CC BY
182УДК 82
«ОГНЕННЫЙ СТОЛП» КАК ЗНАЧИМЫЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ КОНЦЕПТ ПОЗДНЕГО ТВОРЧЕСТВА Н.С. ГУМИЛЕВА
С.В. Пушкарева
Аннотация. Художественный концепт «огненного столпа» очень важен для семантики последнего прижизненного поэтического сборника Н.С. Гумилева с аналогичным названием. В образности и символике этого художественного концепта сплетены православные, суфийские, индуистские, кельтские и другие мотивы. В его основе лежит не только библейский образ «огненного столпа», но и арабский образ-символ «столпа поэзии».
Ключевые слова: художественный концепт, лейтмотив, образ-символ очищающего огня, «столп поэзии»
«FIERY PILLAR» AS A SIGNIFICANT ART CONCEPT OF THE LATE WORKS OF N. GUMILEV
S.V. Pushkareva
Abstract. The art concept of «a fiery pillar» is very important for semantics of the last lifetime eponymous poetic collection of N. Gumilev. In figurativeness and symbolics of this art concept, the orthodox, Sufi, Hindu, Celtic and other motives are interwoven. Not only the biblical image of «a fiery pillar», but also the Arab image symbol of «a poetry pillar» is its cornerstone.
Keywords: an art concept, a keynote, an image symbol of the cleansing fire, «a poetry pillar».
Художественные концепты диалогичны, поскольку связаны с множеством одновременно значимых точек зрения. Порождающее и воспринимающее сознание в этом смысле равноценны. Восприятие художественных концептов представляет собой вариант их нового порождения. Таким образом, художественный, литературно значимый концепт оказывается инструментом, позволяющим рассмотреть в единстве эстетический мир произведения и мир культурологически значимых национальных смыслов. Можно сказать, что, вводя художественный концепт как единицу литературоведческого анализа произведения, мы в культурологическом плане получаем возможность включить образную ткань произведения в общенациональную ассоциативно-вербальную сеть, то есть в национальную картину мира.
Особым, семантически значимым художественным концептом позднем творчестве Гумилева является «Огненный столп». Само название последнего поэтического сборника Н.С. Гумилева представляет собой пример обращения «отца акмеизма» к «семантической поэтике», «позволяющей «разворачивать широчайшую историческую перспективу», «самые разнообразные системы восприятия, опираясь на разные «коды» [2, с. 65]», как пишет Н.А. Богомолов.
Среди образно-смысловых интенций «огненного столпа» нам представляется важным указать на, никем ранее не отмеченное, классическое понятие «столп поэзии», крайне важное для средневековой арабской (и доисламской) эстетики и поэтики. Понятие «столп поэзии» - «амуд аш-ши» - имеет космогоническую природу, подобно Мировой Оси (амуд - «столб палатки, опора, оплот». В русской крестьянской культуре с ним сравнимо понятие «матицы», очень важное для мифопоэтического пространства русской избы, подобной Млечному Пути
(С.А. Есенин «Ключи Марии» [8]). Настоящие поэты не отклоняются от «огненного столпа», следуя Пути древних. Таким образом, «столп поэзии» («огненный столп») - это духовная вертикаль, подобная Лестнице Иакова, ведущей на небо.
Суть понятия «столп поэзии», в арабской средневековой философии и литературе состоит в естественности, простоте и ясности, которые свойственны древней поэзии, и противостоит искусственности (вычурности, надуманности и сложности) новых поэтов (как похоже на некоторые упреки Н.С. Гумилева в адрес поэтов-символистов - «фокусников»!). Приведем краткую цитату из арабского филолога Ал-Марзуки: «Разница между естественностью и искусственностью в том, что, (в естественности), когда побуждающие мотивы возникают в душах и приводят в движение врожденные способности, то они заставляют работать сердца. А если же взволнуются умы сокрытым в их (сердцах) запасниках, то ма,- ни (поэтические мотивы) забьют ключом, самые разнообразные из них обильно потекут и ощутят затаенные мысли потребность в явленных лафзах (словесном выражении)» [13, с. 130].
