CC BY
83
Г.В. Горячкин (ИСАА при МГУ)
ОН БЫЛ НЕ ТОЛЬКО ДИПЛОМАТОМ
К 150-летию со дня рождения А.А. Смирнова
В 2007 г. исполнилось 150 лет со дня рождения выдающегося русского дипломата Алексея Александровича Смирнова, политика и литератора, одного из образованнейших людей своего времени, имя которого в течение 75 лет, к великому сожалению, было предано забвению.
«Arrive hier, ai pris direction agence diplomatique» («Прибыл вчера, принял руководство Дипломатическим агентством»)1 - так гласило первое сообщение А.А. Смирнова из Каира, отправленное 24 апреля 1905 г. С этого времени началось почти двадцатилетнее пребывание российского Дипломатического агента и Генерального консула в долине Нила.
С именем А.А. Смирнова мне впервые довелось познакомиться четверть века тому назад в документах Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ). Найденные там материалы о русской белой эмиграции привлекли внимание к этой колоритной и трагической фигуре русского зарубежья и отечественной культуры. Уже тогда из копии завещания А.А. Смирнова я узнал, что российский генконсул умер и был похоронен на каирском православном кладбище в феврале 1924 г.
Сравнительно часто бывая в столице Египта на научных конференциях, в командировках и на общественно-политических форумах, я несколько раз предпринимал попытки найти могилу дипломата. И лишь 4 января 1999 г., спустя 75 лет после его кончины, мне удалось ее обнаружить. Последнее пристанище А.А. Смирнова находится недалеко от акрополей богатых египетских греков, рядом с кладбищенской церковью на погосте при православном храме Св. Георгия. Там же располагаются захоронения россиян 20-60-х годов ХХ в. из первой волны русской эмиграции и сооруженная над «русским склепом» часовня.
На одной из аллей подошел к небольшой плите, посередине лежал упавший каменный крест. Ожидая, как и на большинстве других могил, увидеть опять греческое имя, я вдруг наткнулся на слог «новъ». Почувствовал некоторое волнение, рукой стер ссохшуюся грязь, под которой показалась знакомая дата «1857 год». Сердце застучало сильнее. Смах-
нув пыль с другой стороны креста, я обнаружил имя «Алексей» и ниже «родился» и «скончался». Дрогнувшим от волнения голосом окликнул находившихся тут же коллег. Мы подняли крест и увидели надпись: «АЛЕКСЕЙ СМИРНОВЪ Родился 14 сентября 1857 года Скончался 5 февраля 1924 года»
А.А. Смирнов был родом из Санкт-Петербурга. После окончания Восточного факультета столичного университета по «арабско-персидско-турецко-татарскому разряду» он был определен чиновником «сверх штата» в Азиатский департамент Министерства иностранных дел 28 октября 1881 г. Назначение Смирнова в МИД совпало с обострением политической обстановки в арабских странах Африки. Франция захватила и превратила в колонию Тунис, в Египте вспыхнуло антиколониальное восстание Ахмеда аль-Ораби-па-ши, завершившееся английской оккупацией страны. Можно с полной уверенностью сказать, что молодой дипломат был весьма знаком с проблемами крупнейшего вилайета Османской империи, поскольку он находился в то время под пристальным вниманием как общественных, так и дипломатических кругов России.
В феврале 1885 г. Смирнова назначили помощником секретаря императорского посольства в Константинополе, где к 1891 г. он дослужился до ранга второго секретаря. В столице Османской империи дипломат в общей сложности проработал более 10 лет. В марте 1897 г. он был переведен на должность первого секретаря в российскую миссию в Грецию, которая находилась в тот момент в состоянии войны с Турцией.
За многолетнюю службу и особые заслуги перед царским престолом 6 декабря 1902 г. Высочайшим указом А.А. Смирнову было пожаловано высокое почетное звание камергера Императорского двора. В 1903 г. он был произведен в чин действительного статского советника.
Показав себя опытным знатоком исламских и арабских проблем, превосходно образо-
ванным и эрудированным политическим представителем России, Смирнов в 1908 г. был избран дуайеном дипломатического корпуса в Каире, каковым и оставался до 1923 г.
Императорское правительство, осознавая рост значимости Египта как важного регионального центра, повысило статус российского дипломатического представительства, в соответствии с которым 5 августа 1911 г. А.А. Смирнов получил ранг чрезвычайного посланника и полномочного министра.
Но вернемся к началу дипломатической работы А.А. Смирнова в Каире. По прибытии к месту службы камергер Императорского двора сразу же окунулся в бурную политическую жизнь Египта. Он возглавил дипломатическое представительство Российской империи после ее поражения в русско-японской войне. Царское правительство срочно переправляло флот и заменяло часть войск на Дальнем Востоке через Суэцкий канал. Но в соответствии с Константинопольской конвенцией 1888 г. проход через Суэцкий канал был затруднен для военных судов воюющих стран. Ввиду этого возникавшие сложные проблемы требовали от российского генконсула максимума энергии и такта. Много проблем создавали господствовавшие в Египте англичане, которые не оставляли надежд установить контроль над этой водной магистралью2. Императорское правительство, понимая это, всячески противодействовало английским планам и считало данный вопрос одним из главных направлений деятельности российского дипломатического представителя в долине Нила.
Есть данные, что только за первую половину 1906 г. при содействии А.А. Смирнова удалось провести через Суэцкий канал в Черное море 70 русских транспортных судов с 123 тыс. нижних чинов. Об этой значительной помощи, «подчас далеко не легкой и в высшей степени деликатной», докладывал посланнику 22 июня 1906 г. председатель «Портсаид-ской комиссии по эвакуации военнослужащих с Дальнего Востока» подполковник Генерального штаба В.А. Артамонов: «Заканчивая свою миссию в Египте, я считаю своим нравственным долгом довести до Вашего сведения о полном содействии, оказанном делу эвакуации консульствами Суэца и Порт-Саида...»3.
В это время осложняли миссию российского генконсула и мусульманские кружки в Египте, ориентировавшиеся на младотурок. Они восторженно приветствовали победу японцев, которая символизировала для них
победу порабощенного Востока над Западом, хотя очевидно, что противостояли друг другу в этой жестокой схватке два империалистических хищника - Россия и Япония. Антирусские настроения в Египте не принимали массовый характер, но в дальнейшем все же доставляли немало хлопот посланнику в период Первой мировой войны, когда в стране особенно усилилась протурецкая пропаганда.
