CC BY
3Октябрьская война 1973 года и Сирия
Исторические повороты под курицу-гриль
Виталий Наумкин, Василий Кузнецов
В.В. Наумкин - академик РАН, научный руководитель Института востоковедения РАН. В.А. Кузнецов - заместитель директора Института востоковедения (ИВ) РАН по научной работе, заведующий Центром арабских и исламских исследований ИВ РАН.
001: 10.31278/1810-6439-2023-21-6-172-184
В предыдущем номере журнала был опубликован наш первый очерк из серии материалов, посвящённых полувековой годовщине октябрьской, четвёртой войны между Израилем и арабами, разразившейся в 1973 году. Несмотря на быстротечность, она заметно отличалась по динамике и результатам от трёх предыдущих и оказала немалое воздействие на будущее развитие и ближневосточной подсистемы международных отношений, и в определённой мере мирополитической системы в целом.
В первом материале мы стремились отразить восприятие конфликта советскими дипломатами в Каире и беседовали со служившим тогда в Египте Андреем Баклановым. На этот раз покажем, как события виделись из Дамаска. Мы обратились к двум источникам, которые удачно дополняют друг друга, несмотря на ряд незначительных разночтений - вполне объяснимых, учитывая прошедшие годы. Это мемуары тогдашнего посла СССР в Сирии Нуритдина Акрамовича Мухитдинова (1917-2008) и устные свидетельства посла Вениамина Викторовича Попова (род. в 1942 г.), также работавшего в то время в Дамаске.
Беседу с дипломатом вёл Виталий Наумкин, который сам провёл много лет в Ближневосточном регионе и являлся свидетелем
происходивших там драматических событий, в том числе войн, переворотов, революций и контрреволюций. С Вениамином Поповым они впервые встретились в 1966 г. в Египте, когда один из них уже делал первые шаги на дипломатическом поприще, а другой, студент МГУ, оказался на стажировке в Каирском университете. Их дружба окрепла в период совместной работы в Йемене. Сегодня посол Попов, завершив дипломатическую карьеру и будучи одним из видных представителей российского академического и экспертного сообщества, вносит заметный вклад в изучение современного развития и новейшей истории арабского и исламского мира.
НАКАНУНЕ
Незадолго до начала октябрьской войны Вениамина Викторовича перевели на работу в Сирию из египетского сектора Отдела Ближнего Востока МИД СССР, где с конца 1970 г. до середины 1973 г. он занимался не только собственно египетской проблематикой, но и вопросами арабо-израильского урегулирования.
Командировка в Дамаск была мечтой любого арабиста. Древний город, столица первой исламской империи - халифата Омей-ядов, по словам Попова, выгодно отличался от Каира компактностью, меньшим количеством бедняков на улицах, огромным разнообразием еды, неизбывными спокойствием и доброжелательностью местных жителей. Сирийцы очень следили за модой -не только женщины, но и мужчины. И жене Попова Марине, назначенной сюда третьим секретарём посольства, и ему самому, получившему должность первого секретаря, пришлось быстро найти портниху - в Дамаске встречали по одёжке. Они въехали в полуподвальную квартиру, где ранее проживали Валентина и Владимир Гудевы1.
В обязанности первого секретаря входило составление телеграмм по основным вопросам двусторонних отношений и сопровождение посла на всех встречах с сирийскими руководителями - таким образом, Вениамин Викторович оказался неплохо информирован обо всех нюансах тогдашних советско-сирийских отношений.
1 В.В. Гудев (1940-2022) - советский и российский дипломат, чрезвычайный и полномочный посол в Иране, Египте, Грузии.
Посол Нуритдин Мухитдинов не был карьерным дипломатом. Начав подниматься по партийной лестнице ещё при Сталине, он во времена Хрущёва стал первым секретарём ЦК КП Узбекистана, вошёл в состав президиума ЦК КПСС и считался перспективным функционером. Однако пребывание на вершине партийного олимпа продлилось недолго - в 1968 г. его направили послом в Сирию. О причинах внезапной «ссылки» ходило немало слухов - какие-то Мухитдинов развеял в своих мемуарах «Река времени. От Сталина до Горбачёва», опубликованных в 1990-е гг., однако в 1970-е обычно объяснял назначение то ли действительно случайной, то ли, возможно, и в самом деле подстроенной автокатастрофой, после которой его перевели на более лёгкую работу.
