ОНТОЛОГИЯ ПОЛИТИКИ В КОНТЕКСТЕ ИНФОРМАЦИОННОЙ ПАРАДИГМЫ М. МАК-ЛЮЭНА
УДК 111:321.01
В настоящее время работы канадского теоретика в области коммуникаций М. Мак-Люэна используют, как правило, для демонстрации теории информационной эволюции. Между тем, его широкий междисциплинарный подход к исследованию литературы, культуры и медиа, базирующийся на анализе трудов литераторов, биологов, физиков, экономистов, философов, историков, социологов, психологов позволяет обнаружить точные параллели между, скажем, политической системой и культурой определенного времени. Причем уровень развития культуры, а, следовательно, и политических отношений, по Мак-Люэну, напрямую зависит от уровня овладения социумом информационными технологиями.
Исходной точкой в исследовании Мак-Люэна является тот факт, что он представляет историю цивилизаций через эволюцию информационных технологий (используя мысль, подсказанную ему книгой Г.А. Инниса). В соответствии с культурными традициями и формами чувственного восприятия он делит общества на два основных типа: аудиотактильные и визуальные. Современное аудиовизуальное общество представлено синтезом двух предыдущих культур и являет собой, в некоторой степени, положительный возврат к аудиотак-тильной культуре.
Предпочтения Мак-Люэна лежат на стороне аудиотактильных культур, царствовавших в первобытной устной культуре, в бесписьменной цивилизации Древней Греции, а затем цивилизации рукописных текстов Древней Греции, Древнего Рима и Европейского Средневековья, вплоть до XVI века, до появления книгопечатания. Мак-Люэн находит параллели между владением техникой чтения и рисунка и формированием индивидуальной «точки зрения», влияющей на политическое самосознание и формирование политической власти и политических отношений в
О.П. ЧЕРНЫХ
обществе. Эту мысль он демонстрирует на факте использования плоских двумерных изображений (геометрия Евклида, художественные изображения с отсутствующей перспективой) в аудиотактильный период развития общества. Причем отсутствие перспективы Мак-Люэн рассматривает не как ее отсутствие вообще, а как отсутствие единой «точки зрения», из которой строится общая перспектива. Иными словами, в двумерной форме перспектив множество, каждая вещь имеет свою перспективу, «модулирует свое собственное пространство» [1, с. 24]. При этом он считает, что через медленное проговаривание букв и слов текста, через последовательное созерцание объектов двумерного изображения, так же как через устную форму языка (мифы, легенды), человек бессознательно и эмпатически сливается с объектом мысли и, тем самым, как бы принимает последовательно множество «точек зрения». На уровне общественно-политического сознания это выражается в том, что члены устного общества воспринимают себя в биологическом единстве друг с другом и с природой (в современном понимании это выражено в понятии «ноосферы» - здесь Мак-Люэн обнаруживает возврат к племенному сознанию), они чужды индивидуализма, выстроенного на собственной «точке зрения». Открытость их восприятия различным «точкам зрения» приводит к идее многоуровневости бытия (то, что сейчас в физике называют полем, - в чем Мак-Люэн опять находит возрождение идей аудиотактильного восприятия мира). Такие общества Мак-Люэн, вслед за Поп-пером [2], называет «открытыми обществами». Действие и мысль в восприятии людей «открытого общества» не дифференцируются. Так, плохая мысль приравнивается к плохому действию, и наоборот. Такие народы живут одним племенем, как одной семьей, в которой каждый хорошо знает и столь же хорошо играет свою роль:
«Члены племенного сообщества, - пишет он, - воспринимали свое общество подобно тому, как ребенок воспринимает свою семью и свой дом, в которых он играет определенную роль» [1, с. 15]. Для иллюстрации специфики человеческого восприятия в аудиотактильных обществах он использует политический и культурный опыт древнегреческого города-полиса (в основном на материале Поппера), сравнение его жителей с аристотелевским «политическим животным», а также проводит аналогии с бытом современных африканских племен, сохранившим аудиотактиль-ное восприятие.
Переход от «культуры уха» к «культуре глаза» начинается с возникновением фонетического алфавита (что, заметим, не относится к иероглифам и идеограммам), а также с изобретением письменности и завершается книгопечатанием, чеканкой и т.п., т.е. массовым распространением печатной продукции. Частичное разложение прежнего образа жизни отражается в политических революциях (как, например, в Спарте в VI в. до н.э.), направленных на сохранение племенного строя. Этот процесс шел постепенно, проявляясь в «напряжении цивилизации» [1, с. 15]. Основным признаком появления цивилизации, по Мак-Люэну, было изобретение человеком расширений своих чувств, основанных на различных технологиях. Отметим, что под цивилизацией он понимал термин, «подразумевающий человека, вышедшего из племенного общества, человека, в мышлении и поведении которого определяющую роль играют визуальные ценности» [1, с. 40]. Даже в макиавеллизме канадский исследователь символично находит технологическое расширение, подтверждающее уход от естественного племенного состояния: «Макиавеллевское абстрагирование личной власти от социальной матрицы можно сравнить с гораздо более древним абстрагированием колеса от животной формы» [1, с. 26].
