CC BY
110
УДК 342.76
В. Г. Романовский
ассистент кафедра уголовного права Пензенский государственный университет, г. Пенза, Российская Федерация
ОГРАНИЧЕНИЯ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА НА СВОБОДУ СЛОВА В ЦЕЛЯХ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ1
Аннотация. В статье рассматриваются советские конституционные источники в части закрепления основных параметров ограничений прав и свобод человека и гражданина. Показано, что в советский период официальные нормативные акты не использовали категорию «ограничения прав человека» при формулировании основных параметров вмешательства в личную свободу граждан. Представлена точка зрения, согласно которой подобное видение основано на дореволюционной традиции общего представления о праве как взаимного ограничения внешней свободы. Выделены основные работы классиков отечественной юриспруденции: Б.Н. Чичерина, Г.Ф. Шершеневича, И.А. Ильина, Е.Н. Трубецкого и др. Одновременно активно использовалась литература второй половины XX в., посвященная правам и свободам советского гражданина. В статье сформулирован вывод о том, что свою востребованность институт ограничений прав человека получил только с принятием новой Конституции Российской Федерации в 1993 г.
Ключевые слова: права человека, доктрина, конституционализм, советская теория, классика российского юридического наследия.
V. G. Romanovsky
Assistant
Department of Criminal Law Penza State University, Penza, the Russian Federation
RESTRICTIONS OF THE HUMAN RIGHT TO FREEDOM OF SPEECH IN ORDER TO COUNTER TERRORISM
Abstract. The author considered the Soviet constitutional sources in a part of fixing of key parameters of restrictions of the rights and freedoms of the person and the citizen. It is shown that during the Soviet period official regulations did not use category of "restriction of human rights" at formulation of key parameters of intervention in personal liberty of citizens. The point of view according to which similar vision is based on pre-revolutionary tradition of general idea about the right as mutual restriction of external freedom is presented. The main works of classics of domestic law are allocated: B.N. Chicherin, G.F. Shershenevich, I.A. Ilyin, E.N. Trubetskoy, etc. The literature of the second half of the 20th century devoted to the rights and freedoms of the Soviet citizen was at the same time actively used. The author formulated a conclusion that the institute of restrictions of human rights has received the demand only with adoption of the new Constitution of the Russian Federation in 1993.
Key words: human rights, doctrine, constitutionalism, Soviet theory, classics of the Russian legal heritage.
Свобода слова является одним из значимых политических прав, закрепляемых в каждой конституции демократического государства. Российская Федерация не является исключением. Ст. 29 включает в себя пять частей, где первая посвящена общему закреплению: «Каждому гарантируется свобода мысли и слова». Одновременно ст. 29 включает в себя три запрета: ч. 2 - на некоторые виды
1 Публикация подготовлена в рамках поддержанного РФФИ (ОГОН) научного проекта № 17-03-00071
распространения информации (включая форму - пропаганда и агитация); ч. 3 -на принуждение к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них; ч. 5 - запрет цензуры.
Следует иметь в виду, что свобода слова не является абсолютным правом и может быть ограничена федеральным законом (ст. 55 Конституции РФ). Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 15.06.2010 г. № 16 «О практике применения судами Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» специально подчеркивает, что даже запрет цензуры не является безграничным. В условиях чрезвычайного или военного положения подобные меры могут вводиться органами публичной власти.
Весьма подробно содержание свободы слова представлено М.Я. Муратовым. Во-первых, автор сформулировал собственное определение: «Свобода слова в юридическом понимании является естественной, юридически признанной и нормативно закрепленной возможностью каждого самостоятельно выбирать вид и меру своего речевого поведения - высказывать идеи, мнения и убеждения (распространять их письменно или устно, в полном объеме или частично, по любым вопросам и на любую тему, если это не создает угрозу правоохраняемым ценностям). Такое правовое содержание в конечном счете определяется врожденной способностью человека получать, усваивать и распространять словесно выраженный опыт освоения окружающего мира». Во-вторых, М.Я. Муратов подробно описывает структуру конституционного субъективного права, выделяя двенадцать самостоятельных правомочий, в числе которых «право на максимально свободный обмен и сопоставление идей и знаний, «право на участие в выработке информации (публичное предание гласности мнения)» [6].