Как вспоминает Попов, 66-летний Мухитдинов отличался отменным здоровьем (мог, не пьянея, выпить стакан виски - способность, ценная для дипломата), феноменальной памятью (почти дословно воспроизводил передовицу «Правды»), изрядной деспотичностью и тонким пониманием того, как всё работает в Москве. Будучи опытным функционером, он отлично разбирался в сложных взаимоотношениях внутри московской бюрократии и, отправляя в центр очередную телеграмму, тщательно продумывал, как её воспримут в столице.
Отчасти в силу объективных обстоятельств (в первую очередь -быстро происходившего советско-сирийского сближения), отчасти благодаря личной активности Мухитдинова контакты советского дипкорпуса с местным руководством были интенсивными. В течение двух месяцев Попов, сопровождая посла, познакомился со всеми главными чиновниками правительства - министром иностранных дел Абдель Халимом Хаддамом, министром обороны Мустафой Тласом, братом президента Асада - Рифаатом, командовавшим отдельными вооружёнными формированиями под названием «Роты обороны», своего рода преторианской гвардией режима, а также другими персонажами правящей элиты.
С Рифаатом, обладавшим наполеоновскими замашками, посол встречался регулярно. На вооружении подконтрольных ему формирований имелись самолёты и ракетные установки, так что роль «рот обороны» была серьёзным фактором внутриполитической борьбы в сирийской верхушке.
Сирийская деловая культура подразумевала, что официальные отношения быстро переходили в личные, часто едва ли не дружеские. Даже игре на пианино пятерых детей второго человека в государстве учила специально подобранная советским послом жена одного из наших военных специалистов.
Попов установил доверительные отношения с немного говорившим по-русски помощником Рифаата, а также с ключевыми сотрудниками аппарата президента, в частности его русским переводчиком Саидом (он был женат на немке из ГДР), пресс-секретарём и некоторыми дипломатами. Первый секретарь посольства должен был регулярно посещать местный МИД для разъяснения советской позиции по актуальным международным делам. Приходилось общаться и с министром обороны САР Тласом, который нередко заходил в расположенный неподалёку от посольства ресторан, где обычно обедали советские дипломаты. Вместо военной формы он зачастую предпочитал яркие пиджаки.
Такого рода практически светская жизнь продолжалась до 6 октября 1973 г. - Мухитдинов к этому моменту провёл в Сирии пять лет, Попов - всего три месяца.
ВОЙНА
Нельзя сказать, что боевые действия стали для советских дипломатов совершенно неожиданными. Накануне начала конфликта их беседы с президентом Асадом происходили довольно часто, а в конце сентября - начале октября стало ясно, что сирийцы договариваются с египтянами о синхронном наступлении на Израиль.
4-5 октября из Москвы пришло указание самолётами вывозить детей и женщин - Поповы отправили в СССР дочь, жена же Вениамина Викторовича, будучи по-прежнему третьим секретарём посольства, осталась в Дамаске. 6 октября состоялась беседа посла с президентом Асадом. Вот как рассказывает об этом Попов: «В девять утра Мухитдинов был приглашён в президентский дворец. Асад сказал, что военные действия начнутся в 14:30. "Мы рассчитываем, - сказал он, - что советские друзья в Совете безопасности будут добиваться прекращения военных действий на тех рубежах, которых мы сумеем достичь из-за внезапности в течение 2-3 дней.
Тем самым нам и египтянам удастся освободить захваченные израильтянами территории".
Почему-то запомнился досконально этот момент: слишком необычен был контекст - начало войны. Отправив телеграмму в Москву, Мухитдинов попросил завхоза купить жареную курицу (в Дамаске они продавались на каждом углу), и, собравшись всем коллективом, чтобы услышать информацию о происшедшем и получить инструкции, мы могли заедать это жареной курятиной». Характерное для человеческих воспоминаний смешение судьбоносных моментов большой политики с бытовыми подробностями свидетельствует не только о парадоксах памяти, но и об особенностях нашего восприятия действительности, в которой купленная в забегаловке за углом курица-гриль (в Советском Союзе такого тогда не продавали) становится странным символом внезапно закончившейся нормальной жизни.