Определенную трудность в работе А.А. Смирнова в Каире представлял подъем египетского освободительного движения, как правило, принимавший не только враждебную Великобритании, но и в целом антиино-странную направленность. К концу первого года пребывания в Каире генконсул в своем донесении от 18 апреля 1906 г. в МИД писал: «Происходящее ныне брожение среди мусульманского населения Египта, в противоположность бывшему в 1881 году, носит панисламистский характер и чуждо каких-либо арабских национальных устремлений. Одним из видных руководителей его является Мустафа Кямиль - талантливый, но фанатичный писатель, который возбуждает народ против европейцев вообще, и англичан в особенности, но, мало имеет влияния в образованной и пользующейся довольством мусульманской среде -в ней слишком укоренилось понимание благ цивилизации с сознанием, что нынешнего благосостояния и богатства страна могла бы достичь лишь под эгидой европейцев, но среди темного простого народа, а особенно среди духовенства, шейхов и арабской учащейся молодежи, проповеди Мустафы Кямиля и ему подобных пользуются значительным распро-странением»4. В силу еще недостаточного знакомства с египетским бытием Смирнов пришел к весьма поверхностному выводу об отсутствии арабского, национального духа в народных выступлениях в Египте на рубеже 1905-1906 гг., не говоря уже о всплесках социальной борьбы, полностью проходивших, по его мнению, на основе панисламизма и тесной зависимости от Константинополя. Тем не менее он допускал, что это «брожение, быть может, замрет постепенно или скажется то там, то сям незначительными беспорядками, но возможно также, что под влиянием совершенно неуловимых обстоятельств, оно неожиданно поднимет грозную волну народного неудовольствия и фанатизма»5. Действительно, менее чем через два месяца последовали денша-вайские события. 13 июня 1906 г. группа английских офицеров во время охоты на голубей
около деревни Деншавай провинции Мену-фия ранила жену имама местной мечети. Крестьяне палками и камнями избили британцев, один из которых скончался. Феллахов обвинили в убийстве офицера. Трибунал приговорил четырех деншавайцев к повешению, 12 - к различным срокам тюремного заключения, 8 - к телесным наказаниям. Суд над денша-вайцами вызвал бурную общенациональную кампанию протеста, которая привела к другим антибританским выступлениям, что интуитивно чувствовал посланник-либерал. Эти выступления заметно ускорили приобщение и вхождение его в мир египетских событий.
Анализ последующих депеш и отчетов посланника показывает, что месяц за месяцем и год за годом А.А. Смирнов все глубже вникал в подоплеку происходивших в Стране пирамид процессов. Уже через год-два он стал направлять превосходные аналитические записки и доклады, адекватные религиозной, социальной и политической действительности Египта, а также международной обстановке, связанной с ним.
Как ни странно, главными противниками посланника А.А. Смирнова при исполнении им служебных обязанностей являлись его российские соотечественники. Дело в том, что ввиду благоприятных политико-географических условий Египта представители российских оппозиционных движений нашли там благодатную почву для проведения своей революционной деятельности6. Активизация ее практически совпала с прибытием Смирнова в Египет. Наиболее трудным оказался для него январь 1907 г., когда в Каире и особенно в Александрии он столкнулся с сильнейшим сопротивлением мощного и организованного инонационального космополитического сообщества аресту и высылке трех российских революционеров. В шифрованной телеграмме Смирнова министру иностранных дел А.П. Извольскому от 7/20 января 1907 г. сообщалось: «Неделю назад арестованы александрийскою полициею два еврея и грузин, обвиняемые в намерении взорвать пароход русского общества (РОПИТ. - Прим. авт.). Следствие, проведенное нашим консулом, установило их русское подданство и подтвердило подозрение. Ввиду предстоящей отправки их в Россию евреи, масоны и итальянские анархисты вызвали брожение и уличные беспорядки среди александрийских европейцев. Сегодня тысячная толпа пыталась вломиться в наше консульство, сорвав висевший над дверями
герб. Полиции приказано охранять консульство; в случае крайней необходимости Кромер обещает прислать английские войска»7.
Оскорбленный и униженный посланник, выполнявший свой служебный и патриотический долг в связи с сорванным с консульских ворот и растоптанным толпой царским гербом, неоднократно предпринимал настойчивые демарши перед британскими властями. 8 января лорд Кромер спросил, не удовлетворится ли дипломат визитом египетского министра иностранных дел с принесением официальных сожалений. Посланник посчитал это недостаточным и запросил А.П. Извольского, «не следует ли настаивать, чтобы александрийский губернатор сделал консулу извинительный визит в мундире и с конвоем и чтобы сорванный герб был снова повешен местными властями при официальной обстановке»8.
Российский МИД одобрил настойчивость посланника. Хотя бурные митинги в Каире и Александрии продолжались, 13 января арестованные Боцоев, Бунтман и Плотник тайно были отправлены из Порт-Саида, а 15 января «герб александрийского консульства был повешен на свое место местными властями»9.
Несмотря на предпринимаемые консульскими властями контрмеры вплоть до внедрения осведомителей в эмигрантскую среду, прекратить деятельность представителей российских революционных течений, ставших уже неотъемлемой частью египетского инонационального содружества левой ориентации, стало «почти невозможно», сообщал в Санкт-Петербург в августе 1913 г. консул А.М. Петров10.
Тем не менее следующую крупную схватку с ними приобретший необходимый опыт А.А. Смирнов выиграл - у «Регистрации», профсоюзного комитета Союза торговых моряков Черного моря, оказавшегося после разгрома в России в Александрии в конце 1912 г. Об этом событии посланник сообщал в письме своему ближайшему другу и единомышленнику, председателю Главной конторы Русского общества пароходства и торговли (РО-ПИТ), председателю Российского театрального общества А.Е. Молчанову 27 апреля 1913 г.: «Я третьего дня был в Александрии и по одному делу, близко Вас касающемуся. Мне сообщили из Министерства (МИД. - Прим. авт.) о том, что 1 мая ожидается забастовка судовых команд, и велено было принять возможные меры. Наконец, было приказано арестовать главного руководителя, небезызвестного Вам
Адамовича. Я тотчас же поехал в Александрию и буквально через три часа, после переговоров с полициею, Адамович, проживавший под чужим именем и по германскому паспорту, был нами арестован, причем найдены очень важные бумаги, переписка и даже печать организации. Посылаю Вам отпечаток. Это все вышло крайне удачно. Как-то удастся доставить его в Россию? Консул жалуется, что помещения для арестуемых на наших пароходах неудовлетворительны»11.