В лирике Серебряного века роль мотивов и лейтмотивов актуальна так же, как и «теория соответствий», одним из родоначальников которой был Шарль Бодлер. Как утверждает исследователь О. Щеголькова, в поздней лирике Гумилева именно мотив выступает как структурообразующая категория в организации лирического сюжета поэтической книги («Костер», «Огненный столп») [23, с. 19].
Мы считаем, что для сборника «Огненный столп» очень важен мотив духовного очищения, который тесно связан с темой Пути, понимаемой как «странствие духа». В свои 35 лет, создавая «Огненный столп», Н.С. Гумилев осознавал себя вполне сложившимся поэтом. А когда художник - поэт «слагается в своем личном своеобразии как нечто цельное» [2, с. 60], перед нами предстает мир, им воссозданный, своеобразно преломившийся в творчестве. К каким же выводам приходит Н. Гумилев - зрелый художник, решая для себя философские проблемы бытия?
«В "Огненном столпе" синтезированы историософские идеи позднего Гумилева, уже само название соединяет в себе Запад и Восток» [11, с. 92], - считает Л.Г. Кихней. Название сборника восходит ко многим источникам: зороастризму, суфизму, Библии, православной святоотеческой традиции, индуизму, Гераклиту, герметическим учениям, трудам русских религиозных философов. Арабский термин «столп поэзии» связан с духовной основой поэтического творчества, с его космическим началом. Огненный столп являет собой Богопри-сутствие в сакральной традиции, библейской и индуистской.
Н.С. Гумилев глубоко изучал фундаментальный труд о. Павла Флоренского «Столп и утверждение истины». Таким образом, «огненный столп» следует рассматривать и в контексте отечественной духовной традиции, с точки зрения образности и метафизики православия. Проанализируем более подробно эти семантические контексты.
Герой Гумилева «сгорает» в «огненном столпе», обращаясь, таким образом, к очистительной, божественной силе огня. «Благодаря подробному знанию истоков (места рождения), человеку удается противостоять смерти, и он оказывается способным безнаказанно обращаться с огнем» [24], - пишет М. Элиаде.
Определенной попыткой «воспоминания себя» у Н. Гумилева является стихотворение «Память», первое в последнем сборнике. Ввиду особой значимости верований зороастризма и Авесты как непосредственных источников поэмы «Звездный ужас», завершающей сборник «Огненный столп», необходимо указать, что именно знаменует собой «огонь Зороастра». Перед нами образ-символ высшего космического огня, причастного силам творения.
Итак, в сборнике «Огненный столп», своеобразном духовном завещании Гумилева, реализуются принципы формирования мифопоэтического пространства. Крайние точки, Начало и Конец, Пути героя совпадают в стихотворениях «Память» и поэме «Звездный ужас».
Первое и завершающее стихотворения даже написаны одним размером - пятистопным хореем, что, по мнению О. Смагиной, «позволяет говорить о кольцеметрической композиции сборника» [19, с. 3]. Таким образом, Путь героя представляет бесконечную спираль духа, уходящую в звездное небо, подобно спирали бесконечного развития, соответствующей древнейшим моделям Вселенной.
«Человек уходил из мира временного, чтобы остаться в вечности. Смерть для первобытного мыслителя и поэта есть уход, за которым всегда следует возвращение. Однако вернется человек в другом облике, в другой маске, в огненной солнечной одежде» [10, с. 84], - писал К. Кедров в работе «Поэтический Космос». Идея маски играла важнейшую роль в творческой системе «ирландского Вячеслава Иванова», как называл Николай Гумилев английского поэта, Уильяма Йейтса.