Впрочем, посол Мухитдинов ту же встречу с Асадом описывал несколько иначе. Состоялась она, согласно ему, не утром 6-го числа, а накануне ночью: «Поздно вечером посольству в Дамаске сообщили, что президент Асад хотел бы увидеть советского посла, и если он не возражает, то за ним приедет личный адъютант президента. Ночью мы с советником Султановым в сопровождении прибывшего адъютанта в его машине выехали из посольства. Смотрю, миновали резиденцию президента, далее - дом, где он жил. Заехали в заброшенный сад. Адъютант ручным фонариком освещал нам дорогу, и мы в темноте спустились по скрытой лестнице в глубокий подвал, оказавшись в просторном подземном помещении.
Прошли по коридору несколько метров, из боковой комнаты вышел навстречу президент Асад в военно-полевой форме. В соседних комнатах находились почти все ведущие военачальники. Оказалось, это был полевой штаб Верховного главнокомандующего, где вовсю кипела работа.
Зашли в кабинет главкома. И тот сообщил, что Израиль начал артиллерийский обстрел сирийских населённых пунктов, а его авиация осуществляет облёт и бомбардировку, уже идут боевые действия на границе.
- Бои идут, - продолжил он, - и на границе Египта.
Мы немедленно доложили обо всём в Центр. С того дня через посольство установилась, можно сказать, прямая связь между Кремлём в Москве и бункером Асада в Дамаске»2.
В ходе того визита, по словам Мухитдинова, сирийский президент поделился и соображениями более конфиденциального свойства. «В конце он добавил: "Вот мы с вами знаем об этом вдвоём, третьим будет товарищ Брежнев. Прошу вас срочно сообщить ему". Мы вернулись в посольство, и я немедленно отправил "молнию" с изложением того, о чём говорил президент. Телеграмма была особой, и её следовало доложить лично адресату»3.
Военные действия, начавшиеся 6 октября, на третий день докатились до Дамаска. 9 октября израильтяне нанесли ракетно-бомбовый удар по штабу сирийских ВВС, расположенному в трёхстах метрах
от дома, где жили Поповы. Поми- Обстановка была нерв°зная -мо сирийцев тогда погибли и три ситуация на фронтах склады-советских офицера, находивших- валась совсем не так, как рисо-ся в здании4; оказался полностью валось перед началом боевых разрушен недалеко стоявший дом, действий. в котором снимал квартиру советник Б.В. Бочин.
Попов вспоминает: «Взрывная волна прошлась и по нашему дому - была выбита входная дверь и вдребезги разбиты все окна, хорошо, что мы в это время были в посольстве. У входа в наш дом была лавка сапожника - очень доброжелательного человека, который всегда что-нибудь хорошее да скажет дочери (наверное, он работал на службу безопасности). Когда мы вернулись из посольства и увидели все разрушения в квартире, он заверил нас, что ничего не пропало, что он постоянно присматривал за квартирой и даже вызвал двух плотников, которые помогли восстановить дверь, а также пообещал, что попозже он сумеет найти и стекольщиков.
Ночь мы провели в своей квартире, но на следующее утро решили переехать в посольство - там нам выделяли комнату. Утро 10
2 Мухитдинов Н.А. Река времени. От Сталина до Горбачёва. М.: Финансово-промышленная корпорация «Русти-Рости», 1995. С. 600.
3 Там же. С. 603.
4 Там же. С. 598.
октября началось с воздушной тревоги, и мы поспешили поехать в посольство: нервничали все - ехавший перед нами кран вдруг сорвался, и стрела прямо ударила в переднее стекло машины - но это была наша "Волга", и стекло не разбилось».
В этот же день «прямым попаданием бомб и ракет был уничтожен Советский культурный центр. Перед руинами бывшего центра чудом сохранился прикреплённый к стволам деревьев транспарант с объявлением: "Курсы русского языка возобновляют свою работу с 15 октября". Их должна была открыть недавно приехавшая в Дамаск из Москвы новая заведующая Александра Калинычева. Но воздушный убийца лишил её жизни: заведующая курсами погибла в результате бомбёжки»5. Другой погибший - сирийский сотрудник центра Мухаммед Амин. Самолёт, сбросивший бомбу, был сбит, а его пилот оказался в сирийском плену.
