CC BY
7
3. Замена части речи. Во фразе C'est drôle?!! - «Шутка?!!» было заменено прилагательное на существительное, что придало высказыванию еще более шутливый тон и позволило не потерять чувство комичности ситуации. Данная трансформация применяется чаще всего тогда, когда члены предложения оригинала не будут сочетаться в языке перевода или не соответствуют языковым нормам языка перевода. В словосочетании воп travail прилагательное было заменено на существительное для сочетания с оригиналом. В конечном итоге данная фраза была переведена как «молодец» вместо «хорошая работа» для придания комичности ситуации и конкретизации. В некоторых случаях замена части речи позволяет сократить объем фразы и улучшить качество перевода. В выражении rire de vieillard - «стариковский смех» существительное было заменено на прилагательное, что сделало его более нейтральным.
4. Дословный перевод выполняется тогда, когда предложение одного языка имеет структуру, аналогичную языку перевода, и ее можно использовать без нарушения грамматических норм и логического хода мысли; дословный перевод учитывает грамматические связи текста-оригинала и текста-перевода. Во фразе un match de boxe - «боксерский матч» все слова были переведены в прямом значении, без каких-либо трансформаций. В данном случае не требуется никаких трансформаций, так как смысл достаточно прост и выражен конкретизацией. В примере un ton de pure courtoisie - «тон чистой вежливости» смысл
Библиографический список
никак не изменен, так как учтены все грамматические связи. Данные примеры не нуждаются ни в добавлении, ни в опущении.
Таким образом, в данной статье были рассмотрены переводческие трансформации эмоционально-оценочной лексики и способы ее выражения. На основе проанализированных примеров можно сделать вывод, что автор употребил значительное количество эмоциональной лексики, чтобы более подробно и колоритно описать внутренний мир героев и окружающую обстановку. Наиболее частотно употребляемые средства выразительности для перевода эмоционально-оценочной лексики - это эпитеты и метафоры. Реже всего эмоционально-оценочная лексика переводится при помощи литоты. Литота позволяет раскрыть внутренний мир героини, которая сходит с ума от одиночества. Этим средством выразительности речи автор смог подчеркнуть одиночество всего мира во время войны.
Выявлено, что самое частотное слово в данном произведение - «ангел», которое автор использует для описания всего, что нравится главному герою. Данное слово употребительно и для девушки, которая не обладает красивой внешностью, и для столицы Германии, которой восхищается герой. Основной переводческой трансформацией явилось добавление, так как отсутствие некоторых членов предложения немного искажало смысл написанного и уменьшало качество оценки эмоционально-оценочной лексики.
1. Жельвис В.И. Эмотивный аспект речи: Психолингвистическая интерпретация речевого воздействия: учебное пособие. Ярославль: ЯГПИ им. К.Д. Ушинского, 1990.
2. Латышев Л.К. Технология перевода: учебник. Москва: Издательский центр «Академия», 2005.
3. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Москва: Издательство ЛКИ, 2008.
4. Ярцева В.Н. Словарь междометий и релятивов. Москва: Либерия, 1990.
5. Modiano P. L'horizon. Москва: Издательство Текст, 2012.
References
1. Zhel'vis V.I. 'Emotivnyj aspekirechi: Psiholingvisticheskaya interpretaciya rechevogo vozdejstviya: uchebnoe posobie. Yaroslavl': YaGPI im. K.D. Ushinskogo, 1990.