Решающим изобретением, расширившим человеческую память, было изобретение фонетического алфавита. Причем, уже факт появления алфавитного письма был следствием оседлого образа жизни, появления архитектуры и «огражденного пространства» государства: «Ибо письмо представляет собой заклю-
чение в визуальные границы невизуальных пространств и чувств <...>» [1, с. 65]. По мнению Мак-Люэна, этот процесс хотя и нес «угрозу онтологического ослабления сознания», «обеднения бытия» [1, с. 78], но был исторически неизбежен. Беглое чтение, требующее умения фокусировать свой взгляд перед текстом и схватывать текст целиком, породило способность человека воспринимать и изображать общую перспективу с позиции единственной «точки зрения». Причем, ссылаясь на исследование Э. Гомбриха, ученый доказывает, что трехмерная перспектива (так же как умение распознавать буквы алфавита или понимать последовательное хронологическое повествование) является приобретенной, а не естественной, формой видения мира. Единственная «точка зрения» индивидуализирует человека, делает его обособленным от остальных, подогревает националистические чувства, развивает шизофрению. Ссылаясь на исследование А. Пиренна «Экономическая и социальная история средневековой Европы», Мак-Люэн отмечает, что «.национализма как такового до XV века не существовало.» [1, с. 173]. К слову заметим, что Томас Мор в свое время отмечал, что в его историческую эпоху впервые появляются центра-листские и националистические политические организации.
Фиксированная «точка зрения» приводит любую систему (научную или общественную) к детерминизму и абстрактности. В такой период создаются научные и политические теории, основанные на законах механики, линейности, каузальности, атомарности. Так, суть макиавеллевской техники осуществления политической власти состоит в том, что политик разбирает человека как машину, то есть смотрит, как он «работает», определяет его главную страсть и затем определяет способы воздействия на него. Посредством сегментации и каталогизации люди редуцируются до уровня вещей так же, как овеществляется в печатном слове живая человеческая речь.
Интересным в связи с этим видится его взгляд на эволюцию политического ораторского искусства. Ссылаясь на исследования С.Ф. Боннера, изложенные в книге «Римское ораторское искусство», он замечает, что при республиканском уст-
ройстве, во времена свободы слова, политическое красноречие играло важную роль в достижении успеха. У греческих и римских риториков речь строилась на thesises (тезисах или положениях, посвященных важным проблемам человеческой жизни). В эпоху же принципата ораторское искусство утратило свою политическую ценность, т.к. многое теперь зависело от императорского и придворного покровительства, стало необходимым тщательно выбирать слова, «„поэтому ораторское искусство переместилось на более безопасную арену школ, где человек мог выставлять напоказ свой республиканизм, не опасаясь последствий, и где можно было найти компенсацию за утрату политического престижа с помощью аплодисментов своих сограждан» [1, с.151]. Сам термин scholastica - «школьное ораторское искусство» - означал, как замечает ученый, противоположность подлинной публичной речи. Окончательно разрыв с классическим ораторским искусством (наиболее ясно изложенным в «Риторике» Цицерона и «Воспитании оратора» Квинтилиана) произошел в XII столетии в эпоху возникновения университетов, программа которых была сосредоточена на dialéctica, или схоластическом методе. Ораторская практика схоластики была основана на технике афоризма, в то время как цицероновский ораторский метод базировался на ясном изложении информации в прозаической форме. То есть на смену тщательному, методическому анализу, лежащему в основе тезисов, приходит схоластический способ убеждения публики, который «„при более глубоком рассмотрении <„> оказывается совершенно ничтожным пустяком» [1, c.154].
Человек эпохи Гутенберга буквально впадает в гипноз, вызванный несоразмерным выделением визуального чувства и атрофии других. Такого в принципе не происходило в аудиотактильных культурах, так как слух изначально богаче зрения и задействует целую гамму чувств. В печатных культурах звук и устное слово теряют свою первобытную магическую силу. Власть над сознанием получает визуальный образ (печатное слово, изображение) и человек перестает доверять своей памяти, своему внутреннему голосу, в итоге, самому себе. Этот гипноз, недоверие себе
и абсолютное доверие печатному слову активно стало использоваться в политических целях.