«В «Per Amica Silentia Lunae» (1917 г.), художественно-философском кредо зрелого Йейтса, во главу угла поставлены поиск и обретение маски. Отвернуться от зеркала и обратиться к раздумью над маской - лишь так поэт или герой могут обрести свое подлинное я, избавиться от постоянной и бесплодной муки самопознания. Маску следует выбирать как можно более непохожую и недостижимую. «Я ищу / В себе свой новый образ - антипода, / Во всем не схожего со мною прежнем», - писал Йейтс в поэтическом прологе к "Per Amica" ... В книге «Видение» (1925 г., 1937 г.) Йейтс развил эти идеи в форме теории «четырех способностей», которые он определил, как «Волю, Маску, Творящий Дух и Тело Судьбы» [12, с. 250].
Воля - главная движущая сила личности, это же утверждает Николай Гумилев в стихотворении «Мои читатели». А Маска (создаваемый Образ) - цель Воли. Человек в зрелом расцвете своих способностей должен отыскать и присвоить себе образ, самый далекий и невозможный - тот, которого можно достичь лишь на пределе человеческих сил.
Выбрать себе задачу, наитруднейшую из всех возможных, - так формулировал это Уильям Йейтс. «Исток подобных совпадений содержится в речах Заратустры, - считает Григорий Кружков, - оказавших самое глубокое воздействие на Йейтса и Гумилева. .. .Николай Гумилев - поэт, путешественник, "мореплаватель и стрелок", георгиевский кавалер и синдик Поэтического Цеха - очевидный пример "антитетического" человека. Того, кто сознательно ставит перед собой только трудные цели и добивается их любой ценой» [12, с. 253].
Итак, «Огненный столп» - это мистерия смерти и оживления. К.А. Кедров в «Поэтическом космосе» отмечает: «Солнце - маска лица, лицо - маска солнца. Смерть - маска жизни, жизнь - маска смерти. Огненной маске предшествует страшное надевание смертной личины (этому соответствуют пророчества о собственной гибели в стихотворениях сборника "Огненный столп"), но в момент снятия этой "личины" происходит духовное преображение героя и всего окружающего мира» [10, с. 84].
«Сердце будет пламенем палимо / Вплоть до дня, когда взойдут ясны Стены Нового Иерусалима / На полях родной моей страны» [5, т. 4, с. 94], - писал Н. Гумилев. Здесь «Новый Иерусалим», как символ, выражает сакральный смысл и представляет собой образец тождественной символики (по классификации В.М. Живова [7]).
Однако «огненный столп» - это и «мистерия оживления». Идея огня, рождающего ради поглощения и поглощающего ради рождения изначального, всегда динамичного Космоса как вечно живого Огня, мерами загорающегося и мерами затухающего, восходит к философии Гераклита. Эта идея нашла выражение в лирике Вячеслава Иванова, для которого «космический огонь» Гераклита был ценностью мистической.
Гераклитианство являлось существенным мировоззренческим основанием и для Н.С. Гумилева. Но, как подчеркивает Юрий Зобнин, «за историей освоения европейской культурной традиции Гераклита, стояли мощные герметические учения, исповедовавшие особый подход
к познанию мира» [6, с. 5]. Законы соответствий Гермеса Трисмегиста, один из источников, к которому восходят эти идеи, также могли быть положены Гумилевым в концептуальную основу триптиха «Душа и тело», «Слово» и многих других стихотворений в последнем сборнике поэта.
Таким образом, очищающая сила вечного огня оказывается связана со «странничеством духа» лирического героя, его стремлением к возрождению и перерождению. «Странствуй!» - ибо жизнь того, кто странствует... течет по особым законам: в вечном становлении, подобно жизни Вселенной, таково напутствие бога Арджуне в индийском эпосе «Махабхарата». И маршруты такого странствия духа для Гумилева - важнейшие духовные ориентиры человечества, сакральные «Север» с Кельтикой, Ирландией и Гипербореей, а также с «Югом» -«священной Индией Духа», «эзотерическим царством поэтов». Пространство России в этом странствии оказывается «золотым сердцем» - серединой, центром духовной битвы, «пламенем духа» [1, с. 6], той самой заветной дверью в царство Света, которую искал поэт [17].