2. Latyshev L.K. Tehnologiya perevoda: uchebnik. Moskva: Izdatel'skij centr «Akademiya», 2005.
3. Shahovskij V.I. Kategorizaciya 'emocij vleksiko-semanticheskojsistemeyazyka. Moskva: Izdatel'stvo LKI, 2008.
4. Yarceva V.N. Slovar'mezhdometijirelyativov. Moskva: Liberiya, 1990.
5. Modiano P. L'horizon. Moskva: Izdatel'stvo Tekst, 2012.
Статья поступила в редакцию 10.01.22
УДК 894.612.8-1
Bedirkhanov S.A., Cand. of Sciences (Philology), senior researcher, Institute of Language, Literature and Art n.a. G. Tsadasi, Dagestan Federal Research Center
of the Russian Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: [email protected]
LONELINESS AS THE EXISTENTIAL BASIS OF THE POETIC WORK OF H. HAMETOVA (THE CASE STUDY OF LOVE LYRICS). The article examines artistic features of the poetry of Khanbiche Khametova. It is noted that women-poetesses made a great contribution to the formation and development of national poetic traditions of the Soviet period. In their creative quests, means are generated that determined the sensory and emotional foundations of the poetic consciousness of the Lezghin people. In this respect, the poetic phenomenon of Khanbiche Khametova is of particular interest. The poetry of Kh. Khametova is multifaceted. Love lyrics occupy a significant place in the poet's work. Based on the analysis of poetic works, the value-semantic dominants of her love lyrics are determined. The article focuses on the topic of loneliness. Loneliness, based on the personal worldview of the poetess, determines the lyrical origin of her poetry. The article examines forms and principles of organizing figurative structures of the lyrical "I" and "you", in the relationship of which the existential essence of loneliness is determined.
Key words: loneliness, Khanbiche Khametova, poetry, love lyrics, existential basis.
С.А. Бедирханов, канд. филол. наук, ст. науч. сотр., Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы Дагестанского федерального
исследовательского центра Российской академии наук, г. Махачкала, E-mail: [email protected]
ОДИНОЧЕСТВО КАК ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ОСНОВА ПОЭТИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА Х. ХАМЕТОВОЙ (НА ПРИМЕРЕ ЛЮБОВНОЙ ЛИРИКИ)
В статье исследуются художественные особенности поэтического творчества Ханбиче Хаметовой. Отмечается, что в формирование и развитие национальных поэтических традиций советского периода большой вклад внесли женщины-поэтессы. В их творческих исканиях генерировались силы, определившие чувственно-эмоциональные основы поэтического сознания лезгинского народа. В этом отношении особый интерес представляет поэтическое явление Ханбиче Хаметовой. Поэзия Х. Хаметовой многогранна. Значительное место в творчестве поэтессы занимает любовная лирика. На основании анализа поэтических произведений определяются ценностно-смысловые доминанты ее любовной лирики. В статье особое внимание уделено теме одиночества. Одиночество, основанное на личностном мировоззрении поэтессы, определяет лирическое начало ее поэзии. Рассматриваются формы и принципы организации образных конструкций лирических «Я» и «Ты», во взаимоотношениях которых определяется экзистенциальная сущность одиночества.
Ключевые слова: одиночество, Ханбиче Хаметова, поэтическое творчество, любовная лирика, экзистенциальная основа.
Актуальность темы: в 1960 годы логика существования государственного устройства определялась в основном деструктивными процессами, отражающими серьезные деформации его институциональных основ. Эти годы, известные в истории как годы «застоя», погружают страны «в тлетворную атмосферу консерватизма и массового конформизма, кастового расслоения и коррупции, фальсификации истории и нарушения прав человека» [1, с. 73], это время «крайне низкой производительности во всех сферах общественного труда» [1, с. 73].
Время «застоя» было сопряжено с постепенным вырождением эмпирических основ достижения конечных целей коммунистической идеологии, вследствие чего всё более удаляются горизонты светлого будущего. «Идея светлого коммунистического будущего, которой власти десятилетиями манили народ, призывая перетерпеть очередные трудности, явно теряла привлекательность» [2]. В результате всё большую значимость начинают приобретать символические смыслы, в пространство которых перемещаются «центры моделирования» будущего. Это обеспечивало динамичное развитие литературных процессов, так как
«сильная литература появляется в тревожные времена, когда общество входит в полосу духовного кризиса - когда ощущается несостоятельность прежних представлений о действительности, когда дискредитировали себя прежние символы веры, когда назревает острая потребность в радикальном изменении существующего порядка вещей» [2].
Актуальность культурно-символических интеграторов общественного сознания обозначила возможности серьёзных коррекций субъективных форм поэтического бытия, следствием чего явилось расширение его тематических, композиционных, жанровых компетенций. Яркий пример этому - поэзия Х. Хаметовой.
Цель статьи - раскрытие эмоциональных, сокровенных, чувственных устоев поэтического творчества Х. Хаметовой, выявление мировоззренческих ориентиров, определивших основу ценностно-смысловой иерархии любовной лирики поэтессы.