А.А. Смирнов начал работать в Египте в условиях стабильного, выработанного десятками лет, политического курса Российской империи по отношению к этому крупнейшему османскому вилайету. Со времени поддержки Россией сепаратистского движения Али-бея аль-Кебира в 60-70 годах XVIII в. и учреждения по указу императрицы Екатерины II первого российского консульства в Александрии в 1784 г. Россия всегда поощряла политические устремления Египта к большей самостоятельности от Порты. По отношению к нему Российская империя никогда не имела экспансионистских планов. России был нужен нейтральный Египет и нейтральный Суэцкий канал для переброски грузов, переселенцев и войск на Дальний Восток.
Двусторонние отношения характеризовались равноправием, взаимоуважением и дружелюбием, несмотря на участие египетских войск на стороне Порты в русско-турецких войнах. Так, «в инструкциях, данных Министерством иностранных дел действительному статскому советнику Лексу, внимание нашего представителя было обращено главным образом на то, чтобы он старался по возможности ослаблять влияние Англии, приобретавшее решительный перевес в Египте. Для этого ему поручалось избегать прямого вмешательства в дела управления Египта, но стараться приобрести личное влияние на хедива и его министров, давая им понять, что, несмотря на неприязненный образ действий их во время минувшей войны, императорское правительство по-прежнему будет благосклонно относиться к интересам Египта», - отмечалось во всеподданнейшем докладе 1878 г.12
Ровно за год до прибытия в Каир А.А. Смирнова такой курс в отношении Страны пирамид был подтвержден самим Николаем II. Так, в секретной телеграмме МИД 24 апреля 1904 г. (касавшейся отчасти и Египта) российскому посланнику в Берлине графу А.А. Остен-Сакену говорилось, что Россия
«не имеет прямых интересов в Египте». На полях этой телеграммы Николай II синим карандашом поправил фразу главы своего внешнеполитического ведомства: «Кроме серьезного международного значения Суэцкого канала. Царское село, 26 апреля 1904 г.»13.
А.А. Смирнову оставалось только неукоснительно выполнять это предписание МИД и повеление российского самодержца. Камергер императорского двора внес и сам существенный вклад в обогащение содержания и форм российско-египетских отношений. Невмешательство России во внутренние дела Египта давно уже привлекало внимание его правителей, которые в связи с англо-французским давлением, а позднее только английским, часто опирались на помощь и содействие российских генконсулов.
Понимая необходимость наличия хороших отношений с руководством крупнейшего вилайета Турции и используя его двойственный статут, посланник установил очень тесные связи с хедивом и принцами. С целью упрочения этих отношений он предпринял активные меры в организации и осуществлении поездок в Россию представителей правящей в Египте династии Мухаммеда Али. Именно ему в немалой степени обязан египетский принц Мухаммед Али, родной брат хедива Аббаса II Хельми, своими путешествиями в Сибирь и на Дальний Восток проездом в Японию по только что построенной Транссибирской железной дороге в 1909 г., а также на Кавказ и в Среднюю Азию в 1910 г. Вот что писал по этому поводу Смирнов министру иностранных дел А.П. Извольскому: «Недавно меня посетил Его Высочество принц Магомед-Али, брат хедива, совершивший в конце лета путешествие в Японию, причем он проехал через всю Россию по Сибири. Принц высказал мне свою признательность за тот прием, который был ему оказан в России и за все удобства, доставленные ему во время проезда. Принц просил меня передать его благодарность Вашему Высокопревосходительству.
В заключение, вспомнив о приеме, которого он и нынешний хедив, его брат, удостоились, будучи мальчиками14, у императора Александра III, принц Магомед-Али сказал, что и в нынешний свой приезд он все время чувствовал себя гостем Государя Императора и что он крайне желал бы, чтобы его сердечная признательность и оживляющие его чувства преданности сделались известны Его Императорскому Величеству.
Будущим летом Магомед-Али намеревается съездить в Среднюю Азию и на Кавказ, о чем он и просит меня довести до сведения Вашего Высокопревосходительства, надеясь, что Императорское Правительство ничего не будет иметь против такого путешествия, и заранее благодарит за те все облегчения и удобства, которые оно найдет возможным ему предо-ставить»15.
Одним из основных приоритетов своей работы в долине Нила посланник считал активное препятствие стремлению Англии превратить Египет в колонию. В этой связи российский дипломатический агент считал недопустимым ликвидацию существовавших в стране смешанных трибуналов, считая, что под видом упорядочения законодательства и судопроизводства скрывался глубокий политический расчет в первоначальной их замене формально египетскими судами, а затем английскими. Посланник постоянно выступал также против отмены английскими оккупационными властями режима капитуляций, считая их упразднение несвоевременным, поскольку их отмена способствовала планам англичан стать полновластными хозяевами долины Нила16.
А.А. Смирнов рекомендовал правительству ответить отказом на английское предложение получить проливы в обмен на согласие с аннексией Великобританией Египта. Во многом из-за этой твердой и последовательной позиции российского дипломатического представителя в Каире Египет формально сохранил статус политической автономии в Османской империи вплоть до Первой мировой войны.
Мировая война 1914-1918 гг. принесла новые испытания А.А. Смирнову. С ее фронтов в Египет стали прибывать сотни раненых и бывших пленных русских соотечественников. Их надо было всех устроить. В Египте был создан «Русский комитет помощи жертвам войны в Александрии» во главе с консулом А.М. Петровым. Он начал действовать уже 13 октября 1914 г., периодически направляя копии своих заседаний Смирнову, который непосредственно контролировал его работу17. О масштабах этих дополнительных забот говорится в послании консула Петрова от 22 декабря 1918 г. Смирнову: «Ссылаясь на предыдущие донесения мои, имею честь довести до сведения Дипломатического агентства, на основании сообщений британских военных властей и нашего Консульства в Порт-Саиде, что в последний город доставлена новая партия освобожден-
ных русских пленных численностью в 586 человек, в том числе 545 русских, 38 армян и 3 гражданских пленных мусульман из Ардагана (мужчина и две женщины).
