другая точка зрения к пониманию опричнины выдвигается Л. Н. Гумилевым. Несмотря на отсутствие специальных исследований по данному вопросу, он достаточно четко изложил свое понимание опричнины в работе «От Руси до России». А наличие собственного методологического аппарата, позволяет осуществлять дальнейшие исследования по данному вопросу в рамках его концепции.
Главным отличием его позиции является рассмотрение опричнины как явления этнического. Однако следует понимать, что этническая концепция Гумилева достаточно специфична и отличается и от наиболее распространенного в советской науке эволюционно-исторического направления и доминирующего в РФ конструктивистского подхода. Гумилев рассматривает этнос как биосоциальную категорию, являющуюся элементом биосферы Земли. Еще одной особенностью методологии Гумилева является применение системного подхода, широких эмпирических обобщений. Так, опричнина рассматривается в одном ряду не только с внутренними социальными и политическими явлениями Московского царства, но и с другими крупными общественно-политическими явлениями -реформацией, распространениями церковных ересей в Западной и Восточной Европе конца XV - начала XVI вв. и т. д. Отсюда хронологически опричнина не выделяется Гумилевым в самостоятельное явление, а понимается как продолжение развития «анти-системного» мировоззрения в русском государстве в конце XV - начале XVI вв.: «Одни ощущают материальный мир, как благо. Другие - как безусловное зло. Именно последнее мироощущение, воплощавшееся в России то в движении новгородских стригольников, то в ереси «жидовствующих», в XVI в. получило наиболее яркое выражение в опричнине (1565-1572 гг.)» [1, с. 206].
В своем анализе явления опричнины Гумилев, прежде всего, обращает внимание на ее целевую установку. По его мнению, «главным содержанием опричнины стали совершенно беспрецедентные и бессмысленные убийства ради убийств» [1, с. 208]. Данная идея сама по себе не нова и неоднократно рассматривалась и до и после него. Многие дореволюционные историки отмечали кровавый, деспотический и бессмысленный характер опричнины. А положение о применении царем репрессивных, террористических мер является общепринятым для всех исследователей опричнины. Гумилев определяет причины, в соответствии с которыми царь перешел к действиям подобного характера. Он заостряет внимание на том, что опричнина носила именно и, прежде всего, деструктивный характер. Возможность социальной мотивации Гумилев категорически отвергает, аргументируя это в том числе анализом социального состава опричников и репрессируемых, который не выявляет четкого разделения. Другими словами, и те и другие принадлежали к самым разным социальным группам - боярам, дворянам, духовенству и т. д.
Таким образом, опричнина с точки зрения пассионарной концепции является этнической агрессией, не имевшей никакой рациональной причины, и, тем не менее, целенаправленно осуществлявшейся особой организацией, что дает возможность Гумилеву квалифицировать ее как «антисистему»
- системную целостность людей с негативным мироощущением, главная цель которой - это деструкция окружающей среды.
Соглашаясь с Гумилевым по основным положениям его точки зрения на опричнину, мы, тем не менее, считаем необходимым сделать ряд критических замечаний. Так, нельзя полностью игнорировать социальные предпосылки. Тем более что здесь ученый входит в противоречие с собственным положением о том, что «социальные условия определяют направленность поступков человека» [2, с. 335], а энергетическое напряжение его действий зависит от состояния организма, в том числе от генетически обусловленных признаков (пассионарно-сти, субпассионарности и т. д. ).
По нашему мнению, в период своего официального существования опричнина
как явление действительно не была четко обусловлена социальными факторами. Она не имела реальной политической задачи, не осуществляла никакой деятельности, помимо террора, деятелями опричнины ничего не создавалось, отсюда ее функция была сугубо деструктивной. Исключением можно назвать лишь строительство комплекса оригинальных построек - в Александровской слободе и непосредственно в Москве. Однако причины ее возникновения базируются в том числе и в социальных изменениях, произошедших в Московском царстве. Опричная «антисистема», на наш взгляд, возникла в первую очередь как специфическая реакция этноса на угрозу дальнейшему ходу его развития. Вторая половина XV в. стала периодом централизации российского государства, процесса, повлекшего значительные изменения и их последствия во всех сферах общественной жизни.