Новизна работы определяется тем, что в ней применены основанные на результатах научных трудов ведущих литературоведов, на идеях культурологических и философских школ, на методике структурного анализа поэтических текстов подходы, освещающие векторы движения творческой мысли известной лезгинской поэтессы в социокультурном контексте второй половины ХХ - начала ХХ1 веков.
Предмет исследования: поэтические произведения Х. Хаметовой.
Результаты работы могут быть использованы в решении общетеоретических и практических задач изучения национальной литературы.
Поэзия Х. Хаметовой - это идеальная проекция действительности, сущ-ностно-содержательная организация которой замыкается на жизненных линиях ее субъективного начала. Из этих линий исходят эмоционально насыщенные чувственные силы, локализация которых в различных оттенках определяет тематическое разнообразие образного мира поэтессы.
Одной из основных тем в творчестве поэтессы является тема любви. Исследователь лезгинской поэзии 1960-1980-х годов Г Темирханова характеризует любовную поэзию Х. Хаметовой как одну из самых интересных явлений её творчества, которая «привлекает тем, что чувства здесь неподдельные, что в них ничто не смягчено, не приглажено» [3, с. 111-112]. Ученый рассматривает художественные особенности любовной лирики поэтессы. По мнению Г. Темирхано-вой, одной из особенностей произведений Х. Хаметовой любовного содержания является то, что в них «лирическая героиня как бы постоянно ведет диалог с собеседником - своим любимым. Диалог этот - спор, он не сводится к бытовой беседе, за ним встают позиции, критерии вообще и в отношении к избраннику в частности» [3, с. 112]. Явление позиций, в основном полярных, противоположных, в текстах произведений поэтессы мотивировано особой формой организации ее душевных сил, в моментах соприкосновения которых синтезируются экзистенциальные смыслы состояния одиночества.
Мотив одиночества - центральный в любовной лирике Х. Хаметовой. В его пространстве выстраиваются линии, через которые просачиваются жизненные силы, которые, включившись в композиционный и ритмический строй стихотворений, образуют индивидуально данную душевную организацию их лирического начала.
Отраженное в стихах известной русской поэтессы Серебряного века А. Ахматовой состояние одиночества В.В. Заманская представляет как «экзистенциальную основу ее личности». Размышляя над творческой индивидуальностью поэтессы, ученый приходит к выводу, что «в сосредоточенности поэтессы на состоянии одиночества, порой на «сладостном» переживании одиночества - проявление творческой индивидуальности Ахматовой, отражение ее творческого поведения, эмоциональная, психологическая доминанта ее характера, где многое определяет знание своей обреченности на одиночество. Ибо одиночество в судьбе и поэзии А. Ахматовой больше, чем тема, мотив, это условие проявления ее характера - человека и поэтессы. Это контекст, в котором формировалось мужество ахматовского характера, обнаружившееся в самые трагические эпохи ее жизни» [4, с. 167]. В логических сцеплениях мыслей ученого-исследователя экзистенциальной традиции в литературе Серебряного века можно просмотреть жизненные аналогии духовного одиночества и лезгинской поэтессы Х. Хаметовой.
Одиночество Х. Хаметовой основано на личностном мировоззрении. В любовной лирике поэтессы одиночество опирается на ряд семантических компонентов, наиболее значимым из которых является образ грамматически оформленного адресата - лирического объекта. Лирический объект обозначен именем «вун» («ты»). В наименовании «вун» («ты») представлен концентрированный образ лирического объекта, лишённого жизненных экзистенций душевного бытия. Поэтому его раскрытие делает необходимым развертывание определенного художественного приема, через который в полюс лирического «Ты» транслируются душевные силы «Я», тем самым лирический объект приобретает почву обитания. Этот прием есть обращение, в структурах которого «Я» и «Ты» приобретают полярные, противоположные позиции, между которыми простирается поле несогласия. Присутствие «инакомыслящего» адресата в поэтическом произведении, по мнению Г. В. Степанова, «повышает заряд полемичности, напряженности, трагической контрастности, дает возможность обнажить мотивы драмы несогласия. Поэт как бы намеренно снижает способности адресата видеть, замечать, чувствовать, приписывая ему расхожие мысли и чувства, иногда банальные, иногда просто здравые или простодушные...» [5, с. 27].