При рассмотрении переданных мне Главною квартирою списков выясняется, что среди пленных имеются и взятые на нашем западном фронте, в том числе и несколько человек, захваченных при бегстве революционных войск из Галиции в июле 1917 года»18.
Однако не только они доставляли дополнительные хлопоты русскому дипломатическому представителю в Стране пирамид. В результате наступления в Палестине турецких войск, возглавляемых германскими инструкторами, сотни и тысячи евреев, главным образом русского происхождения, бежали в Египет, где, как явствует из письма Смирнова от 2 февраля 1915 г. Молчанову, обстановка постепенно нагнеталась: «Дней 10 назад на Суэцком канале происходили новые схватки с турками - убито их и захвачено в плен довольно много; потери англичан - ничтожны, хотя ранено немало индийских солдат. Пока турки отступили, но так как все дело ведется немцами, то надо ожидать нового более сильного натиска. Англичане усиливают позицию на Канале. Среди мусульманского населения, втайне сочувствующего единоверцам, царствует беспокойно-тревожное настроение. Конечно, взрыв фанатизма возможен при всяком успехе турок. Я сижу под охраною Альбиона; у ворот часовой, ночью - два; 12 ч[еловек] солдат проживают у меня в доме, меняясь ежедневно... Дел здесь теперь немало; одни евреи-беженцы из Палестины, коих собралось уже около четырех тысяч ободранных и голодных, являют немалую заботу»19.
В АВПРИ сохранились многочисленные списки этих несчастных, прибывших в долину Нила, некоторые из них смогли устроиться на работу благодаря многочисленной и влиятельной еврейской общине. Часть еврейских иммигрантов даже указала адреса проживания в Египте и свою профессию. Чаще встречаются в анкетах специальности врачей, парикмахеров; проживание в Каире было как разбросанным -в Гамалии, Шобре, в Булаке, на улицах Фуад I и Каср ан-Ниль и т. д., так и компактным - в Гелиополисе и Хелуане20. Ряд еврейских иммигрантов постарались сразу покинуть пределы Египта, направляясь в Австралию, в Северную и Южную Америку, в Европу. Но были и такие, кто связывал свою судьбу с Египтом. Поэтому они постоянно старались находиться
в поле зрения российских консульских властей, которые, по долгу службы, силились, по мере возможности, помогать еврейским беженцам. Все эти вопросы находились под строгим контролем посланника.
В этом отношении очень показателен документ, направленный А.А. Смирновым российскому дипломату Г.Г. Малеку, который возглавлял Комитет помощи русским беженцам. В нем говорилось: «Отношение Ваше к расходованию сумм Комитета помощи русским беженцем, председателем коего Вы состояли, неоднократно служило предметом самых серьезных разговоров моих с Вами. Израсходованные Вами в два месяца 290 ег. ф. на автомобили, пиршества, сопровождавшие Ваши приезды в лагери, Ваши произвольные и превышающие компетенцию председателя выдачи пособий из комитетских сумм служили темою для разговоров, привлекли внимание англичан...»21.
Алексею Александровичу становилось все более тоскливо, о чем он откровенно писал еще в своих довоенных письмах: «Очень одиноко я себя чувствую - право, поговорить не с кем. С глубокой отрадою вспоминаю чудные вечера, которые я здесь проводил с Вами, -писал он А.Е. Молчанову 27 апреля 1913 г., -и сколько, бывало, не сиди вместе, остается что-нибудь недоговоренное. Я просто помолодел за Ваше здесь пребывание. Под старость труднее сходиться с людьми, но тонкость взаимного понимания так облегчает сношения, и Ваш отъезд отсюда мне очень и очень чувствителен. Спасибо, дорогой Анатолий Евграфович, за эти хорошие минуты и за Ваше доброе сердечное расположение. Желаю Вам и Марии Гавриловне всего всего лучшего и прошу впредь искренней душевной преданности»22. Посланник имел в виду пребывание супругов Молчановых в конце 1912 г.
Смирнов сошелся с Молчановыми очень близко: помимо постоянной переписки, общения по служебным делам (в Египте было несколько агентов РОПИТ, который возглавлял Молчанов), он в каждый отпуск посещал чету в Карповке под Петербургом, которая, в свою очередь, с удовольствием гостила у Смирнова в зимние месяцы. И на этот раз посланник пригласил их провести в Египте зиму 1913/1914 гг., но не случилось. «.Вы обманули меня!.. Ожидал я Вас обоих всю зиму - и прождал напрасно». «Зиму прожил шумно -много было туристов и высоких путешественников - устал порядком. В начале октября,
бог даст, буду в Петербурге и появлюсь в Карповке. Храни Вас бог! Сердечно Ваш А.А. Смирнов», - писал посланник в апреле 1914 г.23 Но этому уже было не суждено осуществиться. Война прервала визиты высоких гостей и друзей, которые разнообразили рутинную жизнь, с которыми можно было отвести душу откровенными разговорами -страшным дефицитом во время длительного пребывания за границей.
Не добавляли настроению А.А. Смирнова оптимизма и даже спокойствия и уверенности, а, напротив, обостряли чувства обеспокоенности за свое будущее служебное положение и вести, приходившие из российского МИД, и политические решения, принимаемые его главой С.Д. Сазоновым. Об этом обо всем он откровенно писал А.Е. Молчанову: «Как я этого и ожидал, на Пасху ни я, никто из мною представленных моих подчиненных ничего не получили; зато все друзья Сазонова возвеличены донельзя: Свербеев и Нератов украшены Анною - оба они гораздо моложе меня. Грустно, когда видишь, что как ни стараешься, другие обгоняют и ничего сделать нельзя. А между тем даже как-то стыдно становится служить по дипломатии: позорное ее отношение к Черногории, приспешничество Австрии, постыдные оправдания перед Думою - все это претит донельзя. Так хотелось бы чего-нибудь свежего, талантливого и сильного. Пишу Вам откровенно, зная, что эта грусть моя встретит Ваше сочувствие»24. В известной мере позицию Смирнова могут объяснить слова самого Сазонова: «Некоторые петроградские круги, довольно близко стоявшие ко двору, и вся столичная печать националистического лагеря, издавна враждебно настроенная к министру иностранных дел, повели против русской внешней политики шумную кампанию, выражавшуюся в уличных демонстрациях, собраниях, на которых произносились патриотические речи, требовавшие войны в защиту славянских интересов, и целом потоке газетных статей, обвинявших русскую дипломатию чуть ли не в государственной измене. Особенно страстное к себе отношение вызвали у нас выдвинутые королем Николаем Черногорским претензии на город Скутари и прилежащую к нему область.»25.