Как часто вспоминает тогдашний руководитель культурного центра Олег Иванович Фомин (род. в 1940 г.), сам трижды избежавший смерти в те дни6, на месте разрушенного здания долго оставалась воронка, а в заново отстроенном центре решили повесить мемориальную табличку в память о погибших.
Обстановка была нервозная - ситуация на фронтах складывалась совсем не так, как рисовалось перед началом боевых действий. Египетская армия попала в окружение, да и действия сирийских войск на Голанах и в районе горы Хермон не внушали особого оптимизма. Сирийцы бросили в наступление практически все имеющиеся танки, и резервов у них, по сути, не осталось. Дорога на Дамаск фактически была открыта. Все эти дни велись лихорадочные контакты с американцами на предмет прекращения военных действий.
Свою роль в сирийском восприятии ситуации играло и то, что египтяне, с точки зрения сирийского руководства, нарушили все существовавшие договорённости: «Каир и Дамаск начали боевые действия на основе совместного египетско-сирийского плана. Сирия неизменно его придерживалась. Однако египетские войска по
5 Там же. С. 602.
6 Олегу Ивановичу Фомину - 80 лет! // Московский союз общественных объединений -обществ дружбы с народами зарубежных стран. 29.06.2020. URL: https://msod.ru/category/ partnery/fond-russar/ (дата обращения: 25.08.2023).
приказу президента Египта Садата, форсировав Суэцкий канал, вместо того чтобы, согласно договорённости, продолжить движение до перевалов на Синайском полуострове, сразу же начали окапываться. Приказ Садата о прекращении дальнейшего наступления противоречил всем законам военной науки и фактически означал предательство сирийской армии. Хафез Асад в одной из бесед объяснил его поступок спланированным сговором египетского президента с США и Израилем»7.
В этих обстоятельствах единственным шансом сирийского руководства оказывалась внешняя помощь - её оказал Багдад, приславший в Сирию к середине октября две танковые дивизии.
ТРУДНОСТИ КОММУНИКАЦИИ
Как отмечает Попов, на протяжении всех дней войны между советскими дипломатами и сирийским руководством продолжались постоянные контакты на самых разных уровнях: «Запомнился разговор с Асадом 10 октября, то есть сразу же после бомбардировки. Мы приехали к нему с очередным посланием из Москвы, оно у меня было переведено заранее. Зачитав его, мы с Мухитдиновым стали ожидать реакцию президента, но он ничего не говорил. Тогда я стал зачитывать его снова. Здесь следует рассказать, что комната, в которой нас принимал Асад, была небольшой, вся мебель металлическая, в углу кровать, посередине стол с несколькими стульями и небольшой шкаф. В этот раз на столе стояло блюдо с фруктами -виноград, яблоки, персики, черешня.
Мухитдинов сообразил, что Асаду просто было трудно говорить - несколько бессонных ночей, сложные повороты в динамике военных действий оказали на него влияние. Взяв со стола гроздь винограда, Мухитдинов протянул ее президенту, тот, откусив несколько ягодок, начал говорить».
Встречи продолжались и в последующие дни - сирийский президент, как отмечает Попов, настойчиво просил у СССР помощи. Москва решила направить для бесед с сирийцами первого заместителя министра иностранных дел СССР Василия Васильевича Кузнецова (1901-1990). По прибытии в Дамаск тот сразу поехал к Асаду: «Сирийский президент находился в достаточно
7 Мухитдинов Н.А. Указ. соч. С. 601.
мрачном расположении духа: он пространно говорил о том, что страна пострадала, много разрушений, в Дамаске электричество дают с перебоями. Он делал акцент на том, что советские друзья обещали ему остановить военные действия на второй или третий день. Подтекст был такой, что мы не выполнили свои обещания, и поэтому Сирия оказалась в сложном положении. Ему было уверенно заявлено, что никаких обещаний о прекращении боевых столкновений уже на второй-третий день нами не давалось. Беседа с Асадом затянулась за полночь. Кузнецов пошёл спать, а рано утром мы должны были принести ему проект телеграммы. Я упомянул обо всех претензиях Асада, подчеркнув тезис, что египтяне не соблюдали договорённость, попали в ловушку, поэтому война пошла не так, как планировалось. Кузнецов сурово забраковал мой вариант и сделал мне серьёзное внушение. Мухитдинов, хорошо улавливая настроение начальства, сказал, что через сорок минут мы всё поправим.