Сущностно-содержательное расхождение образов «Я» и «Ты» замыкает пространство одиночества, которое, включившись в ритмы внутреннего мира лирической героины, перемешается в центр жизненного пространства, становится предметом экзистенциальных переживаний. Из этих переживаний исходят силы, в точках соприкосновения которых удерживается актуальность образной определенности лирического объекта.
Стихотворение Х. Хаметовой, которое начинается со слов «Вун хъфизва» («Ты уходишь»), состоит из двух частей. В первой части лирический герой обращается к «Ты»: Вун хъфизва / Хъел атана хъфизва вун / Камар йигин / Вил язавач кьулухъни гьич («Ты уходишь / Рассердившись, уходишь / Шагами быстрыми / Даже не оглядываешься назад).
В пространстве обращения развернута определенная жизненная ситуация, активным участником которой является лирический объект Он дан в наименовании и раскрыт в поступке.
Поступок «ты уходишь» может быть санкционирован только ценностно мотивированными целевыми установками его душевной жизни. Однако ценностно переживаемый внутренний мир лирического объекта не может быть актуализирован из-за его оторванности от собственных жизненных экзистенций. Поэтому явление образа адресата в движении в пространстве текста есть результат определённости субъективной позиции, из которой набрасывается взгляд на «Ты»-объект. Именно этот взгляд может ухватить объект в движении. Носителем этой позиции является лирическое «Я», из которого исходят эмоционально окрашенные чувственные энергии, которые в вербальных определениях вклиниваются между «Ты» и его поступками (ты - обидевшись, - уходишь / ты - быстрыми шагами - уходишь / ты - даже не оглядываясь - уходишь). Таким образом, объективные характеристики лирического «Ты» приобретает ценностный смысл, через структуры которого транслируется в пространство одиночество. Одиночество может быть выявлено только в переживаниях, поэтому в первой части образ лирической героини раскрывается в переживаниях, она не проявлена в наименовании. Местоимение «я» встречается только в двух последних строках.
Поэтическая ситуация, сконструированная во второй части стихотворения, представляет жизненные интенции, включённые в организационную основу строфической композиции и выстраивающие определённую жизненную сцену. Действующими лицами этой сцены являются лирическая героиня и ее возлюбленный, которые даны в наименованиях «я» - «ты».
Образ влюблённого и во второй части представлен в семантической конструкции «ты уходишь». Однако здесь, в отличие от первой части, поступок влюбленного «замедлен», лишен таких характеристик, как «быстрыми шагами», «не оглядываясь». Семантическая конструкция «ты уходишь» превращается в некий символический конструкт, несущий смысл неполноты душевной жизни, поэтому внутренний мир лирической героини во второй части приобретает более ярко выраженную эмоциональную окраску. Следует отметить, что сочетание местоимений «я» и «ты» придает поэтической модели диалогичность, образует ее ритмическую структуру:
Терс гафарихъ ягъазва зун, А гафари
Кхурна зун, яргъазна зун. Зун киснава... ..Гуя тарай аватай хьиз, Вун хъфизва,
Ви жавабриз жаваб авач [6, с. 75]. Твоим дерзким поверив словам, Те слова
Спугнули меня, оттолкнули. Я молчу...
...Будто внезапно упала с дерева, Ты уходишь,
Твоим вопросам ответа нет.
(Подстрочные переводы здесь и далее принадлежат автору - С.Б.).
Смысл одиночества может быть раскрыт только в переживаниях, которые представляют собой сущностные характеристики настоящего времени. Именно в границах настоящего времени может быть определён экзистенциальный слом, в границах которого развертываются позиции «Я» и «Ты». Этот слом может быть упразднён только в других временных полостях. Так, например, в стихотворении Х. Хаметовой «Кьил агъузна хкведа вун» («С опущенной головой вернешься ты») в поэтическую реальность включаются моменты прошлого. Они несут в себе жизненные силы в смыслах полноты. Но эти моменты прошли, недействительны. Действительно настоящее время, в моментах которого жизнь лишена экзистенциальной полноты. Содержательное наполнение моментов прошлого и настоящего определяется образными характеристиками лирического объекта. В его образную организацию включается смысл неверности, который есть причина разыгравшейся в настоящем душевной драмы лирического «Я»: Мегер зинни ви арада, Авайни муькъвер? Белки абур тухванат1а, Гьинва бес селлер? Вафасузвал агатнани, Авачиз хабар? [6, с. 77].
