CC BY
168
УДК 323.2
Л. А. Гайнутдинова*
ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1917 года И СОВРЕМЕННОСТЬ **
Октябрьская революция имела глобальные последствия для мировой истории, необратимо изменив весь мир. Но для российской государственности это было время серьезнейших испытаний: «недоуправляемость» государства в критических условиях способствовала радикализации политической ситуации и тектоническому социальному сдвигу, ставшему прологом гражданской войны. Стремление обновить государственное устройство заставляет нас сегодня вглядываться в политическую историю 100-летней давности для того, чтобы вынести уроки и наметить верные шаги в поисках новых решений, переоткрывая принципы демократического устройства, учитывающие социокультурные особенности российского политического пространства.
Ключевые слова: Октябрьская революция; революция; государственный переворот; современность; политические уроки.
L. A. Gainutdinova OCTOBERS REVOLUTION1917 AND MODERNITY
October Revolution lead to global consequences for the world history and totally irreversibly changed the whole world. But for Russian statesmanship it was the time of serious hardships which are still influencing on us. Lack of governance in critical conditions contributed to radicalization of political situation and massive social upheaval what lead to a civil war. Attempt to renew the state structure makes scientists to look at the political history of the period of 100 years ago for learning and planning right steps in search of the new decisions. That makes them to reopen the principles of democratic organization that takes into account the sociocultural specifics of Russian political environment.
Keywords: October Revolution; revolution; rebellion; modernity; political lessons.
Гайнутдинова Людмила Александровна, доктор политических наук, доцент, заведующая кафедрой политологии факультета истории и социальных наук, Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена; lgaynutdinova@list.ru.
** Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 15-33-12016.
Широта дискуссий, развернувшихся в рамках многочисленных юбилейных мероприятий, основанных на вновь открывшихся фактах и новых подходах в интерпретациях, говорят о незаживающих ранах национального противостояния и политического раздора в стране. Многие политологи и политические деятели, стремясь подчеркнуть сходство момента с разницей в 100 лет, воспевают конспирологическую теорию, подтверждающую, по их мнению, субъективный характер причин Октябрьской революции 1917 г. Подобный акцент делается не случайно: во-первых, обосновывается несостоятельность существа противоречий социального характера в современной России, во-вторых, заостряется внимание российского политического сообщества на векторе чрезвычайной опасности внешнего воздействия в процессе социальной модернизации страны. Безусловно, за всем этим есть своя правда, свои аргументы, свои цели. Но все наблюдения за волной развернувшихся дискуссий не убеждают нас в том, что мы научились спокойно и аргументированно анализировать свою политическую историю, делать верные, соответствующие исторической логике выводы, прогнозировать и выстраивать эволюционные траектории продвижения страны в будущее, не срываясь в пропасть радикального утопизма и гражданского противостояния. Будем надеяться, что 100-летний юбилей российской революции запустил процесс выработки общественных рекомендаций современной российской власти, которые позволят реально снизить уровень политизации социальной напряженности в стране и не доводить дело до очередной революции. Нам необходимо думать, каким образом можно выстроить реальный политический процесс, чтобы все социально-политические конфликты находили свое разрешение в рамках правового поля и поэтому мы так внимательно всматриваемся в нашу политическую историю 100-летней давности.