С.К. Маковский связывал семантику названия сборника «Огненный столп» со строками из стихотворения «Много есть людей, что, полюбив...», «...Как ты любишь, девушка, ответь? ... / Если ты могла явиться мне / Молнией слепительной Господней, / И отныне я горю в огне, / Вставшем до небес из преисподней» [5, т. 4, с. 90]. По словам Маковского, «Гумилев всю жизнь ждал чуда - всеразрешающей женской любви» [6, с. 10]. Обратимся к феномену мистической любви, который лежит в основе суфийской поэзии.
Гумилев, как и многие поэты Серебряного века, был глубоко увлечен творчеством величайших персидских поэтов-мистиков, в особенности Гафиза, Саади, Насири Хосрова, Омара Хайяма. Тайна превращения целомудренной земной любви в любовь Божественную остается одной из ведущих тем великой поэзии Ирана и сопредельных стран. Только с учетом опыта подобной любви могут быть поняты некоторые удивительные произведения ранних персидских мистиков, как считает Аннемари Шиммель [21, с. 15].
Любовь - всепоглощающий огонь. Прежде всего она сжигает «стоянку терпения»: «Терпение мое умерло в ту ночь, когда родилась любовь» [21, с. 16]. А бедный влюбленный в руке любви - как «котенок в сумке: он то взлетает вверх, то падает вниз» [21, с. 16].
Охваченный этой любовью, которая манифестирует Божественную красоту, равно как и мощь Бога, ибо она восхитительна и ужасна, убийственна и живительна одновременно, мистик воспринимает любовь как «пламя, которое сжигает все, кроме Возлюбленной» [21, с. 17]. Это классическое определение любви, ведущей к истинному «таухид», божественному преображению субъекта в чистую любовь. Определение любви, уничтожающей и поглощающей все, что не есть Бог, выражается поэтическим языком, который впоследствии переняли практически все мусульманские поэты, писавшие на персидском, турецком или урду. Так, символизм огня, в обилии представленный в произведениях Галиба, поэта XIX в., писавшего на урду, уходит корнями в эту концепцию абсолютной любви.
Если обратиться к Священному Писанию, то и в Библии «огненный столп» фигурирует в различных контекстах, формирующих его семантическое поле: «...и двинулись сыны Из-раилевы из Сокхофа и расположились станом в Ефали. Господь же шел пред ними в столпе огненном, светящем, дабы идти им и днем, и ночью. Не отлучался столп огненный и столп облачный от лица народа» (Исход 13:20-22), «...Видел я Ангела... сходившего с неба... и лице его как солнце, и ноги как столпы огненные...» (Откр. 10:1).
Следует учесть также трактовку этого библейского символа в популярной в начале ХХ в. работе Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра»: «...Горе этому большому городу! Я хотел бы увидеть огненный столп, в котором он сгорает. Ибо эти огненные столпы должны предшествовать великому полудню. Но все это имеет время и свою собственную судьбу» [15,
с. 248]. Ницшеанство произвело сильное впечатление на мировоззрение молодого Н.С. Гумилева. Можно предположить, что мотив сгорания лирического героя в «огненном столпе» восходит и к идеям Ницше.
С другой стороны, друг Гумилева, художник и мыслитель Максимилиан Волошин, веруя в «...единственный идеал - Град Божий», желая «...своему народу Пути праведного, соответствующего его исторической и всечеловеческой миссии» [9, с. 151], говорит об очищении человечества благодатным пламенем Св. Духа. Святой Дух, в виде огненных языков, сошел на апостолов-учеников Иисуса Христа. В православии, горящая свеча символизирует божественный огненный столп, как символ очищения человеческой жизни.