Разве между мной и тобой,
Были мосты?
Может их унесли,
Где же тогда сели?
Неверность сблизилась [с тобой],
Без [твоего] ведома?
Экспрессивно-эмоциональный мир существенен как активно переживаемое внутреннее состояние, носителем которого является женская душа автора-поэтессы. Овеществление этого состояния делает необходимым поиск соответствующих средств, приемов, через которые оно транслируется наружу В результате целое душевной жизни распадается на отдельные атрибуты, моменты, из которых и складывается завершенное целое образа лирического героя. Одним из этих средств, которое часто встречается в любовной лирике Х. Хаметовой, являются вопросительные предложения. Вопросительная конструкция, по мнению А.С. Мухина, «иллюстрирует ход мыслей лирической героини, находящейся в постоянном напряженном поиске нужного образа, чтобы полнее выразить свой внутренний мир, мысль облечь в словесную форму» [7, с. 54].
В вышеприведенном стихотворении прием обращения, который лежит в основе его композиционной организации, построен в грамматических конструкциях вопросительного предложения. Развернутый в этих конструкциях поэтический дискурс обладает рядом специфических черт, определяющих структурную и ритмическую основы его строфической композиции. Риторическое содержание вопросов выводит лирического героя («Ты») из зримого пространства, в результате становится возможной конструкция событийного прошлого в неких нереальных, метафорических смыслах: / Авайни муькъвер? /Белки абур тухванат1а, /Гьинва бес селлер? (Разве между мной и тобой / Были мосты? / Может их унесли, / Где же тогда сели?). В семантических полях этих смыслов душевная жизнь раскрывается в тончайших нюансах чувствований, сентенций. «Ощущение собственного бессилия, неумения помочь тому, кого хотела бы видеть прекрасным, страдания по невозвратимой потере наполняют» [3, с. 113] стихотворение Х. Хаметовой, «помогая передать глубину переживаний» [там же].
Риторические вопросы придают образу влюблённого особую пластичность, что делает его присутствие в переживаниях лирической героини тотальным. Кроме того, «овеществление» чувственного мира в риторических вопросах часто прерывает течение мысли, что делает возможным проявление эмоций в разных степенях интенсивности. Таким образом достигается диалектичность внутренней энергии, исходящей из мыслящего сознания (субъекта поэтического творчества). Так, например, в стихотворении, начинающемся со слов «Им кьве югъ тир» («Это были два дня»), лирическая героиня обращается к избраннику сердца, который «уже второй день находится на рыбалке», со следующими словами: Ахъая сир,
Гьи гьуьлерал хьана вун? Юмшагъ тирни, Пехъи тирни лепеяр?... ...Эциг чанта, Гьатнани ваз балугъар? Раскрой [мне] тайну, В каких морях ты был? Мягкими были, Буйные были волны? ...Положи суму, Попалась тебе рыба?
Пространство приёма обращения замыкают образные формы лирических героев («Я» и «Ты»), которые включаются в поэтический дискурс в позиции «лицом к лицу». Лирическая героиня обращается к своему собеседнику со словами
Библиографический список
«Открой свою тайну». Однако дальше встречаются слова (море, волны, рыбы), предметно-понятийное значение которых настраивается отдельными символическими смыслами. Развертывание этих смыслов создаёт определенные ассоциативные поля, символизирующие суть разлуки одиночества, в то время как образ влюблённого растворяется в «нежных» или «бешеных» волнах моря.
В композиционных и ритмических организациях произведений Х. Хамето-вой огромное значение имеет и время. Оперируя сущностными характеристиками времени, различных его пластов, поэтесса создает внешне объективированную, «опредмеченную» жизненную ситуацию, порывы которой включаются в символически отработанные линии времени. В результате становится возможным представление различных временных пластов в акте одновременности.
Стихотворение Х. Хаметовой «Агь, къенин югъ...» («Ах, сегодняшний день...») начинается с междометия «ах», которое представляет чистые, лишенные от чувственных впечатлений жизненные интенции «Я» в начальных позициях его образной целостности. Собранные понятийными структурами слова «гуьгьуьл» («настроение») в единое смысловое целое эти интенции включаются в композицию произведения, в реалиях которой сращиваются с явлениями действительности, тем самым образуются ассоциативно-метафорические поля.