Конечно, истоки Октябрьской революции лежат слишком глубоко: это и «русский бунт», и декабристы, которые создали партию, и гражданское движение в России, и «русский социализм» А. И. Герцена как идеологическая платформа протестной позиции, с которой в России началась новая ступень революционной борьбы как борьбы политической оппозиции с самодержавием. Известно, что позднее Герцен очень разочаровался в революциях и пересмотрел свои взгляды, отступив от радикализма. Однако это было уже не так важно, ведь личное отступление не отменяло позиционности выработанного им всеобщего инструмента борьбы и, безусловно, авторство «запева» в идеологической партитуре русской революции за Герценом закрепилось навсегда. Далее — марксизм, который представлял собой одно из крупнейших достижений социальной мысли, но не более того. Конечно, теория Маркса преодолела целый ряд заблуждений человеческой мысли, поэтому не случайно она стала толчком титанического движения мировой общественной и философской мысли. Имя Маркса стоит в ряду величайших умов человечества, но реализация предвосхищений марксистского социализма, как и всякой доктрины социального прогресса, представляет собой более сложное, абсолютно неожиданное сочетание социально-абстрактного учения с попытками решения проблем, вызревших в конкретном обществе, характерных только для него. Как говорил тот же Герцен: «Жизнь осуществляет только ту сторону мысли, которая находит себе почву, да и почва при этом не остается страдательным носителем,
а дает свои соки, вносит свои элементы» [2, с. 87]. Вот почему исторический результат, возникающий в ходе разрешения данных исторических противоречий, в какие бы идеологические формы он не упаковывался действующими акторами политической борьбы, реализуется в жизни совсем не так, как его ожидала та или другая сторона, как он идеально представлялся действующим лицам исторической ситуации. Результат получается совсем не такой, какой представлялся: так как являл собой равнодействующую миллионов воль, одушевленных чаяниями и надеждами, предрассудками и теоретическими знаниями. Из этого совсем не следует, что социальное учение Маркса не имеет никакого значения, сказанное выше означает лишь стремление отклонить претензию любой общественной доктрины на то, что ее постулаты возможно в полной мере осуществить, претворить в жизнь благодаря «научности», правильности, опоры на прошлую интеллектуальную традицию, прогностической силе учения и т. п. Интерпретируя выражение самого К. Маркса, в России после Октябрьского переворота
само общество попыталось завоевать себе новое, социалистическое содержание, не осознавая, что оно, это содержание, находилось в разительном противоречии со всем тем, что можно было осуществить сразу, непосредственно из данного материала, на достигнутой массой степени развития, при данных обстоятельствах и условиях [4, с. 34].
Более полувека, начиная с середины XIX в., политическая система страны если и не игнорировала запрос на вызовы извне, то по темпам реакции недостаточно адекватно отвечала на него. В ее осуществлении были заинтересованы почти все социальные круги, но, не воспользовавшись консолидацией общества, правительство способствовало поляризации политических сил в стране: один из таких полюсов, бедноту, возглавила большевистская партия. В поляризованной стране нерешенный болезненный вопрос о справедливости уравнивает всех участников перед перспективами социальных изменений. Как известно, Робеспьер утверждал, что воля превращает социальное неравенство в политическое равенство [3, с. 170]. Российская власть не взяла на себя ответственность за осуществление принципа социальной справедливости на государственном уровне, чем взрастила своего злейшего оппонента — партию русского социализма, идеологически проложившей дорогу идеям народничества и справедливости, широта которых не вместилась в рамки политического процесса. А вступление в мировую войну спровоцировало формирование ключевого субъекта революционного процесса, превратив оторванных от семей и земли крестьян в солдат и матросов. Своими действиями правительство буквально подарило революционным пропагандистам армию, с помощью которой успешно свершились мечты многих поколений русских революционеров, как известно, даже не рассчитывавших на столь скорый успех. Через несколько месяцев первое и последнее в России Учредительное собрание, избранное на всеобщих свободных выборах, будет разогнано и страна ввергнется в гражданскую войну, победа в которой была невозможна ни для какой стороны.