В 1916 г. А.А. Смирнов составил завещание. Так как у него не было семьи и детей, он все оставил сестрам и брату и их детям. Родные сестры Алексея Александровича - Ольга (Смирнова), Мария (Новакова) и Наталья
(Быкова) на момент написания завещания 20 ноября 1916 г. ст. ст. проживали в Петрограде, две другие - Елизавета (Крылова) и Александра (Шилль) - в Харькове, а Анна (Черкасова) - в Екатеринбурге. Местом жительства единственного брата посланника (согласно опять же завещанию) - Владимира Александровича Смирнова, действительного статского советника, который занимал высокую должность в Министерстве внутренних дел, был также Петроград26.
Февральскую буржуазную революцию в России А.А. Смирнов встретил с пониманием и достоинством. После торжественного многолюдного митинга перед российским генконсульством он принял депутацию его участников во главе с российским делегатом в Кассе египетского долга г. Прозором, который вручил ему обращение вместе с текстом выработанной митингом телеграммы в адрес новых властей России. В послании Милюкову от 12/25 марта 1917 г. посланник писал: «Я высказал в ответ депутации полную свою уверенность в благополучном исходе настоящего кризиса, так как имена лиц, стоящих во главе правительства, служат тому ручательством. Я прибавил, что власть находится в надежных руках, стремление же к победе над врагом удесятерится в свободной России.
Затем я вышел на балкон. На улице перед домом собралась громадная толпа народа и красным транспарантом с надписью “Да здравствует свободная Россия!” громко меня приветствовала.
Телеграмма от имени русской колонии была мною немедленно отправлена Вам и, я надеюсь, была получена своевременно». Далее в послании следует обращение митингующих к российскому посланнику в Египте: «Только что разошлось собрание, имевшее целью приветствовать новую славную будущность, открывающуюся перед Россией. В собрании участвовали пребывающие здесь представители как русского народа, так и разных национальностей, судьбою с ним соединенных.
Собрание поручило нам обратиться к Вам, как к высоко всеми уважаемому представителю России в Египте с покорнейшею просьбою не отказать в препровождении на имя Председателя Государственной думы телеграммы следующего содержания (на франц. яз.): “Мы, русско-подданные всех национальностей, проживающие в Египте, выражаем наши глубочайшие чувства симпатии и абсолютного доверия к лицам, которые сегодня направля-
ют судьбы России к новому будущему мира и братства между народами, борющимися под своими знаменами, и посылаем наши горячие пожелания нашей славной армии и ее непобедимым командирам!”»27.
Октябрьскую революцию и Советскую Россию посланник Смирнов не признал, называя Совнарком «шайкой узурпаторов, захвативших родину после падения законной власти»28.
Октябрьская революция привела к разрыву дипломатических отношений между двумя государствами и к сокращению, а отчасти и замораживанию традиционных связей между Россией и Египтом. Но появились новые стороны цивилизационно-культурного диалога между ними.
Для генконсула наступил, пожалуй, самый тяжелый период в его деятельности в Египте. Фактически он стал «отцом» русской колонии в Египте, существенно возросшей с разгромом белой армии в Крыму. Так, только в январе-марте 1920 г. на пяти пароходах из Новороссийска в Александрию было доставлено свыше 4 тыс. человек. Русская эмиграция, достигавшая в этой стране более 10 тыс. человек, размещалась, в основном, в Каире и Александрии. Эмигранты работали водителями такси и грузовиков, механиками, вагоновожатыми, клерками в смешанных судах, торговых предприятиях, компании Суэцкого канала, учителями по языкам, математике, музыке; гувернантками в домах богатых христиан; музыкантами, художниками (напр., Иван Билибин), артистами, парикмахерами, журналистами; трудились на табачных и других фабриках.
Заметный след в египетской культуре оставили египтологи В.С. Голенищев, В.М. Викентьев, А.Н. Пьянков, супруги Г. и Е. Лукьяновы и др. Картины русских художников до сих пор украшают картинные галереи и музеи Египта. Представители белоэмиграции приносили очевидную пользу второй своей родине, участвуя в археологических, геологических и прочих экспедициях29.
Медики открыли в 1920 г. Русскую поликлинику, которой руководил бывший директор медицинской клиники Московского университета, специалист по желудочным болезням профессор Э. Вагнер. Она обслуживала до 1000 пациентов в год. Врачи издавали рефераты по научно-практическим вопросам, проводили конференции, занимались подготовкой египетских медицинских кадров30.
А.А. Смирнов много помогал и персоналу этой поликлиники (в том числе материально помог оборудовать церковь в помещении поликлиники), и Донскому кадетскому корпусу, расположившемуся в Исмаилии в районе Горьких озер, и многим русским обществам и коллективам, возникшим на берегах Нила, а также индивидуально другим соотечественникам, часто страдавшим из-за безработицы. А между тем ситуация складывалась так, что если эмигранты и имели возможность трудиться, то они должны были принести работодателям по две рекомендации: английские колониальные власти видели в каждом из них большевика.
В том, что «отец» колонии русских эмигрантов в Египте много преуспел в предоставлении им необходимой и неотложной помощи, большая заслуга принадлежала русским дипломатам, разделившим судьбу своего посланника. Его первым помощником был консул в Александрии Алексей Михайлович Петров, вступивший в эту должность еще в 1910 г. Он скончался в 1946 г. и похоронен на александрийском кладбище Шатби. Помогали и другие дипломаты: Сергей Павлович Разумовский (1875-1947), атташе Дипломатического агентства в Каире, после 1923 г. - хранитель дипломатического архива, Николай Иванович Виноградов (1881-1935), вице-консул в Каире, Андрей Яковлевич Ниссен, и.о. русского консула в Порт-Саиде и др.
Материальное и психологическое состояние россиян в Египте значительно ухудшилось с 6 октября 1923 г., когда «англо-египетский» кабинет отказал в легитимности российской дипломатической миссии. Чтобы изменить ситуацию, российский посланник обращался и к английской колониальной администрации, и к вафдистскому кабинету министров, и к послам других держав, и к центральным эмигрантским властям в Париже, и в международные организации, и к правительству США.