Настроение сравнивается с сегодняшним днем, которое, как и оно, меняется каждую минуту; с солнцем, которое иногда закрывается тучами, иногда открывается, как цветок. Таким образом, уподобление настроения с явлениями окружающей действительности делает возможным создание образных конструкций, через которые представляется «встревоженное сердце» «Я» («Теспача ква рик1икни зи» («Встревожено и сердце мое»)) в эмоционально-экспрессивных, душевно прочувственных окрасках:
Агь, къенин югъ, декьикьада Дегиш жезва зи гуьгьуьл хьиз. Гагь цифери к1евзава рагъ, Ахъа жезва гагь ам гьуьл хьиз[6, с. 70]. Ах, этот день, за минуту Меняется, как мое настроение. То солнце уходит за облака, То расплывается в лучах, словно море.
Образные конструкции (тропы), несущие индивидуальные смыслы мировоззрения поэта, писателя, располагают определенными принципами организации, которые корректируются реальными соотношениями предметов и явлений. Поэтому «игнорирование действительных связей предметов ведет к тому, что троп, поэтический образ лишается познавательной ценности, содержательности, глубины обобщения, нарушается важнейший закон искусства - единство индивидуального и типического. Вместо выявления сущности изображаемого поэтический образ становится самоцелью. Образность оказывается мнимой. Разрушается цельность художественного произведения» [8, с. 47]. В уподоблениях, сравнениях настроение «Я» сливается с природными явлениями, включается в единый универсальный принцип бытия - движение, изменение, в результате чего выковывается душевная форма ситуации одиночества.
Таким образом, в строфических композициях любовной лирики Х. Хаме-товой развертываются структурные реалии единого, ценностно определенного смыслового целого (одиночества), в пространстве которого разыгрывается драма жизни. «Сценические» явления этой драмы в вербальных конструкциях встраиваются в определённую последовательность, в линиях которой упорядочиваются эмоционально-экспрессивные переживания «Я»-субъекта (лирического начала). Из этих переживаний стекают силы, которые в символических формах представляют внутренний мир поэтессы в глубинных, прочувственных впечатлениях женской души.
1. Юсупова Ч.С. Три десятилетия аварской поэзии. Махачкала: ДНЦ РАН, 1998.
2. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература - 1950 - 1990-е годы (Том 2, 1968 - 1990). Available at: http://royallib.com/read/leyderman_n/ sovremennaya_russkaya_literatura_1950_1990_e_godi_tom_2_1968_1990.html#20480
3. Темирханова Г Современная лезгинская поэзия. Махачкала: Дагестанское книжное издательство, 1988.
4. Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий: учебное пособие. Москва: Флинта: Наука, 2002.
5. Степанов ГВ. К проблеме единства выражения и убеждения (автор и адресат). Контекст. 1983. Литературно-теоретические исследования. Москва, Издательство «Наука», 1984.
6. Хаметова Х. Доверие. Махачкала, 1985.
7. Мухина А.С. Речевое поведение лирических героинь А. Ахматовой и М. Цветаевой. Нижневартовск: Издательство Нижневартовского государственного университета, 2014.
8. Выходцев П.С. Субъективное и объективное в литературе (Поэтический образ). Время, пафос, стиль. Художественные течения в современной советской литературе. Москва, Ленинград: Издательство «Наука», 1965.
9. Хаметова Х. Древо Вселенной. Махачкала: ГАУ РД «Дагестанское книжное издательство», 2018.
References
1. Yusupova Ch.S. Tri desyatiletiya avarskoj po'ezii. Mahachkala: DNC RAN, 1998.
2. Lejderman N.L., Lipoveckij M.N. Sovremennaya russkaya literatura - 1950 - 1990-e gody (Tom 2, 1968 - 1990). Available at: http:/Aoyallib.com/read/leyderman_n/sovremennaya_ russkayajiteratura_1950_1990_e_godi_tom_2_1968_1990.html#20480
3. Temirhanova G. Sovremennaya lezginskaya po'eziya. Mahachkala: Dagestanskoe knizhnoe ¡zdatel'stvo, 1988.
4. Zamanskaya V.V. 'Ekzistencial'naya tradiciya v russkoj literature XX veka. Dialogi na granicah stoletij: uchebnoe posobie. Moskva: Flinta: Nauka, 2002.