Конечно, было бы слишком просто объяснять все процессы в обществе заговором с участием внутренних радикальных сил в лице либераль-
ной оппозиции с внешними силами, к которым причисляют и британское, и американское посольства, и немецкие деньги для большевиков. То, что произошло в Петрограде ровно 100 лет назад, можно назвать одним словом: «недоуправляемость» государством в критических условиях. Хлебный кризис в Петрограде проходил всего несколько дней, но этого хватило: плохая система распределения хлеба привела к тому, что кризис вылился в акт социальной агрессии — демонстрации женщин, «марш кастрюль». К женщинам примкнули рабочие, а затем и солдаты. В течение нескольких дней Петроград был охвачен восстанием: приказ 26 февраля стрелять в демонстрантов уже не мог ничего изменить. Петроградский режим пал, возникло два центра власти — Временный комитет Госдумы и Совет рабочих депутатов. Далее через несколько дней от престола отрекся император Николай II в пользу брата Михаила, который, опасаясь за свою жизнь, на следующий день также отрекся от престола в пользу Учредительного собрания. Возникла ситуация, при которой власть рухнула сама. Учредительное собрание, призванное установить окончательную форму государственного устройства России, было намечено на осень 1917 г., а пока власть перешла в руки Временного правительства. Временное правительство провело ряд серьезных демократических реформ, которые кардинально изменили политическую систему России: была провозглашена амнистия политическим заключенным, в т. ч. и большевикам; была объявлена свобода слова, печати, собраний; отменены сословные, национальные и религиозные ограничения; были объявлены выборы в Учредительное собрание по самой демократической формуле того времени: в сентябре Россия была объявлена республикой [8, с. 5].
Однако было слишком поздно. В условиях войны эти важные с точки зрения демократии решения обернулись ухудшением экономической и политической ситуаций, которое быстро приобрело характер катастрофы: демократия лишь усилила безвластие в стране и анархию. К тому же солдаты, слишком долго ждавшие отправки на фронт, стали тем динамитом, который взорвал политическую систему страны. И наступил Октябрь, который часто называют переворотом. Политический переворот ходом революции был превращен в тектонический социальный сдвиг, ставший прологом Гражданской войны и военного коммунизма. Переворот сдетонировал взрывные процессы многовековой давности: стихия взаимного отторжения социальных групп, ведущая свое начало от характера российской истории, вырвавшийся на гребень общественной волны антагонизм «барина» и «мужика», неукротимая жажда справедливости, овладевшая миллионами впервые раскрепощенных людей, сметавшая все на своем пути [8]. Все это очень трудно назвать социалистической революцией: социалистическая идеология, лежащая в основе революции, не нашла благоприятной массовой почвы и была существенно деформирована. Октябрьская революция возникла как ответ на вызовы современности, и этот ответ в качестве важнейшей предпосылки требовал всеобъемлющей духовной и политической перестройки, которую социалистический строй совершить не смог. И чем дальше развивался этот строй, тем больше он противоречил императивам современности: эпоха горбачевской перестройки стала тем временем, когда под вопросом оказалась вся система советского общества,
ее способность развиваться и эффективно функционировать. Политический режим к тому времени полностью выработал свой ресурс и пал под тяжестью собственных противоречий, оказавшись несостоятельным и неэффективным в реализации обещанных социалистической идеологией социальных, экономических и политических благ [6, с. 67].
К сожалению, это вечная проблема: потребность в преобразованиях возникает в нашей стране тогда, когда силы, в интересах которых проводятся реформы, оказываются не готовыми к ним. Как правило, делегитимация прежнего режима происходит раньше, чем созрели условия, при которых возможны демократические преобразования. Так, все, что могли реформаторы 90-х противопоставить коммунизму, свелось к абсолютной идеализации рыночных отношений и выбору т. н. европейского пути для России. Как всегда, демократический проект не был соотнесен ни с историческими традициями народа, ни с достигнутым к этому времени уровнем развития гражданского самосознания. И тем не менее очередной в политической истории России революционный переворот был осуществлен, а тренды на рыночное общество и демократический политический строй достаточно легко одержали верх и были оформлены новым руководством страны как направляющие стратегическое развитие государство. Почему? Да потому, что были четко определены те болевые точки психологии россиян, которые в 1917 г. использовали и большевики: потребительская психология быстро сработала в условиях тотального кризиса и потребительского дефицита.