Еще одну важную черту в политическом устройстве визуального общества обнаруживает Мак-Люэн: на смену миру ролей приходит мир должностей, в котором правит расчет, отсутствуют страх и совесть. Именно при крахе «открытого общества» впервые возникают трения между политическими классами. Классовые конфликты оказывают на людей такое же пугающее действие, какое производит на детей серьезная семейная ссора и крах семейного очага. Причем, в ситуации краха «естественного» мира и неурядиц чувствуют себя неуютно обе стороны, особенно привилегированные классы, но исторически они все-таки находятся в лучшем положении. Привязанность к ролям сказывается и на том, что угнетенным часто не удается воспользоваться своими победами над классовыми врагами.
Эти наблюдения заставили обратиться Мак-Люэна к «Королю Лиру» Шекспира, который представляет новую стратегию культуры и власти на рубеже XVI и XVII веков. Революция в сознании людей и в политическом устройстве общества, описанная в трагедии, своей причиной, по мнению Мак-Люэна имела Гутенбергову технологию, и он находит символические подтверждения своим догадкам: появление печатной карты, обособление зрения как вида слепоты (слепота Глостера, притворный отказ от зрения Гонерильи), использование двумерных и трехмерных перспектив словесного искусства Шекспира. Несмотря на то, что действие в трагедии происходит в древние времена, в пьесе все принадлежит феодальной эпохе Шекспира: дробление государства, обнищание народа, новые нравы правящей элиты, перемены с общественном сознании, связанные с перемещением людей из мира ролей в мир должностей. Так, когда Король Лир раскрывает свою «темную цель» разделения королевства на части, он, тем самым, высказывает в политическом отношении дерзкое и авангардное для своего времени намерение делегирования власти центром периферии, демонстрирующее левый макиавеллизм.
Мак-Люэн обращает внимание на главную черту визуальной культуры -
стремление к индивидуализму во всех его проявлениях. Так, Лира он называет «великим фрагментатором», вдохновленным «.идеей установления конституционной монархии путем делегирования власти» [1, с.19] и подтверждает свои слова строками из трагедии:
Мне с этих пор
Останется лишь королевский титул...
Раздробленность и раскол в отношениях между близкими по крови объясняется главным атрибутом индивидуализма - конкуренцией. Дочери короля соревнуются в красноречии перед отцом и победу одерживает не духовная цельность Корделии и ее приверженность роли дочери, а «фрагментация чувств» ее сестер, их расчетливое умение конкурировать за должность, улавливая требования времени. Корделия, а вслед за ней Кент и Эдгар беззаветно преданы Лиру и «в пределах своей роли они не исполняют никаких делегированных полномочий» [1, с. 21], как это и свойственно для мира ролей. И читателю ясно, как поясняет Мак-Люэн, что «именно приверженность Корделии к своей традиционной роли делает ее столь беспомощной перед новым индивидуализмом Лира и ее сестер» [1, с. 23]. Интерпретируя Шекспира, Мак-Люэн вновь приходит к выводу о том, что индивидуализм - это приобретенная черта, так как она порождает готовность воспринимать иллюзии, что символично выражено в факте неожиданной слепоты Глостера.
Таким образом, на примере трагедии Шекспира ученый показал, как под влиянием новых форм знания и восприятия меняются не только психологические черты героев, но и модель политической власти, которая принимает характер ярко выраженного эксклюзивного централизма. Это выражается в переходе от инклюзивной, по сути, феодальной монархии, где король включает в себя всех своих подданных, к ренессансной форме феодального государства, где герцог стремится стать эксклюзивным центром власти, окруженным своими подданными. Прочность власти при эксклюзивном централизме зависит от умения налаживать отношения и торговлю, от точности и скорости действий, что порождает, в свою очередь, обычай делегировать власть и дифференцировать функциональные обязанности индивидов.
Вновь обращение к античным политическим ценностям происходит в Ренессансной Италии. Но «.склонность к аналогиям приобретала размер мании.» [1, с. 179]. Ссылаясь на книгу У. Льюиса «Лев и Лиса», канадский исследователь пишет: «То были дни, когда каждый итальянец казался прирожденным дипломатом: купец, литератор, вояка-авантюрист» [1, с. 180]. Ораторское искусство снова оказывается в почете. Мак-Люэн, вновь ссылаясь на исследование Льюиса, описывает такой случай, когда во время революции в Пра-то, изящная речь приговоренного к повешению подесты с петлей на шее, заставила палача сохранить ему жизнь. Но все же ренессансный период был детищем эпохи Гутенберга и ему было присуще усиление визуального начала, ведущего к аналитическому разделению функций не только в государстве, но и в индивидууме. Мак-Люэн это демонстрирует на проблеме «двух тел»: в XIV веке в Англии, а затем во Франции (во времена, когда королевское положение достигло небывалой высоты) появляется традиция демонстрировать в похоронных ритуалах два тела короля: политическое тело-куклу (портрет или статую) и физическое тело (фактически скрытое уже от глаз) как «разделение между частным и общественным Достоинством властителя» [1, с. 182], причем тело-кукла, сотворенная человеком, демонстрирует бессмертие политической власти в отличие от смертного тела, сотворенного Богом.