В письме американским властям говорилось: «Наплыв в Египет русских беженцев со всех концов России после падения Колчака, Деникина и Врангеля, естественно, потребовал расширения круга деятельности Дипломатического Агентства и Консульств, вызвав также необходимость в учреждении новых судебных комиссий. Несмотря на самое благожелательное отношение и содействие как со стороны дипломатических представительств других стран, так и египетским правительст-
вом, затруднением в деятельности вышеуказанных русских учреждений явилась чисто финансовая сторона дела. С 1917 года все кредиты России нашим представителям за границей были прекращены. Благодаря ссуде в половинном размере против прежних ассигнований, выдававшихся в первые годы англо-египетским правительством и продолженной до ныне еще в меньшем размере египетским правительством, наши учреждения могли существовать, хотя и с большими затруднениями, до настоящего времени.
На 400 ег[ипетских] ф[унтов], получаемых ныне, содержать дипломатическую миссию и три консульства является почти невозможным ныне, так как при таком размере ссуды приходится оплачивать служащих менее чем в половинном размере. В нормальное время ассигнование на русские представительства достигало 1000 ег[ипетских] ф[унтов] в месяц. При недостатке средств дипломатическому агентству в прежние годы удавалось получать некоторую поддержку российского посольства из Парижа. Ныне посылка таких сумм совершенно прекращена.
Имеются сведения, что американское правительство дало в свое время русскому Временному правительству ссуду в 167 млн. долларов и ныне озабочено получением остатков этих сумм от лиц, не оправдавших его доверия и подпавших влиянию большинства.
Являя в лице русского дипломатического представительства в Египте почти единственное в мире учреждение, сохранившее в полно-сти и чистоте преемственность законной России, я хочу надеяться, что Америка найдет целесообразным оказать мне содействие в счет русского государственного долга хотя бы из числа имеющих поступить сумм»31.
Все напрасно. Никто и ничто уже не могло помочь А.А. Смирнову. Дипломатическое агентство превратилось в Русскую миссию, затем в Общество российского гражданина, а позднее - просто в Русский клуб. Время работало на Советскую Россию, которую западные державы стали признавать еще в первой половине 20-х годов. Поэтому и «англо-египетский» кабинет в Каире изменил свою позицию по отношению к русским эмигрантам: режим капитуляций для них был отменен.
По иронии судьбы первым среди 17 крупных иностранных колоний, пребывавших в Египте и обладавших правами экстерриториальности, ликвидацию которых требовало нараставшее национальное движение страны во
главе с Вафдом, пострадало русское землячество, несмотря на то, что его руководители уже сравнительно давно придерживались ан-тибританской позиции по вопросу о государственной самостоятельности и независимости Египта.
Наш рассказ был бы неполным без упоминания литературной деятельности А.А. Смирнова. Кроме дипломатической карьеры, следует отметить его серьезные работы в области литературы. Один из первых его писательских опытов относится к 80-м годам XIX в.32. В книге опубликованы очерки Смирнова о его четырехдневном пребывании в конце июля 1886 г. на Афонской горе. В них он ярко описал жизнь обитателей Афона, с которыми познакомился, будучи секретарем российского посольства в Константинополе. Дипломат осмотрел большинство из 20 монастырей, находившихся на Афонском полуострове. «Святая гора стояла в стороне от политических волнений Византии; она жила исключительно духовною жизнью. События латинствующего Запада не имели на нее влияния, а нашествие “латиномудрствующих” крестоносцев, так же как и набеги пиратов, вызвали лишь сооружение массивных стен вокруг монастырей, с башнями для защиты.
Очутившись под властью Турции, Афон тоже не поколебался в православии. С падением Византии окончился период греческих монастырей, но и мусульманство не задавило православной святыни: Святая гора получила различные привилегии и от турок, сохранила свое самоуправление и продолжала свою подвижническую жизнь.
Для нас, русских, Афон должен быть дорог как случайно уцелевший живой обломок духовного мира, лучи которого первым светом озарили тьму языческой Руси. Киево-Печёр-ская, Троице-Сергиевская лавры, это отводки этого мира, пересаженные на иную почву и разросшиеся на ней.». Молодой дипломат отмечал, что «на Афоне нет ни коров, ни ослиц, ни индеек, ни кур; все животные женского рода изгнаны из пределов Св. Горы, так что куриные яйца привозятся с соседних остро-
вов»33.
Но от внимания Смирнова не ускользнул и тот факт, что и там, на святой земле Афона, которая по многим признакам напоминала Россию («русские поклонники в хлостинко-вых рубахах, в лаптях, с котомками за плечами и с посошками в руках, и седые старики, и молодые парни, и даже дети.»), местные монахи
обогащались и потом строили мраморные дворцы на близлежащих островах34.
Впоследствии Алексей Александрович, желая расширить свои представления об окружающих странах и углубить свои познания, полученные на востоковедном факультете университета Санкт-Петербурга, а заодно и воспользоваться своей дипломатической фортуной, предоставившей ему высший дипломатический пост в Египте, лежащем посреди трех континентов, продолжил знакомство с окружающим его евро-азиатско-африканским миром. Он, конечно, не мог упустить возможности побывать в соседнем сказочном Судане, который считался частью эфемерного, но, тем не менее, очень прибыльного для Великобритании, а также для постепенно набиравшей силу египетской буржуазно-предпринимательской прослойки, так называемого тогда Англо-Египетского Судана. 5 апреля 1912 г. он сообщал А.Е. Молчанову: «У нас уже жары. Зима миновала - и слава Богу! - у меня было много скучных и неприятных дней, удалось мне, впрочем, урваться и в январе съездить в Судан. От Хартума я ездил еще к югу - по Голубому Нилу до Сеннаара и по Белому от гор Аби Гума, а вернулся по Красному морю через Порт-Судан. Много интересного мне пришлось видеть - чуждую нам природу, полудиких, голых обитателей, крокодилов и гиппопотамов, странных водяных птиц. Очень интересная самая страна, у которой впереди огромная будущность»35.
Литературное мастерство А.А. Смирнова привлекало внимание современников. Один из них, пребывая в Каире в 1908 г., отмечал его как человека, «не чуждого литературе», а его историческую повесть «Склирена» (Спб., 1901) охарактеризовал как «изящный поэтический очерк восточных нравов, который в свое время был замечен и публикой, и критикой»36.