А где была церковь, когда гибла «православная Русь»? Церковь была занята своими делами: 28 августа 1917 г. открывался Поместный собор Русской Православной Церкви, который отвлек церковных иерархов от происходящих политических событий. Церковь тоже упивалась свободой, получив возможность устраивать свою жизнь на принципах канонического самоуправления. Трудно объяснить поведение церкви, когда вокруг происходили страшные события, определившие дальнейшую историю России, и самой Церкви. Поместный Собор воспринимался церковными иерархами как главное, беспрецедентное событие за всю историю Церкви: все силы были брошены на его подготовку и проведение. В начале сентября Временное правительство провозгласило Россию Республикой и назначило выборы в Учредительное собрание на 12 (25) ноября. В России в то время действовало множество политических сил и партий, которые стремились договориться, решить вопросы мирным путем: и социал-демократы — меньшевики, и эсеры, и многочисленные либеральные партии, и различные группы интересов. Кроме большевиков, у которых были совсем другие планы, радикально отличающиеся от всех остальных: они не собирались договариваться и делиться властью. Большевики не останавливались ни перед чем: реки крови их не волновали. Для них главным был вопрос власти, и все их силы были брошены на то, чтобы захватить, а затем и удержать власть. Никто не мог себе представить, какие люди придут к власти. А Православная Церковь боролась с новой властью крестными ходами: первый крестный ход произошел 12 ноября 1917 г., потом эти ходы будут повторяться во многих губерниях. Большевики будут просто их расстреливать: в 1918 г. будет расстреляно порядка 50 крестных ходов [9]. Все это лишь подтверждает, что
в период революций очень мало во всем обществе рационального: всплывают ранее абсолютно неведомые общественному сознанию мотивы, побуждающие к таким действиям, которые потом трудно объяснить.
Легкость и быстрота перехода на новые политические тренды в России, которые происходили как в начале ХХ в., так и в его конце, таит в себе огромную опасность. Прежде всего, необходимо учитывать социокультурный контекст политического реформирования: российская демократия — это демократия с иными, чем на Западе, проблемами. Стремление обновить государственный строй на демократических основаниях в условиях, резко отличающихся от соответствующих процессов в других странах, требовало новых, оригинальных решений, т. н. переоткрытия принципов демократического устройства, учитывающих социокультурные детерминанты российского политического пространства, соотношение в нем национального и универсального. Следует помнить, что демократия, как и свобода, слишком феноменальна и динамична, чтобы ее можно было внедрить и осуществить по общим технологическим рецептам. Каждая страна должна сама выбирать свою меру свободы, свою форму демократии в зависимости от ситуации и политического опыта, сама нащупывать принципы соотношения и ограничения различного рода свобод. Так, в результате политического переворота 1991 г. в стране начала внедряться демократия, не обусловленная распространением всего спектра идеологических ценностей (либеральных, демократических, христианских, социал-демократических и т. п.), не основанная на предшествующей политической традиции, которая оказалась для большинства россиян чуждой, абсолютно «неорганичной». Противоречие между идеалами демократии и осуществляемой политической практикой, политические эксперименты новой власти привели к тому, что демократический режим оказался весьма далек от реализации поставленных перед собой и обществом целей и взятых на себя обязательств. Возмутительное социальное неравенство, нищета населения, тотальная коррумпированность чиновничества, приватизация власти олигархическими группировками, деградация всей социальной сферы и т. п. — все это подорвало веру индивида в возможность идентифицировать себя с целями и ценностями общества, привело к распаду смыслообразующего поля всего социума. Выборы и избирательные процедуры как ключевые инструменты либеральной демократии в отсутствие равноправного диалога власти и общества оказались не в состоянии воздействовать на политику ни центрального, ни регионального, ни тем более местного уровней. Произошел возврат к воспроизводству независимости власти от народа, которая веками существовала в России и которая с каждым революционным переворотом только усиливалась, в этот раз уже не на социалистической, а на буржуазной либеральной основе в обновленном варианте.