Неизбежным стало и возникновение противоречий в сфере социальной структуры. Образование московского боярства как сословия сопровождалось рядом негативных побочных свойств, в частности клановости, местничества и т. д. Все эти качества были и ранее присущи отечественной военно-политической элите, но в 1553 г., когда главой государства становится малолетний Иван IV, в ситуации отсутствия сильной централизованной власти они превращаются в угрозу стабильному развитию русского государства. Массовые злоупотребления вызвали недовольство среди практически всех категорий жителей Московского царства.
Таким образом, ситуация социального кризиса действительно имела место в разных аспектах жизни Московского царства середины XVI в. Данное обстоятельство, на наш взгляд, вполне можно рассматривать как причину для формирования среди населения московского государства «негативного мироощущения». К признакам его формирования в среде русской культурно-духовной и военно-политической элиты конца XV - начала XVI вв. можно отнести появление ряда литературных произведений.
В качестве яркого примера можно назвать «Сказание о Дракуле воеводе», автором которого, на основе анализа фактографических данных, традиционно считают
Федора Васильевича Курицына, посольского дьяка при великом князе Иване III Васильевиче, одного из центральных представителей ереси «жидовствующих». По мнению М. П. Одесского, «Сказание» описывает типичный «антимир», где «идеально грозный, т. е. скорый на суд государь установил жестокую, но справедливую систему управления» [3, с. 156]. Он же обращает внимание на то, что Мунтения - страна, где и происходят основные события. «Сказания» - это не реальная территория, а мифический топоним [3, с. 152]. Поэтому вполне вероятно, что созданный Курицыным режим Драку-лы - это абстрагированный собирательный образ деспотического правления (в том числе основанный на примере Османской империи XV в.). Образ «Мутьены» (Румынии), как типичной «антисистемы» дополняют такие черты, как планомерная ликвидация изменников, преступников, противников (внутренних и внешних) политического режима Влада Цепеша и, что особенно показательно, - нищих, больных, стариков, также мешающих устройству идеального общества и поэтому подлежащих уничтожению; устройство идеального быта подданных и т. д. [3, с. 156].
Следует обратить внимание на то, что при всей фантастичности происходящего в «Сказании» - место разворачивающихся событий (православная Валахия) должно было восприниматься на Руси как своя страна, по причине конфессиональной родственности [3, с. 156]. Это, по нашему мнению, в свою очередь неизбежно должно было вести к проведению ее аналогии с Московским Царством XV в.
Таким образом, в политических произведениях средневековых русских авторов XV-XVI вв., еще задолго до учреждения опричнины, мы находим явные предпосылки зарождения агрессивных взглядов. Их отличительными чертами мы считаем: критику существующего «неправильного» порядка системы государственного устройства и указания на методы, причем радикальные, для его исправления. Это наталкивает на вывод о том, что рассматриваемое явление было результатом не воли одного царя, не следствием его «безумия», а длительного процесса, развивавшегося на протяжении нескольких десятилетий до своего полно-
го «воплощения». Признавая это, все же необходимо отметить, что, на наш взгляд, ключевым фактором в возникновении опричной «антисистемы» стали особенности личности и обстоятельства судьбы царя Ивана IV. Его детство проходило в крайне неблагоприятных условиях и это не могло не ужесточить его характер.
Немотивированно деструктивный характер - это, пожалуй, наиболее яркая черта опричнины как «антисистемы». Гумилевым она была сформулирована, как неприятие действительности, или метафизический нигилизм - отрицание различных аспектов окружающей действительности (социальных институтов, традиций, норм поведения и т. д. ) во имя тех или иных абстрактных целей. Результатом чего является стремление к деструкции бытия в различных его проявлениях. Другие признаки «антисистемы» также четко просматриваются в явлении опричнины. Это: футуристическое ощущение времени - отрицание прошлого и настоящего во имя будущего; «ложь как принцип» (намеренная дезинформация окружающих и повышенная лабильность к окружающим изменениям); противопоставление себя этнической традиции - отрицание, принятых в этносе норм морали, нравственности, права и т. д. ; специфическая, крайне жесткая организационная структура часто с элементами мистицизма; «упрощение» - сокращение системных связей в этносе, откат к архаичным и примитивным формам общественных отношений. Попытаемся кратко проследить эти свойства в явлении опричнины.