А.Б. Эктумаев указывает, что содержание свободы слова включает четыре ключевых элемента: «а) возможность положительного поведения (право на собственные действия (бездействия), что предполагает свободу производить и искать информацию; свободу придавать информации форму сообщения; свободу передавать (распространять) информацию; свободу использовать доступные каналы связи; свободу получать и расшифровывать передаваемые сообщения; б) возможность требовать соответствующего поведения от правообязанного лица (право на чужие действия); в) возможность прибегнуть к государственному принуждению в случае неисполнения стороной своей обязанности; г) возможность пользоваться свободой коммуникации как социальным благом. Кроме того, субъективное право на свободу слова включает также свободу реализации, которая простирается вплоть до отказа от его использования, т.е. включает также свободу на отказ от передачи и распространения каких-либо сообщений и свободу на отказ от получения каких-либо сообщений» [1].
В свете заявленной темы следует выделить диссертационное исследование О.А. Кудряшовой, посвященное допустимым ограничениям права на свободу слова в целях противодействия экстремизму. Автор делает основной акцент на соблюдение принципа соразмерности ограничения свободы распространения информации целям противодействия экстремизму. При этом основным критерием соразмерности выступают такие параметры, как пригодность и целесообразность защиты конституционной ценности: «В связи с этим запрет распространения информации в целях противодействия экстремизму можно считать соразмерным ограничением, только если запрещаемая информация объективно инициирует, обосновывает, оправдывает или подразумевает возможность совершения насилия или иных противоправных действий, основанных на нетерпимости. Под данную категорию не подпадают высказывания, содержащие критику или несогласие с теми или иными убеждениями, дискуссии по поводу межнациональных, межконфессиональных и иных социальных конфликтов» [5].
Аналогичные требования предъявляются и к возможным ограничениям свободы средств массовой информации, которые не должны блокировать
общественную дискуссию в целом. О.А. Кудряшова обращает внимание на недопустимость блокирования информации «о террористических актах и иных проявлениях экстремизма, о деятельности запрещенных организаций».
Базовым нормативным актом, определяющим правовые основы противодействия терроризму, выступает Федеральный закон от 6 марта 2006 г. № 35-Ф3 «О противодействии терроризму». Однако норм, посвященных ограничениям свободы слова, в нем незначительное число. Обратим внимание на некоторые моменты.
1. Понятие террористической деятельности (ст. 3) включает в себя не только конкретные действия по причинению материального вреда, но и элементы коммуникативного общения, а именно «подстрекательство к террористическому акту», «информационное или иное пособничество в планировании, подготовке или реализации террористического акта», а также «пропаганду идей терроризма».
2. Ст. 11 Федерального закона «О противодействии терроризму» устанавливая правовой режим контртеррористической операции, предусматривает «ведение контроля телефонных переговоров и иной информации, передаваемой по каналам телекоммуникационных систем».
Закон РФ от 27.12.1991 г. № 2124-1 «О средствах массовой информации» также не содержит детальных ограничений на свободу слова в целях противодействия терроризму. Есть общее правило: статья 4 предусматривает недопустимость использования СМИ «в целях совершения уголовно наказуемых деяний», «для распространения материалов, содержащих публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публично оправдывающих терроризм, других экстремистских материалов». Предусмотрены ограничения и на порядок освещения контртеррористической операции: «запрещается распространение сведений о специальных средствах, технических приемах и тактике проведения такой операции, если их распространение может препятствовать проведению контртеррористической операции или поставить под угрозу жизнь и здоровье людей». Дополнительные меры предусматриваются и для распространения сведений о лицах, задействованных в проведении указанной операции.
Современные информационные технологии заметно влияют на общественные процессы, в рамках которых «пересечение» коммуникационных средств распространения различных сведений и интересов террористических организаций происходит активнее и заметнее. Вспомним историю движения народовольцев, которые печатали листовки и собственные газеты, в которых распространялась информация и о проведенных актах устрашения. Но даже в этом случае учитывалось, что большинство россиян в конце XIX века не умело читать, необходимо было передавать сведения о теракте из уст в уста. Сейчас Интернет позволяет распространить информацию о совершенном злодеянии по всему миру в считанные секунды. Более того, проводимые операции нередко транслируются в режиме реального времени. Не зря любая операция террористов фиксируется на видео, выкладывается в социальных сетях, на мировых видео-хостингах. Через Интернет происходит вербовка адептов в террористические сети, распространение способов создания бомбы и проведения операций, при которых возможно максимальное нанесение урона объектам жизнеобеспечения и гражданам страны. Если раньше большинство терактов совершались организованными группами при тщательной подготовке и вовлечении значительного числа лиц, то теракт в Ницце (таран толпы людей грузовиком) показал, что одиночка способен совершить гораздо больше, чем целая группа вооруженных террористов.