Многие сегодня уповают на демократические идеалы гражданского общества в России, которые пока носят достаточно абстрактный характер. Не хочется бросать камень в гражданское общество, как это делают сторонники «сильной руки» государственной власти, но проблема в том, что и либеральная интеллигенция, и политики либерального политического спектра нередко ожидают от гражданского общества слишком многого. Гражданское общество действительно обладает способностью сплачивать людей и поощрять социальную
солидарность, однако солидарность не тождественна демократии, поэтому нет никаких оснований приписывать гражданскому обществу ведущую роль в процессах демократизации и считать, что оно по определению поддерживает демократию. Современная политическая история часто доказывает обратное: гражданское общество не гнушается использования совсем недемократических методов достижения политических целей, включая акты гражданского неповиновения вплоть до государственного переворота, что никак не вписывается в рамки демократического политического процесса. Окажется ли гражданское общество лидером демократического процесса в России, зависит прежде всего от умения и желания общества развивать гражданскую активность в правовых рамках, которые могут быть обеспечены только сильным правовым государством.
Можем ли мы сегодня утверждать, что Россия свернула с революционного пути и абсолютно избавлена от революционных рисков? Конечно, нет, но будем верить, что наши надежды на политическую стабильность не призрачны и зависят от нас: от действий политической власти, от силы и сплоченности гражданского общества, от ответственности каждого гражданина за происходящее в стране. Эпоха глобализации существенно видоизменила многие проблемы, в том числе и проблему внешних агрессий. По мнению Б. Бади,
снижающаяся применимость силовой политики обесценивает привычное противопоставление «друг-враг». Корни «холодной войны» произрастали из такой оппозиции, поскольку противник был очевидным... Глобализация создает новые источники нестабильности, порождает новое недовольство. Она в корне меняет и интернационализирует социальное поведение, вызывая новое общественное неравенство, новую напряженность, и даже новый дефицит демократии. Приобретая международное измерение, все эти социальные явления становятся серьезными вызовами, влекущими за собой конфликты и нетрадиционные угрозы. Политическая и военная конкуренция становится менее релевантной, нежели эта «социальная тектоника». Террористические группировки выступают в качестве новых «предпринимателей в сфере насилия», которые быстро сообразили, каким образом они смогут обратить этот социальный субстрат в свою пользу [1, с. 16].
События последних десятилетий, когда под лозунгами демократизации происходило значительное снижение уровня суверенности многих государств, подводят нас к пониманию того факта, что мы стоим у истоков нового этапа всемирной истории, основной характеристикой которого будет чрезвычайная интерсоциальная динамика. На мировую арену выходят как полноправные действующие субъекты новые общества со своими культурами, религиями, экономиками и устоявшимися практиками, которые будут на мировых площадках сталкиваться с культурами, религиями, экономиками и устоявшимися практиками других обществ. Современная Россия в условиях временной дистанции к событиям повторяющихся распадов российской государственности в ХХ в. выбирает курс на устойчивость и адекватную реакцию на существующие вызовы. Мы не должны допустить повторения событий 1917 г. И это главная задача современного российского общества.
Что делать? Во-первых, нельзя допускать глубокого общественного раскола, который может привести к революции и гражданской братоубийственной войне [8, с. 8]. Во-вторых, необходим четкий государственный мониторинг и своевременное решение назревших социально-экономических, политических, национально-этнических и прочих проблем путем реформирования и исключения радикализации ситуации. Нужно четко понимать, что если ситуация доводится до революции, то основная вина лежит на правящем режиме, который не смог предотвратить развитие событий по самому радикальному для страны сценарию. Осознав свою несовместимость с прежним образом жизни, народ выбирает ту или иную форму выхода из сложившейся ситуации. Дело власти — обеспечить эффективность и законность формальных процедур, предотвращая выбор способов гражданского неповиновения вплоть до гражданского восстания. Революция пробуждает гражданское самосознание, но это пробуждение начинается с первых сознательных актов сопротивления: не с того, как правит власть, а с того, как люди готовы подчиниться этой власти. В-третьих, важнейшей задачей всей российской общественности, правительства, а также преподавателей в области социально-политических наук является необходимость постоянно напоминать гражданам страны о том, что революции неизбежно сопровождаются хаосом, анархией, повышением уровня нестабильности и крайним ухудшением общей социально-экономической ситуации в стране. В-четвертых, надо постоянно помнить: итогом разрешаемых насильственным путем острых социальных конфликтов, всегда является ослабление центральной власти, что неизбежно ведет к росту сепаратистских тенденций и возникновению угрозы для целостности российского государства [8, с. 9]. События 90-х гг. — ярчайший пример подобного развития политического сюжета.