В отправленной в Москву телеграмме говорилось о том, что он отвёл все необоснованные претензии Асада, а главный итог заключался в необходимости и дальше координировать наши действия в том, что касается урегулирования».
Между тем Мухитдинов упоминает и ещё об одной причине приезда в Сирию одного из высших руководителей дипломатического ведомства. По его словам, через несколько дней после конфиденциального разговора с президентом, состоявшегося накануне начала войны, Асад выдвинул претензию, что содержание беседы стало известно всему арабскому дипломатическому корпусу и утечка произошла с советской стороны. Последовали разбирательства, в ходе которых Михаил Андреевич Суслов потребовал привлечь Мухитдинова к «государственной и партийной ответственности» и его спасло только личное вмешательство Брежнева. По итогам расследования в Москве решили, что дежуривший ночью «недостаточно опытный дипломат», увидев, что в телеграмме речь идёт о войне, «сделал разметку: "срочно передать послам соседних арабских государств"», не обратив внимания на гриф секретности8. Действительно ли источником утечки был этот дипломат или нет, сказать трудно - текст Мухитдинова предполагает
8 Там же. С. 604-605.
различные интерпретации этого эпизода, а отсутствие суровых оргвыводов в отношении якобы провинившегося сотрудника может указывать на то, что дело было вовсе не в нём. Как бы то ни было, визит Кузнецова в Дамаск, по утверждению Мухитдинова, был направлен прежде всего на восстановление доверительных отношений, и в этом плане прошёл успешно.
Впрочем, работа советских представителей в Сирии в эти дни не ограничивалась контактами на высшем уровне. Свою роль в выстраивании политики играли и связи с Коммунистической партией САР, осуществлявшиеся по линии Международного отдела ЦК КПСС, где сирийское направление курировал Александр Вавилов.
Нельзя не упомянуть и о совершенно феноменальных действиях военных, как служивших в военном атташате, так и советников, в штаб-квартире которых была установлена прямая связь с Москвой. В качестве иллюстрации их роли Попов приводит два эпизода. Первый из них связан с полковником Владимиром Наоном (в будущем - российским военным атташе в Йемене), который «в разгар боевых действий за гору Хермон ночью пробрался практически в расположение противника и сумел вывести с поля боя американский танк, который использовали израильтяне, - он затем был доставлен в Москву». Второй случай касается ещё одного военного, работавшего в стране под журналистским прикрытием: «Ему удалось установить негласный доверительный контакт с человеком из ближайшего окружения президента Аса-да, который стал передавать ему информацию, написанную на французском: сам наш журналист французского не знал и забегал к нам с Мариной с тем, чтобы мы хотя бы кратко рассказали ему суть донесения, прежде чем он передаст его своему начальству, а оно - затем в Москву.
Марина после бомбардировки 10 октября вылетела в Москву, но, когда развернулись интенсивные советско-американские контакты о прекращении военных действий, а в Дамаск вошли иракские танковые бригады, она настояла на возвращении в Сирию. И 17 октября прилетела в Бейрут, а оттуда в Дамаск, куда её привез наш добрый друг дипломат Борис Щиборин. К тому времени мне уже удалось вставить все стёкла в окнах нашей квартиры».
ИТОГИ
Основные события по подведению итогов октябрьской войны проходили на египетском треке, сирийское направление оказалось второстепенным. Этим воспользовались американцы - для обсуждения деталей разведения израильских и сирийских войск в Дамаск более десяти раз прилетал тогдашний госсекретарь США Генри Киссинджер - отсюда пошла его знаменитая челночная дипломатия.
Сегодня можно точно сказать, что результаты октябрьской войны были не те, которых ожидали сирийцы. Израильтяне разбомбили дамасскую электростанцию, в городе имели место перебои с освещением, однако главное, что они установили уже полный контроль над Голанами, ради освобождения которых сирийцы всё и затевали. Кроме того, к окончанию боевых действий 22 октября стало ясно, что сирийская армия нуждается в серьёзной реконструкции и переобучении: в вооружённых силах осталось всего несколько десятков танков.