Известен сборник А.А. Смирнова «Из сумрака былого». В него вошли рассказы и повести «Наташа», «Ведьма», «Человек в белом шарфе», «Ночь», «В лазурной глубине». Смирнов-литератор предпринял попытку проникнуть во внутренний мир своих героев, что ему удалось, особенно в психологических зарисовках их характеров и мотивации по-ступков37.
Не лишен интереса опыт участия А.А. Смирнова в поэтических сборниках вместе с выдающимися мастерами русской лирики начала ХХ века. Его стихи можно встретить в альманахах русской поэзии этого периода.
Среди авторов одного из них были К. Бальмонт, А. Белый, А. Блок, С. Кречетов, Ф. Сологуб, В. Ходасевич. Основным стержнем произведений альманаха явилась весьма злободневная тема «города, завода, цивилизации», ностальгии по свежему воздуху, по вольной природе. Этой теме посвятил стихотворение «На улице» А. Белый: «Сквозь пыльные, желтые трубы / Бегу, распустивши свой зонт, / И дымом фабричные трубы / Плюют в огневой горизонт». А. Блок посвятил экологии одно из пяти опубликованных там стихотворений - «Фабрика». А.А. Смирнов опубликовал в альманахе небольшой стих:
«Взгляни: укрыт узорными тенями,
Как будто злобный сказочный урод,
От головы до пят залит огнями,
В тумане ночи высится завод.
Внемли: среди полночного молчанья Ты слышишь, как несется длинный вздох? То - тяжкой меди злое содроганье,
То тяжкой думой мечется Молох.
В когтях железных огненного зверя И дни, и ночи рабствует народ,
Забыв мечты, в спасение не веря,
Лишь зная крик надсмотрщика “Вперед!” Неясный сон болотных испарений Облек завод причудливым шатром,
И он, зловещие кругом бросая тени,
Горит, горит негаснущим костром».
Кроме «Завода», в сборник вошли стихотворения Смирнова «Солнечный герой», «Мелисанда», «Принц Иуда», «Власть имущий», «Городок»38.
Как литератор А.А. Смирнов много печатался как в России, так и за рубежом, в частности в Египте. До сих пор некоторые из этих изданий хранятся в российских библиотеках. По рассказам современников, книги Смирнова можно было встретить в 50-60-х годах на книжных развалах площади Оперы в Каире.
Вероятно, яркой иллюстрацией масштабов творчества российского посланника может служить фрагмент его уже цитировавшегося письма к А.Е. Молчанову, которого Смирнов просил оказать содействие в издании своих произведений в качестве приложения к журналу «Нива»: «Я давно уже собираюсь обратиться к Вам с просьбою, дорогой Анатолий Евграфович. Не знаете ли Вы кого-нибудь и не можете ли иметь влияния в редакции “Нивы”. Дело в том, что я хотел бы, чтобы они сделали полное собрание моих сочинений, как
премию к журналу. Конечно, это не будет изящно издано, но зато количество экземпляров огромно, распространение широкое - так сказать, слава. Кроме того, они платят недурные деньги; теперь же, когда они дают премией Мамина-Сибиряка, Бунина, быть может, и я мог бы дерзнуть явиться кандидатом. Это, несомненно, расширило бы известность моего имени и впоследствии легче было бы приступить к более солидному изданию, напр., у А.А. Левинсона.
Со стихами, прозой, шуточными вещами, путешествиями и заметками у меня набралось бы на 4-5 томов очень разнообразного материала. Как Вы находите мою мысль? Думаю только, что с этим надо поторопиться, ибо, наверное, они уговариваются заранее.»39.
Признавали эту «двойственность» Смирнова, писательскую и дипломатическую, и египтяне. По словам автора некролога в еженедельнике «L’ illustration egyptienne» за 20.02.1924, «присутствие на его похоронах большого числа высших египетских чиновников свидетельствует о том глубоком уважении, которое вызывал к себе покойный дипломат и литератор А. Смирнов».
А.А. Смирнов серьезно заболел за два года до смерти т. н. «нильскими нарывами», вызванными, главным образом, длительным и безвыездным проживанием в жарком и влажном климате. С этим недугом дипломат более или менее успешно боролся, но, на беду, с ним случилось несчастье: проезжая по многолюдной каирской улице на велосипеде, он был сбит автомобилем. Бывший посланник получил перелом одной из второстепенных костей ступни. Операция, проведенная русскими врачами, оказалась успешной. Но заживание раны шло плохо ввиду прежней болезни «нильских нарывов». Вскоре наступило осложнение, затем заражение крови и смерть.
Алексей Александрович скончался 18 февраля 1924 г. н. ст. в своей квартире в доме 14 по улице Шейх Абу Сабаа района Абдин в центре Каира. Отпевание Смирнова происходило 19 февраля в греческом православном храме Св. Константина и Св. Елены в Булаке. Прах погребен 20 февраля 1924 г. на православном кладбище при храме Св. Георгия в Старом Каире. Панихиду в храме, литургию и панихиду в церкви Св. Георгия исполнял хор по руководством регента, бывшего полковника Ф. Васильева.
По воле А.А. Смирнова на могиле был поставлен скромный памятник, без указания,
кем был покойный. В завещании, составленном на французском языке еще 20 ноября 1916 г., камергер императорского двора написал: «Если я умру в Египте, прошу не бальзамировать мое тело; в случае если захотят перевезти мой прах в Россию, после временного погребения, также не надо бальзамировать. Я абсолютно не возражаю, если мой прах навсегда оставят в Египте. Деньги на похороны, на памятник и на закупку места на кладбище, по моей просьбе, даст Джордж-бей Лутфалла40. Я прошу, чтобы похороны были более скромные. Прошу не возлагать венков и не произносить речей; памятник сделать очень простым: плита, на которой каменный крест с надписью: “Алексей Смирнов, родился 14 сентября 1857 г. и дата смерти. Господи, на то была Твоя воля”. Это завещание написано и подписано лично мною, Алексеем Александровичем Смирновым, 20 ноября 1916. Завещатель: Чрезвычайный Императорский Посланник России и Полномочный Министр, Действительный Статский Советник, Камергер Его Императорского Величества. Подпись»41.