Влияние СМИ (и иных коммуникативных технологий) на человека, а также использование их возможностей в противоправных целях подробно описал Н.Больц. Отправной точкой его исследования выступает следующее: «В эпоху сотен телевизионных программ и тысяч вариантов проведения досуга изобилие опций входит в противоречие с ограниченностью времени нашей жизни. Постоянно
ведется борьба за дефицитнейший ресурс - внимание» [1, c. 17]. Борьба за внимание идет любой ценой, в том числе с использованием психологической особенности человека - тяге поглядеть на трагедию других. Тем самым происходит не только сопереживание, но и внутреннее ощущение собственного комфорта в то время, когда лица на экране этого лишены. Н. Больц подчеркивает: «В новостях о катастрофах речь идет не столько об информировании, сколько о наслаждении отдаленностью от ужаса. Зритель наслаждается не страданиями других, а осознанием удаленности от них, что, впрочем, понимал уже Лукреций. Массмедиа питаются катастрофами, а хорошие новости явно не имеют питательной ценности. Мы потребляем статистику повседневных ужасов, одновременно пугаясь и очаровываясь» [1, c. 46].
Именно поэтому криминальные хроники, сообщения о терактах, катастрофах всегда будут на пике общественного внимания. Именно поэтому СМИ не просто освещают человеческие трагедии, а иногда их просто смакуют. Н.Больц отмечает: «Во-первых, массмедиа оперируют не столько точной информацией, сколько приемлемой и резонансной. Только факты, подтверждающие, что человек обладает достойным местом в мире, выходят на публику. Они снимают чувство страха. И во-вторых, массмедиа любят статистику и квантификацию, ибо цифры не нуждаются в обосновании. Массмедиа ориентируются в предметном отношении на количества, во временном отношении - на новости, в социальном отношении - на конфликты».
Интернет внес свои коррективы. Сейчас в мировой паутине любой читатель может стать автором. Мы можем постоянно наблюдать, когда преступник ведет прямую трансляцию своего деяния в той или иной социальной сети. Как отмечается в одной из научных работ, «Теракты в «традиционном» смысле стали использоваться как элементы информационных технологий и уже не являются основной целью террористических организаций. По мнению многих исследователей, СМИ используются современными террористами как коммуникационный канал. Теракт представляет собой манипулятивный акт коммуникации и является средством управления социально-политическими процессами, поскольку «сообщение», которое в нём закодировано, адресовано власти, а общество выступает в качестве резонансной среды» [8, c. 41-42].
В научный оборот вводятся такие понятия, как «информационный терроризм», «информационная война», «информационная безопасность» [3]. Н.Н. Гриб предлагает дополнительное понятие: «Информационная экспансия - комплексное воздействие на систему государственного и военного управления противостоящей стороны, на ее военно-политическое руководство. Формируемое в ходе этого информационное превосходство определяется как способность собирать, обрабатывать и распределять непрерывный поток информации о ситуации» [2]. В уголовно-правовое поле прочно вошло определение кибертерроризма [7]. М.А. Касьяненко отмечает: «Интернет все чаще используется террористическими организациями как действенный информационный ресурс сразу по нескольким направлениям: 1) пропаганда радикальных террористических идей; 2) поиск спонсоров, поддерживающих радикальные идеи и готовых поддержать их материально; так называемый финансово-пассивный терроризм, с увеличением объемов обращаемости киберденег, предоставляемых различными серверами, и отследить такие потоки практически невозможно; 3) поиск и вербовка сторонников для активного осуществления террористических действий» [4, c. 23].
Исходя из реалий интерактивной жизни, государство пытается найти допустимый уровень соразмерности ограничений гражданских и политических прав и опасности распространения деструктивной идеологии.
Одним из примеров ограничений свободы слова в целях противодействия терроризму можно назвать введение уголовной ответственности за публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправда-
ние терроризма или пропаганда терроризма (ст. 205.2 Уголовного кодекса РФ). Примечания к данной статье уточняют, какие именно действия следует квалифицировать как публичное оправдание и пропаганда. В соответствии со ст. 63 Уголовного кодекса РФ к отягчающим обстоятельствам также относится «совершение преступления в целях пропаганды, оправдания и поддержки терроризма».
Приведенные ограничения практически являются исчерпывающими в российском законодательстве. Законодательные инициативы периодически возникают. В частности, в конце 2015 г. в Государственную Думу РФ был внесен проект Федерального закона № 942687-6 «О внесении изменений в Федеральный закон «О противодействии терроризму» и ст. 4 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации». Инициатором проекта стал парламент Чеченской Республики [10]. Им предлагалось дополнить Закон «О противодействии терроризму» ст. 23.1. «Информационное противодействие террористической деятельности», в соответствии с которой запрещалось бы распространение средствами массовой информации сведений, указывающих на национальную принадлежность или на религиозную приверженность лиц или группы лиц, причастных к террористической деятельности. В Пояснительной записке к проекту указывалось, что подчеркивание национальной или религиозной принадлежности террориста способствует разжиганию розни. Проект был отклонен в мае 2016 г.