И всё же итоги для арабской стороны не могут оцениваться исключительно негативно. Одна только внезапность начала военных действий и способность обеспечить секретность принятия решений были серьёзным ударом по репутации Израиля. Арабы считали, что война вывела ситуацию из тупика, созданного их поражением в июньской войне 1967 г., и восстановила их самоуважение и веру в свои силы.
Что же касается Сирии, то, по мнению Вениамина Попова, последствия войны сказывались очень долго, они ощущаются и сейчас, причём не только на международном уровне, но и прежде всего - на внутрисирийском: «Пережитое напряжение не прошло бесследно и для главных местных игроков. Посмотрим на драматические события, разворачивавшиеся в Сирии в 1983-1984 годах. Как рассказывал мне заместитель министра иностранных дел РФ Михаил Леонидович Богданов, который в то время работал в нашем посольстве в Дамаске сначала вторым, потом первым секретарём, затем советником и советником-посланником, 12 ноября 1983 г. у Хафеза Асада случился обширный инфаркт. Поздно ночью тогдашнего российского посла Владимира Ивановича Юхина (1918-1992) вместе с Богдановым пригласил к себе вице-президент САР Абдель Халим Хаддам. Информировав об инфаркте и о том,
что состояние Асада очень тяжёлое, он попросил о помощи "советских товарищей". Рано утром следующего дня на специальном самолете Ил-62 в Дамаск прилетел крупнейший советский кардиолог, руководитель 4-го Главного управления Минздрава СССР Евгений Иванович Чазов (1929-2021).
Хотя в силу биологического строения сердца Хафеза Асада положение было действительно очень серьёзным (Чазов потом говорил, что Асад мог умереть в любую минуту), совместными усилиями его удалось не только спасти, но и вернуть к работе. Тем не менее Рифаат действительно пытался взять власть в свои руки, утверждая, что если Асад умрёт, то его ближайшие соратники изменят политический курс Сирии. В начале 1984 г., когда Хафезу стало хуже, Рифаат привёл свои элитные формирования "Роты обороны" в состояние повышенной боевой готовности. Ситуация приняла угрожающие формы: Юхина и Богданова вызвал к себе начальник Генерального штаба Шехаби и попросил использовать имеющееся в Сирии советское оружие и советских военных советников для блокирования и нанесения сокрушительного удара по взбунтовавшемуся Рифаату. Юхин срочно запросился на встречу с Хафезом Асадом, который чувствовал себя очень плохо. Юхин сказал, что советские советники и специалисты находятся в Сирии, чтобы прежде всего прикрывать небо САР от израильской авиации, а не для того, чтобы участвовать в межсирийских конфликтах, на что Асад ответил, что сам постарается уладить эту проблему. Затем он произвёл реорганизацию руководства, назначив сразу трёх вице-президентов - Абдель Халима Хаддама, Зухейра Мушараку (он руководил партийным аппаратом) и самого Рифаата, сделав его ответственным за военные вопросы. Позже президент принял решение удалить Рифаата из страны, направив его во главе большой делегации в СССР с перспективой невозвращения, попросив советское руководство пойти ему навстречу в этом вопросе. Асад обратился с просьбой к тогдашнему генеральному секретарю ЦК КПСС Константину Черненко принять для беседы Рифаата Асада, а затем переправить его в Швейцарию».
Возможно, уже тогда президент видел в качестве преемника старшего сына Басиля (родился в 1962 г., погиб в 1994 г.) и опа-
сался прихода к власти своего ультраамбициозного брата, однако, по мнению Попова, «будучи национальным лидером, Асад был способен подняться над семейными привязанностями, стратегически мысля, принимать жёсткие решения в отстаивании ключевых интересов своей страны.
Многие руководители западных держав считали сирийского лидера одним из самых опытных и проницательных политиков Ближнего Востока. Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер окрестил его "ближневосточным Бисмарком". В интервью корреспонденту журнала Newsweek он говорил: "Это был блестящий политик с прекрасным чувством юмора. Он плохо знал Запад, и во время переговоров в 1973-1974 гг. учился и узнавал на ходу. Он был очень осторожен в разговоре. Когда мы пытались убедить его, что у него нет выхода, он только усмехнулся и сказал: "Вы, американцы, продали Вьетнам, вы продадите Тайвань, и мы дождёмся того времени, когда Израиль станет вам не нужен, и вы продадите и его"».