И, как мы уже отметили, суфийские поэты-мистики путь духовного восхождения к созерцанию Бога в красоте творения называют путем Любви. Поэты и мыслители Серебряного века отмечали родственность исламского и православного духовного мистицизма.
«Сего рвение к Богу тако бывает, яко огнь (в сердце) дыхает» [16, с. 362], - говорили православные старцы - исихасты. А священный хадис суфиев, передаваемый по духовной цепочке, гласит: «мудрость Моего сотворения тебя заключается в том, чтобы узреть Мой образ в зеркале твоего духа и любовь ко Мне в твоем сердце» [21, с. 15].
Николай Гумилев говорил о феномене мистической поэзии, которая «...ныне переживает возрождение только в России, где она связана с великими религиозными идеями народа. В России по-прежнему велико ожидание Третьего Завета. Ветхий завет - Бога-Отца, Новый Завет - Бога-Сына, Третий Завет - Бога Духа Святаго, Утешителя. Этого действительно ждут в России, и «мистическая поэзия», устремляясь к прозрению таинственного смысла бытия, «параллельна этому ожиданию» [6, с. 590]. В этом смысле последний сборник поэта «Огненный столп» явился самым ярким выражением мистической поэзии.
Так, мотив огненной смерти и возрождения с помощью очистительной силы «живого, динамичного огня» восходит и к Гераклиту, и к первобытному обряду инициации. Господь, идущий в огненном столпе, утверждает божественную сущность стихии огня. В индийской мифологии существует следующее значение «огненного столпа» - символа, который, без сомнения, был известен Гумилеву: в огненном столпе явился бог Шива Вишну и Браме, «огнем, вставшим до небес». До появления этого символа Шиву можно было постичь только через Шакти, его женскую половину, «супругу», «женское начало», с которым в Абсолюте бог слит в нераздельном единстве. В честь этого мужского проявления бога Шивы в Индии все шиваиты отличают праздник Шивалайя Деепам [22, с. 150].
«Столп и утверждение истины» - труд о. П. Флоренского, очень важный для Н.С. Гумилева, дает образ Софии - Премудрости Божией: «Лицо и руки её огневидного цвета, за спиною два крыла...» [4, с. 530]. А вот описание явления героини Н. Гумилева: «Но свет у тебя за плечами, такой ослепительный свет... / Там длинные пламени реют, как два золоченых крыла» [5, т. 4, с. 137].
«Огненный столп» - это еще и пламя страсти, в котором сгорает лирический герой. Но страсть в сборнике - и настоящая любовь, любовь как проявление высшей духовной сущности человека. Огонь любви - очищающий огонь, пламень страсти, ведущий к гибели. Огромное значение в данном случае имеет образ Той, у которой за плечами ослепительный свет, понимаемый как преодоление смерти, попытка хотя бы духовного ее преодоления. Это преодоление смерти найдет свое отражение в символических образах стихотворений Н.С. Гумилева «Память», «Слоненок», «Ольга», «Леопард», «Заблудившийся трамвай», «Персидская миниатюра» и многих других.
Итак, «пламя в "Огненном столпе" выступает символом метаморфоз. .Это значение огня полностью согласуется с мифологическим» [19, с. 3],- отмечает О. Смагина. В мифологии огонь, как и вода, является символом преобразования и перерождения.
Очищающая и живительная сила «любовного огня» как причастного таинству рождения и возрождения человека и природы отражена в древних ритуалах. При переходе в годовом цикле от зимы к весне, от «сна смерти» к новому «рождению» совершается обряд добывания огня и ритуальный акт зачатия. Самая красивая девушка - олицетворение силы Великой Матери - допускается к священному таинству. Как уже было отмечено, в индийской традиции (шиваизм), до явления Шивы в виде огненного столпа, проявившего мужское начало, Бога-Отца можно было постичь только через милость Шакти, женского начала, матери всего, и молитву к ней, слитой с Богом - Отцом в нераздельном единстве. В этом - остатки древнего матриархата, они, кстати, проявляются также и в том, что архетип матери - самый устойчивый в бессознательном человека. Возрождение мира - Вселенной связано с творческой силой женского начала [18, с. 63].