Уголовная ответственность за оправдание терроризма установлена практически во всех демократических странах. Однако активно она применяется в процессе нарастания террористической угрозы. Например, во Франции в 2014 г. за оправдание терроризма было осуждено 12 человек, но в 2015 г. - после совершения ряда громких терактов - уже 385 человек были признаны виновными в совершении указанного преступления [10]. 12 января 2015 г. Циркуляр Министерства юстиции Франции призвал проявлять твердость ко всем преступлениям террористической направленности. С учетом терактов, совершенных в начале 2016 г. во Франции, судебная система Франции весьма строго относится к любым формам оправдания терроризма. Так, уголовный суд Нантера приговорил 22-летнего мужчину к одному году тюрьмы за публикацию видео на РасеЬоок, в котором он издевательски комментировал смерть полицейского, застреленного во время акции в Шарли Эбдо. Этим же судом был приговорен к пяти месяцам тюрьмы 24-летний мужчина за комментарий в РасеЬоок убийства полицейского: «Это день празднования». Дьедонне был приговорен к двум месяцам тюрьмы за оправдание терроризма, за то, что он написал вечером после демонстрации 11 января 2015 г. в честь Шарли Эбдо: «Я - Шарли Кулибали». Напомним, Амеди Кулибали убил полицейского, а затем напал на кошерный магазин в Париже в то время, когда братья Куаши устроили бойню в сатирическом журнале.
29 июля 2016 г. исправительный суд Сент-Мало санкционировал тюремный срок на один год за следующий пост в РасеЬоок: «Если бы я был на месте убийцы, я бы взял броневик, чтобы убить всех этих людей. Сто убитых - это ничто по сравнению с тем, что я мог бы сделать» [12].
Таким образом, следует сформулировать общие выводы: 1) свобода слова не является абсолютным правом; 2) свобода слова может быть ограничена в целях противодействия терроризму; 3) самым распространенным ограничением свободы слова выступает оправдание терроризма, пропаганда террористической деятельности (предусматривается не только запрет, но и уголовная ответственность за подобные действия).
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Больц Н. Азбука медиа / Н. Больц; пер. с нем. Л. Ионин, А. Черных. — М. : Европа, 2011. — 136 с.
2. Гриб Н.Н. Информационно-психологическая сфера как ведущее звено системы противодействия терроризму / Н.Н. Гриб // Правовые вопросы связи. — 2006. — № 1. — C. 15-19.
3. Жилкин В.А. Международная безопасность и роль России в борьбе с международным терроризмом и информационной безопасностью / В.А. Жилкин // Международное публичное и частное право. — 2017. — № 4. — С. 24-27.
4. Касьяненко М.А. Правовые проблемы при использовании Интернета в транснациональном терроризме / М.А. Касьяненко // Информационное право. — 2012. — № 1. — С. 21-25.
5. Кудряшова О.А. Ограничение свободы распространения информации в целях противодействия экстремистской деятельности: конституционно-правовой аспект: авто-реф. дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.02 / О.А. Кудряшова. — СПб., 2012. — 22 с.
6. Муратов М.Я. Право на свободу слова: история и современность: дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.01 / М.Я. Муратов. — М., — 2002. — 177 с.
7. Паненков А.А. Система преступлений в сфере компьютерной информации, входящих в структуру террористической деятельности (кибертерроризм) как реальная угроза внешнему и внутреннему контурам национальной безопасности России / А.А. Паненков // Военно-юридический журнал. — 2014. — № 4. — С. 3-13.
8. Петренко О.А. СМИ и журналисты в условиях терактов / О.А. Петренко, А.М. Горбачев. — Ставрополь: Изд-во СКФУ, 2014. — 199 с.
9. Романовский Г.Б. Принципы правотворческой политики: проблемы реализации // Российский журнал правовых исследований / Г.Б. Романовский. — 2015. — № 2. — С. 45-50.
10. Романовский Г.Б. Уголовная ответственность за акты терроризма во Франции / Г.Б. Романовский // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». — 2017. — Т. 5, № 3 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://esj.pnzgu.ru (дата обращения: 22.01.2018).