«Метафизический нигилизм». В этом аспекте большинство как дореволюционных, так и советских ученых, изучавших опричнину, проявляют единодушие. Отрицание возможности диалектического развития ведет к необходимости уничтожения окружающего мира в той или иной форме. Деструктивные последствия опричнины в самых разных аспектах - террор, раскол государственного аппарата и политической системы общества признаются всеми исследователями опричнины наиболее согласованно. Например, В. О. Ключевский отмечает, что отрицательные последствия правления Грозного были намного важнее положительных. А также то, что, казалось
бы, преследуя цель укрепления личной власти, государственного порядка он, в конечном итоге, «поколебал самые основания этого порядка» [5, с. 523]. Точно и метко он сопоставляет Ивана IV с ветхозаветным Самсоном, который для уничтожения своих врагов обрушил на себя здание, на крыше которого эти враги сидели. Такой характер носят по существу все «антисистемы».
В. П. Корявцев подчеркивает, что деструктивный характер «антисистемы» обращается в том числе и против нее [7]. В работе Р. Г. Скрынникова содержится прямое указание на самоуничтожительный характер опричнины: «Верхушка опричнины была физически истреблена руками так называемых «дворовых» людей, а затем руководители «двора» были уничтожены удельными слугами самодержца» [9, с. 5]. Мнение А. Л. Юрганова об эсхатологическом характере замысла Грозного целиком вписывается в концепцию Гумилева, без малейшего противоречия. Поскольку эсхатологический мотив, а также его активное воплощение в жизнь можно расценивать как негативное мироощущение. Тем более, что Гумилев не видит коренного отличия между формами (религиозными, политическими, мистическими и т. д. ), которые в данный момент принимает «антисистема», считая ключевым лишь стремление к деструкции.
Футуристическое ощущение времени. Академик В. О. Ключевский отмечал, что цели Ивана Грозного, по существу, были иллюзорными. Это - борьба с воображаемой крамолой, попытка разрешить неразрешимое при тогдашних условиях противоречие в системе устройства российской политической власти [5, с. 507].
Культурологический анализ литературного наследия Грозного, проведенный
А. Л. Юргановым в работе «Категории русской культуры» позволяет предположить, что: «Иван Грозный видел свою функцию в наказании зла "в последние дни" перед Страшным Судом» [10, с. 124]. Кроме того, исследователь указывает на целый ряд других деталей, также подтверждающих его мнение: в Александровской слободе - резиденции Ивана Грозного: расположение построек, символическое количество охранявших царя стрельцов, особенность украше-
ний, резьба по дереву в строениях опричного дворца и т. д. [10, с. 382].
Последнее указывает на эсхатологические мотивы действий царя, что также можно рассматривать как ориентацию на идеалы будущего. Данная «цель» - ожидание «Божественного суда» характерна для представителей целого ряда религий - православия, католицизма, протестантства, но при сохранении нормальных этнических стереотипов она не является доминирующей, превращаясь в своеобразную культурную декорацию. В опричнине, по мнению
A. Л. Юрганова, эта цель провозглашалась руководствующей доминантой, о чем свидетельствуют конкретные действия царя: строительство специфических сооружений, характер и способы проводимых казней и пыток и т. д.
«Ложь как принцип». Действия царя зачастую носили характер очевидного двуличия и лицемерия. Проводя казни, убийства, занимаясь развратом, он в то же время демонстрировал поведение набожнейшего христианина. В. О. Ключевский, блестяще характеризуя Ивана Грозного, замечает: «В самые злые минуты он умел подниматься до этой искусственной задушевности, до крокодилового плача» [14, с. 516]. В самом моменте создания опричнины виден скрытный характер и дезинформация.
«Упрощение». Если принимать «упрощение» как использование более примитивных методов и форм, возврат к устаревшему, то опричнина соответствует данному признаку в полной мере. Представители различных научных школ, принадлежащих к разным периодам времени отмечали ее «архаичность». Почему, задается вопросом
B. О. Ключевский «учреждению с такой обветшалой формой и с таким архаичным названием царь указал небывалую дотоле задачу» [6, с. 504]. То, что «централизаторская политика проводилась в крайне архаичных формах, подчас под лозунгом возврата к старине», - подчеркивает и А. А. Зимин [4, с. 479].