И главное, революционная ментальность русского народа в сочетании с регулярно осуществляющимися непродуманными, неэффективными социальными экспериментами по переносу западноевропейский ценностей на российскую почву не дают возможности развиваться России в русле собственной истории, и периодически загоняют ее в тупик. Еще со времен Петра I насаждение западных ценностей раскололо российское общество на «западников» и «почвенников», что вело и до сих пор ведет к непримиримой идеологической поляризации политического пространства России [7, с. 37]. Современный политический процесс должен учитывать это идеологическое противостояние и создавать возможности для мирной конкуренции и состязательной борьбы на политическом поле этих политических сил. Должны создаваться и постоянно работать многочисленные дискуссионные площадки с участием представителей всего политического спектра. Это будет способствовать сбалансированности и устойчивости политического процесса, стабильному реформированию политической системы, включению все большего количества политических акторов в политический процесс, формированию национальных площадок публичной политики, тем самым снижая уровень конфронтации и радикализма и использования форм гражданского неповиновения.
И конечно, мы должны серьезно задуматься над «идеологическим» обоснованием политического реформирования своей страны, основанного
на практическом синтезе категорий «свобода» и «справедливость». Речь идет не только об отказе от идеологического противопоставления этих ценностей, а о возможности признания права на их одновременное существование. В зависимости от политической конъюнктуры, обусловленной интересами общества на данном этапе, предпочтение может отдаваться какому-либо одному из фундаментальных принципов, но это предпочтение временное, не носящее принципиального характера. Преобладающее воздействие одного из принципов должно быть ограничено определенными рамками, чаще всего временем избирательного цикла. В свою очередь, другая сторона должна иметь возможность свободно предлагать иные варианты и вносить коррективы, что при благоприятных условиях поможет найти оптимальные решения. Однако реализация принципа координации современной демократии — принципа соотносительности ценностей свободы и справедливости возможна только в условиях демократического режима.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бади Б. Возобновление истории? // Международные процессы. — 2016. — Т. 14, № 2(45). — С. 6-22.
2. Герцен А. И. Избранные философские сочинения. — М., 1946. — Т. 2.
3. Ерохов И. А. Революция, которая никогда не повторится // Полис. Политические исследования. — 2016. — № 6. — С. 159-172. DOI: https://doi.org/10.17976/jpps (дата обращения: 20.10.2017).
4. Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. 2-е изд. — М., 1957. — Т. 8. — 125 с.
5. Оганесьян Ю. С. Столетье войн и революций. Эпоха продолжается? // Полис. Политические исследования. — 2017. — № 1. — С. 24-40.
6. Пантин И. К. Русская революция как проблема политической философии // Полис. Политические исследования. — 2011. — № 5. — С. 48-69.
7. Пантин И. К. Русская революция. Идеи, идеология, политическая практика. — М.: Летний сад, 2015. — 294 с.
8. Петров Ю. А. Великая российская революция 1917 года: уроки истории. Доклад на заседании Совета Федерации ФС РФ в рамках «времени эксперта». — URL: http:// www.council.gov.ru/events/news/77496 (дата обращения: 20.10.2017).
9. Сайт Вознесенского кафедрального собора (г, Алматы). — URL: http://cathedral. kz/en/articles/uroki-revolyucii-1917-goda (дата обращения: 26.10.2017).