11. Эктумаев А.Б. Свобода слова в Российской Федерации (конституционно-правовое исследование): автореф. дисс. . канд. юрид. наук: 12.00.02 / А.Б. Эктумаев. — Тюмень, 2012. — 24 с.
12. Reynaud М. Technologies de l'information et lutte contre l'apologie du terrorisme. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: https://www.observatoire-fic.com/technologies-de-linformation-et-lutte-contre-lapologie-du-terrorisme-par-maitre-cecile-doutriaux/ (дата обращения: 22.01.2018).
REFERENSES
1. Bol'ts N., Ionin L. (translate), Chernykh A. (translate) Azbuka media [Alphabet of media]. Moscow, Evropa Publ., 2011, 136 p.
2. Grib N.N. Information and psychological sphere as the leading link in the system of counteraction to terrorism. Pravovye voprosy sviazi = Legal questions of communication, 2006, no. 1, pp. 15-19 (in Russian).
3. Zhilkin V.A. International security and the role of Russia in the combating international terrorism and international security. Mezhdunarodnoe publichnoe i chastnoe parvo = Public International and Private International Law, 2017, no. 4, pp. 24-27 (in Russian).
4. Kas'ianenko M.A. Legal problems by using the Internet in transnational terrorism. In-formatsionnoe parvo = Informational law, 2012, no. 1, pp. 21-25 (in Russian).
5. Kudriashova O.A. Ogranichenie svobody rasprostraneniia informatsii v tseliakh pro-tivodeistviia ekstremistskoi deiatel'nosti: konstitutsionno-pravovoi aspekt: avtoref diss. kand. iu-rid. nauk: 12.00.02 [Restriction of freedom of information dissemination in order to counteract extremist activity: the constitutional and legal aspect: abstract od diss. of. cand. of law]. Saint Petersburg, 2012, 22 p.
6. Muratov M.Ia. Pryavo na svobodu slova: istoriia i sovrem.enn.ost': diss. kand. iurid. nauk: 12.00.01 [The right to freedom of speech: history and modernity: diss. of cand. of law]. Moscow, 2002, 177 p.
7. Panenkov A.A. The system of crimes in the field of computer information that are part of the structure of terrorist activities (cyberterrorism) as a real threat to the external and
internal contours of Russia's national security. Voenno-iuridicheskii zhurnal = Military-law Journal, 2014, no. 4, pp. 3-13 (in Russian).
8. Petrenko O.A., Gorbachev A.M. SMI i zhurnalisty v usloviiakh teraktov [Media and journalists in the context of terrorist attacks]. Stavropol, Izd-vo SKFU Publ., 2014, 199 p.
9. Romanovsky G.B. Principles of law-making policy: problems of implementation Rossi-iskii zhurnal pravovykh issledovanii = Russian journal of legal studies, 2015, no. 2, pp. 45-50 (in Russian).
10. Romanovskii G.B. Criminal responsibility for acts of terrorism in France. El-
ektronnyi nauchnyi zhurnal «Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo» = Electronic scientific journal «Science. Society. State», 2017, vol. 5, no. 3 (in Russian). Available at: http://esj.pnzgu.ru (accessed 22.01.2018).
11. Ektumaev A.B. Svoboda slova v Rossiiskoi Federatsii (konstitutsionno-pravovoe is-sledovanie): avtoref. diss. kand. iurid. nauk: 12.00.02 [Freedom of speech in the Russian Federation (constitutional legal research): abstract diss. of cand. of law]. Tiumen', 2012, 24 p.
12. Reynaud М. Technologies de l'information et lutte contre l'apologie du terrorisme. Available at: https://www.observatoire-fic.com/technologies-de-linformation-et-lutte-contre-lapologie-du-terrorisme-par-maitre-cecile-doutriaux/ (accessed 22.01.2018).
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Романовский Владислав Георгиевич — ассистент, кафедра уголовного права, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная 40, Российская Федерация, e-mail: [email protected].
AUTHOR
Romanovsky Vladislav Georgievich — Assistant, department of Criminal Law, Penza State University, 40 Krasnaya Street, Penza, 440026, the Russian Federation, e-mail: [email protected].
БИБЛИОГРАФИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ СТАТЬИ
Романовский В.Г. Ограничения права человека на свободу слова в целях противодействия терроризму / В.Г. Романовский // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». — 2018. — Т. 6, № 1 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http: //esj.pnzgu.ru.
BIBLIOGRAPHIC DESCRIPTION
Romanovsky V. G. Restrictions of the human right to freedom of speech in order to counter terrorism. Electronic scientific journal «Science. Society. State», 2018, vol. 6, no. 1, available at: http://esj.pnzgu.ru (In Russian).