Появление телеграфа, телефона, радио стало разрушать печатную культуру. Так, Мак-Люэн заявляет: «С признанием в 1905 г. искривленного пространства галактика Гутенберга официально распалась. Конец линейной специализации и фиксированных точек зрения сделал неприемлемым знание, разделенное на множество областей» [1, с. 371]. Детерминизм и каузальность уступают место симультан-ности, то есть одновременному сосуществованию причин и следствий. Аудиови-заульная эпоха являет человека «новой сбалансированной чувственности».
Национализм, как прогнозирует ученый, должен смениться интернационализмом, позволяя слиться всем разрозненным нациям в племенном единстве в одной «глобальной деревне» [3].
Процесс пирамидального делегирования полномочий и функций правителя, ставший популярным в XVI веке (описанный в «Короле Лир»), в век электроники утратит свой практический смысл, так как электронная передача информации упразднила средний класс чиновников, занятых по большей части в передаче информации от центра к периферии. И система координат «центр - периферия» (где царят амбиции и конкуренция, занимание должностей и исполнение обязанностей, страх и зависть) вновь должна перейти в систему «центр-без-периферии» (где все играют свои роли, а «король»-центр напрямую общается с «подданными», образующими его периферию). Тем самым «симультанное поле» электрических информационных структур вновь восстанавливает условия и потребность в диалоге.
В подтверждение прогнозов Мак-Люэна мы можем сказать, что современная власть, действительно, демонстрирует попытку прямого диалога власти с обществом (президент и другие представители власти имеют в Интернет свои «приемные», телевидение и радио освещают все основные политические действия и устраивают диалоги в «прямом эфире»). Но пока еще современный человек расколот и подвержен панике - в нем борются его визуальная и аудиотактильная культуры, существующее и желаемое быть, уверенность во всесилии фрагментарного анализа всех функций и действий индивида и общества и постоянные подозрения, что такое расщепление разрушает внутреннюю жизнь.
Мак-Люэн пытается найти решение этой дилеммы. Он отмечает, что большой живучестью обладает национализм, заро-
дившийся в эпоху Ренессанса. Основой же национального единения и инструментом политической централизации является язык, превращенный в массовый печатный продукт. Продолжением влияния национализма является личный политический конформизм. Печатная технология и сама несет в себе конфликт: с одной стороны -централизация, укрупнение сообществ, с другой - индивидуализация и оппозиция правительству. Но в этой ситуации двойственного воздействия печатного слова и неоднозначной исторической ситуации современный человек, как думает Мак-Люэн, уже способен увидеть и понять уроки прошлого: «Вполне возможно, в том, что человек до сих пор был погружен в сон разума и самогипноз, есть некая скрытая мудрость, которая лишь теперь <...> может быть осознана» [1, с. 360]. Теоретик информационной парадигмы выражает надежду даже на то, что человек никогда всерьез и не пытался упорядочить жизнь согласно принципам, навеянным Гуттен-бергом, он просто проходил неизбежный исторический путь развития информационных технологий.
Но как бы то ни было, онтологическим основанием политического сознания и политической власти, на основании анализа оригинальной и самодостаточной философской системы Мак-Люэна, является господствующий способ передачи информации. Это позволяет увидеть, что политическое бытие человека возникло не само по себе, а в скрытом взаимодействии с другими формами бытия (искусством, наукой и т.д.), которые неизменно претерпевали сходные изменения в связи с развитием информационной цивилизации.
1. Мак-Люэн, М. Галактика Гутенберга: Сотворение человека печатной культуры [Текст] / М. Мак-Люэн; пер. с англ. А. Юдина; под ред. Е. Попова. - Киев: Ника-Центр, 2004. - 432 с.
2. Поппер, К.Р. Открытое общество и его враги [Текст]: в 2 т. / К.Р. Поппер; пер. с англ. под ред. В.Н. Садовского. - М. : Феникс : Культур. инициатива, 1992. - 2 т.
3. McLuhan, M. War and Peace in the Global Village [Text] / M.McLuhan, Q. Flore; produced by J. Agel. - Gingko Press Inc., 2001. - 192 p.