5. Stepanov G.V. K probleme edinstva vyrazheniya i ubezhdeniya (avtor i adresat). Kontekst. 1983. Literaturno-teoreticheskie issledovaniya. Moskva, Izdatel'stvo «Nauka», 1984.
6. Hametova H. Doverie. Mahachkala, 1985.
7. Muhina A.S. Rechevoe povedenie liricheskih geroin'A. Ahmatovoj i M. Cvetaevoj. Nizhnevartovsk: Izdatel'stvo Nizhnevartovskogo gosudarstvennogo universiteta, 2014.
8. Vyhodcev PS. Sub'ektivnoe i ob'ektivnoe v literature (Po'eticheskij obraz). Vremya, pafos, stil'. Hudozhestvennye techeniya v sovremennoj sovetskoj literature. Moskva, Leningrad: Izdatel'stvo «Nauka», 1965.
9. Hametova H. Drevo Vselennoj. Mahachkala: GAU RD «Dagestanskoe knizhnoe izdatel'stvo», 2018.
Статья поступила в редакцию 11.01.22
УДК 811.161.1
Wang Y., postgraduate, Department of Russian Linguistics, Faculty of Philology, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia),
E-mail: [email protected]
THE CODIFICATION OF COMPOUND NOUN SPELLING IN THE "DICTIONARY OF CHURCH SLAVONIC AND RUSSIAN LANGUAGE" (1847). The article deals with codification of the continuous and hyphenated spelling of compound nouns in the "Dictionary of Church Slavonic and Russian Language" of 1847. The objective of the article is to establish the patterns of spelling of compound nouns based on the dictionary entries of the most important source of information about the norm of the Russian literary language in the mid-19th century. These patterns are being compared with the recommendations of grammar books of the time. The analysis made it possible to classify compound nouns registered in the dictionary in accordance with their composition and spelling, and then compare the established norm with modern rules. In addition, the article identifies and analyzes cases of variability in the spelling of compound nouns. As a result, the role of the "Dictionary of Church Slavonic and Russian Language" (1847) in forming the modern spelling norms for compound nouns has been specified.
Key words: history of Russian spelling of 19th century, usage and codification, spelling of compound nouns, continuous and hyphenated spelling.
И. Ван, аспирант, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: [email protected]
КОДИФИКАЦИЯ ОРФОГРАФИИ СЛОЖНЫХ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ В «СЛОВАРЕ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКОГО И РУССКОГО ЯЗЫКА» 1847 ГОДА
Статья посвящена кодификации слитного и дефисного написания сложных существительных в «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г Цель статьи - установить закономерности орфографии сложных существительных на основании словарных статей - важнейшего источника сведений о норме русского литературного языка середины XIX в. Данные закономерности сопоставлены с рекомендациями грамматических сочинений того времени. Проведенный анализ позволил распределить сложные существительные, представленные в словаре, на группы в соответствии с их составом и правописанием, а затем сравнить установленную норму с современными правилами. Кроме того, в статье выявлены и проанализированы случаи вариативности орфографии сложных существительных. В результате нами определена роль «Словаря церковнославянского и русского языка» 1847 г в формировании современной нормы правописания сложных существительных.
Ключевые слова: история русского письма XIX в., узус и кодификация, орфография сложных существительных, слитное и дефисное написание.
Проблема правописания сложных существительных является одной из самых актуальных в современном русском письме.
Цель настоящего исследования - установить норму орфографии сложных существительных в соответствии с рекомендациями «Словаря церковнославянского и русского языка» 1847 г. [1], этого важнейшего источника сведений о норме русского литературного языка середины XIX в., и сопоставить выявленную норму с рекомендациями грамматических сочинений того времени и современными правилами.
Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи:
- выбрать все сложные существительные из словарных статей источника;
- распределить исследуемые слова по группам в соответствии с их составом и орфографией;
- установить закономерности правописания сложных существительных в словаре;
- сопоставить данные закономерности с рекомендациями грамматических сочинений середины XIX столетия;
- выявить и проанализировать случаи вариативности орфографии исследуемых слов.