«Любовный огонь» - живая сила рождения, не только физического, но и духовного. Таким образом, сгорая в «огне любви», лирический герой последнего прижизненного поэтического сборника Н.С. Гумилева «Огненный столп», стремится к духовному возрождению.
Библиографический список
1. Беседа Преподобного Серафима с Н.А. Мотовиловым о цели христианской жизни. М., 1991.
2. Богомолов Н.А. Читатель книг // Литература первой трети ХХ в: Портреты, проблемы, разыскания. Томск, 1999.
3. Верхоломова Е.В. Символика заглавия книги стихов Н. Гумилева «Огненный столп» // Материалы Международной научной конференции 14-16 апреля «Гумилевские чтения» 2006 г. СПб., 2006.
4. ГумилевН. Сочинения: в 3 т.: Примечания. М., 1991.
5. Гумилев Н.С. Полное собрание соч в 10 т. М., Т. 1-8 (1998-2007).
5. Гумилев Н.С. Pro et contra. СПб., 1995.
6. Живов В.М. Сакральные образы в русской поэзии. К постановке проблемы / Сборник статей по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1973.
7. Есенин С.А. Ключи Марии. Ч. 2 // Есенин С.А. Собрание соч.: в 3 т. М., 1977.
8. Искржицкая И.Ю. Культурологический аспект литературы русского символизма: монография. М., 1997.
9. Кедров К.А. Поэтический космос. М., 1989.
10. Кихней Л.Г. «Чуя старинную быль...... Мифопоэтическое преломление национальной
идеи в лирике позднего Гумилева // Материалы Международной научной конференции 14-16 апреля «Гумилевские чтения» 2006 г. СПб., 2006.
11. Кружков Г.К. Вечный язык поэтов. Гл. 3. Мифотворцы: Йуйтс и Вячеслав Иванов. Соттишо poetarum. Ностальгия обелисков: Литературные мечтания. М., 2001.
12. Куделин А.Б. Понятие «столп поэзии» в средневековой арабской критике. (Комментарий Ал-Марзуки к «Дивану доблести» Абу-Таммама) // Памятники литературной мысли Востока. М., 2004.
13. Мовчан П.И. Носитель знания света - Зороастр // Эниология. Одесса. 2003. № 2.
14. Ницше Ф. Так говорил Заратустра, Собрание соч.: в 2 т. М.,1990.
15. Новгородская четвертая летопись // ПСРЛ. Т. IV. Ч. 1. Вып. 2. Л., 1925.
16. Раскина Е.Ю. Мифопоэтическое пространство поэзии Н. Гумилева: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. СПб., 2000.
17. СанниковаЛ. Символика материи в культуре народа природы // Эниология. Одесса, 2003.
18. Смагина О.А. Поэтический мир Николая Гумилева: «Огненный столп»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Смоленск, 2000.
19. СмеловаМ.В. Онтологические проблемы в творчестве Н.С. Гумилева»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тверь,1998.
20. Шиммель Аннемари. Мир исламского мистицизма: Бессмертная роза. Гл. 1. М.,1999.
21. Шивая Субраманьясвами. Космический танец Шивы (индуистский катехизис). СПб., 1993.
22. Щеголькова О.В. Структурообразующая роль мотива в книге стихов Н.С. Гумилева «Костер»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Самара, 2003.
23. ЭлиадеМ. Аспекты мифа. М., 1996.
С.В. Пушкарева
преподаватель русского языка и литературы СОШ № 3, г. Вышний Волочек