Так скромно и трагично закончил свою жизнь этот незаурядный человек, много сделавший для своих соотечественников в Египте и для российско-египетских отношений.
Посольские и консульские власти РФ, представительства Росзарубежцентра в Каире и Александрии восстановили надгробие А.А. Смирнова и несколько десятков могил россиян первой волны эмиграции на кладбищах в Старом Каире и Шатби в Александрии. Открытие новой мраморной плиты на могиле Смирнова и отреставрированной русской часовни состоялось 29 сентября 2002 г. в присутствии посла России в АРЕ, ныне покойного Н.В. Картузова, генконсула в Александрии Н.М. Холова, дипломатических и консульских работников, служащих РЦНК обеих столиц Египта, представителей СМИ, многочисленных соотечественников и гостей. Оно сопровождалось возложением венков и панихидой, которую провел с певчими экзарх русской православной церкви в АРЕ о. Димитрий (Д.А. Нецветаев).
Примечания
1 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 151 «Политархив», оп. 482, д. 854, 1905 г., л. 13.
2 Там же. Д. 2410. «Вопрос о пересмотре Констан-
тинопольской конвенции о нейтрализации Суэцкого канала. 1904-1909», л. 5 об. - 19.
3 Там же. Ф. 317. «Дипломатическое агентство и Генеральное консульство в Египте», оп. 820/1, д. 152, л. 160-163 об.; см. также: там же, д. 499, 1904-1905. «Проход эскадры Суэцким каналом»; там же, д. 505, 1905. «Возвращение русских из Порт-Артура, пленных из Японии и войск из Дальнего Востока».
4 Там же. Ф. 151, оп. 482, д. 856, л. 40-40 об.
5 Там же. Л. 37-40.
6 Горячкин Г.В. Александрия между Россией и Египтом // Меуепапа. М., 2006, с. 169-172.
7 АВПРИ. Ф. «Канцелярия», оп. 470, д. 3, 1907, л. 44-47.
8 Там же. Л. 48-49.
9 Там же. Л. 50-54.
10 Там же. Ф. 149. «Турецкий стол (новый)». Оп. 502б, д. 5341, л. 138.
11 Центральный государственный исторический архив (ЦГИА). Ф. 678, оп. 1, д. 1345, 1910-1915, л. 11 об. -12. В деле хранится оттиск этой печати, а также снимок кабинета А.А. Смирнова в помещении генконсульства на улице Имад ад-Дин в Каире. О «Регистрации», об аресте и попытке побега М. Адамовича из александрийской тюрьмы «Хадра», о его дальнейшей судьбе см. статью В.В. Белякова «Русские политэмигранты в Египте» в данном номере «Восточного архива».
12 Египет глазами россиян середины XIX - начала XX вв. Политика. Экономика. Культура. Составление, предисловие, комментарии, примечания и перевод к.и.н. Горячкина Г.В. М., 1992, с. 48.
13 АВПРИ. Ф. 151, оп. 482, д. 64, 1904, л. 28.
14 Визит в Санкт-Петербург состоялся в 1888 г. Еще раз в России Аббас II Xельми побывал в 1900 г. инкогнито. АВПРИ. Ф. 151, оп. 482, д. 843, л. 188-188 об.
15 Там же. Ф. 317, оп. 820/1, д. 154, л. 23-23 об.
16 Горячкин Г.В. Некоторые особенности развития правовой системы и истоки рабочего законодательства в Египте (1841-1918 гг.) // Восток в новое время. Экономика, государственный строй. М., 1991, с. 272-290.
17 АВПРИ. Ф. 317, оп. 820/3, д. 71, л. 10.
18 Там же. Л. 8.
19 ЦГИА. Ф. 678, оп. 1, д. 1345, л. 19-20. Переписка с А.Е. Молчановым хранится в фонде «Молчанов А.Е.» и включает 14 отправленных ему А.А. Смирновым писем в течение 1910-1915 гг.
20 См., напр.: АВПРИ. Ф. 317, оп. 820/3, д. 205, л. 1-6. «Списки русскоподданных, проживающих в Египте»; там же, д. 206, л.1-8.
21 Там же. Д. 53, л. 2.
22 ЦГИА. Ф. 678, оп. 1, д. 1345, л. 12-12 об.
23 Там же. Л. 16-17. Письмо от 30 апреля 1914 г.
24 Там же. Л. 11-11 об.
25 Сазонов С Д. Воспоминания. Париж, 1927, с. 87 и далее.
26 АВПРИ. Ф. 317, оп. 820/3, д. 279. «О завещании Смирнова. 1916». Л. 236 об. - 237.
27 Там же. Ф. 151, оп. 482, д. 876, 1915-1917, л. 326-327.
28 Там же. Ф. 317, оп. 820/3, д. 209, л. 1.
29 Горячкин Г.В., Гриценко Т.Г., Фомин О.И. Русская эмиграция в Египте и Тунисе (1920-1939). М., 2000, с. 31-40.
30 Горячкин Г.В. Русская поликлиника в Каире // «Азия и Африка сегодня», 1998, № 11.
31 АВПРИ. Ф. 317, оп. 820/3, д. 209, л. 1-9.
32 Смирнов А.А. Две недели на Святой горе. М., 1887. На экземпляре, хранящемся в библиотеке им. Горького МГУ, имеется автограф: «Милому спутнику и сотоварищу Алексею Николаевичу Харузину от автора. Буюкдере. Июль 1888 г.».
33 Там же. С. 39-40, 46.
34 Там же. С. 52, 67.
35 ЦГИА. Ф. 678, д. 1345, л. 7-7 об.
36 Фонвизин С. Семь месяцев в Египте и Палестине. СПб, 1910, с. 131.
37 Смирнов А.А. Из сумрака былого. М., 1909.
38 Альманах товарищества «Гриф». М., 1905, с. 10, 21, 115-120.
39 ЦГИА. Ф. 678, оп. 1, д. 1345, л. 20-20 об.
40 Джордж-бей Лутфалла - российский консульский агент в Файюме, близкий друг покойного. Его брат Мишель являлся членом Законодательного собрания Египта. Оба - сыновья православного ливанца Xабиба Лутфаллы. Их семейный склеп находится в нескольких десятках метров от могилы А.А. Смирнова.
41 АВПРИ. Ф. 317, оп. 820/3, д. 279. «О завещании Смирнова. 1916 г.».
‘X2<o8pS>iy’