Научная новизна предпринятого исследования определяется отсутствием в науке диахронического описания этапов формирования нормы правописания сложных существительных.
Теоретическая и практическая значимость работы состоит в необходимости учета исторического материала при кодификации современной орфографии и выработки методики обучения грамотному письму.
Начальный этап кодификации правописания сложных существительных исследует О.И. Онацкая [2; 3], опираясь на данные «Словаря Академии Российской» (САР) 1-го (1789-1794 гг.) и 2-го (1806-1822 гг.) изданий, а также правописного узуса XVIII - начала XIX вв. В нашей работе мы рассмотрим дальнейшее развитие этой особенности русской орфографии. Все сложные существительные в первую очередь следует разделить на те, которые пишутся в основном слитно, и те, в орфографии которых преобладает дефисное написание.
Группу слитных написаний представляют слова с соединительной гласной. В «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г отмечено более 400 таких лексем, например: Рукоположете (1, 6), Злослове ( 1, 29, 172, 320), Благотворене ( 1, 329, 331), Священноначальникъ (П, 148), Водоворотъ (П, 6, 189; V, 127, 244) и т.д. (Здесь и далее римская цифра означает номер тома
«Словаря церковнославянского и русского языка» 1847 г., а число после запятой - номер страницы).
Нетрудно заметить, что в основном эти слова пишутся слитно.
Только 10 сложных слов с соединительной гласной пишется дефисно: Четверо-угольникъ (1, 24), Животно-растене (П, 96), Церковно-служитель (Ш, 507), Священно-архимандритство (V, 110), Священно-архимандритъ (V, 110), Свяшенно-'ерей (IV, 109), Северо-востокъ (IV, 261, 374), Северо-западъ (V, 261), Юго-западъ (V, 131, 261), Юго-востокъ (V, 261). Прокомментируем данные написания.
В трех из представленных здесь слов вторая часть начинается с гласной, что может объяснять выбор такой орфографии: Четверо-угольникъ (1, 24), Свя-щенно-архимандритство (V, 110), Священно-архимандритъ (V, 110), Священ-нмерей (V, 109).
Однако большинство дефисных написаний существительных с соединительной гласной обозначает стороны света: Северо-востокъ (V, 261, 374), Северо-западъ (V, 261), Юго-западъ (V, 131, 261), Юго-востокъ (V, 261), что соответствует современной норме. Заметим, что орфография данных образований в САР первого и второго изданий была иной: «юговостокъ (I, ч. 6, с. 1009); югозападъ (I, ч. 6, с. 1009; 11,4. 6, с. 1422)» [2, с. 55]. Подобные написания встретились и в нашем словаре (Юговостокъ (V, 475), Югозапад (V, 475, 476), что свидетельствует о неустойчивости орфографии слов данной группы в исследуемый период.
Группа дефисных написаний подразделяется на несколько подгрупп.
I. Сложные существительные, в которых «первая часть иноязычная, оканчивается на гласную и самостоятельно не употребляется (авиа, санти, теле)» [4].
В «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г кодифицировано дефисное написание многочисленных морских терминов, относящихся к данной подгруппе: Бизань-мачта (П, 231), Брамъ-стеньги (V, 385), Вантъ-клотни (I, 99), Вантъ-трапъ (1, 99), Ватеръ-тали (1, 101), Гинь-блокъ (1, 261), Катъ-блокъ (П, 166), Кейзеръ-флагъ (П, 170), Клюзъ-бакъ (П, 180), Крюйсъ-брамсель (П, 231), Кофель-нагель (П, 213), Мартинъ-штагъ (П, 288), Нокъ-гордень (V, 390), Старнъ-постъ (V, 220, 384), Трисель-мачта (V, 298), Форъ-брамсель (V, 391), Швицъ-сарвень (V, 150, 451), Штуръ-валъ (V, 464), Штуръ-тросъ (V,
464). И еще более 70 подобных образований пишется дефисно. Вариативность практически отсутствует: представлено лишь единичное слитное написание слова Брамстенга (1, 79) наряду с Брамъ-стенги (V, 458).
Отметим особо образования Нордъ-вестъ (П, 465) и Нордъ-остъ (П,
465), которые соотносятся с русскими северо-запад и северо-восток, прохо-