Противопоставление этнической традиции. Следует отметить и нивелирующий характер опричной «антисистемы» в отношении традиции великоросского этноса XVI в. Это полное отрицание прежних обычаев, норм морали, правил поведения,
особенно заметное по внешним признакам. Само учреждение Иваном Грозным особого двора, с набранным им лично персоналом уже отвергало сложившуюся до этого систему управления. Другим примером является постановка членов опричнины над правом в Московском царстве, полное освобождение от юридической ответственности за какие бы то ни было действия. Характерным примером ломки морали можно считать и публичное лишение сана митрополита Филиппа: «Воины вступили в алтарь, сорвали с митрополита одежду святительскую, облекли его в бедную ризу, выгнали из церкви метлами и повезли на дровнях в обитель Богоявления» [5, с. 319]. Многоженство Грозного также можно рассматривать как пример ломки устоев современного ему общества.
Жесткая структура. Одной из отличительных черт «антисистемы» является ее жесткая структура. Не имея нормальных естественных стереотипов, с которыми она борется, любая «антисистема» вынуждена заменять их искусственными правилами. В связи с этим обращает на себя внимание крайне специфическая структура опричного войска Ивана Грозного. Организация опричного двора и опричной дружины носила характер мистического тайного общества, имевшего ряд схожих черт с военнодуховными рыцарскими орденами, военизированными мусульманскими сектами, а также другими историческими примерами «антисистем».
Таким образом, видно, что опричнина Ивана IV Грозного являлась «антисистемой». Главным аргументом здесь мы считаем методы и формы, посредством которых опричнина проводилась в действие, степень жестокости, даже с учетом специфики XVI в., отсутствие мотивационных установок для проведения террора в действие, когда убийства, способы, которыми они проводились, и разрушения материальных ценностей не имели объективных причин. Опричнина носила преимущественно деструктивный характер. Ничего не создавая, она производила страшные разрушения во всех сферах Российского государства. Причем ее последствия продолжали сказываться и после смерти Ивана Грозного, послужив основанием для Смутного времени, что также говорит о масштабах деструкции.
Взгляд на опричнину, проведенный с использованием методологического аппарата Гумилева, позволяет объяснить несколько важных теоретических проблем. Во-первых, он устраняет противоречие между целевой установкой деятелей опричнины и, в первую очередь, самого царя и спецификой организации и методов опричных
мероприятий. Во-вторых, он впервые рассматривает опричнину как явление этническое, хотя лишь в рамках пассионарной концепции, что, на наш взгляд, нельзя считать особенным отклонением, поскольку общепринятого взгляда на понятия «этнос и этногенез» в отечественной науке на данный момент нет.
Список литературы
1. Гумилев Л. Н. От Руси до России: очерки этнической истории. М.: Айрисс-пресс, 2003. 320 с.
2. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: Айрисс-пресс, 2004. 560 с.
3. Древнерусская литература: тема Запада в XIII-XV вв. и повествовательное творчество: колл. монография / Ин-т мировой литературы им. А. М. Горького РАН; отв. ред. О. В. Гладкова. М.: Азбуковник, 2002. 256 с.
4. Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М.: Мысль. 1964. 534 с.
5. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. УШ-К. М.: Эксмо, 2003. 992 с.
6. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций: в 3 кн. Ростов н/Д.: Феникс, 2000. Кн. 1. 608 с.
7. Корявцев П. М. Философия антисистем. СПб., 1994. 3-я ред.: автореф. (1993,1996,1998). URL: http://www.kuHchki .com/~gumiLev/ debate/Article05.htm (дата обращения: 15.02.2010).
8. Русские летописи XVI-XVI веков: Избранное. СПб.: Амфора, 2006. 438 с.
9. Скрынников Р. Г. Смутное время: Крушение царства. М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. 542 с.
10. Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. М.: МИРОС, 1998. 448 с.
УДК 129 ББК Ю 6
А. Д. Базарсадаева
Философский подход к исследованию безработицы
В процессе развития социального знания представления о сущности и содержании безработицы постоянно расширялись и изменялись. К настоящему времени сложилось множество научных подходов к исследованию безработицы, но среди них целесообразно выделить и рассмотреть основополагающий - философский, в рамках которого безработица исследуется с точки зрения фундаментальных проблем бытия общества и индивида.
Ключевые слова: труд, занятость, безработица, деятельность, практика, право на труд, образование.
A. D. Bazarsadaeva
The philosophical approach to unemployment study
The article points that in the process of social knowledge developing the views about essence and content of unemployment are constantly enlarged. Nowadays there are a lot of scientific approaches to unemployment investigation, among them the main approach -philosophical according to which unemployment is studied from the point of fundamental existential problems of person and society.
Keywords: labour, employment, unemployment, activity, practice, right to labour, education.
